Прежние цензоры вернулись в кабинеты и заняли свои места. Появился список закрытых тем для печати. Запрещены были такие слова как Ленин, Сталин, КПСС, Советский Союз, Москва, революция, коммунизм, пионер и многое другое. Даже нельзя было печатать «Узбекская ССР» поскольку, по мнению цензоров и их хозяев, это вызывало неправильные чувства у граждан. Главным цензором считался Рустам Шагулямов, председатель Госкомпечати, а его заместителем – Эркин Камилов, человек, считавший себя семафором, то есть он давал свет проезду транспорту (журналистам, СМИ) на дорогу – в информационное поле (так можно понять это из текста Карим Бахриева, написавшего книгу о цензуре – кстати, великолепная работа, советую почитать!). Я встретился один раз с этим человеком. Тогда я был корреспондентом «БВВ» (1999 год) и спустился вниз, чтобы разрешить одну проблему – мои статьи о Кыргызстане не пропускали. Это была полоса с тремя материалами: о узбекско-кыргызских экономических отношениях, интервью с губернатором Баткенской области и мэром г.Оша о праздновании трехтысячилетия города. Нормальные тексты. Однако цензор узрел в них что-то нехорошее.
- Тебя ждет Эркин-ака, - сказал цензор, который контролировал наше издание, и показал в соседний кабинет.
Там сидел невзрачный и хмурый человек. Уже по лицу было видно, насколько желочный он, не терпящий дискуссий и не уважающий иного мнения.
- Я автор этой полосы, - сказал я. – Что не устраивает вас в моем материале?
Камилов брезгливо посмотрел на меня и заявил:
- Все неустраивает...
- А можно конкретнее...
И тут я был ошеломлен ответом:
- Нет такой республики как Кыргызстан!
- Чего-чего? – не поверил я своим ушам. Какой-то цензор с третьего этажа издательского комплекса «Шарк» вносил поправки в политико-географическую карту мира. Наверное, несколько миллионов граждан соседней страны подпрыгнули в этот момент, почувствовав, что их «ликвидировали».
- Нет такой страны Кыргызстан! – со злостью произнес Эркин Камилов и стукнул карандашом по столу, типа, точка – и никаких разговоров.
- Интересно, а где же я был, у кого брал интервью? – недоумевал я.
- Не знаю, где вы были, не интересно мне знать, что вы брали, но этот материал я запрещаю к публикации! – отрекзал цензор.
Я был возмущен и начал говорить о недопустимости подобных действий. В ответ Эркин стал повышенным голосом объяснять о значимости его должности и института охраны тайн для политической стабильности Узбекистана. В тот момент я съязвил: «Ага, новая Святая инквизиция, а вы старший палач-инквизитор? С возвращением вас в средневековье!», чем вывел собеседника из терпения.
- Во-о-о-н! – заорал он, вскакивая с места. В этот момент он точно был похож на инквизитора. – Во-о-он! – орал он, рукой указывая направление, куда мне следует двигаться. Я встал, пожал плечами и пошел. Вслед мне полетели полосы с моими статьями. Но я их подымать не стал...
Редактор Люба Эберзенок потом сообщила, что имела неприятный разговор с Камиловым по поводу моей персоны и моих опасных речей. «Больше туда не ходи», - предупредила она. Ха, словно я туда ходил молиться, нужно мне посещать глубокозаконспирированную организацию, которая запрещена Конституцией, но о существовании которой знает практически любой человек, имеющий отношение к полиграфии, СМИ и журналистике.
Не скажу, что это было первое и последняя моя встреча с Эркином Камиловым. Нет, непосредственно я с ним не сталкивался, но вот он уж ревностно относился к тому, что я писал. Хочу заметить, что впервые я услышал это имя, когда готовил рукописи к депонированию. Я тогда работал в Ташкентском институте народного хозяйства и подготовил свою монографию к депонированию в ГФНТИ (Государственный фонд научно-технической информации). Нужна была справка с УзЛита о допуске к публикации. Вот там-то и пошли первые спотыкания. Цензоры вмешивались в текст, меняли цифры и т.д. Я сопротивлялся как мог, но уж слишком неравны были силы. Но с другой стороны, депонирование на тот момент было единственной формой публикации больших по объему материалов. Именно тогда я выпустил статьи и монографии «Узбекское крестьянство в условиях многообразия форм собственности», «Рынок, собственность и социальная структура общества», «Социальные проблемы вхождения Республики Узбекистан в рыночную экономику», «Рыночная экономика и особенности преобразования социальной структуры Узбекистана», «Экономико-правовые аспекты формирования социально-рыночной инфраструктуры Узбекистана» (в соавторстве с Шухратом Хакимовым), «Развитие экономических теорий в Узбекистане» (в соавторстве с Т.Абдуллаевой), «Скрытая экономика: история и теория» (тоже с Т.Абдуллаевой).
Но так долго не продолжалось. В один прекрасный день мне вернули монографию, сказав, что Камилов зарубил все. Хочу заметить, что это было начало 1990-х годов, до тотальной цензуры еще не доходило, хотя старые догорбачевские порядки уже тихо-тихо возращались. Но тогда проблему разрешил отец, который хорошо знал Шагулямова. Он пришел к нему в кабинет, он вызвал Камилова к себе для разборок, тот стал чего-то доказывать с пеной у рта. Но моего отца не легко было вокруг пальца обвести или взять нахрапом. Он дал такой отпор, причем логически и фактически доказывая правоту моего исследования (удивительно, когда папа успел прочитать книгу?), что Шагулямов сам лично расписался, а Камилову осталось только шлепнуть штамп. Тогда он ушел обратно к себе, недовольно бурча, но фамилию взял на карандаш. Злопамятным оказался старикашка.
В 1999 году меня пригласил директор издательства «Миллий энциклопедияси» Нурислом Тухлиев, который, как оказалось, следил за моими публикациями в газетах. Он предложил написать совместный материал. Речь шла о модели социально-экономического развития. Тогда я сам понимал, что любая страна имеет собственную модель, хотя она строится на общих критериях и основах. Ислам Каримов ничего нового не открыл, он просто расширил толкование узбекской специфики своими пятью принципами и семью приоритетами и т.п. Мы спорили друг с другом, но выработали одну концепцию. Разделили участки ответственности, главы и параграфы, то есть определили, кто и что будет писать. Единственное условие, которые я поставил – редкое упоминание президента (потому что президенты приходят-уходят, а мне не хотелось, чтобы книга также умерла вслед за главой государства, как это обычно бывает с политической литературой). К началу осени книга была готова. Тухлиев обработал текст, чтобы была общая стилистика и подходы. Но над одним параграфом он задумался.
- Это цензура не пропустит, - сказал он, показывая на текст о теневой экономике, что было подготовлено мной.
Я и сам это осознавал, однако теплилась надежда, что пропустят. Ведь если мы говорим о модели, то должны учитывать и негативную сторону реформ, в том числе и имеющиеся нелегальные отношения, коррупцию – ведь этого наша страна не избежала. Я этой говорил с убеждением и настойчивостью. Нурислом-ака это понимал, но и понимал и то, что опубликовать это не дадут. К тому же могут быть проблемы потом со властями. И точно – параграф не пропустили. Более того, Эркин Камилов вообще не желал подписывать рукопись, так как соавтором Тухлиева был политически незрелый и опасный тип, то бишь я. Не знаю, как удалось Тухлиеву это дело уладить, но книга под названием «Национальная экономическая модель Узбекистана» вышла не в 1999 году, а в 2000, и при этом 30% текста было изъято.
Книга получилась без критических сторон реальности, слишком теоретизированной, несколько однобокой. Но следует понимать, что в тот момент другого способа изложить свое воззрение мы не могли. Но хочу заметить, что она не была помпезной как у Фахри Рахимова и Мурада Шарифходжаева «Человек, определивший эпоху», подлизной как Леонида Леветина «Критические заметки сторонника Ислама Каримова», а также откровенно фальшивой как Гафарлы и Касаева об экономике Узбекистана (название сейчас не помню) – сплошные дифферамбы в адрес диктатора и почмокивания в округлые места его тела.
Но было удивительно другое – меня перестали упоминать в качестве автора в некоторых материалах и документах. Как-то я был в нархозе и мне попалась книжка какого-то преподавателя с факультета экономической информатики, что была опубликована институтской типографией. В методичке он делал обзор публикаций, и там была упомянута данная книга. Но только в качестве авторов стояли: Н.Тухлиев и другие. «Другие» - это я в множественном числе. Уж не знаю, как меня удалось «размножить». Это я также встречал и в других материалах, в частности, в авторефератах диссертаций. Мне оставалось только усмехнуться – о том, что я был уже в «черных списках» мне было известно.
В 2001 году вышла с Тухлиевым вторая книга «Экономика большого туризма», и это была наша вторая и в тоже время последняя работа. К сожалению, из-за цензуры мы не смогли продолжить сотрудничество.
Следует сказать, что умение писать было замечено в 1994 году в Институте стратегических имсследований, где я работал в отделе экономических проблем. Курировал нас сам замдиректора Вячеслав Голышев. Он весной вызвал меня, а также Ташкулова-юриста и Рустама Джмаева – философа, и дал задание: написать книгу о независимости Узбекистана для Ислама Кармова. Оказывается, каждый год мы должны были выпускать книгу с результатами реформ за прошедший период. Мне поручили описать экономическую сторону, Журабою Ташкулову – правовые реформы, а Джумаеву – политические реалии. Рабочий вариант – «Узбекистан, период независимости: 1993». Не знаю, как другие, а я старался, написал немало страниц, а потом сдал Голышеву – ему было поручено скомплектовать из наших материалов книгу. Видимо, он все сделал, и рукопись ушла наверх. Но результата не было, книга так и не была издана. Мне было жалко те данные и мысли, что были подготовлены, ведь я не имел права упоминать о них, ведь это была уже «собственность» Ислама Каримова.
Но с тех пор мне стало ясно, что книги за И.каримова пишут другие. А он, может быть, вносит какие-то правки...
Да, что касается Рустама Джумаева – припишу небольшой абзац. Мы работали с ним на одном третьем этаже ИСМИ, наши кабинеты были рядом, часто заходили друг к другу поболтать, чашечку кофе попить, что-то обсудить. Он даже стал моим вторым оппонентом при защите кандидатской по философии, о чем, наверное, позже сожалел. Правда, диплом мне так и не дали, ибо я вынужден был спустя почти год забрать документы и диссертацию из ВАКа (мне намекнули, что это не Олимпийские игры, два диплома кандидата наук здесь не выдают одному и тому же человеку). Но Рустам изменился, когда пошел во власть: вначале стал проректором Академии общественного строительства, а потом и пресс-секретарем президента. Уже с высот президентского дворца мы казались ему мурашами. И как-то одной дамочке он заявил, что пришла к нему получать рецензию на автореферат, мол, упоминаемый ею А.Таксанов – враг узбекского народа, и что я в эмиграции (дело было летом 2000 года!). Когда мне это передали, то стало неприятно на душе. Вот, подумал я тогда, гад, из грязи в князи, и уже считает себя первым журналистом страны, имеет право давать установки, кому и что писать! Более того, определять, кто есть враг отечества!
Вообще-то в 1994 году издательством «Адолат» был опубликован четырехтомник «Правовое государство – независимость, нация, экономика, идеология, политика», авторы: Сайфутдин .Жураев, Арслан Таксанов, Рустам Джмаев, Журабой Ташкулов, Шафкитдин Жураев и я, Алишер Таксанов. Вообще-то моя роль там была незначительной, я написал страниц двадцать (времени не хватало, ведь работа в МИДе отнимало у меня все), остальное – дело рук других авторов. Но помню, как от Джумаева то ли в 1996 году прискакал студент с просьбой подписать заявление, что именно Рустам является автором 4-го тома, мол, это ему нужно для защиты докторской диссертации. Мне было все равно, и я поставил свою роспись.
