Я люблю свою цензуру!

Алишер Таксанов: литературный дневник

Восхитительные эпитеты узбекистанского читателя в адрес центрально-азиатских надзирателей слова


Пусть на Западе или на Востоке критикуют нашу цензуру, пусть, брызгая слюной, кричат, что это, мол, признак авторитаризма, тоталитаризма и всего прочего, пускай они пишут в своих диссертациях об отсутствии демократии в Узбекистане (а также иных государствах региона), но все равно мне эта служба милее и роднее. Когда я ложусь спать, то вначале молюсь в адрес тех служителей Буквы, Точек и Запятых, которые сидят на третьем этаже Ташкентского концерна «Shark» (что означает «восток», а не «акула», хотя «акула» ближе по смыслу), и оберегают мой покой. Мне хочется проснуться утром, взять тепленькую, прямо из-за печатного станка, газетку и прочитать радостные вести с трудовых полей: например, как фермер Тешабой-ака сдал в государственный хирман 10 тонн хлопка (пускай, он не сразу получил за это деньги), как слесарь Иванов починил трубу (которая уже 30 лет гнила и дальше гнить будет), как учительница Мархабо-опа учит первоклассников Конституции и объясняет им, что 7-летний срок правления президента лучше, чем пятилетний, а двухпалатный парламент – эффективнее, чем нынешний однопалатный. Люблю читать про успехи наших ученых (которые в свою очередь получают нищенскую зарплату), о преподавателях вузов, дающих знания студентам (и берущих в свою очередь взятки на пропитание), а также о предпринимателях, заботящихся не о пресловутой рыночной цели, то бишь извлечению прибыли (о которых пишут западные экономисты), а заполнению рынка товарами и услугами, исправно платящими налоги (а также «налоги» со стороны местных администраций) и боготворящих благоприятный деловой и инвестиционный климат в стране.


Читая все это, чувствуешь, как гордость и спокойствие заполняет душу. О, боже! Как приятно жить в такой республике. Затем я начинаю просматривать события за рубежом, и прихожу в ужас от того, что где-то в России учителям не выдают зарплату, где-то в морозной Тюмени в губернаторство лезут всякие там проходимцы, кандидатура которых не была заранее согласована и одобрена в Аппарате Президента России, что идет война в Чечне и на Балканах, опять неспокойно на Ближнем Востоке. Разве можно травить людей такой гнусной информацией?


Конечно, нет! Но ведь люди переваривают все, что им с ушат сбросит гнусная «свободная» журналистика. И разве будет спокойно спать человек, прочитавший, что милиция выбивает деньги у предпринимателей, таможенники сами провозят контрабанду, а чиновники спокойно берут «на лапу», а МИД Узбекистана объявляет бойкот свободолюбивой Кубе? Я, например, дошел бы до истерики! И все это происходит потому, что там нет цензуры, этого благородного фильтра, отделяющего негативное от приятного!


И, слава богу, что в Узбекистане есть цензура, которая живет подпольно от законов, а действует официально. Читая «Народное слово» или смотря «Даракчи» по местному TV, мне порой хочется расцеловать журналистов, которые прошли беседу у надзирателей слова и теперь до нас доводят только хорошие новости. Нет, конечно, нужно говорить и о негативном, но все негативное должно быть дозированным, тщательно взвешенным, отредактированным, получившим «добро» сверху. Не надо говорить жителям Узбекистана о том, что на узбекских минах подрываются таджикские пастухи, в том числе и дети, не стоит упоминать и о том, что мы перекрываем газ кыргызам в зимнее время. Лучше написать о том, что хитроумные кыргызы решили продавать нам воду, которая раньше шла всегда бесплатно! Вот это и есть вам нелицеприятный факт, вот и негатив. Об этом писать нужно!


Мои любимые цензоры заботятся о моем здоровье – они не пропускают в печать статьи, которые могут подорвать и без того расшатанные нервы. Они снимают материалы о землетрясении 1966 года, чтобы я не стал думать, что это вновь повторится сейчас. Они изымают фотографии ветеранов Великой Отечественной войны 1941-45 годов с советскими наградами, так как можно подумать, что эти награды лучше нынешних узбекских. Зато они разрешают печатать статьи, которые утверждают, что в 1995 году нужно было одновременно избирать и парламент и президента, и поэтому просто жизненно важно продлить сроки полномочий Ислама Каримова еще на пять лет, а в 2002 году – статьи, в которых оговаривается, что парламент и президента избирать необходимо в разные время, и поэтому стоит вновь продлить сроки ныне действующей главы государства уже на семь лет. Вот так могут работать только настоящие цензоры – иногда открыто и грубо, а иногда – мягко и ненавязчиво, мол, это идет от души народа.


А вы помните, как шли в Узбекистане президентские выборы 2000 года? Цензоры заставляли, чтобы во всех газетах был выдержан один стандарт: писать большую статью, как встретился Ислам Каримов, например, с избирателями Кашкадарьинской области, и все выступавшие на трибуне призывали население региона голосовать 9 января за ныне действующего президента, а в отношении его оппонента, председателя Народно-демократической партии, доктора Абдухафиза Джалалова – малюсенькую статеечку, как он встретился с избирателями Самаркандской области, но почему-то все выступавшие призывали голосовать только «за достойного кандидата в президенты», и не произносили имени Джалалова, словно оно было проклято или выступавшие не могли правильно произнести труднопереваримую фамилию. Потом в «Народном слове» вышла разгромная статья в отношении предвыборной платформы и программы Джалалова, а когда один из экспертов попытался там же опубликовать свое негативное мнение в отношении программы Ислама Каримова, так его быстро отшили, мол, замахиваешься на святое. Точно также было в отношении наружной рекламы: везде Ислам-ака с народом республики (держит детей, обнимается со стариками, хвалит подрастающее поколение), а его оппонент почему-то постеснялся выставить свою рекламочку хотя бы в пустыне Кызылкум. Этого человека видели только на однотипном плакате как кандидата в президента – и все, видимо для того, чтобы народ Узбекистана знал, на кого нужно плевать, идя к избирательным урнам. Так что цензура – это явление государственное, более того, именно на ней строится весь политический режим страны. И поэтому я поддержал свою цензуру, идя голосовать 9 января 2000 года за «достойного из кандидатов». Потом народ с удовлетворением узнал, что «недостойный из кандидатов» голосовал тоже за «достойного», а не за себя, недостойного. Молодец! Это по-нашему, по-цензорски! Видимо, этот правильный поступок стал известен «достойному» и «недостойный» остался жить в стране, ибо другой, тоже «недостойный», еще в 1991 году пытался стать «достойным», но через два года его выгнали из Узбекистана и еще через несколько лет обвинили в связях с террористами.


В Казахстане с большим интересом отнеслись к опыту узбекской цензуры, во властных структурах так и стремятся реализовать «достижения» соседа в «теневой игре» с национальными СМИ. Используются разные механизмы: это и как ужесточение законов, так и использование прямого или теневого давления на масс-медиа. Так, например, администрация г.Алматы решила ужесточить правила распространения так называемых эротических изданий, и под таковые чиновники подвели такие общественно-политические газеты как «Караван» и «Новое время». Всем известно, что в Узбекистане секса нет, есть просто размножение (это фиксируется статистикой в графе «рождаемость»), всякое упоминание о половых влечениях между мужчиной и женщиной, а также нескромные фотографии изымаются бдительным надзирателем слова из третьего этажа. Поэтому в узбекистанских газетах женщины изображены только от шеи вверх или в полном облачении, как космонавт в скафандре, без всякого намека на эротику. Но казахстанские цензоры переплюнули своих узбекских собратьев, заявив, что теперь проверку на факт публикации порнографии в печатных изданиях будут проводить в Институте судебно-медицинской экспертизы, то есть обычные патологоанатомы, которые ковыряются во внутренностях человека и устанавливают причину смерти, теперь начнут заниматься в сфере высокого искусства, а их должности будут называться эксперт по художественной патологоанатомии. Все вроде бы демократично и правильно. Вот за это я страстно полюбил казахстанских цензоров. Вот это виртуозы своего дела, вот это мастера! А то действительно, придумали в «Караване» проводить конкурс «Мисс Топлесс», где представительницы прекрасного пола демонстрируют то, что обычно прячут в лифчиках. Разве такое возможно в восточном обществе, которое иногда себя называет островком Запада?


Конечно, только отцам города Алматы с их колокольни виднее, какие СМИ можно считать порнографическими, а какие – эротическими, ибо они должны зреть на все, что происходит под их носом, быть в курсе последних веяний политического ветра. А ветер с правительственного Олимпа меняет направления ежедневно. Например, в середине февраля 2002 года Президент Казахстана Норсултан Назарбаев собрал несколько тележурналистов в своем кабинете и им прямиком заявил, что в стране действует 70 телеканалов. И спросив журналистскую братию: «Не многовато ли?», сам же ответил: «Я считаю, что многовато!» То есть не зрители, не экономика определяет необходимость такого числа телестанций, а сам глава государства. И его не интересовало, что есть зрительская аудитория, есть общественное мнение, что телестанция – это рабочие места, плюс налоги в госказну, плюс зарплата работникам. Теоретически это называется «государственное регулирование экономикой, в частности, в СМИ», а на практике – обычным произволом. Этим самым Казахстан приблизился к Узбекистану и Туркменистану на еще пару шагов, создав интеграционное сообщество «Долой свободную прессу!». Так что в одном направлении интеграция в Центральной Азии, слава аллаху, хоть происходит.


Популярным в Центральной Азии становится такой «законный» способ указания прессе на дверь, как неожиданный отказ типографии печатать издание, которое пришлось не ко двору власти. Причем это делается порой в ущерб самим типографиям, которые заинтересованы в заказах как путники в воде, но они вынуждены на это идти, так как на это есть «божественный» указ свыше. В ход идут разные предлоги: и нехватка мощностей (странно, 2 дня назад они были), бумаги (интересно, а куда она девалась?), краски (неужели ее выпили алкаши как денатурат?) и многое другое – и все в нарушение принятых договоров. Такие «механизмы» использовались в отношении казахстанской газеты «Республика», а также кыргызстанских «Асаба», «Рес Публика» и других. Подобное произошло и в Самаркандской области в отношении газеты «Самарканд», которую типография отказалась печатать после того, как ранее выпустила издание с пробелами (это были те места, которые сняла цензура и которые редакция отказала заменить другими статьями).


Но вернемся в Казахстан. В Павлодаре решили закрыть телестанцию, так как судья решила, что этой организацией не выполняется закон в части 50%-го вещания на казахском языке. Неважно, что никто не смог объяснить, как и кто определил этот процентный показатель в телеэфире, главное другое – теперь вполне на «законном» основании можно закрывать неугодные масс-медиа. До такого, если честно, еще не додумались в Узбекистане. Там просто закрывают – и все! И ничего не добьешься – об этом свидетельствует хотя бы история с закрытием частной телестанции в Хорезме и преследовании ее директора Шухрата Бабаджанова, которого Генеральная прокуратура обвинила в преступлении, мол, он подделал подпись, чтобы вступить в секретную, высокооплачиваемую организацию – Союз художников. Правильно делают цензоры из прокуратуры! Эти независимые художники так расписывают нашу жизнь, что после этого многих тянет под уголовные статьи. И поэтому нужны превентивные меры, например, отправить таких журналистов-художников в места не столь отдаленные.


Но это идет по линии официального давления, так сказать, «правового». Но ведь есть и другие способы «управления» СМИ, например, физическое устранение, что очень популярно в Казахстане. С осени 2001 года за журналистами и сотрудниками казахстанского «Медиа-холдинга» идет охота со стороны «уголовных» элементов и правоохранительных органов. Вначале изгнали из страны первого редактора газеты «Караван», потом избивали ее журналистов, и полиция делала вид, что ничего не произошло, мол, газетчики сами «поскользнулись, упали, очнулись – гипс!». Потом, если их даже и избивали, но ведь это делали криминальные структуры, а правоохранительные органы тут, мол, ни причем. Так ли это? Цензоры из районной полиции г.Алматы решили проучить издание, пригласив к себе водителя угнанной из холдинга машины и управляющего делами на собеседование. Беседа шла мирно, спокойно в течение 27 часов, без адвоката (зачем лишние уши и глаза при разговоре тет-а-тет?) и информирования родных и близких о факте такой встречи. Правда, после этой беседы водителя положили в больницу с диагнозом сотрясения мозга, переломов костей и ушибов, а управляющий делами вышел ошарашенный после многочасового психологического давления. То, что с ними делали в полиции, он рассказывал по каналу «КТК» и напоминало историю недавнего прошлого – лет 50 назад в Германии и в организации, именуемой «гестапо». Нужно добавить, что такие методы уже давно апробированы в соседнем Кыргызстане: там темные личности поджидают независимых журналистов и дубасят их, желая отучить от правописания.


Наверняка, узбекские цензоры, узнав о подвигах своих казахстанских и кыргызстанских собратьев, стали хлопать им в ладоши: «Браво! Брависсимо!» Пускай это грубо, примитивно, но все же правильно! Только так поступают радетели нашего великого будущего – цензоры. В Узбекистане такие «товарищи» поговорили со свободолюбивым журналистом Русланом Шариповым – и он очутился в больнице! Это чисто по-восточному: мирная беседа, которая сопровождается изменениями в состоянии человеческого организма. Иногда наших рыцарей пера и бумаги сажают в тюрьма, иногда им грозят по телефону, мол, уши обрежем, иногда засылают милицию в квартиру, якобы для проверки паспортного режима, а затем стремятся переманить в РОВД, чтобы там при помощи резиновых демократизаторов установить истинное место проживания такого журналиста.


А ведь в отряд этой популяции (извините за биологический термин) стремятся и другие ведомства в Узбекистане, не только «Узлит» из Госкомпечати. К примеру, Министерство иностранных дел как-то намекнуло журналисту из «Каравана» Руслану Минулину, который в ноябре 2001 года прибыл в Ташкент, что все статьи он должен показывать ИА «Жахон» на цензуру и от этого зависит его пребывание в стране. Руслан не понял прямого намека и написал статью о бухарском семействе Кораевых, которое убивало людей и продавало человеческое мясо в рестораны. После этого газету, которая итак была не во вкусе у местных чиновников, запретили ввозить в республику.


Другой способ – это игнорирование иностранных СМИ. Два года ждал своей аккредитации в узбекском внешнеполитическом ведомстве корреспондент информационного агентства «Рейтер» Шамиль Байгин. А представитель шведского журнала «Центральная Азия и Кавказ» в Узбекистане Алишер Таксанов ждет этой аккредитации с августа 2001 года. На его письменные запросы МИД хранит гордое молчание, а на телефонные звонки сотрудник Эшнур Джаббаров отвечает, мол, ваш вопрос еще не решен и неизвестно когда будет рассмотрен. Хотя само министерство разработало и правительство своим постановлением № 391 от 11 сентября 1998 года утвердило «Основные правила, регулирующие на территории Республики Узбекистан профессиональную деятельность корреспондентов средств массовой информации иностранных государств». Там в пункте 6 записано: «Решение об аккредитации постоянного корреспондента принимается Министерством иностранных дел Республики Узбекистан в срок не более двух месяцев». Но МИД Узбекистана не аккредитует и не отказывает в аккредитации (ведь нужно как-то обосновывать отказ научному изданию, которое пользуется спросом в 35 странах мира), оно просто игнорирует. Это испытанный еще большевиками (и взятый на вооружение узбекскими цензорами) метод надзирательства, мол, если закрыть глаза, то не видно, а если не видно, то этого не существует. Очень напоминает теорию субъективного идеализма, что многие цензоры учили в вузах по курсу марксистско-ленинской философии.


Поэтому я страстно обожаю нашу цензуру – оно вносит свой вклад в развитие демократии в нашей стране и делает интересным общественную жизнь. Дай бог много лет этой службе, а также тем людям, которые ворочают дела государства в «тени», то есть под прикрытием этой цензуры. Авось и меня туда когда-нибудь возьмут, ведь в душе – я истинный надзиратель слова и буквы.
(5.03.2002)



Другие статьи в литературном дневнике: