1-ый тур:
1. Быть женой офицера, это не призвание-это выбор http://www.proza.ru/2015/03/24/1592
Алёна Каткова
Весна! Раннее утро. Ласковое солнце уже начинает обогревать своими лучами городок в Белоруссии. Я с мамой иду в новую школу. Мне 10 лет. Новый коллектив, новые учителя, как меня примут?
Мама всегда поддерживала меня, и всегда переживала о том, как я буду учиться в новой школе. Мы вошли в трёхэтажное красивое здание,поднялись по лестнице на второй этаж. Я подошла к окну,мне было страшно заходить в класс,в тот момент у меня дрожали коленки от волнения. Недалеко от окна стояло несколько девочек,которые переглядывались между собой и хихикали.
Одна из них подошла ко мне и спросила: "Ты -новенькая?"
Да,-ответила я вполне уверенно.
- Тогда пойдём в класс,- рыжая с конопушками невысокого роста девочка,тянула меня за руку. Я чмокнула маму в щёку взяла портфель, и пошла с девочками.
Учительница представила меня классу, как новенькую девочку. И класс меня принял.
Долго ждала папу со службы, чтобы рассказать ему обо всех своих новостях.В этот день он пришёл с работы рано, и с порога неожиданно объявил:
— Завтра заберёте документы из школы, меня переводят в другой город по долгу службы.
— А сейчас, дочка, помоги маме уложить вещи,-и голосом, не терпящим возражений, добавил,
— Один день на сборы!
Мы с мамой были ошарашены такой новостью. Недавно только приехали, и некоторые вещи не успели даже распаковать. Молча стали укладывать посуду в ящики.Я время от времени смотрела на маму. Мне хотелось сделать всё правильно , чтобы посуда не побилась. Стали напевать весёлую песенку, так и собрались. Весь вечер носили вещи в контейнер. И два весёлых солдатика помогали нам.
На новое место службы приехали утром. Папа сразу же ушёл на службу. Мы сдали вещи в камеру хранения, и решили прогуляться по незнакомому городу.
Гродно раскинулся на живописных холмах возвышенности, глубоко рассечённых плавными изгибами реки Неман. Центр города нарезан небольшими улочками, посреди которых возвышалось множество католических и православных храмов. С большим интересом мы с мамой осмотрели достопримечательности города. К обеду изрядно устали. Но, идти нам было некуда. Своего дома у нас не было.Ведь папа только должен был решить вопрос с жильём.
Мы вернулись в военный городок. Отобедав в офицерской столовой. И отправились на холм.что находился недалеко от военной части. Солнышко согревало нас. Широкие кроны деревьев предоставляли нам свой кров. Мягкая зелёная трава устилала холм густым ковром. Щебетание птиц, и лёгкая прохлада навевали спокойствие. Сестрёнка, малышка трёх лет, уставшая от прогулки уснула на руках. Мама, поглаживая её по голове, тихонько утирала слёзы. У неё были красивые глаза голубого цвета,в них не чувствовалось усталости,они также излучали тепло и жизнелюбие.
— Мамочка, почему ты плачешь?-поинтересовалась я.
— Всё хорошо доченька. Это временные трудности.
— Мы должны сохранять спокойствие. А главное держаться всем вместе. Папе тоже сейчас нелегко. Нам надо быть сильными, чтобы его поддержать.
— Смирение и терпение у каждой женщины должно быть. Их надо проявлять всегда для сохранения любви и семьи. Запомни- это доченька. Старайся сохранить то, что тебе дано Божьим даром, оберегай и береги. Семья – это твой сад, и как ты будешь за ним ухаживать, таким он и будет. Быть женой офицера — это не призвание, это выбор. Когда то я сделала свой выбор. Это был добровольный выбор, и теперь разделяю свою жизнь с офицером –твоим отцом,- улыбнулась она.
А я смотрела в небесно -голубые глаза матери, и заворожённо слушала её.
Так мы проговорили до вечера. Проснувшись, сестрёнка начала капризничать, и я постаралась её чем- нибудь занять. Мы читали книжки, играли с ней в прятки. Но, неугомонный ребёнок не сидел на месте. Её любознательность не знала границ, когда она увидела приближающегося папу, тут же бросилась к нему навстречу, и уже через мгновенье довольная сидела у него на руках. С папой мы пошли в офицерское общежитие. Это было большое четырёхэтажное здание гостиничного типа.
Комендант общежития вышла навстречу сказала, что мест больше нет. Один из офицеров, слышавший этот разговор, подошёл к нам и предложил:
— Вы, пока располагайтесь в моей комнате, я переберусь к другу. Живите сколько хотите, пока не решите вопрос с жильём. Он увидел уставшую женщину с двумя детьми и незамедлительно принял такое решение.
- Спасибо большое,- отец поблагодарил офицера.
- Дети действительно устали сильно. Мы только сегодня прибыли с другого города,и пока не устроились. У нас здесь нет ни знакомых,ни друзей.
- Ничего всё устроится,офицер вежливо откланился,отдал ключи и ушёл. Мы довольные,что у нас скоро будет дом поднимались на второй этаж здания.
Через несколько минут мы уже пили чай вместе со всей семьёй. Рассказывали папе о своей прогулке по незнакому городу.
А впечатлений за весь день набралось немало.В той комнате мы прожили несколько дней.Нам было уютно в ней: железная кровать у большого окна, стол на котором всегда стоял букет из красивых цветов. Мама старалась создать нам уют в этой небольшой комнате. Каждое утро мама пекла нам вкусные блинчики. На рассвете она провожала папу на службу. Мы никогда не видели, как он уходил, он просто целовал нас перед уходом, а мы с сестрой спали. Через несколько дней мы получили квартиру, и я наконец-то, пошла в новую школу.
2. Сережка http://www.proza.ru/2011/03/23/1385
Вера Шкодина
… Сережке Пикину в школу идти не хотелось.
Он любил, чтоб его никто не трогал, а разве на уроке посидишь спокойно, особенно у этой Марь Семеновны. Как раскричится: «Ты в школу отдыхать что ли пришел, бездельник!
А что ему эта математика, если он все равно ничего не понимает.
Отстал он серьезно и намного
Скверно было на душе у Сережки. Он и сам понимал: в чем-то они правы, эти учителя. Но разве может лезть в голову математика, если у него такое внутри. Сережка тяжко и длинно вздохнул.
У него, как у всех, были и мать, и отец…
Только лучше… Он даже испуганно оглянулся от такой мысли..
Лучше, если б совсем не было.., чтоб не обидно..
Или его бы не было…, чтобы они не мучили друг друга…
Дома всегда было напряженно. И даже тишина тяжелая, точно вот-вот обрушится потолок.
И Сережка уходил, а они даже не слышали, как он уходил. Им было не до него.
Только иногда, когда приходила учительница домой, отец брался за ремень.
А мать бросалась защищать и обзывала отца извергом.
Дальше уже слушать Сережке не хотелось, дальше он уже все знал, быстренько одевался и уходил.
Потом матери не стало.. Он пришел из школы, а ее нет.
-Уехала, - длинно и грязно выругался отец и зашелся вдруг кашлем.
А Сережка даже не заплакал, только что-то внутри звенело долго и страшно…
.. Ну вот и школа. Сережка нерешительно потоптался у ворот… Пойти, не пойти? Отец побьет. А может, не узнает?
И классная уехала, будет новая….
«В первый же день она на дом не пойдет»,- окончательно успокоил себя Сережка.
И ноги, словно на крыльях, понесли его от школы…
Свобода пугала и радовала .
Целый день – сам, никто тебя не трогает, отец придет только вечером.
А может, на попутке и к матери?
….Мать жила в городе, теперь у нее была другая семья..
Сережку она встречала радостно, но как-то суетливо.
Заглядывала в глаза, беспрерывно вскакивала и разговаривала, точно сама с собой:
«Сережа приехал, вот и Сережа приехал, не забыл свою мамку, не бросил свою мамку».
И неестественно, дробно смеялась, скрывая странное беспокойство в глазах.
Глухая тоска закрадывалась в душу Сережки.
«Чего это она»,- удивлялся. И вдруг, как удар: «Она.., она меня боится! Она …не любит.. меня!»
Впервые и глубоко Сережка почувствовал себя одиноким..
Он тосковал по ней, но приезжал все реже и реже.
И все больше и больше ненавидел взрослых..
Из своего маленького личного опыта он уже знал точно: это от них все неприятности.
И бороться с ними трудно, потому что им можно все. Они – взрослые.
-Подождите, подождите,- загораясь беспомощно мстительным чувством, думал он,- вот только вырасту..
А расти было так медленно и скучно, что Сережка часто срывался.
-Пика, Пика,- вдруг услышал он чей-то знакомый голос,- ты чего, опять гуляешь?
Это была Парусовская Людка. Маленькая, всегда подтянутая и дерзкая на язык девчонка. Ее он немного побаивался и потому хорохорился при ней страшно.
-Чего тебе?- набычившись, независимо через плечо процедил Сергей.
-А у нас новая классная,- выпалила она, не заметив воинственных приготовлений.
-Ну и что?- сразу успокоился он, видя, что Людка сегодня не настроена язвить.
-Нам понравилась, молодая, а ты что тут делаешь?- только теперь удивилась она, оглядывая старую высохшую ветлу у дороги, несколько разбитых фанерных ящиков, один из которых служил Сергею стулом.
-Ничего,- опять весь подобрался тот,- катись, откуда пришла!
-И ты тут весь день один сидишь?- удивлялась Парусовская, не обращая внимания на оскорбительную фразу.-Рак-отшельник!-вдруг фыркнула она напоследок, тряхнула коротко подстриженными волосами и убежала, ехидно хихикая.
Сережка для вида бросился следом:
-Получишь, Парусиха!
Но догонять ее ему не хотелось..
…Новая учительница не походила ни на кого. Худенькая, легкая.
Она словно приносила с собой в класс множество солнечных зайчиков.
Вот один озорной скачет у нее в глазах, вот она наклоняется над чьей-то партой, и светлые волосы ее, точно искрятся в лучах, падающих из окна.
И голос у нее то взметнется высоко, то затихнет.
И становится на душе и тихо, и радостно, и неспокойно.
А он все время ждет чего-то, ждет, что сейчас кончится этот обман, она посмотрит на него строгими глазами и скажет голосом Марь Семеновны: «Почему не пишешь, бездельник?»
Сережка вздохнул. С Марь Семеновной у него сложные отношения.
Но она словно не видит его. Уже целых три урока она ни разу не обратила на него внимания.
-Ко всем подходит, а ко мне - нет!
На четвертый день Сергею это показалось оскорбительным.
И он, пугаясь собственной смелости, словно от толчка, вдруг поднялся.
Нарочно неторопливо, шаркая ботинками, прошелся между рядов, схватил у Парусовской зачем-то линейку,треснул ею попутно вытаращившего на него глаза звеньевого Витьку,
подошел к доске, не глядя на отшатнувшуюся учительницу, черканул там что-то, взял тряпку и запустил ею в хихикнувшего второгодника Генку. В довершении всего присел
на край учительского стола, поболтал ногами и отправился на свое место, не поднимая глаз и шаркая ногами.
Спустилась и повисла над головой тишина.
-Зачем это я?- тошновато заныло что-то внутри.
Он сидел, стараясь не смотреть в сторону учительницы, хотя чувствовал на себе давление возмущенных, восхищенных и недоуменных взглядов.
Но ее взгляда он не ощущал.
Воровато, из-под ресниц, глянул в ее сторону. Учительница стояла у окна, опустив голову, и совсем, как ученица, напряженно теребила в руках маленький платочек.
Сережка так удивился, что даже забыл про свою вину.
-Пика, Пика, дурак,- зашипела на него Парусовская,- получишь после уроков…
Сережка даже не усмехнулся тому, что ему вдруг вздумала грозить девчонка, нет.
Он вдруг как-то разом, неизбежно и тяжело почувствовал себя виноватым.
Только теперь он ощутил в воздухе висящее, всеобщее осуждение.
Учительница, неестественно отворачивая покрасневшее от слез лицо,вдруг торопливо вышла, почти выбежала…
И класс взорвался.
В него полетели книжки, линейки, обидные слова.
Даже те, кто всегда боялся Сережку, вдруг взбунтовались.
А он только, как затравленный, что-то мычал в ответ, поворачивая голову то влево, то вправо, защищаясь локтем от летящих предметов.
Потом все утихли.
-Ну, иди, извиняйся,- жестко сказала Людка, глядя на него с каким-то взрослым сожалением.
И он пошел, сам не понимая, как и почему он подчиняется.
Классная стояла в углу коридора, уткнувшись в стенку,. Тонкие плечи ее жалко вздрагивали.
В Сережке вдруг что-то, оглушая, раздавливая его, невыносимо зазвенело, как тогда, когда ушла мать. И он закричал на весь коридор, срываясь и захлебываясь от слез:
-Я не буду! Я не буду больше!.
Он еще бессознательно продолжал повторять эти слова, когда она гладила его по голове, испуганно и ласково заглядывая в глаза, и просила успокоиться.
Сережка чувствовал, что прощен, и от этого было, совсем по-новому. легко и просто…
3. Первая учительница, из подвижников-учителей http://www.proza.ru/2014/12/15/1718
Александр Белислав
(воспоминания поколения уходящего: из школьных лет памяти родившегося в 1942 году керчанина)
1949 год. Закончилась страшная война. По Керчи она прокатывалась несколько раз: то немцы наступали и брали город, то наши гнали их десантами, которые приходили с таманского берега. Была и ещё одна война - партизанская, из подземелий керченских каменоломен, Аджимушкайских - на севере Керчи и Карантинских - на юге. Наше поколение керчан 1942 года рождения самих боевых действий, к счастью, не помнит. Но их последствия в виде "боевого металлолома" из разбитой военной техники и многочисленных брошенных боеприпасов, взорвавшихся и нет, густо лежали на всех окружающих Керчь холмах. Вот такая у маленьких керчан, детей войны, первая сохранившаяся память об окружающем мире. Разрушенный на 85% город, развалины, развалины... Дом нашей семьи тоже был уничтожен, после того, как немцы выселили всех жителей города в степной Крым, и выжившие семь (из девяти) человек ютились после войны у родственников, тоже многодетных, в хлеву (сарай, по местному), рядом с коровами. Здесь у меня "очнулась" память жизни и закрепила увиденные вокруг картины на всю оставшуюся жизнь. Потом отец, жертвой подорванного на фронте здоровья, собственноручно построил для семьи новую хату, чтобы умереть в ней в пятьдесят три года от тяжёлой болезни, а за ним, через год, и мама, в сорок девять лет, от другой страшной болезни, когда мне не было ещё и тринадцати лет, - такую цену взяла с них проклятая война за сохранённых детей и Победу. Ко всему к этому не проходящее, даже во сне, чувство голода, нищета, прямое горе от частых похорон в семьях родственников и знакомых. Я вспоминаю это потому, что сейчас, взрослый, у которого за плечами жизнь, осознаю, как важен был для нас Первый Учитель - человек, кому были вверены на четыре года начальной школы наши неокрепшие, но уже так жестоко потрясённые души.
И нам, двум десяткам мальчиков и десяти девочкам жизнь сделала подарок - нашей первой учительницей стала Александра Григорьевна Рулькова.*)
Я помню весну семилетки: впервые права нам даны - созрели для школы уж детки, заморыши трудной войны. А там нас встречала Богиня, наш первый в сей жизни кумир, заплаканных душ Берегиня, луч света в пугающий мир.
Молодая русская женщина до 30 лет (её сын Миша учился вместе с нами), красивая, весёлая, задорная, очаровала всех нас. Школой был приспособленный жилой дом обычной для посёлка под Керчью архитектуры - одноэтажный, с длинной двускатной крышей и с фигурным фронтоном на улицу, за которым была жилая комната, а дальше - хозяйственные помещения в глубину двора, в основном для домашней скотины. В жилой комнате жила учительница с семьёй, а всё остальное было приспособлено под нашу начальную школу посёлка Скасиев-Фонтан (ещё итальянское, от колонистов, название), а потом Мичурино (вокруг было много садов). Дом стоит до сих пор на достаточно крутом пригорке, где зимой образовывались замечательные ледовые дорожки - любимое место наших развлечений.
Александра Григорьевна вместе с нами лихо съезжала с этих горок, когда на санках, а когда и как придётся. Мы её обожали! Наши родители уважительно звали Григорьевна, и её авторитет был у них непререкаемым, а уж у нас - и речи нет.
Это были сказочно счастливые школьные годы - бедные, голодные, неустроенные, но духовно наполненные искренними чувствами, а на этом фоне наши головы наполнялись хорошими знаниями, ведь Александра Григорьевна была эрудированным разносторонним педагогом, что проявилось, когда мы перешли в среднюю школу № 4 им. А. С. Пушкина города Керчи.
Александра Григорьевна была непосредственной, искренней и, для тех строгих лет, удивительно раскованной. Это она первая приоткрыла нам глубины созвучий живой русской речи: "Впереди нас рать, по бокам нас рать, вся Русь, вся Русь" - вскричал Мамай и с раной побежал в Сарай". Как мы веселились после таких её не редких перлов! А ведь в те времена смех был лекарством! Он был нужен ослабленным детям, как солнечный свет, как рыбий жир, как пища. Теперь уж я думаю, сколь мудро и ненавязчиво, в игре, в смехе она нам помогала жить, переносить мало подъёмные для неокрепших детских душ несчастья и трудности того сурового послевоенного времени.
Спасибо, несравненная русская женщина, Учитель, Александра Григорьевна Рулькова! Частицы Вашей доброй и щедрой души живут в каждом из нас, Ваших учеников, Вы остались в наших сердцах, и Вечная Вам Память.
В средней школе № 4 им. А.С. Пушкина, уже в г. Керчи, мы попали в добрые руки таких же любящих детей послевоенных учителей, среди которых были и инвалиды-фронтовики. Надо выразить особую признательность послевоенным учителям, психологически спасавшим нас, детей войны, от ужасов пережитых военных лет, а также от трудностей и сиротства жизни после войны в разрушенном городе. Первое, что восстанавливали - школы! За годы войны накопилось немало, особенно в местностях, попавших под немецкую оккупацию, ребят-переростков и сирот. А многострадальная Керчь пережила такую оккупацию дважды, четыре раза была театром ожесточённых боевых действий, многолетней партизанской борьбы, массовых устрашающих расстрелов гражданского населения. Город Керчь, по свидетельствам очевидцев, был разрушен, как Сталинград, если не больше... В таких условиях школа для детей войны была всем! А учителя были второй семьёй, а сиротам - так и первой.
Стены Школы безмолвны, их жизнью наполнили души наших любимых наставников юности. В годы трудные все они были подвижники - сами плохо живя, одолев обучение, несмотря на невзгоды военного времени, к нам пришли, чтоб добро и любви, и познания - всё до дна передать поколеньям взрастающим. Благодарность за это им наша сердечная, всем живым, всем, кто ныне в объятиях Вечности... Вспомним всех и помянем по имени-отчеству!
4. Лирика и физика
Карин Гур
Какая в этом году весна! Такая... или только нам двоим кажется, что она просто необыкновенная.
Дима, похоже, думал также. Эту ночь мы провели вместе. Молча шли в обнимку до школы, и лишь у поворота я решительно отстранилась, стесняясь, что нас увидят. Сквозь строй, как на линейке по случаю первого звонка, прошли по дорожке от калитки до лестницы, провожаемые пытливыми взглядами учеников и учителей, поднялись по ступенькам и, по ещё полупустому коридору, дошли до учительской.
Диму помню ещё по пединституту, он учился на два курса старше и встречался с красавицей-химичкой. Потом уехал по распределению. Спустя два года я возвращаюсь в родной город и оказываюсь с Димой в одной школе. Он всё также холост, преподаёт физику, снимает комнату у нашей соседки. И ничего удивительного, что между двумя молодыми педагогами вспыхнул интерес друг к другу, потом симпатия, перешедшая в любовь.
У нас первый урок в параллельных классах. Волнуюсь, мы впервые так открыто продемонстрировали свои отношения. Учителям это, скорей всего, не очень понравится, а дети точно на нашей стороне с любопытством уже два года наблюдая за развивающимся романом.
В классе стояла тишина, словно комната была пустой. Двадцать три пары глаз внимательно разглядывают меня. Раскрыв журнал, сделав перекличку, поднялась, прошлась между партами и остановилась у окна.
- Сегодня мы начинаем изучать творчество выдающегося поэта и писателя, лауреата Нобелевской премии Бориса Пастернака. Он был вынужден отказаться от неё из-за травли, устроенной поэту в СССР.
- Дурак... – подал реплику с задней парты Варенников, троечник и забияка.
- Заткнись, Вареник, - шикнул староста Пинкин.
Я продолжаю:
- Даже тот из вас, кто не прочёл ни одной строчки стихотворений Бориса Леонидовича, точно смотрел телевизионный фильм «Ирония судьбы...» и помнит романс «Никого не будет в доме» в исполнении Сергея Никитина.
- Классный романс, - вновь отозвался Михаил Варенников.
- Я с тобой, Миша, абсолютно согласна. Но сегодня у нас урок, посвящённый прозе Пастернака - роману «Доктор Живаго».
Долго и подробно рассказываю историю создания романа, отклики на него в советской прессе, травлю Пастернака, болезнь и смерть:
- Он умер в 70 лет. Ушёл так рано, а сколько ещё мог бы написать...
- Ни фига себе рано! Старый уже, пора помирать... – Варенников, похоже, единственный в классе слушал меня сегодня.
- И опять я с тобой соглашусь, Михаил. С точки зрения пятнадцатилетнего подростка, семьдесят – преклонный возраст. А теперь, скажите, пожалуйста, кто из вас прочёл роман?
Катя Озёркина вскинула было руку, но тут же опустила, заметив, что она лишь откликнулась. Эта скромная девочка, умница, отличница, стеснялась своих знаний, не любила выпячиваться перед классом.
- Варенников, а ты читал?
Миша поднялся из-за стола.
- Так это... не читал, но фильм видел по телеку...
- И о чём же фильм?
Миша очень вытянулся за этот год. Неожиданно стал выше всех в классе, но всё хотел быть маленьким мальчиком, спрятаться за спины друзей. Стоял, ссутулившись, не зная, куда деть свои длинные руки.
- Так это... революция, у Живаго того... умирает мама... Он сочиняет стихи, но стал врачом. Женился, но бабу, ну, значит, жену бросил, ушёл на фронт... встретил Лару... и он... она... они значит того...
- Чего, того? – класс тихонько похихикивал.
- Влюбились, значит... – с трудом выдавил Варенников.
- И...
- Ничего у них не получилось из этого хорошего. Она искала своего мужа, а путалась с богатеньким, кому охота умирать от голода. Плохое это дело война. У меня дед погиб в Афгане, маме было три года.
Он неожиданно выпрямился, вытянул руки, стал серьёзным:
- Живаго виноват кругом - перед женой, Ларой и последней своей подругой Мариной. Так и умер молодым по дороге на работу, больше никогда не встретив Ларису.
Молчу я, молчит класс, Варенников смутился, сгорбился и сел за стол.
- Молодец, Михаил. Ставлю тебе пятёрку за твоё неравнодушие. Только пообещай мне, что возьмёшь роман в библиотеке и прочитаешь. И всем, кто не прочёл, советую. А к следующему уроку прочтите стихи Пастернака. Уверена, каждый из вас найдёт в них что-то своё, сокровенное и будет удивляться, как мог жить до сих пор, не прочитав эти прекрасные строки.
Варенников почесав затылок, кивнул.
- Времени у нас почти не осталось, но может у кого-нибудь есть вопросы?
Озёркина подняла руку:
- Надежда Игоревна, а вы поженитесь с Дмитрием Николаевичем?
Вот что волновало девочек. Не секрет, что школьницы от шестого до выпускного класса включительно были немножко влюблены в Диму.
Раскрыв уже рот, чтобы строго оборвать её: «Это не имеет отношение к теме нашего урока», увидела чистый ясный взгляд юной девочки.
Раздался звонок. Урок закончился. Никто не тронулся с места.
- Поженимся... летом. – Я почувствовала, что краснею.
Класс аплодировал стоя.
А в это время в соседнем классе шёл урок физики.
Дмитрий Николаевич по привычке, уселся на стол:
- Здравствуй, племя молодое, знакомое! Не я увижу твой могучий поздний возраст... – как говаривал кто? Не напрягайтесь, у нас не урок русского языка, а физика. Перекличку устраивать не будем, времени мало, а тема урока обширная. Света, - учитель обратился к старосте класса Светлане Ревенко, - отметь в журнале отсутствующих, - и, поднявшись, подошёл к доске.
Света прошла между столами и, усевшись на учительское место, открыла журнал.
Пока она шла, Дима отметил про себя, как изменились дети за эти несколько лет. Вот и Света из краснощёкой толстушки вдруг превратилась в стройную гибкую девушку. Отрезала косу, волосы мягкими волнами спадали до плеч, открывая круглый овал лица, по-детски пухлые губы и светлые глаза в опушке густых ресниц. «Ох, будет разбивать мужские сердца и не одно...», - подумал Дима:
- Итак, мы с вами продолжаем изучать динамику и сегодня поговорим о силах в природе, о законе Гука и законе всемирного тяготения...
- Пушкин, Александр Сергеевич, – раздался тихий Светин голосок.
- Что? – учитель повернулся вполоборота и застыл с мелком в рукам, - причём тут Пушкин?
Света продолжала сидеть за учительским столом:
- Пушкин написал эти стихи, только там «младое и незнакомое», спросите свою обожаемую Наденьку.
Дмитрий Николаевич растерялся. Да что это творится с тихой уравновешенной девочкой? Не выставлять же её из класса?
- Во-первых, не Наденьку, а Надежду Игоревну, а во-вторых... – учитель махнул рукой, - садись, Ревенко, на место.
Не дожидаясь, пока Света вернётся, Дмитрий Николаевич продиктовал закон Гука и, записав на доске уравнение, перешёл к закону всемирного тяготения:
- Тела притягиваются друг к другу с силой (F), модуль которой пропорционален произведению их масс (m1 и m2) и обратно пропорционален квадрату расстояния между их центрами масс (R), где G — гравитационная постоянная...
- Дмитрий Николаевич, можно вопрос?
Света тянула вверх руку.
- Спрашивай.
- Ерунда этот закон, неправильный он... – класс зашумел. Ревенко явно срывала урок. Но учитель понимал, что необходимо дать ей высказаться:
- И что же в нём не верного, Света?
- А вот когда я весила на двадцать килограмм больше, почему-то никто ко мне не притягивался, а сейчас притягиваются и даже из соседних классов. – Она дерзко смотрела учителю в глаза. В классе раздался смех.
Дмитрий Николаевич достал из кармана салфетку, вытер руки и сел к столу. Кричать, спорить, призывать к порядку? Бесполезно. Класс ждал его реакцию.
- Светлана, ты путаешь сейчас законы физики с законами жизни и любви. Хотя и в жизни существует непреложный закон: противоположности притягиваются. Мужчина любит женщину, но любит он, в большинстве своём, одну единственную, неважно худа она или толста, высока ростом или маленькая, как Дюймовочка. И когда ты, Света, встретишь свою настоящую любовь, поймёшь, о чём я говорю. Времени у нас почти не осталось, поэтому гравитационную постоянную, силу тяжести и ускорение свободного падения выучите дома самостоятельно и на следующем уроке мы об этом побеседуем.
Раздался спасительный звонок. Класс побежал на перемену.
- Ревенко, останься!
Девочка подошла к учителю. Он посмотрел на неё, улыбнулся:
- Занеси, пожалуйста, журнал в учительскую.
Света опустила голову:
- Дмитрий Николаевич, извините меня...
- Беги, беги...
Комната опустела. Из соседнего класса доносились бурные аплодисменты. «Ну, Надя, даёт, у неё сегодня Пастернак, видно пела детям романсы...». Дмитрий Николаевич, посидел ещё немного в тишине, думая о нелёгкой учительской доле, о том, что не получается втолковывать детям только сухие законы физики. Он вышел из класса.
У окна в углу стояли Света и Варенников из параллельного. Миша размахивал руками, что-то оживлённо рассказывал девочке, она смотрела на него с изумлением.
Дима вспомнил, что они с Наденькой так и ушли утром, не позавтракав, и спустился в буфет за бутербродами.
03.09.2015
5. Экзамен
Галина Прокопец
- Можно билетик? - тонкий девичий голосок прозвучал как гром с ясного неба. Голосок сопровождался шелестом убираемых в столы тетрадок и шпаргалок. Экзаменационная идиллия была разрушена…
С трудом оторвавшись от увлекательнейшей брошюры под названием «Новые главы тензорного анализа», профессор поднял глаза и уперся взглядом в… пупок. И не просто пупок, а из него свисала цепочка, на конце которой болтался желтенький череп с красненькими зловещими глазками. Бррр…. «И чего только молодежь не придумает?» - покачал он седеющей головой.
С некоторой тревогой подумав о том, что он может увидеть над пупком, профессор решил с разгону перепрыгнуть взглядом сразу на лицо девушки. Не вышло… Взгляд зацепился за декольте. Собственно было почти одно декольте, потому что назвать одеждой то, что его обрамляло, было трудно. На шее болтался еще один черепок, покрупнее и позловещее, с зубастым оскалом…
Со вздохом профессор добрался до лица девушки. Не сказать, чтобы на ее жующем лице отражалось большое количество интеллекта, но оно было весьма миловидным. Правда его слегка портила сережка в носу. Профессор облегченно вздохнул, хоть здесь черепа не было!
- Можно билетик? – повторила девушка, и на ее языке оскалился уже знакомый черепок!
- Вы опоздали,- обреченно сказал профессор.
- Немного проспала, всю ночь учила Вашу физику.
- Какую физику? – удивился профессор. – Экзамен по математике!
- Ну, математику, - невозмутимо произнесла девушка. – Так можно билетик?
Опешивший профессор молча кивнул головой. Девушка взяла билетик и, покачивая плавно бедрами, пошла к последнему столу.
- Минутку! А зачетная книжка? – остановил ее слегка пришедший в себя экзаменатор.
Не поворачиваясь, студентка, на секунду задумавшись, изящно полезла ручкой в задний карман шорт, из которого наполовину торчала зачетка. «Сантиметров пятнадцать, не больше» - оценил то ли длину, то ли ширину шорт, привыкший мыслить точными категориями профессор. «Интересно… А где у нее шпаргалки? В таком минимизированном варианте одежды их и спрятать-то некуда… Не то что раньше: студентки приходили на экзамен в юбках ниже колена и блузках с длинными рукавами». Профессор ностальгически вздохнул и снова уткнулся в свою увлекательную брошюрку…
Экзамен подходил к концу. Практически все студенты показали удовлетворительные знания. Последней к столу подошла жующая девушка. Перед глазами профессора снова раскачивался зловещий черепок. «Сядьте!»
Девушка удивленно посмотрела на до сих пор такого спокойного преподавателя и села.
- Рассказывайте, - не глядя на нее, сказал профессор.
Девушка попыталась прочесть то, что было написано на ее листке. Но не тут-то было! Она спотыкалась на каждой букве, на каждой формуле. На ее лице впервые за все время экзамена промелькнуло подобие тревоги, затем какая-то мысль протиснулась среди вялых извилин, и лицо студентки осветилось ею изнутри. Привстав на стуле, и наклонившись всем телом к преподавателю, она мелодично произнесла:
- Семен Семеныч, ну, Вы же понимаете! Физика – это такая трудная для девушки штука…
- Я - Сергей Семенович! И не физика, а мате…,- взгляд профессора уткнулся в декольте!
- Ну, Сергей Сергеич. Какая разница! Ну, Вы же мужчина все-таки…
То ли Семеныч, то ли Сергеич, действительно был все-таки мужчиной. Он схватил зачетку и быстро написал в ней «удовлетворительно»!
- Вы свободны! – выдохнул он!
Но не тут то было!
- Семен Сергеич! Вы - чудо! – декольте с черепом благодарно качнулось в сторону Сергея Семеныча, красные стеклянные глазки, злорадно сверкнули…
Профессор отшатнулся и, собравшись с духом, твердо произнес:
- Да – да… Идите… Идите!
Озадаченно посмотрев на преподавателя, девушка двинулась к двери аудитории. Профессор смотрел ей вслед с облегчением.
Дверь открылась, едва не ударив уходящий черепок.
- Простите, я опоздала! – на преподавателя, покачиваясь на цепочке и злорадно поблескивая красненькими стеклянными глазками, двигался хитро улыбающийся чертенок….
Голова профессора с глухим стуком упала на недочитанные страницы «Новых глав тензорного анализа».
6. Первый робкий шаг... http://www.proza.ru/2015/09/06/1396
Нина Гаврикова
Трудный 1981 год закончен. После новогодних праздников, в начале января началась первая сессия, я училась на первом курсе в Сокольском целлюлозно-бумажном техникуме. Первый экзамен – физика.
Преподаватель С. А. Перов, хоть и был строгим, но разрешил пользоваться шпаргалками. Правда, с одной оговоркой, если заметит, как мы списываем, то сразу вызовет к доске, начнет вразброс задавать вопросы, а студент должен будет быстро находить ответы в своих «шпорах». Если ответы будут правильными, то получит – пять, если нет – придется идти на пересдачу.
Точные науки еще со школы мне давались легко. Я умела решать задачи, вот с теорией появились затруднения. Пока училась в восьмилетней школе в поселке Михалево, учеников в классе было всего семь и нас ежедневно по несколько раз спрашивали. А отучившись полкурса в техникуме, поняла, что можно готовиться не к каждому уроку. Веселая, беззаботная студенческая жизнь оставила свой отпечаток. Время на подготовку не оставалось. И я, недолго думая, запихнула одну тетрадь в один валенок, а другую – в другой. В тот год зима выдалась суровая, морозная.
Удобно расположившись за последней партой, я сначала решила задачу, потом достала нужную тетрадь и, положив нога на ногу, начала списывать. Парты в то время были закрытые. Спокойно списала первый вопрос, поменяла тетради и только подготовилась списывать второй, как в аудиторию вошла зав. дневным отделением и учитель литературы нашей группы Л. Н. Афанасьева.
Что делать? Как быть? Если перестану списывать, то учитель физики увидит, что я сконфузилась, если продолжу, то вдруг Людмила Николаевна пойдет между рядами и заметит, что у меня здесь тетрадь? Несколько секунд поерзав на стуле, принимаю решение, да что и будет, продолжу списывать, если выгонят, так мне и надо!
Минуту спустя зав. отделением, решив свои вопросы, ушла.
Я пошла отвечать. Сергей Александрович, загадочно улыбаясь, забрал у меня все листы и начал их рассматривать.
- Ну, что Нина, первый вопрос ты знаешь, - перевернул лист на другую сторону, второй – тоже. Сейчас посмотрим задачу.
Отложив в сторону лист с ответами на вопросы, он долго изучал решение задачи, потом, хитро сощурив глаза, что-то записал в журнал и добродушно ответил:
- Да, и задача у тебя решена верно. Всё, можешь быть свободной.
Не ожидая такого поворота событий, я с дрожащими коленками вышла в коридор. Там меня со всех сторон обступили учащиеся нашей группы, они задавали мне вопросы, а я не знала, что отвечать. В голове беспорядочным роем кружились мысли, наверно, он видел, как я списывала, да еще тек нагло,
в присутствии завуча, всё – это конец учебе. Двойка мне обеспечена, и позор на весь техникум. Что же я скажу маме?
Когда экзамен сдали все, Сергей Александрович озвучил результаты. У меня в «зачетке» красовалась крупная красная пятёрка…
В то время я жила в общежитии, где порядки были строгие. С четырнадцати до шестнадцати часов – самоподготовка к урокам. И только я начала писать шпаргалки по математике, в дверь постучали. Провалиться бы мне на месте, в комнату зашла Людмила Николаевна. Она, улыбаясь, поинтересовалась:
- Ну, как, Нина, твои дела? На какую отметку списала?
Я вдруг растерялась от прямого вопроса, и, заикаясь, начала оправдываться:
- Я… Я… Не списывала. На пять.
- Да ладно, на дурака рассказ. Чем сейчас занимаешься?
- Готовлюсь к математике, - ответила я, спрятав внутри тетради шпаргалки.
- Молодец, продолжай учить дальше, - с этими словами преподаватель повернулась и вышла.
В тот момент у меня даже руки вспотели от безысходности положения.
Это было начало нашего общения с Людмилой Николаевной.
Первый курс. Вторая сессия. Экзамен по литературе. Накануне экзамена написала реферат, и успешно защитила его на пятёрку.
Но тот день был точно не мой. Вытащив билет, я уселась на первую парту. Прочитала вопрос. Нужно было описать подвиги героев романа Михаила Шолохова «Они сражались за Родину».
Ну как же, смогу, напишу! Мне же в шестом классе за хорошую учебу и активное участие в делах школы подарили книгу Шолохова. Правда, она пылилась на книжной полке, почитать как-то времени не хватало.
И вот размашистым, уверенным почерком начинаю описывать события другого произведения, где главным героем был Мересьев.
Когда я вышла к доске и начала отвечать, Людмила Николаевна встревожено подняла голову от журнала и округленными глазами вопросительно посмотрела на меня в упор, перебив на полуслове:
- Нина, это не то произведение. Вспомни «… штаны пори, а сапоги не трогай, не разрешаю. Я в них и три месяца не проходил, и они мне нелегко достались…»
Чувствую, что краснею до кончиков волос. Понимаю, что преподаватель литературы пытается вытащить меня из бездны, задавая наводящие вопросы по теме, а у меня в голове полный стопор.
Тогда она начинает задавать вопросы по реферату, который я накануне защитила. Но из-за волнения, я не могла вспомнить ни одного слова, о чём там написано, переминаясь с ноги на ногу, уставившись в одну точку на полу, я стояла и молчала.
Увидев моё неожиданное замешательство и посочувствовав мне, Людмила Николаевна поставила мне тройку, зная мой характер, она понимала, что придя домой, я сразу же перечитаю роман.
Спустя много лет судьба снова свела меня с ней.
Серьёзно заболев, я продолжила писать стихи, друзья настояли отправить их в газету.
Удача. Меня приняли в члены литературного объединения «Сокол» при газете «Сокольская правда», в которой опубликовали моё первое стихотворение. Окрылённая успехом, я с восторгом мечтала выпустить свой сборник стихов.
Одновременно вступила в общество инвалидов, с помощью председателя Г. А. Старыгиной отправила рукопись к известной вологодской поэтессе Ольге Фокиной и с трепетом ждала ответа.
Какой ужас! Она все мои стихи раскритиковала. Что делать?
Обратилась с мольбой о помощи к Людмиле Николаевне, чтобы понять, что пишу не так? И долгими зимними вечерами мы заново проходили изучение уже благополучно забытых ямбов и хореев, сравнений и метафор. Преподаватель литературы настолько корректно указывала мне на ошибки, что хотелось продолжать редактировать уже готовые и писать новые стихи.
19 апреля 2008 года в санатории «Новый источник» прошел VI областной фестиваль художественного творчества инвалидов «Вместе мы сможем больше». Литературную гостиную вела лауреат Государственной премии Ольга Фокина.
Готовились к мероприятию вместе с преподавателем литературы, выбирали стихи. Подготовленную речь я по телефону проговаривала Людмиле Николаевне, мы убирали ненужные слова, добавляли новые.
Мучительно долго тянулись минуты до выступления. Но когда я увидела, с какой радостью меня приняли литераторы, вообще забыла о своих переживаниях и недугах. Все единодушно похвалили мои произведения.
В заключение фестиваля я обратилась к О. Фокиной, показала ответ на мою рукопись, и она очень удивилась, что те слова были адресованы мне. Результат проделанной работы ее порадовал. Ольга Александровна подписала автограф: «Душа Ваших произведений – родная сестра душе моих. Спасибо! Удачи Вам!», высоко оценив мои стихотворения «Подружки», «Невеста я…», «Операция».
Пробиться сквозь дебри страстей и чувств, чтобы протоптать свою собственную тропу в поэзии – не просто. Людмила Николаевна удивительным образом отогрела мою ледяную душу, постепенно, шаг за шагом увлекая меня за собой, она позволила осторожно прикоснуться к высоким тайнам поэзии, тихонько приоткрыв дверь в прекрасный, восхитительный мир стихосложения. Незаметно для себя я сделала первый робкий шаг к профессиональному мастерству. Сейчас я могу с гордостью назвать себя – сокольская поэтесса. Находясь в инвалидной коляске, стараюсь не утратить ни жизнерадостности, ни оптимизма.
Школа жизни, благодаря Людмиле Николаевне, научила любви, выдержке, научила постигать мир через перо.
7. Путь в науку. Школа http://www.proza.ru/2014/02/28/560
Владимир Крылов
Написано для второго тома сборника воспоминаний о физфаке ЛГУ.
Моя первая школа № 80 на Петроградской стороне прекрасного города Ленинграда была расположена в красивом здании неподалёку от нашего дома (говорили, что это бывший монастырь; сейчас там музыкальное училище). Я намеренно использовал неофициальное, оставшееся с дореволюционных времён название Петроградского района. Мне милы Петроградская сторона, Выборгская сторона, Васильевский остров… Сейчас происходит ужасное обыдление речи, говорят: «Петроградка», «Васька»… А я вспоминаю чудесные стихи И.Бродского:
Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать,
На Васильевский остров
Я приду умирать…
Можно ли прийти умирать на Ваську?
Итак, я пошёл в первый класс. У ребёнка нет жизненного опыта, ему не с чем сравнивать, и он ко всему, что видит, относится как к норме. Поэтому я совершенно спокойно воспринимал поведение школьной шпаны (а в каждом классе было человек пять – шесть «отпетых» хулиганов), которые посылали матом учителей, а с девочками на переменах творили такое, что я не могу это описать по цензурным соображениям. Да и девочки некоторые там были такие оторвы… Но на улице, где я гулял, творилось то же самое.
Соответственно вели себя и учителя. Наказывая провинившегося, учитель истории грозно рычал:
– Встань в угол у двери! Собаке – собачье место!
Моя умная мама не сразу поняла, в какую школу она определила своего сына: разумеется, с родителями учителя вели себя вполне пристойно, а я ни на что не жаловался, ибо полагал, что всё так и должно быть. Но, бывая в школе на родительских собраниях, она постепенно прозрела и после четвёртого класса перевела меня в столь же близкую школу № 79. Там всё было гораздо спокойнее, ученики на переменах не бегали с воплями, а чинно ходили парами мальчик-девочка по кругу. Помню первый шок: при входе учителя в класс все ученики вскочили и, вытянувшись по струнке, хором ответили на его приветствие. В прежней школе не было ничего подобного.
Уровень преподавания в новой школе был гораздо выше, и мне пришлось несколько уменьшить время беготни во дворе, чтобы догнать одноклассников. Но учёба давалась мне легко, и скоро я снова стал первым учеником.
Несмотря на внешнюю благопристойность, жизнь в новой школе оказалась не такой уж простой. Школой негласно правила группа старшеклассников-бандитов, которые могли сколько угодно прогуливать занятия, отвечать матом на замечания учителей… Один из учеников моего класса втянулся в эту группу, под влиянием родителей попытался выйти, но… как тогда говорили: «Вход – рупь, выход – два!». В результате, чтобы спасти сына (двенадцатилетнего мальчишку!), его семья внезапно покинула Ленинград, никому не сообщив нового адреса. А другого мальчишку, на год старше, также попытавшегося порвать с приятелями-бандитами, нашли в школьном туалете повешенным на полотенце.
Но меня эти проблемы как-то не коснулись, и я счастливо жил обычной мальчишеской жизнью. Наверное, потому, что в семье у меня ничего подобного не было, ни грубых слов, ни пьянства, и подсознательно я чётко различал: то, что есть в семье – хорошо, а то, чего нет – плохо.
С шестого класса появился новый предмет – физика. Почему-то он заинтересовал меня больше всех остальных. Сыграло роль (но не главную) и то, что этот урок вела самая красивая учительница нашей школы – Регина Дмитриевна. И вела она свой предмет очень хорошо. А тут ещё попались «Занимательная физика» и «Занимательная математика» Перельмана, которые я перечитывал бесконечно… Каждый год меня как лучшего ученика направляли от школы на районные олимпиады по физике и математике, но там я чаще всего даже не мог понять из условия задачи, чего от меня хотят: так разительно отличались требования олимпиад от того уровня, на котором меня учили в школе. Но меня это ничуть не огорчало: олимпиады проводились, как правило, по выходным, в феврале, в солнечную, морозную погоду, когда так здорово кататься в Кавголово на лыжах! А тут сиди в душном классе, решай задачи… И я всячески старался увильнуть.
После окончания восьмого класса встал вопрос, где учиться дальше. Я, беззаботный мальчишка, о будущем не задумывался, никаких планов не строил. Все мои приятели класса с седьмого дружно увлеклись радиотехникой, паяли простенькие усилители и так же дружно решили идти в девятый класс в школу неподалёку, где выпускники получали профессию радиомонтажника. Меня сидение с паяльником не увлекало, я гораздо больше любил гонять в футбол или хоккей во дворе, в то время не заставленном машинами, но намеревался идти с ними за компанию.
Но моя умная мама сделала, как я сейчас понимаю, самое ценное из всего в моей жизни, что она сделала для меня: направила меня поступать в лучшую в городе физико-математическую школу № 239. Поступление было конкурсным (не знаю количество человек на место, я этим по своей безалаберности не интересовался), предстояло пройти собеседование. Мама раздобыла прошлогодние вопросы. Я опять даже не мог понять их смысл. Помню, был какой-то вопрос про чётные числа. Я даже не знал, что их можно записать в виде 2к, где к – натуральное число, а без этого получить нужное доказательство было невозможно…
В ход пошла «тяжёлая артиллерия». Моя сестра окончила физфак ЛГУ и была замужем за доцентом физфака, кандидатом физ.-мат. наук. Мама на правах тёщи подключила его к моей подготовке. Кое-что прояснилось, хотя готовился я не слишком усердно: мне хотелось к приятелям в школу радиомонтажников.
Собеседование я прошёл неожиданно легко, решил все задачи и ответил на все вопросы. Помню, народу было много, процесс затянулся, я в ожидании своей очереди сижу с уже решёнными задачами за столом в классе, вдруг приоткрывается дверь, мама находит меня взглядом и умоляюще шепчет: «Вовочка, скушай сосисочку!» - и протягивает мне эту сосиску… Я, конечно, гордо отказался.
В школе мне открылся другой, невиданный мир. Ребята все вежливые, не матерятся, не дерутся, одеты все в пиджаки с галстуками (это – обязательное школьное требование), учителя обращаются к нам, пятнадцатилетним ребятам и девчонкам, на «Вы». Разговоры все умные… Один мой одноклассник придумал и доказал новую математическую теорему… Я никогда не бывал в таком обществе, и это произвело на меня очень сильное впечатление.
Месяца через три мои прежние приятели пригласили меня погулять в их компании: «У нас такие девчонки!». Я пришёл и был шокирован узостью их интересов, примитивной речью и вульгарными шутками (при девочках!). Через полчаса я покинул эту компанию и, идя домой, потрясённо думал: «А ведь я был одним из них! И был бы сейчас таким же, как они, не направь меня мама в эту школу!».
В 239-й школе я с изумлением быстро понял, что я не самый умный. В моём классе были ребята, несравненно лучше меня понимающие математику, и девочки, пишущие гораздо более содержательные сочинения по литературе. Только в физике удавалось более-менее держаться в числе лучших. Учиться было трудно, учителя физики и математики вели занятия не по стандартным школьным учебникам, а приучали нас конспектировать их уроки (для начала – просто задиктовывали).
Коллектив учителей в школе был замечательный! Язык не повернётся назвать кого-нибудь не то, чтобы плохим, а даже недостаточно хорошим. Но в свете моих интересов и будущей профессии особо отмечу учителей математики – Анатолия Арсеньевича Окунева и физики – Георгия Петровича Посецельского.
Анатолий Арсеньевич, наш бессменный классный руководитель все три года учёбы (9 – 11 классы), был молод, не женат, и весь духовный пыл и время отдавал нам: организовывал после уроков прослушивания классической музыки, водил нас в театры, филармонию, по выходным – в лыжные или пешие походы с палатками, летом ездил с нами в организуемые школой комсомольско-трудовые лагеря, а после них – в двухнедельные походы. Он оказал очень сильное влияние на формирование моей личности, я у него многому научился.
Анатолий Арсеньевич присутствовал на всех наших классных вечерах в честь праздников (нам как-то и в голову не приходило организовать вечеринку без него). Благодаря этому, у нас не было пьянства, пошлости и разврата, рассказами о которых бравировали мои знакомые из других школ, а были весёлые конкурсы, целомудренные танцы и песни под гитару. Вино, разумеется, тоже было, но всего лишь около 100 г на человека, не более.
Георгий Петрович был человеком добрейшей души. Своими замечательными уроками он углубил во мне интерес к физике. В одиннадцатом классе в день его рождения мой одноклассник и друг Витя Сергеев (ныне – доктор физ.-мат. наук, профессор кафедры физики Земли физического факультета СПбГУ) принёс гитару, которой он мастерски владел, и мы всем классом два урока пели нашему любимому Георгию Петровичу песни. У какого другого учителя было бы возможно такое? Увы, тяжёлая болезнь не дала ему дожить до преклонных лет. Светлая ему память!
За все три года учёбы в 239-й школе не было ни одного школьного вечера с танцами (единственное исключение – выпускной). В это трудно поверить, но это так. Зато действовали туристский клуб «Шаги» и литературный «Алые паруса», которые регулярно проводили тематические вечера. Проводились конкурсы КВН, прослушивания музыки… Всё школьное воспитание было ориентировано на развитие духовного в наших юных несформировавшихся личностях. Инстинкты ведь развивать не надо, они и так сработают в свой срок. В то время мы роптали, бурлили гормоны переходного возраста, но сейчас я очень благодарен нашим педагогам. 239-я школа – это «Знак качества», братство и взаимоподдержка.
Эта школа дорога мне ещё и тем, что там я встретил одну девочку… Но это уже совсем другая история.
8. Байки студенческие. Физоптика. Что вы с ним пили? http://www.proza.ru/2013/10/21/1667
Владимир Репин
С физоптикой нам повезло: теорию преподавал сам профессор Григорий Михайлович Городинский, сразу после окончания в 1941 родного ЛИТМО ушедший на фронт, но вернувшийся в институт уже преподавателем. Он любил студентов, а мы любили его лекции. Вечерников он понимал и ценил, как и наш проректор по учебной работе, считавший, что каждый прилично доучившийся на вечернем студент уже достоин как минимум медали за доблесть. Поэтому у него на лекции можно было, если уж невмоготу, отложить авторучку и откровенно подремать минут пять - десять, чтобы потом конспектировать уже с ясной головой. Если он понимал, что внимание аудитории безнадежно утрачено (конец изматывающей недели, трудная тема лекции), он мог неожиданно прерваться:
- А вот помню, был у меня вестовой, в оптике ни бельмеса, но учиться не спешил, прямо как вы... Объясняю ему устройство бинокля, а он мне в ответ: "Да ладно, товарищ командир, чего там, я и так помню: две лимзы, две примзы и шалнир посередине!"
И всё, внимание аудитории восстановлено, можно продолжать лекцию.
А лабораторные работы вел Василий Аркадьевич Москалев, преподаватель въедливый, но справедливый. Ему мало было простой долбежки, он гонял студентов до тех пор, пока они не понимали самой сути лабораторной работы, взаимосвязи приборов, принципов их действия. Мог завернуть сдававших и раз, и два, причем обычно больше одной лабораторной за занятие не принимал, справедливо полагая, что одинаково хорошо подготовиться по разным практическим темам к одному дню трудно.
В результате к концу семестра в группе возникла легкая паника, поскольку сданные лабораторки и их еще не вполне счастливых владельцев можно было на пальцах пересчитать, а назначать дополнительные дни для сдачи Василий Аркадьевич не спешил.
Мы с невестой-сокурсницей, лабораторные с которой делались, конечно, в паре, были долгое время далеки от переживаний группы, но время поджимало, и мы пошли "сдаваться".
Вопросы сразу же пошли на понимание схемы опыта, на умение подкрепить теорией хитрое поведение исследуемого луча... Стало понятно, почему на зачетах плыли наши девушки, многие из которых не работали по специальности, почему не сходу шли дела и у парней - со спектроскопией имели дело немногие. Мне повезло больше - я работал со спектральными приборами, хорошо знал их конструкцию, принципы работы. Потому на вопрос с подковыркой: "А можно здесь обойтись без собирающего зеркала?" спокойно отреагировал: "Да, но придется поставить вогнутую дифракционную решетку". Аркадьевич приподнял бровь - в курс предмета такие тонкости не входили.
- Хорошо, по этой - зачет!
- Василий Аркадьевич, время есть, можно, мы со следующей подойдем минут через пять?
Преподаватель взглянул с интересом:
- Ну... давайте попробуем!
К концу занятия все наши лабораторные работы были зачтены, и наблюдавшая за этим нешуточным поединком группа, вздохнув, с новыми силами кинулась осаждать Москалева на предмет выделения дополнительных часов.
А за дверью лаборатории нас тут же окружили сокурсники с одним и тем же вопросом:
- Что вы с ним пили? И когда успели?... Ну да, рассказывайте! Так мы вам и поверили....
9. Первая лекция http://www.proza.ru/2014/12/02/1195
Виктор Панько
Ну, вот, вы просите меня рассказать о своей профессии...
Я теперь – пенсионер. Работал я в разных сферах и на разных должностях, от учителя физики и математики в средней школе до научного сотрудника Академии наук и редактора районной газеты, но больше всего мне нравилось собирать и изучать фольклор.
Увлёкся я этим делом, будучи ещё студентом, и по сегодняшний день интересуюсь, хотя мне недавно стукнуло уже семьдесят…
Собирать я начал по своей инициативе более 40 лет назад украинские и цыганские народные песни в моём родном селе Дану. Никто мне это не поручал, не заставлял, не настраивал, не оплачивал, не просил и не запрещал..
Я тогда понимал, что если не запишу, то все эти произведения пропадут, исчезнут из памяти, забудутся. Так и получилось. Сегодня народные песни никто не поёт на свадьбах, крестинах, как это бывало раньше, старики, которые их помнили, поумирали, а молодёжь – при своих интересах… А я записал на магнитофонные ленты и кассеты в наших сёлах более 700 украинских, более 400 молдавских и 65 цыганских народных песен, множество произведений устного народного творчества других жанров. Часть из них опубликована в трёх фольклорных сборниках, изданных Академией наук Республики Молдова, в них я являюсь соавтором как собиратель. Другие изданы мною самостоятельно за свой счёт. Теме украинского народного песенного творчества Севера Республики Молдова посвящены моих две монографии и сборник «Записки фольклориста». Отдельной книгой вышел сборник собранных мною 18 лет назад молдавского песенного фольклора и отдельной брошюрой - цыганские народные песни.
Конечно, я горжусь тем, что мне удалось сохранить многие бесценные сокровища народного творчества и даже открыть неизвестный ранее в славяноведении жанр «песни-парованки».
Но я хочу рассказать об одном особенно памятном для меня событии – первой моей лекции об украинском фольклоре перед студентами первого курса только что открывшегося тогда отделения украинского языка и литературы филологического факультета Бельцкого университета имени Алеку Руссо.
Я был приглашён тогда работать на четверть ставки преподавателем украинского фольклора, и согласился, хотя знал, что встречу немало трудностей. Кафедра только-только открылась. Ни учебников, ни программ, ни методической литературы нигде не было.
С чего начинать? Что я скажу студентам? Как убедить их в том, что изучение и собирание фольклора – очень важное и необходимое дело?
Конечно, я долго думал об этом и, честно говоря, волновался, хотя и имел опыт преподавания в вузе русского языка в 1975 году. Но на улице был уже 1992-й, задача передо мной – совершенно новая, и надо с ней справиться. Ведь я давно убедился: авторитет педагога на 80-90 процентов зависит от его первого урока. Будет он удачным - дальше всё получится как бы само собой. Не удастся – пиши «пропало».
Что же мне делать?
И тут я вспомнил балладу, что записал у в Дануле. Она особенно сильно меня поразила своим содержанием и мелодией.
Я решил спеть её на первом занятии и надеялся, что именно она способна раскрыть огромный потенциал народного творчества, большую эмоциональную силу народной песни.
Зайдя в аудиторию и познакомившись со студентами, я рассказал им, что буду преподавать предмет «Украинский фольклор» и предложил успокоиться, расслабиться, закрыть глаза, сконцентрироваться на ощущениях спокойствия, тепла, тяжести и расслабления мускулатуры, обратить всё своё внимание на мои слова и отвлечься от всего постороннего.
Когда в аудитории наступила абсолютная тишина, я начал петь:
Ой в лісі, в лісі під дубиною
Жив собі голуб з голубиною…
Вторую строку повторяю (На протяжении всего произведения повторение второй строки двустишия значительно усиливает впечатление):
Жив собі голуб з голубиною…
Затем голосом подчёркиваю смысл дальнейших событий:
Надлетів орел з чорної хмари,
Розбив-розлучив голубку з пари.
Голуба убив на половині,
Розніс пір’ячко по всі долині.
Голуба убив, голубку лишив,
Та взяв голубку за свою любку.
Повів її в двори, заклав за столи,
Дав її їсти, дав її пити.
Дав її їсти жита-пшениці
Дав її пити води з керниці.
Голубка не їст, голубка не п’е,
Лиш в сад-виноград плакати їде.
-Чого ж ти не їж, чого ж ти не п’еш,
Лиш в сад-виноград плакати їдеш?
-Як мені їсти, як мені пити –
Який світ білий – нема з ким жити?!
-Дам тобі, голубко, сім пар голубей,
Вибирай собі – який твій любій!
-Хоч давай мені двадцать чотири -
Нема й не буде як мій миленький.
А мій миленький – чорнобривенький,
Личко рум’яне ще й сивокрилий…
Любовь и верность не продаются.
Всё становится на свои места.
Наступает катарсис…
И тут впечатление ещё более усиливается затихающим повтореним:
Ой в лісі, в лісі під дубиною
Жив собі голуб з голубиною…
Многие слушатели не скрывают набежавших слёз, некоторые, особенно впечатлительные, плачут.
Тогда я спрашиваю:
-Вы поняли, что такое - НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО?
-Вы поняли, сколько чувств может вызать НАРОДНАЯ ПЕСНЯ?
-Вы поняли, что такое – ФОЛЬКЛОР?
-По-о-оняли, - отвечают они сквозь слёзы.
- По-о-оняли…
… Прошло 20 лет.
В 2012 году я жил в селе Дану, научной деятельностью уже не занимался, но иногда участвовал в конференциях по украинской тематике.
7 июня в Кишинёве должна была состояться научная конференция, посвящённая памяти академика Константина Фёдоровича Поповича.
Я получил на неё приглашение, подготовил выступление и явился в назначенное время в один из кабинетов Академии наук.
Тут и произошла эта неожиданная встреча.
Ко мне подошла незнакомая женщина средних лет:
-Виктор Дмитриевич, здравствуйте! Я знала, что Вы будете на конференции и всё время думала о том, что смогу Вас тут увидеть.
-Кто Вы? – спросил я.
-Я была Вашей студенткой. Помню до сих пор первую лекцию по фольклору 20 лет назад. Песню про голубку…
С тех пор записываю фольклор. Записала дедушку, бабушку, родителей. Работаю учительницей в одном из лицеев Кишинёва.
Спасибо Вам за всё…
10. Бабайка или Методический материал от Проза. Ру http://www.proza.ru/2014/11/26/162
Эми Ариель
Как-то на Прозе набрела на совершенно очаровательный рассказ автора Ашер Рав-Модед «Бабайка, или мой первый опыт с электричеством»
В рассказе описан случай, произшедший с автором ещё в младенческом возрасте, в начале 70-ых. О первом знакомстве любознательного малыша с электричеством, пережитых физических ощущениях и эмоциональном состоянии при полученной в результате этого знакомства электротравме, о чудесном спасении, можно сказать, втором рождении, рассказано так здорово, что не могла не взять это повествование на заметку. Ведь, помимо всего, я преподаю предмет «Безопасность человека» в школе, и вопросы электробезопасности мы рассматриваем на уроках. Об одном из таких уроков хочу рассказать.
Следует отметить, что школа наша маленькая, частная, существует на средства спонсоров, обучаются у нас в основном детишки из проблемных семей, почти все ученики проживают в интернате при школе, некоторых ребят беспутные или больные родители никогда не забирают домой. Многие дети довольно трудные, зачастую значительно отстают в развитии. Они не видят родительской ласки, но, обучаясь в нашей школе, получают многое – хорошие бытовые условия и питание, уход и присмотр воспитателей, праздники, экскурсии и летние лагеря, а так же стандартное общее образование. Правда нам, учителям, нелегко, на учебники и наглядные пособия, другие обучающие средства не хватает финансирования, почти всё приходится придумывать и реализовывать самим.
Уроки безопасности ребята любят – это сама живая жизнь, практические навыки, которые нужны всем и каждому. И начинаем мы изучение курса именно с вопросов электробезопасности.
Тот урок с пятиклассниками мы начали с того, что выяснили, что ребята знают об электричестве, назначении частей электроприборов и элементов электроинсталляции в классной комнате. А потом перешли к вопросам, связанным с опасными факторами. И тогда я предложила послушать историю про «Бабайку». Только начала читать, как в класс проскользнули второклашки, удравшие от воспитательницы из продлёнки, и, облепив мой стол, попросились остаться послушать, следом за ними зашла и сама воспитательница, увидев эту картину, спросила, разрешаю ли я малышатам посидеть на уроке, и, получив моё согласие, оставила их в покое. С большим интересом ребятишки слушали про маленького мальчика, который очень хотел из розетки выманить загадочного Бабайку, поиграть с ним, какие он для этого применил хитрости и что из этого вышло. Чувствуя своё преимущество, они смеялись над приключениями незадачливого героя и запоминали, что с ним приключилось.
А потом мы рассматривали картинки с различными ситуациями по электробезопасности, и ребята сами рассказывали, что неправильно делают изображённые на картинках персонажи, показывали, как прыгая на одной ноге или скользящими шажками надо выбираться из зоны возможного шагового напряжения, объясняли, почему в ванной розетки закрытого типа, как освобождать потерпевшего от воздействия электрического тока и ещё много другого. И всё время со смехом вспоминали глупенького, чудом спасшегося от грозного Бабайки, героя рассказа, спрашивали, кто написал эту историю и где теперь живёт автор. По окончании урока гости-второклашки, просидевшие весь урок за моим столом, спросили, когда у меня будет следующий урок и попросили разрешения прийти. А ещё я слышала, как они пересказывали тем, кто пропустил урок, эту интересную историю.
Вот так неожиданно на Прозе я нашла прекрасный методический материал для школы. Спасибо милому автору Ашеру Рав-Модед!
11. О любви и не только... http://www.proza.ru/2015/09/14/753
Наталья Чаплыгина
Аля стояла перед матерью, низко опустив голову. Её длинные ресницы слегка подрагивали, как крылья бабочки. Ещё чуть-чуть и слёзы потоком хлынут из глаз.
- Аля, девочка моя! Это что такое? – в голосе Надежды Александровны явно присутствовали нотки тревоги и недоумения.
Её взгляд застыл на фартучке школьной формы дочери. По самому его центру расположился грязный отпечаток подошвы небольшого размера, переходящий в длинную широкую полосу. Земля крепко въелась в чёрную шерстяную ткань. Было видно, что девочка уже пыталась её стряхнуть, но её усилия оказались тщетными.
- Опять Коля!? – голос мамы скорее утверждал, нежели спрашивал.
Але можно было не отвечать. Имя виновника всех её школьных бед было известно Надежде Александровне с первых дней учебного года.
- Ну всё, Аля! Моему терпению пришёл конец. И не отговаривай меня больше. Я пойду к Антонине Сергеевне и попрошу вас рассадить. Необходимо поговорить и с родителями этого Коли. Сколько же ещё этот хулиган будет издеваться над тобой?
Але становилось понятно, что на этот раз маму отговорить не удастся. И всё же она посмотрела на мать умоляющими глазами.
Надежда Александровна и сама была противницей разрешать детские ссоры на взрослом уровне. Она считала, что дети должны сами разбираться в своих отношениях со сверстниками и уметь постоять за себя. Её муж был того же мнения. Но их дочь, как показывала жизнь, за себя постоять не могла и, с каким-то непонятным терпением, сносила все выходки соседа по парте. Надежда Александровна могла бы и не узнать о маленьком «тиране». Всё открылось тогда, когда на страницах Алиных тетрадок с завидным постоянством стали появляться длинные росчерки. Трудно было не догадаться о причине такой систематической «неаккуратности» дочери, за которую учительница честно снижала той оценку.
- Это твой сосед толкает тебя, когда ты пишешь? Посмотри на меня.
Глаза Али не умели лгать.
- Он тебя обижает?
Взгляд дочери уткнулся в тетрадь.
- Мама, ты не думай. Коля не очень сильно меня обижает.
- Не очень сильно? Это как? Не очень сильно толкает? Не очень сильно за косы дёргает? Да?
Упорное Алькино молчание подтверждало правоту догадок Надежды Александровны.
- Ну, и что же мы будем делать с этим, Аля?
- Мама, ты только к Антонине Сергеевне не ходи. Я не хочу, чтобы меня считали ябедой.
И тихо добавила:
- Коля не очень плохой. Правда.
Надежде Александровне было над чем задуматься. Она прекрасно понимала нежелание своей дочери прослыть в глазах соседа по парте и одноклассников ябедой. Ей самой в детстве пришлось пройти через это. Как-то друзья Нади узнали о том, что она подробно рассказывает своей любимой бабушке обо всех своих обидах на ребят. И тогда они объявили ей, шестилетней девчонке, самый настоящий бойкот. С Надей перестали разговаривать и играть все её друзья. Стоило Наде появиться на улице, как со всех сторон начинала доноситься дразнилка:
- Ябеда-корябеда, солёный огурец, на полу валяется, никто его не ест.
Для маленькой Нади бойкот стал тяжёлым уроком и заставил её во многом измениться. Испытав на себе силу коллективного отторжения, она навсегда сделала вывод: человек, независимо от возраста, должен нести ответственность за свои поступки. И вот теперь её дочери грозила участь прослыть ябедой.
- Хорошо, я пока не пойду к Антонине Сергеевне, - пообещала ей Надежда Александровна.
Но тревога прочно поселилась в её душе. Тяжело было осознавать, что школа принесла её девочке не только радость новых впечатлений, но и боль огорчений. И причиной этих огорчений был Алин сосед по парте.
Дни шли своим чередом. На дворе стоял октябрь. Учительница по-прежнему снижала Але оценки за неаккуратное ведение тетрадей. Судя по этому, в отношениях дочери с соседом по парте ничего не менялось. Но Аля упорно никому не жаловалась, и на вопросы Надежды Александровны отвечала, что всё у нее хорошо.
Но в этот раз Коля перешёл все границы допустимого.
- Он что, ноги о тебя вытирал? Можешь мне не отвечать. Я завтра же пойду в школу и поговорю с учительницей о поведении этого мальчишки. И прошу тебя, не уговаривай меня этого не делать.
Надежда Александровна не сомневалась, что виновником возникшего и затянувшего конфликта был именно Коля. Её Аля была на редкость спокойным ребенком.
Однако выполнить своё обещание ей не удалось. К вечеру у Али поднялась температура, и начался кашель. Вызванный на следующий день педиатр поставил Але диагноз «ОРЗ» и выписал Надежде Александровне больничный по уходу за ребёнком.
На целых десять дней Коля оказался вычеркнутым из Алиной жизни. Но Надежда Александровна нет-нет да и возвращалась мыслями к этому странному детскому конфликту. Ей казалось также странным и то, что такой опытный педагог, как Антонина Сергеевна, могла так долго не замечать того, что у ребят не складываются добрососедские отношения.
- Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы не заметить, что причина Алиной «неаккуратности» в тетради - это дело рук соседа по парте, - думала она. - Почему учитель с сорокалетним стажем и званием «Заслуженный учитель» упорно занижает оценки её дочери за то, в чём она не виновата? Почему не принимает никаких мер по отношению к Коле? Почему не вызывает родителей для беседы?
- Надо обязательно разрешить эту ситуацию после Алиного выздоровления,- решила для себя Надежда Александровна.
Но сразу это сделать не получилось. Пришлось с головой окунуться в работу. Необходимо было разгрести накопившиеся за время «больничного» дела. Прошло несколько дней. В тетрадках дочери было на удивление чисто. Аля с удовольствием бежала в школу. Подошло время первых в жизни девочки школьных каникул.
На последний день первой четверти Антонина Сергеевна назначила родительское собрание, на котором должна была подвести итоги начала учебного года в классе.
Приход родителей на собрание оказался дружным. Всем не терпелось узнать, как их первоклашки влились в школьную жизнь. Антонина Сергеевна попросила родителей сесть на места своих детей. Надежда Александровна оказалась сидящей рядом с тихой застенчивой женщиной. Если бы не её сходство со своим сыном, то было бы сложно предположить то, что это Колина мама. Надежда Александровна встретилась глазами с виновато-извиняющимся взглядом этой женщины, и ей, почему-то, стало неловко сразу начинать разговор о поведении её сына.
- Поговорю с ней после собрания, - решила она.
Благо собрание уже началось и родители стали внимательно слушать педагога. Антонина Сергеевна затронула какие-то общие вопросы и перешла к характеристике детей. Очень тактично и коротко она рассказывала о каждом ребенке и давала необходимые советы родителям. Фамилия Али была почти в самом конце списка, и Надежда Александровна с интересом слушала то, что говорила педагог о других детях.
Подошла очередь Коли. Надежда Александровна почувствовала, как напряглось хрупкое тельце сидящей рядом с ней женщины.
- Представляю, сколько за короткую жизнь этого сорванца ей уже пришлось выслушать нелицеприятных вещей, - мысленно посочувствовала она ей.
Первые же слова учительницы о мальчике только укрепили сложившиеся у Надежды Александровны мнение о нём. Коля оказался ребёнком с поведением далеко не примерным, но способным и смышлёным учеником.
- Но, вот, что интересно, - продолжала свой рассказ о нём учительница, - Коля в последнее время стал заметно доброжелательнее и спокойнее. И я думаю, что эти перемены в нём к лучшему напрямую связаны с его соседкой по парте. Сидит он с Алей, девочкой спокойной и доброй. Я не раз наблюдала, как терпеливо она сносит все его выходки в отношении себя и никогда на него не жалуется. Мне было жаль Алю, но она упорно не просила защитить её от Коли. И тогда я решила их рассадить. Две недели назад Аля заболела. Мне представился случай посадить Колю рядом с другой девочкой. Но, неожиданно для меня, он встал и при всём классе категорически заявил, что никто, кроме Али, сидеть за одной партой с ним не будет. Всё то время, пока она была больна, он никому не позволял сесть на её место даже на перемене. Коля почти перестал хулиганить. Сейчас он ведёт себя совсем иначе. Мне кажется,- обратилась она к Надежде Александровне, - что Вы хотели попросить меня пересадить Вашу Алю. Я не настаиваю, но считаю, что этого делать не следует.
В классе было тихо. Антонина Сергеевна вопросительно посмотрела на Надежду Александровну. Та задумчиво кивнула головой в знак согласия.
- Вот и хорошо! – с удовлетворением произнесла учительница и продолжила собрание.
Мама Али искоса взглянула в сторону своей соседки и вновь натолкнулась на её виновато-извиняющийся взгляд. Улыбка тронула её губы. Соседка улыбнулась в ответ. Улыбка у Колиной мамы оказалась милой и застенчивой, такой же, как и у её Али.
За одной партой Коля и Аля просидели все четыре года начальной школы. Коля больше ни разу не обидел Алю и не позволил никому из ребят в школе это сделать. Он оказался на редкость верным и заботливым другом. Дружба с ним пошла на пользу и Але. Она стала более смелой и менее застенчивой.
В пятом классе Аля и Коля уже не встретились. Его семья переехала куда-то в другой город…
12. Башенный кран
Борис Пьянков
Мой колледж расположен недалеко от дома, поэтому я хожу на работу пешком. Возле места, где строится большой жилой комплекс , я замедляю шаги и любуюсь огромными башенными кранами, бесстрашно устремленными в небо.
Их длинные, вздернутые вверх, стрелы вызывают у меня на странные ассоциации; они напоминают мне возбужденную плоть гигантских механических самцов, которые непрерывно обслуживают ненасытную стройку.
Что за чепуха! Как и все мы, я знаю, что наверху, на высоте под облаками, находится небольшая кабинка, где сидит машинист, который управляет этим огромным механизмом.
Кто он, этот герой, который каждый день поднимается пешком на стометровую высоту? Спускается ли он на обеденный перерыв? А что случится, если машинист вдруг захочет справить малую, или большую нужду? Вряд ли на башенном кране имеется туалет!
Однажды я увидел, как крановщик бесстрашно прогуливается по тыловой части гигантской стрелы, нависающей над моим путем. Пораженный зрелищем, я задрал голову и неотрывно смотрел на него. С такой высоты на которой находился этот небожитель, все наши проблемы должны были казаться ему пустыми и надуманными.
– Интересно, – думал я, – если машинист решит плюнуть вниз; долетит ли до земли его плевок?
Хозяин крана помахал мне рукой и удалился в свою кабинку. Вскоре кран начал выполнять предназначенную работу, а я двинулся дальше, на встречу со своими мелочными учительскими проблемами.
Оформление журнала, техника безопасности, справки, учебные программы и календарные планы, отчеты об успеваемости; бумажки, бумажки, и еще раз бумажки, чтоб их черти взяли!
И неважно, любят ученики твои уроки, или нет; у вышестоящего начальства принято оценивать работу по так называемым документам. Не можешь вовремя сдать требуемые отчеты, – значит ты плохой учитель, который не заслуживает своей зарплаты!
Господи, и почему я не стал машинистом башенного крана?
13. Задание на каникулы
Евгения Козачок
Осенние каникулы пролетели быстрой птицей. Да и летние не черепашьим шагом прошли. Казалось, что только вчера отзвучал последний звонок, а сегодня новый учебный год колокольчиком отозвался.
Из-за «молниеносного» течения времени, решила нарушить традицию каникулярного задания, с набившей оскомину темой «Как я провёл лето». Мне хотелось, чтобы мои пятиклассники отдыхали без обременительной мысли,- «я, должен» и перенесла его на осенние каникулы.
- Дети, пишите о чём хотите. Проза это будет или стихи, сто или десять слов, но чтобы в них вы вложили свою мысль и сердце.
Надеялась, что они будут искренними. Полагала, что за год узнала о своих учениках всё: о чём думают, как и чем живут. И предположить выбранную ими тему не составляло трудности.
После пятого урока провела «воспитательный час». Снова напомнила своим подопечным о правилах поведения и успеваемости:
- Пятёрок, четвёрок и ниже их, чтобы и в помине не было! Это даже не обсуждается.
В мажорном настроении пришла домой. Быстро приготовила ужин. Включила стиральную машину. Под её «музыку», привычно рассортировав рассказы на: «первые» и на «потом», начала читать. Как всегда, описывали природу, отдых на море, даче, радовались новому компьютеру, велосипеду. Из прочитанных понравилось эссе Риты о природе. Оставшиеся рассказы читала с меньшим интересом, пока не открыла тетрадь Вани Игнатенко.
Прочитала. Затаила дыхание. Ещё раз прочитала и, меня охватил ужас!
Если бы я не знала семью Вани, и не было написано: «Прочитал в интернете» и ссылки на источник, то я подумала, что он пишет о себе. Наш Ваня тоже скуп в общении, мало улыбается. Но это и понятно. Восемь месяцев назад, во время родов, умерла его мама. Сестричка жива, а мамы нет. Воспитывают её бабушка, дедушка, папа. Ваня в ней души не чает.
Я, в эти месяцы уделяла ему больше внимания, чем остальным детям. Класс понимал меня.
Меня потрясла душевная сила чувств Вани, его выводы и пять слов, которые заставили меня встать, заметаться по комнате и, бежать к нему. У порога остановилась, немного успокоилась. Дождалась вечера.
Прочитала исповедь мальчика в своей семье. Дочка плакала. Муж с сыном возмущались, а в глазах - боль.
Ночью не могла дождаться утра, в школе – окончания уроков, чтобы встретиться с детьми. Мне была важна их реакция на трагедию мальчика и крик души нашего Вани.
- Дети, я хочу прочитать вам домашнее задание Вани Игнатенко. Комментировать не буду.
Ваня низко наклонил голову, как будто боялся насмешек. После прочтения класс молчал. Казалось, воздух застыл...
И только Света удивлённо спросила о том, что меня напугало, удивило, насторожило:
- Ваня, ты правду написал, что не стал бы жить после побоев и оскорблений? А как же твои родные и мы? Тебе, что не было бы страшно уйти из жизни?
- Я всегда правду говорю. Никто не смеет бить детей. Неуважение, ненависть, зло, это самое страшное, что может быть в отношениях людей. Вы представили себе, что чувствовал мальчик, когда его унижали и били одноклассники, ненавидели и избивали родители? Он не испытал чувства любви к себе ни от кого из окружающих его людей. И я думаю, что если бы он не умер, то всё равно не смог дальше жить ни семье, ни в обществе, его не принявшем. И прожил этот человечек всего семь лет с постоянной болью и чувством, что никому не нужен.
Я и его сверстники смотрели на Ваню так, словно увидели его впервые. На такое решительное заявление не каждый взрослый осмелится.
Смотрела на серьёзные лица детей и думала о том, что сегодня они открыли для себя ещё одну сторону жизни человека, поняли её сложность и то, что обязательной составной человеческих отношений должны быть: любовь, доброта, взаимопонимание, уважение и внимание друг к другу.
- Инна Владимировна, рассказ Вани надо отдать на конкурс, - заявила Рита.
- Ты, права.
Отдала его заместителю директора по воспитательной работе. Через день о её содержании, знали не только ученики, но и родители, приглашённые на общешкольное собрание. Надо было видеть притихший зал и опущенные глаза некоторых пап, после услышанной исповеди семилетнего Вани.
Вероятно, были ученики из нашей школы, прочитавшие в интернете письмо семилетнего мальчика, но сердцем принял его боль и откликнулся на неё, Ваня Игнатенко. Никто не проходил мимо его домашней работы, размещённой на стенде. Читали о мальчике:
«Меня зовут Ваня. Мне 7 лет. Я очень люблю свою маму Катю и папу Вадима а если честно я их люблю и боюсь. они меня всегда бьют, но я не понимаю почему, в чем я виноват... Утром я проснулся и пошел в школу. Учился я хорошо, учительница меня любила, а я любил весь класс… Знаете у меня нет друзей. На переменках я сижу в классе и играю карандашиками. Со мной никто не хочет дружить. Я всегда пытался подойти к кому-нибудь и подружится, но они толкали меня и кричали :" пошел вон уродец " А знаете почему уродец? у меня на лице был большой шрам, от удара папы, и я всегда ходил в одном и том же. В синих растрепанных джинсах, легкой красной маечке и поношенных ботиночках
. Я не сильно горевал, потому что любил всех. В этот день после школы я пошел в раздевалку, взял свою старенькую осеннюю курточку и пошел на улицу. Зима… Метель. Я дрожал от холода и еле ходил. Тут сзади кто-то кинулся на меня и засунул головой в сугроб. Я слышал как они говорили :" урод ты! никому ты не нужен, ты бомж!" Потом ударили по ногам, по рукам, по спине и ушли Я плакал… не потому что было холодно, а потому что у меня нет друзей, но я по-прежнему всех любил Потом я пришел домой и мама накинулась на меня и начала таскать за волосы:" где ты был?! Что за вид? Идиот ненормальный! Не будет тебе обеда, вали к себе в комнату!" Я молча пошел к себе и сидел. Я привык, когда меня бьют… когда не обнимут и не скажут хорошие слова. Я так и заснул… в мокрой одежде и голодный. Потом я начал плохо учиться, ничего не понимал… папа бил за это и очень сильно, один раз так ударил по рукам, что мой пальчик онемел и не двигался… с тех пор так и остался. Из-за этого меня в школе еще больше дразнили. Проходили дни, и вот однажды у меня заболело сердечко. Мама и папа ничего не делали все как обычно. По ночам знаете, что я хотел? Я очень хотел чтобы моё сердечко не болело… потому что я не хотел огорчать этим маму и папу… я их очень любил, честно, очень. На следующий день в школе нам задали на уроке нарисовать рисунок: " Моя мечта " Все рисовали машины, ракеты и куклы, а я нет. Потому что я не хотел это… я хотел хороших, маму и папу... И я нарисовал семью. Мама, папа и их сыночек, радостно играющиеся в настольную игру. Я рисовал и тихонько плакал… ведь это моя мечта... Когда настала моя очередь показывать классу рисунок, все надо мной смеялись Я пошел к доске и сказал :" моя мечта это семья. (я показал рисунок и все начали смеяться) Один мальчик по имени Сережка сказал :«и это твоя мечта? хахаха» А я не мог ничего сказать и лишь проговорил сквозь слезы тихо :" пожалуйста не смейтесь надо мной… это моя мечта… меня бьют и не любят… я вас прошу не надо издеваться… я хочу чтобы и меня, как и вас мамочка обнимала и целовала… я каждый раз после школы стою в сторонке и смотрю как вас забирают родители и радостно идут домой. А я никому не нужен, я знаю… (я плакал еще сильнее)… У меня нет пальчика и я не красивый, хромой и страшный. Но я не виноват, честно причестно. Я очень люблю своих родителей и не хочу их ничем огорчать… пожалуйста хотя бы вы не издевайтесь надо мной, не бейте Учительница сдержалась от слез и немногие меня поняли… но все равно издевались В один день я получил двойку по русскому языку в школе. Я боялся идти домой… маму бы огорчил. Но в другое место мне некуда идти и поплелся домой. Мама узнала про двойку и началось все сначала... Она схватила меня за больной пальчик и откинула на пол… я ударился ножкой об табурет. Потом ударила два раза по голове и я ничего не мог поделать... После битья я лежал на полу, на боку и не мог встать. Пальчика не чувствовал и ножку тоже Мама ушла куда-то и оставила меня… я достал из кармашка печенюшку и начал грызть тихо тихо… я боялся. Она подошла и сказала :" столько растили тебя дрянь, а ты ничего и делать не можешь, вот пусть отец придет и он тебе задаст! Не жалко аж!!" я успел только сказать :" мамочка не надо я исправлюсь" и пришел папа Узнав о двойке, он схватил меня за руку и начал трясти… потом ударил по лицу и ногам… я упал и не помнил ничего Проснулся в больнице, и увидел, что у меня нет пальчика насовсем… я смотрел в окно и грустил, тихонько плакал… наступал Новый Год и все торопились кто куда… Как дети со своими родителями играют в догонялки… как мама обнимает своего сыночка и целует. А знаете почему я плакал? потому что я не знал что такое улыбка мамы и ее поцелуй… я не знал что такое обнять маму… папу Меня только били… а я любил Учительница моя в школе давала мне чай попить, играла со мной немножко… она мой друг Прошло полгодика. Я учился получше, но мама и папа не любили меня… однажды я пролил случайно чаек, и меня снова побили... Вдруг мое сердечко заболело и я говорил маме :" мама-мама, сердечко болит " Она не обратила внимания... Я снова был в больнице и родители ко мне не приходили вообще… мне говорили, что они придут, но нет… А я ждал и ждал... Но они отказались от меня… от уродца А я их так любил… Любил всех…»
Мальчик Ваня умер через два дня… от очередной травмы... Когда его нашли мертвым, он держал в руках рисуночек свой и записку, которую не дописал… Содержание было таково :" Мамочка и Папочка. Простите, что я такой… что некрасивый, глупый и хромой. Простите, что вы не любили меня… простите. Я не хотел огорчать вас, я хотел только одного… Обнять тебя мама… поцеловать и сказать, что люблю тебя... Папа… я хотел играть с тобой в гонки и стрелялки… ходить гулять и петь... Я знаю что виноват( Я вас очень лю....." Дальше не было продолжения… сердце мальчика остановилось...»*
Мне жаль мальчика, которого злые люди, считающие себя родителями, лишили его будущего – жизни! Он был хорошим человеком с добрым сердцем, всех любил. Даже тех, кто её недостоин. Почему ни в одном сердце не нашлось места для любви к нему - у родителей, учителей, детей? Родился для счастья, а встретил ненависть. Любил весь мир и ждал любви к себе... А люди не видели, не чувствовали его боль. То, что должно было бы вызвать жалость и сочувствие к Ване, порождало насмешки и издевательства. Никто не помог изболевшему душой и телом ребёнку.
Я боюсь думать о такой жизни, какую прожил семилетний Ваня.
Я БЫ НЕ СТАЛ ЖИТЬ!
Мне страшен мир, в котором мы живём! Куда ушло добро из наших сердец?
...
*Источник и оригинал письма: http://www.liveinternet.ru/users/4116242/post327082497/
14. Рецепт счастья и бессмертья http://www.proza.ru/2011/12/15/83
Анатолий Шинкин
"Бессмертие без счастья -- пустое времяпрепровождение, а не жизнь", -- вампир Вадик коротко взгрустнул и, не заморачиваясь открыванием дверцы, умостился в салоне Ауди и поехал в наробраз, устраиваться учителем истории.
Выбор профессии не был случайным, где еще искать счастья, как не в женском коллективе, и кем работать вампиру в возрасте пятисот лет, свидетелю и участнику исторических событий, как не историком.
По коридорам наробраза слонялось множество кругленьких попок и вздрагивающих титек, всерьез озабоченных проблемами обучения и воспитания молодежи. Вадик неторопливо огляделся: "В лицах многих женщин присутствуют крысиные черточки, но какие симпатичные встречаются крыски".
Главная по образованию оказалась зрелой привлекательной крысой из вампиров-самовыдвиженцев, сосущей людскую кровь не от врожденной необходимости, а по душевной потребности:
-- История -- трудный предмет: множество учебников, наполненных противоречивым враньем,-- Елена Николаевна, завидуя бессмертию брата по крови, кривила кроваво-красные губы.
-- Мне легко разобраться, -- доброжелательно отозвался Вадик. -- Очевидец событий, живой носитель истории...
-- Не совсем живой, -- злобно процедила Елена Николаевна. Бессмертия хотелось мучительно. Наворованнное, нахапанное давно не помещалось в закромах, но впереди, через тридцать-сорок лет маячит смерть, куда и денег не прихватишь, и воровство теряет смысл. А этот красавец прожил пятьсот лет и будет бременить землю еще дольше...
-- Не совсем живой... Сгусток неизвестно чего, без тени, без отражения.
-- Не страшно, -- Вадик снова улыбнулся. -- Вот влюблюсь и оживу, и плевать на бессмертие.
-- А я хочу жить вечно, -- Елена Николаевна хлюпнула носом, -- пусть и в несчастье, и бесконечно пить кровь из жалких людишек.
-- Не получится, увы, -- в голосе Вадика прозвучал холодок. -- В бессмертные не берут ненасытных, чтобы не пострадала кормовая база. Научитесь отходить от холодильника раньше, чем в нем кончатся продукты.
Никто не обратил внимания на нового историка. Женский контингент, он же восемьдесят процентов учительского коллектива, привычно вежливо ответил на приветствие и равнодушно отвернулся, спеша до звонка закончить дела и разговоры.
У мужчин в школе три дороги. Либо начиналась дружба с информатиком, разговоры на непонятном языке, на женщин свысока, и потеря признаков пола -- унисекс.
Порой, поозиравшись затравленно среди многочисленных юбок, находил мужчинка убежище у трудовика и начинал выпивать: утром для смелости, в обед -- для бодрости. В трезвые дни оставался молчалив и скучен, в пьяные -- невыносим.
Относительно предпочтильный вариант -- дружба с физруком. Новенький быстро превращался в избалованного сексуального потребителя, чувствовал себя альфа-жеребцом в табуне, а на самом деле просто пользовал неискушенные в амурных делах сердца и неизбалованные мужской лаской тела учителок, молодых и не очень, мимолетным, необязательным и обидным сексом.
Историк сдвинул на совершенно черную, волнистую, стильно подстриженную шевелюру солнцезащитные очки-хамелеоны от известной швейцарской фирмы и, мельком окинув взглядом учительские спины, талии и зады, легко усмехнулся и подошел к расписанию уроков.
Очевидно, парень отличался великолепным зрением. Притененные длинными ресницами карие глаза с высоты двухметрового роста небрежно прошлись по столбцам, чуть задержались на номерах кабинетов. Подняв правую руку к красиво очерченным мужественным губам, чуть прищелкнул пальцами, запоминая время начала уроков; удовлетворенно кивнув, взял из стойки классный журнал и вышел из учительской.
-- Костючик, прямо депутатский, серо-синий, с блестками, -- печально вздохнула полноватая предпенсионная математичка Зоя Федоровна. -- Лет тридцать мечтала своего Ваньку в таком увидеть, а он так и проходил всю жизнь в фуфайке.
-- Ванька он Ванька и есть, -- язвительно "поддержала" завуч Кристина Валерьевна, за школьными делами так и не сподобившаяся выйти замуж.
-- Ну, хоть такой, -- успокаивающе улыбнулась мудрая Зоя Федоровна.
-- Мужчину необходимо создавать и образовывать, -- вмешалась строгая тридцатилетняя литераторша Елена Владимировна. Не далее полугода от нее сбежал муж, не выдержав пытки стихами русских классиков и разговорами о прекрасном в человеке. Теперь бывший к месту и не к месту повторял: "Лермонтов -- гад, Пушкин -- сволочь!" -- и третьей улицей обходил школу.
-- Ты уже одного образовала, -- пренебрежительно перебила Кристина Валерьевна и вновь повернулась к математичке. -- "Хоть такого", а почему не принца?
-- Так и я не принцесса, -- засмеялась Зоя Федоровна. -- Сейчас похудела, а смолоду такая пышка была. Ванька жилистый, и то, едва не надорвался, из ЗАГСа вынося. Шепчу: "Не неси, -- выкатывай", -- у него и ноги от смеха подкосились.
Толстенькая учительница младших классов Лидия Николаевна с надеждой подняла от тетрадок на математичку краснеющие полные щеки:
-- А худеть пробовали?
-- Не спрашивай, -- весело отмахнулась Зоя Федоровна. -- Целая библиотека о похуданиях и диетах, а рецепт счастья один: не съедать всего, что лежит в холодильнике.
Лидия Николаевна ответила мгновенно запунцовевшими щеками и, схватив журнал и стопку тетрадей, неловко заторопилась к выходу. Перекрывая смешки и улыбки, ей вслед затрезвонил звонок.
В расстроенных чувствах и мыслях о несовершенстве своего тела Лидия Николаевна, привычно уворачиваясь от снующих по коридору учеников, спешила к своим третьеклашкам: умным, добрым, замечательным...
-- Извините.
Лидия Николаевна сразу остановилась и непонимающе всмотрелась в серо-синее препятствие, с притягивающим мужским запахом. Не сразу, но догадалась взглянуть выше и невольно потянулась к теплому мягкому взгляду карих глаз. Новый историк. Вадим Вадимович.
-- Извините. Вы не подскажете, где кабинет истории?
-- Идемте. Я покажу, -- ответила и удивилась отсутствию всегдашнего замешательства при общении с мужчинами. -- Вот, напротив лестницы, а мой -- этажом ниже. Заходите, познакомлю со своими огольцами.
-- Обязательно, -- улыбнулся Вадим и, слегка повернувшись, ловко прикрыл собой Лидию Николаевну от летящих по коридору и ничего вокруг не замечающих в стремительном беге старшеклассников.
-- До встречи, -- гордая красивая женщина задорно процокала каблучками по лестнице и вошла в класс, не пряча улыбку. Радостно оглядела ребятню. -- Здравстуйте, садитесь. Что, Лена?
-- Лидия Николаевна, вы у нас такая красивая.
-- Спасибо, Лена. Я знаю. Начнем урок, -- и добавила про себя: "А к холодильнику близко не подойду".
15. Школьный вальс длиною в жизнь http://www.proza.ru/2015/10/05/906
Вера Полуляк
В печке мерно потрескивали дрова, в комнате было тепло и уютно. Аля сидела за столом рядом с мамой. Та проверяла тетради, исправляла ошибки, ставила оценки. Мама работала в школе учительницей. И Аля для себя уже всё решила:" Когда вырасту, обязательно тоже стану учительницей".
А пока она ещё не доросла, даже в школу не ходила. Хотя, это не совсем так. В школе-то она бывала почти каждый день. Иначе и быть не могло, когда мама-учительница, а папа, и вовсе-директор. И школа находилась совсем рядом с их домом.
Родители Али познакомились на работе. Молодая учительница начальных классов Мария Кирьяновна, сразу привлекла внимание Ивана Козьмича, который был старше почти на десять лет. Долгое время влюблённые старались скрывать от всех свои чувства. Опасались непонимания в учительском коллективе. Но шила в мешке не утаишь. Скоро всем всё стало ясно. А там , спустя положенное время, и дочка Аля появилась на свет. Следом за ней, с интервалом в два года, народились двое сыновей.
Дети росли в любви и заботе. Пока родители были на работе, за ними присматривала соседская девушка Варвара Георгиевна. Она уже закончила школу. И часто рассказывала Але и её братикам о том, какой замечательный учитель их папа, как любили они всем классом вместе с ним выходить после уроков на берег реки и читать там стихи, слушать Ивана Козьмича, его рассказы о прошлом.
Рассказывала и о том, как вместе со своим любимым учителем -директором школы мечтали о светлом будущем… Многим мечтам не суждено было сбыться. Когда пришло время идти Алевтине в первый класс, началась Великая Отечественная война. На долю её семьи выпали большие испытания. В 1943 не стало Ивана Козьмича. А Мария Кирьянова продолжала работать в школе, нельзя было опускать руки, не было времени для отчаяния. Надо было поднимать и растить детей.
Алевтина, как и мечтала в далёком детстве, закончила школу и поступила в педучилище, позднее – в пединститут. Стала учительницей. Работала в сельской школе.
... Восемь парт расставлены в два ряда. Справа - печка, в которой потрескивают дрова. А слева через высокие окна льётся яркий свет. За окнами бушуют кусты сирени. Вокруг школы - фруктовый сад. Над входной дверью вывеска: "Начальная школа". Здесь обучалась грамоте местная детвора. Во время большой перемены устраивали обед. Дети доставали свои узелки с бутербродами и молоком, налитом в бутылочки. К этому времени и чайник закипал, который заблаговременно ставили в классе на выступ печки. На десерт были яблоки и груши, собранные в школьном саду.
Дети ели и наперебой рассказывали любимой учительнице свои домашние новости.
Так и бежали день за днём, неделя за неделей, год за годом. Менялись ученики, а традиции школы оставались неизменными.
К Новому году в школу привозили из леса настоящую пушистую красавицу ёлку. Праздник был не только для сегодняшних учеников, но и для выпускников всех лет и их родителей. Кто-то из взрослых становился на время утренника Дедом Морозом и Снегурочкой. А дети выступали с праздничным концертом. Снежинки , зайчики,лисички, гномики - все в дружном хороводе кружились вокруг ёлки.
В конце учебного года непременно организовывалась какая-нибудь интересная экскурсия по памятным местам родного края.
Долгие годы этой школой заведовала отличник народного просвещения Алевтина Ивановна . Она была главным организатором и вдохновителем всех культурных мероприятий. Она вела и весь учебный процесс. Рано утром спешила на работу . Два километра по проселочной дороге преодолевала привычно и безропотно. Летом , когда ученики уходили на каникулы, а в школе нужно было организовывать ремонт, ездила на велосипеде.
Малокомплектные школы имеют свою особенность. Учитель здесь, как многостаночник, работает одновременно с разными классами. Чтобы справиться с задачами урока, нужны определённые навыки и умения. Да и покрутиться приходиться немало.
…За партами в одной комнате сидели ученики первого, второго и третьего классов. А учитель один на всех. В течение урока Алевтине Ивановне удавалось опросить каждого ученика, каждому дать индивидуальное задание. А если возникала необходимость, то после занятий оставалась и занималась дополнительно. Выпускников этой школы с удовольствием брали к себе учителя средней школы.
Алевтина Ивановна в эту школу пришла, как только вышла замуж и переехала жить к мужу. С ним они условились, что если не будет работы в школе, то переедут жить в другое место. Свою жизнь без школы Алевтина не могла даже представить.
Вспомнить об этом уговоре пришлось спустя два с лишним десятка лет.
Где-то в середине семидесятых годов над школой нависла угроза закрытия. Родителям было сказано: "Не хватает еще одного ребенка. Найдете - школа останется, а нет - придется закрыть". К счастью, положение спас мальчик из города. Родители по семейным обстоятельствам оставили его на зиму у родственников. Учиться в селе ему понравилось. Не хотел даже возвращаться в город.
Школу в тот раз удалось отстоять. И родителям не пришлось отрывать от себя маленьких детей и отправлять учиться в интернаты.
Не пришлось и менять место жительства Алевтине Ивановне. Здесь для неё всё уже стало родным , уезжать совсем не хотелось. Здесь у них с мужем родились дети. И теперь маленькая дочка, так же, как когда-то сама Алевтина, любила сидеть рядом с мамой, когда та проверяет ученические тетради…
Малокомплектные школы и сегодня переживают нелёгкие времена. Угроза закрытия висит над ними как дамоклов меч. А вместе со школами уходит из сёл и сама жизнь...
Алевтина Ивановна посвятила делу воспитания подрастающего поколения всю себя. Её любили и уважали и ученики, и их родители. А бывшие выпускники , уже сами став мамами и папами , нередко обращались за советом к своей любимой первой учительнице. Ивановна - так , с уважением и любовью, её величали на селе.
…Для большинства из нас школьные годы - это отрезок длиною в десять лет, когда нужно сидеть на уроках и делать домашние задания, это период школьной дружбы и первой влюблённости.
В жизни Алевтины Ивановны Мосиной понятие- школьные годы - стало намного шире и наполнилось особым смыслом . Мелодия школьного вальса сопровождала её на всех этапах жизненного пути. Со школой связана вся её жизнь. От рождения в семье педагогов, от того памятного зимнего вечера рядом с мамой , проверяющей тетради, до самого последнего дня. Когда придя домой после занятий почувствовала себя плохо.
Жизнь оборвалась.
Но память о талантливом педагоге жива и сегодня. А дело своей первой учительницы продолжают её выпускницы, которые , как когда-то сама Алевтина Ивановна, выбрали для себя учительскую стезю.
16. Абитуриентка http://www.proza.ru/2015/10/01/2034
Лена Июльская
Грифель карандаша плавно скользил по листу ватмана. Штрихи послушно ложились в заданной траектории, плотно прижимаясь друг к другу. Рука художника едва придерживала карандаш, лёгким прикосновением направляя его в нужную сторону. Пальцы словно жонглировали им. Карандаш парил в невесомости ауры кисти художника.
На прикреплённом к мольберту белом листе бумаги обозначилась фигура женщины.
- Какой неудачный ракурс мне достался - Эльвира сосредоточенно прищурилась.
Кулак с зажатым между пальцами карандашом, застыл у подбородка. Шёл первый день вступительного экзамена по рисунку. Эльвира поступала в художественный институт.
Школьная жизнь с её изнурительными заданиями, доводящими до нервного истощения и физического изнеможения, осталась позади. Больше не надо было дрожать, со страхом наблюдая за движущейся по классному журналу рукой преподавателя, и , затаив дыхание, следить на какой же фамилии она остановится. Можешь смело расправить крылья и лететь к своей заветной мечте, одержимый авантюрным азартом с привкусом предательского страха, с багажом расплывчатого представления о предстоящем будущем и рыхлой уверенностью в завтрашнем дне , с ощущением дискомфорта от назойливого сомнения в готовности нового придирчивого, искушённого мира гостеприимно распахнуть перед тобой двери и удостоить тебя чести стать его другом. Каждый шаг, пусть даже где-то робкий, неуклюжий, но всё же шаг к новой жизни воспринимался тобою восторженно.
Эльвира, подходя к зданию института, построенного в самобытном архитектурном стиле, испытывала нестерпимое желание поскорее зайти внутрь и ощутить эйфорию от дурманящего запаха художнической кухни. Триумфально подняться по широкой парадной лестнице, пройти по длинным коридорам, скрипя старым обшарканным паркетом, восхититься работами студентов, рисунками и живописью висевшими на стенах, мучительно позавидовать их авторам и наивно понадеяться, что и ты когда-нибудь сможешь так же сделать.
Вот и та аудитория, где проводился экзамен по рисунку.
-- Уважаемые абитуриенты, объявляется перерыв пятнадцать минут. Прошу всех выйти в коридор - деловым тоном произнесла дежурная. Натурщица быстренько набросила на себя халатик и удалилась. Эльвира, идя к выходу, разглядывала работы других абитуриентов. В её сознание всё глубже проникали тревожные нотки.
- Какие сильные работы. Конкуренция жёсткая. Мне ни за что не поступить. Только чудо может помочь.
Впереди, отошедший от своей работы парень, как-то странно посмотрел на Эльвиру. Мотив красноречивого взгляда растворился в загадочной неизвестности. Когда перерыв закончился, все стали возвращаться в аудиторию. Эльвира по инерции взглянула на то место, где работал этот странный юноша и искренне удивилась, увидев совершенно другого человека. Нет, в общих чертах, он, был очень похож. Можно даже и не отличить. Но прекрасную зрительную память Эльвиры не проведёшь.
Взгляды встретились. Эльвира поняла, что вместо абитуриента рисует кто-то другой. «Любопытно» - только и подумала она про себя, принимаясь за продолжение работы, с раздражением внимая плодам своей деятельности.
- Халтура, бездарщина. Художница от слова «худо». Тебе здесь не место. Это не твоё. - Эльвира считала, что даже в её внешнем облике ей не хватало какого-то экстравагантного шарма, отличающего художника от обычных людей. А значит и в характере она в чём-то не дотягивает. Иллюзия вдохновения. Тебе кажется, что внутри всё кипит эмоциональной творческой бурей, а в итоге твои руки, как грубый неотёсанный инструмент творят невероятное убожество, примитив. Но почему? Ведь иногда ты хватаешь акварель, бумагу, этюдник и мчишься навстречу своему порыву. Находишь удивительный по красоте сказочный уголочек природы. Садишься. И начинается таинственное перерождение твоих чувств, фантазии в графическое изображение, в живопись. Ты вкладываешь в свою работу весь свой пыл и замечаешь, как она постепенно оживает и дышит твоим дыханием. И ты, любуясь ею, успокаиваешься.
Что же сейчас мешает сделать то же самое. Слово «должен» нарушает тонкую грань гармонии. Постарайся найти мотив вдохновения. Представь себе, что это не просто натурщица, невзрачная сухощавая женщина с унылым поблёкшим лицом, а ,допустим, русалка, сидящая на берегу озера. Только в процессе воображения не пририсуй нечаянно натурщице хвост.
Стрелки часов неестественно быстро несутся вперёд. Два часа пролетают, как пять минут. Во время второго перерыва , в коридоре к Эльвире подошёл «лжеабитуриент».
- Надеюсь, вы меня не выдадите? Хотите я и вам помогу. Сфотографируйте натуру с вашего ракурса и завтра я принесу вам рисунок
- Нет, спасибо. А как же штамп ? Это очень опасно. Обнаружат – прощай институт. Я уж как-нибудь сама .
- Ну хорошо. Тогда пусть хотя бы мой «двойник» - он профессиональный художник, подойдёт к вашей работе и укажет на допущенные ошибки. Подскажет, как их исправить.
Эльвира не принадлежала к категории людей – любителей «качать права». Разоблачённый обман ей был безразличен. Что ей до других. Надо сначала разобраться в себе самой. Туда ли ты поступаешь? Действительно ли тебе нужна именно эта профессия? Если ты не сможешь в ней ничего добиться, все усилия будут напрасны. Только потеряешь драгоценное время. И всё же так хотелось попытаться поступить. Доказать себе, что ты на что-то способен.
Двойник парня стоял у мольберта Эльвиры.
- Ну что ж, в принципе неплохо. Вот здесь, видишь, немного провалилось. - парень сделал два шага назад – Не пойму она у тебя по-моему слегка падает или нет? Ну да, так и есть, допущена погрешность. Ну здесь сделаем пообъёмней, акцентируем передний план. Заметна закомплексованность. Женское тело – прекрасно. Соберись и у тебя всё получится.
- Спасибо. Я стараюсь, но выше головы не прыгнешь.
- Ты поступишь. Я уверен. - обнадёжил Эльвиру незнакомец.
Эльвира действительно как будто взбодрилась , открылось второе дыхание. От энергичной работы грифель быстро притуплялся. Точилка вновь доводила его до максимальной остроты. Без особого ущерба к выполненной работе она исправила допущенные ошибки и осталась довольна окончательным результатом.
Экзамены закончились. Оставалось ждать вердикта. Пробегая глазами список зачисленных студентов, Эльвира увидела свою фамилию. Радость, ликование, восторг. Ты смогла это сделать. И неважно, что при этом спонтанно воспользовалась, подвернувшейся под руку «соломинкой».
17. Двадцать восемь преданных сердец http://www.proza.ru/2015/10/06/1166
Ольга Дан
«Дорогие мои дети! Вы мне и правда дороги, ведь вы – моя первая учительская любовь. Так получилось, что первая и последняя… Когда я еще не познакомилась с вами, я очень боялась…» Таня, то есть уже Татьяна Васильевна, писала письмо своим ученикам. Исполнялось 20 лет со дня их выпуска. Она не могла приехать на вечер встречи, поэтому решила написать. Сейчас можно без проблем отправить письмо за считанные минуты в любой уголок земли…
«…Я ОЧЕНЬ БОЯЛАСЬ ответственности, - продолжала писать Татьяна. - Мне было всего 20 с небольшим, когда мне поручили почти три десятка маленьких жизней, то есть вас. Я боялась дать вам плохой урок, ведь кроме меня больше никто не дал бы вам знаний по моему предмету. Я боялась, что вы разобьете коленки, когда носитесь на переменах. Или останетесь голодными после обеда в школьной столовке…»
…Тане достался 4 «А» класс. Дети были такие маленькие, что казалось странным: неужели они умеют читать и писать? И вообще разговаривать. Ей казалось, что эти ребятишки похожи на пчел. А кабинет русского языка и литературы – на улей: дети хаотично двигались и гудели. Слов было не разобрать. Она стояла в дверях и боялась войти в класс. Конечно, раньше она видела таких маленьких ребятишек – например, в коридорах тех школ, куда они студентами ходили на занятия в рамках институтской программы. Но там малышня просто пробегала с воинственными криками мимо или нечаянно толкалась – локтями и портфелями. И педпрактику Таня проходила в более старших классах. Поэтому что делать с такими маленькими детьми, она знала лишь теоретически. Из лекций и учебников по педагогике и психологии.
…«ВЫ НАША НОВАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА русского языка?» - вдруг услышала она. Ну хоть какая-то членораздельная речь. Перед ней возникла смешная девчонка, похожая на Пеппи Длинныйчулок. Пеппи схватила Таню за руку и затащила в класс. Учительница даже опомниться не успела. «Тихо!» - неожиданно сильным и звонким голосом скомандовала девчонка. В классе наступила гробовая тишина. Дети-пчелы враз угомонились. И даже оказались на своих местах за партами. «Вот это авторитет!» - испуганно подумала Таня. И сказала: «Здравствуйте, дети! Меня зовут Татьяна Васильевна!» Ей казалось, что говорит она твердо и решительно. Если бы Таня знала, как дрожал ее голосок, каким испуганными были глаза. «Я буду преподавать у вас русский язык и литературу, - продолжила учительница. - И еще я буду у вас классным руководителем». «Классно!» - сказал какой-то рыженький мальчишка. Если бы этого мальчика увидела Танина бабушка, она бы сказала про него: «Рыжий, аж красный!» Девочка, похожая на Пеппи, строго спросила: «А вы замужем?» Таня вспыхнула. Зато детские лица оставались невозмутимыми. Все ждали ответа. «Нет, я не замужем», - ответила она, не зная, правильно ли поступает. Педагогично ли. И тут вопросы посыпались градом: «А у вас есть дома кошка?», «А вы любите мультики?», «А у вас это костюм или просто юбка?», «А мы пойдем всем классом в поход?»… «Тишина! – Таня несколько раз хлопнула в ладоши. Она видела в каком-то кино, что так делает учитель. – Все вопросы потом, начинаем урок!» Пеппи и рыжий-аж-красный мальчик переглянулись и враз хмыкнули, но промолчали.
Эти двое – лидеры в классе. Это был ее первый педагогический вывод. А второй вывод был такой: мамочки мои, что же я наделала? Почему я не пошла в медицинский, как советовала сестра? Мало того что надо отвечать на коварные вопросы этих детей, водить их в походы и в кино, разговаривать о мультиках, - их ведь еще надо учить русскому языку и литературе!..
…ТАТЬЯНА ВАСИЛЬЕВНА достала из стола и раскрыла альбом, где на фотках были запечатлены ее четвероклашки. Вот фотография, которую ей вручила Людмила Васильевна – их первая учительница. Было педагогически правильно с ней повидаться и услышать характеристики ребят. «До нашей встречи ваша первая учительница рассказала мне о каждом из вас по фотографии, - продолжала писать Татьяна. - «Вообще-то они очень хорошие и способные дети, - говорила тогда Людмила Васильевна. – Но с ними надо построже!..» Вот я и была построже, ведь я еще не понимала, что так бывает: отличница Ленка Парамонова не может усидеть на месте не из вредности, а из-за темперамента. Поэтому я вкатывала ей двойки по поведению. Но Лена молодец – она завела два дневника…»
До сих пор она была Таней, Танюшей или Татьяной. Последний вариант ее имени произносился весьма редко, да и то в каких-нибудь серьезных ситуациях. И вдруг теперь она стала не просто Татьяной, а Татьяной Васильевной (рыжий-аж-красный мальчик, которого, как выяснилось, звали Сашкой Ячменевым, называл ее почему-то Татьяна Васельевна). К тому же, еще вчера она была ученицей – студенткой, и ей приходилось писать, читать и что-то постоянно учить, зубрить, сдавать экзамены и зачеты. И вдруг она сама должна учить людей. Да, они маленькие, но каждый из них уже имеет свой характер, привычки и особенности…
Первый день на работе прошел тяжело. Когда Таня пришла домой, она сразу упала на диван. Не легла, а именно упала. У нее тряслись руки, дрожали ноги, дергался глаз. Левый. Но мама об этом не знала. «Как дела, Танечка? – радостно спросила она. – Предлагаю отметить твой первый рабочий день чаем и тортом!» Таня ответила из последних сил: «Отмечайте без меня. Я немножко полежу, ладно?..»
…ТАК НАЧАЛАСЬ новая жизнь. Таня почти забросила романтические свидания с Михаилом, своим парнем, потому что вечером падала в кровать как убитая. После уроков в школе дома надо было проверять тетради с упражнениями и сочинениями, писать планы, готовиться к урокам и внеклассным мероприятиям. Это отнимало все силы. Но, как ни странно, ей это нравилось! Потому что у нее получалось быть учительницей! «В класс вошла добрая Татьяна Васильевна. Наступила зловещая тишина», - писал Сашка Ячменев в своей тетрадке. И лукаво посматривал на учительницу - мол, как отреагирует? Таня еле сдерживала смех, а вслух говорила: «Саша, проверь вот эту безударную гласную».
…Таня писала дальше: «Я не могу обо всех вас сейчас рассказать – бумаги не хватит. Зато хватит моего сердца, чтобы всегда помнить о вас...»
Тогда Танюшин молодой человек сначала недоумевал, а затем спросил напрямую: «Неужели ты променяла меня на этих козявок? Тебе что, интереснее с ними?!» Таня не захотела ссориться с Мишкой и сказала: «У нас завтра вылазка в лес. Пойдем с нами!» Четвероклашки, увидев свою учительницу в сопровождении незнакомого парня, загудели: а это что еще за «жених»? Но когда Миша стал играть с ними в разбойников, а потом начал учить разжигать костер, удить рыбу и ставить палатки, дети все как один повлюблялись в него: показывали свои говорящие часы, перочинные ножики, угощали жвачкой и конфетами. И даже пригласили: «Приходи, Мишка, к нам в школу. Будешь физру вести, а то наш учитель уже старенький!»
Физруком «жених» в школу не пошел, зато Тане потом сказал: «Они у тебя смешные. И очень умные. Я даже не подозревал, что современная малышня такая продвинутая. Не то что мы в свое время…Куда в следующий раз рванем? Может, в цирк их свозить?..»
ШЁЛ ДЕНЬ ЗА ДНЕМ. Были и цирк, и многочисленные походы в кино, и пикники, и спортивные соревнования. Была куча грамот, похвальных листов, дипломов и медалей за победы в олимпиадах, конкурсах, соревнованиях. Танин класс был по успеваемости самым лучшим в школе. И по дисциплине тоже. Но нельзя сказать, что все шло ровно и гладко. Случались и неприятности, и маленькие школьные беды, и проблемы. Но побед, достижений и успехов оказалось все же больше...
Татьяна работала в школе третий год. Ее вчерашние малыши были уже шестиклассниками. Заканчивалась третья четверть, когда Таню пригласили на другую работу. «Вам надо расти, у вас хорошие перспективы. Другого такого шанса может и не быть», - сказал ей один серьезный человек. Сначала Татьяна отказывалась. Но этот серьезный человек был так настойчив, приводил такие веские аргументы и доводы, что после долгих колебаний и раздумий девушка все же согласилась. Она боялась одного: как сказать ученикам о том, что она переходит на другую работу.
ГОВОРИТЬ НИЧЕГО не пришлось. Каким-то образом ее 6 «А» узнал всё сам. «Татьяна Васильевна, а это правда, что вы от нас уходите?!» - с вызовом спросила отличница-хулиганка Ленка-Пеппи… Давно прозвенел звонок, и Татьяна уже давно сказала «Здравствуйте-садитесь!», но класс стоял. «Давайте поговорим после уроков, а сейчас надо заниматься», - сказала она. Взяла мел, распахнула «крыло» школьной доски и… «Татьяна Васильевна, не бросайте нас!!! Мы вас любим, а любимых не бросают!!!» - огромными буквами было написано мелом на доске. Таня обернулась. Класс всё еще стоял. И все дети как один смотрели ей в глаза. По лицу Лены текли слезы. Плакали Таня Миляева, Галя Корнева, Надя Скачкова и другие девочки. Кусал губы троечник Женька Мамаев, шмыгал носом Вася Дегтярев, беззащитно моргал Генка Попков, хлопал мохнатыми ресницами рыжий-аж-красный Санька… Весь класс ревел. «Ребята, ну что же вы…» - только и смогла промолвить Татьяна Васильевна. И разрыдалась сама…
«Дорогие мои дети, вы ведь помните, мы с вами договорились - вы все поймёте, когда станете взрослыми, а тогда я просила: просто поверьте мне. Я ушла в другую жизнь и в другую работу не потому, что не любила вас. Я уходила НЕ ОТ ВАС! Просто так устроена жизнь – ведь сейчас вы меня понимаете, потому что вы сами уже взрослые люди… Я желаю вам счастья. Что это такое – каждый понимает, как известно, по-своему. Понимайте, пожалуйста, свое счастье – берегите себя и своих близких, не теряйте друзей, будьте добрыми и великодушными. А еще живите так, как велит ваше сердце. Ведь это именно вы научили меня обижаться, научили помнить и, самое главное, - любить. Вы были моими первыми детьми. Теперь у меня есть свои дети. Но я никогда не забуду вас, 28 преданных, дорогих мне сердец. Спасибо вам за все…»
18. Математик http://www.proza.ru/2015/10/11/2328
Евгений Миронов
В академии, где мы учились, он вел практические занятия по математике.
Мне в общем-то математика всегда давалась легко и однажды, я даже получил устный выговор от старосты группы за то, что не поднял руку, когда преподаватель спрашивал и не получал положительный ответ от одного, второго, третьего студента.
Михаил Васильевич с любовью относился ко всем своим ученикам, даже к Эдуарду, с которым они повстречались в летнем лагере отдыха и который шумом и гамом вместе с такими же безалаберными юнцами на озере на вечернем пламенном закате сорвал клев терпеливому рыбаку - своему будущему преподавателю.
Памятуя те не столь важные в жизни человечества события Михаил Васильевич приглашал Эдуарда к доске аудитории словами: «Едик к стенке!»
Эдик, исполняя свои студенческие обязанности, иногда кривлялся, иногда походил к доске с чопорным серьезным видом и при этом совершенно редко натягивал на четверку с подсказками преподавателя. В общем Эдик был кандидатом в мастера спорта СССР по велоспорту и с высшей математикой имел крайне мало общего.
Как оказалось, Михаил Васильевич воевал в Отечественную в зенитной артиллерии. – Он защищал небо блокированного города на Неве. Поэтому День артиллерии. День снятия блокады, День Победы и иные дни воинской славы ему задавали вопросы про те тяжелые времена, и он, не считаясь со временем, рассказывал нам то, что не прочтешь ни в одной книге, не увидишь ни в одном кинофильме.
В этой связи он бывало объявлял: «На следующем занятии будет налет бомбардировочной авиации!» - Всем и каждому становилось понятно, что на следующей неделе предстоит контрольная работа.
Процесс нашего обучения выявил и музыкальные способности преподавателя, который однажды, так уж получилось, целый академический час отвечал на любознательные вопросы и растолковывал нам все прелести шестиструнки над семистрункой.
Естественно, на следующий налет бомбардировочной авиации один из нас - парень, который имел хорошие успехи в мотоспорте, принес видавшую виды желтую с черным грифом шестиструнку.
Михаил Васильевич раздал всем задания, чуть подстроил гитару и самозабвенно заиграл, перебирая по струнам с закрытыми от удовольствия глазами. Он играл почти без перерыва одну мелодию, другую и далее, и вдруг он остановил мелодию, положив ладонь на струны и открыл глаза, пронзительно выгладывавшие из-под седых бровей куда-то вверх противоположной стены аудитории.
В туже секунду послышался неимоверный грохот, нам все показалось, что раскат гром прошелся прям по нашему потолку. – Это в письменные столы полетели учебники с конспектами.
В установившейся напряженной тишине прозвучал ровный старческий голос: «А это в моей обработке!» - И наш любимый Михаил Васильевич продолжил также самозабвенно, наслаждаясь воспроизводимой чудесной мелодией.
Михаил Васильевич хорошо разбирался в закоулках высшей математики и стремился, чтобы имели достойный багаж знаний даже те, кто считал, что интегралы в будущей работе не потребуются.
У каждого из нас остались о нем исключительно светлые воспоминания.
Позже его можно было встретить, катящим лазурную коляску с младенцем по академическому зеленому парку.
А вновь обучаемые студенты весьма сожалели, что им не удалось познакомиться с заслуженным ветераном войны и превосходным преподавателем.
19. Рок-н-ролл жизни http://www.proza.ru/2015/09/29/6
Владимир Бородкин
Мы все когда-то умели летать, у некоторых эта потрясающая способность осталась на всю жизнь, но основная масса людей навсегда утратила этот дар, забыв напрочь невероятное, фантастическое ощущение полёта.
Он ждал с нетерпением первое сентября когда наконец – то, пойдёт в школу. Азбука, ранец, форма, черные кожаные полуботинки — всё уже давно было куплено. Срывая потихоньку с отрывного календаря листки ещё не наступивших дней, торопя время, получая по шее от отца, за отсутствие мужской выдержки и не обращая внимания на затрещины, с радостью думал, что его сестра пойдёт в какой-то там не интересный, второй класс, а он — в заветный первый!
За два дня до начала учебного года ей купили невообразимой красоты синие замшевые ботинки с плетёными шнурками. Это то заоблачное, прекрасное детское время, когда ещё не существовало разницы между девчачьей или мальчишечьей обувью, да и купить-то её было не так просто, а уж такую, ошеломляющую своим нереально сказочным видом…!
Сестра поставила обновку на деревянную табуретку в центре комнаты, что бы все могли видеть эту феерическую красоту! Она не давала брату не то что примерить их, а даже подержать в руках, и его желание обладать ими возрастало с каждым взглядом на это чудо. И вот в последнюю ночь перед началом учебного года, когда все уснули, брат на цыпочках пробрался из спальни в комнату, где стояли ботинки, и примерил их. Они были ему как раз впору, он вдруг почувствовал себя выше ростом, их совсем не хотелось снимать, ноги стали невесомыми и казалось, что он парит в эфирной темноте. Крамольная мысль сверкнула в голове:
-Такие чудесные, волшебные ботинки ну ни как нельзя отдавать сестре!
Достав потихоньку из тумбочки молоток, гвозди, прихватив аккуратно табуретку с голубым замшевым великолепием, осторожно открыв дверь, вынес всё в подъезд. Вынув стельки, он осторожно прибил ботинки гвоздями к табуретке и положил подстилки на место, скрыв слегка торчащие металлические головки. Утром началась праздничная канитель, время стремительно летело, сестра хотела взять обновку, потянула её вверх… и ботинки поднялись вместе с табуреткой. От неожиданности она заверещала во всё горло:
— А-а-а! Они прили--и-пли!
Мама тут же прибежала на помощь… но безуспешно! Подошёл отец, упёрся одной рукой в табуретку, другой с силой потянул за обновку, но не смог их оторвать!
-Что за чертовщина!
Подняв повыше табуретку и заглянув под сиденье, он увидел торчащие гвозди. Гвоздодёр сделал своё дело, голубая замшевая пара стояла на полу. Дыры в подошвах всосали в себя всю радость сестры и выпустили из неё нескончаемый поток слёз. Зарёванная, она медленно побрела в школу, напялив чёрные полуботинки брата, а он, отхватив изрядную порцию офицерского ремня, нотаций, радостный, с сияющим лицом и улыбкой во весь рот, умчался в синих замшевых ботинках сестры на встречу со своим первым учебным днём.
Только что пришедшая, но уже простуженная осень медленно брела по мокрому тротуару, кутая плечи в мягкий, пушистый туман, шелестя по асфальту длинным платьем из ярких опавших листьев. Шустрые первоклашки путались в разноцветном шлейфе её наряда, разрывая красоту природной ткани своей беспрерывной беготнёй, пинали облетевшие листья и срывали нежный туман с усталых плеч. Один, особенно шустрый, в синих замшевых ботинках, беспрерывно носился по школьному двору, выбивая подошвами брызги из лужиц, обляпывая своих однокашников грязью, заливисто хохоча и почти паря над асфальтом, ликуя от жизни! Он был невероятно счастлив от замечательного школьного дня, новых друзей, доброй и сразу такой полюбившейся первой учительницы, но больше всего он радовался своим новеньким, пусть и дырявым, синим замшевым ботинкам!
Однажды, уже будучи взрослым, он услышал заводной рок-н- рол Элвиса Пресли с забавным названием «Синие замшевые ботинки», и вдруг эта казалась бы давно забытая история мгновенно полыхнула в его душе яркими брызгами счастья, наполняя тем самым позабытым, беззаботным, детским весельем и невероятным, фантастическим ощущением полёта.
20. Школа и её ученики http://www.proza.ru/2015/06/03/2046
Нефея
Вот и прошел еще один учебный год, для кого-то отзвенел последний звонок и стоит теперь старая сельская школа почти пустая. Еще идут в школе экзамены и приходят ученики, нарушая её покой. Вот кто-то громко топает по коридору второго этажа, и гул стоит, чуть ли не по всей школе, даже на первом этаже отдаваясь эхом.
Всё как всегда, как обычно в этой жизни, кто-то приходит, кто-то уходит, и невозможно остановить бесконечный бег времени.
Ну вот, успокаивает одна преподавательница другую:
- Завтра придут новые ученики, а хочешь, я позвоню, и уже хоть сегодня придет кто-то похожий на твоего любимого ученика.
- В том-то вся и проблема, что похожий, совсем не значит, что это тот, кто нужен, -вздыхает первая.
- И кто придумал единые испытания для всех учеников, - продолжила вторая, - ну как можно Тишину научить громко кричать и как заставить Шум, хотя бы чуточку помолчать, я уже не говорю за Темноту, которая должна научиться светиться.
21. образование
Геннадий Никитенко
19апреля 2013г.
ОБРАЗОВАНИЕ
Где то в Африке. В одной маленькой Африканской стране.
Стало совсем плохо с образованием. Оно застряло в болоте рутины и бюрократии и никак его от туда не вытащить. Местный вождь собрал срочный совет при себе и говорит:
– Значит так. Образование надо срочно вытаскивать. Что хотите делайте а к исходу августа что бы оно стояло у меня на столе. Ясно.
Делать нечего, надо так надо, все бросились выполнять волю вождя.
Позвали учителя дескать давай вытаскивай образование. Взялся учитель за образование Тянет потянет вытянуть образование из болота не может.
Позвали директора школы. Тянут они потянут а вытянуть не могут.
Позвали им в помощь министра образования. Взялись они втроем Тянут потянут а вытянуть не могут.
А тут и местный парламент в полном составе прибыл для проведения выездного заседания. Так сказать на месте разобраться с этим образованием.
Слово взял спикер:
Господа депутаты, я даже сказал бы народные избранники, но не скажу, не хочу лишний раз вас обнадеживать. И так для того что бы нам разобраться в создавшейся ситуации досконально, нам надо утвердить повестку заседания. У кого будут предложения.
Слово взял депутат от партии "Неделимая Африка". Депутат подошел посмотрел на учителя на директора на министра и говорит:
Я предлагаю: поменять их местами. Директора назначим министром а министра директором. Так и сделали, переставили министра с директором местами. Давайте тяните. Тянут они потянут а вытащить не могут. Вступает спикер:
А давайте все им поможем. И приняли решение помочь вытаскивать образование из болота.
Так отойдите отсюда. Парламентарии оттеснили от образования директора и министра и ты учитель тоже отойди.
"Я не могу" – ответил учитель. "Я к нему прирос".
Ну тогда мы за тебя будем тянуть .
Схватились все за учителя и давай тянуть. Учитель за образование, депутаты за учителя. Тянут потянут вытянуть не могут.
Давайте еще разок нам бы его только оторвать а дальше оно само пойдет. Кипятился спикер.
И раз, и раз, и раз. И оторвали ….учителя от образования.
Стоит учитель смотрит на свои свободные, но пустые руки и говорит.
"Что же мне теперь делать?"
А думцы директора вперед подпихивают.
"У него спрашивай".
Учитель опять
"То хоть мизерная зарплата была а теперь что?"
"А теперь у нас есть предложение". Вступает в разговор вице спикер.
"Поднять зарплату учителям на целых два процента сразу. Но в следующем году. А что бы не нарушать сложившийся баланс соотношений зарплат предлагаю сбалансировать бюджет и повысить зарплату нам на мизерные 22 процента с этого момента. Прошу голосовать. Единогласно.
И так учитель мы все твои проблемы сняли. Будешь в следующем году получать больше."
Учитель горестно вздыхает и берется двумя руками за застрявшее образование. Он понимает что это Африка, здесь каждый за свой, хотел сказать карман как то мелковато, чемодан, то же по современным меркам не много, вагон будет точнее. Словом каждый "за" при том что в глубине души все "против".
А образование вместе с учителем и по сей день торчит в болоте. Что поделаешь. Африка. Вот так!
22. Школа. День св. Валентина http://www.proza.ru/2014/02/13/2097
Людмила Дворяшина
Время – на стыке веков.
- Внимание, коллеги! – Ольга Петровна строго постучала карандашом по столешнице. – Последний вопрос для обсуждения. Прошу настроиться на серьезный лад! Двадцать третье февраля обсудили, Восьмое марта тоже. Осталось последнее, – директор обвела собравшихся цепким взглядом.
За приставным столом для совещаний разместилось шесть членов педагогического коллектива: завуч по учебной и воспитательной работе Валентина Николаевна, библиотекарь Эльвира Генриховна, учительница английского языка Ирина Иосифовна, учитель русского языка и литературы Матвей Олегович, учитель информатики и ОБЖ Андрей Константинович и школьный психолог Варвара Юрьевна.
Семеро неравнодушных, объединившись полгода назад, когда школу захлестнуло повальное увлечение «шарфиками» и «конфетками», смогли противостоять натискам и «эпидемии» девиантного поведения учащихся средней школы, и пристального внимания правоохранительных органов, и ударившихся в панику родителей.
Выстояли. Ценой не только тотального контроля, конвейера индивидуальных и групповых бесед и тренингов, но и проведением запрещенных районной администрацией «экскурсий» в наркологическое отделение районного диспансера, а также в медицинский центр, занимающийся проблемами зависимостей. А для закрепления эффекта, самые старшие побывали в «желтом доме» на Пряжке.
Вид тех, кто «пострадал» за свои увлечения, их истории, отчаяние и погасшие глаза ввели детей в ступор и «активисты» поначалу струхнули, уж не переборщили ли они с эмоциональной нагрузкой на неокрепшую детскую психику.
Но после того как на уроке Матвея Олеговича стихийно возникшая дискуссия привела к тому, что ребята 11-го «А» самоорганизовались в общество «трезвенников», педагоги выдохнули. Сработало.
Чуму вынесло из школы радостным сквозняком. Спортивные секции и факультативные занятия постепенно заполнялись школьниками. А когда по следам 15-ой пошли соседние школы, можно было понемногу учиться вспоминать, каково это – дышать полной грудью.
- Слушайте! – Ирина Иосифовна подняла руку. – А может, ну его, иностранца этого! Не было «Валентина» раньше. Жили же без него!
- Я Вам поражаюсь, юная леди! – Матвей Олегович опустил очки на кончик носа и посмотрел на коллегу долгим заинтересованным взглядом. Коллега зарделась. – Вы преподаете иностранный язык и с таким неуважением говорите об иностранце! Нонсенс! Кстати, - он наклонился к покрасневшему ушку Ирины Иосифовны, - это слово иностранное.
- Я знаю! – Ирина Иосифовна вскинула глаза и с вызовом произнесла: - заимствованное!
- Браво! – Матвей Олегович откинулся на спинку стула и обвел коллег победоносным взглядом, словно отмечая великолепие собственной ученицы.
- Матвей Олегович! – директор погрозила русисту наманикюренным пальчиком, - не отвлекайтесь, а то вон, Эльвира Генриховна уже носом клюет.
- Я не клюю. – встрепенулась библиотекарь. – Просто с семи утра учебники разбирала.
- Ух! – вскинулся Андрей Константинович. – Неужели пришли! А почему мне не сказали? Я б помог! И ребят бы привлек!
- Ага, - Эльвира Генриховна осуждающе глянула на молодого учителя из-под длинной челки. – Знаю я, как помогаете. В прошлый раз вместо того, чтобы книги расставлять, хоровое чтение устроили!
- Так… - замялся учитель информатики.
- Вот-вот, коллега. – сцепил пальцы в пагоду Матвей Олегович. – Библиотека - это такое место, где человек с несформированной системой ценностей и приоритетов, может просто потеряться! Правильно я толкую, Варвара Юрьевна?
Школьный психолог, скинув туфли и подтянув колени к груди, увлеченно что-то черкала в толстом блокноте, с которым не расставалась ни при каких обстоятельствах. Услышав свои имя-отчество, она подняла глаза и обвела озорным взглядом всех присутствующих:
- Наконец-то, про меня вспомнили! У меня – идея!
- Озвучивайте, - кивнула директор.
… Школьный коллектив гудел. Еще бы! В холе рядом с гардеробом появился огромный деревянный ящик, стилизованный под почтовый и разрисованный вульгарными сердечками и амурчиками. При желании, в недрах этого ящика могли бы с комфортом разместиться парочка первоклашек.
Не далее как вчера вечером «сердечки» и «амурчики» выдержали битву с Матвеем Олеговичем, упрекающим прекрасную половину «общества семерых» в банальности, вульгарности и пошлости. Однако, хихикающая женская составляющая «Общества», высунув языки, самозабвенно раскрашивала гуашью сколоченный трудовиком Петровичем ящик. Причем, рисовали пальцами, на чем особо настаивала Варвара Юрьевна. Глядя на увлеченных дамочек, Матвей Юрьевич, махнув рукой, сунул палец в черную краску и нарисовал в уголке боковой стенки маленького чертика.
Над ящиком красовалось объявление, гласившее, что каждый учащийся 9-11 классов может оформить «валентинку» и опустить ее в этот ящик. Главное условие – «валентинка» должна быть адресной: иметь как «ФИО получателя», так и «ФИО отправителя». Почта обещала работать два дня, по окончании, все «валентинки» будут доставлены адресатам, а победителей ждут призы!
Условия конкурса не объявлялись, что довело интригу до предела. Некоторые «валентинки» делались таких замысловатых форм и конструкций, что не влезали в щель почтового ящика. Другие дышали такой романтикой чувств, что в пору было объявлять конкурс чтецов.
Два вечера, придумавшие себе развлечения учителя разбирали «почту».
- Коллеги, вы должны это оценить! – Матвей Олегович откашлялся и стал читать замогильным голосом: - «Я первый раз тебя увидел, и сердце замерло в груди. Я полюбил тебя, Людмила, и для милей всех ты!»
- У меня веселее! – Ирина Иосифовна задорно рассмеялась: - «пусть на улице слякоть и дождь, и за окнами плачет погода, лишь увидев тебя на бегу, я забуду о времени года. И снежинки, катясь по щекам, плачут тихими каплями воска. Я люблю тебя. Я люблю! Мой родной, мой хороший … Миша!»
- Андрей Константинович, а что это Вы притихли, уважаемый? – Варвара Юрьевна давно наблюдала за манипуляциями учителя информатики, по левую руку которого росла горка ярких «валентинок».
Тот вскинул глаза на школьного психолога и смущенно кашлянул:
- Да тут «валентинки»…
- И эти заберите! – строго проговорила Ольга Петровна. – Смердят духами, сил нет! Да Вы у нас нарасхват прямо! Нехорошо! – она протянула несколько картонных сердечек Андрею Константиновичу.
Учителя строго посмотрели на молодого коллегу. Валентина Николаевна набрала в грудь воздуха, видимо, собираясь выдать руладу по поводу пристойностей и непристойностей, но ее опередил Матвей Олегович.
- Отвлекитесь от молодого и талантливого, послушайте лучше вот это! – учитель русского языка и литературы был предельно серьезен. – «Я помню чудное мгновенье. Передо мной возникла ты. Как быстроходная торпеда, подбила ты мои тылы. И вот лежу я весь в осколках, и сердце бедное болит. Пройдут года, а я все так же, воспоминаньями облит».
- Коллеги, - Ольга Петровна, отсмеявшись, вытирала слезы. – Все это конечно, интересно, но вы не забывайте послания по ячейкам раскладывать, а то Андрею Константиновичу еще эти, как их, пересекающиеся ссылки оформлять!
- Перекрестные, Ольга Петровна, - скромно улыбнулся учитель информатики. – Ничего сложного!
- Кому ничего сложного, а нам еще «валентинки» в дневники засовывать! – проворчала Валентина Николаевна, косясь на стопки дневников старшеклассников. – Шутка ли – восемь классов по тридцать человек!
Все вздохнули и принялись бойко тасовать карточки.
- Нет, - стукнул по столу кулаком всё тот же Матвей Олегович, – не понимаю я вашего равнодушия к творчеству юных! И как вы можете быть настолько невнимательны! За эту «валентинку», однозначно, приз симпатии жюри!
- Последнюю! – строго предупредила директор. – И ни одной «валентинкой» больше!
- Слушаю и повинуюсь, о прекраснейшая! – русист явно входил в роль. - Итак, коллеги, песнь! – прокашлявшись, он поднялся со стула и начал декламировать хорошо поставленным голосом: - «О, эта поступь! Это взгляд! Рождает мыслей грешных рой!...»
- Это у кого это мысли грешные роятся?! – ахнула Валентина Николаевна.
- Не перебивайте! – зыркнул на нее чтец. – «За Вас могли б пойти мы в ад, и если надо – встать горой!..»
- Так их там еще и несколько!? – задохнулась Валентина Николаевна. – Немедленно фамилии мне на стол!
Варвара Юрьевна, глядя на пылающие щеки учителя информатики, похрюкивая, сползала под стол.
- «Но Вы, включив компы и только, ретировались очень тонко!» – продолжал наращивать голос Матвей Олегович, - «Теперь, за дверью «альма-матер», Вы нам – потеря без возврата!» - трагично закончил он.
- Кто писал?! – прорычала завуч по воспитательной работе, не обращая внимания на дружный хохот остальных «сообщников».
- Девочки 11-го «А», – скромно закончил свое выступление русист. – Это, насколько я понимаю, Вам, коллега! – склонив тронутую сединой голову, Матвей Олегович вручил «валентинку» зардевшемуся учителю информатики.
- Благодарю, - промямлил тот и сунул очередное картонное сердечко в пухлую кучку у левого локтя.
… После третьего урока на большой перемене учащиеся старших классов были приглашены на линейку, где и были объявлены победители. А именно те, чьи «валентинки», благодаря стараниям учителя информатики, «нашли друг друга» и образовали пары. К удивлению и жюри, и самих школьников таких пар оказалось всего три. Победителей ждал специально испеченный по такому случаю пирог с клубничным вареньем, коей счастливчики могли целых два часа поглощать в кабинете директора.
Неслыханная щедрость Ольги Петровны, которая стараниями учителей предварительно вынесла из своего кабинета все, включая сейф с личными делами, заставляла аутсайдеров с неприкрытой завистью провожать спины победителей. Настроение повысилось тем, что к радости всех присутствующих, в буфете продавались точно такие же куски пирога, причем со скидкой! А вечером – само собой, дискотека…
- Варвара Юрьевна! Варвара Юрьевна! Идите к нам! – школьный психолог заглянула в приемную кабинета директора, чтобы взять якобы забытый невзначай учебник психологии для 8-х классов.
- Нет, уж. Вы там сами, – убедившись, что кабинет еще в целом состоянии, Варвара Юрьевна намеревалась ретироваться: нужно было поправить несложный макияж, позвонить маме и напомнить, что сегодня внук ночует у них.
- Варвара Юрьевна! Ну, пожалуйста! А то нам скучно уже! – завывали парочки.
- Нашли клоуна! – пробурчала школьный психолог. – И не говорите мне, что шесть человек, которые только что «нашли» друг друга, не знают, чем заняться в кабинете директора!
Девочки фыркнули, пацаны заулыбались.
- Если бы я тут один с Люськой был, то уж придумал бы чего-нибудь! – расхохотался Ромка, юркий невысокий, с вечно падающей на глаза челкой учащийся 10-го «б». – А тут вон сколько свидетелей! Даже пирог в горло уже не лезет! Давайте, сыграем во что-нибудь!
- Сыграем. Отчего же не сыграть? – Варвара Юрьевна величественно заняла освободившееся директорское кресло. – «Мафия», насколько мне подсказывает мое шестое чувство?
- Она! – выдохнули призеры.
… Большой шар под потолком отбрасывал звездные тени на лица и стены. Молодежь самозабвенно «обжималась» под «медляк».
- Нет, ты посмотри на них! – Валентина Николаевна кивнула в сторону танцплощадки. – Стыдоба, какая. Эх, Олюш, помнишь, как мы отплясывали!
Ольга Петровна погрозила пальцем кому-то в зале.
- Ты лучше на нашу парочку полюбуйся, - усмехнулась она. – Как думаешь, может, сложится?
Обе замолчали, вглядываясь в танцующих с краю от общей толпы, русиста и психолога.
- Да какая там парочка? – фыркнула завуч по воспитательной работе. – Он ее лет на десять старше!
- И что? – грозно сведя брови, директор одарила завуча строгим взглядом. – Сама видела, как они «валентинками» обменялись!
- Да ты что?
- Вот-вот, – разулыбалась директор. – А что? Варвара женщина свободная. Сына растит. И он – вдовец. Может, что и сложится?
- Чего сложится-то? – незаметно подошедшая библиотекарь вклинилась в беседу. – Вы про Матвея с Варей что ли? – не получив ответа, она вздохнула. – Напрасно все это. У Вари новый ухажер. Федя из одиннадцатого «А» видел, как ее дядечка один солидный на авто после школы встречал…
Все трое одновременно вздохнули.
… - Варенька, может, покажем этим огольцам, что значит настоящий танец? – Матвей Олегович смотрел на свою партнершу, чуть наклонив голову.
- Вы о чем? – улыбнулась Варя. – Еще один рок-н-ролл? – рассмеялась она. – Нет уж, Матвей, с меня хватило новогоднего шоу, что Вы устроили!
- Варенька, - учитель русского языка тихо рассмеялся, отмечая, как несколько танцующих пар старшеклассников оказались в опасной близости от их пары. – Сегодня же день всех влюбленных. Поэтому, предлагаю начать туром вальса!
- А закончить рок-н-роллом? – не сдавалась Варя.
- Мне кажется, - Матвей Олегович склонился к уху школьного психолога, - нас подслушивают.
- Не может быть! – широко распахнула глаза Варя. – Кругом шпионы!
… Свиридовский вальс заполонил собою ярко освещенный зал. Сбившиеся у стены школьники перетаптывались на месте, следя глазами за парой, широкими кругами осваивавшей пространство актового зала. Через несколько минут к ним присоединились еще две пары, а спустя пять минут в вальсе и подобии его кружились все, кто смог найти себе партнера.
… В июле Ольгу Петровну настойчивыми стараниями верхней администрации отправили на пенсию.
Следом за ней ушла и ее подруга – завуч Валентина Николаевна.
К началу учебного года в большинстве школ были сокращены ставки школьных психологов.
В ноябре уволился Андрей Константинович, не выдержав напора молодой директрисы, вчерашней выпускницы педагогического института и ближайшей родственницы чиновника из городской администрации.
Матвей Олегович продержался год, а потом, махнув рукой, отбыл куда-то за Уральский хребет.
Ирина Иосифовна в срочном порядке вышла замуж и сменила гражданство.
И лишь Эльвира Генриховна до сего дня, глядя на то, как ученики раскладывают по стеллажам учебники, изредка вздыхает:
- Придут, разложат и всё. Словно, на каторгу их посылают. Хоть бы раз чтение хоровое устроили…
13.02.2014
23. Новелла об учителях http://www.proza.ru/2015/10/03/917
Галина Гостева
Мне несказанно везло в моей, наполненной всевозможными неожиданностями и испытаниями, жизни на учителей. Они вели меня по жизненному пути от одной вехи до другой, помогая советами и оказывая всяческую поддержку. Если бы не мои учителя, кто знает, как бы сложилась моя судьба.
1 сентября 1956 года все мои деревенские ровесники сели за парты, а у моей многодетной мамы не было денег, чтобы купить мне школьные принадлежности, сумку и форму. Решено было, что я пойду в первый класс только на следующий год. Мы с мамой очень переживали, но другого выхода не видели.
Почти две недели сентября я простояла на завалинке школы, прижавшись к оконному стеклу, слушая объяснения учительницы, Левиной-Котельниковой Ульяны Степановны. Дети в классе что-то писали, рисовали, разглядывали картинки, отвечали на вопросы. Я старалась все это впитать в себя, словно губка.
Как-то вечером Ульяна Степановна пришла к нам домой и принесла коричневое летнее платьице с крылышками , сказав, что это мне подарок от ее дочери-третьеклассницы Зины. И еще она вручила мне набор учебников, тетрадки и карандаши. А папа отдал мне свою серую бригадирскую сумку и свою ручку с чернильницей-непроливайкой. На следующий день я уже сидела за черной партой с моей подружкой Полей и с замиранием сердца слушала Ульяну Степановну.
Давно уже нет Ульяны Степановны, но в памяти моей она так и осталась маленькой, полной, молодой женщиной с доброй улыбкой, огромными карими глазами и тугой черной косой, обвитой вокруг головы.
Начальную школу я закончила с отличием. С пятого по десятый класс я училась и жила в пришкольном интернате Моторской средней школы. Моим классным руководителем все эти годы была Соболева Зинаида Петровна.
Мы – интернатские дети, просто боготворили ее. Она казалась нам небесной красавицей. Рыжеватые пышные волнистые волосы, голубые с поволокой восторженные глазищи, строгие учительские костюмы, зимнее пальто с воротником из чернобурки. С каким восторгом мы оглаживали этот воротник, мечтая, что когда-нибудь и себе приобретем такой же.
В шестом классе в начале октября я заболела двусторонним воспалением легких и меня без сознания увезли в районную больницу. Лечили меня там очень долго. В школу я вернулась только после январских каникул. На педсовете у мамы спросили, не против ли она, чтобы меня по болезни снова перевели в пятый класс.
Зинаида Петровна и другие учителя возразили против такого перевода, пообещав дополнительно заниматься со мной. Мне дали шанс остаться учиться в нашем дружном классе. Я очень старалась оправдать доверие учителей и перешла без троек в седьмой класс.
Зинаида Петровна была на удивление творческой личностью. Наш класс с концертами художественной самодеятельности за 6 лет объехал все близлежащие села. Мы задорно пели, плясали, проникновенно читали стихи , играли в спектаклях. Выступали мы и на районных смотрах художественной самодеятельности, получали призы и грамоты.
Помню, когда мы готовились к выпускным экзаменам, она несколько девочек взяла к себе домой, так как в интернате было очень весело и шумно, условий для занятий практически не было. Мы и занимались у нее, и спали , и ели. Экзамены были сданы на « хорошо» и « отлично».
В 1966 году я поступила в Абаканский Педагогический Институт. Какие там были педагоги! Мы с ними и в стройотрядах работали, и исследовательскую краеведческую работу проводили, и на экскурсии в другие города ездили, и шефскую помощь детским домам оказывали. Жизнь в институте была такой насыщенной, что время просто нами не замечалось.
Летом 1969 года , когда Абакан тонул во время сильнейшего наводнения, мы оказались спасателями. У каждого из нас был свой объект. На нашем объекте (продуктовом магазине) мы перетаскивали тяжеленные мешки с мукой и сахаром, увесистые коробки с продуктами с первого на третий этаж. И наши педагоги таскали все это вместе с нами.
Только успели все перетаскать, как водитель вбежал с криком: « Быстрее все в автобус! Вал воды несется в нашу сторону». Мы вихрем в автобус. Поехали быстрее к горе. Непомерно огромный вал воды несся вслед за нами, сметая все на своем пути, крутя в пене бревна, словно щепки. Водитель, молодец! Успел таки въехать на вершину горы.
В свое общежитие добирались вплавь, мокрые лезли на пятый этаж. Голодные пытались хотя бы согреться под одеялами.
На другой день разгружали вагоны с хлебом. На третий день развозили в лодках продукты жителям, которые спасались от наводнения на крышах многоэтажных домов. Хотя мы сами были голодные, нам и в голову не приходило взять себе хоть что-то из продуктов.
Наши преподаватели догадались об этом и распределили нас по 10 человек, чтобы кормить. Нашу группу кормила Полевец Ольга Васильевна, преподаватель Истории. Бывшая фронтовичка – связистка, женщина храбрая, бесстрашная. Мы звали ее – Львица, за ее густую шевелюру пышных русых волос.
Когда мы, наголодавшиеся, жадно набросились на куриный суп и отварной картофель, она заплакала: « Простите нас, дети, что мы раньше не догадались вас кормить. Полки в магазинах сейчас пустые. А на рестораны откуда у вас деньги?!»
Война лишила ее возможности иметь своих детей, и с этого дня она привязалась к нам, как к своим детям. Для нас она тоже стала, словно родная мать. Мы и после окончания института часто общались с нею, делились тайнами, просили совета, а иногда и помощи. Всякое бывало…
После института меня направили работать в село Бондарево Бейского района Хакасии.Село - очень крутое, еврейское. Там живут адвентисты седьмого дня. Половина села – молокане, вторая половина – субботники. Священные книги читают на древнееврейском языке. На каждой улице - свой старшина. Люди основательные, хозяйственные, но купить у них что- то из продуктов практически невозможно.
Директор школы Афанасьев Виктор Иванович, интеллигентного вида сорокалетний мужчина, показавшийся на первый взгляд очень строгим человеком, оказался на редкость добрым и отзывчивым. Он сразу взял нас, молодых учителей, под свою опеку. Виктор Иванович незаметно учил нас общению с жителями села,знакомил с их привычками, манерами поведения.
Если у нас что-то не получалось, не ругал, а тактично подсказывал, подбадривал, направлял. Жена директора, Нина Григорьевна, статная, общительная, чернобровая казачка, каждый вечер приносила нам трехлитровую банку парного молока . Иногда и медом со своей пасеки баловала.
Осенью они попросили нас помочь им выкопать картошку. Все, что мы накопали, они нам же и отдали со словами: « Станете старше, обзаведетесь своим хозяйством. В школу к вам приедут молодые учителя, и вы будете им помогать. Чтобы не прерывалась цепочка добра на земле».
И таких учителей было в моей жизни великое множество. Столько добра своего они в меня вложили в надежде, что я передам это другим людям. Они на всю жизнь дали мне понимание того, как надо жить и относиться к другим людям.
Как я им благодарна безмерно! Дай Бог каждому человеку встретить на своем пути таких Учителей.
24. Мой первый урок. Ко Дню Учителя http://www.proza.ru/2015/10/03/1255.
Чойнова Инна Владимировна
Мама была учительницей в первом классе. А я была студенткой матфака, приехавшей на каникулы после зимней сессии. Так как маме необходимо было посетить открытый урок у коллеги, то она и попросила меня, как будущую коллегу, заменить её на уроке рисования. Всё было просто, как мешок картошки: надо было дать детям тему для рисунка и проследить, чтобы в классе были тишина и порядок, а потом в конце урока всем поставить хорошие отметки.
Первоклашки смотрели на меня ясными и чистыми глазами. Мама представила меня детям и ушла на открытый урок. Мы остались один на один.
Я объявила тему для рисования. На дворе был февраль, и тема была самая актуальная: «Наша доблестная армия». Тут же Вадик, сидящий на последней парте, спросил: «А про что мы будем рисовать?» Я повторила тему. Он кивнул, но сразу за ним Наташа со второй парты задала тот же вопрос. Затем это же спросили ещё пять учеников.
Я повернулась к доске, чтобы написать тему крупными буквами. Это было моей большой ошибкой. Теперь-то я хорошо знаю, почему цирковые дрессировщики никогда не поворачиваются спиной к своим хищникам. И у детей, и у животных есть такая интересная особенность: когда человек поворачивается к ним спиной, они перестают его воспринимать, как авторитет, особенно, если этот человек для них – новый. Чтобы держать класс малышей в сфере своего влияния, надо видеть их всех сразу. Весь класс целиком и каждого лично. По крайней мере, хотя бы первое время.
Не успела я дописать на доске второе слово, как сзади раздался грохот, и за ним – оглушительный рёв. Это Андрей, сидевший в одиночестве в середине третьего ряда, умудрился не просто свалиться с парты, раскидав свои принадлежности для рисования, но и опрокинуть парту на себя. А кто помнит древние школьные парты, сколоченные из толстых досок и покрытые многолетними слоями краски, тот сразу вспомнит их тяжкий вес. Я кинулась вытаскивать Андрея из-под парты и не сразу поняла, что ревел не он. Он-то, как раз, улыбался.
Очумело крутанув головой, обнаружила источник крика. Невероятными возможностями голосовых связок, как оказалось, обладало крохотное изящное существо с бантиками – Ира. На несколько минут я потеряла всякий контроль над классом, пытаясь выведать у будущей солистки оперы причину её горя. Наконец, с помощью её соседа по парте – серьёзного крепыша Вити – выяснилось: в момент полёта Андрей нечаянно прихватил с собой Ирин аль-бом, который теперь из-за помятых листов абсолютно не устраивал свою хозяйку.
Пока я занималась Ириным горем, на первом ряду начались бои местного значения между Женей и Колей. Чего они между собой не поделили, выяснить так и не удалось. Детишки сказали, что «они всегда такие, ещё с садика». Пришлось развести их по разным концам класса. Колю посадила на учительское место, сунула ему в руки аль-бом и карандаши. Женю пересадила к Андрею. Невзирая на разницу в весовых категориях, Женя тут же начал показывать кулаки превосходившему его в размерах вдвое соседу. Срочно поменяла боевых цыплят Женю и Колю местами, пока и там не началась войнушка. Долго разбирались с принадлежностями карандашей их хозяевам.
Успокоила эту боевую парочку, обнаружила поток тихих слёз в самом центре класса. Эмма, опустив голову, рвала в клочки свой рисунок. Оказывается её сосед по парте шкодливый Гоша дорисовал к каждой лошадке Эмминой кавалерии какашки, сыплющиеся из-под хвостов. Подруги тихой Эммочки Нина и Галя, пока я занималась её утешением, орали на шкоду не хуже базарных торговок и пытались вырвать у него его собственный рисунок с танками и самолётами, планируя в отместку нарисовать на нём такие же какашки.
Дети подсматривали в чужие рисунки, ябедничали друг на друга, баловались, смеялись, шумели…
На ползающего между партами Кешу у меня уже не хватало сил. Как мама справляется с этими детишками?!
Наконец, прозвенел звонок. Как выяснилось, открытый урок шёл за стенкой, наш шум немного мешал этому мероприятию, но завуч несколько раз подходила к двери нашего класса, тихонько заглядывала и уходила.
К моему безмерно огромному удивлению, она потом похвалила меня в разговоре с моей мамой, сказав, что я очень даже неплохо справлялась.
Когда мне снова пришлось заменить урок в этом классе, у меня действительно всё получилось. Спасибо мудрой Фаине Павловне – нашему завучу, ведь знала, как надо вдохновить начинающего коллегу.
25. Твердое решение http://www.proza.ru/2015/08/03/104
Поздняков Евгений
- Андрюха, пасуй! - крикнул Сережа, набегая на ворота соперника. Позиция у него была практически стопроцентная, он был готов забить решающий гол. Матч подходил к концу, а счет до сих пор оставался ничейным. Андрей обыграл защитника и выдал Сергею идеальный пас. Получив мяч, юный футболист продвинулся немного вперед и крепко приложился по круглому спортивному снаряду. Вратарь среагировал на удар, бросился в угол, но тщетно. Черно-белый мяч затрепыхался в сетке ворот, за его спиной.
- Ура! Гол! - закричал Андрей, с разбега запрыгнув на спину Сергея.
- Молодцы, ребята! - вокруг них собралась вся команда.
- Класс, здорово сработано! Победа! - весь 5-ый «А» ликовал. Раздался финальный свисток. Матч окончен. Сегодня они обыграли принципиального соперника. И Сергей с Андреем находились в центре всеобщего внимания.
Так случилось, что подружились они сразу, в первом классе. Даже сели за одну парту. Но потом, из-за частых разговоров на уроках, учительница их рассадила. Рассказывали друг другу о просмотренных фильмах, обсуждали компьютерные игры. На уроках физкультуры старались попасть в одну команду. После уроков стали вместе гулять. Благо, что жили они в одном районе. Дружба их была крепкой и настоящей. Родители Сережи были довольны, что сын общается с Андреем. Ребята ходили в гости друг к другу, обменивались интересными книгами и компьютерными играми.
Иногда Сергею на день рождения родители и родственники дарили деньги. У мальчика была мечта. Очень он хотел иметь хороший, дорогой фотоаппарат. Чтобы красивые, качественные снимки делать. Вот и копил подаренные ему деньги. Очень хотел, чтобы мечта его исполнилась.
После победного футбольного матча Сережа вернулся домой счастливым. Весь вечер он рассказывал родителям о том, какой напряженной и тяжелой была игра: как здорово они сыграли в концовке вместе с Андреем. Ну, а свой фантастический удар, принесший победу, описывал в мельчайших деталях.
После того, как Сергей все рассказал в сотый раз, зазвонил телефон. Мама взяла трубку:
- Здравствуй, Андрей. Сергей дома. Рассказывает о ваших спортивных подвигах. Поздравляю вас с победой, чемпионы. Сейчас позову.
Мама протянула трубку сыну:
– Сережа, тебя. Андрей.
Ребята долго смаковали свою спортивную победу и обсуждали школьные дела.
- Пока, Андрей. Спокойной ночи.
Наступило воскресенье. После завтрака Сережа немного почитал и сделал уроки. Решил позвонить Андрею и пригласить его на прогулку. Он несколько раз набирал знакомый телефонный номер, но трубку на той стороне провода так никто и не поднял.
- Что сынок? А в ответ тишина? Занят, наверное, Андрей. Или с мамой куда-то ушли. Собирайся, пойдем, и мы прогуляемся, - сказал папа.
Они сходили в городской парк, побродили по аллеям, усыпанным желтыми листьями. Стоял октябрь, но было еще довольно тепло. Время на прогулке пролетело незаметно. Домой они вернулись уже под вечер.
Сергей собрал портфель, подготовился к школе.
В понедельник, к большому огорчению Сережи, Андрей в школу не пришел.
- Не огорчайся, придет твой Андрюша, - сказала сыну мама.
Ни во вторник, ни в среду друг в школе не появился. В среду вечером, когда мама пришла с работы, она увидела, что сын ходит мрачнее тучи.
- Что случилось, Сережа? У тебя все нормально? - спросила она.
- У меня – да, - твердо ответил сын, - но вот Андрей сильно болен. Наталья Петровна сегодня сказала, что ему нужно серьезное обследование. И сделать это можно только в Москве или Санкт-Петербурге. Это ведь так далеко.
- Да, сынок, беда. Но, возможно, все обойдется. Ведь в этих городах самые лучшие врачи и самое современное оборудование. Ты бы позвонил Андрею, на сотовый. Спросил бы, как у него дела? - Я весь день звоню ему. Абонент недоступен, - было видно, что сын очень расстроен.
Прошло около двух недель. Все это время Сергей очень переживал за своего друга. А самым тяжелым было то, что мальчик ничего не знал об Андрее. Мама выяснила у знакомых, что обследование уже проведено. И, к большому сожалению, Андрею нужна операция. Очень серьезная и дорогостоящая. Посоветовавшись с папой, родители решили Сергею пока об этом не говорить.
Как-то сын пришел из школы и сказал:
- Сегодня нас собирала Наталья Петровна и рассказала про Андрея. Ему нужна сложная и очень дорогая операция. А откуда у них с мамой такие деньжищи! Алёнка Павлова даже заплакала! Мама, как жалко Андрея. Ведь его вылечат, правда?
- Конечно, вылечат, сынок. Только надо в это обязательно верить.
- Я очень верю, мама! А еще сказали, что мы, все одноклассники, можем помочь Андрею деньгами. Кто сколько может.
- Это правильно. И мы поможем. Обязательно поможем, - мама достала деньги и положила на тумбочку. – Вот, Сережа, две тысячи рублей. Завтра отнесешь в школу.
Деньги принесли почти все дети. Кто сто рублей, кто двести, кто пятьсот – кто сколько смог. На перемене весь 5 «А» только и говорил про Андрея. Всем хотелось, чтобы он поскорее выздоровел и вернулся в школу.
Вечером, когда родители вернулись с работы домой, они обнаружили сына сидящим на полу комнаты со своим заветным кошелечком в руках. Именно в него Сережа складывал все свои «подарочные» сбережения.
- Ну что, вкладчик? - весело спросил папа. - Много до фотоаппарата не хватает?
- Папа, не будет фотоаппарата!
- Что, передумал? Появилась новая мечта? - поинтересовался папа.
- Да, появилась. Не нужен мне фотоаппарат, - твердо сказал Сергей. - Не было его у меня, и не надо. А вот без друга мне очень плохо. Я все свои деньги в школу хочу отнести, для Андрея.
Родители переглянулись, многозначительно улыбнулись друг другу.
- Молодец, сынок! - сказала мама. - Верное решение. И сколько здесь у тебя?
- Шесть тысяч триста, - ответил Сережа.
- Вырос ты уже у нас, Серега, - сказал папа, ласково потрепав сына по голове. – Вон, какие взрослые решения принимаешь. Мужские, настоящие. Ты твердо решил, не пожалеешь потом?
- Нет. Не передумаю и не пожалею. Лишь бы у Андрея все было хорошо. А фотоаппарат - это не главное.
- Конечно, отнеси. Какой ты у нас молодец, Сережка,- сказала мама.
- С таким сыном хоть в разведку, хоть на край света. Молодец, уважаю,- добавил отец семейства.
Учебный год пролетел быстро. Известий от Андрея почти не было. Только иногда мама говорила о том, что операция сделана. Все вроде прошло удачно. Идет какая-то реабилитация. И самое главное, что Андрей поправляется и, возможно, скоро вернется в город.
Был уже конец апреля. Стояли теплые дни, по улицам текли весенние ручьи. В один из дней Наталья Петровна сообщила, что двадцатого апреля прилетает Андрей. Как этому известию обрадовались все ребята! Класс за это время как-то сплотился и стал более дружным. Это отмечали все учителя в школе.
- Даже учиться стали лучше. Повзрослели, что ли? - говорила Наталья Петровна.
Двадцатого апреля Сергей и несколько его одноклассников договорились после уроков отнести портфели домой и собраться на автобусной остановке, чтобы поехать в аэропорт, встретить Андрея. Приехав туда, они были очень удивлены, увидев у входа в здание аэровокзала Наталью Петровну.
- А вот и пятерка «отважных»! Здравствуйте, ребята. Ну, как же здесь без вас? Я даже и не сомневалась в этом. Пойдемте, узнаем, когда прилетает самолет.
Мальчишки вошли в зал и оторопели. Вдоль стен, удобно расположившись на креслах, сидел весь 5 «А». Портфели, целое множество, стояли рядом, организованной кучкой.
- Здравствуйте! Вот теперь все, в полном составе! - встала с кресла Алена Павлова. - С приездом, заговорщики.
- Какие же вы ребята у меня дружные и взрослые. И как я рада за вас. За то, что знаете вы цену настоящим человеческим качествам. И за то, что слово «ДРУЖБА» для вас - не пустой звук.
В это время из репродуктора раздался голос диспетчера:
- Произвел посадку самолет, прибывший из…
Откуда прибыл самолет, ребята уже не слышали. Все знали, что именно на нем прилетает Андрей. Пятиклассники шумно поднимались и стремглав мчались на улицу, туда, куда должны были привезти прибывших пассажиров.
Вот подошел автобус. Из него стали выходить прилетевшие люди. Они с трудом протискивались сквозь множество школьников. Никто не мог понять, что делают здесь эти дети. И вот появился Андрей. Возможно, немного похудевший, чуть-чуть побледневший, но это все равно был их Андрей.
- Осторожней, ребята. С ног не сбейте! – громко сказала Наталья Петровна.
Андрей вышел из автобуса и недоуменно уставился на ребят. Следом шла его мама. Глаза ее были влажными от слез.
- Здравствуйте, ребята. Здравствуйте, Наталья Петровна. Какие же вы все молодцы. Огромное вам спасибо. Спасибо за все, - сказала мама Андрея.
Но этих слов никто не слышал. Со всех сторон уже неслось:
- Привет, Андрей!
- Здравствуй, Андрюша!
- Андрюха, здорово!
Сережа подошел к другу, твердо пожал ему руку:
- С возвращением, Андрей. Давай выздоравливай поскорей. Скоро матч серьезный предстоит. Да и вообще, у нас с тобой еще столько дел впереди!
- Спасибо, друг. Наконец-то я опять с вами. Спасибо, ребята. Как я рад вновь увидеть вас всех.
Подъехал школьный автобус. С шумом и гамом все расселись по местам. Сергей с Андреем вошли в салон самими последними. Все места были заняты. Все, кроме одного, двухместного кресла. На него и сели неразлучные друзья.
Тронулись в путь. Андрей и Сергей были счастливы. Теперь ребята снова были вместе. А их дружба еще крепче стала.
На день рождения папа с мамой подарили сыну хороший фотоаппарат. Сергей, Андрей и Алёна Павлова начали выпускать стенгазету. Над названием долго не думали. Оно появилось само собой: «Крепкая дружба!». Все учителя и школьники с большим удовольствием читали её и отмечали, какие классные в ней фотографии.
… Сергей на скорости обыграл двух защитников, увидел, как Андрей врывается в штрафную соперника, и отправил мяч ему.
- Андрей, держи!
Он получил мяч и нанес хлесткий удар. Вратарь был бессилен спасти свои ворота. Вот так, забив по голу в каждом тайме, Андрей и Сергей принесли победу своей команде. Их 11 «А» занял первое место в этих соревнованиях. Закадычные друзья были счастливы. Повернувшись к трибуне, отыскали глазами сидящих рядышком, улыбающихся, родителей Сережи и маму Андрея, помахали им руками.
Болельщики были довольны игрой и громко кричали:
- Молодцы! Молодцы! Молодцы!
Громче всех, как всегда, кричала Аленка Павлова.
26. Алька http://www.proza.ru/2015/10/24/175
Елена Брюлина
История, которую я хочу вам рассказать, произошла не так давно, в одном из детских садов нашей большой Родины. Была там одна замечательная воспитательница. Звали ее Ольга Васильевна. В ее группе всегда была стопроцентная посещаемость и самая низкая заболеваемость. Дети, родители и коллеги любили и уважали ее.
Малыши приходили к Ольге Васильевне из самых разных семей, но благодаря любви и опыту воспитательницы, родители и дети становились сплоченной и дружной группой, часто переходя в школу все вместе.
Однажды с новым набором трехлеток (младшая группа) в сад пришла девочка Аля из неблагополучной семьи. Скажем так, очень неблагополучной. Внешний вид малышки часто вызывал жалость. Одежда – обноски - чаще не соответствовавшая по размеру росту ребенка, пропахшая табаком, могла быть запачканной или порванной. Часто из-под непонятного цвета платьица свисали сероватые трусы, которые до Али явно носил кто-то постарше. Под ногтями на руках слой грязи не вымывался никогда. Черные густые волосы были нечесаные, спутавшиеся, грязные.
Родители других детей искоса и с гадливостью посматривали на Алю и на ее мать, часто приходившую нетрезвой. Все знали и то, что папа находится в местах лишения свободы. Но Ольга Васильевна делала вид, что не замечает не только Алькин вид, но и взгляды родителей. Каждое утро в саду для Али начиналось с умывания, причесывания и даже подшивания одежды, если уж она слишком сильно была велика.
Как-то раз во время расчесывания Алькиных колтунов были обнаружены вши. Замалчивать такое дело нельзя, всех детей надо осматривать и рассказать родителям, как это делать дома. Родители возмутились не на шутку.
- Да как такое может быть? Это ж надо вообще не следить за ребенком!
- А что она нам в следующий раз принесет от своей мамаши?
- Ей не место в нашем саду.
Ольга Васильевна пресекала подобные разговоры. Но на следующий день полупьяная мама привела Алю снова в сад, правда совершенно лысую. Тут уж и дети, наслушавшись своих мам и пап, которые чувств к Але не скрывали и детей настраивали, стали дразнить ее. Так в младшей группе состоялась первая беседа о том, что все люди внешне разные, но это не значит, что они плохие.
Но некоторых детей не было в саду в тот день, а на другой, увидев лысую Алькину голову, стали смеяться и обзываться. За это Алька толкнула одного и укусила другого. Тут родители взорвались. Они собрались в коридоре группы и решали, как лучше сделать так, чтобы убрать ребенка из группы. Особенно возмущались мамы Ниночки и Василисы, подружки из соседнего таунхауса.
- Этому ребенку не место среди наших!
- Мы от нее еще натерпимся, наверняка и воровать начнет!
- Так она уже у моей платок стащила!
-Да? Не может быть! Давайте напишем коллективное письмо, что ее перевели в другой сад. Укажем, что ребенок агрессивный, ворует, заражает всех неизвестно чем…
- Это на кого вы тут писать собрались? – вышла из игровой Ольга Васильевна. – На четырехлетнего ребенка? Да вы в своем уме? Это ребенок! Я за него отвечаю, пока он в саду. И за поведение других детей, кстати, тоже, которых дома накручивают против Али. И письмо ваше не подпишу. Никогда! А теперь уходите отсюда, вы мешаете вести мне занятия.
Притихшие, пристыженные родители удалились. Действительно, эта воспитательница имела влияние и уважение, ей верили и дорожили тем, что ребенок именно в ее в группе. Конфликт прекратился, родители стали помягче, будто с пониманием, относиться к девочке.
А меж тем сама девочка была живой, веселой и доброй. Она быстро училась, речь ее была чистой и грамотной, в спектаклях ей доставались хорошие роли, которые она исполняла блестяще. Вообще, игра и театр был главным инструментом Ольги Васильевны в воспитании ребят. Она считала, что любую ситуацию можно объяснить малышам с помощью сказки, проигрывания ролей, контраста добра и зла.
Вот только подружки Ниночка и Василиса, обладательницы необыкновенных кукол, модных и разрекламированных, никак не хотели дружить с Алей и брать ее в игру. Это было обидно, тем более, что кукол подружки давали поиграть всем. Кроме нее. Кроме Али. В такие моменты у Ольги Васильевны всегда получалось найти занятие, которое бы отвлекло обиженного ребенка. Вот и Алька быстро забывала обиды.
Время бежит вперед. Отрастали Алины волосы и ложились красивыми волнами у нее на плечах. Девочка уже умела по утрам расчесать себя. Но за косичками приходила по утрам к любимой воспитательнице. И вот история повторилась. Снова вши, стрижка наголо, возмущение родителей и насмешки детей.
И вновь работает Ольга Васильевна с родителями, взывает к их разуму. И вновь объясняет детям о доброте, милосердии и взаимопомощи. Ниночка и Василиса тоже слушают эти беседы. В их душах резонанс: мамы-то говорят совсем другое. Кому верить? Но дети, слава Богу, есть дети и в добро им верить легче. Тем более, когда так убедительно о нем говорят.
К подготовительной группе, когда ребятам уже исполнилось по шесть, шесть с половиной лет, забылись прошлые обиды и неприятности.. Дети выросли, готовились к школе, дружили, взрослели. Мама Али перестала пить, вышла замуж и родила сына. Аля теперь приходила в сад чистенькая, аккуратненькая и совсем счастливая. Она обожала братика и всем рассказывала, что попросит у мамы еще сестричку.
Ниночка стала носить очки, и это дало повод новым насмешкам в группе. И хотя таких «насмешников» было совсем мало, Ольга Васильевна серьезно поговорила со всеми. Она им сказала примерно так:
- Ребята! Вы стали совсем большие. Скоро вы выйдете в большой мир, прекрасный и не простой. Там вам будут встречаться разные люди. Это будут мужчины и женщины. У них может быть отличный от вашего цвет кожи. Они могут быть высокими и низкими, худенькими и толстыми. Есть люди, у которых нет рук, у кого-то нет ног. Но ведь самое главное, ребята, это чтобы…
- У человека было доброе сердце! – почти хором ответили дети.
- Да! Чтобы было доброе сердце! Запомните, внешний вид другого человека никогда не должен быть для вас поводом для насмешек. Вот сидит рядом с вами Ниночка. Она в очках. Разве это смешно, что человек плохо видит?
- Нет! – сказали ребята.
- Нет! – повторила воспитательница. – Запомните, только глупые люди смеются над проблемами других. У Нины не очень хорошее зрение, но это не делает ее хуже. А очки ей даже идут, очень красивые, правда?
А вечером больше половины группы, включая Алю и Ниночку, ушли в соседнюю школу, крутую гимназию, на подготовку к первому классу. На перемене Ниночку окружили дети с «продленки», которые были на год и больше старше, и на голову выше будущих первоклассников. Они тыкали пальцами в очки, смеялись и пели обидную дразнилку про очкарика. Бедная Ниночка не знала, куда деться и как вырваться из этого кричавшего и тыкавшего в нее пальцами круга.
Вдруг, с криком «отойдите все от нее», расталкивая старших ребят, к Нине пробралась Алька. Оттеснив ее к стене и закрыв собой, Аля сказала:
- Вы что, дураки? У человека зрение плохое! Это не повод для насмешек! Только глупые будут смеяться над проблемой другого человека!
И пока Аля все это говорила, рядом с ней и Ниной уже встали стеной все ребята из их детсадовской группы, группы Ольги Васильевны. Они молчали, но их вид говорил за себя: «Только троньте еще раз!»
***
Ольга Васильевна в очередной раз могла бы гордиться своей работой: через месяц выпускной в садике, а всех детей уже зачислили в хорошие школы. А еще могла бы гордиться тем, что растут настоящими людьми двадцать семь ее воспитанников. Но больше всего она могла бы гордиться собой за то, что отстояла когда-то маленькую несчастную девочку, против которой ополчился весь мир. Спасибо Вам, Ольга Васильевна!
(Имена вымышлены. Любое совпадение с реальными людьми случайно.)
27. Страсть к хореографии http://www.proza.ru/2015/10/24/1554
Галина Ермолаева
Маша Коршакова уже второй год учится в Санкт – Петербурге в медицинском колледже. На выбор профессии большое влияние оказала мать. Людмила, работая в больнице, считает, что эта самая востребованная и нужная людям специальность. . И Маша с каждым годом все больше и больше проникалась желанием идти именно в медицину.
Привлекал и красивый город на Неве. Маша хорошо училась в школе и потому без проблем поступила в перспективное учебное заведение. Так же она учится и в педучилище, регулярно получает стипендию.
Но наравне с медициной, Маша, с раннего детства была увлечена хореографией. Ее мама способствовала и этому увлечению дочери Людмила не пропускала ни одного концерта, где выступала Мария. .
… Сегодня очень модно отдавать детей сразу в несколько кружков и секций. Это хорошо, но еще важнее, когда детям нравится то, чем они занимаются. Тогда они будут успевать и в школе, и на дополнительных занятиях.
- Руководитель кружка «Аурита», где занималась Мария, Галлия Касеновна Бикматова, настолько чуткий и грамотный педагог, что все ребята летят к ней на занятия, как на крыльях, - говорит директор Андреапольского межпоселенческого дома культуры Л.Г. Седунова. – Галлия Касеновна приехала в наш район после окончания хореографического отделения Калининского культпросветучилища С детских лет увлекалась танцами и в студенческие годы вынашивала мечту создать свой танцевальный кружок. На занятиях ребята изучают сразу несколько направлений танца – русский, народный, классический, эстрадный и другие. Танцевальный коллектив неоднократно становился дипломантом межрайонных конкурсов.
- Мы желаем каждому ребенку такого педагога, как Галлия Касеновна, - такое мнение родителей. – Каждую возрастную группу она ведет сама. Бывает строга, но дети души в ней не чают. Каких только танцев нет в копилке наших ребят! И каждый раз находится что-то новое, интересное, необычное! Это касается как постановки, так и стиля костюмов.
Психологи утверждают, что танцы, это не только прекрасная физическая форма, стройность, хорошая осанка, Этот вид искусства дает ребенку гораздо больше. Уже через несколько занятий скромные ребята становятся более эмоциональными, уверенными, коммуникабельными, а слишком активные дети – уравновешенными. И чем раньше малыш займется танцами, тем гармоничнее будет его развитие.
Г. ЕРМОЛАЕВА.
28. Трижды восемь http://www.proza.ru/2015/10/27/1506
Анатолий Звонов
Работа в научном отделе приносила мне настоящую радость. Забирая из детского сада очаровательную дочку, я уже предвкушал сладостную ночь с любимой женой. Но Начальник считал, что я счастлив на две трети. Если работа – это восемь часов, ночь – еще восемь, то необходимо еще любимое занятие на оставшиеся восемь часов в сутки. «Вот тогда, - говорил он, глядя на меня сквозь толстенные стекла очков, - из трех радостных частей полное счастье получится».
И вот однажды в часы досуга раздался неожиданный звоночек:
- Такой-то и такой-то здесь живет?
Передо мной молодой высокий парень стоит, Володей назвался.
- Проходите, пожалуйста, - приглашаю я.
А он оглядывается и рукой кому-то машет. Студентов оказалось пятеро: девчата и ребята. На столе угощение появилось – что-то они принесли, что-то моя жена добавила. Вечеринка получилась неплохая. Нам с женой всего по двадцать семь лет. Ребята от заведующего кафедрой физического воспитания приглашение о встрече мне передали. Я и не предполагал, что в родном институте обо мне кто-нибудь когда-нибудь вспомнит.
- Тут дело такое, - сразу начал Шеф, - летом трое наших студентов в водном походе погибли.
Я помалкиваю, хотя слышал об этом происшествии от знакомых. А Шеф продолжает:
- Ректор велел на кафедре организовать специализацию «Спортивный туризм» с преподавателем, программой, почасовой оплатой. Как, берешься?
В душе я понимаю, что нахожусь в пяти минутах от полного счастья, но произношу с сомнением:
- Какой же из меня педагог? Я не мастер спорта и даже не инструктор. Ходил, пока учился, в горы, по рекам, на лыжах.
- Короче, если берешься, пиши заявление, - настаивает Шеф, видать, не терпится ему закрыть этот вопрос, - аудиторию дадим, с оборудованием поможем.
Уже через неделю, в начале октября я – педагог. Передо мной мелькают новые лица ребят и девчат то в аудитории, то на природе во время пеших и лыжных походов, с кострами и песнями, ночевками. Но я рвался на воду. С февраля до середины марта подготовили для спортивного сплава несколько байдарок. В апреле опробовали их на подмосковных реках.
На майские праздники выкроить недельку для хорошего похода – святое дело! За каких-нибудь семь дней стремительно меняется обстановка, проявляются характеры, набирается опыт, остаются на всю жизнь впечатления, зарождается дружба. А, между прочим, Шеф вручил мне план подготовки спортсменов: с меня к концу учебного года десять третьеразрядников!
Выбрал речку Щегринку, что на Валдайской возвышенности. За ее прохождение третьи спортивные разряды всей команде полагаются.
Самый первый день выдался солнечным, под стать настроению. Лиственные деревья еще голенькие, но сосны и ели зеленеют свежей хвоей. Речка полноводная, но спокойная. Мне достается матросом улыбчивая полная девушка Саша, которой побывать в тренировочных походах не удалось. Володя, тот самый, который приглашение от Шефа передавал, припас мне подарочек: тяжеленный рюкзак с топорами, посудой, со всем, что воды не боится.
Первые километры вниз по реке проходим сравнительно спокойно. Все делается, как я учил: матросы впереди помалкивают, исполняют команды капитанов. Саша гребет усердно, только слегка задерживает весло в воде, притормаживает. Вот все нас и обогнали.
Неожиданно за поворотом направо нас выносит на «расческу» - висящее над водой дерево с подтопленными ветками. Машинально разворачиваю корму левее и даю команду «Табань!» Но Саша с испугу делает еще один гребок вперед. Из-за этой ошибки байдарка становится поперек течению и, упершись левым бортом в ветки, переворачивается, вытряхивая нас в ледяную воду.
Держа в левой руке весло, правой подгребаюсь к берегу, умудряясь еще и байдарку тащить за обвязку. Саша, побарахтавшись в воде, выбирается на сушу. Её весло, прощально сверкая, уплывает вниз по течению. Сливаем воду. Злиться мне не полагается – педагог, все-таки. Матрос без весла – пассажир. Впереди - тринадцать километров сплошных препятствий. Выгребать одному придется, только бы сил и здоровья хватило!
После первых уходов от камней, завалов, расчесок, я привык к своей тяжелой физической нагрузке и начал рассуждать. Девчата в тех пяти байдарках за этот поход чему-то научатся. А я, вместо того, чтобы Сашу учить, сам всю работу выполняю, считай за троих, если учесть тяжесть дополнительного рюкзака. Мне даже жарко стало, а Саше? Ей же холодно. Наверно, ей еще страшно смотреть, как на нее надвигаются камни, деревья, а она вынуждена бездействовать.
Вижу на берегу ожидающих нас ребят. Считаю – все здесь. Как одному причаливать? Подаю корму к берегу, а оттуда Володька кричит:
- Конец давай!
Батюшки! Саша берет веревку из-под носовой обвязки и бросает точно ему в руки. Освободившись от фартука, она выпрыгивает на берег, я вслед за ней делаю то же самое. Смотрю в ее испуганные глаза: вот натерпелась! А еще замерзла. Пытаюсь растирать ее ледяные ладошки.
Мне радостно сообщили, что пока я боролся с прижимами и завалами, Володька с Людочкой тоже кильнулись, но весла не потеряли. Он Людчку с берега из воды своими длинными руками за весло и вытащил.
За ужином и туристскими байками у костра одежду подсушили. Спать ложиться положено в сухом, а утром опять в сырое переодеваться.
Сориентировались. Через пару километров должна деревня быть. А потом у нас переезд на Мсту намечен. Там много туристов собирается в это время.
Вышли рано. Сразу за деревней, на правом берегу – заводь. В ней плавают и поблескивают какие-то щепки, палки, мусор всякий. Присматриваюсь, а там весел байдарочных штук пять. Значит, Саша не одна, еще есть такие же молодые необученные. Кое-как добываем весло из заводи, осматриваем, выбираем самое лучшее, чтобы не сломанное, не покореженное было.
Теперь у меня матрос есть, от препятствий уходить вдвоем легче. Наблюдаю за ее работой. Сашу, будто подменили. Не успевает моя команда да конца прозвучать, она уже ее выполняет. Получается, что матросское умение к ней само пришло со страху, пока сидела, сложа руки, надеялась на капитана, мерзла. А, может быть, произошло очень важное - она почувствовала воду. Я об этом ребятам рассказал. Посмотрели, пошутили, подивились.
Весна на Валдае дружная! Снежок по берегам еще не растаял, а на полях сухо. Дымом запахло. Ничего особенного. Возможно, туристы рядом, вроде нас, одежку сушат.
Ан, нет. Везет нам на приключения! Справа, вдоль пригорка горит стерня, да так горит, что пламя с лужайки перекинулось на пеньки перелеска, даже нижние веточки еще не распустившихся березок обуглились, того гляди загорятся. Во время причаливания видим, как какой-то мужичонка в лес спешит, нас заметив. Не наш, не турист – в деревенской одежде.
Мы быстро снимаем с себя шлемы и спасики, достаем ведра и начинаем из речки воду брать, пеньки обливать да веточки да стерню у перелеска. Я с досады выругался, а Володька спокойно, со своей жирафьей высоты говорит:
- Если бы лес загорелся, туристов обвинили.
- Что они, деревенские, совсем дураки? – бил по пустому ведру Саша, еще один из капитанов, очкарик со следами псориаза на голове.
Его матрос Маша, худенькая первокурсница, если и опускала весло в воду, то сделать им что-либо полезное по причине немощи не могла. Так что тоже намаялся малый, по глазам видать. Зная, что никакой пользы от ее работы нет, Саша отдавал ей команды с большим юмором, например:
- Маруся, гребани, пожалуйста, правым веслом один раз вперед, если не трудно!
Наш лагерь среди многих других, на высоком правом берегу. Отсюда хорошо видно, как туристы проходят два самых известных порога реки Мста. Каждый экипаж проходит их по нескольку раз, но по-разному, с выдумкой. Порядок с отмашками для старта и страховкой организован идеально, видимо, Контрольно-спасательная служба постаралась.
Когда я с Сашей пороги проходил, понял, что матрос у меня отличный. Принесли байдарку к лагерю. Я надеялся еще пару раз прокатиться. Но не удалось.
- Мишка! И ты здесь, - обрадовался я неожиданной встрече.
- А что я рыжий, что ли? Я как все. Мы с Аликом и девами на левом берегу стоим.
Я посмотрел в ту сторону, куда показал Мишка.
- А что, соскучился по правому берегу? – пытаюсь пошутить я.
- Нет, до меня дошли слухи, что у тебя чудо-матрос есть, Сашей звать.
- Есть. Намаялся я с ней, но теперь здорово работает.
- Можешь мне ее на один проход одолжить, - говорит Мишка, - есть идейка одна.
- Что значит, одолжить? – говорю, - вот она, договаривайся, если не устала, пусть идет.
Вообще, этого делать нельзя, но ради Мишки любой из нас на все пойдет, капитан он опытный и человек задушевный.
Мишка с Сашей пошептались, после чего она сделала реверанс и отправилась с ним.
Я волновался, вышел на берег, ждал. После очередной отмашки Мишкина байдарка отчалила от берега и полетела в порог. Все было похоже на танец: сначала быстрая гребля к левому берегу, где редко кто проходит, потом поворот на гребне волны и сплав кормой вперед, потом еще один поворот и Мишка с Сашей скрылись за островом.
Следующий реверанс Саша сделала, когда подошел Коля, которого все знали, как автора и исполнителя песен. Костер его компании был недалеко от нашего.
Потом Алик взял Сашу «напрокат». Наши ребята тоже пригласили ее пройтись по порогам. За два дня Сашу укатали, она была в центре внимания. Я радовался за нее, но было немножко жаль, что моего вклада в ее маленькую победу не было.
- Никуда тебя больше не отпущу, - снимая с меня продымленную штормовку, шептала жена, - я так соскучилась.
- Мне ж деньги платят за работу, - пытался оправдаться я.
- В следующий раз я с тобой пойду, - говорила она, уже в ванной комнате, смывая с меня недельную копоть.
Когда я появился на кафедре, Шеф только и сказал:
- Без происшествий? Поторопись с оформлением разрядов! План у тебя, не забыл?
Начальник научного отдела припас для меня свой сюрприз:
- Ученый совет утвердил твою тему, в аспирантуру надо в этом году поступать, а не в следующем, - он ухмыльнулся в усы, - счастливый ты парень, но рывками, в мою формулу «три по восемь» не вписываешься.
29. Математика, Физика или Биология? http://www.proza.ru/2014/01/13/54
Марина Бех
К урокам биологии школьники, да и взрослые нередко, относятся весьма легкомысленно. Особенно в младших и средних классах. Цветочки, птички, кошечки, рыбки… Всё понятно, руками можно потрогать, глазами можно увидеть. Это вам не Математика!
Администрация, зачастую уроки биологии ставит последними, вроде как на них, и отдохнуть можно. Отдохнуть, слава Богу, после трудов праведных!
Вот с таким мнением и доживают ученики до старших классов, где окунувшись в прелести «Общей биологии», топнут они в болоте «биологии молекулярной», а символику и задачки «Генетики» встречают, как будто чуждый японский язык, не пытаясь даже вникнуть в элементарное.
Поэтому уже с пятых классов, время от времени, я напоминала детям, – Биология наука сложная. Она требует к себе должного внимания. Упустишь что-либо, не поймёшь, потом начнутся проблемы на пустом месте… Особенно у тех, кому придётся сдавать ЕГЭ по биологии.
И, в подтверждение, сказанного выводила логическую цепочку взаимозависимости предметов естественного цикла: «Математика – это Математика. Физика – это математика плюс то, чего нет в математике. Химия – это математика и физика плюс то, чего нет ни в математике, ни в физике. Биология – это математика, физика и химия, плюс то, чего нет ни в математике, ни в физике, ни в химии».
– Вы поняли? – спрашивала обычно своих учеников, – поняли, или нет?
– А если она мне не нужна, и ЕГЭ сдавать не собираюсь? – парировала Лиза, юная поэтесса, победительница литературных конкурсов.
– И мне она ни к чему, – прибавлял Юра, мечтающий быть художником.
– Кому-кому, а вам обоим биология нужнее нужного. Тебе Лиза, чтобы глупых биологических ошибок в тексте, не допускать. Вроде тех составителей кроссвордов, что слепня с оводом путают и тех авторов, у которых из споры цветы с ягодками вырастают. А тебе, Юра, биология пригодится не только для рисования тела животных и человека, но и затем, например, чтоб пауков не с шестью, а с восемью ножками рисовать, если попросят книжки для детей оформлять.
– А мне папа говорит, – с третьей парты поднимается мальчик, у которого отец в строительном институте работает, – чтоб я учил особенно тщательно математику и черчение. Хочу строить дома. Разве для этого нужна будет мне биология?
– Присядь, Алёша. Для того, чтобы тебе укладывать кирпичи, она, биология, может, и не пригодится. Но ты очень хочешь быть каменщиком?
– Нет, я хочу конструировать дома.
– Я так и знала, что ты хочешь проектировать здания. А для этого… Впрочем, послушайте истории. И ты и все, особенно, любители математики, те, кто ещё сомневается, нужна ли ему будет биология.
В одном испанском городе построили огромный современный стадион из бетона и стекла. Красивый он получился. Но радоваться жителям пришлось не долго. Через год крыша купола растрескалась. Опасно стало тренироваться в нём, опасно проводить соревнования. Закрыли стадион на ремонт, пригласили архитекторов, которые это здание придумали. Показали им на трещины в потолке.
Задумались архитекторы: «Вот куриное яйцо. Скорлупка тоненькая, а курицу, которая насиживает цыплят, выдерживает, не трескается? А у нас на куполе никого нет, а трещины пошли. Почему?» Обратились архитекторы к биологам: – В чём секрет? Почему скорлупки яйца не трескаются от веса курицы?
Биологи рассмеялись, но архитекторов обижать не стали, не напомнили они им, что в школе биологию не уважали. Сварили яйцо в крутое, очистили его и показали скорлупки.
– Вот, видите, – биолог подцепил ногтём тонюсенькую плёночку и, отделив её от прочной скорлупы, показал архитекторам, – она и укрепляет яйцо, делает его прочным настолько, что и курицу выдерживает.
Архитекторы поняли, внесли в проект изменения, дополнив его ещё одной деталью – большой цельной плёнкой. Расписали они, как должна крепиться плёнка к внутренней стороне потолка, а строители выполнили указание проектировщиков. Здание стадиона укрепилось, и потолок больше не трескался.
***
Я смотрю на часы.
– Время есть, пожалуй, расскажу вам ещё историю про муху и математиков, – сообщаю я детям.
История эта произошла очень давно, компьютеров тогда не только домашних не было, но и не в каждом институте стояли они. В одно конструкторское бюро, где автоматы разные создавали, залетела в открытое окно муха, крупная, зелёная. Летит и жужжит, сядет – тишина. Опять поднимется в полёт – жужжит противно, мешает сотрудникам сконцентрироваться. А задание у инженеров – сложное. Нужно придумать агрегат, который за трубами разными мог бы ухаживать: красить, мыть, пыль вытирать. Да не простыми трубами, а заводскими, которые высоко под потолком расположены, человеку туда трудно залезать, к тому же трубы могут быть и горячие. А здесь муха отвлекает, жужжит и жужжит.
Вдруг тихо стало, село двукрылое на потолок и сидит вверх ногами.
– Почему она не падает? – спросил один сотрудник, – согласно закону гравитации?
– Да у них на лапках щетинки, – отвечает ему другой, – они этими щетинками и цепляются.
Первый сотрудник был как Фома неверующий, любил всё сам проверять. Поймал он муху, может и не ту, что на потолке сидела, а другую, что под руку подвернулась. Измерил её всю: лапки, волоски, тело, взвесил мушку. И принялся по математическим формулам рассчитывать.
– Нет, согласно расчетам, не может сила сцепления удержать вес мухи, – заключил он.- Здесь, какой-то секрет.
Среди сотрудников был один инженер, любитель природы, для души фотографировал он бабочек и жучков. А что бы уточнить, кого он фотопоймал, инженер консультировался со своими друзьями – настоящими учёными-биологами. Вызвался этот сотрудник спросить у своих друзей-биологов о мушином секрете.
На следующий день приходит и рассказывает, то, о чём ему учёные поведали: – Оказывается, не только щетинки на лапках помогают прикрепляться мушкам к поверхности, но и липкая суспензия, которая образуется из выделившейся жидкости подушечек-желёзок, что на лапке находятся.
– Так они прилипают что ли? – перебил его инженер-«Фома неверующий»
– Да, что-то вроде этого. Поставила муха лапку, по нерву сигнал – биоток проходит – «жидкость, застывай». И муха намертво приклеивается ножками к поверхности. А если подается нервный импульс на отрыв лапки от поверхности, то твердая субстанция мгновенно превращается опять в жидкость.
Разобрались инженеры с мухой, а потом совсем быстро свой агрегат-костюм придумали, очень схожий по функциональной механике с мушиным секретом. Надевает такой костюм человек и может не только по трубам и по потолку вверх ногами ходить и не падать, но и выполнять разные действия.
– Марина Степановна, расскажите ещё, расскажите ещё…
– Ребятки, времени уже нет, звонок сейчас прозвенит. А домашнее задание вам такое. Найдите материал о замечательной науке бионике. Выясните, что она изучает и как биология помогает химикам и техникам, авиастроителям и электронщикам, мореплавателям и архитекторам?
– Я! Я! Я! – зашумели школьники, перебивая друг друга.
– Тихо, тихо материала много, всем хватит, – успокаиваю класс и добавляю, – Физика – конечно, да. Великая вещь, но биология – именно она сейчас определяет движение цивилизации, сами физики в этом признаются...
30. Приказано вести урок http://www.proza.ru/2014/03/09/417
Леонид Аронов
Шестидесятые годы двадцатого века. Провинциальный городок. Небольшой старинный механический завод.
Начальник конструкторского отдела несколько дней направлял наиболее грамотных инженеров для беседы с руководителем города.
Вот и я оказался в кабинете председателя горисполкома, который подозрительно ласково встретил меня, усадил на стул рядом со своим столом и обыденным голосом предложил по совместительству работать учителем черчения в вечерней школе, пообещал, что это не отразится отрицательно на моей заводской работе.
— Ни за что! — вспылил я. — Моя мама преподавала математику в обычной школе и предупреждала меня: — Илюша! Не вздумай работать в школе! На своём горьком, тяжёлом опыте знаю, что школьный учитель — это человек, который добровольно отбывает суровое наказание в штрафном батальоне!
Краснощёкий председатель горисполкома невозмутимо убеждал:
— Уважаемый Илья Севостьянович! Ваша зарплата инженера мизерная. Сообщу по секрету закрытую информацию. Милиционеры задержали грязно одетого попрошайку в поездах дальнего следования. Велико было удивление следователей, когда выяснили, что тот человек оказался ведущим инженером на крупном предприятии, а милостыню он собирал, чтобы накопить деньги на машину. Пожалуйста, вы подумайте, прежде чем мне ответить.
В светлом кабинете с четырьмя окнами наступила тишина. Спустя пару минут, я ответил:
— К сожалению, вы правы. Мой семейный доход всегда ниже расходов. Мы с женой постоянно в долгах. Я вынужден согласиться с Вами.
Председатель поговорил с кем-то по телефону, сказал, что завтра меня ждут в вечерней школе.
Взяв на заводе небольшую деталь проушину, я вечером с ней пришёл в кабинет директора вечерней школы. Он, встав, обрадовался и представился: Терентий Николаевич. Это был человек выше среднего роста, пропорционально сложенный, в возрасте за пятьдесят лет. Правая рука у него отрезана по локоть. Директор поспешно привёл меня в учительскую, вручил классный журнал, учебник по черчению. Прозвенел звонок. Руководитель повёл меня в класс, озабоченно предупреждая, чтобы я ни в коем случае не закрывал дверь.
Мы вошли в класс, приблизились к учительскому столу. Вечерники — в основном солидные мужчины, два подростка. На последней парте — женщина с двумя малыми детьми, с дочерью и сыном. За передней партой с залысинами мужчина читал газету. На наше появление никто не обратил внимания.
Директор представил меня классу, ещё раз шёпотом взволнованно предупредил, чтобы я не закрывал дверь, и удалился.
Я, приподняв проушину, спросил:
— Каким способом изготовлена эта деталь?
Человек, читавший газету, перевёл взгляд на проушину и правильно ответил:
— Стальное литьё.
— Мы сделаем чертёж для литейного цеха, — сообщил я тему урока.
Вечерники оживились, шумно достали, что у них имелось для черчения и, молча, уставились на меня.
В тишине я спокойно объяснил:
— Я медленно начну мелом на доске строить чертёж с помощью демонстрационных инструментов, рассказывая как ими пользоваться и как проводить линии. Вы постарайтесь повторять мои движения. Кто не будет успевать, поднимет руку. Я подожду.
И я, разделив доску двумя пересечёнными под прямым углом линиями на четыре части, неторопливо приступил строить проекции, поясняя каждое своё движение. Вечерники передавали друг другу карандаши и прочее. За пять минут до окончания урока мы справились с работой. Я успел предупредить, что размеры проставим на следующем занятии по расписанию. Прозвенел звонок. Я сказал: «Урок окончен. До свидания» и вышел из класса.
У двери стояли однорукий директор и лейтенант милиции. Они пожали мне руку. Мы вошли в учительскую Терентий Николаевич напористо заговорил:
— В июне 1945 года вернулся в село молодой солдат. Председатель колхоза, узнав, что демобилизованный воевал танкистом, обрадовано распорядился: «Вы танкист, знаете, в какую сторону крутить гайку, чтобы завинтить или открутить. Есть тракторная бригада, в которой самому старшему трактористу — девушке — девятнадцать лет, а самому молодому — мальчику — пятнадцать. Им нужен человек, умеющий обслуживать технику в поле. Вот вы и займётесь этим делом. Дадим вам трактор и назначим старшим в эту бригаду».
Впоследствии он стал главным механиком. И бывший танкист, имея образование семь классов, отработал главным механиком более 10 лет. Нынче в стране ситуация другая. Институты выпускают достаточно специалистов для сельского хозяйства, и они вытесняют неграмотных работников. Я это вам рассказал, чтобы вы знали: большинство вечерников воевали в молодые годы. С начала учебного года черчение у них пытался преподавать школьный учитель. Что произошло на уроке, я так и не понял, — рассказывал директор. — Вечерники скрутили педагога, подняли, вынесли из здания и сбросили с крыльца. Сейчас мы с лейтенантом переживали за вас и стояли на страховке. Но вы молодец, заинтересовали взрослых людей: всем захотелось сделать чертёж для литейного цеха. Даже семилетний мальчик за последней партой помогал маме, что-то говорил и показывал пальчиком на доску. Не будем терять время. Вот вам учебник «Геометрия», посмотрите в журнале, что изучать сегодня и идите к ним проводить урок.
— Но я не учитель! — Выкрикнул я.
— А я учитель?! — повысил голос однорукий директор. — Я по образованию строитель. На фронте с первых дней войны. Погиб один командир, другой, третий. С боями я оказался командиром роты. В 44-ом году ранили. Госпиталь. Ампутировали пол руки. Комиссовали. Восемь лет назад вызвали в горком партии, сказали, что нужен человек, умеющий руководить трудным коллективом, и назначили директором этой школы. Педагогику изучал самостоятельно. Так что, Илья Севостьянович, идите давать урок.
— Но, — пытался я отказаться.
— Отставить разговоры! Выполняйте приказ! — Властно произнёс директор.
И я невольно подчинился, провёл урок. Так и пошло. Потом уволился с завода и устроился в школу. Проработал учителем до пенсии и ещё несколько лет, будучи пенсионером. И не жалею.
31. Совесть http://www.proza.ru/2015/10/29/2010
Алан Стэфан
Я часто вспоминаю детство, и помню очень многое. Порой рассказываю истории друзьям и они удивляются, как я все это до сих пор помню. Не знаю действительно, как так получается, но будто важные события закрепились у меня в голове с небольшими пометками.
Меня никогда не воспитывали строго, не пытались объяснить, что можно, что нельзя, что хорошо, что плохо. Скорее сделаю я гадость, мне скажут, что так делать нехорошо, а дальше я анализировал сам. Хотя может это и есть воспитание? Наверное, так у многих, когда ты познаешь этот мир в самые ранние годы.
Мы переехали в новое место, и меня отправили в старшую группу в детском саде. Новые дети, воспитатели, но больше всего мне запомнились игрушки. Их было очень много, все они новые. Не скажу, что у меня не было дома игрушек, мне почти с каждой зарплаты покупали какого-нибудь супергероя. Самые популярные в то время был бэтмэн, и черепашки ниндзя, только через два года, мы узнали о человеке пауке. Но все новенькое мозолит глаза, и при виде нового я просто радовался и наслаждался. Но так как детей было очень много, я не мог играть достаточно долго, с чем хотел. В садике было правило, что не нужно быть жадным, и всем нужно делиться.
Мое внимание привлекла совсем маленькая игрушка. Вы наверно помните маленьких солдатиков, покрашенных в зеленый, темно-зеленый цвет, на подставках, в разных позах. Ими было интересно устраивать сражения. В садике я нашел подобного, но это был космонавт, белого цвета, и сделан он был в несколько раз лучше, будто над ним хорошо так потрудились, особенно над мелкими деталями на теле и шлеме. Подобного, я не раз не видел на полках магазинов, и мне ужасно хотелось с ним играть, но было недостаточно того что я делаю это только в детском саде. Я решил взять его домой, поиграть там, и потом вернуть. Но глубоко в сознание я только заставлял себя так думать, на самом же деле, мне хотелось оставить его навсегда.
Перед самым уходом, когда меня должна была прийти забирать мама, я заранее промелькнул в раздевалку, уже припрятав в кармане своих шорт этого космонавта и переложил его за спортивные вещи, которые всегда находились там, мы одевали их только утром на зарядку, или на физкультуру. Я ведь не мог выйти, держа в кармане или в руке эту игрушку. Там бы и мама спросила, и воспитатель начал задавать вопросы. Знал, что если попросить, то можно взять игрушку на день, но я преследовал совершенно другие цели.
Вот пришла мама, я спокойно оделся, попрощался с воспитательницей. И перед самым выходом залез в шкаф и переложил игрушку в карман куртки. В этот день я весь вечер провел на улице, всегда после садика выходили гулять и носились до самого вечера. Когда пришел домой, смог немного поиграть с космонавтом как обычный ребенок, побегал им, полетал, устраивал высадку на другие планеты и тому подобное, а после спрятал его. Боялся, что мама может увидеть, и начнутся вопросы, а она всегда видит, когда ухожу от вопроса, или начинаю врать. Не знаю, так ли на самом деле, но я всегда думал, что она знает все мои игрушки, ведь покупала их мама, и новая, незнакомая может привлечь ее взор, ведь игрушка была очень необычная. Не было у меня тогда практики во вранье, это приходит с возрастом. Через два дня из садика я начал таскать совсем непримечательные вещи, мне хотелось просто, чтобы они были у меня дома. Это были даже не солдатики, а прямоугольные, плоские пластмассы с рисунками. Даже сейчас не понимаю, зачем они мне тогда понадобились. Не подумайте, я не вытаскал все игрушки из детского сада.
Уже через пять дней, я не мог подходить к ним. Они лежали у меня в комнате, среди других игрушек, а я их обходил стороной. Не хотелось мне играть именно ими. А при одном только виде, мне становилось плохо, и у меня пропадало настроение на весь вечер.
Будто когда начинал с ними играть, в дальней части комнаты, появлялся незнакомец. Мальчишка моего возраста. В той части комнаты, где он обычно сидел, его лица видно не было. Стоило мне прикоснуться, или только подумать о них. Этот незнакомец запевал одну и ту же песню – Они не твои, как ты можешь играть ворованными игрушками. Тебе не стыдно? Ты только подожди, все ведь узнают. Чертов единоличник. Это не останется безнаказанным.
Настроения не было до такой степени, что хотелось плакать, но я не мог, ведь начнутся вопросы от мамы. Засыпая, эти мысли, не давали покоя. Поэтому уже на следующий день, я начал по одному возвращать их в детский сад, обратно в свою группу.
Я вернул того космонавта, и как раз в это время позади меня подошел мальчишка, увидев новую игрушку, которую до этого не видел.
- Вау – воскликнул он – твоя? Я раньше ее тут не видел.
- Нет, я тоже первый раз ее вижу – соврал я.
Парень взял ее, и пошел играть с космонавтом, показываю ее своему другу.
После, я вернул еще несколько. А оставшиеся пластмассы с рисунками, которые по-прежнему мозолили мне глаза, не давали покоя, и портили настроения – я выкинул. Не знаю, что мной двигало, ведь постепенно я мог возвратить их все, но ждать не могу, и каждый вечер в комнате, с этими игрушками превращался в ад. Я больше никогда не брал чужого. Не хотелось мне, чтобы эти чувства вернулись вновь.
32. Без памяти http://www.proza.ru/2014/11/03/1222
Мария Веркистова
Он любил ее без памяти.
Первый раз он обратил на нее внимание ярким сентябрьским утром. Опаздывал на лекцию, с ним это случалось – три раза выходил из дома, возвращался за проездным, потом за папкой с конспектами, потом за пропуском. Ясно было, что бежать по переходам бесполезно, опаздывает прочно на двадцать минут, ну так что же – он здесь преподаватель, студенты подождут. На выходе из «Библиотеки им. Ленина», поднимаясь по бесконечным лестницам в солнечную осень, он настолько углубился в свои мысли, что не услышал, как его окликнули.
– Леонид Станиславович, здрасьте, – его потянули сзади за рукав, и он, обернувшись, встретился глазами с рыжеволосой девушкой. – Я бегу, думаю, опаздываю… А тут вы…
Он не сразу вспомнил, что она из его студенток.
– Доброе утро, – ответил он. – Что же вы опаздываете? Студентам опаздывать не положено.
– Проспала, – покаянно произнесла девушка. – Выспаться просто невозможно. Я сова, совсем сова.
Он шагал размашисто, ее каблучки постукивали торопливо и сбивчиво.
– Ложитесь спать пораньше, – посоветовал он. – Планирование времени – важная часть ответственности. И у сов, и у жаворонков, и даже у прямоходящих млекопитающих.
– А вы?
– Что я?
– Ложитесь спать пораньше? – ей вдруг стало весело.
Они уже вышли на улицу, пройти до факультета оставалось совсем ничего – три минуты вдоль старинного здания красного кирпича. Чувствуя себя неловко, он старательно смотрел в сторону, внимательно на ходу следя за кирпичными трещинками стены.
– Какая осень, да? – девушка резко вдохнула воздух. – Золотая, по-настоящему золотая.
Он промолчал.
– Скажите, а экзамен у нас в конце первого семестра или в конце года? Я все хотела уточнить, но на лекциях неудобно, а в учебную часть никак не зайду.
Он тяжело вздохнул. Он не любил общаться со студентами вне лекций. Все, что он им должен дать, он дает в аудитории. Вот и сейчас, начали с осени, а закончили экзаменом, и он решительно не понимал, как ответить.
– Учебный план утвержден еще в июле, неужели вы не удосужились посмотреть график собственных экзаменов?
Девушка с трудом тянула тяжелую створку старинной двери. Он не стал помогать. Дождался, пока дверь распахнулась, быстро прошел внутрь, мелькнул пропуском, зашагал по широкой лестнице наверх.
«Еще не хватало, чтобы мы вместе зашли в аудиторию», – подумал он в последний момент, но так оно и вышло.
– Здравствуйте, наша сегодняшняя тема… – громко и решительно начал он, чтобы сразу отсечь разговоры и настроить студентов на работу. – Просыпаемся! Напоминаю, что письменную работу по теме «Категории "правды" в «Поэтическом искусстве» Буало» я жду от всех до 10 октября. Экзамен по предмету – в летнюю сессию.
Девушка, занявшая место в первом ряду, поймала его мимолетный взгляд и кивнула.
Он нахмурился.
– Что там у тебя с Тоцкой? – они курили с Петькой под памятником Ломоносову, в сторонке от высыпавших на солнышко студентов.
– С кем?!
– Говорят, вы сегодня вместе опоздали на полчаса на лекцию – ладно тебе, от меня-то можно не прятаться!
– Кто такая Тоцкая? – он сразу понял, о ком речь, но все равно спросил.
Петька ехидно улыбался.
– Студенточка твоя, второй курс, газетчица. Тоненькая. Рыжие волосы, из хорошей семьи, сегодня – в светлом цветочном платье и сабо. Кстати, неплохо рубит в литературе –вполне приличные работы.
– Петь, – Леониду было не по себе от этого дурацкого разговора. – Я даже как ее зовут не знаю.
– Елена, – подсказал Петька. – Проведенная вместе ночь еще не повод для знакомства, понимаю. – И хохотнул.
– Иди нафиг!
Он раздавил окурок, решительно пошел на факультет – было еще много работы.
…Он обнаруживает себя на улице, перед красной кирпичной стеной. Он трогает шершавые кирпичи пальцами. Не понимает, как здесь оказался. Начинается дождь.
Через пару недель после их первого разговора, по пути домой он вышел из метро Беляево, двинулся в сторону автобусной остановки и вдруг решил: нет, пойду пешком. Пройдусь. Погода – сказка, золотой сентябрь. Закурил сигарету и зашагал дворами, срезая путь по полудиким, словно не московским лужайкам. По дворам галдели дети, на узких дорожках ссорились автомобили.
– Леонид Станиславович! – кто-то дернул его за рукав.
И опять это была она.
– Лена? Здравствуйте.
– Здравствуйте! – Она улыбнулась. – Из университета?
– Да, – у него в голове всплыл дурацкий разговор с Петькой.
– А я тут живу, – она смотрела на него, наклонив голову. – На Арцимовича. А вы?
– Что я?
– Какими судьбами?
– Я тоже здесь живу, – ответил он. – Что же, завтра не опаздывайте на лекцию, у меня первая пара, начинаем вовремя.
– Репей, – она протянула руку и аккуратным движением отцепила колючий шарик с его полотняной сумки. – Где вы бродили?
Он удивленно посмотрел на репей в ее руке.
– Даже не знаю.
– А вам куда? – Елена спросила уже почти ему вслед. – Может, нам по пути?
– Мне еще в магазин.
«Разве я должен быть непременно приветлив? – размышлял он, шагая, не оглядываясь, вперед своими дворами. – Разве не может быть у меня плохое настроение или какие-то неотложные дела?»
Но никаких дел у него не было. Дома он разогрел вчерашний ужин (на сковородке съежилась жареная сосиска с полянкой фасоли), накрошил салат. Он уже привык к одиночеству и всегда считал его своим естественным состоянием – три года давнего и неудачного брака не разубедили его. Взяв книжку, устроился с тарелкой в кресле, просидел так весь вечер. К полуночи, как обычно, отнес посуду на кухню, помыл. Сковородку так и оставил – лень.
С этого момента он стал обращать на нее внимание. Понимал – чем больше он старается подчеркнуть, что никак не выделяет ее среди других, тем больше это заметно со стороны. Теперь он чаще всего приходил на факультет заранее, спокойно читал в аудитории. Лена появлялась со всеми, садилась на свое любимое место прямо перед кафедрой. Задавала какие-то вопросы, сдавала работы – вместе с другими.
Весь ее второй курс они говорили только о том, о чем положено говорить преподавателю со студенткой. Но в каждом разговоре ему чудилось двойное дно. Как-то вечером, сидя на подоконнике в кухне, он курил в окно и вдруг подумал: «Не влюбился ли я в Тоцкую?» И сам ответил: «Нет».
Она нашла его в пустой аудитории, закрыла за собой дверь и сказала:
– Леонид Станиславович, мне кажется, нам надо поговорить.
Синие джинсы, футболка, коротко стриженные рыжие волосы.
– О чем, Лена?
– О том, что между нами происходит.
Он сделал удивленное лицо и посмотрел на нее в упор.
– Вы знаете, о чем я.
Он промолчал.
– Леонид Станиславович, только не надо вот говорить, что вы ничего не замечаете! – она говорила почти шепотом, но эхо аудитории усиливало звук голоса. – Если вы скажете, что всё мне мерещится, тогда я просто выйду за эту дверь и так навсегда и решу для себя: померещилось.
Лена смотрела на него с вызовом.
Он запнулся, вспомнив вечер на подоконнике.
– Не скажу.
Он любил ее без памяти. По-настоящему без памяти, потому что памяти у него уже не было, она таяла с каждым днем. Еще немного – и ему придется наклеивать листочки с названиями на чашку, чайник, зеркало, как в ее обожаемом Маркесе. Это началось после того, как она ушла. Или она ушла уже из-за этого? Он не помнил.
Каждое утро он видел ее фотографию на письменном столе в комнате, брал ее в руки, всматривался. Короткие волосы, улыбка, цветочное платье. Она не позировала, он снял ее на «мыльницу» в отпуске.
На следующее утро все повторялось. Однажды он не сразу вспомнил ее имя. И тогда на обороте фотографии появилась надпись: ЛЕНА.
Он часто просыпается рано утром, еще до рассвета. На будильнике возле кровати – шесть утра. Он долго смотрит на часы.
6:00 утра, около станции метро Беляево.
Он видит, как они вдвоем идут по утренней, залитой солнцем Профсоюзной. Он видит мост, Москва-реку. За столиком консерваторского кафе завтракают двое. Это они.
…В аудитории яркий свет, студентов меньше, чем обычно – четвертый курс, начало второго семестра. Его голос наполняет зал, вытесняя шорохи и шепот студентов:
«…Вспомним описание свадьбы: «Длинное платье Эммы слегка волочилось по земле; время от времени она останавливалась, приподнимала его и осторожно снимала затянутыми в перчатки пальцами грубую траву и…» и… мммм… – Он замялся, потерял нить и внезапно понял, что не знает, чем заканчивается цитата.
– «и мелкие колючки репейника», – голос из зала, все с того же места перед кафедрой.
– Именно так, спасибо, Лена. – На секунду он оказывается на дорожке неподалеку от дома. И продолжает: – Проведем параллель с описанием похорон. Здесь мы наблюдаем…»
Елена в его кресле, скрещенные по-турецки тонкие ноги; Елена смеется, он читает ей вслух Зощенко, которого она – балда! – почти не знала; они играют в нарды – Елена проигрывает, проигрывает она плохо, нарды летят на пол, он утешает ее, гладя и целуя, и вот они уже на ковре, вдвоем, среди шашек и сброшенной одежды; Елена спит рядом с ним, волосы упали ей на лицо, и он осторожно, чтобы не разбудить, убирает яркую прядь в сторону. Даже во сне она прямая, смешная и задиристая. Он разглядывает ее. Она словно чувствует этот взгляд, прижимается к нему.
Он видит ее пальцы на рукаве чужой кожаной куртки, тонкое кольцо, его подарок – не обручальное, нет, просто для красоты. Сломанный ноготь на тонком мизинце короче остальных – вчера она прятала его под пластырем.
Рука мужчины обнимает ее за плечи.
Он давно уже не преподавал в университете. Ушел сам – когда почувствовал неладное, когда понял, что не может вспомнить текст лекции, которую читал студентам вот уже десятый год подряд.
Петька, испуганный верный Петька, с которым столько лет бок о бок, со школы, отвел его к знакомому врачу. Сперва таблетки от усталости, советы отдохнуть, снять стресс. Потом томография. Потом диагноз.
Неоперабельно.
– Но у меня же ничего не болит!
– Вам повезло. Просто повезло.
В конце концов ему пришлось согласиться: повезло. Повезло целиком, глобально, со всей жизнью. С другом Петькой, который верной тенью следовал за ним, приносил передачи в больницы, договаривался с врачами, находим какие-то немыслимые деньги. Со студентами, которые навещали его и развлекали, делая вид, что он все еще может дать им какой-то профессиональный совет.
Он держит в руках фотографию – не понимает, что значит надпись ЛЕНА на обороте.
Спустя неделю после того, как он попал в реанимацию, когда врач лаконично сказал: «Сутки», Петька позвонил Лене. Она ничего об этом не знала.
Он очнулся.
Он ничего не чувствовал, ничего не понимал. Рядом – ее лицо, лицо с фотографии.
– Вы снова опаздываете, – сказал он.
33. Ох уж эти русские фамилии
Николай Бечин
Веду уроки ОБЖ в шестом классе. Девчонки и мальчишки - народ озорной, шустрый, глаз да глаз за ними. Шумные, но довольно послушные и любознательные. Вот и сегодня урок буду вести у них.
***
Подходят стайками в класс. Несколько человек сразу подходит к плакатам и стендам - рассматривают, комментируют; ещё одна группа, - собравшись в кружок, энергично обсуждают свои школьные проблемы. Некоторые уже уселись за парты и, достав тетради, что-то пишут там и рисуют, поглядывая на меня (наверняка выполняют домашнее задание предыдущего урока). Звенит звонок - все рассаживаются. Дежурный - Саша Соловьёв, бойко докладывает, что отсутствующих нет. Проверяю по списку - отсутствуют двое: Игорь Козлов и Вася Петухов. Делаю замечание дежурному за разгильдяйское отношение к своим обязанностям, даю небольшое задание классу и выхожу в коридор. У окна в конце коридора стоят двое опоздавших, они так увлечены перебранкой, что и не замечают меня.
- Козёл!
- Петух!
- Козёл!
- А в зубы!
- А отдача не замучает?
Я появляюсь вовремя, кулаки у них ещё не пущены в ход, хотя ситуация накаляется с каждой секундой. - Ну-ка прекратите ругаться и быстро на урок. А после урока остаться обоим и объяснить причины опоздания – охлаждаю их. Пробегают мимо меня в класс и, как ни в чём не бывало, садятся за одну парту.
Возвращаюсь на своё учительское место, снова открываю журнал и пробегаю глазами по списку учеников, чтобы вызвать кого-то из них к доске для закрепления материала предыдущего урока. И вдруг с удивлением замечаю, что половина детей носит фамилии тесно связанные с фауной нашего мира, а вторая половина имеет не менее тесную связь с флорой. И ни одной нейтральной фамилии. И с удовольствием думаю о том, что моя фамилия не связана ни с фауной, ни с флорой. И пусть ученики за глаза называют меня «гавриком» (фамилия у меня - Гавриков), всё лучше, чем у… некоторых моих учеников.
2-ой тур:
1. Балерина http://www.proza.ru/2015/05/23/1372
Карин Гур
Сэмюэль Бенсон родился долгожданным мальчиком после трёх дочек. Он, смеясь, говорил:
- После девяти месяцев комфортного пребывания у мамы в животике. я появился на свет божий, криком выражая своё несогласие. Всё было напрасно, мой жребий был предопределён – в руку мне вложили скальпель: все мальчики, рождённые в нашем семействе, становились врачами нейрохирургами. И очень, нужно сказать, успешными.
Мужчины в роду Бенсон славились своей породой, статью и красотой, Высокие крупные брюнеты, с пышной гривой волос, с длинными тонкими чуткими пальцами. Делом чести каждой ветви рода считалось оставить после себя наследника, который продлит славное дело своих дедов и отцов.
Сэм был похож на своих родственников, такой же неотразимый красавец, оперирующий нейрохирург, известный далеко за пределами своей страны. Сорокалетний холостяк, любимец женщин, отвечал им пылкой взаимностью, но вести под венец не спешил ни одну из них.
В тот роковой вечер Сэмюэль Бенсон оперировал тяжёлого больного с субдуральной гематомой. Проведя резекционную трепанацию, ликвидировал источник кровотечения, ушил твёрдую мозговую оболочку. Восстановление покровов черепа и установку дренажа поручил второму хирургу и вышел из операционной. Похоже, всё прошло успешно. Бенсон устал, хотелось лишь снять с себя испачканный халат и отправиться домой спать. В этот момент, как в замедленном кадре, увидел спешащую по коридору каталку, залитое кровью лицо, свесившуюся вниз тонкую девичью руку. Словно яркие язычки пламени вслед развевались в воздухе ярко рыжие волосы. Ещё не осознавая до конца, что происходит, Сэм крикнул санитарам:
- Быстро, в третью операционную!
Восемнадцатилетняя Лилиан с партнёром возвращались с балета "Спящая красавица", где она исполнила партию Авроры. Премьера прошла на "бис". Счастливые, возбуждённые успехом, заваленные букетами цветов, они ехали в ресторан, где в их честь давался банкет. Пьяный водитель на бешеной скорости выехал на встречную полосу и врезался в машину лоб в лоб. Партнёр погиб на месте. Спасатели с трудом достали умирающую девушку, всю усыпанную лепестками роз, смешавшихся с кровью.
Всю ночь бригада хирургов во главе с Сэмюэлем боролась за её жизнь. Дважды им казалось, что они её уже потеряли. Но ангел - хранитель, витавший в ту ночь под куполом операционной, спустился к ней, крепко держал за руку и шептал в изящное ушко: "Живи, живи...".
Всё свободное время Сэм проводил в реанимации. Хирург прекрасно понимал, что вправить больной мозги и наложить заплатку на череп ещё не значит сделать её вновь разумной гомо сапиенс. Неужели врачи зря боролись за жизнь этой девочки, а она останется просто растением?
На вторые сутки Лилиан открыла огромные, ярко-синие глаза, в них светился разум и жизненный свет. С облегчением вздохнув, Сэм понял, что именно с ней желает прожить дальнейшую жизнь. Видно ей он тоже повредил что-то в мозгах, потому что девушка влюбилась в своего спасителя и они поженились прямо в больнице, не дожидаясь, пока ей снимут гипс.
О карьере балерины пришлось забыть. Лилиан полностью отдалась любовным переживаниям, не желая думать, чем будет заниматься в ближайшем будущем. А больше всего на свете девушка желала родить любимому мужчине мальчика, сына, такого же великолепного брюнета, который продлит в будущем дело отца.
Но Лилиан стала замечать, что Сэм даже в угаре страсти вполне контролирует процесс и прерывает его, не излив в неё свои соки. Когда она спросила мужа, что происходит, он ответил:
- Лили, девочка моя, ты перенесла тяжелейшую операцию, а беременность и роды слишком тяжёлая нагрузка для твоего неокрепшего организма. Если тебе так хочется ребёнка, давай усыновим мальчика или девочку, сделать это совсем не сложно. Я слишком люблю тебя и не готов рисковать твоей жизнью.
Лилиан рассердилась, она решила во чтобы то ни стало отстаивать своё право стать матерью:
- Я полностью выздоровела, чувствую себя прекрасно и вполне в состоянии выносить и родить ребёнка.
Занимаясь с мужем любовью, обвивала его спину крепкими натренированными ногами, прижимала к себе со всей силы, не позволяя оставить её лоно без семени.
Лили переносила беременность, как и все другие молодые женщины в её возрасте. Прошёл лёгкий токсикоз, она чувствовала себя превосходно. Много гуляла, особенно любила Лилиан прогулки в дождливую погоду. Надевала тёплый свитер, сапоги, плащ, натягивала капюшон на уже отросшие волосы и отправлялась к океану. Шум набегающих волн, серое небо, сливающееся на горизонте с небом, совсем не вызывали в ней тоску. Она видела в этом величие природы, вечное и непобедимое, связывающее прошлое с будущим. Уйдут поколения за поколением, покинут мир живых, а океан всё будет сливаться с землёй, напевая вечную мелодию жизни.
Роды начались вовремя, Сэм находился рядом с женой. Но в какой-то момент родовая деятельность прекратилась, сердцебиение плода не прослушивалось. Лилиан забрали на операцию. Уцепившись за руку мужа, пока вводили наркоз, умоляла:
- Только спасите нашего сына... прошу тебя... сделай всё, всё... спаси...
Очнулась Лилиан в палате. Сэм сидел рядом.
- Сэм, ну как наш мальчик? Большой? Брюнет?
- Любимая, - Сэмюэль целовал тоненькие ручки и устало смотрел ей в глаза...
Лилиан приподнялась, встревоженная:
- Что? Что с нашим сыном? Он жив?
- Дорогая, не волнуйся, у нас родилась девочка, большая, чёрненькая.
- Девочка? О! Любимый, я тебя разочаровала. Ничего, через год рожу тебе сына, обещаю.
- Нет, Лили, не родишь, тебе перевязали трубы. Ещё одни такие роды не переживёшь ни ты, ни я.
КОНЕЦ
02.11.2015
2. Эволюция доктора Яши http://www.proza.ru/2011/11/04/105
Феликс Цыганенко
От Якова Вахрамеева, потомка донских казаков, так и веяло простором степей. Из дома он отлучался лишь в казачью столицу Ростов, чтобы получить медицинское образование. Лечить земляков было заветной мечтой молодого станичника! Но кто уж надоумил Якова податься в моряки? Да ещё на Север, он скромно умалчивал. Впрочем, как выяснилось далее, на то было своё объяснение.
На борт арктического рудовоза судовой врач Яков Вахрамеев поднялся в порту приписки Мурманске. Полноватую и даже рыхлую фигуру добродушного увальня дополняло широкое лицо с маленькими глазками, укрытыми за круглыми старомодными очками с тонкой оправой. Ступни ног при ходьбе Яков Михалыч ставил в разные стороны, напоминая героев Чарли Чаплина.
Первое время доктор Яша привыкал к судну, напоминая слепого котёнка. Я искренне желал быстрой адаптации молодому человеку, приглашая Вахрамеева в свою каюту, куда на чашку кофе заходили второй механик Стас Макаров и радист Андрюша Терлецкий. Яша скромно молчал, прижавшись к спинке диванчика, и слушал беседы старших товарищей. Предложенную рюмочку коньяку он старомодно брал двумя пальчиками, отставив мизинчик и лишь пригубив напиток.
За время рейса на Дудинку мы крепко подружились с доктором. Оказалось, что визу для загранплавания Якову пока не открыли. В то время ещё не избавились от наследия прошлого, уточняя… на чьей стороне в гражданскую войну махал шашкой его дед, донской казак Степан Вахрамеев.
Из наших с Яковом разговоров выяснилось, что по специализации он – хирург, и тут меня доктор крепко удивил. В порыве откровенности, да после рюмки, другой, коньяку, Яша тихо признался:
- В тягость мне работа хирурга, не могу резать людей, руки дрожат…
- Вот это номер! Как же ты делал операции?
То, что ответил Яков Михалыч, я лучше опущу, чтобы не травмировать читателей…
Вообще-то, за годы плавания, я привык к лёгкому цинизму флотских врачей. Причём интересно, что все судовые медики шутили примерно одинаково. Не сказалась ли на них студенческая практика в анатомичке? Или потому, что наследникам Эскулапа, как никому другому, ведома хрупкая грань между жизнью и смертью? Кстати, у предыдущего врача на судне, любимой поговоркой была: «Тяжело в лечении, да легко в гробу…»
Яков Михалыч допил остатки коньяку в рюмашке и добавил к сказанному:
- Потому и стал я предпочитать в хирургической бригаде обязанности анастезиолога.
- А на флот зачем пошёл? Потеряешь тут окончательно квалификацию.
Яков вздохнул и в очередной раз высказал сокровенное:
- Мне крайне необходим автомобиль. У нас в Ростовской области большие расстояния между станицами. А я хотел бы дома заняться народной медициной, используя лечебную травку. Но где заработать денег, как не на Севере?
- Если ты полагаешь, Яков, что мы здесь деньги загребаем лопатой, то сильно ошибаешься!
В разгар беседы на «огонёк» заглянул старпом Эдуард Сыч, шеф обслуживающего персонала.
- О чём толкуем, мужики?
- Да вот, доктор наш переживает, что нет у него практики терапевтической. На берегу-то больше употреблял хирургический нож, - пояснил я Сычу.
Отхлебнув предложенного кофе, старпом ещё раз напомнил доктору его функциональные обязанности:
- Не дрейфь, Яков Михалыч! Твоя первейшая задача на судне, особенно после стоянки в Дудинке – привести экипаж в рабочее состояние! - и закурив, добавил, - я говорил уже про камбуз! Снять пробу – святое докторское дело. Особо правда не увлекайся, иначе раздобреешь, что самого придётся лечить! Фигура у тебя и так, далеко не спортивная, - усмехнулся бывалый моряк, Эдуард Сыч...
После летней навигации на Дудинку, Вахрамеева затребовали в бассейновую поликлинику. Причина известна: судовым врачам необходима практика, которой явно не хватало на судах. В море выпускали проверенных кадров, физически здоровых моряков. Особенно строги на комиссии стоматологи – такая им дана установка с пароходства. Не дай Бог придётся обращаться к зубному врачу за границей - это же валютные расходы из казны пароходства!
В общем, судовых врачей периодически направляли практиковаться в бассейновую больницу или поликлинику. В противном случае они теряли квалификацию, а вдруг аппендицит в океане или серьёзная травма? И такие случаи – бывали! Конечно, как кому повезёт: можно и до пенсии снимать пробу на камбузе. Тем не менее, доктор в море крайне необходим, как тот страховой полис на случай форс-мажора!
Чтобы ручки не дрожали во время операции, если уж она потребуется, Вахрамеева определили в хирургическое отделение больницы. А через какое-то время перевели в поликлинику, в комиссию плавсостава. Именно здесь подписывали документы на выход в море. Понятное дело, что после отпуска могло давление подскочить или ещё какой-то казус. Но Яков любил моряков, был необыкновенно добр, отзывчив и народ это чувствовал…
При возвращении на рудовоз, мы с трудом узнали Яшу, прошу прощения - Якова Михалыча! У «независимой» медицины появился солидный животик, щёчки ещё больше округлились, а походка – чёткая и уверенная. Это был уже не тот робкий судовой врач, который впервые поднялся на борт теплохода. И самое главное - Якову, наконец, открыли загранвизу!
Теперь он знал, как поступать с залежалыми таблетками в судовой аптечке. Под видом благотворительности Яков Михалыч вручал их портовым грузчикам в странах Западной Африки. Если просроченным, к примеру, оказывался аспирин, Яша презентовал им от всех болезней:
- Главное, психологическое влияние на человека таблеток в упаковке, - философствовал Вахрамеев.
Другое дело, когда в 70-х годах судно работало на канадской линии и регулярно посещало Монреаль. Однажды, по трапу теплохода поднялся представитель советского торгпредства... с супругой. Причём, эти визиты к судовому врачу случались неоднократно. Конечно, их можно понять: тратить валюту на доктора в Монреале, когда у причала - советское судно! Наш медицинский светило надолго закрывался в своей медицинской амбулатории, а чем занимался - не флотских мужиков это дело. Но, видимо, визиты гостей пошли им на пользу, так как Якову Михалычу привезли Почётную грамоту с благодарностью и... за укрепление советско-канадской дружбы. Так было написано в грамоте.
Получалось, что от рейса к рейсу у Якова Михалыча прибавлялось чувство уверенности и значимости собственной персоны. Однако, приобретая навыки флотского врача, Яков Вахрамеев не забывал о цели своего пребывания на Севере. Как только подкопит деньжат и приобретёт четырёхколёсного «друга» - прощай флот! Его ждала родная станица, где земляков будет лечить травкой с донского приволья…
3. Больничная жизнь http://www.proza.ru/2015/11/02/1156
Александр Белислав
Кто из нас за свою жизнь не побывал в больнице? По крайней мере, многие начинают с роддома. Хотя и не помнят великих мгновений появления на белый свет и первого обжигающего до крика вдоха. Но мне не пришлось проходить через роддом, так как родился во фронтовой Керчи в феврале 1942 года.
Тем не менее, не минула больница и меня - достал-таки аппендицит. Операция, если аппендицит не запущен, вроде, простая, но при полостных операциях (а именно такую пришлось пережить) случаются и курьёзы. Один из них достался мне, молодому тогда человеку, достаточно здоровому, чтобы не пострадать от больничной случайности.
Операция делалась под местным наркозом. Лежу перед операционной на каталке, голенький, под простынкой, жду своей очереди. Есть небольшой мандраж, ведь всё-таки первая в моей жизни операция. Если не считать выдранного в юности из-за флюса первого зуба (такой был простой послевоенный метод для лечения флюса). Как же мне переживалось тогда по этому поводу: часть меня выдрали и выбросили(!), как теперь жить, такому ущербному(?). Но сейчас, рядом, под такой же простынкой тоже ждёт на другой каталке симпатичная девушка. Переглядываемся. Пока всё идёт не так уж плохо, как говорил тот ковбой, пролетая мимо пятого этажа небоскрёба...
Лежу. Чувствую, режут. Большой боли нет, в животе возня руками... И вдруг... резкая боль, и что-то во мне хлюпнуло! Слышу шёпот врача: держи лучше, а то опять кишку проткнёшь. Ну думаю, влип: оперирует не врач, а неопытный ассистент под его присмотром. Возмущаюсь: вы что, кишку мне проткнули? А врач так спокойно: лежи, не твоё дело, обойдётся. И опять очень даже чую: потянули кишку из живота... Как оно "обходится", я понял потом, когда стал отходить местный наркоз - хорошо, что сердце было ещё молодое.
Но ведь вылечили! И спасибо им, врачам, которые тоже когда-то начинают впервые ассистентами, а нам, пациентам, приходится чем-то жертвовать, чтобы они набирались спасительного опыта.
Были больницы и потом - так копился жизненный опыт знакомства с замечательной профессией: людей спасать.
Больница, больница... на койке не спится -
От ноющей боли где место найти?
Со стоном и храпом сном мутным томится
Палата - и юноши, и старики.
Вот кончилась ночь - кое-как одолели,
Сестричка уж градусник в руку суёт,
Умылись, побрились, пижамы одели,
Спокойно лежим, ожидаем обход.
Палату обходит консилиум хмурый:
Осмотрит, где больно, выдаст леченье -
Кому перевязка, кому процедуры,
Кому к операции назначенье.
И вот операция - стол под плафоном,
Там человек... в ожидании боли,
Привязан, укрыто лицо балахоном,
Местный наркоз - испытание воли.
Над телом склонились хирурги в заботе :
Добрые руки работают споро,
Их руки, ум, сердце, уменье - в работе,
Им верят, и без сомненья, укора.
Закончено! Легче. Процесс - не приятен,
Коль тронут орган с извечного места...
В палату везут под простынкою смятой.
Отходит наркоз, а дальше - известно...
В палатах сестрички, наряд белоснежный,
Летают, как птички, с улыбкою нежной,
Милые, быстрые, ручками ловкими
Шприцуют тело своими иголками.
Больные сплотиться стремятся в несчастье,
Знакомятся быстро, почти в одночасье,
Готовы помочь все тому, кто слабей -
Здесь нравится многим кормить голубей...
Конечно же, скучно в безделии стойком,
Особенно, если прикован ты к койке...
Читай или думай - здесь времени вволю -
Смириться легче с недремлющей болью.
Приятно встречать посетителей часто:
Добро беспомощным лучше лекарства,
Участие, нежность, сочувствие, ласка
Забыть помогают эти мытарства.
4. Как датская королева http://www.proza.ru/2013/06/01/1361
Мария Веркистова
Весь 2007 год Ингрид провела в больнице.
Лежать в больнице было препаршиво. Там пахло кашей и лекарствами, постоянно приходили врачи, а с ними - уколы и капельницы. Периодически появлялись новые специалисты, которые заглядывали ей в глаза и говорили: "Теперь, малышка, тебе будет лучше. Думаю, скоро ты встанешь".
После каждого такого специалиста начинались новые процедуры: физиотерапия, прикладывание растительных компрессов, иглоукалывание, микстуры, чередуемые с уколами, порошки, даже какой-то экспериментальный электрошок - в минимальной дозировке, если верить ободряющему комментарию лучезарного молодого врача, проходившего в больнице недельную стажировку.
Но Ингрид так и не вставала. Лежа в больничной кровати с несмешными мультяшными героями на пододеяльнике, она наблюдала за тем, как по потолку ползают разноцветные гусеницы, рисующие светящиеся узоры. Иногда узоры складывались в слова, а слова - в послания. Гусеницы, узоры и послания были воображаемым творением Ингрид, занимавшим всё её внимание.
...И снова раннее утро, темно-синий предрассветный туман за окном. Нянечки будят "полежальцев". "Просыпаемся, девочки, Анна Альбертовна уже скоро придет, просыпаемся, ласточки, подъем!" - сегодня новая нянечка, интонации чужие, непривычные, оттого кажущиеся неискренними. Ласточки! Это надо придумать - "ласточки" в отделении детской хирургии.
"Что тебе почитать?" - склоняется над Ингрид темноволосая с проседью голова с колкими черными глазами. Черные глаза на мгновение становятся частью светящихся потолочных узоров и, наконец, загораживают их.
Почитать? - недоумевает Ингрид. И молчит, сердито глядя перед собой. Нянечки всегда очень заняты, им не до чтения вслух.
"Как тебя зовут?" - не отстает от Ингрид тот же голос двое суток спустя. Ингрид прекрасно понимает, что Нянечка знает ее имя. "Как у датской королевы", - говорила мама. Это не вопрос, а такое заигрывание, как с маленькими. Чтоб ты ответил, пошел на контакт, и чтоб ловушка сработала.
Ингрид молчит.
На следующий день Нянечка снова здесь. Ее смена должна была уже закончиться, белобрысая Ольга заступала всегда после нее, шваркая тарелки на прикроватные столики. Ольга шваркала, заставляя Ингрид подпрыгивать каждый раз в постели, но зато если попросить - приносила добавку. Третья няня - Ирена - ставила тарелки аккуратно и совсем не шумела, но если разлить суп, то еды больше в ее смену не получишь. С няней Иреной лучше не ссориться. Каждый знает.
В этот раз Ольга не сменила Нянечку, как было положено. И всё пошло не так. Ингрид потом вспоминала, что именно тогда ход вещей изменился - просто оттого, что Нянечка не ушла домой, как все, а осталась в отделении еще на одну смену.
"Ингрид, сегодня я могу тебе почитать" - на этот раз Нянечка не спрашивает: она перешла в наступление. С книжкой в руках она садится на кровать Ингрид, словно амазонка в седло.
Ингрид закрывает глаза. Трудно всерьез сказать, что ей страшно, - конечно, это просто чтение вслух. Оно ничего не значит. Ты о нем не просил, и читать тебе будет человек, которого ты не знаешь.
Страшно ли это? Да это катастрофа.
"Однажды у киоска с мороженым случайно встретились трое накситраллей..."
Заканчивается глава, другая, затем и день проходит.
И ничего не случается. Только блекнут узоры на потолке.
Следующее утро начинается со шваркнутой на столик тарелки: "Завтрак". Снова Ольга, как всегда. День ничем не отличается от любого дня месяц назад. И следующий - няниИренин день - тоже.
"Доброе утро, ласточки, вот ваш завтрак!" - это Нянечка. Она все же существует, она не фантазия, не светящаяся гусеница. Ингрид чувствует радость, хотя и знает, что верить этому нельзя. Ну и пусть, хотя бы недолго, хотя бы пока Нянечка не сделала ничего плохого, пусть будет радость.
"Ты знаешь Ларссонов? Нет, не тех Ларссонов, что иногда заходят в гости к Перссонам. Я говорю о хитрых Ларссонах. А если я еще добавлю, что эти хитрые Ларссоны живут в норе, то ты сразу догадаешься, что я хочу тебе рассказать о самой большой и самой хитрой во всем лесу семье".
Нянечка снова читает. Они так и не обменялись ни единым словом - Ингрид не слишком разговорчива. Зачем? Врачи и так всё знают, медсёстры справляются со своими обязанностями без слов, и Ингрид совершенно незачем говорить.
И снова Ольга. А потом Ирена.
"Настало утро, и золотые блики молодого солнца заплясали на едва заметных волнах спокойного моря" - это опять Нянечка. Ингрид слушает с жадным нетерпением и уже позволяет этому быть заметным.
"Чайки, как вы знаете, не раздумывают во время полета и никогда не останавливаются. Остановиться в воздухе - для чайки бесчестье, для чайки это - позор. Но Джонатан Ливингстон, который, не стыдясь, вновь выгибал и напрягал дрожащие крылья - все медленнее, медленнее и опять неудача, - был не какой-нибудь заурядной птицей".
"Почему?"
Тишина.
Нянечка поворачивает голову и восхищенно улыбается. "Ингрид, детка!" - ей следовало бы сделать вид, что не случилось ничего особенного, чтоб не спугнуть внезапную несдержанность Ингрид. Но она не хочет делать вид. "Ингрид, детка! - говорит она. - Какой у тебя красивый голос!"
Проходит некоторое время, пока Нянечка объясняет про Чайку по имени Джонатан Ливингстон. Наконец Ингрид, как ей кажется, понимает - главное быть настойчивым и сильным, ничего не бояться и следовать за своей звездой.
"Кто такой "чайка"?" - спрашивает Ингрид.
Нянечка некоторое время размышляет.
"Это птица", - отвечает она.
"Как голубь?" - снова спрашивает Ингрид.
"Такой большой голубь", - подтверждает Нянечка.
На следующий день Ингрид встает с кровати. Нянечка ушла, заступила Ольга. "Как там за окном?.." - вдруг думает Ингрид, и на этот раз мысль не утекает дальше, в разноцветную пустоту: потолок пуст, гусеницы сгрудились в дальнем уголке и померкли. Удивительно, столько времени лежать в этом помещении и даже не знать, что там, за окном. Может быть, там можно оттолкнуться от темной воды и планировать с высоты звездной ночи на берег, а потом измерять шагами тормозной след по мокрому песку. Босиком.
Но сначала она, конечно, падает.
...Нянечка поит ее с ложки казенным супом. "Куда тебя понесло, деточка?" - спрашивает она обеспокоенно, но с улыбкой - девочка не вставала с кровати десять месяцев с момента аварии. Десять месяцев в больнице - и даже не пыталась подняться. Ни разу не позвала никого из родителей. По последнему пункту все врачи сходились во мнении, что это и к лучшему, - теперь их нет.
"Нянечка", - говорит она тихо. - "Нянечка".
"Да, детка", - откликается Нянечка.
"Почитай мне еще".
"Хорошо, Ингрид". - Нянечка рядом, она все такая же ласковая и настоящая, несмотря на то, что по всем законам жизни ей давно пора превратиться в злую ведьму со шприцем в руках.
"Почитай мне еще про того голубя".
5. Дело пахнет керосином http://www.proza.ru/2015/11/03/948
Нелли Мельникова
«Ну, а тем, кому выпало жить,
Надо помнить о них и дружить…»
Спит степное село Таврическое. Только несколько окон больницы тусклым желтоватым светом глядят в ночь.
В маленькой операционной при керосиновой лампе недавно приехавший из Киева молодой хирург делает первую экстренную операцию. Утром он заведёт журнал, в котором эта операция будет значиться под № 1.
Много позже, когда его профессиональная судьба уже состоится, когда будет выполнено не менее десяти тысяч операций, ту, первую, доктор Салий будет вспоминать с особым трепетом.
С этим человеком и доктором я дружила около сорока лет, до его ухода в мир иной. И чем больше о нём узнавала, тем больше крепло во мне ощущение, что он родился с амулетом на шее.
Но… Быстро срывает безжалостный ветер листочки с календаря наших жизней…
И вот уже нет с нами Андрея Павловича.
За почти 90 лет его жизни случалось очень, очень многое: распавшаяся родительская семья, голод, ранняя забота о самом себе, семь лет армии и войны в заполярных широтах, трудный, негладкий путь к профессии, раннее умение принимать решения, семейные неурядицы и семейное счастье; работа рутинная и новаторская, награды и обиды, друзья и недруги…
Но… Всё по порядку.
К началу финской войны он был студентом медицинского института в Киеве. За плечами было медицинское училище.
Увы… Двадцатилетнему фельдшеру пришлось прервать учёбу и уйти воевать.
Заполярная Кандалакша. Почти вечная ночь, снег и мороз…
Пора, однако, дать слово самому ветерану, вспоминающему в своих мемуарах:
– Финны – отличные лыжники с детства, ходят мастерски без палок, руки свободны для оружия, которое у них, не в пример нашему, современно; да и экипировка соответствует задачам – всё шерстяное, вязаное, пуховое – лёгкое и тёплое. Прекрасные лыжи и крепления, не то, что наши неуклюжие валенки, и полное неумение ходить на лыжах. Нас, правда, подучили, ибо без лыж передвигаться в тех краях абсолютно невозможно.
Сплошного, четко обозначенного фронта не было: хорошо зная местность, финны вели тактику набегов, отдельных атак, окружений и т.д.
В мою обязанность входило выносить с поля боя раненых, обмороженных, которых было очень много. Для этого делались специальные приспособления на лыжах или легкие нарты.
Работа эта требовала выдержки, внутренней и внешней дисциплины, выносливости и, главное, всегда ОПТИМИЗМА НА ДВОИХ.
Иногда мы, неопытные и простодушные, ловились на «удочки» финнов: идешь по лыжне, а рядом, то тут, то там попадаются какие-то предметы на снегу – часы, расческа, брелок… Наклонялись поднять и подрывались на минах. Так однажды случилось и с нашей группой. Я был ранен осколком в ногу, но не тяжело. Отлежался во фронтовом госпитале.
После замирения с финнами в марте 1940 года никого не демобилизовали. Все оставались на своих местах.
И тут случай ещё раз убедил – война не нужна простым людям, ни финнам, ни советским. Шли мы как-то ротой проложить лыжню от одной заставы к другой. Расстояние небольшое, всего пять-шесть километров, а мы идём уже более двух часов, кругом лишь белое безмолвие. Вдруг – голоса… Ура! Пришли! Оказалось – финны. Встретились дружественно, братались, дарили друг другу подарки. Потом финны объяснили, что мы, заблудившись, ушли на восемь-десять километров в глубь Финляндии. Нас проводили благополучно до искомой заставы.
В этот период я получаю новое назначение на офицерскую должность начальника батальонного медицинского пункта. В мои обязанности, кроме оказания медицинской помощи, входил контроль за пищеблоком. И тут произошёл курьезный случай, мОгущий иметь для меня тяжелые последствия.
Кормили нас отменно, мясо всегда свежее – оленина, повара первоклассные – из московских ресторанов.
Пробую однажды борщ – великолепный, наваристый, но… пахнет керосином; доложил начальнику медицинской службы – попробовал: «Кормите!». Однако ситуация всё же дошла до Особого отдела.
– Да, «дело пахнет керосином». Диверсия! Кто? Когда? Зачем? Проверка ничего подозрительного не находит, но факт «керосина» остается, и мне нести за него ответ.
Вдруг один из проверяющих увидел на столбе кухонной палатки крючок.
– Что за крючок? Что на нём висело?
– Да фонарь «Летучая мышь».
– А теперь где он?
– Поломался, выкинули.
– А ну, найдите!
Нашли, осмотрели, а фонарь-то с течью, а под ним мешок с мукой для различных заправок. Вот и решение задачки. А могло быть совсем иначе, ибо с Особым отделом шутки плохи.
О том, что Гитлер готовит нападение, знали все офицеры, но с оружием было плохо – ни танков, ни самолётов. В результате одной операции попали в окружение. Долго и терпеливо ждали, что нас вызволят, но пришлось-таки пробиваться с боями. Половину состава потеряли, были свидетелями гибели любимого командира, которого на куски разнесло снарядом. Это был ужас! Собирали куски и остатки одежды на деревьях и так захоронили.
Прорвались…
Но ожидало нас недоверие и сомнения в факте окружения. Пока долго-долго всё проверялось и перепроверялось, мы были отверженными, бесправными. Там же в Отечественную получил сильную контузию. Пришлось недели две проваляться в госпитале.
– А после Победы вас отпустили домой на учёбу?
– Э, нет! Нас повезли на Восточный фронт, воевать с японцами. В Башкирии полк остался на переподготовку. Там и отпраздновали полную Победу. Так что на Восточный фронт я не попал.
– Итак, закончилась война. Что вы вынесли из неё, кроме ужасов и жестокостей, её неприятия, гибели фронтовых друзей, закалки и взросления, потерянных для учёбы и жизни почти семи долгих лет?
– Прежде всего, мне повезло: я остался жить, а это главное в личном плане. А ещё ПОБЕДА, сражаясь за которую, я был удостоен ордена ОТЕЧЕСТВЕННОЙ войны II степени и медали «За боевые заслуги».
Демобилизовали меня лишь в декабре 1946 года. Вернулся в Киев, лежащий в руинах. Попросился вновь на первый курс, вспоминал Андрей Павлович, листая фотоальбом, традиционно вручаемый выпускникам медицинских институтов. На фотографиях мало женщин, в основном строгие мужские лица бывших фронтовиков. Педагоги и студенты, прошедшие войну, отлично понимали друг друга, ведь и тех, и других не оставляло чувство долга перед миллионами погибших. Андрей Павлович всегда гордился тем, что оказался студентом сто девятого выпуска, давшего стране многих известных медиков, в числе которых и академик Евгений Чазов. Возобновив учёбу в Киевском медицинском институте осенью 1947 года, Салий окончил его в 1953 году с отличием.
- Предложили аспирантуру, но мне тридцать три года, и я женат. Отказался. В момент распределения (как говорят, в нужном месте и в нужное время) у нас оказался представитель от Восточного Казахстана. Вот он-то и привёз меня сюда.
Так начался новый, нелегкий, но интересный 45-летний период моей жизни, жизни доктора-хирурга. Это организация хирургической службы в селе Таврия, развитие онкохирургии, травматологии, создание нейрохирургии.
Всякий раз, прежде чем обратиться к новой области медицины, проходил специализацию в Москве, Ленинграде, Киеве и других крупных центрах медицины.
– Андрей Павлович, вот вы прошли все хирургические этапы, «резали» всё, что в человеке «режется». А были неудачи, разочарования, неудовлетворенность собой, содеянным?
– А как вы думаете?! Конечно! И чаще всего из-за доверчивости. Вот случай. Пошёл на резекцию желудка. Доложили, что больной обследован, противопоказаний к операции нет. Вскрыли, а там «гнойные дела» – сильное воспаление поджелудочной железы. Исход летальный. С тех пор решил всегда «переобследовать» больного.
Так надежнее.
Теперь мы оставим воина и доктора Салия (за шесть лет учёбы, восемь военных лет и сорокапятилетнюю «войну со смертью» он заслужил не только ордена и звание «Отличник здравоохранения СССР», но и отдых, на который ушёл почти в восемьдесят лет!), и скажем несколько слов о Салие-человеке: добр, отзывчив, чуток к болям и нуждам ближнего. Оптимистичен, наделён даром любить и дружить, прекрасный отец двух взрослых сыновей. Он из тех, кому можно довериться, а это стоит дорогого!
Никогда не терял интереса и вкуса к жизни – любил искусство, книгу, шахматы, а главное – любил людей!
Его узнавали на улице, к нему шли за советом, дарили цветы, писали письма. Дело его продолжают ученики. Двадцать лет он читал курс хирургии в медицинском училище. А за несколько лет до кончины издал книгу о жизни и работе хирургов, в которой рассказал не только о победах и удачах, но и об ошибках, курьёзах, парадоксах.
«Огромное значение в хирургии имеет взаимное доверие, сотрудничество, медицинская этика – высокая мораль, нравственность, честность и правдивость.
В ЛЕВУЮ пятку двенадцатилетнего ребёнка попала игла. Рентген подтвердил. Хирург выполняет разрез на ПРАВОЙ пятке и, естественно, не находит иглы. Нет её и на контрольном снимке. Решили, что где-то затерялась на операционном столе, а в справке написали, что игла удалена. Родители быстро разобрались что к чему. Место имела оплошность, но не только…
Главное и огорчительное – неправда в справке. Надо было всё перепроверить и хорошо подумать: пятка-то не та! Досадный курьёз.
Не исключены и парадоксы.
Война. Солдат ранен пулей в грудь, но он не в зоне боевых действий. Самострел категорически отрицает, но судмедэксперт подтверждает. Значит «вышка». Однако командир подразделения поверил солдату и обратился к главному эксперту армии. Рана не касательная, пулевая, глубиной до грудины. Где пуля? Пулю иностранного происхождения нашли в ватной телогрейке.
Заключеие: солдат ранен «шальной» пулей противника.
Когда ему сообщили результаты расследования, он не смог и не захотел сдержать слёз радости.
Много ещё полезного и познавательного содержит работа А.П.Салия, ведь ОСЕНЬ – взгляд назад, пора итогов и воспоминаний.
Пережитое делало и настоящее интересным и полновесным.
Слетал ещё раз на родину, повидал живых, поклонился родным могилам. Дома же всегда был среди людей, относящихся к нему с неизменным пиететом.
На государство не жаловался: его старость была вполне прилично обеспечена.
Вот такой он – А. П. Салий, воин, доктор и человек
Поклонимся его военному и трудовому подвигу!
6. Ветераны Антон и Мария Елашко http://www.proza.ru/2015/06/19/1379
Виктор Панько
Мы беседуем тёплым июньским днём 2015 года в беседке за столиком перед домом в огороде семьи Елашко в городе Глодень. Всё в этом огороде ухожено, продумано, аккуратно, красиво. На всех строениях, дорожках, грядках, цветах, кустах винограда, чувствуются следы внимания и заботы хозяев дома. Рядом – маленькая теплица. У дома – колодец. Небывалой красоты кусты красных, оранжевых и белых роз.
Прежде, чем возникла эта сказочная красота, этот благоустроенный домик на земле, этот колодец и эти розы, их хозяевам - Антону Ивановичу и Марии Константиновне Елашко пришлось пройти немало трудностей и испытаний. Об этой дружной семье ветеранов - мой рассказ.
Об Антоне Ивановиче Елашко я услышал впервые от заведующей детской библиотекой села Дану Анны Ивановны Слободской, которая задумала собрать материалы по истории села Николаевка. Она разговаривала со многими жителями этого небольшого села, которому исполнилось 100 лет, интересуясь работой местной школы, фельдшерско-акушерского пункта, почты, клуба, библиотеки в разные периоды времени. С большой теплотой вспоминали многие собеседники Анны Ивановны о двух замечательных медиках, работавших одно время в этом селе. Заведующим фельдшерско-акушерским пунктом был Антон Иванович Елашко, а его супруга – Мария Константиновна – работала акушеркой.
С тех пор прошло более полувека, многое в селе поменялось, люди приходили и уходили, но эта супружеская чета запомнилась многим односельчанам своей добротой, внимательным отношением к людям, готовностью прийти на помощь к человеку в любое время суток, в любую погоду, сделать всё возможное для предотвращения несчастий. Об этом и рассказала мне Анна Ивановна, добавив, что в раннем детстве ей, по рассказам родителей, им однажды тоже пришлось обратиться к Антону Ивановичу. Она тогда только-только начинала ходить, упала и повредила губу. Пришлось её зашивать, что и сделали очень аккуратно супруги Елашко. Шов теперь незаметен, а память осталась.
Своими впечатлениями об Антоне Ивановиче и Марии Константиновне поделилась, вспоминая свои детские годы, и заведующая отделом Глоденской районной публичной библиотеки имени Василе Коробана, жившая тогда в Николаевке, Алла Касьяновна Люлява:
- Моя мама, Елена Михайловна Кривая, заведовала библиотекой в Николаевке, а супруги Елашко были нашими соседями. Конечно, мы были всегда в курсе всех событий, проблем и разных случаев, происходивших в их работе, тем более – Мария Константиновна и моя мама быстро нашли общий язык и, можно сказать, дружили. К ним домой приходили односельчане со своими проблемами, бедами и болячками, особенно, если речь шла о срочной медицинской помощи или родах.
Антон Иванович и Мария Константиновна были в любых условиях внимательными и доброжелательными к людям, преодолевали многие трудности сельской жизни. Сообщение в селе и между Николаевкой и районным центром особенно затруднялось осенью из-за грязи на дорогах, зимой из-за снегопадов, но эти условия молодые медики преодолевали с энтузиазмом. Об одном эпизоде, происшедшим в те годы, о котором вспоминают до сих пор ветераны Глоденской станции «Скорой помощи», где много лет проработал Антон Елашко, рассказал мне начальник станции Виктор Викторович Баранецкий:
- Об этом происшествии у нас вспоминали много лет при всяком удобном случае не без улыбки. Молодые супруги Елашко жили на квартире в Николаевке, а их девятимесячный сын Игорь был в Глодянах у родителей. Однажды Антону и Марии понадобилось поехать в райцентр, навестить ребёнка. Был зимний день. Антон Иванович попросил у колхозного конюха лошадь с санями.
Лошадь была очень старая. Поехали, побыли там, а на обратном пути случилась неприятность. Встречный ветер был таким сильным, а лошадь – такой немощной, что на повороте по пути из Глодян в Николаевку, у кургана «Могила», где теперь находится мост через железную дорогу, лошадь упала и не могла двигаться дальше. С большим трудом Антон и Мария подняли её и так и повели её, поддерживая с двух боков, до самой Николаевки.
Подробности этого события рассказали мне недавно и сами супруги, когда я пришёл поговорить с ними, готовясь написать о них в нашу районную газету.
- Конюхом тогда был Поворознюк, - улыбается Антон Иванович, - а лошади было, наверное, более 30 лет. Да и ветер был очень сильный….
Работать приходилось нелегко. В экстренных случаях, когда в Глодянах возникала необходимость в срочных хирургических операциях, за Марией Константиновной приезжали и забирали в райцентр: она специализировалась как операционная медсестра. По этой причине после Николаевки супругов перевели на работу в Глодяны, где Антон и Мария продолжали отдавать свои знания, умения и энергию любимой работе – медицине.
В общей сложности Антон Иванович проработал в медицинских учреждениях района 35 лет, Мария Константиновна – около 30, если учесть, что она начала свою трудовую деятельность санитаркой ещё во время учёбы в Бельцком медицинском училище, более известном тогда под названием «ФАШ – фельдшерско-акушерская школа». Там же, в ФАШе и познакомились студенты Антон Елашко и Мария Букатка и впоследствии поженились. После училища молодые медики получили направление на работу в Глодянский район. Сначала – в Болотино, она – медсестрой в фтизиатрической больнице, он – медбратом в общем отделении районной больницы.
- Примечательно, - вспоминает Антон Иванович, - что в Болотино мне приходилось работать - и в общем, и в детском, и в хирургическом отделениях, и, что интересно - на всех должностях медсестёр там тогда работали почему-то одни мужчины. Инвентаря медицинского не хватало. Шприцы кипятили. Но – справлялись.
После Болотино последовала работа супругов в Николаевке, затем – до пенсии – в Глодянах.
Антон Иванович сначала был фельдшером на приёме у врача И. И. Рязанцева, затем – на «Скорой», в приёмном покое районной больницы. Мария Константиновна – медицинской сестрой в гинекологическом и терапевтическом отделениях, довелось работать и в детском отделении, приёмном покое и диспетчером «Скорой помощи».
Антон Иванович вспоминает, как ему приходилось вытаскивать пострадавшего водителя из кабины попавшего в аварию «газона», на которого буквально наехала «Колхида» на Данульском перекрёстке. Пришлось использовать лом для того, чтобы уберечь шею шофёра от удушения. Потребовались неимоверные усилия, но помогали подоспевшие на помощь люди. Вспоминает, как принимал особо тяжёлые роды, и пришлось ещё до рождения ребёнка разрезать ножницами пуповину, дважды обкрутившую шею младенца и представляющую опасность для жизни ребёнка и матери. Как однажды он пришёл на вызов к роженице, а она поздно обратилась и родила у калитки своего дома. Хорошо, мать догадалась подставить тазик. Но ответственность за исход родов лежала всё же на нём, Антоне Елашко.
- А Вы знаете, у той девочки, что родилась тогда, недавно родился ребёнок, всё у неё благополучно. И мы этому – рады.
Ещё бы!
Антон Иванович обещает поискать старые фотографии и вырезку из районной газеты, где о нём писал когда-то журналист Эдуард Кляйн. Мария Константиновна говорит о множестве Почётных Грамот, которыми были награждены она с мужем, но многие из них, к сожалению, не сохранились.
И всё же несколько по моей просьбе через пару дней удалось Антону Ивановичу отыскать. Из них следовало, что Мария Константиновна по итогам районного конкурса «Лучшая медсестра 1975 года» заняла первое место, а её супруг много раз награждался Почётными Грамотами разными инстанциями, в том числе и министром здравоохранения республики. Основная формулировка у них обоих: «За добросовестный труд, достигнутые успехи в деле охраны здоровья населения и активное участие в общественной жизни больницы».
Они оба говорят о том уважении и чувстве благодарности, которое испытывают по отношению к бывшему главному врачу района Василию Павловичу Гуцулу и нынешнему – Алексею Николаевичу Гурьеву за их внимание к их семье.
Эти люди, Антон Иванович и Мария Константиновна Елашко, умудрённые большим жизненным опытом, воспитавшие двух замечательных сыновей, обладающие большим вниманием к людям, заинтересованностью и душевной теплотой, сделали много хорошего для огромного количества людей.
Поэтому и остались их имена, образы и поступки в памяти людской.
Виктор ПАНЬКО
P.S.
Через месяц после публикации этого материала в районной газете ко мне подошёл младший сын Антона и Марии, Иван Елашко, и сказал:
"Спасибо Вам за то, что Вы написали о моих родителях. Я плакал".
7. Год Огненной Крысы. Исцеление http://www.proza.ru/2015/10/26/1570
Галина Гостева
Осенью 1996 года библиотекарь Светлана Владимировна Гвоздевская как-то
разом резко похудела и постарела. Ее зеленые миндалевидные глаза подернулись
печалью, словно пеленой, и перестали излучать сияющую теплоту и энергию. На глаза
все чаще наворачивались слезы. Любое над нею обычное подшучивание родных вызывало
обиду и нервозность. Наваливалась необъяснимая слабость и апатия. Постоянно хотелось спать.
20 ноября Светлана Владимировна решилась и легла в эндокринное отделение с
диагнозом: внутренний узелковый зоб 4-5 степени. Ее стали готовить к операции. Готовили долго – целый месяц. Дело осложнялось тем, что практически все лекарства, даже валерьянка, вызывали у нее аллергическую сыпь. Вдобавок, УЗИ выявило, что ее желчный пузырь полностью забит камнями. Сердечная недостаточность была вызвана постоянным воспалением миндалин.
Светлана Владимировна не волновалась. Она твердо знала, что все закончится благополучно. В больнице ей даже понравилось: спокойно, тихо, кормят сытно. И больные, в основном диабетики, и медицинский персонал – люди доброжелательные, смешливые, отзывчивые.
Как в санатории, почему-то решила она, хотя за свою жизнь ни разу в санатории не ездила. Все было недосуг. Да и денег на путевку все-равно у нее не было никогда. Все деньги на детей уходили.
В больнице она только и делала, что ела и спала,отсыпаясь за многолетние недосыпания. Телевизор смотреть ей совсем не хотелось. Изредка только по просьбе заведующей эндокринным отделением, очаровательной моложавой тувинки - Ширшин Роэы Кыргысовны, переводила с английского языка на русский инструкции к медицинским приборам.
О Розе Кыргысовне и в Туве, и за Саянами ходили настоящие легенды. Она,
словно ясновидящая, умела с первого взгляда на пациента ставить точный диагноз.
После всех анализов, УЗИ, других обследований этот диагноз всегда подтверждался.
Переводы Светлана Владимировна делала быстро и без словаря, чем постоянно поражала и медицинский персонал, и больных. Но она не принимала похвалы в свой адрес, говоря: - Нечему тут удивляться. Вы, тувинцы, все говорите и по-тувински, и по-русски и воспринимаете это как должное. Вот и я владею несколькими языками.
Через месяц ее перевели в больницу на гору, в хирургическое отделение. Вот там она испытала настоящий шок от вида человеческих страданий. Все места в палатах были заняты. Ее положили на диван в коридоре-рекреации, назначив суточное голодание перед операцией.
Ни днем, ни ночью она так и не сомкнула глаз, хотя ей и дали снотворное. Крики,стоны, хождение больных, какой-то шум и грохот от действий санитарок, невыносимый запах лекарств и авиационного бензина. Все происходящее она воспринимала так, словно оказалась в аду.
24 декабря утром санитарка бесцеремонно стала переодевать ее в чистую белую одежду. Больные, находящиеся в коридоре, без особого интереса разглядывали ее обнаженное тело, изредка давая скупые комментарии, словно она была кукла, а не живой человек.
Шок был настолько сильным, что даже сама операция не воспроизвела на нее сильного впечатления и страха. Ее предупредили, что она должна постоянно говорить во время операции, чтобы хирург случайно не задел голосовые связки.
Когда делали разрез на горле, было очень больно, и она спросила у хирурга: - А, что, операция делается без обезболивающих лекарств?! Я, наверное, не выдержу боли.
Хирург очень удивился ее словам и попросил кого-то еще добавить обезболивающих лекарств.
« Господи, помоги мне выдержать операцию! Пресвятая Богородица! Раскинь надо мной Пречистый Свой Покров! Ангел мой, Хранитель мой! Моли Бога обо мне, грешной!» – взмолилась она про себя к небесам.
Операция шла полтора часа. Делали ее три хирурга во главе с заведующим отделением Ушкаловым Вячеславом Андреевичем. Вырезали три узла щитовидной железы, разных по размеру, и показали ей.
Светлане Владимировне же показалось, что операция длилась не более двадцати минут. Время, словно, уплотнилось для нее.
Она не сообщила мужу Степану о времени проведения операции. Зачем?! Она не захотела, чтобы он ухаживал за ней после операции, зная о его брезгливости и непереносимости вида крови.
После операции ее все-таки поместили в палату. Она старалась терпеть: молча, без стонов, чтобы не беспокоить соседок по палате. Но женщины оказались очень сострадательными и буквально не отходили от нее ни на минуту.
Они же научили ее маленькой хитрости: чтобы не повредить шва на шее при вставании с кровати, надо сначала приподнять рукой с подушки свою голову за волосы на макушке.
Осложнений после операции не наблюдалось. Да и какие осложнения могли быть?! Вячеслав Андреевич считался хирургом от Бога. Одним прикосновением своих
магических длинных пальцев снимал боль у пациентов. Люди в очередь записывались
к нему на операции.
Высокий, статный, красивый - настоящий русский былинный богатырь. Одна
его " гагаринская улыбка" чего стоила! Женщины- пациентки влюблялись в него с
первого взгляда, словно привороженные. К каждому утреннему врачебному обходу
они прихорашивались, будто на свидание к возлюбленному собирались. Светлана
Владимировна тоже не стала исключением. Каждое утро она с замиранием сердца
ожидала его появления в палате.
В хирургии Светлана Владимировна пролежала всего пять суток, вместо положенных двух недель.О чем только ни переговорила она со своими соседками по палате за это короткое время.
Валентина, 40-летняя белокурая, худенькая продавщица, любила травить
анекдоты, которых знала великое множество.
Саяна, 20-летняя красавица студентка, азиатка с черными, как смоль, длинными роскошными волосами, угощала всех национальными блюдами, приносимыми ей ежедневно многочисленными родственниками, и объясняла, как их готовить.
66 летняя полная, добродушная баба Фая оказалась народной целительницей. Когда ее спрашивали, почему же она себя не исцелила от болезни, она отмахивалась: " Ну,девки, вы даете! Вы разве не знаете, что целители могут исцелять только других людей?! На самих себя наши умения и знания не действуют. Таков закон."
В основном же разговор крутился о семьях, о финансовых проблемах, о работе, да о болезнях. Баба Фая дала им, проверенные лично ею на клиентах, народные рецепты и средства избавления от разных заболеваний.
Некоторые из рецептов Светлана Владимировна даже записала в свой блокнотик, надеясь, что не ей, так кому-нибудь из родни сгодятся.
Так при укусе человека осой или пчелой, место укуса необходимо быстро смазать серой из уха или любой кислой, раздавленной ягодой.
Если человек заболеет рожой, то к больному месту надо привязать красное сукно, посыпанное мелом или камфорным порошком. И постоянно пить молоко.
Лишай и чесотку лечат соком молочая, а стригущий лишай смазывают никотином из трубки курильщика.
Если человека мучают фурункулы, то на самой начальной еще стадии,
покрасневшее место необходимо смазывать камфорным маслом.
Накануне новогодних праздников, на шестые сутки ей сняли швы и выписали домой под наблюдение хирурга поликлиники, так как у нее появилась непереносимость запаха авиабензина. Все ее тело покрылось красными пятнами. Соседки шутили: « Словно роза расцвела!»
В целях экономии перевязочного материала, повязки на шею приклеивали специальным клеем, а затем с помощью бензина отклеивали их. Поэтому-то и стоял в хирургическом отделении такой терпкий запах авиабензина.
Больные постоянно ехидничали: " Жаль, что мы не токсикоманы! Хоть бы
набалделись бесплатно на халяву.
И, как мужчина - интересен!
И, как хирург -выше похвал!
Достойны Вы стихов и песен!
За Ваш талант спасибо Вам!
Светлана Владимировна написала эти строки в открытке для Вячеслава Андреевича, подошла к нему, поблагодарила за операцию, но открытку отдать не
решилась, постеснялась, вдруг засмеет.
На другой день, а это уже было 31 декабря, она счастливая водилась с четырехмесячным внуком Колециком, так как Аля, Денис и Степан уехали за продуктами на рынок к праздничному столу.
Вот и подошел к своему завершению Год Огненной Крысы.Он действительно оказался вооруженным « небесными огневыми струями», заимствованными у самого Солнца.
Попросив сына Павлика переложить уснувшего внука в кроватку, Светлана Владимировна зажгла свечку перед иконами и помолилась Богу:
Господи! Дай мне Разум и Душевный Покой
Принять то, что я не в силах изменить;
Дай мне Мужество
Изменить то, что я могу;
И дай мне Мудрость
Отличить одно от другого.
Аминь!
Она поблагодарила Бога за то, что Он одарил ее терпением пережить все неожиданные повороты в ее судьбе.
Дай, Бог, чтобы наступающий Год Быка, стал бы для нее, для ее родных,
близких и знакомых, для жителей республики, всей страны и целой Планеты более благоприятным, более успешным, более щедрым.
Пусть Любовь, Вера и Надежда не иссякнут в душах всех людей никогда!
8. Всё, что она хотела http://www.proza.ru/2015/07/23/135
Поздняков Евгений
Замечали ли вы, что из разных уст одно и то же слово звучит по-разному? Например, слово «деньги»: бедняк произнесет его с неведомой грустью и тоской, а одетый с иголочки банкир, улыбаясь как дитя, задорно прокричит на весь двор. Тоже со словом «семья»: веселый пекарь скажет его с благодарностью своим родителям, а скряга-чиновник еле прошепчет, будто стесняясь своей матери-кухарки. Герой же моей истории, Алан Тревор, произносил «семья» с поникшей головой, ведь ему так не нравилось, что всей его жизнью распоряжается властолюбивая мать…
-Сынок, что за нелепый костюм на тебе? – удивленно воскликнула Валери Тревор, увидев свое чадо в ярко-зеленом пиджаке. – Кажется, на прошлой неделе мы подобрали тебе кое-что более удачное…
-Но, мам! Я не люблю синий цвет! Да и тот пиджак ужасно жмет в груди…
-Как? – она изумленно приложила ладонь к губам. – Но синий так идет твоим глазам! Немедленно снимай это невежество и переоденься!
-Мама! Я, правда, хочу пойти на бал в зеленом костюме. Это мой выбор! Мой!
-Опять ты кричишь на мать… – Валери схватилась за грудь. – Ах! Сердце! Сердце!
-Тихо, тихо, тихо…. – Затараторил Алан, усаживая мать в кресло. – Опять приступ?
-Да, - прохрипела она в ответ, - пожалуйста, пообещай, что если я умру... Ты не будешь носить этот ужасный костюм…
-Мама! Что за глупости! – сказал он. – Ты не умрешь! Я схожу за врачом… И переоденусь в тот синий пиджак.
-Умница, Алан. Умница.
Я был знаком с Аланом, и, знаете, он не был тряпкой или размазней. В нужный момент он умел сказать нет, а за свои решения Тревор смело принимал ответственность, но стоило появиться рядом с ним его матери, он тут же терял всяческий характер и темперамент. Однажды, прогуливаясь с ним по парку, я набрался наглости и спросил:
-Алан, почему ты позволяешь ей манипулировать тобой? Неужели тебе не хватает смелости отказать матери хоть в чем-то?
-Понимаешь, мой друг, - ответил он мне, немного расстроившись, - все не так просто как кажется. У нее серьезные проблемы с сердцем. Стоит мне сказать хоть слово против, и тут же случается приступ! Я не могу допустить, чтобы с ней случилось что-то плохое. Она и так натерпелась, когда отец ушел от нас. Бедная матушка…
-Это ужасно, Алан! Я сочувствую тебе всей душой! Может, мне стоит осмотреть ее? Ты же знаешь, я один из лучших врачей в городе…
-Спасибо, но пока не стоит. – Отверг он мою просьбу. – Она не хочет казаться обузой! Но если ситуация ухудшится, мы обратимся к тебе. Обязательно.
Бедный Алан! Как это невыносимо, жить по придуманным кем-то правилам и пытаться вырваться на свободу, словно птица из клетки. Тревор ненавидел свою одежду, прическу, а однажды, посмотрев в зеркало, он понял, что ненавидит самого себя! Изредка, в нем пробуждался бунтарь, но стоило матери схватиться за грудь, Алан немедленно превращался в послушного сына.
Однажды, убираясь в доме, Тревор обнаружил три тетради с интригующими заголовками: «План жизни Алана», «Требования к невесте» и «Общие рекомендации». Потратив остаток дня на изучение материнских записей, мой друг узнал, что его жизнь спланирована вплоть до пятидесятилетнего юбилея, а пункт номер 34 из требований к его невесте гласил, что ее имя должно быть Люси Бон!
-Мама! – закричал он на весь дом. – Идите сюда! Немедленно!
-Подожди пару минут, сладкий! Я готовлю твой любимый пудинг!
-Ради бога, мама! Приготовление ужина подождет! Нам нужно кое-что обсудить…
-Ну, что за спешка, милый! – она зашагала по лестнице. – Неужели что-то совсем неотложное?
-Да, мама! Какого черта, вы планируете мою жизнь за меня? Я совсем не имею права выбора?
-Что за глупости ты говоришь! – Валери села на диван рядом с сыном. – Твоя жизнь – твои решения и ошибки. А что, позволь узнать, за тетрадки у тебя в руках?
-А это трехтомное сочинение госпожи Тревор! Описание жизни ее сына Алана на сотне страниц! Зачем ты написала это? – он бросил тетради к ее ногам.
-Не сердись, Алан! – сказала она, собирая листочки по полу. – Я не могу помечтать, любимый? На досуге так приятно пописать о будущей жизни сыночка…
-Не врите мне, Валери! – закричал он. – Знайте, я не буду делать все так, как хотите этого вы! Я родился для высшей цели, и подчиняться вам я не намерен! С этого дня все будет по-другому! Кажется, нам стоит проститься! Я уезжаю, мама! До скорых…
-Ах! – она упала на диван. – Сердце! Сердце…
-Мама! – Алан схватил ее за руку. – Дворецкий! Дворецкий! Срочно врача, врача! Быстрее, пожалуйста! Не умирай, мама!
-Сынок, - прошептала она ему на ухо, - пообещай мне одну вещь…
-Все, что угодно, мама! – произнес он, вытирая слезы. – Все, что угодно!
-Пообещай… Что ты женишься… На Люси Бон…
-Да, мама… Хорошо…
Должен признать, Валери Тревор оказалась невероятно живучей женщиной! Уже к вечеру того дня она доготовила пудинг для своего сына, который, будучи человеком слова, обязался выполнить свое обещание, не смотря на одну маленькую загвоздку: Алан уже год состоял в отношениях с прекрасной Лаурой Мердон, о которой матери не было известно. Еще бы! Лаура была дочерью кузнеца, а Валери на дух не переносила всех, кто живет за пределами королевского дворца.
-Лаура, - обратился он к ней, - как ты относишься к тому, что я женюсь на другой девушке?
-Это неудачная шутка, Алан! – улыбнулась она.
-Но все же! Давай представим!
-Разумеется, я стала бы свидетельницей твоей невесты! Это же так интересно!
-И ты бы не закричала? И не ударила меня в плечо? – удивленно спросил Алан.
-Конечно, нет! А за что, собственно? – засмеялась Лаура.
-Рад, что ты так отреагируешь! – счастливо ответил Тревор. – А я так боялся тебе говорить… Знаешь, я действительно женюсь на другой! На Люси Бон!
-Что? – воскликнула она. – Ты серьезно?
-Да! У мамы опять был приступ, и я пообещал ей, что женюсь на Люси. Так, что? Будешь свидетельницей?
-Господи, Алан! Я думала это шутка! Дурацкий ответ на дурацкий розыгрыш! А это… правда! Боже, у меня нет слов…
-Лаура… Перестань. Я все равно люблю тебя, а это всего лишь формальность!
-Формальность? – она сбросила его руку с плеча. – Да ты променял меня на эту смазливую дочку министра! И все потому, что так сказала твоя мать!
-Но у нее проблемы с сердцем…
-А мне плевать! Ты женишься на другой! Прости, но если свадьба произойдет…. Я уеду в Италию. Без тебя.
Разумеется, свадьбу никто не собирался отменять. Напротив, к ней усердно готовились, что вызвало учащение приступов у Валери, ведь у них с Аланом так часто не сходились мнения в выборе костюмов и украшений… Обеспокоенный здоровьем своей матери, Тревор попросил меня осмотреть ее. Придя к ним домой, я стал свидетелем занимательной ссоры:
-Мама! На нашем торте не будет никаких фигур жениха и невесты! Я хочу обычный, ничем не выделяющийся торт…
-Но я мечтала об этом всю жизнь! – оправдывалась она. – Без этих фигурок не складывается общая картина свадьбы! Не лишай меня удовольствия, пожалуйста!
-Нет, мама! Это моя свадьба, и, кстати, пришел мой друг врач. Я говорил тебе. Он должен осмотреть тебя. Помнишь?
-Помню, сынок. – Валери медленно подошла ко мне. – Вы как раз вовремя, доктор. Кажется, у меня опять начался приступ…
-Мама! – Алан кинулся к ней.
-Не стоит, сын мой. Мною займутся профессионалы. Пройдемте наверх.
Не успел я пройти в комнату, как бледная рука Валери протянула мне мешочек, до отказа забитый монетами.
-Можете не доставать свое оборудование. – Холодно произнесла она. От проблем с сердцем не осталось и следа. – Пересчитайте. Если этого мало, назовите вашу сумму.
-Простите, - промямлил я, - не понимаю…
-Бросьте валять дурака! – воскликнула Валери. – Все вы прекрасно понимаете. Я дам вам денег, а вы скажете Алану, что со мной все очень плохо!
-Но… Зачем?
-Зачем? А как еще я смогу повлиять на него? Как я смогу сделать из него человека по-другому? Правильно! Никак! Давайте перейдем к делу… Ваша цена.
-Но Алан. Мой друг.
-Прекратите! Друг – враг, жена – девушка… Все это глупости! Прекратите жить в розовом цвете и поймите наконец – лишь деньги имеют вес в этом мире.
Я был возмущен подобным предложением! Это оскорбляло не только человека во мне, но и врача! Злость пробирала меня и, собрав всю волю в кулак, я сказал:
-Еще сто монет и мы договорились.
-А вы мне нравитесь. – Улыбнулась она.
Я назвал Алану придуманную мною болезнь и, посоветовав не беспокоить больную, покинул их дом. Бедный Тревор в тот день согласился на предложение о фигурках на торте… Боже! Как мне было стыдно!
В день свадьбы я пришел к Алану перед церемонией. Признаться, я, как и многие другие, не был в восторге от Люси Бон. Она была ужасной и избалованной девицей, считавшей, что только деньги способны изменить все в этом мире. Нелепо слышать от меня какие-то осуждающие фразы по этому поводу, не так ли? Что же в ней привлекло мать Тревора? Знатное происхождение…
-Здравствуй, Алан!
-Мой старый друг! – радостно воскликнул он, увидев меня. – Как я рад, что ты пришел на свадьбу! Скорее! Проходи в зал, к гостям!
-Позже, дружище! – ответил я, пытаясь не смотреть ему в глаза. – Лучше скажи: как ты?
-Если честно, - вздохнул Тревор, - отвратительно. Лаура уехала в Италию. Как бы я хотел броситься за ней!
-Отмени свадьбу. – Не подумав, сказал я. - Ты же любишь другую!
-Но, мама… Она не переживет этого. Страшная болезнь, ты сам говорил.
-Ах, точно…
Алан присел на стул. Проведя рукой по лицу, он достал из кармана фотографию Лауры. Слегка улыбнувшись, он произнес:
-Иди в зал, старина. Оставь меня наедине с любимой.
Неожиданно, внутри меня что-то екнуло. Все вокруг стало резко неважным и тусклым. Пройдя в зал, я окончательно испорчу жизнь своему близкому другу. Господи! Почему я был таким дураком!
-Послушай, Алан! Я соврал тебе! С ее сердцем все в порядке! Она обманывала тебя все это время! Хотела помыкать тобой, понимаешь?
-Моя мать не могла так поступить со мной. – Он покачал головой. – Не ври мне.
-Но вот, смотри! Это те самые деньги, которые она дала мне! Честно!
Правда, словно нож, пронзила душу Алана. Впервые, он осознал, что вся его жизнь была под контролем расчетливой женщины! Сначала Тревор кричал на меня, обвинял во лжи, а потом, спустя пару минут ошеломленно сказал:
-Я еду в Италию за Лаурой!
Ворвавшись в зал, он громко воскликнул:
-Можете расходиться! Свадьбы не будет!
-Но, как? – подбежала к нему Валери. – Сынок, с тобой все в порядке?
-Как никогда, мама! Как никогда! Я здоров, как бык! Я здоров, как твое сердце!
-Тот врач… – прошептала она.
-Да, мама! Остались еще честные люди! Хотя… Тебе не понять этого! Прощайте! И передайте Люси, что она безвкусно одетая избалованная девчушка!
Валери пыталась остановить сына: она рыдала, умоляла остаться…. Но тщетно. Алан был настроен как никогда решительно.
Знаете, я люблю, когда истории заканчиваются хорошо, и моя история не является исключением. На деньги, что дала мне Валери, я купил билет Алану до Италии. Правда мстительная женщина лишила меня лицензии на докторское дело, но ничего! Это плата за мою ошибку! Главное, что Тревор прислал мне письмо из Рима! Я был счастлив узнать, что он нашел Лауру и скоро, у них появится ребенок! Чудесно, не правда ли? А самое замечательное то, что Алан пообещал назвать его в мою честь!
9. Спасибо за жизнь! http://www.proza.ru/2015/04/27/552
Евгения Козачок
Живу в приморском городе. Безумно люблю море, его глубину, силу волн, лазурность и то, как оно изменяет свой цвет в течение суток. С детства бегаю к морю, чтобы встретить рассвет. Меня волнует появление Солнца из-за горизонта. Оно освещает вначале берег, плещущие у моих ног волны. Я окунаюсь в этот осветлённый участок воды и плыву навстречу Солнцу, догоняя уходящую тень. Потом оно охватывает своим светлым сиянием всё море до горизонта и поднимается светящимся шаром ввысь. В это время на него можно ещё смотреть не прищуриваясь. Солнце просыпается, чтобы подарить нам день, тепло и улыбку. Закат у него разный: оранжевый, тёмно-красный, грозный – с наплывающими тучами на уходящее за горизонт Солнце.
Со временем стала замечать, что именно в такие дни, когда закат не приветлив, моё сердце сжимается и мне хочется сделать глубокий вздох, чтобы помочь ему расправиться и спокойно войти в свой обычный ритм.
Связывая беспокойство сердца с повышенным эмоциональным восприятием картин заката, стала реже бывать у моря именно в этот период времени. Не помогло. Сердце без видимых причин напоминало о своём местонахождении все чаще и чаще. Иногда приходилось уходить с лекции, чтобы отдышаться на воздухе. Родителям не говорила о боли в сердце, чтобы не беспокоить. Надеялась, что пройдёт. Не прошло.
Обратились к врачам. Положили в больницу для обследования. Определили – ИБС (ишемическая болезнь сердца). Требовалось серьёзное лечение.
Диагноз шокировал. Не могла посещать занятия в институте, выходить на улицу.
И только в конце недели пошла на встречу с рассветом. Плавать не решилась. Врачи предупредили, чтобы не нагружала свой моторчик. Стояла на берегу, ощущая приятную прохладу волн, обволакивающих ноги. От большой волны убегала, а она, разбившись о берег, мелкими брызгами окатывала меня с ног до головы. Было так приятно и свежо от этих маленьких частиц большого моря, что я громко засмеялась.
- Вижу, вам тоже нравится восход Солнца над морем и утренняя прохлада, - услышала я незнакомый мужской голос.
Оглянулась. Ко мне подходил парень лет двадцати пяти. Капельки воды искрились на его теле, стекали с волос. Он улыбался так искренне, что я не испугалась отсутствия людей на берегу.
- Люблю рассветы, закаты, плавать.
- Понимаю. Вода сегодня холодная. Вы не торопитесь?
- Не тороплюсь.
- Тогда давайте знакомиться. Аркадий. Родился и живу в этом городе. Учусь в столице, осваиваю профессию лётчика. Сегодня, к сожалению, уезжаю из города. А вы работаете или учитесь?
- Инга. Учусь в инязе, тоже в нашем городе.
- Хорошо, что вы остались в городе и любите море. Иначе бы мы не встретились. У меня есть ещё немного времени до отъезда. Побродим по воде?
- Побродим.
- Я рад этому!
И Аркадий, взяв меня за руку, повёл по берегу, став со стороны волн, чтобы принять их удар на себя. Молчали. Прислушивались друг к другу и к изменениям, происходящим в наших сердцах. Не знаю, о чем думал Аркадий, но моё сердечко учащённо забилось. Почувствовав моё волнение, и словно прочитав мысли, он сказал:
- Ты мне тоже понравилась. Я за тобой наблюдал и боялся подойти. Решился. И очень рад нашему знакомству. Я должен уходить, но, не узнав номера твоего телефона, уйти не могу. Обязательно позвоню. Ответишь?
- Отвечу.
Надо же такому случиться, чтобы Аркадий появился в моей жизни тогда, когда возникли проблемы с сердцем. Волнения противопоказаны. Старалась не думать о нём. Но мои старания не увенчались успехом, тем более, что Аркадий почти каждый день звонил мне. Я ему отвечала и не могла дождаться следующего звонка.
Не виделись полгода. За это время я дважды лежала в больнице. Потом дали направление в институт Амосова. Прошла курс лечения. Говорили о шунтировании, операции Батисты. Аркадию ни о болезни сердца, ни о предстоящей операции не говорила. Зачем? Ещё решит, что я думаю о серьёзных отношениях и поэтому делюсь с ним своими проблемами. Для меня было уже счастьем общаться с ним по телефону.
Увиделись у моря, на месте первой нашей встречи. Пришёл с букетом цветов и сразу же предложил поехать к другу детства, который живёт в столице.
- Инга, у друга свадьба. И он определил меня своим дружком на этом празднике любви. Так что без меня их не распишут, - объяснил.
Познакомила родителей с Аркадием. Узнав, что мы уезжаем на несколько дней, мама заволновалась. Вероятно, хотела сказать о причине своего волнения. Но я с такой мольбой на неё посмотрела, что она промолчала. Папа же сразу понял, что уговаривать меня бесполезно, поэтому не возражал. А с мамой творилось что-то невероятное. Она продолжала уговаривать нас не ехать. Даже расплакалась. Но мужчинам все же удалось её успокоить, и мы поехали…
… Поехали, чтобы расстаться навсегда и остаться друг с другом навечно! Последнее, что помню, это пригород Киева и, мчащуюся на нас из-за поворота фуру. Мрак, свет, мрак…
…Как только увидела настоящий свет, услышала тихий голос мамы:
- Господи! Доченька, наконец-то ты открыла глаза.
Ничего не понимала. Я не хотела слышать то, что говорила мама. Она мне мешала узнавать себя. Не могла понять, что произошло и почему я себя не узнаю. Осмотрела своё тело, насколько это было возможным. При самом незначительном движении ног почувствовала боль в спине. Тело моё, но ощущение незнакомых чувств и мыслей беспокоило.
- Мне что сделали операцию на сердце? А Аркадий приходил?
- Тебе сделали операцию. Без родных Аркадия эта операция была бы невозможна. Но об этом поговорим позже. Не волнуйся, врачи сказали, что операция прошла успешно. Ещё просили, чтобы ты не удивлялась ничему, если тебе что-то покажется странным в твоих ощущениях.
На это предупреждение не обратила внимание. Зато в последующие дни ясно почувствовала, что в моей голове появились мысли не свойственные мне. Я никогда не увлекалась военной литературой, не слушала реп, не любила сладкое. Теперь все это стало доминирующим. Многие мысли вообще не могла понять и тем более объяснить, почему они стали у меня появляться и что они значат. Было такое ощущение, что во мне живёт два человека. Мама объяснить мне ничего не могла или не хотела. Как только она вышла в город, я попросила медсестру о встрече с доктором и рассказала о том, что чувствую:
- Игорь Владимирович я не могу понять причину произошедших изменений. Словно меня полностью заменили. Появились какие-то мысли, которые мне не присущи, но почему-то некоторые мне знакомы.
- Заменили. Но не тебя, а только твоё сердце. Тебе несказанно повезло. Донорское сердце настолько подошло и по группе крови и по всем другим параметрам, словно оно исцелившееся твоё.
- Господи! Донорское? Это что с сердцем передаются мысли и чувства человека, чьё сердце во мне?
- Да, у большинства людей, кто живёт с донорским сердцем, появляются привычки, вкусы, даже таланты донора. А какое тебе самое близкое ощущение?
- Что чужое сердце и моя душа – это одно целое. Словно со своим сердцем я не разлучалась, но в нём появилось больше любви, нежности. Не знаю чем объяснить, но сердце словно разговаривает с моим мозгом и передаёт мне свою любовь. И мне становится так легко, тепло и радостно, что хочется жить. И ещё одно. Я теперь часто стала видеть во сне незнакомых людей, ранее не виденные мной города, природу. Я летаю во сне. Это так странно. Я ведь даже на самолёте никогда не летала.
- Живые ткани обладают клеточной памятью - чужие мысли, события, чувства, страхи, фонтом боли ощущает человек с донорским сердцем. Но ты думай только о том, что этот человек, чьё сердце бьётся в твоей груди, подарил тебе жизнь. И всё будет хорошо. Главное, не волноваться и ни с кем пока не встречаться. А обо всём остальном мы поговорим, когда сердце окрепнет. Хорошо? Будь умницей и береги его.
Я всё чаще задумывалась над тем, кто во мне? Что и кого любил при жизни этот человек. Прислушиваюсь к биению сердца, хорошо ли ему? Приживается ли оно в моём теле, несмотря на применение специальных таблеток, чтобы организм не отторг чужой орган. Но сердце, к счастью, не только не отторгалось, а хорошо прижилось и за несколько месяцев набралось сил.
На мои вопросы об Аркадии родители каждый раз говорили, что о нём мне расскажет Игорь Владимирович. Ждала этот день с нетерпением. Дождалась.
- Инга, обратился ко мне Игорь Владимирович, - пообещай, что ты серьёзно, спокойно и с пониманием отнесёшься к тому, что я тебе расскажу. Ты уже знаешь, что на машину, в которой вы были с Аркадием, наехала фура, смяв левый бок машины так, что Аркадий умер мгновенно. А тебя тоже придавило к креслу, и позвоночник не выдержал такой нагрузки. Так что, девочка, тебе предстоит не только беречь сердце, но и пройти сложный курс реабилитации позвоночника. Ты не сможешь ходить. Твоим помощником будет пока что инвалидное кресло.
- Кресло? Но я ведь чувствую ноги, могу шевелить ими.
- Можешь. И это хорошо. Но на позвоночнике можно будет сделать операцию не раньше чем через три года и только в том случае, если с адаптацией сердца не будет серьёзных проблем.
- А вы говорите своим пациентам, кто донор его сердца?
- Нет. Не в наших правилах это. Да и не все хотят знать, кто их донор. Боятся. Но у тебя в этом вопросе сложная ситуация. Ты действительно хочешь знать, чьё сердце бьётся в твоей груди?
- Хочу. Я только об этом и думаю.
- Ты обещаешь воспринять мою информацию, как безвыходную ситуацию и не волноваться?
- Обещаю. Я так благодарна вам всем за то, что вы возвратили мне жизнь!
- Так уж тебе, видно, было определено судьбой остаться в живых, побывав в такой страшной аварии. И ещё повезло в том, что авария была в черте города и скорая привезла вас с Аркадием в наш центр…
При упоминании имени Аркадия сердце сжалось. То ли я испугалась того, о чём уже начала догадываться, то ли сердце Аркадия откликнулось на своё имя…
- Так вот, - продолжал Игорь Владимирович, - родители Аркадия настояли на том, чтобы его сердце отдать девушке, которую он полюбил. Инга, Аркадий и его родители подарили тебе жизнь. Ты должна понять важность этого поступка. Им ведь не легче чем тебе сейчас, когда ты узнала всю правду. Помни об этом, девочка. И не казни себя.
Я пыталась спокойно воспринять то, о чём сказал врач, и осознать, что случилось с нами. Кивала головой в знак согласия. Но даже представить себе не могла, какие боль, смятение, ужас, отчаяние, вину, принесёт мне эта правда! И непреодолимое желание возвратить Аркадию его сердце, чтобы он был жив! Почему именно я, с больным сердцем, осталась жить, а он - здоровый, цветущий парень - умер? И почему именно его сердце досталось мне? Ведь я чувствую сердцем Аркадия – Аркадия! Как это можно объяснить и как можно с этим жить?! Душа моя, а сердце его. Мы теперь едины, и чувствуем друг друга в том участке мозга, который отвечает за любовь. В моём теле уже не «Я», а «МЫ». И я живу за нас двоих.
Прислушиваясь к себе, или к Аркадию (я уже не могла думать о нас раздельно), стала молчаливой. Вернее разговаривала душой с сердцем Аркадия. И сердце, и мысли были не мои, вернее, не всегда мои. Моей осталась только душа. Ни с кем больше разговаривать не хотелось. А когда узнала, что пришли родители Аркадия и хотят со мной поговорить, то началось такое смятение чувств души и сердца, что мозг не смог контролировать мои эмоции и поступки. Боялась того, что мне придётся смотреть им в глаза. А вдруг они станут обвинять меня в смерти своего сына и в том, что я осталась жива, а сердце их сына теперь бьётся в моей груди?
Испытала стресс только от сообщения о встрече. Пришлось обратиться за помощью к психиатру. Общение с ним помогло подготовиться и к встрече, и к преодолению неполноценности при встрече со знакомыми из-за инвалидного кресла.
- Реабилитация предстоит долгая и сложная, - сказал на прощание психиатр. - Но ты всё преодолеешь, поверь мне. И помни, что по всем волнующим тебя вопросам обращаешься ко мне. Будем решать их вместе.
- Что решать? Как учиться ходить, или как учиться жить с сердцем человека, которого любила и люблю ещё больше, так как чувствую его в себе? Или как мне смотреть в глаза его родителям?
- Ты, главное, не бойся встреч и общения с людьми и особенно с родителями Аркадия.
Психиатр оказался прав. Родители обращались со мной как со своей дочерью. И я чувствовала к ним такую привязанность и любовь, словно знала их с детства.
… Через полтора года встретилась с моим, вернее нашим морем. Папа поставил коляску так, чтобы прилив омывал колёса. Я слышала шум моря, но видела не его, а Аркадия таким, каким он был в первый день нашей встречи - весь в сияющих брызгах воды и с улыбкой на устах. Испытала такое счастье от встречи, что решила бывать у моря как можно чаще. Папы - Аркадия и мой - поочерёдно вывозили меня к морю.
Постепенно сама научилась управлять коляской и приезжать к морю. Слушала шум моря, вспоминала наши беседы по телефону. И в один из дней не заметила, когда и откуда подошёл ко мне огромный пёс. Зашёл в воду, грустно посмотрел мне в глаза. Потом прислонился к ногам, постоял, не шевелясь, несколько минут. И я почему-то его не испугалась. После того как погладила его, он не ушёл. Провёл до самого дома, да так и остался жить у нас. А в субботу в гости приехали родители Аркадия и остановились в недоумении. К ним, сломя голову, бежал их Барс, который ушёл со двора несколько месяцев назад. Они пытались его найти. Не нашли. Когда узнали, каким образом он оказался в нашей семье, удивлялись все. А Ирина Владимировна, мама Аркадия, плакала так, что не могли её успокоить.
- Боже, Барс все это время ждал, искал Аркадия и нашёл его. Нашёл! Они так дружили с сыном. Инга, Барс никогда теперь не уйдёт от тебя, потому что он чувствует сердце нашего сына.
Барс действительно не отходил от меня ни на шаг, несмотря на то, что рядом были его хозяева Ирина Владимировна и Пётр Семенович.
Глядя на грустные глаза Барса и на то, как он прижимается ко мне, мама и Ирина Владимировна плакали, мужчины вздыхали. Говорили об Аркадии, словно он был рядом с нами.
Я же передавала ему то, что видела: море, восход, закат солнца, цвет и запах его любимых цветов, содержания книг, которые он не дочитал. Рассказывала о встрече с его друзьями и о том, как вырос сын его друга, которого они назвали в его честь.
- Мы, любимый, всё равно породнились с ним. Для меня большая честь быть его крёстной мамой. Иногда мне кажется, что он похож на тебя, а не на своих родителей. Ты знаешь, я ведь вижу твои сны, и бываю там, где раньше никогда не была. Значит, там был ты, и решил показать всё мне? Спасибо!
У меня, благодаря тебе, появился ещё один верный друг – это твой Барс! Теперь мы каждый день с Барсом бываем на море. Он охраняет меня, кладёт голову на колени, заглядывая в глаза. Я обнимаю и нежно глажу его голову, спину. Он замирает, прислушиваясь к нашему сердцу, и, стоит на двух лапах до тех пор, пока мышцы на них не начинают дрожать. Кажется, что Барс понимает любое моё движение и даже то, о чём думаю. Не отрываясь, вместе со мной, смотрит за горизонт. Может и он видит то же, что и я? Как на самом краю моря, у горизонта, мы идём с тобой по волнам. Кадр, словно остановился. Я не вижу наших лиц, а только ноги, которые уводят нас за горизонт, где мы обязательно будем жить каждый в своём теле, и сможем быть счастливы. Я обнимаю Барса, чувствую тепло и биение его сердца и каждую минуту, каждую секунду радуюсь всему тому, что ты мне подарил. Спасибо тебе за всё! Я постараюсь достойно прожить НАШУ ЖИЗНЬ…
10.В больнице
Галина Рижская
ПРИГОВОР
Довелось мне недавно оказаться в больнице по причине страдающего позвоночника. Когда рекомендованные физические упражнения не принесли ожидаемого облегчения, отправилась в местную поликлинику сдаваться неврологу.
-Ничего"- сказала привыкшая к ойкающим от боли пациентам докторесса:" Полежите себе в стационаре. Полечитесь. Успокоитесь. Оно и полегчает."
И смачно шлепнула печатью по листку-направлению.
В ПАЛАТЕ
Прижимая к груди сумку с ноутбуком и нехитрым минимумом спортивной одежды, вхожу в больничную палату. Слава Богу, не номер шесть. Медсестра захлопывает дверь, и большой мир остается в другом измерении.
Однако две соседки по палате оказываются милейшими общительными женщинами. Красавица Лариса приехала в столичное медучреждение из глубинки. А Марина – городская пациентка со стажем и ярко выраженным лишним весом.
-Проходи смелей"- берет инициативу в свои руки Марина: " Господь всегда ведет нас по жизни. Он тебя не оставит".
-Поешь-ка огурцов!" - вступает Лариса: " У нас- огромные теплицы. Огурчики свои. Ешь на здоровье!". Женщина искренне протягивала мне два здоровенных огурца. Беру. Стесняюсь отказать.
РАЗГОВОР С ДОКТОРОМ
Принесшаяся медсестра пригласила меня в ординаторскую и торжественно добавила: "Доктор вас ждет".
Отправилась на встречу. Доктор ждал меня в компании молодого ординатора - представителя какой-то солнечной страны.
Убедившись, что суставы мои достаточно гибки, доктор удивился :- "Так в чем же дело? У вас все в порядке!" Ординатор деликатно стоял рядом.
- Спина болит, доктор! Особенно в жаркую погоду! Что же это может быть?"
Доктор посмотрел мне в глаза и произнес: "Не знаю!"
Не поверила своим ушам.
- Что?
- Не знаю!
Однако дежурненько выписал все анализы и рентгеновский снимок позвоночника. За что ему большое человеческое спасибо. Побрела в палату, бормоча себе: «Ничего, ничего. Все будет хорошо».
А душа спросила:”Когда?» Уверенно отвечаю:» Скоро!»
БОЛЬНИЧНЫЙ ДЕНЬ
Интересный человек соседка по палате Марина. Просыпается – благодарит Господа за новый подаренный день жизни. А Лариса – настоящая Огуречная Королева. Фигуры настолько колоритные в приверженности к своему делу, что любуюсь ими.
-Вот ты, Галина, все по ноутбуку своему ляпаешь!» - говорит Марина.
-Да я время коротаю!
-Неправильно ты его коротаешь! Хочешь, спою тебе песню о Боге?
Соглашаюсь. Песня настолько пробирает душу, что обида на доктора уже не так ощутима. И Лариса тоже расчувствовалась.
- А у нас, когда в парниках огурчики вызревают – душа так и радуется!» - сообщает она вдохновенно.
Я люблю вас, девчонки!
Открывается дверь, и процедурная медсестра вносит три капельницы. Всем троим – одно и то же лекарство. С виноватым выражением лица направляется для начала ко мне.
- Вы извините!» - говорит она, ввинчивая здоровенную иглу во внутренний сгиб локтевого сустава: « Нам в последнее время такие тупые иглы присылают!»
-Ничего-ничего!» - утешаю ее, обливаясь пОтом от боли и начиная понимать, как люди приобретают энурез на нервной почве.. Совершенно расстроенная, так и не обнаружив дергающуюся от страха вену, девушка уходит к моей соседке, пообещав вернуться. И снова с извинениями приступает к процедуре. Тяжеловесная Марина не столь деликатна, как я. Она издает громкие крики и дрыгает ногами. Когда медсестра снова подходит к моей кровати, прошу Марину спеть песню о Боге.
Часа через полтора экзекуция заканчивается уколами в филейную часть тела.
На короткое время в палату забегает доктор. Быстренько поздоровавшись, сообщает, что у него в отделении очень много пациентов. Марина рассказывает о самочувствии пространно, наполняя своей рассказ поучительными случаями чудесного исцеления людей. Потом доктор ловко отпрыгивает от Ларисы, которая пытается вручить ему пакет с огурчиками.
Эскулап подходит ко мне. С опаской спрашивает:» Стало ли вам лучше?»
Не выдерживаю! Железным голосом рявкаю: «Да с чего оно станет лучше???? Вы ж нам всем в разных случаях одно и то же лекарство назначили!!!»
Перед логикой доктор пасует. Приговаривая «Пока так, пока так» ретируется из палаты.
Так прошло две недели.
Самым сердобольным человеком в этой истории оказывается таксист, который лихо подъехал в зданию больницы по моему вызову. Устроил большую сумку в багажник. Предложил мне руку, чтобы поддержать. Умело поговорил о человеческих позвоночниках. Что и говорить, работой службой такси в нашем городе я очень довольна.
Доброе слово чудеса творит, знаете ли.
Берегите здоровье, дорогие читатели!
11. Коленька http://www.proza.ru/2013/06/27/364
Михаил Панько
-Это ж надо, такого тяжелобольного пневмонией в инфекцию привезли! Вы что там, совсем с ума посходили- ругалась в телефонную трубку дежурный врач по инфекционному отделению, - ему мало своей заразы, так он еще и чужую подцепит.
Наругавшись вдоволь и выслушав оправдание, она положила трубку и повернулась к Григорию.
- Ладно, что-нибудь придумаем. Есть у нас одна чистая палата, потом уже окончательно определимся. Сегодня пятница, а там два выходных, никого из начальства не будет. Пошли потихоньку, - тронула она за локоть Григория и повела за собой.
Его небольшая, на две кровати комнатка была соединена дверью с соседствующей ванной, с длинным шлангом для обмывания и дезинфекции оборудования, кольцами сложенной возле топчана, здесь же находился и туалет. Подошедшая сестричка помогла, разобрать постель и Григорий с удовольствием улегся на кровать с панцирной сеткой, укрывшись двумя одеялами.
После сделанных несколько уколов в голове прояснилось, куда-то подевалась боль, уступая место легкой невесомости пришедшего сна. Через каждые четыре часа его тревожили уколами и, через два дня голова не болела, температура хоть и держалась, но не такая высокая, глаза не слезились, и он мог почти свободно читать принесенную с собой книгу.
О том, что закончились спокойные выходные дни, стало понятно по частому стуку входной двери напротив и постоянному шуму и разговору обслуживающего медперсонала в ванной комнате. Обход начался сразу после обеда. В сопровождении медсестры в палату вошла худенькая женщина с невыразительным, бледным лицом и подсиняными, чуть навыкат темными, круглыми глазами, делающими ее похожей на инопланетянку из раздела фантастики.
- Ну, как дела?
- Намного лучше, спасибо! – искренне поблагодарил Григорий, свешивая ноги с кровати.
- Встаньте и снимите рубашку!
Григорий встал, снял рубашку и начал поворачиваться то грудью, то спиной, подчиняясь указаниям, подставляя голое тело холодному, тыкающему металлу.
- А как от вас позвонить на работу, да и дома уже заволновались, - спросил он, рассчитывая на взаимопонимание.
- Никак! Из палаты выходить запрещено. Это инфекционное отделение и лежат в основном дети. Вы вообще здесь как исключение и, поэтому ведите себя пристойно, тоном, не терпящим возражений, произнесла она, закрывая за собой дверь. Через несколько минут в палату вошла техничка- нянечка с матрасом и стопкой постельного белья и стала приводить в порядок рядом стоящую кровать.
- Мальчишку подселяют к вам. Беда просто, какой неугомонный. С дизентерией поступил, а пока лежал, тайком окошко открывал и простудился. От дизентерии вылечили, а теперь простуду лечить надо, - с участием жалуясь, выговаривала она, расстилая постель. С ним и вам веселей и он под приглядом.
Через несколько минут она уже входила с чернявеньким, вихрастым мальчишкой лет восьми. Худенький, с круглым личиком, выражающим настороженность, он робко входил в палату, подталкиваемой нянечкой. Карие глазенки с беспокойством и интересом рассматривали комнату, перебегая с одного предмета на другой, подолгу изучающе останавливаясь на Григории.
- Проходи Коленька, не бойся, дядя хороший, не обидит, - успокаивала она мальчишку, прижимающего к груди плюшевую, рыжую собачонку, словно заранее
Предупреждая, что это у него самое дорогое, и он ее никому ни за что не отдаст.
Подойдя к своей кровати, он быстро и проворно забрался на нее и сел, свесив ноги в коричневых ботиночках, усадив собачонку рядом с собой, подтягивая двумя руками сползающие шаровары.
- Не бойся глупенькая, ничего страшного нет, - успокаивающе погладил он ее по спине, когда дверь за техничкой закрылась.
- А я уже больше месяца болею,- проинформировал он, болтая ножками, в ожидании реакции взрослого, незнакомого дяди.
- Что ж ты так задержался? – поддержал разговор Григорий,- я всего несколько дней, а уже домой хочу.
- Я тоже домой хочу, давно Веерку не видел, да там папа пьяный дерется. Как дал по голове поленом, аж кость проломил. Он соскочил с кровати и подбежал к Григорию, склонив головку ему на колени. Весь затылок, от макушки до самой шеи был разделен
надвое широким, багровым шрамом, поросшим коротенькими, темными волосиками.
-За что он тебя так? – удивился Григорий, уже по другому, с щемящей жалостью смотря на мальчишку, представляя как полено обрушивается на его детскую голову и легкий озноб пробежал по всему телу.
- Мама с папой пьяные дрались, а я хотел их разборонить, вот папа меня и ударил тем, что под руку попалось. Меня баба Маша пять километров до станции везла и на поезде в город отправила. После больницы в интернат привезли. Хотели в детский дом, да там мест не было.
Окончательно освоившись, он в ботиночках забрался на кровать, подпрыгнул два раза с собачкой, от чего та упала набок, качнувшись несколько раз, спрыгнул, схватил ее за лапу и, подбежав к окну, посадил на широкий, выкрашенный под слоновую кость, подоконник.
- Сиди тихо! – сурово приказал он и вновь забрался на кровать, сбивая ботинками расстеленное одеяло.
- А тебе уколы делают?
- Делают, целых шесть!
- Ого, так много! А мне всего один и то я кричу как резанный. Не люблю уколов. Хорошо таблетки можно глотать, а можно и выкинуть.
- Вот поэтому ты и лежишь долго в больнице. Уколы и таблетки дают, чтобы плохие микробы убить и не болеть.
- А я не хочу выздоравливать. Теперь в школе каникулы, интернат закрыт и меня домой отправят. Папа напьется, снова драться будет.
- А он что, часто пьет?
- Часто! Раньше, когда работа была, он не пил. Он на тракторе и на комбайне работал, всегда первым был. И мама тоже не пила, она в детском садике кашу варила. Потом работы не стало и почти все из села уехали. Дядя Коля тоже уехал в большой город, а там людей много, жить негде и они назад приехали. Нюрка у них такая воображала, в джинсах ходит и косичку вокруг головы наматывает. А Веерка еще маленькая, ей у бабушки хорошо, она у нее там молоко пьет и оладушки кушает.
- Я бы тоже у бабушки жил, но папа не разрешает и бабушка говорит, что я непоседа, что у меня шило в заднице. Папа, когда не пьет, тогда он хороший, мы с ним вместе на рыбалку ходим. Меня один раз вот такая щука чуть в озере ни утащила, - раскинул он ручонками во всю ширь,- хорошо папа рядом был. Мы ее вдвоем кое-как вытащили и мамка вечером котлет нажарила. Много вышло, всем хватило. Я даже по две штучки бабушке и Веерке отнес. Мамка когда выпьет, доброй становится, все плачет и плачет, а когда не пьет злая, все говорит, - чем я вас кормить буду? А че нас кормить, картошки много, капуста с помидорами есть – ешь ни хочу,- по взрослому рассуждал он, - да и рыбки когда никогда мы с папкой поймаем - все разносолье.
Плохо стали жить, когда папа тележку сделал. Из мотоцикла два колеса прикрутил к корыту и они, вдвоем с мамкой на станцию уголь воровать ездят. Привезут и продают пенсионерам. Говорят, на хлеб зарабатывают, а сами сахар покупают и из картошки самогон варят, чтобы жизнь краше была. А разве это краше, если после песен драться начинают? Все мамка своим плачем папу из себя выводит. Раньше они только зимой в санки впрягались, теперь эта тележка.
Я им раз колеса гвоздем попротыкал, так меня папа так побил, что я три дня пролежал и на улицу не выходил. Петька с Вовкой совсем извелись меня ожидаючи. Мы в четвером в войнуху играем. С нами еще Клавка хороводится. Она хоть и девчонка, но почти как я по заборам и разным дыркам лазит. У нас жуть, сколько домов заброшенных. Ближние потихоньку на дрова разбирают, а в дальних, мы баталии устраиваем. Зимой только плохо, валенок нет, а в башмаках ноги враз промерзают. Мне мамка вместо телогрейки шерстяной жилет сшила из своего старого свитера, а вот с ногами беда! – он поднял обе ноги, внимательно рассматривая их.
- А эти ботиночки мне в интернате выдали. Две рубашки дали и еще много чего, и мальчишки там не сильно дерутся. Я все вытерплю, меня лишь бы по затылку не били, голова еще не зажила,- он протянул ручонку и потрогал шрам на голове.
- Пока баба Маша на станцию везла, два раза в лужу с велосипеда уронила, вот и заживает плохо, - он вновь соскочил с кровати и подошел к двери, ведущей в ванную.
- А что это за дверь? Можно я посмотрю? – и, не дожидаясь разрешения, он открыл дверь, просунул головку, а потом весь исчез в проеме, оставив ее приоткрытой для спасительного отступления.
- Ух, ты! Вот это да! – доносился из ванной детский, восторженный голосок.
Его богатое воображение находило удивительное даже в самых обыденных, простых вещах.
- Смотри, какая ванна глубокая, в ней и утонуть можно. А шланг, какой длинный, как змея по всему полу кольцами свернулся, так и смотрит, как бы ужалить.
В палату вошла медсестра, неся на подносе шприцы, разложенные на марлевой подстилке.
- Коленька! На укол! – требовательно позвала она, ложа поднос на табуретку, выдавливая из шприца воздух и пропитывая спиртом кусочек ваты. Коля выглянул в проем, не спеша выполнять указание, с состраданием наблюдая, как Григорий стягивает трико, готовясь уколоться.
- Вам назначено новое лекарство, так что колоть будем один раз в день, вместе с Коленькой, - проинформировала она, сделав укол Григорию и беря шприц для Коленьки.
Убедившись, что пришла его очередь, Коля обреченно подошел к койке и, стащив шаровары, оголил попу. Как только медсестра прикоснулась к телу ваткой, резкий, громкий, животный крик переполнил всю больницу. Все его тело напряженно сжалось в комочек, словно перед стартом или неотвратимым злом. Опытная медсестра ткнула в ягодицу пальцем, имитируя ожидаемый укол. Крик прекратился, обманутое тело расслабилось и в этот момент, она безболезненно ввела иглу в расслабленную мышцу успокоившегося мальчишки.
- И зачем кричать! Подумаешь, комарик укусил, - ласково проговорила она, поправляя на нем трусики и шаровары, - будешь окошко открывать и до школы не вылечишься, и еще больше уколов врач назначит – пугала она его.
У Коли и на самом деле было где-то шило. Он ни минуты не мог посидеть на месте, таская своего Рекса по комнатам, засыпая различными вопросами Григория, склоняя к своим мальчишеским играм. Глядя на него Григорий с горечью вспоминал своего сына, которого вынужден был оставить с бывшей женой много лет назад, и как к родному все больше привязывался к сообразительному малышу, балуя и потакая во всем возможном, читая вслух и рассказывая интересные, жизненные истории и сказки.
На четвертый день, после того как заменили уколы, Григорий взял в руки книгу, но читать не смог. От небольшого напряжения стали слезиться глаза и буквы, наезжая друг на дружку сливались в сплошной поток, превращаясь в длинную, узкую ленту. Григорий принял это за минутную слабость и не придал значения, но к вечеру состояние здоровья ухудшилось. Тело стало становиться ватным, появилась головная боль, а дрожащие ноги отказывались подчиняться. Его вновь стало бросать то в жар, то в холод. С трудом просматривающийся потолок съезжал то в одну, то в другую сторону, а то и вовсе плыл по кругу в свете светлой, полнолунной ночи. Из дверей ванной комнаты стали выплывать полупрозрачные призраки, присаживаясь на Колину кровать задумчиво скрестив костлявые руки. Позвать дежурного врача или медсестру не было никакой возможности, поскольку ходить по коридору категорически запрещалось, а докричаться до комнаты медперсонала, находящегося где-то по середине, это означало разбудить не только Колю, но и напугать всех больных отделения.
В ярости от собственного бессилия, и халатного отношения к больным, он беспокойно ворочался на кровати, комкая мокрую простынь, съезжавшую к его ногам, пока ни забылся тяжелым, кошмарным сном.
Утром, дождавшись, начала рабочего дня, истекая потом от слабости, он завернулся в одеяло, вышел в коридор и пошел в кабинет доктора.
- Вы врачи или коновалы? – с ходу начал он, с ненавистью глядя в лицо изумленной докторши, периодически раскрывающей рот, не в силах вымолвить ни слова в порыве сильнейшего возмущения от нарушения дисциплины и неслыханной наглости.
- Если Вы меняете назначение дежурного врача, то хотя бы имейте совесть и профессиональную этику проконтролировать свои назначения, чтобы убедиться подойдут ли они больному. Как вы детей лечите, если даже взрослого залечили, чуть ли не до смерти. Сегодня же вызывайте скорую, или я сам уйду в терапевтическое отделение городской больницы, - не дав опомниться выговорился Григорий и вернулся в палату собирать свои вещи.
Бедный Коленька зная, что по коридору ходить нельзя, слышал разговор на повышенных тонах, с сожалением смотрел на взволнованного Григория, собирающего постельное белье и вещи, сам не меньше взволнованный, чувствуя потерю ставшего близким и родным человека.
Молча сев, на уголок кровати, свесив ноги, крепко прижимая к груди плюшевого собачонка, он с тоской и горечью наблюдал за происходящим. Григорий сложил вещи в сумку и присел к нему на кровать.
- Ты не горюй Коленька, все образуется, все будет хорошо. Я к тебе в интернат в гости заходить буду – лады?
- Лады! Коленька прижался к нему всем телом, обнимая свободной рукой за талию,- ты, пожалуйста, возьми моего Рекса и не смотри, что он грязный, его покупать и лапку зашить, он как новенький будет. Он усадил зашарканную собачонку на колени Григорию, взял ее за переднюю лапку, внимательно рассматривая надорванное место слезящими глазами.
- Что ты раньше не показал, мы бы иголку с ниткой нашли и пришили, - со спазмами в горле, тронутый добротой и любовью, проговорил изумленный Григорий.
- Это еще Веерка ему лапку надорвала, а потом уже я немножко.
- Вот видишь! Это тебе подарок от сестренки, а даренное нельзя дарить, примета плохая. Так что Рекс пусть с тобой остается, а иначе кто тебя охранять будет? А от меня вот тебе на память – Григорий вынул из сумки книгу и передал Коле.
- Книга взрослая, но у меня ничего подходящего нет. Научишься хорошо читать – прочитаешь.
- Я прочитаю! – повеселел Коля, принимая подарок, - ты только приезжай ко мне, ладно?
- Обязательно приеду! – искренне пообещал Григорий, полностью уверенный в своих словах, обнимая за худенькие плечи мальчонку.
После вторичного осложнения Григорий пролежал в терапии больше месяца и вернувшись домой, после разговора о сыне, служившего в большом городе, завел разговор с женой на больную для него тему о Коленьке.
- Знаешь, такой чудесный, умный мальчишка нам бы совсем не помешал. Я обещал навещать его, но с этой больницей прошло уже больше месяца, как он меня ждет. Похоже, кроме меня и Рекса у него близких друзей нет. Да и лапку Рексу зашить нужно, а то он ее совсем оторвет.
- Слушай Гриша! Ты когда в последний раз колбасу ел?
- Не помню, кажется на Новый Год.
- А за последние три года мы тебе что-нибудь купили?
- Да! Шарфик!
- Вот! И это притом, что у тебя одни брюки на выход и на работу, и рубашки всего две, я уже не говорю о мелочах. А ребенок это тебе не котенок или собачонка, которые кстати, тоже ухода требуют. Его своими объедками кормить не будешь, ему витамины для роста нужны и тряпки через год новые. Андреевы, которые ты не доносил, я все на ветошь использовала.
Теперь жизнь такая, что наперед загадывать нельзя, да оно к лучшему и не светит. Лес воровать ты не сможешь, а другой денежной работы, в нашем периферийном городке, не предвидится. А ребенка обольстить много ума не нужно. Привяжется он к тебе, что делать будешь? Он и так немало натерпелся. Может, найдутся люди с большим достатком, а мы его только озлобим. Подумай! Любить его нужно, а не себя и свои амбиции. Ты лучше Андреевы игрушки в интернат снеси, да килограмма два конфет купи, но не говори что это одному Коленьке, пусть разделят на всех.
Даст Бог у нас, что изменится к лучшему в материальном отношении, тебе, наконец, достойную заработную плату на твоей работе давать начнут, тогда и подумать можно. На оплату квартиры почти все твои деньги уходят.
На следующий день Григорий собрал все игрушки, оставшиеся от сына еще с советских времен и, купив два килограмма конфет, передал все в интернат обрадованной вахтерши.
12. Это было недавно, это было давно http://www.proza.ru/2015/11/09/971
Наталья Чаплыгина
Август выдался нестерпимо жарким. Но не жара стала причиной того, что город казался опустевшим. Липкий удушливый страх заставил людей прятаться по домам и без крайней нужды не выходить на улицу. С момента наступившей оккупации прошло две недели. Фашисты вели себя нагло и развязно, давая понять жителям, кто теперь в их городе настоящий хозяин. С лиц большинства горожан исчезли улыбки, и они стали походить на безликие тени. Теперь на улице можно было встретить людей с белыми повязками на правой руке, на которых была нарисована шестиконечная звезда. Это были евреи. Передвигаться по городу им разрешалось только по одной стороне улиц и в строго определённое время.
Лера вышла из дома. Черноволосая смуглая худенькая девчушка выглядела младше своих тринадцати лет. Девочка направилась в угол большого двора к нескольким ребятам, стоящим под раскидистыми кронами фруктовых деревьев. Ещё совсем недавно их двор был любимым местом для игр всей окрестной детворы. Теперь двор опустел и затих. Лера с друзьями изредка собирались вместе, чтобы поделиться услышанными новостями.
Завидев подружку, ребята оживились. Лера была заводилой и без неё не обходилась ни одна ребячья затея, но сейчас было не до игр и шалостей. По городу поползли слухи о расстрелах пленных советских бойцов и евреев.
Увлечённые разговором дети не сразу заметили, как во двор вошли трое немецких солдат и направились к ним. Ребята уставились на фашистов. Они впервые видели их так близко. Одеты солдаты были непривычно. Рубашки с короткими рукавами были заправлены в шорты. На ногах ботинки на толстой подошве. Поперёк груди висели автоматы. Взгляд впереди идущего немца цепко перебегал с одного детского личика на другое. На лице Леры он вдруг остановился. Подойдя вплотную к девочке, фашист положил ей руку на голову, и резким движением запрокинул её вверх. Злые голубые глаза арийца впились в огромные темно-карие глаза ребёнка.
«Юде?»* - вопрос фашиста огнём прожёг тело Леры.
Девочка испугано вздрогнула. Огромная, покрытая густым рыжим волосом, рука крепко сжимала ей виски.
- Убьёт! – полыхнула молнией мысль, и спасительная темнота плотно запеленала сознание ребёнка.
Немец с ненавистью смотрел, как хрупкое тельце девочки упало к его ногам. Двое других солдат равнодушно следили за происходящим. Дети оцепенели от страха.
Первым в себя пришёл Женя. Он бросился к фашисту и схватил его за волосатую руку.
- Дяденька! Дяденька! Она не еврейка, она русская!
Мальчик показал на лежащую без движения Леру и повторил с мольбою:
- Она русская!
Фашист брезгливо освободил свою руку.
Кто-то из ребят, преодолев страх, вслед за Женей повторил:
- Она не еврейка! Честное слово! Она русская!
Окинув ещё раз взглядом перепуганных детей и лежащую без сознания девочку, фашист повернулся и медленно направился со двора. Смеясь и лопоча о чём-то, двое других пошли за ним.
- Лера! Лера! – Женя потряс девочку за плечи. - Вставай. Они ушли.
Но девочка продолжала лежать без движения.
- Следите за Лерой, я её дедушку позову,- приказал ребятам мальчик.
На громкий стук дверь Лериной квартиры сразу открылась, и в проёме показался статный седой старик.
- Роман Васильевич, там Лера,- взволновано махнул рукой в сторону ребят Женя.
Почуяв неладное, старик припустил за мальчиком. Подросток на ходу рассказал ему о том, что произошло. Увидев лежащую без сознания внучку, Роман Васильевич глухо всхлипнул. Он подхватил девочку на руки и быстро унёс её.
Лера в себя не приходила. У неё поднялась высокая температура, и начался бред. Обратиться за помощью было не к кому. Больницы и аптеки теперь обслуживали только немецких солдат и офицеров.
Горячка, вызванная страхом, сжигала девочку и спасти её могло только чудо. Но откуда ему взяться в оккупированном городе? Роману Васильевичу и его жене Александре Петровне оставалось только просить в молитвах Господа ниспослать их внучке выздоровление. Но в ослабевшем тельце девочки сил для жизни оставалось всё меньше и меньше. И всё меньше оставалось у стариков надежды на благоприятный исход.
На третьи сутки, когда Лере стало совсем плохо, в дверь их квартиры постучали. На пороге стоял немецкий офицер. Роман Васильевич узнал его. Этот немец квартировал в соседнем доме.
Незваный гость молча направился к кровати, на которой лежала девочка, и пристально стал вглядываться в неё. Потом, не произнеся ни слова, ушёл.
Минут через пять немец вернулся и протянул Роману Васильевичу несколько порошков. Увидев, как побледнело лицо старика, чётко произнёс:
- Sie sollten nicht Angst vor mir haben. Ich bin Arzt.*
И видя, что его не понимают, добавил на плохом русском языке.
- Нихт бояться… Ихь доктор… Лечить… - и указал на Леру.
Затем он насильно вложил порошки в руку Романа Васильевича и с трудом, подбирая слова, объяснил, как их нужно давать девочке. Убедившись, что старик его понял, немец тут же ушёл.
- Что будем делать, Сашенька? – Роман Васильевич в растерянности посмотрел на жену. - А вдруг это яд? Может этот фашист её убить хочет?
- Я не знаю, Ромашечка. Я не знаю, милый,- всхлипы старушки перешли в рыдания.
К ночи высокая температура и непрекращающийся бред внучки заставили стариков принять решение дать девочке порошок. К утру Лере стало лучше. Старики воспряли духом и уже почти без боязни дали девочке лекарство.
Пришедший к ним через день немецкий офицер нашёл Леру в сознании и без высокой температуры. Девочка ещё была слаба, но по всему было видно, что её жизни уже ничто не угрожает. Немец дал ещё лекарство, несколько рекомендаций и быстро ушёл.
От соседей старикам уже было известно, что этот офицер действительно врач и, что он узнал о случае с Лерой от своих квартирных хозяев. Через них он ежедневно справлялся о состоянии девочки. А еще через неделю он в третий раз пришёл навестить Леру, которая почти была здорова.
Вскоре немецкий врач исчез. Поговаривали, что его перевели куда-то из города. В его комнате поселился другой немецкий офицер, на глаза которому старались не попадаться ни взрослые, ни дети…
Семье Леры и горожанам оставалось пережить еще пять долгих месяцев оккупации, наполненных страхом, опасностями и смертями.
*Юде – еврей (нем. яз)
*Sie sollten nicht Angst vor mir haben. Ich bin Arzt. - Вы не должны бояться меня. Я врач.(нем.яз)
13. О времена, о выборы! http://www.proza.ru/2012/03/10/953
Виктор Сокоренко
- Ну что ж, молодой человек, будем оперироваться - у вас аппендицит, - доктор стал что-то записывать в карточке Ивана, - Алла Дмитриевна, дооформите документы и готовьте юношу к операции.
- В какую палату его поместить?
- Давайте в пятую, там контингент поинтеллигентней будет. Парнишка, - он оглядел помрачневшего Ивана с ног до головы, - вроде хороший, не класть же его к нашим плудуркам во вторую, да и дедушка там очень беспокойный.
Ивана заселили в палату. Соседями оказались три мужичка возрастом от сорока до шестидесяти лет, ведущие спор на тему предстоящих выборов. Орущий в палате телевизор совершенно не мешал их диспуту. Судя по всему, они все были, что называется, послеоперационные.
- Иван, аппендицит, - представился вошедший.
Один мужичок, самый старший из троицы, на секунду отвлекся от спора:
- Занимай вон ту койку у окна, - и тут же вернулся в прерванный разговор, - а я говорю, что комуняки ничего хорошего нам не принесут. Вспомни, как они раньше воровали. У них очень богатый опыт в этом плане. Как только придут к власти – крандец, будут хапать все со страшной силой.
- А что, твой Путин не ворует?
- А ты его за руку ловил?
Вошла молоденькая девушка в белом халате:
- Кто здесь Андропов?
- А твой Жири…. – говоривший осекся на полуслове, остальные глянули на вновь прибывшего с интересом.
- Ну-ка, идите покурите, не мешайте работать, - доктор грозно посмотрела на споривших, - развели здесь шум-гам, по всему этажу только вас и слышно, пшли отсюда и выключите телевизор.
- Троица не стала возражать и боком-боком, шурша тапочками о линолеум, исчезла за дверью.
- Ну-с, как настроение, готов к операции?
- А у меня есть выбор? Разве аппендицит может сам рассосаться?
- Лично в моей практике прецедентов не было. Так, давай кое-что уточним. Сколько полных лет?
- Двадцать восемь
- Та-а-ак, - доктор быстро записала в историю, - чудненько, что там у нас еще, вот анализы, так, и это есть, - ручка быстро скользила по бумажке.
- Аллергия на лекарства есть? Операции до этого были?
- Операций не было, аллергия? – Ваня задумался.
- Ты зубы когда-нибудь лечил, заморозку тебе делали?
-А, это? Да, было дело.
- Чесался после этого?
- Да нет, все было в порядке.
- Вот и ладненько, - она поставила точку и посмотрела на него, - сейчас придет процедурная сестра, сделает тебе успокоительный укольчик - и вперед! Уколов не боимся?
- Неет.
- Ну тогда жди, - доктор вышла из палаты.
Вернулась троица соседей:
- Сергей Петрович, можно просто Петрович – представился самый старший, а вон тот тип, он кивнул на мужичка в футболке с верблюдом, - тоже Сергей, можно просто Серж.
- Иван, - они пожали друг другу руки.
- Никита, - пожал руку Ивану третий мужичок с шикарными черными усами, - мы включим телевизор? Тебе не будет мешать?
- Нет, конечно включайте, - как можно добродушней сказал Иван, чувствуя неловкость троицы.
Мужички включили телевизор и разбрелись по своим койкам, Иван разложил свои нехитрые пожитки в тумбочку и аккуратно, стараясь не потревожить побаливающий бок, прилег на койку в ожидании операции. По телевизору шла какая-то тягомотина на тему разделенной любви, в отечественном исполнении. Петрович, на правах старшего вооружился пультом управления и с энтузиазмом переключал каналы. Любовные страсти сменила передача «В мире животных». Мордатый лев лежал на пригорке, лениво отгоняя хвостом мух. Ниже хозяина джунглей, под холмиком, два львенка-переростка доедали остатки какого-то животного.
- Петрович, ну не перед обедом же такое смотреть?
Следующая программа поведала присутствующим о том какой шустрый этот лысый мистер Пропер. Петрович перещелкнул. Теперь на экране была передача, посвященная предстоящим мартовским выборам.
- Во, во, Петрович, оставь! Пусть наш спор рассудят, - проговорили усы Никиты.
Серж приподнял голову, и вяло проговорил:
- Вы что, еще не определились? Монетку подбросьте!
- А у тебя что, монета с пятью гранями? Умник! – злобно буркнул Петрович.
В палату зашла здоровенная бабища в белом халате. Руки торчали в стороны как у хорошего штангиста, не в силах прижаться к телу. Закатанные рукава халата раскрывали мускулистые руки, украшенные среднего размера рыжими волосами. В одной руке она держала шприц, который смотрелся в ее «ладошке» не более, как зубочистка. Измученный болью мозг Ивана дорисовал на круглой, рыжеволосой голове славного представителя медицинского сообщества черную гестаповскую фуражку. Его аж передернуло от такой картинки.
Она громогласно рявкнула:
- Андропов!
- Я… - с ужасом ответил Иван, и вытянулся по стойке «смирно» около своей койки.
- Заголись!
-П-простите, что?
- Что, что. Штаны сымай! Некогда мне.
Бедолага незамедлительно исполнил приказание, и тут же нужное место заполучило сокрушительный укол, пронзивший все его существо. Кажется, что даже волос на голове зазвенел.
Эскулапша ткнула в больное место ваткой:
- Держи! – и, не задерживаясь, вышла.
Ваня остался стоять посреди палаты, пригвожденный болью к полу.
- Ванюш, ты бы прилег, щас после этого укола у тебя голова начнет кружится, упадешь еще не дай Бог. Тебе помочь? – вывел из столбняка голос Петровича.
- Нет, спасибо, - Иван аккуратно прилег на свою койку. Боль от укола стала проходить. Зато с головой начались проблемы. Сначала он почувствовал головокружение. Потом, вдруг ему вспомнилась рыжая медсестра, и ему стало смешно. По телевизору представители кандидатов в президенты поливали друг друга грязью. Иван заинтересовался происходившим на экране. Только он стал разбирать смысл происходящего, как на экране появился паренек с коробкой под мышкой и назойливо произнес:
- Вы еще не знаете кого выбрать, за кого голосовать? Тогда мы идем к вам!
Что мы выбираем? - подумал Иван, - ничего мы не выбираем, а этот ненормальный вообще к выборам не имеет никакого отношения. Он ходит по домам, стирает чужое грязное белье. Вдруг у парня с коробкой пиджак осыпался на пол, вместе с волосами с головы, и он превратился в лысого дядьку в белой футболке:
- Вы развели в доме бардак? У вас везде грязь? Выбирайте мистера Проктора, Проктор вам в Гейбл, ешкин кот!
Какой Проктор? Он же Пропер. А гейбл? Разве наша страна называется Гейбл? Кажется, все-таки нет, может быть и на «Г», хотя…
Сквозь туман он услышал:
- Кто тут на операцию?
- Вот этот парень, - проговорили огромные усы с глазами. На том глазу, что побольше, висели веселенькие очки с надписью «Линзмастер».
«А где же вторые бесплатно?» – откуда-то выползла мысль, посмотрела на Ивана и спросила:
- Готов?
Иван посмотрел на мысль. Она была в синенькой шапочке, в маске и очках. Ага, вот они - вторые! – подумал он.
- Всегда готов! – приложил он руку к голове.
- Тогда поехали.
Ивана повезли из палаты. Телевизор начал удаляться от его взора. На экране Жириновский, показывая пальцем в чью-то сторону, прокричал:
- Посмотрите, куда мы катимся. Сколько можно это терпеть? Мы этого не допустим!Однозначно!
«Не допустим!» - подумал Иван, и схватив телевизор рукой, потащил его за собой в коридор. Вытягивалась рука, вытягивался телевизор. Наконец экран с треском оторвался со своей подставки и Иван, наконец-то, смог забрать его с собой в операционную. Но пока отрывался экран, пока рука возвращалась в нормальный размер, куда-то исчез Жириновский. Вместо него в телевизоре, нахмурив брови и грозя кому-то кулаком, что-то говорил Зюганов. Слова были до ужаса знакомые, но смысла понять Иван не мог. Вдруг кто-то оттеснил лидера КПРФ и молодое, по сравнению с выступавшими до этого людьми лицо, сказало:
- Я один знаю, что надо делать. У вас много свободного времени, и вы его бездарно тратите на поиски счастья. Я увеличу вам рабочий день - и вам наступит полное счастье!
Сквозь это лицо просунулись глаза, обрамленные во все белое:
- Вы меня слышите?
- Слыыыы-шуууууу! – пробормотал Иван.
- Сейчас будет небольшой укольчик.
- Как, еще? Мне фрау Мюллер уже один сделала.
- Глаза в белом трансформировались в лицо в медицинской маске, с зеленой шапочкой на голове:
- У вас все в порядке?
- Ес, сэр, на нашей фабричке без забастовочек!
Лицо в зеленой шапочке сказало:
- Можно начинать!
И тут же шапочка раскрасила говорящее лицо в зеленый цвет, и оно увеличилось в размере.
« Ой, Шрек!» - подумал Иван.
- Я не Шрек, - вдруг сказало лицо, и моментально приобрело нормальный цвет, став Николаем Валуевым:
- Проголосуй за меня, - грозно сказал Николай, - и добавил с очаровательной улыбкой, - и получишь доброго Президента!
- Но ведь ты большой и сильный!
- А что мне мешает быть добрым Президентом? Вот попробуй, проголосуй, - он протянул ему пульт, на котором была одна кнопка «За».
Иван нажал эту кнопку, и она тут же стала называться «Новости».
- Что это?
- Жми, не бойся!
Николай исчез и на экране появился диктор новостей:
- Политические новости. Сегодня, после званного обеда, Президент России, Николай Валуев, провел неофициальную получасовую беседу с представителями Евросоюза и США о перспективах ПРО в Европе. Сейчас договаривающиеся стороны поделятся своими впечатлениями от встречи.
На экране сменилась картинка. За столом, перед микрофонами сидели Николай Валуев и четыре представителя иностранных государств. Николай был одет в симпатичную футболочку с веселеньким смайликом. Остальные присутствующие были одеты в рубашки дорогих европейских домов моды. Видимо. Это можно попробовать определить по остаткам того, что раньше было дорогим изделием. Один из присутствующих на брифинге представителей, на котором лучше всего был загримирован очаровательный синяк под левым глазом, на вопрос журналиста из Китая «О чем договорились высокие стороны?», прошепелявил:
- В ходе шоштоявшейся бешеды, Президент России убедил нас в нецелесообразности Размещения ПРО в Европе. Во-первых, это наложит непосильное финансовое бремя на страны Европы, во-вторых…..
- Эй, парень, ты в порядке? – в нос обильно пыхнуло нашатырем.
Иван раскрыл глаза. Над ним склонилась доктор, которая беседовала с ним перед операцией. Со своих коек на него с интересом смотрели соседи по палате.
- Как себя чувствуешь?
- А? – с трудом проговорил Иван, смешно вращая глазами.
По телевизору Губернатор Пензенской области Николай Бочкарев беседовал с Николаем Валуевым. Они что-то говорили об открытии школы бокса.
- А что, - с трудом проговорил Иван, - инагурация Валуева уже была? Я все проспал?
- Уй йооооо! – приподнялся на своей кровати Петрович, - доктор, что вы с ним сделали?
- Надо же, как его торкнуло, - растерянно проговорила врач.
- Он хоть отойдет? – поинтересовался Никита, - это у него так после операции крыша съехала?
- Да нет, в соседней палате лежит дедок, фамилия у него Андронов. Он достал всех своим радикулитом, жаловался, что уже три дня не может уснуть. Ну я ему и назначила укол снотворного, чтобы дедок поспал. А Валька, медсестра, неправильно прочитала фамилию, и вколола это лекарство вашему пареньку, а успокоительное - деду. Для нее что Андропов, что Андронов – один хрен.
- Скажите, так у нас сейчас президент кто? - недоуменно моргая, спросил Иван.
14. Зоя Степановна http://www.proza.ru/2014/05/02/1274
Евгений Миронов
Когда началась Великая Отечественная война, она окончила девятый класс в городе Терийоки на Карельском перешейке, который после кровопролитной зимней кампании отобрали у Финляндии.
Первые дни и недели все, кто был рядом с ней, искренне верили: что вот-вот Красная Армия начнет громить врага на его территории, как об этом сообщали строгие средства массовой информации и как все наглядно видели в чудесных предвоенных кинофильмах.
Но настал август и всем гражданским дали команду эвакуироваться.
Пришлось тогда ей вместе с матерью Александрой Павловной пешком через черные пожарища пробираться к городу на Неве, слыша за спиной канонаду орудий и взрывы. Войскам был отдан приказ: при отступлении не оставлять камня на камне.
Так они очутилась в городе Святого Апостола Петра, который финские войска блокировали с Севера, а немецкая группа армий замкнула блокадное кольцо с Юга. Финны заняли рубежи, отобранные у них в 1940 году, но дальнейшее наступление бывший генерал-лейтенант царской армии барон Карл Густав Эмиль Маннергейм прекратил.
Так они оказались в блокаде.
Познали: что такое норма на человека в 125 грамм хлеба испеченного вместе с опилками, регулярные бомбежки, артобстрелы, пожары и массовые смерти людей.
В марте 1942 года их дистрофически тощих вывезли на Большую землю вместе с другими жителями блокадного города в кузове грузовика через скованное спасительным льдом Ладожское озеро по Дороге Жизни.
- К сожалению, я не помню лица шофера вывезшего нас на Большую Землю. Все водители сидели за рулем в зеленых ватниках, ватных штанах и ушанках, – вспоминала Зоя Степановна, - да и двери у кабин грузовиков поснимали заранее, чтобы без задержек выбраться из машины, которая пошла бы под лед. Мы видели, как один грузовик затонул – провалился в серую пучину Ладожского озера. – При этом остальные автомашины объезжали роковую майну и двигались дальше, поскольку имелся приказ: не останавливаться ни при каких обстоятельствах!
Вывезенных поселили в районе села Кириши. Через пару месяцев ее и мать, еще не окрепших после голодухи, мобилизовали в госпиталь, находящийся поблизости.
- Работать приходилось в большом напряжении – нам слабым девчонкам приходилось таскать здоровенных мужиков в основном тяжелораненных, в том числе уже с ампутированными конечностями, которые самостоятельно передвигаться не могли, - говорила Зоя Степановна, - кругом алая кровь, страшные раны, тяжелые стоны, а плакать и спать было некогда.
Через три месяца она узнала, что ее родная сестра Анна трудилась медсестрой в соседнем госпитале. – Анна в июне 1941 года окончила медицинское училище в городе Лодейное Поле по специальности медсестра-акушерка. И ее в первые же дни войны мобилизовали на службу в армию.
Далее они служили медсестрами в одном прифронтовом госпитале, помогая солдатам и офицерам выжить, защищая людей от смерти.
Следует отметить, что задолго до войны их отца по разнарядке репрессировал коммунистический режим, и он погиб в советском концентрационном лагере.
В 1944 году после снятия блокады наши части сталь продвигаться на Запад, а вместе с ними на Запад продвигались и прифронтовые госпитали, в одном из которых несли службу Родине, народу и приближали общую Победу сестры милосердия – сестры Анна Степановна и Зоя Степановна Мироновы и их мать Александра Павловна.
Демобилизовали их только в октябре 1945 года.
С той поры они жили в городе Терийоки, который в 1948 году был переименован в Зеленогорск.
Профессия медсестра осталась их профессией на многие десятилетия.
15. Горькая полынь http://www.proza.ru/2015/11/14/1568
Юрий Пестерев
В ярко освещённой комнате мелькают белые халаты.
Санька чувствовал, что взлетает и парит в облаках, как парит орел. Неторопливо и плавно. Вот он поднимается высоко над скалой, и оттуда камнем падает вниз. Сердце сжимается от страха скорой гибели. Кажется, он вот-вот расшибётся о камни, но тут он, беспомощный и липкий, вдруг вздрагивает, пытается вскочить с постели, размахивает руками. На какие-то секунды он, как загнанный зверёк, ошалело глядит на медсестру, на ее накрахмаленный колпак. Потом этот колпак начинает уплывать, туманится и теряется из виду.
Санька третьи сутки в бреду и несет такую околесицу, что волосы дыбом встают. Хирург городской больницы, куда спешно привезли Саньку, не решался, и потому медлил, надеясь на чудо. Временами теплилась надежда, но, видно, судьба-злодейка по-своему решила. Неумолимо приближался роковой день. Озабоченно переговаривались медсестры. Плохо парню, - все ещё бредит.
- Это с пятой-то?
- У него воспаление легких и обморожены ноги.
- Жаль парня, если все-таки…
И Санька снова поднимается в небо, мягкое и тёплое, и парит в воздухе, наслаждаясь свободой. Падать не хочется, но какая-то неведомая сила тянет его вниз, в черноту пропасти, и, пытаясь освободиться от невидимых пут, он расправляет крылья, чтобы как можно дальше продержаться в вышине. Опьянённый полетом, с жадностью обреченного он глотает воздух и приходит в себя.
Его катили из операционной в палату, когда боль тупо зажгла конечности ног.
- Что-то с ногами? - почувствовав неладное, спросил Санька.
- Ты, милок, наберись терпения, возьми себя в руки, Иван Григорич ...
Медсестра недоговорила, не успела договорить, так как Санька лихорадочно скинул с себя одеяло и застыл. Вместо ног торчали перебинтованные обрубки ...
- Как? - рот его перекосило в страшном испуге.
- Что вы наделали? Как могли? - по щекам Саньки катились крупные величиной с горошину слезы.
- Миленький, Иван Григорич сделал все возможное, - успокаивала медсестра.
Но голос у медсестры вдруг задрожал, и, чтобы не навернулись слезы, она незаметно, отвела глаза в сторону. Она совладала с собой. Да и как же иначе! Нельзя ей, медсестре, показывать слабость. Санька закатил истерику, заорал что есть мочи:
- Как могли! Кому я теперь такой? Жить не хочу!..
Он упал с носилок и, катаясь, с яростью обреченного, бился на полу. На шум сбежались врачи из ординаторской и, всё ещё бившегося в истерике Санькy бережно перенесли в палату, поставили укол. Он успокоился, заснул. Но когда просыпался, то обречённо держался за дужки кровати, прерывисто дышал. Больные, кто мог ходить, дежурная медсестра, успокаивали.
Медленно бессознательное чувство полета сменялось реальным чувством горькой утраты, полынным и саднящим. Временами кажется, что он на сенокосе вдыхает запах полыни. Кружится голова. Перед глазами вырастал пучок травы, который нарвала мать. Чтобы не смотреть на неё, он отворачивается и убегает. Однако в придорожной траве вновь попадается горькая полынь. Что за наваждение? Перед глазами отчётливо виден пустырь, что за отчим домом, и там растёт всё та же горькая полынь.
Её запах незаметно для него стал ассоциироваться с болью, с несчастьем. Он пытается убежать, с головой закрывается одеялом, но горечь, застрявшая в горле, не даёт ему дышать полной грудью.
- Не-на-ви-жу! - с этой мыслью измученный Александр Полынин засыпает.
16. Лесенка для Маугли http://www.proza.ru/2015/06/25/1587
Ольга Дан
Есть на свете другие дети. Кто-то перекрестится: слава богу, не моё! Или брезгливо отвернётся, или, может быть, посочувствует. Но мало кто задумывается, почему так произошло – почему у этих ребятишек косые глазки, или скрюченные ножки, или они плохо разговаривают... И не все понимают, что тоже не застрахованы от болезней, травм и прочих несчастий, в результате которых становятся другими.
…РОЖАЛА ЛЕНА очень тяжело. Думала в отчаянии: господи, лучше умереть! Когда боль чуть-чуть отпустила, она почувствовала… запах кофе. Такой привычный домашний запах. Было даже странно: она хочет умереть, а медсестры пьют кофе, хихикают и красят ресницы. И даже если Лена умрет, то все останется по-прежнему. Только ее не будет. Что же станет с ее малышом?.. По стенке она дошла из палаты до ординаторской. Лишилась последних сил, упала. Хорошо, что дверь в кабинет была приоткрыта.
…РОДИЛСЯ У ЛЕНЫ мальчик. «Да, похож на меня», - констатировал отец ребенка и уехал в другую страну, у него были иные планы. «Не переживай, вырастим!» – утешали бабушки. Выписку из больницы со словами «родовая травма» она убрала подальше. Верила, что все обойдется…
Сынок вовремя набирал положенные граммы, прибавлял сантиметры. Был подвижным, крепеньким. Но время шло, а ребенок… молчал. Саше было уже два с половиной года, а он не разговаривал. Когда хотел пить, то брал маму за руку, вел в кухню и показывал пальчиком на чайник. Когда он просился гулять, приносил шапку и варежки. «Не волнуйся! – утешали молодую маму бабушка и соседки. - У мальчиков это бывает, они поздно начинают говорить!» Саша мог подолгу переливать воду из одного ведерка в другое, составлять в бесконечные рядки свои машинки и паровозики, весь вечер листать одну книжку. На детских площадках уходил куда-нибудь в уголок, складывал там камешки, палочки. Ребятишки не брали в свои компании этого странного мальчика. Да он и сам к ним не шел: Саня быстро уставал от шумных игр и зажимал руками уши…
В ДЕТСКОМ САДУ, куда малыша всё же приняли, на утренниках ребенок сидел рядом с нянечкой и смотрел, как выступают его полноценные сверстники. Первое время мамаши допытывались у Лены: «А ваш почему не участвует?» Потом начали сторониться.
Когда Саше шел пятый год, его выгнали из сада. Заведующая категорично объявила: «Сегодня он набросился на воспитательницу, а завтра покалечит наших воспитанников! И вообще, он портит нам статистику: не разговаривает, нигде не участвует, а у нас скоро комиссия из центра».
Но все-таки нашлась одна родительница-очевидец ЧП: Саша не хотел заходить с прогулки, а воспитательница за руку тащила его с качельки. Саня заартачился. А когда она прикрикнула да еще и шлепнула его, мальчишка в долгу не остался…
«Я буду сидеть с Сашком», - сказал дед и уволился с работы. «Спасибо, папа», - сказала Лена. И расплакалась. Кажется, теперь она точно поняла, что ничего не обойдется. Что их проблема растет вместе с ее красивым и любимым ребенком. С ее маленьким Маугли.
…В областной детской больнице поставили диагноз «аутизм». Могло ли это произойти из-за родовой травмы? «Вероятно, - сказал доктор. – Оформляйте инвалидность».
А ПОТОМ мама и сын попали в речевую палату областной детской больницы. Эта палата находилась почему-то в гематологическом отделении, где больным ребятишкам постоянно переливали кровь. Они целыми днями лежали с иглой в вене. Тех, кто покрепче, усаживали на кушетку в коридоре - посмотреть, как играют дети, которых болезнь пока щадила. Так они и сидели - маленькие бледные старички с иглами в венах и трубками систем, по которым капала донорская кровь. Однажды ночью Лена увидела каталку, на которой увозили в морг маленькое тело, накрытое простыней. Рядом тихо шла мама – женщина, похожая на тень. С Еленой случилась истерика. Соседка по палате утащилa её в какой-то закуток, нахлестала по щекам, а когда та умолкла, буднично отчитала: «Чего воешь? Всех ребятишек перебудишь... Я за своего Ванюшку знаешь как боюсь? У нас кровь из носа по два дня останавливают. А Сашка твой заговорит. Разве это болезнь?»
Может быть, именно в ту ночь Лена поняла, что будет зубами вгрызаться в жизнь, ведь её беда не самая страшная. А её Сашка - такой красивый, подвижный, живой... Он живой - и это самое главное!..
А ПОТОМ БЫЛО специализированное речевое отделение одной из детских горбольниц. Очень похожее на садик: в холле на тумбочках поделки, слышен смех ребятишек, звуки фортепиано, где-то играют в мяч. Вкусно пахнет творожной запеканкой. Чисто, уютно, спокойно. Пока она ждала доктора, разговорилась с родителями. Одна мама рассказала про своего сына Женю: он не может ходить, к тому же имеет диагноз «паралич речи», а в это отделение они приезжают уже в третий раз. Успехи, хоть маленькие, но есть. Мама девочки с красивым именем Камилла поделилась, что ее дочь разговаривает, но у нее во рту такая «каша», что даже родители ничего не понимают. Лена тоже немного рассказала о Саше. Слушая ее, женщины понимающе кивали. А Женина мама сказала: «Ты счастливая - твой бегает ножками, а мой никогда не встанет. Так что терпи».
Тут к самому крыльцу подъехала дорогая иномарка, вошел какой-то крутой человек. В дорогом костюме, с золотыми кольцами, с манерами большого начальника. Мамаши, переглянувшись, опустили глаза: они немодные и бедные на его фоне. Да только «большой начальник», кажется, не заметил ничего: он шепотом сказал «здрасте», неуклюже сел рядом с ними на детскую скамеечку и робко спросил: «Сегодня беседы с доктором есть, не знаете?» Оказалось, у этого папаши – дочка с детским церебральным параличом и полным отсутствием речи.
…«Будем работать, - сказала доктор Елене, просмотрев выписки и обследования. – Один курс лечения не поможет. Может быть, понадобится несколько лет упорного труда. Ваш Саша заговорит. Поверьте мне». И улыбнулась. Лена ей поверила. А раньше она не верила врачам – она их просто боялась…
КАЖДЫЙ ДЕНЬ мама приезжала к сыну, в свободное от занятий и лечения время забирала его на прогулку. Они играли в больничном скверике или просто гуляли. По пути были гаражи, разрисованные, и весьма умело, граффити. Лена говорила: «Санечка, смотри, вот лисичка, а вот крокодил! Давай им скажем: привет, ребята-зверята!» Но сын, как обычно, молчал…
Возвращались через больничный скверик. На игровой площадке рабочий выкапывал скамейку - наверно, будет чинить. Однако дядька схватил лавку и сиганул в широкую щель забора. «Верните на место лавочку!» - крикнула Лена. Но воришки и след простыл. Знает хапуга, что у больных детей ворует, но все равно скамейку эту на дачу увезет, а завтра здесь же забор выломает и утащит. Не его же пацан в этой больнице лежит. Его пацан нормальный, с речью проблем нет. Его пацан пишет на стене больницы «дурдом», вечером заплевывает и забрасывает окурками всю больничную веранду, а в тихий час под веселый гогот сверстников рвет под окнами «бомбочки»… Пора бы уже привыкнуть, ведь каждый день она идет мимо орущих матом нормальных подростков, мимо дорогих уличных реклам и ярких ящиков для депутатской почты. Мимо большого равнодушного города в маленькое тепло, к своему ребенку, к своему молчаливому Маугли…
…ЗАКАНЧИВАЛСЯ курс лечения. Лена устала. Она даже себе не могла признаться, как она устала. И результатов никаких. Саня молчит. Настроение было скверным. Они с Сашей шли привычным маршрутом, гуляли. Елена полностью погрузилась в невеселые думы, поэтому забыла, как обычно, поздороваться с нарисованными на гаражах зверятами. И вдруг услышала: «Пивет, зачик!» Лена не могла ослышаться – это он, ее молчаливый сынок, её Санька, заговорил! Он заговорил!.. Мать взяла ребенка на руки, заглянула в его глаза и осторожно спросила: «Санечка, это ты сказал?!» И тогда малыш повторил: «Пивет, зачик!» И добавил: «Мама». Лена плакала и смеялась: «Да ты мой зайчик дорогой!» Она перепугала всех нянечек и медсестер, когда, словно вихрь, бегала по коридору в поисках доктора. «Ольга Леонидовна, Саня заговорил!» - закричала она шепотом, едва увидев врача. «Замечательно! Какие вы молодцы! – ответила докторша. Она тоже не скрывала своей радости. – Через полгодика ждем вас снова, а сейчас выписываем - на денек раньше, порадуете бабушку с дедом…»
…ОДНАЖДЫ Лена, как обычно, пришла в больницу навестить сына. Саша уже разговаривал – правда, по-своему, не очень четко и понятно для посторонних. Сынок был радостным и даже счастливым: он нес свою первую поделку. Саня старательно произнес: «Мама, я сделал лестницу!» Лена бережно взяла пластилиновую лесенку, обняла сына и крепко прижала к себе…
…ЛЕНА ЛЕЧИЛА Сашку десять лет. Сейчас её сынок - уже взрослый парень. Он не только разговаривает, читает, рисует, но и пишет стихи, изучает иностранный язык. Правда, он отличается от сверстников – он не пьет пиво, не ругается матом и не умеет тусоваться. Все-таки он немного странный. А еще иногда Саша допускает речевые ошибки, путает падежи. Если бы был акцент – можно было подумать, что это иностранец. И тогда бы к нему относились с интересом: у нас ведь преклоняются перед всем иностранным. Но акцента нет, и все понимают - это какой-то другой мальчик. Ровесники хихикают и втихаря крутят пальцем у виска: вот тут не хватает. Взрослые тяжело вздыхают: какое наказание матери! А Лена счастлива. Разве это наказание – живой сын? Ведь кто-то похоронил, а у нее есть - ее кровинка, ее счастье, ее Сашка.
…А пластилиновая лесенка – первая Санина поделка – до сих пор хранится в семье. Карабкаться по жизни трудно – почти как взбираться по такой хрупкой лестнице. И никто не знает, куда она ведет. Зато Лена точно знает, что если понадобится, она всегда придет на помощь своему сыну…
17. Как МЫ справились http://www.proza.ru/2014/11/29/161
Елена Брюлина
Катюшка бежит впереди меня по высокой траве, сбивая тысячи искрящихся алмазов росы. Ясное утро обещает подарить жаркий июльский день. Мы входим в лес, где еще царит ночная прохлада. Замираем. Пение птиц, шелест листьев где-то в вышине, солнечные лучи, пробирающиеся сквозь ветки. И потрясающий манящий запах – запах леса, ягод, влажной земли – запах лета, спокойствия и счастья.
Счастья… Вспоминаю такое же летнее теплое утро 2 года назад и по телу пробегает дрожь. На миг возвращается страх и боль.
***
Тогда Катюхе было 5 лет. На лето, как всегда, отправили ее к бабушке в деревню. В то лето я никак не могла поехать надолго с ней, была срочная работа. Зато в сентябре мы планировали впервые все вместе поехать на море.
В середине июня девочка заболела. Сначала простуда. Потом ангина. Потом стоматит.
Я хотела забрать ее в Москву, но дедушка наш – врач, уверял, что ничего страшного. Он убедил меня, что лучше болеть на свежем воздухе, чем в душной квартире. И правда, в какой-то момент малышке стало легче. А через неделю…
Было жаркое субботнее утро, мы собирались в деревню. 6 часов. Звонок в дверь. Когда я открыла, мне стало плохо. На пороге стоял дед, а на руках у него мой задыхающийся умирающий ребенок.
Муж вызвал «скорую». Все остальное я помню как в тумане. Только одна мысль в течение следующих 36 часов, была у меня в голове: «Господи, спаси моего ребенка!»
Честно говоря, когда через 2 часа нам сообщили диагноз «Сахарный диабет, кетоацедотическая кома», мне было все равно. Лишь бы она выжила. Врач сказал, что они делают все возможное, и я поняла, что надежды мало. Сидя у дверей реанимации, я вспомнила все молитвы, которые знала. Муж обнял за плечи. Он переживал не меньше меня, но кому-то надо быть сильнее, кому-то надо быть опорой.
- Пойдем, солнышко. Кате необходимо, чтобы мы были в хорошей форме, когда она придет в себя. Надо отдохнуть.
- А если…
- Даже не думай, об этом «если». Верь, все будет хорошо. Идем, надо отдохнуть.
Но я, конечно, никуда не пошла. Как я могла отойти от двери, за которой лежит моя малышка, и я не знаю, что с ней? А муж был прав.
36 часов кошмара. Я то провались в забытье, то мерила шагами коридор, то плакала, то считала минуты, не отрывая взгляда от двери реанимации. Часы тянулись очень медленно. Только к вечеру следующего дня Катя пришла в себя. Ее вытащили буквально "с того света", опасность миновала.
Нас пустили к ней. Я старалась держаться, но измученный вид девочки поверг меня в шок. Ох, если бы я послушалась мужа. Мне надо было хотя бы попытаться поспать за эти сутки. Напряжение спало, а вместе с ним ушли последние силы. Я опустилась на колени прямо перед кроватью. Встать сама я не смогла. Муж отвез меня домой, а сам вернулся дежурить у постели дочери, хотя все это время находился рядом и не спал, так же как я.
Через 2 дня девочку перевели в отделение, я лежала вместе с ней. Вот тут впервые нас ошарашили диагнозом, и что это неизлечимо. Я отказывалась верить, отказывалась слушать врачей. Я знала, что как только мы выйдем из больницы, диабет с уколами и сахаром и прокалыванием пальцев останется там, в пределах больницы.
В отличие от меня муж воспринял все реально. Он перерыл весь Интернет в поисках информации. (Умничка мой, как же я тебя люблю!) Оставив бабушку подежурить с Катей, он отвез меня домой, где просто заставил принять данность. Он представлял мне разную информацию, в основном положительную. Но я впала в другую крайность – стала искать виновных.
Это, конечно, я виновата, что дочь заболела. Если бы я была с ней в деревне, этого бы не случилось. Почему это случилось именно с нами? Вот, если бы мы забрали ее в Москву, когда она заболела…
Я набираю деду и ору в трубку: «Это по твоей вине Катя стала инвалидом! Ты не дал ее забрать!» Срываюсь на мужа, что он не настоял на отправке Кати в город.
Плачу, плачу, плачу. Ругаю себя, ищу причины, обвиняю других. Переживаю, что потеряю работу, что теперь буду привязана к ребенку, что в детский сад нас не возьмут. И в сотый раз задаюсь вопросом: «Почему именно моя дочь?» «Почему именно мне?»
Стоп! Вдруг в голову приходит парадоксальная мысль. Что все это время я делала? СЕБЯ ЖАЛЕЛА!!! Так нельзя, надо что-то делать. Звоню своей подруге – психологу:
- Светка, выручай, а то я себя изведу!!!
Оказалось все просто. Я не одна такая. Все. ВСЕ! Через это проходят, когда сталкиваются с болезнью, будь то диабет или еще что-то. Сначала ты в это не веришь, отказываешься принимать. Потом начинаешь искать виноватого. Но нет тут виноватых. Нет! Если уж суждено заболеть, то заболеешь. (Как же было мне стыдно звонить родным и извиняться за свое поведение!) И самое главное, не сидеть, сложа руки, а искать пути к улучшению, пути новых конструктивных решений.
Снова с мужем копаем интернет. К Кате и докторам я уже возвращаюсь чуть-чуть подготовленной. 2 дня меня не было. Заинька моя порозовела, повеселела. С бабушкой они не скучали. Оказывается, они тоже уже кое-что почитали про диабет и жизнь с ним.
- Мам, ты не переживай, я и без сладкого проживу. Честно!
Трудно сдержать слезы, ведь нам столько еще предстоит преодолеть. Первые самостоятельные уколы, когда боишься сделать больно малышке. Когда подносишь шприц к такой худенькой ножке и думаешь, не проткнуть бы какой сосуд.
Когда набираешь дозу и по сто раз перепроверишь, правильно ли набрала.
Когда ребенок просит: «Мам, ну дай я сама попробую!» и радость от того, что дочка все понимает, все у нее получается. И страх, что будет в будущем.
Первый глюкометр и чуть ли не наизусть выученная инструкция по использованию. Измерение сахара, и смело протянутая дочкина ручка, с такими крохотными пальчиками.
Первые обеды и ужины дома, когда думаешь, мало или много. Когда считаешь макаронинки, и предательски текут слезы.
Когда дочка просит добавки, а ты смотришь в ее ясные глаза и отказываешь.
Первая разлука, и мысли, что никто кроме тебя, не сможет правильно сделать инсулин или забудут проверить сахар.
Страшный выбор: ребенок или работа, и вдруг на помощь приходят твои близкие.
Занятия в садике, когда впервые оставляешь, пусть всего на 3 часа, чужим людям своего ребенка.
Первая гипогликемия и трясущиеся ручонки, жадно хватающие пакетик сока.
И первый высокий сахар, когда теряешься и не знаешь, сколько подколоть.
Первая ОРВИ и первая, написанная ребенком цифра в дневнике самоконтроля.
И осознанный страх, что второй малыш может заболеть. И нужен ли он вообще, второй малыш? Справимся ли?
Все теперь у нас «впервые и вновь». Жизнь разделилась на «до» и «после», но мы этого стараемся не замечать и живем настоящим. Мы все преодолели, мы смогли. И самое главное, мы поняли, что мы МЫ! Мы нормальные, мы не инвалиды, мы просто более тщательно следим за собой. Но и это на пользу.
***
Катюшка набрала горсть земляники.
- Можно, мам?
- Кушай, милая, ешь! Там столько витаминов!
И почему этим прекрасным утром в лесу я вспомнила, как нам досталось наше счастье? Может быть, потому, что мы все его заслужили?
Или потому, что мы по-прежнему вместе?
А может, потому, что я почувствовала внутри себя биение новой жизни?
18. ШОК http://www.proza.ru/2014/05/13/43
Надежда Розенбаум
- Я подожду вас в машине, - сказал муж, паркуясь у поликлиники.
- Нет! – решительно возразила я. – Ты пойдешь с нами!
- Да зачем я там нужен?
- Да мало ли что! По этажам побегать, поискать кого-нибудь…
- Ага! Я кто, мальчик на побегушках?
- Я что ли девочка? Я даже не представляю, к какому врачу идти!
- А ни к какому! Нет у нас участкового врача. Поэтому и на вызов всегда приходят разные. Последний раз приходила заведующая, к ней и пойдем.
- Да, но мне хотелось бы заглянуть в глаза и в диплом врачихи, назначившей Левке антибиотик, который противопоказан при мононуклеозе!
- Послушайте, - вступил Лева, - давайте я один пойду. Я сам прекрасно справлюсь.
- А вот с этой иллюзией через пару часов тебе придется расстаться! Ты ведь еще ни разу не был во взрослой поликлинике!
- Пару часов? Мы там два часа собираемся торчать? – изумился Лева.
- Два часа – это если повезет. А классический вариант – часа три, - обнадежила я его.
На этой веселой нотке мы и подошли к регистратуре. Где увидели три длинные очереди к окошкам и почему-то к открытой двери. И еще к терминалу, где можно было записаться ко врачу самостоятельно. Фамилии врача мы не знали, но легко вычислили, исследуя стенд с графиком приема врачей. Карточки у нас не было, поскольку до этого случая обращаться в поликлинику еще не приходилось. Поэтому мы просто ввалились втроем в кабинет к заведующей. Она как-то странно обрадовалась и, как мне показалось, удивилась, увидев Леву живым и здоровым. Во время нашего разговора она не раз бросала на Леву удивленные взгляды. Так и хотелось ей сказать: «Да он это, он! Как вы ни старались – пациент выжил!» Выяснив, что нам нужна справка в университет, а также консультации инфекциониста и гематолога, она отправила нас… Первое – записаться и получить талон к дежурному терапевту, второе – выписать в регистратуре бумажную карту, третье – получить где-то там уже открытую справку и пойти с этой справкой на прием к терапевту…
Мы разбились на мобильные тройки, и мой муж даже обрадовался, что и ему работа нашлась. Я заняла очередь у кабинета врача, а Лева с папой пошли в регистратуру. Не прошло и получаса, как они вернулись, слегка потрепанные и возбужденные. При этом муж, как мне показалось, не без удовольствия рассказал, как его обругали сначала в регистратуре за отсутствие карты, которую они же и выписывают, затем в очереди, когда он пытался записаться ко врачу, поскольку в электронном агрегате самозаписи дежурный врач не значился… Ну, а мне тоже нашлось, чем их порадовать. Когда передо мною оставался один человек, бледный худой паренек лет восемнадцати, врач сказала, что принимать больше не будет. Мы с пареньком бросились за ней, причем юноша очень просил ее, сказал, что два часа в очереди просидел, а перед этим полтора часа просидел у кабинета лор-врача, но там его тоже не приняли. Но врач категорически сказала, что уходит. И незамедлительно сделала это. Паренек расстроился, рассердился и ушел домой. Я две секунды поразмышляла, потом взяла Леву за руку и решительно направилась в сторону кабинета главного врача, пожалев при этом, что не взяла с собой несчастного паренька. Неплохо было бы и ему преподать урок, как следует поступать в таких ситуациях.
На пятом этаже было пустынно. В коридоре ни одного человека. Дверь в приемную главного врача была распахнута. В открытое окошко прошмыгнул ветер и шелестел бумажками на принтере. Никого… Мы прислушались. Откуда-то издалека доносился характерный звук электронной игры. Я огляделась – детей поблизости не было. Вдруг отчетливо слышим возглас: «А-а-а, черт! Боеголовки закончились! Надо купить оружие и отправить его на правый фланг…» Лева подошел к двери, на которой висела табличка *Главный врач*, прислушался… Лицо его вытянулось, глаза округлились, он, показывая пальцем на дверь, прошептал: «Это оттуда…» «Стучи», - почему-то шепотом сказала я. Лева постучал и отошел. Пауза. А потом недовольный голос: «Кто там еще?..» Лева открыл дверь, и мы со словами «извините, разрешите…» вошли в кабинет. За большим столом сидел молодой мужчина, лицо его раскраснелось, пальцы нервно подрагивали, влекомые клавиатурой, лежащей перед ним.
- Извините, вы – главный врач? – спрашиваю с надеждой, что он возразит.
- Есть немного, - говорит с досадой в голосе, - в чем дело?
- Дело в том, что мой сын был доставлен Скорой помощью в инфекционную больницу после того, как врач назначила ему антибиотик без контроля анализа крови. До анафилактического шока дело не дошло, но аллергическая реакция была весьма серьезной. Плюс температура более сорока градусов… - Я протянула ему выписку из больницы. – Сейчас нам нужна справка в университет, но дежурный врач отказалась нас принимать. Заведующая нас послала... Неоказание медицинской помощи. ПоможИте, чем можИте…
Он как-то сразу засуетился, изучая выписку, с интересом поглядывая на Леву и что-то ласково приговаривая. Встал, походил, снова сел… Взгляд его блуждал по комнате, возвращаясь к монитору, с монитора на нас и снова на монитор. Он что-то бормотал и почесывал за ухом. Вообще, он производил довольно странное впечатление – то ли унюханный, то ли вконец обдолбанный… Потом позвонил заведующей, у которой мы были и некоторое время полунамеками разговаривал с ней, после чего с радостью сообщил нам, что дежурного врача срочно вызвали. «Куда, - спрашиваю, - вызвали?» «На вызов, - говорит, - вызвали. Срочно». Аааа, понятно, на вызов… дежурного… ага… Мы с Левой многозначительно переглянулись. Затем он встал и вышел в приемную с нашей выпиской. Долго там возился, чем-то щелкал, жужжал, сделал зачем-то копию, вернулся, поставил печать, расписался – Крутицкий С.С. Потом так проникновенно говорит Леве: «Ты приходи к нам, приходи. Каждое утро с восьми до девяти принимает инфекционист. Гематолога нет, не обещаю… А вот инфекционист – пожалуйста. Хоть каждый день. Можешь без мамы приходить…» «Спасибо, мы лучше с мамой», - успеваю вставить я. «Можно и с папой, - говорит он как-то вкрадчиво, склонив голову к плечу, - что же вы сейчас без него?» «Не беспокойтесь, папа с нами, он ждет нас у кабинета заведующей, - и тут у Левы телефон тренькнул, - а вот и папа звонит…»
- Знаете, - продолжает С.С., заметив, что мы в руках держим куртки, - у нас внизу есть гардероб, в следующий раз вы можете оставить там свою верхнюю одежду.
- Знаете, - говорю я в ответ, - если бы вы почаще выходили из своего кабинета, то могли бы заметить, что гардероб не работает. И что ваши врачи отказываются принимать пациентов.
С.С. подошел к Леве и произнес почти шепотом: «Выйди за дверь…»
Лева, опасаясь оставлять меня с ним наедине, не тронулся с места. Но С.С. подтолкнул его к выходу.
- Ничего не бойся, выйди, я сейчас… - сказала я Леве.
Лева вышел. Но дверь оставил открытой.
- Знаете, с кем я работаю? – возбужденно продолжил С.С., подойдя ко мне вплотную. – Личный состав укомплектован на 23 процента. С кем приходится работать… Тут такой контингент… Я хочу вам сказать… Я вам скажу… В 1995 году я тихим еврейским одесским мальчиком попал в спецназ… Я полковник медицинской службы…
Пауза. И смотрит многозначительно. Уж не там ли ему так сильно по голове настучали? - подумалось… Решила не реагировать. Звякнул его мобильник. Он схватил его и швырнул в угол. Потом вдруг хлопнул ладонью по столу.
- Что вы хотите?
- Я хочу, чтобы врач лечил моего ребенка, а не калечил. Чтобы не назначал то лекарство, которое в данный момент противопоказано.
- Послушайте! Вы могли бы открыть интернет и прочитать, что вам назначили! Там все написано!
- Я? Я должна читать? Может, мне и анализы самой делать? Я ничего не желаю читать!
- Ну, так и ведите себя конструктивно! – и опять хлопнул ладонью по столу.
О чем это он? Что он хотел сказать? Ненормальный!
Я повернулась и вышла из кабинета. У двери стоял Лева с выраженьем на лице…
У кабинета заведующей мы воссоединились с нашим папой. Заведующая ждала нашего прихода и безропотно занялась справками. Сделала копии для военкомата, поставила печати… И даже пообещала принять нас при случае, если мы не захотим идти к дежурному врачу. Но мы решили, что, пожалуй, вообще не захотим…
Уже в машине я спросила у Левы:
- Ну, как? Ты все еще считаешь, что справился бы один?
- Даааа, - промолвил Лева, - я в шоке…
-Да его пнули бы в первые пять минут, и он сразу же и ушел бы, ничего не получив! Как тот мальчишка. - Резюмировал мой муж. - А так и мне работа нашлась, и я пригодился!
- А ты идти не хотел, - говорю ему, - видишь, сколько удовольствия получил!
19. Больничная блоха http://www.proza.ru/2015/11/18/1879
Лена Июльская
- Поступаете? - недовольно буркнула медсестра, мельком взглянув на Зину, гнусно подкравшуюся к посту.
Обычно достаточно было беглого взора, чтоб разгадать шифр личности нового пациента. Но на этот раз умозаключения медсестры упорно заходили в беспросветный тупик.
Вслед за её удивлённо поднятой бровью, медленно приподнялась голова. Прищуренный взгляд рентгеновским лучом пронзил препятствие.
- «Больничная блоха» - мелькнула тень гипотезы - синдром Мюнхгаузена.
Симулятивное расстройство, при котором человек симулирует у себя симптомы болезни, чтобы подвергнуться медицинскому обследованию и лечению.
В мозгу медсестры, как у заправского шахматиста, молниеносно выстроилась цепочка комбинационных решений. В какую же палату определить экстравагантную дамочку, чтобы она, как можно органичнее вписалась в коллектив, не нарушая моральной атмосферы.
- Ну что ж пойдёмте - снайперская точность принятого решения гарантирована.
В уверенной походке медсестры чувствовалась хватка хозяйки своих владений.
- Здесь две свободные кровати. Занимайте любую и ждите врача.
Зина, облегчённо вздохнув, села .
- Наконец-то я дома. Уж на этот раз им не отвертеться . Выжму из них по полной. Всю душу вытряхну. Они у меня научатся правильно лечить больных.
Она сидела, вдыхая с жадностью токсикомана, родной больничный запах, коктейль ароматов хлорки, таблеток и влажного постельного белья. Ощущая всем своим нутром ласкающую волну становления полноценной обладательницей маленького драгоценного кусочка, такого необходимого для неё , больничного мира.
В коридоре раздался стук каблучков. Дверь в палату открылась. Вошёл доктор. Молодая стройная брюнетка.
При появлении врача обычно у пациентов обостряется чувство жалости к себе, как к самому несчастному человеку на всём белом свете. И ему кажется, что врач сейчас обязательно это поймёт и сразу разберётся в чём причина таинственного недомогания. Но у врача, как всегда, времени в обрез. Нужно быстро и точно выяснить необходимый объём информации о больном, начиная с визуального осмотра. Оценить внешний вид, услышать ритм дыхания, учуять нюансы возможного специфического запаха. И вот первые итоги.
Больной выглядит удовлетворительно, цвет кожи здоровый, дыхание ровное, глаза ясные, пульс, температура и вес нормальные. Что же может беспокоить этого человека.
Как зазубренную наизусть роль, врач быстро задаёт наводящие вопросы с просьбой давать короткие конкретные ответы, не размазывая их ненужными подробностями.
- Итак, слушаю вас.
- Доктор, может вы хоть разберётесь, что со мной. Куда я только не обращалась. Кругом некомпетентные специалисты. Никто ничего не знает.
- Ближе к делу. Какие у вас симптомы?
- У меня депрессия, доктор. Галлюцинации, частые головные боли, иногда бывают кровотечения.
- Припадки, обмороки бывают?
- Конечно бывают.
- А не замечали ли вы когда-нибудь шаткость походки?
- Да я хожу,как пьяная, доктор. И пить не надо.
- А ,как насчёт рвоты, диареи?
- Постоянно беспокоят, почти хроническое. Что это может быть, доктор?
- Сейчас трудно сказать. Завтра сдадите все анализы. А там посмотрим. Назначим лечение. Не волнуйтесь, окажем всю необходимую помощь. - врач взглянула на Зину каким-то странным, озадаченным взглядом и вышла из палаты.
- Простите, вас как зовут? - раздался голос с кровати, стоящей у стенки.
- Зина.
- А меня ,Надя. Наш врач ,Янина Александровна очень хороший, грамотный специалист. Но вот сколько раз лежу, никак не могу привыкнуть к этой обстановке. Больница – уникальный, своеобразный организм, чем-то схож с местами не столь отдалёнными. Тоже ограничивает нашу свободу, отдавая с потрохами в руки этим снующим существам в белых халатах. Твоя личность как-будто полностью обесцвечивается. Ты превращаешься в инкубаторскую единицу под названием – пациент. Вам не кажется, Зина, что мы сейчас по своей значимости в этом мире не более, чем омерзительные тараканы. Даже хуже того - больные тараканы.
Зина , пропустив мимо ушей сказанное соседкой по палате, была на волне своих мыслей, высказывая их вслух.
- Что я ей наговорила.. О самом главном так и не сказала.
- Завтра на обходе реабилитируетесь - успокоила её Надя
Но тут в коридоре раздался голос буфетчицы .
- Обедать!
Больные, напоминающие людей «секонд хенд», зашаркали в сторону столовой. Зина с аппетитом съела весь обед. И вернувшись в палату, стала записывать вопросы, которые собиралась задать доктору.
В это время в кабинете у Янины Александровны находилась группа врачей-интернов.
- Ребята, завтра я хочу вам предложить осмотреть одного интересного больного с редким диагнозом – синдромом Мюнхгаузена. Если вы помните из теории, что такие люди, как правило отрицают искусственную природу своих симптомов. Расстройство является психической проблемой более сложной, чем просто мошенническая симуляция симптомов. Это связано с тяжёлыми эмоциональными проблемами. Такое нередко возникает после разрыва с любимым человеком или в результате одиночества. Больной испытывает дефицит любви и защищённости. Стремится оказаться в центре внимания. Поэтому будьте предельно вежливы и внимательны к данному пациенту.
На следующий день после завтрака больные сидели по палатам в ожидании обхода. Зина успела принять душ. Освежилась антибактериальными салфетками и, достав папку со всем своим больничным материалом, стала перекладывать снимки, заключения врачей, многочисленные выписные эпикризы.
Но тут дверь в палату открылась. Вошли несколько молодых людей в белых халатах.
- Здравствуйте. А нам бы Зинаиду Ивановну - врачи-интерны остановились в нерешительности к кому же из больных им подойти.
- Здравствуйте. Это я Зинаида Ивановна. Студенты? Очень мило. - Зина расправила плечи, выпрямилась. Пусть видят, что имеют дело с «профессиональным больным». - Это вы правильно сделали, что решили осмотреть именно меня. Никто более точно, красочно, доходчиво не опишет вам все симптомы болезни. Я вам изложу всё с самого начала, ещё с первоначальных признаков, когда самые опытные врачи не могли поставить правильный диагноз. Находились в растерянности. У вас есть шанс избежать такого конфуза. Слушайте внимательно, запоминайте и в будущем сможете утереть нос некомпетентным коллегам. Кто как не сам больной может наиболее точно описать все тонкости происходящие в его организме. Деточки, вам, как будущим врачам, хочу сказать. Умейте слушать пациента, понять о чём он говорит, что хочет донести до вас. - при этом Зина возбуждённо жестикулировала.
Более раскрепощённым и энергичным оказался парень.
- Зинаида Ивановна, а скажите пожалуйста , вы живёте одна или ещё кто-нибудь с вами проживает? - как-то не в тему, как пальцем в небо, выпалил он.
- Молодой человек, а при чём здесь это? Вы лучше слушайте меня и набирайтесь опыта.
- И всё-таки, если вам нетрудно, ответьте пожалуйста на мой вопрос.
- Сдалась вам моя личная жизнь. Ну одна живу. Она одинёшенька. Никому до меня дела нет. Вот и прихожу к вам за помощью. - прозвучало как призыв к дальнейшим действиям.
Студенты обступили несчастную женщину. В глазах у каждого океан нежности, заботы и любви. Готовность применить все свои полученные знания. Измерили давление, сосчитали пульс, послушали лёгкие, сердце, осмотрели горло, язык. Зина поворачивалась то передом, то задом, ложилась то на спину, то на живот. Был ощупан каждый сантиметр её тела, каждый суставчик. Задана куча вопросов. Но что удивительно азарт пациентки не только не иссякал, а наоборот Зина становилась всё более оживлённой и активной.
Тогда как неопытные врачи-интерны уже изрядно подустали, будучи разочарованными, что после такого колоссального осмотра не было выявлено никаких патологий.
- Что мы ,вам, хотим сказать напоследок, уважаемая Зинаида Ивановна. Вы сейчас находитесь в самой лучшей больнице города. Здесь работают лучшие специалисты – профессора, кандидаты медицинских наук. Вас обязательно пригласят на консилиум с участием авторитетных светил медицины. Проведут тщательное обследование, учитывая все ваши пожелания. И назначат самое прогрессивное современное лечение. Мы к вам ещё зайдём. Желаем вам здоровья. Всего вам доброго. Студенты ушли.
Вечером Зина, умилённо улыбаясь от гордости за себя, уснула на удивление крепким сном.
20. Диагностика вручную http://www.proza.ru/2015/11/20/1210
Вера Полуляк
Скорая помощь остановилась у приёмного покоя хирургического отделения больницы. Было раннее утро. Сергей только что заступил на дежурство. Здесь он работает всю жизнь. Разных больных приходилось оперировать. Но сегодня был особый случай. С Валерием они знакомы с юности.
-Вот, наконец-то, ты мне и попался,- сказал Сергей, глядя на бледного, едва стоящего на ногах и корчившегося от боли Валерия.Ситуация требовала незамедлительных действий. В практике Сергея были разные моменты. И если вдруг случится перитонит, спасти можно и не успеть.
Боль в области желудка могла сигнализировать о прободной язве. Времени на установление диагноза не оставалось. Да и средств диагностики в арсенале маленькой районной больнички, которую всё грозились закрыть, совсем немного. Больному сделали ЭКГ, сердце в порядке. Затем уложили на носилки и отправили на рентген брюшной полости. Подозрение на то, что причина боли где-то там, видимо, подтвердились. Стали срочно готовить к операции. Пациент уже близок был к потере сознания.
Боли у него начались не вдруг. Неоднократно в течение предшествующих двух недель обращался к врачам. Причину не находили и отправляли домой, предлагая подлечится у невропатолога. А накануне вечером боль усилилась и не прекращалась до утра. Несколько раз приезжала скорая, вводили анальгин и димедрол. Но легче не становилось. И лишь утром предложили поехать в больницу.
Операция длилась более трёх часов. Брюшную полость вскрыли сверху до низу. Подозрение на язву не подтвердилось. Искать причину боли пришлось вручную, перебирая всё содержимое живота. Хирург потом шутил, что и печень, и всё остальное рассмотрел лучше, чем это позволяет УЗИ. Там всё в порядке. А причиной боли послужил перехлёст сигмовидной кишки, которая у пациента от природы была немного длинней нормы. Ситуация и в самом деле была уже на грани. Благодаря опыту и таланту хирурга жизнь была спасена.
Операция прошла успешно, теперь многое зависело от того, как поведёт себя организм в первые часы и дни после нового рождения.
Три дня были самые трудные. Больной по-прежнему оставался безучастным ко всему. Капельница с тремя огромными ёмкостями - глюкоза, физраствор... Весь в трубочках, шов на животе сверху до низу. Родным разрешили быть рядом и следить, чтобы дыхание было ровным. И если вдруг ритм нарушится,окликать его. Стараться достучаться до сознания, чтобы приоткрыл глаза и в ответ на вопрос: «Слышишь меня?» кивнул, хотя бы слегка.
Нельзя было даже пить, а рот пересыхал. Большое беспокойство доставляли трубочки, особенно та, что вставлена в нос. Она мешала дышать. Болел шов, всё болело. Спасали обезболивающие. Хирург, делавший операцию , каждое утро заходил в палату и контролировал состояние своего пациента. Говорил, что всё идёт по плану. Всё хорошо. Но сам больной этого пока не ощущал. Особенно тяжело приходилось ночью и ближе к утру. Тогда на помощь приходили дежурные врач и медсестра.
Потом настало время убрать две трубки. Сразу стало легче. И даже появился аппетит. Первой едой стал рыбный бульон, жиденький кисель и вода минеральная без газа. Но это было уже настоящей большой победой. Больной пошёл на поправку.
В наши дни в адрес медработников, да и всей системы здравоохранения раздаётся немало справедливой критики.
В этом плане я тоже могла бы ещё многое добавить. В общем масштабе медицина наша слаба. Обидно и возмутительно, что даже детей не могут вылечить бесплатно. То тут, то там с телеэкранов звучит призыв на сбор всем миром денег для спасения ребёнка. Но материально-техническое обеспечение медучреждений - это те вопросы здравоохранения, которые решаются не в больницах, а в кабинетах чиновников.
Сегодня захотелось сказать о другом. О хорошем. А оно тоже есть.
Работают ещё у нас настоящие первоклассные специалисты - хирурги, медсёстры, что внушает оптимизм. Эти люди пришли в медицину по призванию и болеют душой за своё дело, за каждого пациента. Чтобы лечить людей, спасать им жизни, нужно быть, прежде всего, неравнодушным человеком, уметь чувствовать чужую боль и стремиться помочь. Этому нельзя научиться в институте. Это не зависит от того, в какой клинике работает врач - в столице или на периферии, в России или за рубежом.К сожалению, не всегда на нашем пути встречаются хорошие врачи. Тут уж – как повезёт.
Валерию в этот раз повезло, рядом в критический момент оказались настоящие профессионалы, которые вниманием и заботой окружали не только его, но и каждого своего пациента.
Метод диагностики после вскрытия брюшной полости, конечно, шокирует. Но в этой ситуации у хирурга не было другого варианта, жизнь пациента держалась на волоске, нельзя было упустить шанс спасти его.
Спустя пару месяцев после операции Валерий полностью восстановился, о пережитом напоминала лишь полоска от шва на животе…
21. Смерть подвижника http://www.proza.ru/2009/09/24/110
Илья Криштул
На 29-ом году жизни скончался Ефимий Никодимский, автор книг «Как прожить до 100 лет», «О правильном питании», «Почему вредны алкоголь и табак», «Жить без болезней» и многих других, учёный, исследователь, подвижник и ярый популизатор здорового образа жизни. Всё отпущенное ему время он исповедовал раздельное питание, в любую погоду ходил босиком, принимал ледяной душ и даже летом плавал в проруби. Ангина, простая ангина сгубила этого замечательного человека. Богатырский и закалённый (а не истощённый, как заявляют медики) организм не выдержал нервного напряжения последних месяцев. Развязавшая травлю учёного семья не понимала его, не принимала его учение, отказывалась вести здоровый образ жизни и выбрасывала пищу, приготовленную Ефимием, в мусорное ведро. Последней каплей стал запрет на растирание смесью из коровьего и конского навоза, которое Ефимий применял в последние дни, борясь со смертельной болезнью. Блестящий учёный ушёл из жизни непонятым родными людьми, но так и не предал своё учение, показав пример стойкости своим ученикам. Уже находясь на смертном одре, он отказался принимать из рук родственников так называемые «лекарства», хотя они, эти родственники, действовали грубым, силовым методом, с привлечением психиатров и милиции. И даже на похоронах эти варвары устроили скандал! Прадед покойного, 106-летний Илья Борисович, заметив группу последователей Ефимия и находясь под воздействием табака и тяжёлых алкогольных напитков, схватил всю группу (16 человек) и выбросил за забор кладбища. А ведь их всего на один час отпустили из больницы! Все они уже давно ведут здоровый образ жизни и недавно получили инвалидность 1 группы! Как потом выяснилось, Илью Борисовича возмутила попытка учеников Ефимия помянуть покойного, выпив при этом чайную ложку растительного масла и закусив корнями одуванчика. Пожилой человек, к сожалению, не читал книг правнука и не знал, что растительное масло, выпитое утром вкупе с корнями одуванчика, прекрасно выводит из организма шлаки, поднимает жизненный тонус и даёт положительный заряд на весь день! Сам ушедший от нас Ефимий в течении последних двух лет предпочитал именно такую пищу! Всё это пытались объяснить Илье Борисовичу ученики Ефимия, но старый и, по-видимому, смертельно больной и глухой человек никого не хотел слушать. Два санитара ещё в течении часа собирали плачущих от обиды последователей Ефимия, которых разметало ветром по огромному пустырю за кладбищем. Когда их грузили в багажник больничной «Нивы», один из последователей, собравшись с силами, пробормотал: «Дикая страна… Дикие люди…». Эти слова, произнесённые почти шёпотом, услышал Илья Борисович и, несмотря на сильную никотиновую и алкогольную интоксикацию, перевернул автомобиль вместе с пассажирами, тяжело больными людьми, исповедующими здоровый образ жизни. Действительно – дикая страна, дикие люди…
Илья Криштул
22. Сам себе врач http://www.proza.ru/2015/11/29/628
Анатолий Звонов
- Какая красивая девочка получилась, - улыбалась теща, разглядывая трехмесячную малышку, - вся в маму!
- Ей бы теперь ума и здоровья! – пошутила моя красавица-жена.
- Да ладно вам, - успокаивал женщин тесть, - отец умный и здоровый, хорошая девочка вырастет.
Он не знал, что детство я провел на антибиотиках, частенько болел гриппом да ангиной. Только к шестнадцати годам, увлекшись туризмом, навсегда распрощался с градусниками, таблетками и согревающими процедурами.
Прохладное майское утро сменилось теплым солнечным днем. Я и моя пятнадцатилетняя дочь идем на байдарке вниз по течению подмосковной реки.
- Пап! Почему мамка говорит, что ты мне здоровье подарил?
Я любовался красотами берегов, то заросших кустарником, то плавно заходящих в воду песчаными пляжами. На втором плане, огромные вековые хвойные деревья стояли на страже этого великолепия. Речка, изгибаясь, поворачивала нас, то лицом к солнышку, то боком.
- Ты здоровенькая была, пока мы тебя в детский сад не отдали.
Из садика позвонили на второй день: «Ваша девочка заболела!» Опытный участковый педиатр, повинуясь методике, выписала таблетки, микстуру, велела ребенка в тепле держать, ноги парить. «Ну вот, - подумал я тогда, - дочке придется, как и мне проводить детство в постели. Недалеко ушла медицина за четверть века». Два месяца прошли в режиме: три дня в детском саду, три недели дома.
В ноябре меня пригласили работать преподавателем физического воспитания в родной институт. Я, хоть и совместитель, но на заседании кафедры присутствовать обязан. Присел у двери комнаты, заполненной пропахшими потом преподавателями по борьбе, легкой атлетике, плаванию и другим видам спорта. Невысокий плотный Шеф, сделал радостное лицо и своим слегка шепелявым голосом негромко сообщил:
- Товарищи, внимание! Нашему уважаемому коллеге присвоена ученая степень Кандидата Педагогических Наук.
Под редкие аплодисменты к Шефу подошел высокий худощавый мужчина в очках с толстыми стеклами, между которыми розовел тонкий длинный кривой нос. Пока они обменивались рукопожатиями, до меня долетали сказанные с недовольством и пренебрежением обрывки фраз «…группа здоровья… с детишками…в Измайловском парке…» После заседания, когда все двинулись в курилку, единственный на кафедре кандидат наук подозвал меня к себе.
- Спортивный туризм вы у нас ведете, - утвердительно проговорил он, - меня звать Борис Сергеевич.
Мне сразу показался этот человек обаятельным и добродушным, но одновременно настойчивым и целеустремленным, не похожим на пропахших табачным дымом тренеров. Он был одет в темный джемпер, из-под ворота которого выглядывала светлая рубашка. Я представился, а он с интересом продолжил:
- Вот вы зимой в палатках ночуете, бывает, в ледяную воду весной и летом попадаете. Студенты часто болеют?
- В походах всякое случается, - объясняю я, - но гриппа или ангины не замечал.
- Да, - бормотал он себе под нос, - интерферон, обстановка стерильная, экстремальная, стресс, адреналин!
Я смотрел на него с удивлением и интересом: преподаватель по легкой атлетике без запинки перечислял мало знакомые мне медицинские термины. Вспомнились огромные книги, заполнявшие антресоли в квартире врача части, с которым мы дружили во время моей офицерской службы. В них хранились многовековые медицинские знания. Но на переднем плане моего сознания были нелады со здоровьем дочери. Я пересказал Борису Сергеевичу ситуацию с детским садом. Он с полным пониманием дела ответил:
- Да, мне это знакомо. Воспитатели во время тихого часа открывают окна, и спящие дети переохлаждаются. Один микроб – вот тебе насморк кашель и другие симптомы. Так можно и хронический бронхит заработать.
Эти опасения уже высказывала районный педиатр. Поэтому я заволновался:
- А что же мне делать? Может в вашу группу здоровья ее водить?
Но Борис Сергеевич, оставаясь, спокойным, переходя на «ты», рассудил по-другому:
- Охота тебе время терять на ходьбу туда, обратно, ожидания? Ты же сам спортсмен и педагог.
Поинтересовавшись подробностями нынешнего состояния «пациентки», убедившись, что сейчас она не болеет, он на листе бумаги набросал схему физкультурных занятий, суть которых состояла в чередовании активного и пассивного согревания и охлаждения моей маленькой дочки.
- Только лекарства принимать ни в коем случае нельзя, - предупредил меня мой новый наставник, - они подавляют иммунитет.
Мои воспоминания прервал голос Ирочки:
- Пап, я есть хочу! Может, остановимся?
Я приметил на левом берегу небольшой песчаный пляж и направил туда байдарку, а, причалив, сразу принялся разводить костер. Почти в полной тишине раздался громкий всплеск - это Ирина, быстро раздевшись, вбежала в холодную воду, поплыла:
- Иди купаться, пап!
Я последовал за ней. А после, глядя на огонь, согревающий котелок с водой для чая, я рассказывал дочери о наших вечерних занятиях, когда ей еще не было четырех лет.
- В первый вечер, в декабре я тебя переодел в легкий трикотажный костюмчик, спортивные тапочки, сам оделся точно так же. Минут пятнадцать мы делали дома согревающие упражнения – приседания, махи ногами, наклоны. Когда у тебя шея стала влажной от пота, мы выбежали в той же одежде на мороз. Пробежали пару раз вокруг двора – и опять принялись за упражнения.
- На нас, наверно, как на идиотов смотрели.
- Ну, да! Тепло одетые ребятишки сначала смеялись, глядя на нас, а потом мы вместе в футбол играли. Когда я тебя закинул в сугроб, они тоже начали сами в снег прыгать, а, выбравшись, хохотали.
- Я помню, ты мне книжки читал.
- Это после теплой ванны. Не успеешь страничку прочитать – а ты уже уснула. И так почти каждый вечер.
После чаепития, мы продолжили движение вниз по реке. Дочка молчала, видимо о чем-то напряженно думая, и вдруг обернулась:
- Так получается, что ты – мой врач, ты же лечил меня от простуды, только без лекарств!
- Нет. Методику лечения разработал Борис Сергеевич Толкачев.
- А-а-а! Борис Сергеевич врач…
- Вот и нет. В медицину его не пустили и систему его внедрять отказались – знания он не в медицинском институте получал, а самостоятельно из историй болезней детей, толстых учебников и справочников.
- Удумали издеваться над ребенком! – надрывно кричала теща, узнав о наших вечерних занятиях, - заявлю в милицию, лишат вас родительских прав.
Пока она медлила со своими угрозами, очередной период пребывания в детском саду увеличился до недели, а болезнь была непродолжительной. Более того, когда появлялась температура, Борис Сергеевич посоветовал лечиться обливанием холодной водой:
- Это стресс, адреналин, вирусы его боятся, дохнут, - говорил он мне, специально упрощая, - только районному врачу постарайтесь об этом не рассказывать.
- Вас бы так, идеотов! – не унималась теща.
Но ее раздражение заметно утихло, когда дочка вместо обычного месяца сидения дома в садик пошла уже через неделю.
В середине марта, я пришел за дочкой перед тихим часом, когда воспитатели собираются вместе на чаепитие. Никого не обнаружив возле шкафчиков для переодевания, я осторожно открыл дверь. Ирина смотрела в окно. Кроме нее в комнате ни детей, ни взрослых не было.
- Все болеют, я одна, поиграть не с кем, - растерянно разводя руками, оглянувшись, произнесла моя малютка.
Мы шли домой, два совершенно здоровых человека.
Тогда у нас с Толкачевым возникли товарищеские отношения, хотя он был на много лет старше. Он рассказывал мне о своей работе.
- Я, ведь, кандидатскую сначала в Институт Педиатрии отправил, там хотел защищаться, но меня назвали знахарем, а обливание угодным им словом «закаливание». Как твоя дочка, здорова?
- Не поверите, болеть совсем перестала!
- У меня таких крепышей больше сорока человек, да у Сашки Захарова столько же, - похвастал он, улыбаясь, - вы мои ученики.
Чувствовалась в его интонации особенная любовь к детям и радость от плодов своего труда:
- Я, ведь, докторскую работу написал о лечении бронхиальной астмы и хронического бронхита, - Борис Сергеевич ухмыльнулся, - рецензент из НИИ Пульмонологии посоветовал мне перед защитой отучиться шесть лет в медицинском институте, хотя результаты ему понравились.
Мне стало грустно, а Борис Сергеевич наоборот повеселел:
- Я уже начал работать над книжками, в издательстве мою идею одобрили, рецензента нашел из Академии наук. Хоть так донесу до людей, что не надо при ангине да гриппе принимать эту отраву – антибиотики! Бог с ней, с докторской!
Мы уже собрали байдарку и уложили вещи, когда началась настоящая гроза. На противоположном берегу у корней вечнозеленых сосен с треском гасли молнии. Мимо нас по большому наклоненному к реке полю потекли потоки дождевой воды. К автобусу мы прибежали промокшие, но веселые.
Первая книга Б.С. Толкачева вышла полумиллионным тиражом и имела огромный успех. Десятки тысяч детей и взрослых обрели здоровье благодаря доходчивому изложению его медицинских исследований. Вспышка популярности разработанной и практически подтвержденной системы пришлась на вторую половину восьмидесятых годов. Но эта вспышка погасла в корешках сотен книг, стоящих на страже медицинской науки и практики. Даже теперь, в двадцать первом веке на интернет форумах автора методики благодарят сотни людей, которые могут узнать о нем только одно: доцент кафедры физического воспитания. Ни в одной методике, ни в одном учебнике не нашлось места для его системы, ее не изучают в институтах. Я думаю, что умалчивание это не случайно.
Кому из производителей лекарств, в частности, антибиотиков, будет выгодно сокращение их производства процентов на двадцать. Жизнь полуторамиллионной армии рядовых врачей протекает по намеченному руслу, ограниченному с одной стороны многовековой наукой, а с другой - высокоприбыльным производством и широчайшей сетью аптек. Жаль только детишек, проводящих самое счастливое время в постелях, получающих осложнения от гриппа и ангины.
PS
В связи с западными санкциями пятого ноября нынешнего года в Саранске открыто производство антибиотиков, их объем – 400 миллионов таблеток в год. В создание производства вложено более 400 миллионов рублей.
23. Развенчанный кумир
Григорий Родственников
Однажды я стал свидетелем беседы нашего старейшего сотрудника с корреспонденткой какой-то молодежной газеты. Вид у бывалого фельдшера Петровича был важный, еще бы, пресса абы к кому не пожалует. Ради торжественности момента Петрович даже все пуговицы на комбезе застегнул и могучей пятерней правую коленку прикрыл, где у него было здоровенное пятно от пролитого чая. Щеки надул, брови нахмурил и говорит неторопливо весомо, сразу видно ветеран мед. службы. Корреспондентка наоборот, дрожит, запинается, по всему видать неопытная. Вы, спрашивает, сколько вызовов за сутки делаете? Ответ Петровича заставил меня замереть на месте:
--По пятьдесят, по шестьдесят. А по зиме и все восемьдесят окучиваем.
Я ошеломленно выпучил глаза, а Петрович, увидев мою реакцию, незаметно махнул рукой, мол, проваливай, не мешай общению с прессой. Но я не ушел, уж больно стало интересно, что Петрович еще наплетет. Сел на краешек скамейки, слушаю. Ветеран бросил на меня испепеляющий взгляд и пояснил спецкору:
--У нас в работе главное опыт. Знаете, как Цезарь говорил? Пришел, увидел, оценил. Так и я, глянул на больного и все сразу понял. Мне даже живот щупать не надо. Характерная поза больного, цвет лица, мимика, вот и все, диагноз установлен. Это молодым трудно. Опыта-то нет. Вот и сидят на вызове по часу. Мы же,--Петрович похлопал себя по объемистому брюшку,-- другое дело. Пока молодые с трудом один вызов обслужат, уже десять замесим. На стариках вся работа и держится.
Корреспондентка быстро закивала, тоненько поддакнула:
--Конечно. Опыт имеет колоссальное значение. А сколько вы уже работаете на «скорой»?
--Пятьдесят лет,- Вздохнул Петрович. Я аж хрюкнул от смеха. Но журналистка этого не заметила, наморщила хорошенький лобик, видимо подсчитывала, сколько Петровичу лет, но в слух не спросила, постеснялась.
--Вы, наверное, многих спасли?- Задала она следующий вопрос.
--Многих?- Удивленно переспросил Петрович,- Это слишком мелкое определение. Если всех спасенных мною больных положить друг на друга, то получится башня высотой до луны…
Тут уж я не выдержал и заржал в голос. Корреспондентка смущенно покосилась на меня, а Петрович не на шутку разозлился:
--А чему это вы смеетесь, коллега?! Или вы ставите под сомнение мои слова?!
--Ну что Вы,- Как можно вежливее ответил я,- Просто я представил, как спасенные вами больные ложатся друг на друга, чтобы дотянуться до луны… И это меня развеселило.
Петрович недовольно засопел и вновь повернулся к журналистке:
--Если бы я хранил все благодарности, пришедшие на мое имя, то мог бы открыть маленькую библиотеку, шкафов на двадцать. Люди читали бы исповеди вернувшихся с того света счастливцев и плакали от умиления и восторга. Но я не тщеславен и не меркантилен. Не принимаю подарков, иначе уже давно жил бы на Багамах в собственном небоскребе и прикуривал от стодолларовых банкнот,- Вздохнув, Петрович выудил из дырявого кармана смятую беломорину, зажал между желтыми прокуренными зубами и процедил:
--У Вас нет зажигалки? В моей газ кончился.
--Конечно-конечно,- Заторопилась девчонка, протягивая ему зажигалку. Петрович блаженно затянулся, выпустил в нашу сторону облако едкого дыма и продолжал:
--Спасать и помогать- вот основное предназначение «скорой помощи». Еще будучи ребенком, я не мог пройти мимо больной животины, птички там, или мышки. Увижу на улице кошку- обязательно налью молочка, собачке косточек принесу. Такое уж у меня доброе сердце. Больные от меня сроду грубого слова не слыхали. Бывает, оскорбляют на вызове, а я терплю, не перечу. Что, думаю, с них взять, больные люди…
У корреспондентки повлажнели глаза. Запинаясь спрашивает:
--Наверное, сильно устаете? Столько вызовов…
--Конечно,- Кивает Петрович,- Бывало после суток из машины нет сил вылезти, чувствуешь себя совершенно опустошенным. А однажды, когда я девяносто вызовов обслужил, так прям и упал. Чувствую, встать не могу, так до дома и полз по-пластунски, благо живу недалеко.
Неизвестно что еще бы наговорил Петрович журналистке, но тут раздался истерический вопль старшего врача:
--Где этот лодырь и скандалист?!
А в следующую секунду перед нами предстала раскрасневшаяся от негодования начальница. Петрович делал ей какие-то знаки, но та лишь вопила еще громче:
--Сколько это может продолжаться?! Вам что, Алексей Петрович, надоело у нас работать?! На Вас снова пришла жалоба! Вы больше двадцати лет на «скорой»! Неужели не научились вежливо разговаривать с людьми?! Мало того, что Вы меньше всех делаете вызовов, сидите по часу- по два, портите нам показатели, так еще и отписываться приходиться за Вашу грубость! И по какому праву Вы вывезли с подстанции нашу кошку Мурку?!
--Я не вывозил,- Пролепетал Петрович.
--Врете! Диспетчера рассказали, как вы заявили будто, она везде гадит, взяли ее за шкирку, кинули в машину и вывезли с подстанции! Как Вы к животным относитесь- так и к людям! Вы жестокий ленивый враль! Я буду ставить вопрос о Вашем увольнении! А теперь, идите и пишите объяснительную!
Петрович понуро поплелся прочь, виновато глянул на корреспондентку и буркнул:
--До свидания…
Но та не ответила. В глазах ее были боль и разочарование. Мне было ее искренне жаль. Наверное, это тяжело – в одночасье лишиться кумира.
24. Капля крови http://www.proza.ru/2004/09/10-171
Маленькаялгунья
Нинка-гардеробщица на смену является опять с «бодуна». Только Эвелин успевает подумать, что та сейчас к ней начнет «подъезжать на кривой кобыле», как прямо перед собой видит слащавую улыбку на помятом лице.
- Эвелинка, - Нинка старательно дышит в сторону, - не хочешь подхалтурить с двенадцати до четырех? Я всю ночь не спала, что-то сердце опять прихватило.
Она по привычке бессовестно лжет. Эвелин на секунду отрывает взгляд от журнала, который читает в перерыве на обед, и понимающе качает головой:
- Догадалась уже сама.
-Откуда? – притворно изумляется гардеробщица, артистично всплескивая пухлыми ручками.
- По твоим амбразурам вместо глаз.
Эвелин усмехается и снова утыкается в журнал.
- Так, это, – добродушно смеется Нинка, уличенная во лжи, - мы же выходцы из китайской деревни. Выручишь?
- Валяй!
Эвелин соглашается, зная, что Нинка расплачивается щедро и сразу. Для дырявого бюджета Эвелин зеленькая купюра, осторожно положенная на страницу журнала, станет очередной маленькой заплаткой. Для Нинки же зеленый цвет – надежда на похмелье.
Сорокалетняя умирающая Нинка оживает на глазах: энергично хватает дубленку из рук ожидающего посетителя, несется к вешалке, чтобы повесить ее на свободный крючок и возвращается к Эвелин. Старый кожаный диван, скрытый от посторонних глаз выступом стены, является для обслуживающего персонала местом отдыха. Нинка радостно суетится и подхалимничает, пытаясь этим отблагодарить сговорчивую Эвелин.
- Ты, Эва, покрасилась вчерась, что ли? Какая-то ты такая сегодня растакая красивая, даже слов не нахожу!
Нинка заглядывает в лицо читающей Эвелин. От нее исходит муторный запах перегара, смешанный с валерьяной и мятной жвачкой. Эвелин слегка морщит нос от тошнотворного запаха:
- Нет. Голову помыла.
Нинка не верит, что одним мытьем головы можно добиться такого «аффекта». Она так и произносит где-то услышанное слово «эффект». Девятнадцатилетний курьер Игорек фыркает от сдерживаемого смеха: он слушает разговор двух женщин, тщательно работая челюстями над второй кулебякой.
Игорь – болезненный «маменькин сынок», выпускник гимназии, временно работает в городской больнице. Он помешан на культуризме, и у него свои проблемы – как побыстрее набрать нужную массу тела. Игорек обожает слушать рассказы Нинки о прожитом накануне дне, где правда и ложь переплетаются в затейливых сюжетах.
У гардеробщицы богатое воображение и безграничная фантазия: одну и ту же историю она умеет преподнести в разных вариантах, неизменным бывает только начало. Все басни Нинки начинаются одинаково: «Вот, иду я вчерась...». Игорь смеется, когда Эвелин вскользь замечает, что Нинка летает на своей фантазии по гардеробу, как ведьма – на помеле.
Против пустой болтовни надоедливой словоохотливой гардеробщицы у Эвелин есть простое средство – она берет с полки журнал «Здоровье», который специально выбрала в больничной библиотеке для Игоря. Садится напротив жующего пирожок курьера и начинает читать вслух статью из раздела «Для женщин, желающих обрести стройность».
Игорь – не женщина и худеть не собирается, но всегда внимательно слушает Эвелин. Иногда он записывает на использованных автобусных талонах перечень калорийных продуктов, представляющих опасность для полных женщин, но крайне необходимых для наращивания мышечной массы тела культуриста. Благодаря советам диетологов и отзывчивой Эвелин, он все чаще вносит разнообразие в свое «кулебячье» меню. Сегодня он уже съел пачку арахисовой халвы, которую запил баночным пивом.
- Быть тебе, Игорек, вторым Арнольдом Шварценеггером,- пророчит Эвелин, заметив новую короткую стрижку курьера.
Лицо Игоря расплывается от счастливой улыбки: за последние два года ему удалось набрать двадцать килограмм веса, чем он очень гордится. Теперь никто не посмеет назвать его «задохликом». Подумав, Игорь признается, что не малую роль сыграли, в осуществлении мечты, таблетки и инъекции.
- Игорь, станешь импотентом, - укоризненно замечает Эвелин. – В журнале про это тоже написано.
- Да-да, - налету подхватывает, уставшая от длительного молчания, Нинка. – Потом плакать будешь!
Она ставит на стол трехлитровую банку с томатным соком и достает из шкафчика чистый стакан. Игорь, краснея, смеется и прячет лицо в мозолистых от тренажеров ладонях. А у Нинки уже готова новая история про импотентов, над которой иронизирует Эвелин и смущенно смеется курьер.
Время для посещения больных еще не наступило, но люди идут нескончаемым потоком. На двух нижних этажах пятиэтажной больницы расположены кабинеты физиотерапии, УЗИ и рентген-кабинеты. В обязанности коридорной входит следить за чистотой этих этажей, чем и занимается Эвелин.
Нинка носится, как заведенная, от вешалок к двери гардероба, принимая и выдавая верхнюю одежду посетителей. Она ежеминутно поглядывает на настенные часы: скоро, уже совсем скоро ленивая стрелка подползет к цифре «12», и тогда Нинка на всех парах полетит домой лечить свое здоровье.
- Нин, сердце-то твое еще болит?
Эвелин прячет в уголках губ лукавую улыбку, глядя на возбужденную гардеробщицу.
- Ой, лучше не спрашивай!
Нинка заученно хватается рукой за пышную грудь в гипюровом бюстгальтере, просвечивающийся сквозь тонкую ткань белого халата с надорванным нагрудным карманом. Уколов палец об острие булавки, которую она носит от сглаза, снова, уже испуганно, ойкает. На белом фоне появляется маленькая красная точка от капли крови из пораненного пальца.
- Ну, что за день сегодня несчастливый! Работаешь в поте лица - никакой благодарности. Еще и кровь последнюю тут проливаешь! – прибедняется Нинка, доставая из аптечки пузырек с йодом.
Игорь отрывается от записей, изумленно глядит на несчастное лицо гардеробщицы:
- Теть Нин, да в Вас еще три литра крови осталось! Что Вы зря убиваетесь? А Эвелин постоянно сдает кровь, вот это я понимаю!
- Да, иди ты! – беззлобно отмахивается от слов курьера Нинка.
Она садится за стол, подперев раскрасневшиеся щеки, и оттопыривает палец, щедро смазанный йодным раствором. Уловив в чтении паузу, она вклинивается с важным сообщением:
- Вчерась вышла с больничного наша Мегера.
Нинка имеет ввиду заведующую отделением Ольгу Петровну и вздыхает от собственной новости. Эвелин вчера была выходная и, опрометчиво брошенная гардеробщицей, фраза ее настораживает – неофициально подменяя Нинку, она рискует своим рабочим местом. Молча встает с дивана и уносит журнал на полку, по пути прихватив ведро с чистой водой. Берет швабру, пропускает черенок сквозь дыру, вырезанную по центру мешковины, и уходит подтирать лужицы от растаявшего снега после ног посетителей.
В конце длинного коридора возникает высокая дородная женщина в белом халате. Ольга Петровна делает знак зайти, Эвелин догадывается – на «ковер».
Нинка тоже замечает знакомый жест и пугается, глядя вслед удаляющейся ладной фигурке Эвелин. Она подходит к зеркалу, придирчиво рассматривает полнеющее, от частых застолий, гладкое тело в мешковатом халате с недостающей нижней пуговицей и говорит своему отражению:
- Везет же нашей Эвке: ей и костюмчик по спецзаказу пошили, и машину к Новому году купили, и значок донорский опять выдали. А теперь, на ковер вызвали.
- На какой еще «ковер»?
Игорь перестает жевать сдобную булочку, поражаясь логике гардеробщицы.
- К Мегере. У кого тут еще ковры есть?
Нинка уныло смотрит на часы, переводит взгляд на окно, за которым хлопьями падает снег и добавляет:
- Вот тебе и старый Новый год, а мне – полный облом!
- За машину больница отдала тридцать тысяч, а полное дерьмо, - со знанием дела запоздало откликается на исповедь Нинки курьер.
- Вся жизнь – полное дерьмо, - философски заключает Нинка. – И всему виной Мегера.
Постучавшись в дверь кабинета заведующей, Эвелин входит и садится в кресло одновременно с предложением сесть.
Ольга Петровна, неизвестно когда и кем прозванная за неуживчивый и вздорный характер "Мегерой", была не в духе. Она злится за нагоняй, только что полученный от Главного: ему, видите ли, не нравится, что коридорные до сих пор моют полы по-старинке – шваброй. Ольга Петровна изучающее рассматривает подчиненную сквозь дымчатые стекла очков, скрывающие взгляд. Старается взять себя в руки, вспомнив, как на крикливые замечания, разносящиеся по всему отделению, впервые услышала от новенькой коридорной в ответ не жалкий оправдательный лепет, а спокойную просьбу – выражать претензии корректно и, желательно, в кабинете.
Заведующая задерживает взгляд на русых волосах Эвелин, тщательно уложенных в прическу, и машинально касается ладонью своих коротко стриженных волос. Автоматически, по-женски, отмечает про себя, что голубой костюм выгодно подчеркивает цвет глаз подчиненной, но ведро с водой и швабра в руках коридорной придают такой поразительный контраст внешности, что Мегера теряет все фразы, подготовленные для разноса.
- Так, Эвелин. Почему ты опять со шваброй? Я хочу знать, что там приключилось с машиной?
- Извините, Ольга Петровна, но я – не электрик.
- Но полы она хоть моет?
Заведующая нервным движением перекладывает на столе документацию.
- Трудно назвать мытьем это разбрызгивание по сторонам воды. У Насти в поликлинике я видела другую картину.
- Ты же с Андреем Андреевичем уже разговаривала на эту тему, - не сдержавшись, ехидничает Ольга Петровна.
- Он сам у меня интересовался, увидев результат работы, пока Вы болели.
- Почему ты не доложила мне лично о проблемах с машиной? – повышает тон заведующая.
Она недовольна разговором коридорной с Главным, из-за чего у нее сегодня испорчено настроение на весь день.
- Вы сами, Ольга Петровна, предупредили меня, что техническими вопросами занимается сестра-хозяйка больницы.
- Не надо меня бояться. Надо докладывать обо всем, если дело не двигается с места.
Заведующая произносит фразы напыщенно и раздвигает в довольной улыбке бесцветные губы. Эвелин смотрит прямо в глаза Мегеры, увеличенные линзами очков и спокойно улыбается в ответ:
- А я Вас и не боюсь.
Некоторое время в кабинете чуть слышно дышит тишина. Две женщины молча гипнотизируют друг друга, сохраняя на губах напряженные улыбки вежливости.
- Хорошо. Сейчас буду снимать стружку с Елены Васильевны!
Мегера ищет нового «козла отпущения» плохому настроению и в жертвы выбирает безропотную сестру-хозяйку.
- Елена Васильевна присылала ко мне электрика, но у машинки гарантийный срок. Поэтому Главный, простите, Андрей Андреевич и предложил вызвать специалистов. Они приедут в конце недели.
- Хорошо, Эвелин. В пятницу состоится собрание для информаторов и коридорных.
Отрывисто произнесенные фразы звучат, как угроза, и не предвещают ничего хорошего. Мегера вновь быстро закипает, как электрочайник, и даже темные усики над верней губой сердито топорщатся.
- Можно узнать повестку дня? – Эвелин легко поднимается с кресла.
- О плохой работе!
Резкий ответ звучит, как выстрел, но ему не пробить броню спокойствия и уверенности коридорной. Мегере хочется взорваться и накричать на Эвелин, не выбирая слов, что она обычно позволяет себе с другими подчиненными, но почему-то не может. И только взгляд за стеклами очков выдает внутреннюю борьбу Ольги Петровны.
- Разве мы плохо работаем? Две недели назад, до Вашей болезни, Вы были довольны работой коридорных, -мягко напоминает Эвелин.
- А вот вышла с больничного и увидела другое! У нас все должно сверкать и блестеть! Скоро приедут иностранцы, уж они заметят не только твой костюмчик!
- Я выполняю свои обязанности независимо от спецодежды и Вашего отсутствия, Ольга Петровна.
- Значит, надо еще лучше! У вас смена по 12 часов, вот вы и должны выкладываться в эти часы. Сейчас закончится евроремонт туалетов на первом этаже, вот тогда у вас прибавится работы!
Мегера уже не скрывает злорадной улыбки, исказившей неправильные черты лица. Нос с горбинкой придает лицу сходство со стервятником. «Стервятина и есть», - думает Эвелин, поражаясь игре слов. И в то же время, ей жаль старую деву, так и не познавшую радость материнства. Живет сама для себя и для кошки. Была ли она когда-нибудь любима? Любила ли сама? Может, и злится ее душа от невостребованности?
- Там должна быть идеальная чистота! – доносится до слуха Эвелин резкий голос Мегеры.
- По-моему, Ольга Петровна, поддерживать чистоту в отремонтированном помещении еще проще, - соглашается коридорная, думая об оставленной работе ради этого самодурства.
- Хорошо. Встретимся в пятницу на собрании. Если у Вас, Эвелин, - заведующая неожиданно переходит на «Вы»,- будут ко мне претензии, то прошу!
Эвелин чуть не добавляет ее любимую угрозу:«На выход!». Ольга Петровна частенько напоминает своим подчиненным, что на их место с биржи труда прибежит девять человек в шляпах, которые не будут выламываться.
- Я свободна? – коридорная берет в руки ведро и смотрит на Мегеру.
- Да, пожалуйста.
В гардероб Эвелин заходит под перекрестными взглядами унылой Нинки и скучающего Игорька, которому скучно даже доесть сгущенку. Она молча подходит к зеркалу и смотрит себе в глаза: совесть ее чиста, как и территория, за которую отвечает. Задумчиво вынимает с волос заколки – белокурые волосы локонами падают на плечи. В зеркало на нее глядят неземные печальные глаза падшего Ангела.
- А надо ли быть святой? – произносит вслух Эвелин.
Нинка застывает с полуразинутым ртом, в котором бьется вопрос. В скучающих глазах Игорька появляется интерес, а Эвелин грустно ему улыбается и щелкает по носу. Сунув в карман Нинки ее зеленую купюру, она думает о дочери, ожидающей ее в пустой квартире.
В гардероб заглядывает электрик Генка.
- Что там у тебя?- он теряется, окинув взглядом Эвелин и поправляет себя.- Что там у Вас с машинкой?
- Не знаю, Гена. Может, ты сам хочешь попробовать помыть полы? Я сейчас принесу воды.
Генка разматывает длинный шнур, искоса поглядывая то на ярко-синюю поломоечную машинку, то на Эвелин с распущенными волосами. «Русалка», - решает Генка и наощупь нажимает кнопку. Взвыв, машина начинает фыркать и плеваться мыльной пеной. Эхо пустого коридора подхватывает и усиливает вой мотора.
У не опохмелившейся Нинки трещит голова: она ругается и уходит в гардероб, хлопнув дверью. Игорек стоит в коридоре и смеется – он опять что-то жует.
Электрик добросовестно утюжит полы, гордо шагая рядом с коридорной.
На вой поломоечной машины собирается толпа зевак, обсуждая качество работы. Полы в коридоре становятся похожими на содранную шкуру зебры, где темная полоса –мокрая, а светлая –сухая.
- Все нормально, - убеждает сам себя и зрителей сомневающийся Генка.
- Так и должно быть, - ехидно вторит ему Эвелин. – Я теперь всегда буду так мыть.
- Конечно, чище, чем шваброй, -серьезно поддерживает их Мегера, выйдя из кабинета на шум. Она подозрительно рассматривает «шкуру зебры», сняв очки.
Всем весело от неразберихи и шума.
Из родильного отделения старается перекричать рев мотора медсестра, сложив ладони рупором:
- Вы мне всех рожениц на уши поставили!
В гардеробе Нинка ноет, что у нее сейчас лопнет голова, а мозги завитушками упадут на плечи, как волосы у Эвелин.
- Ниагарским водопадом, - уточняет эрудированный Игорек, отпивая маленькими глотками из кружки горячий сладкий чай.
- После «тихого часа» продолжу, - подмигивает коридорная гардеробщице.
- Тогда уж, постарайся у кабинета Мегеры, - со стоном просит Нинка.- Пусть у нее башка болит так же, как у меня.
На первом этаже больницы воцаряет сонная тишина.
Коридорная, воспользовавшись отсутствием посетителей, до блеска намывает стеклянные входные двери, тихо напевая детскую песенку.
Нинка у зеркала выдавливает на носу прыщик, бормоча сама себе:
- Кто-то в меня влюбился, видимо. Интересненько, кто бы это?
Игорек, зевая, смотрит на часы, ожидая конца рабочего дня, чтобы пойти в тренажерный зал.
Внезапно в родильном отделении хлопает дверь. Еще раз. Мелькают халаты медперсонала. Слышны возбужденные голоса. Трещит телефон.
Происходящее за стеклами дверей отделения привлекает внимание любопытной Нинки. Она исчезает, но вскоре возвращается, переполненная эмоциями и новостями.
- Родила двойню! – выдыхает Нинка, блестя глазами.
- Скороспелка же ты, Нин, - шутит Эвелин, оттирая на стеклах пятна от чужих рук.
- Кровотечение не останавливается! Запасов крови не хватает! Ищут по больнице доноров! – Нинка захлебывается после каждой фразы и переводит дыхание. – Что будет? Что будет! Не дай Бог, детки без матери останутся! Два пацана!
Она по-бабьи начинает причитывать.
- Да, погоди ты! Какая группа крови нужна? – Эвелин резко трясет гардеробщицу за плечи.
- Кажется, первая, - напрягает память Нинка и переключает внимание на Игорька, с недоеденным пряником в руке и предупреждает:
– У меня – сердце.
- А у меня – третья, - оправдывается Игорь и кашляет.
- Эва! Ты куда? Ты же вчера сдавала! – Нинка надрывно кричит вслед убегающей коридорной.
- Они еще об этом не знают, - за Эвелин отвечает курьер и отворачивается к темному окну.
Он представляет, как вчера хрупкая Эва отдала целый стакан крови, словно томатный сок из трехлитровой банки Нинки. Игорь пристально смотрит на банку с соком.
- Теть Нин, при прямом переливании какая норма? – обеспокоено спрашивает он у гардеробщицы, подкрашивающей губы.
Прежде, чем ответить, она промокает толстый слой помады бумажной салфеткой, зажав ее губами, смотрит на ярко-красный отпечаток и вздыхает:
- Возьмут грамм четыреста или больше перекачают, если надо. Уплатят денежку. И гуляй, Вася!
Игорек переводит взгляд с хищных кроваво-красных губ Нинки на ее халат с плохо отстиранным пятнышком крови и делает вывод:
- А Вы сейчас на вампира похожи.
- Дурак ты, Игорь, как детский сад! Понимал бы чего в женщинах!
Нинка обижается на слова курьера, стучит себя кулаком по лбу и уходит в коридор.
Двери в родильное отделение не успевают закрываться: работники больницы, оповещенные дежурной медсестрой, из разных отделений спешат на помощь молодой матери. Они шепотом здороваются друг с другом и тихо переговариваются, обсуждая происходящее. Суетятся медсестры, устанавливая капельницу. У врача-реаниматора сосредоточенное лицо и усталые глаза: за сегодняшний день он четвертый раз готовит к работе систему переливания крови. Санитарки уносят окровавленные простыни и пеленки роженицы.
- Когда сдавали кровь?
- Не помню, давно. Месяца 4 назад - звучит ложь во имя спасения других.
Игла входит в вену точно, но острая боль появляется секундой спустя, когда Эвелин встречается глазами с роженицей: удивительно красивые, чуть продолговатые карие глаза. Тяжелые роды и борьба за жизнь обвела эту красоту темными кругами печали. В немигающем взгляде женщины смешались: страдание и надежда, страх и недавняя радость. В них дрожит желание жить, как в глазах раненой лани. Эвелин чувствует толстую иглу в вене под нежной кожей чужой шеи, словно в своем сердце. Реаниматор смахивает обильный пот, заливающий его напряженное лицо:
- Как Вы себя чувствуете?
- Нормально. Продолжайте.
- Тогда, возьмем еще немного?- в глазах врача затаилась растерянность.
Эвелин становится холодно от внезапно накатившегося на нее страха за чужую жизнь.
- Берите, доктор, сколько надо.
Благодарные глаза лани...хлюпающие звуки, издаваемые маткой роженицы...отброшенные санитаркой в сторону простыни, пропитанные кровью...бледное с сероватым оттенком лицо...пульсирующая вена...безграничное желание - вместе с кровью отдать всю свою жизненную силу человеку, чтобы удержать его от черты, за которой нет жизни ...запах пота, крови и ожидающей, своего часа, смерти...
Эвелин медленно идет по длинному коридору, видя перед собой глаза погибающей лани. Как заклинание шепчут пересохшие губы:
- Только живи! Умоляю тебя, живи!
Она достает из кармана наручные часы, и десятки ярких кругов вспыхивают в неожиданно наступившей темноте. Сильное головокружение заставляет прислониться влажной спиной к холодной стене. С глухим стуком ударяются об пол маленькие часики на тонком браслете. Время остановилось.
Вездесущая Нинка оказывается рядом с Эвелин в тот момент, когда она спиной плавно съезжает по стене вниз. Игорь легко подхватывает обмякшее тело на руки и заворожено смотрит, как на сгибе локтя, сквозь ткань голубого блузона, все отчетливее проступает красное пятнышко.
25. Болевые точки http://www.proza.ru/2013/04/30/1652
Сергей Упоров 2
Темы эти постоянно крутятся у нас перед глазами по телевидению, в интернете, и слышим мы об этом по радио, и говорим об этом с друзьями и знакомыми, и единственная тема – тема ЖКХ, наверное, является равнозначной по вниманию тому, что уделяется сейчас проблемам здравоохранения и образования в России.
И когда я задался вопросом: «А почему именно эти проблемы, а ни какие-то другие вопросы?», то ответ пришёл сам собой. Конечно, право на жизнь и здоровье, и право на труд, являются одними из важнейших прав граждан закреплённых в Конституции. Но тут же я понял, что проблемы нашего здравоохранения опять же истекают из проблем образования. Мы не довольны не самой системой здравоохранения, а квалификацией медицинской помощи, которая в основном ( повторяю только в основном) является следствием неквалифицированных врачей. Хотя, конечно, не всё так просто!
Вот яркий случай! Привожу в травмпункт пожилую женщину, инвалида по зрению, а фактически почти слепую. Между прочим, заранее звоним туда по телефону, объясняем, что травма колена, возникла при падении неделю назад, теперь вот опухоль, видимо жидкость в области мениска или кровь. Получаем добро: «Приезжайте!».
Доезжаем на такси, в коридоре никого, уже удача. Входим, и я объясняю, что являюсь сопровождающим, но меня прерывают сразу, причём прерывает не врач, а пожилая женщина очень похожая на санитарку. Оглянувшись, вижу, что отвернувшись к телевизору, сидит ещё одна женщина, и та точно более походит по внешнему виду на медсестру. Врач, мужчина за столом, безучастно копается в бумагах и поднимает голову, когда у меня в голосе появляются нотки протеста.
- Вам же сказали, выйдите! – бросает он в мою сторону. Приходится подчиниться, усадив больную на кушетку возле двери. Через некоторое время, меня приглашают, и даже упрекают, что я неправильно объяснить ситуацию, хотя мне и рот не дали раскрыть. Однако, на упрёки санитарки не обращаю внимание, т.к. уже чувствую, что врач нервничает и начинает повышать голос. Он не доволен, что пациентка не может точно ответить на его вопросы. А пациентке, кстати, семьдесят пять лет, и в связи со слепотой она иногда путается и теряется в пространстве, особенно когда с ней говорят на повышенных тонах. Санитарка подсовывает мне какие-то бланки, и я вижу, что это что-то вроде согласия на оказание медицинской помощи, но разглядеть точно не успеваю, хотя мне настойчиво рекомендую заполнить бланк, «раз ваша родственница не может этого сделать». Я достаю ручку пытаюсь писать, но потом не выдерживаю, и начинаю сам отвечать на вопросы врача, который заметно нервничает, и даже злится на бестолковые, по его мнению, ответы пациентки. Она действительно отвечает путано и длинно, с ненужными подробностями, что является следствием и болезней и возраста.
Но мои объяснения врач прерывает моментально: « Вам нужно делать то, что сказали, а не лезть, куда вас не просят!». Мне предлагают заполнить бланк и молчать. Я не выдерживаю, возмущаюсь.
- Послушайте! Я не ваш раб, и даже не ваш подчинённый. Вы со мной так не разговаривайте, пожалуйста…
Врач подскакивает с места, с грозным видом, я тоже поднимаюсь с кушетки. Слава Богу, что я не из трусливых, вроде как;), да и оказался выше на голову, и шире в плечах «мудрого эскулапа».
- Выходите! – потребовал он.
«Хорошо! – киваю я, - Но жалобу на вас в Министерство Здравоохранения области я всё равно напишу». Я, конечно, возмущён…
Закончилось всё хорошо! Позже я узнал, что когда я вышел, разговаривать врач стал не так «задорно» и рьяно и, в общем-то, сделал всё что нужно: осмотрел, посоветовал лечение, подтвердил, что нет перелома, и написал направление к хирургу в поликлинику. Но почему для этого нужно было вначале устраивать чуть ли не скандал?
Да, возможно, что до нас, у этого же врача был какой-нибудь пьяный пациент, который грубил или просто вёл себя не адекватно, и врач не смог «перестроится», когда мы пришли. Знаю, что в травмпункт попадает много всякого народу! Но разве это может оправдать поведение врача? Разве это может оправдать вообще, кого бы то ни было? …
История имела продолжение;)). В поликлинике старушке делала разрез на колене медицинская сестра. И когда та спросила, почему не врач, та только вздохнула и пожала плечами: «Знаете же их молодых? Ничего не умеют».
«Не знаю, кто он такой, - рассказывала мне старушка, выйдя из кабинета,- запомнила только отчество – Гамбитович! Но я как бывший медицинский работник в шоке! Не иначе диплом купил, и делать ничего не умеет…».
Почему такое происходит с нами на каждом шагу? Почему ничего не меняется? – спрашивают люди. И в чём-то они правы. В век, когда делают операции на открытом сердце, когда лечат такие страшные болезни как туберкулёз и даже рак, люди страдают от того, что не могут получить первоначальную, самую элементарную медицинскую помощь. И это не слова!
В нашем не очень большом, двести тысяч населения, городе, люди и до сих пор удивляются тому, что умерла молодая тридцатилетняя женщина, мать двоих детей, от воспаления лёгких. Девять дней было позавчера! И все уверены, что виноваты врачи! Диагноз ОРВИ, потом никому не нужная флюорография, вместо рентгена, двухнедельное лечение от бронхита, и в конечном итоге «Скорая помощь», которая уже констатировала, что женщина дышать сама не может. Она умерла в больнице через несколько дней.
Были ли такие случаи в нашей Советской, так восхваляемой многими сейчас, жизни? Были, конечно! Но это было другое тысячелетие, и медицина стояла тогда на другой ступени развития, и думаю, что именно это возмущает людей!
А предпосылок к этому много! Это и врач, который выпив лишнего, рассказывал мне со слезами в голосе, что получил «взбучку» от главного врача за то, что поставил пациенту диагноз - корь.
«Переписать немедленно! – орал главный врач, - И забудь о гриппе и кори вообще! Мне что из-за одного тебя, умника, вводить карантинные меры в районе? Да, мне легче тебя уволить…».
- Теперь пишу всем ОРВИ! – пьяно кивал головой врач, - Плевать мне! Буду лечить от гриппа и кори, а писать что скажут. Мне шесть лет нужно доработать…
И я понимал его! Ему совсем не наплевать, и он страдает, и душа его болит…
И тут же вспоминалась заведующая кафедрой в одном из институтов города. За этим же большим столом, среди шумного праздника ( так и хотелось написать «средь шумного бала;)), она рассказывал, как однажды пришла к декану института с бумагами на отчисление с курса инженеров одного из учащихся. Студент практически несколько месяцев не посещал лекции, постоянно сдавал экзамены и зачёты с «надцатого» раза, и вообще игнорировал всё и всех.
- Знаешь что? – сказал декан, когда узнал, что студент оплатил за учёбу на год вперёд, - Мне легче уволить тебя, и найти нового заведующего кафедрой, чем отдуваться за низкий уровень выпуска инженеров. Их у нас и так не слишком много…
- И ведь действительно может уволить, - жаловалась стареющая женщина, грустно подпирая ладонями морщинистое лицо, и пронзительно смотрела куда-то вдаль, сквозь стену, умными и такими тоскливыми глазами.
- Кандидатский минимум у нас сейчас вся молодёжь покупает! – продолжала она, - Если есть миллион, то за тебя всё сделают. Твоё дело промычать на защите и получить степень кандидата наук. В преподавательской, старые преподаватели сидят своим кружком, и разговаривают совсем не о том, о чём молодые. Молодые преподаватели, прямо перед лекциями, не стесняясь, говорят о модной одежде, об украшениях и автомобиля, и даже нисколько не думают о предстоящих лекциях. Ну, а так, как они их ведут, то и готовятся они к ним, скорее всего, за завтраком, если вообще готовятся…
- Да! – вторит ей уже пожилой, седой доктор, - Боюсь, когда мы уйдём, то люди будут умирать не только от обыкновенного аппендикса, но и под развалинами домов, которые настроят ваши будущие инженеры!...
Что-то сломалось в нашей жизни! Именно в нашем укладе жизни! И видимо давно…
А мы пытаемся искать корни зла в образовании в здравоохранении, в ЖКХ. Где ещё?
А может быть причина не в образовании и не в медицине? Может быть, она в нас самих? В нашем отношении к своему делу, в отношении к друг к другу, и вообще в наших взглядах на окружающий нас мир?
Ну, сменим мы министра образования. Или другого министра, как требует думская оппозиция, и что изменится? Ну, проголосуем на выборах за другого президента, и как это поменяет наши взгляды?
В нашем городке, предприниматели не только не стесняются обманывать принятых на работу специалистов (экономистов, юристов, бухгалтеров и т.д.), но ещё и гордятся этим. Сам слышал, как они разглагольствовали об этом, когда случайно оказался с ними в одной компании на природе прошлым летом…
Имидж ничто? Так что же остаётся для нас ориентиром? Неужели только деньги?
Если так, то у нас просто нет будущего! Ведь даже великая когда-то страна Америка, при всём её поклонении доллару, никогда не держалась только на поклонении деньгам…
26. Ах, Катюша, сестра милосердия
http://www.proza.ru/2015/12/10/1430
Евгений Боуден
Уж, наверное, ягоды спелые,
Нам не видно в окно палисад,
А в палате стерильные, белые
Стены розовым красит закат.
(Олег Митяев)
Россыпь огоньков, щедрой рукой брошенных бархатной ночью на близлежащие дюны, прерывается черной линией, будто проведенной под линейку. Вдоль нее проносятся ярко светящиеся болиды - огни машин, летящих в сторону Хайфы. Перпендикулярно им уходящий почти на километр в море, расцвеченый линией огней, причал хадерской электростанции.
Мои соседи уже спят, в палатах потушен свет, а я, как завороженный, слежу за проносящимися огнями. Но вот и они редеют. На экране моего монитора, к которому я подключен, уже почти час ночи, а сон все не идет ко мне.
Я перевожу взгляд на противоположное здание больницы и разглядываю редкие светящиеся окна. В одном из них появляются и вновь уходят медсестры, и я начинаю сам с собой игру - засекаю время на мониторе и загадываю цифру. Если число входящих медсестер за минуту превышает задуманную цифру - значит я выиграл, а если нет - выиграл другой я.
Так проходит еще полчаса. Делать нечего, жму кнопку и у примчавшейся медсестры прошу снотворное. Наконец, обвеваемый приятным ветерком из раскрытого окна, засыпаю с мечтой о том, что завтра меня обязательно отвяжут от монитора и отпустят домой.
Меня будит встревоженный писком монитора сосед по палате.
Бип - бип - бип, тревожно пищит монитор, мигают поочередно две красные лампочки и в ритме с ними экран постоянно меняет цвет. Прыгают цифры 156, 170, 149. Все смолкает. 125 - 137 - 151, и снова светомузыка, и снова, и снова, и снова... Ничего не болит, но заползает холодок страха. Боюсь ли я смерти? Нет, ни капельки, но жутко неприятно. Я не трус, но я боюсь. Пытаюсь определить свои ощущения, на что они похожи, но мне это никак не удается. Разве что, разве что... Это вроде, как стоишь в шаге от края глубокой пропасти, заглядываешь в нее и боишься сдвинуться хоть на несколько сантиметров, а вдруг оступишься.
У меня "Пирпур магир" - трепетание. (Парпар на иврите - бабочка, а магир - быстрый). Что-то вроде "Бабочка, быстро трепещущая крыльями". А может я влюбился? Знать бы только в кого.
***
Ну вечно у меня все не так, как у людей! Меня должны везти на обследование со смешным названием Ти-и (TI) - обследование сердца через зонд с микрокамерой, вводимый через пищевод. И если в сердце нет сгустков (крови?) последующим мощным электрошоком, который должен перезапустить мою "трепещущую бабочку" уже с правильным ритмом (в синусе), как это было два года назад. Но... Мне забыли сообщить, что нужно с вечера ничего не есть.
Но коль я позавтракал, то все отменяется. и переносится на начало следующей недели. Сегодня четверг, завтра пятница, послезавтра суббота - значит еще три дня ожидания, в состоянии связки с монитором, три долгих дня ожидания!
"Что так сердце, что так сердце растревожено" - эти три дня монитор сводил с ума меня и моих соседей. В шаббат (субботу) в больнице только дежурный врач. Сестрам и медбратьям надоело ко мне бегать, и они его позвали.
Оказалось это русскоговорящая доктор Наташа, та самая, которая принимала меня и занималась мной пару дней. И Наташа вкатала мне лошадиную дозу какого-то лекарства, как мне потом объяснили, одного из сильнейших ядов. А следом антидот (противоядие). Рука почувствовала будто от запястья до плеча в нее вбили кол. Монитор еще пару часов побуянил и, наконец, сдался и успокоился.
Утро новой недели. Красота! Меня прямо в кровати везут на Ти-и и, возможно, последующий наркоз и электрошок. Сопровождает меня небесное создание в белых сестринских брючках, зауженных до предела, и обрисовывающих ее линии, и белом же свитерке в облипку. Правда ангел вовсе не белокурый, а чернобровый, с блестящими темно-каштановыми волосами до середины спины, с черными восточными глазами нежной газели. Услада для глаз.
"Ах, Катюша, сестра милосердия,
Посмотри на меня, посмотри"
Вскоре ее ласковые, проворные ручки порхают по моей груди, присоединяя проводки, надевая зажимы для ЭКГ и манжеты для измерения давления.
В это же время строгая женщина в возрасте, как дьяволица зловеще поблескивая очками, показывает мне пыточные инструменты, рассказывает как их будут применять. Стараюсь ее не слушать, а сосредоточится на склонившемся ко мне ангеле.
Мне дают подписать документ, в котором говорится, что даже в случае мой смерти, я не буду являться с того света и преследовать их. Подписываю, и дьяволица, удовлетворенно предвкушая начало пыток, торжественно удаляется, а через пару минут возвращается почтительно сопровождая пожилого заплечных дел мастера. Профессор (ого какой чести я удостоился) Спрингфельд. Тот представляется мне и объявляет что сейчас они начнут.
Бросает взгляд на экран на котором видны все параметры и вдруг: "Сегодня не ваш день, и ваш ангел хранитель вернул вас в синус, а потому пытки отменяются. Сейчас вас вернут в отделение".
Был в косинусе - стал в синусе! Я же говорил, что у меня всегда все не как у людей!
Мой белый ангел снова склоняется надо мной, обдавая своим запахом, запахом жизни, свежести и молодости, и отсоединяет меня от проводов. А может мое сердце среагировало именно на этого ангела?
Мы снова катимся в моей корабль-кровати через переходы больницы.
"Ах, Катюша, сестра милосердия,
Не смотри на меня, не смотри".
Современная израильская больница - огромный комплекс многоэтажных и одноэтажных зданий, соединенных десятками длинных коридоров и переходов. Ранее мне несколько раз случалось заблудиться в них, несмотря на наличие вывесок, свисающих с потолка, и указателей на стенах. Своего рода страна в стране.
Только паспорт тут не нужен, потому что первое, что делают при госпитализации - окольцовывают тебя, словно пойманную птицу. На руку надевают пластиковый браслет, на котором вся информация о тебе: имя и фамилия, номер паспорта, возраст, отделение, к которому ты приписан, какой-то длинный номер, штрих-код. Теперь ты собственность больницы. "Ах попалась, птичка, стой, не уйдешь из клетки". Моя клетка, извиняюсь, мой кондиционированный номер со всеми удобствами - большая комната с высоченными потолками, кучей приборов на приборных досках вдоль стен. Можно даже уединиться на своей кровати, задернув вокруг нее занавеси.
Нет, это не клетка, а собачья будка, поскольку меня посадили на цепь, то-есть трехметровый кабель, присоединенный к монитору, в свою очередь присоединенному к приборной доске на стене. На черном экране монитора график кардиограммы, огромные цифры сердечного ритма, рядом цифры помельче (41 - 150) ограничивающие, как я это назвал "коридор жизни". Календарь, время, а внизу экрана моя фамилия, по-видимому сначала переписанная на иврит с английских букв, а затем обратно "переведенная на английский". Получилось "Вogodan", ну, то-бишь, Богом данный.
И стал этот монитор моим личным другом и личным врагом №1. После полутора суток почти нормального синуса, он вспомнил, что есть еще и другие тригонометрические функции. Похоже тангенс. Все снижаясь и снижаясь, все ближе подвигаясь к нижней отметке 41.
Вот только попробуй опуститься ниже!
***
Мне снился пожелтевший от времени лист бумаги, который, наподобие титров в кино, довольно быстро плыл сверху вниз. От меня требовалось прочитать в нем какую-то очень важную фразу, рассыпанную в разных местах текста. От того, насколько правильно я сумею сложить фразу, зависел мой приговор, в ней заключенный. Проблема заключалась в том, что буквы текста местами обсыпались от старости, или так быстро проплывали, исчезая где-то внизу, иногда слова налезали друг на друга. Короче, все усилия были напрасны. Фраза не складывалась. Наконец с небес прозвучал финишный сигнал и небесный голос назвал мое имя.
Меня за плечо трясет сосед: "Проснись! Проснись! Твой монитор опять сошел с ума". С трудом сообразив, что это не Господь, бросаю взгляд на монитор. Бип - бип - бип, тревожно пищит он, мигают поочередно две красные лампочки и в ритме с ними экран постоянно меняет цвет. Прыгают цифры 40, 39, 37. Все смолкает. 41, 48, 40 и снова светомузыка, и снова, и снова, и снова... Ничего не болит, но заползает холодок страха.
Не выдерживаю и нажимаю кнопку вызова медсестры. Вскоре в палате зажигается свет и звучит строгий вопрос: "Кто звонил?" Я объясняю причину и слышу в ответ: "Мы это и без твоих вызовов видим у себя на пульте. Нечего трезвонить!"
Да, уж! Лучшая медицина в мире еще не обозначает лучший в мире медперсонал. Но все-же полегчало, раз я все-таки под присмотром.
Снова заснул, но теперь даже сквозь закрытые веки я ощущал цвет монитора, контролировал не светятся ли лампочки и не пищит ли тревожный сигнал. А он продолжал беситься всю ночь и лишь под утро, видимо устав, заткнулся.
Дождавшись рассвета, я позвонил жене. Но прежде, чем отрапортовал ей о положении вещей, она огорошила меня тем, что проснулась среди ночи от моего громкого голоса, а затем уже до утра не могла уснуть. Кроме того, Джесси, наша кошка, то начинала впиваться когтями ей в кожу, то вдруг как-то странно мяукала хриплым голосом.
***
Как здесь тянется время! Даже не как резина, а как какой-то сверх-липкий клей, от которого невозможно отцепится и отодрать его от своих пальцев. А каждый, наконец-то прожитый день лопался, как пузырь уже безвкусной жвачки, такой же ненужный, как и эта жвачка.
Единственная живая ниточка с внешним миром - мой телефон. Главное, дождаться посещения, когда либо дочки, либо жена приходит с внучками.
Ах, как им здесь все интересно, как и все, что есть у дедушки - вкусно. У них просыпается, обычно отсутствующий, зверский аппетит. Потом они принимают сладкие подарки от соседей по палате, играют с ними, прыгают, разговаривают, а я просто млею, видя что общительность моих малышек вызывает теплые улыбки и горжусь своими девочками, своими маленькими "чудами".
И снова клейкая тянучка времени, от обхода до обхода, от пересмены до пересмены то врачей, то медсестер и медбратьев.
Надо бы организовать соревнования по плеванию в потолок, хотя вряд-ли кто доплюнет на такую высоту. Зато глотаю книги. День - книга, день - книга. Уже более десяти книг прочитал. Не маленьких.
Монитор, будь он благословен, уже третий день молчит, хотя и сдвигается иногда к нижнему пределу. Сволочь, если ты еще хоть раз дрыгнешься - разобью к чертям!
Россыпь огоньков, щедрой рукой брошенных бархатной ночью на близлежащие дюны, прерывается черной линией, будто проведенной под линейку. Вдоль нее проносятся ярко светящиеся болиды - огни машин, летящих в сторону Хайфы. Завтра, при свете дня я пересеку эту трассу и уже со своего балкона буду наблюдать уходящий почти на километр в море, расцвеченый линией огней, причал хадерской электростанции.
Все! На волю с чистой совестью!
9 ноя, 2013
27. Врач-психиатр... или история о влюбленном Васе http://www.proza.ru/2015/12/14/1670
Василиса Савицкая
Все события выдуманные, совпадения случайны.
Как говорил великий Маршак: "Все профессии нужны, все профессии важны"...
Меня угораздило лучше всех. Я врач-психиатр. Вы думаете у меня призвание и все такое. Нет, конечно, сейчас с высоты прожитых лет, я понял, что у меня призвание, и я люблю свою профессию, но узнал я об этом несколько позже, чем надо.
В детстве, когда все играли в футбол и заказывали под елку машины, я не препарировал лягушек и не искал под этим волшебным колючим деревом пластмассовые части тела людей и книги по анатомии. Я так же честно, выполняя свой мальчишеский долг, гонял во дворе с мячом, а вместо анатомических книг, меня искренне интересовали ракеты. Соответственно этой тайной любви, убежденность, что я стану космонавтом меня не покидала. Правда эта же убежденность не покидала Мишку с соседнего двора и Кольку, соседа по площадке, и даже рыжая противная Ленка тоже постоянно всовывалась в наши мужские космонавтские дела, заявляя, что и она туда же. Но я был уверен, что они не будут, а я буду. Мы часто ссорились из-за этого, выясняя у кого же больше шансов. Когда конфликт достигал неимоверных размеров, мы брали бочку, лежащую долгие годы во дворе, засовывали в нее одного из нас и со всей дури катали по двору. Побеждал тот, кто спустя полчаса безумной тряски в этом замкнутом, вонючем пространстве, мог, выйдя из него ровно и уверено пройти по нарисованной нами же мелом линии. Как правило, ни кто не мог, поэтому споры на эту тему не заканчивались.
Бочка осталась в прошлом. Мысли о космонавтике с годами рассеялись, оставив сладкий вкус воспоминаний о детстве. С Мишкой, Колькой и Ленкой мы все так же следовали по жизни рядом. А вместо бочки, у нас были посиделки по вечерам за гаражами, песни под гитару, а в голове самые важные вопросы в жизни...о любви.
В институт меня занесло случайно. Накануне подачи документов, мы бурно праздновали день рождения Ленки. Дебаты на тему кем же быть не заканчивались весь вечер. Ленка, как главная героиня вечера, чувствуя свои полные права именинницы, кричала громче всех, убеждая присутствующих, что медик - это профессия будущего. Я с ней не соглашался, не потому, что так не считал, а потому, что вообще в данный момент времени, ни как не считал. Море вина, гитара и близкие сумасшедшие друзья, были намного интересней, нежели разговоры о будущем. В двенадцать ночи, окутанный парами алкоголя и веселья, я четко осознавал, что с утра мне надо делать выбор, вступая во взрослую жизнь, но какая профессия будущего подошла бы лично мне, я до сих пор не знал.
Утром с нереальной головной болью, все еще ощущая присутствие алкоголя в крови, было принято сумасшедшее решение идти в мед. ин. Ленка и Колька шли же, а я чем хуже. Типа: "А пойдем? А давай!" И пошли.
Ленка и Колька с момента как бочку все-таки злая баба Фрося, цербер нашего двора, забрала, изменили своей мечте стать космонавтами, опустились с космоса на землю и решили быть врачами. Они начали судорожно искать бедных зеленых тварей, что б увидеть их внутренности и набраться опыта. Они сыпали какими-то умными словами типа мозжечок или аорта, а я смотрел на них со скривленной рожей, не понимая их рвения. Но Ленка с Колькой почему-то не прошли. Если честно, я был удивлен. Но мое удивление зашкалило, когда выяснилось, что прошел я. Оболтус, теряющий сознание при виде крови, не знающий практически, ни одного умного термина из медицины - прошел с первого раза. Но я принял это как должное.
Вот тут и понеслась бурная студенческая жизнь. Как ни странно, учеба давалась мне легко. Сказать честно меня захватило это безумное количество латинских букв и чистого спирта. Вы не подумайте, я не был алкоголиком и с высоты прожитых лет могу с уверенностью сказать им и не стал, но просто каждый студент мед. ина. огласится, спирт в учебе - это отдельная тема. Не буду на этом заострять ваше внимание, просто поверьте на слово.
Если не считать что из морга меня регулярно выносили на носилках, и так же регулярно тыкали под нос вату с нашатырем, когда в поле зрения появлялись пробирки с кровью, то процесс обучения шел гладко. Даже более чем. В зачетках у меня красовались пятерки, профессора видели во мне перспективного студента, сокурсники любили за нрав веселый. Студенческая жизнь неслась весело и стремительно.
Четыре года пропитанные латинскими буквами и спиртом пролетели как миг. Подойдя к двери в ординатуру, нужно было выбирать тропу, по которой следовать дальше. Практически все варианты исключались. Ну не мог хирург на операции, валяться под столом увидев кровь пациента, а бедные ассистенты, тыкая в нос все ту же вату, пропитанную вонючей жидкостью, забывали напрочь о несчастном больном окутанном парами анестезии и надеждой, что ему все-таки помогут. Как не крути, в этой профессии кровь была везде. И единственным вариантом была психиатрия. Я, не задумываясь, толкнул дверь и прошел в этом направлении. Два года я следовал по этой тропе, с удовольствием впитывая проблемы душ и все тот же чистый неразбавленный спирт.
Получив на руки красный диплом, я оказался на пороге, ведущем в своем уж взрослую жизнь. В голове латиница, за плечами литры выпитого спирта и теплый осадок студенческих лет.
Сами понимаете советский союз, распределения. Пошли села с их маленькими больницами, потом города, отдаленные. Пыхтел, лечил, в проблемы душевные вникал. Возмужал, опыта набрался, место так сказать под солнцем почетное занял. И вот в итоге попал в клинику в самой Москве. И понеслось... опять беседы, уколы, внушения. Работа психиатра не совсем простая, я бы даже уточнил сложная она. Но с годами учишься не впускать в себя страдания душ, цинизмом обрастаешь, так легче, но все равно радуешься и ликуешь, когда помочь больным получается.
Однажды в дверь моего кабинета постучали. Не дожидаясь ответа, дверь распахнулась, и в комнату практически вбежал Вася. Пациент со стажем. Он ходил к нам в отделение как на службу. Раз в полгода у него случалось обострение и здравствуй любимая психиатрия. Приходил тихо, смирно. Месяц уколов, разговор по душам и Вася опять был готов к жизни в социуме. Этот цикл не мог прекратиться, в силу поставленного диагноза: "Вялотекущая шизофрения". Да, именно вяло. Потому как Василий был очень тихим, мирным, я бы даже сказал, интеллигентным шизофреником. Он никому не мешал, жил спокойно с мамой, женщиной почетного возраста, которая смирилась с болезнью сына и любила его таким, какой был. Но не мешал он до поры до времени. Периодически, где-то раз в полгода у Васи в голове появлялись голоса, которые звали его совершать нереальные подвиги. То они его просили навести порядок и расставить мусорные баки во дворе, не там где им положено стоять, а например, у каждого подъезда и желательно по диагонали или квадратом. Ну что б эстетика соблюдалась. Потом голосам, вдруг двери соседей нравиться переставали, слишком серые будничные были. И они устойчиво долбили его, их разрисовать и украсить. Василий не соглашался, понимал, чужая собственность, нельзя. А потом присматривался и действительно серо и буднично. Не выдерживала душа поэта серости этой, и вносил Вася в жизнь красок. Красиво, старательно вносил...краской масляной.
Как только появлялись голоса, так Вася и выслушивал жалобы со стороны, за свое хамское, неадекватное поведение. Когда жалоб становилось совсем много, он понимал, что пора.. и смиренно шел сам к нам в отделение. Хотя бедолага никак понять не мог, в чем же хамство-то заключалось, если он честно и старательно, по совету умных голосов, нес красоту в массы.
Но на сей раз все оказалось сложнее.
- Я влюбился, - прокричал Василий, пылая красными от возбуждения щеками.
- Замечательно, я тебя поздравляю - продолжая писать, сказал я.
- Не с чем. - охнул он и рухнул в кресло. Треск дерева заставил меня оторваться от журнала и посмотреть, не сломан ли стул. Слава богу, стул был цел и я продолжил:
- Почему? - сухо спросил я, зная, что после нескольких наводящих вопросов Василия понесет. И понесло.
- Она не хочет быть моей. Я уже и так старался и так. Со всех сторон захожу, а она морду воротит и ни в какую.
Из длинного бурного рассказа, с повышенной жестикуляцией, я узнал "со всех сторон" включало в себя следующее...
Как вы понимаете, любовь страшная сила и эмоции у влюбленных зашкаливают. А у людей с неустойчивой психикой они вызывают обострение и, как правило, призывают на помощь соратников. В данном случае на помощь были призваны голоса, которые были уж очень опытны в делах любовных и которые сразу же согласились помочь. Вот они Васе мозг и вправили.
Всем известно, что в процессе завоевания женщины у мужчины возникает нормальное желание подарить ей цветы. Голоса и озвучили первый пункт ухаживания и были услышаны. Да все бы ничего, если бы изощренность и доверчивость Васи не зашкаливали. Купить обычный букет, Ромео показалось скучным и банальным. Он судорожно стал прокручивать варианты наиболее шикарного подарка. И выкрутил-таки.
Выйдя ночью из квартиры, так, чтоб не разбудить мать, он направился туда, где как ему казалось, было именно то, что ему нужно. То, что растопит лед в сердце любимой.
Когда Дарья, это возлюбленная, попыталась утром открыть дверь, что б так сказать ступить на работу, она поняла, что сделать этого не может физически. Пытаясь понять, в чем дело в образовавшуюся небольшую щель она увидела следующее...
На лестничной клетке у двери красовалась береза двух метровой высоты. Макушкой она подпирала потолок, а корнями уходила в толстый полуметровый утоптанный слой земли. Именно плотно утоптанная земля и не давала открыться двери, а огромное дерево ужасающе клонилось, грозившись упасть на голову. Ну, сами понимаете, какая любовь, когда на работу опаздываешь, да еще деревом по голове получить рискуешь. Не оценила несчастная дарения. Вызвали дворников, ЖЭК на уши поставили, маме Васи, штраф впаяли за дерево выкопанное. Пожурили, мужика, пожурили, да и улеглось.
Но кто ж знал, что Васька настойчивый такой окажется. От любви отказываться так просто не хотел.
Утром Вася с голосами устроили мозговой штурм под названием: "Как же завоевать ту, которая от счастья оказывается". А что может быть лучше серенад под окном. Васька петь не умел, но любил. В восторге от подсказанной, все теми же голосами, замечательнейшей идеи, они сообща приступили к выполнению. То, что на крайний случай, если уж так хочется вылить любовь к любимой в песне под окном можно прибегнуть к помощи профессионалов, Вася не знал. Да и зачем себя удовольствия лишать. Разве он хуже Шаляпина?
Так же ночью, чтоб не разбудить маму, он приступил к выполнению задуманного. Колонки он заранее спустил в подвал, откуда, сейчас их беспрепятственно и извлек. Подключил он их напрямую к столбу высоковольтному. У Васи были золотые руки и с детства нездоровая тяга к электричеству. Вопрос как его не убило, мы опустим. Жив и… слава Богу. Так вот, подсоединившись на прямую, Вася настроился и... В руках он держал микрофон, где взял честно не знаю, а палец приближался к счастливой кнопке, которая точно должна была открыть дверь под названием "Любовь". Палец опустился и дверь открылась. Только не под названием «Любовь», а под названием "бобик милицейский".
Ну, представьте. Три часа ночи, все утомленные дневной суетой спокойно спят, видят сны радужные и тут... Рамштайн на всю округу эхом гремит, а голос хриплый, что есть мочи в микрофон певцу вторит. В английском Васенька не очень силен был, орал по-русски о любви своей неземной.
Ну откуда Вася мог знать, что Даша Рамштайн не любит. Он честно выбрал самую любимую им и все теми же голосами песню и от души посвятил ее любимой. Тем более он честно через слово вставлял ее имя, вдруг она тоже в английском ни бельмеса, а так хоть поймет, что песня о ней.
Милиция со всем пониманием отнеслась к влюбленному. Внушение сделали, чтоб порядок не нарушал и отпустили.
Вася страдал. Сердце любимой не таяло.
Устроив опять собрание, он и голоса решили прибегнуть к последнему плану под названием: «Наверняка».
На дворе приближался новый год. Новый год - это сказка. А что нужно женщине? Да, правильно, ей нужна сказка. Вася ж не знал, что вместо оной фильм ужасов получится. Но он был полон рвения и сил. Кто как не он сказку любимой подарит.
Голоса составили четкий план действий, умиленно сложили на груди ручки в ожидании победы, и стали наблюдать.
Где Василий взял костюм деда мороза, для меня остается загадкой, по сей день. Но более глобальный вопрос, мучающий меня не меньше, как он украл оленя из зоопарка и где его доселе прятал. Но это еще не все. Голоса описали Васе, как должен вести себя дед мороз в новогоднюю ночь, не забыв упомянуть про дымоход. Василию идея с дымоходом так понравилась, что он просто захлебнулся от восторга.
С трудом дождавшись, когда мама закончит просмотр новогоднего огонька, влюбленный приступил к выполнению плана "завоевать любой ценой".
Красиво подъехав на олене к нужному подъезду, он столкнулся с двумя проблемами. Первое. Он не мог оставить оленя на улице. Как честный и порядочный гражданин он знал…взял, попользовался и отдал. А оставь, так либо сам уйдет, либо такие же умные дед морозы найдутся и уведут. Всем же на оленях хочется.
Вторая не менее важная проблема, возникнувшая на пути - где дымоход?
Но Вася не растерялся и решил решать проблемы по мере их поступления. Он уверенно двинулся, хочу заметить с оленем, на чердак. Дом был пятиэтажный, олень был в шоке. Но Вася пер к своей цели, не сбавляя оборотов, волоча за собой несчастное перепуганное животное. Олень упирался. Он же просто не мог понять всей чести выпавшей на его долю… побывать оленем у самого деда мороза.
Достигнув пятого этажа, взмокнув, он решил немного отдышаться. От выступившего пота, борода с одной стороны стала отклеиваться. Вася решил, бог с ней, будет юный дед мороз без бороды и дернул. Но не тут-то было. Вторая часть сидела мертво, причем дернув за первую, он окончательно ее оторвал. Попытки приклеить ее обратно успехом не увенчались. Тогда он закусил часть бороды, чтоб вид солидный сохранить. Не мог же он к любимой с надорванной бородой прийти. Бедное животное, все это время наблюдало за странным человеком в красной одежде, пытаясь понять, что он делает. Олень фыркнул, Вася вспомнил. Для надежности он привязал рогатого к перилам, как будто несчастная тварь, так бы и кинулась на утек, как только он отвернется.
Приняв меры по поводу оленя, Вася двинулся дальше сам. В руке он сжимал подарок любимой - пол кило ирисок. Без проблем выйдя на крышу, он стал искать дымоход. Так как его все-таки не оказалось, было принято решение действовать через балкон. Удача ему улыбалась. Балкон был найден без проблем и Василий ринулся вперед.
В голове при нескончаемых вопросах "Как?", возник еще одни. Как он не свалился с крыши? Честно, не знаю. Увидев балкон любимой, стал вопрос как на него попасть. Но что не сделаешь на пути к счастью. Вася ринулся к водосточной трубе и радостно на ней повис. Сползая вниз по ней, он выкрикивал имя любимой, сообщая о своем приближении. Внизу на шум стала сходиться толпа зевак, с любопытством разглядывающая деда мороза лезущего по стене дома. Но на пути к счастью иногда случаются и конфузы. Когда цель была уже так близка, в стене непонятно откуда вылез штырь и зацепил этого несчастного спайдермена за штаны. Вася попытался вырваться из лап железа ставшего на его пути, но понял, что не может. Подергавшись так еще минут пять, он обессилил и обмяк. И только сейчас он вдруг заметил, под собой пять этажей высоты и твердый асфальт внизу. Быстро прокрутив в голове все ожидающие его перспективы, он заорал как раненый лось. Какая тут любовь, когда такое.
Через пятнадцать минут МЧСники за шкирку волокли несчастно, испуганного деда мороза вниз по лестнице. Покорившая его сердце Даша, вместо того, чтоб распивать спокойно шампанское и поедать оливье, бегала под домом, в ужасе наблюдая за происходящим. Когда скалолаза поставили на землю первым делом он подошел к ней и молча, отдал ей пакет ирисок, который не уронил, и свято хранил все это время.
МЧС не раздумывая, без лишних нравоучений, засунули его в машину и привезли к нам...
Чтоб не забирать у вас и дальше драгоценное время, я сокращусь.
За месяц терапии нам удалось утихомирить голоса в голове влюбленного. Мысли его стали ровными и адекватными, а вот любовь так и не прошла. Тоскуя по возлюбленной, он часами сидел у окна и вздыхал.
Пришло время выписки. Мы обнялись с ним как старые друзья. Я потрепал его по плечу, давая последние указания. В приемный покой вошла мать Василия и радостно направилась к нам.
- Ой, Васька! Посмотри, кто со мной пришел.
За спиной у нее стояла Даша. Да, не поверите, именно та Даша, сердце которой не выдержало натиска. Вот такой неожиданный получился хепиенд .
Забегу наперед... Вася к нам в стационар больше не попадал. Раз в месяц он приходил на прием, и этого было достаточно. Голоса в его голове появлялись очень редко и, как правило, ненадолго. Он с радостью их принимал, они обменивались парой шуток, и Вася с ними прощался. Теперь он был женатый мужчина, не до голосов ему было. Но он их очень ценил, за то, что они помогли растопить лед в сердце его любимой. Ведь женщинам нужно что? Сказка. А эту сказку Даша запомнила навсегда...
P.S. И напоследок хочу сказать вам. Быть психиатром замечательно, а иногда даже очень весело. Верьте в себя и всем вам Хепиендов!
28. Байки из палаты. Передо мною на коленях женщина... http://www.proza.ru/2015/12/24/162
Владимир Репин
Передо мною на коленях женщина. Красивая, молодая. Сердце молотит, как пулемёт, и я ничего не могу с ним поделать.
Это началось уже давно. Сначала стало трудно подниматься по лестнице, потом, после какого-то ОРЗ, врачи удивились низкому гемоглобину, но ничего не нашли.
Переправили на консультацию в Первый Мед, но и профессора то ли не определились, то ли не очень искали.
Когда я попал в профильную больницу, я уже лестничный пролет за три рывка преодолевал, а гемоглобин был на пару единиц выше того, с каким предыдущую пациентку с этого топчана в коридоре увезли в мертвецкую. Топчан был низким, настроение тоже: я уже успел прикинуть график падения гемоглобина за последний месяц, и получалось, что в запасе максимум неделя.
И тут появилась Она. Медсестра. Поставила рядом штатив с пакетом консервированной крови, перетянула мне руку жгутом и начала искать вену.
- Кулачком, кулачком работаем!
И так неудобно, и этак. Не растерялась, опустилась на колени, нащупала вену, ввела иглу... Улыбнулась:
- Вот так! Приходится перед вами на коленях стоять!
Жизнь возвращалась в каждой каплей. Ровнее и спокойнее застучал пульс, непривычно порозовели кисти рук.
К вечерней капельнице я отдал медсестре листок со стихами, написанными после ее ухода:
Передо мною на коленях женщина,
И сердце бьется, словно пулемет;
А руки ищут – жадно и доверчиво:
Вот-вот найдёт… еще чуть-чуть – найдёт.
Как ласковы и как точны движения;
У нас ведь это с нею в первый раз…
Но я не сомневаюсь ни мгновения:
Всё будет непременно – высший класс!
Разыскивая вены потаённые,
Рука скользит, нащупывая их;
Я вижу рядом голову склонённую,
И нет важнее дела для двоих.
Ещё секунда – вот оно, введение!
Так входит сталь, безжалостно-остра.
Игла на месте. Дивное видение:
У капельницы, в белом, медсестра.
Прочла, улыбнулась:
- Ну, раз так - точно жить будете! А этот листок в сестринской повешу: пусть завидуют!
Дальше было проще. Быстро сделали анализ костного мозга, поставили диагноз. Когда врачи поняли, в чем дело, на поправку я пошел быстро, и скоро выписался. Но случай тот помню до сих пор.
29. А помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела! http://www.proza.ru/2015/12/25/170
Анна Шустерман
1974 год. Хотелось мне в Хайфу - получила! Иду по Бат Галиму, всхлипываю, работы нет. Конечно, сопельки просятся, их вытереть - наклоняюсь за носовым платком, а там малюпусенькая старушенция стоит и ждёт зеленого света.
С детства я любила стариков, мне казалось, oни нуждались в моей помощи, я любила переводить их через дорогу, бегать для них за хлебом или молоком в магазин, как настоящая пионерка!
Я дожидалась старичка или старушку на перекрестке, хватала за руку и тащила по переходу, зачастую, спотыкалась и падала вместе с ними,косолапая я. Слёзы сразу высохли, сердце растаяло, моя рука потянулась к её малюсенькой лодошке. "НЕ НАДО!", - твёдо и звонко сказала русская бабушка. "Почему плачешь, девонька?"
Что я ей говорила, не помню, но она взяла меня за руку и как маленькую девочку перевела через дорогу. И вдруг мы стоим в приемной главной медсестры больницы Рамбам. Я чуть не вскрикнула, ноги мои онемели: директор медперсонала была тaкой же малюпусенькой старушенцией.
Oх, как я понимаю Гулливерa, так, наверно, oн чувствовал себя среди лилипутов - одно неверное движение и... Но бабульки так нежно меня всунули в кресло, что мне сразу полегчало.
Я подписала какие-то бумаги после того, как мои документы были проверены. Да, я получила работу в больнице Рамбам. Еле говорю, еле пишу... но медсестёр ведь не хватает... многие медсёстры призваны в армию. Вот, и я сгодилась...
Работа в послеродовом отделение в больнице Рамбам напоминала одесский дворик.
Матроны разных возрастов и цвета кожи, нечесаные, в домашних халатах нараспашку, откуда выглядывали уже не беременные, но еще топырящиеся животики, прикрытые ночными рубашками, разгуливали по коридору безо всякого стыда.
Как коренные одесситки, переваливаясь с ноги на ногу, гордо несли свои разбухшие за девять беременных месяцев тела.
Вдруг, неожиданно для медперсонала и посетителей, могли остановиться как вкопанные: им видите ли, надо поговорить, как говорят у нас в Одессе. И вот посреди коридора уже собирается несколько настоящих, по-одесски говорливых яхночек-израильтянок.
Перебивая друг друга, жалуются они на то, что сидеть они могут только на надутых кругах (для амортизации,) делятся с подругами по счастью и несчастью, как и насколько их порезали при эпизиотомии, и как зашивали, и какой пупсик родился, и есть молоко или нет, и этих мужиков надо заставить рожать самих и т.д и тп.
Я старалась лавировать в этом до смеха напоминающем мне одесские дворики послеродовом бедламе, не споткнуться и не упасть.
Я старалась уделять больше внимание тем роженицам, у которых мужья погибли в войну Судного дня 1973 года. Молоденькие вдовы, кормящие грудью своих новорожденных сирот, нуждались в моей поддержке, нет не физической, а моральной. Постоять возле них, обнять без лишних слов, промокнуть слёзы, ведь их руки заняты.
Когда кормишь грудью, нужно держать младенца обеми руками. Я почему-то стану плаксивой и буду задумчиво смотреть в окно на выписавшихся вдов и новорождённых сирот и жалеть себя. Профессор Брандес подойдёт и шепнет мне на ушко: "Начинай принимать витамины..."
Профессору Брандесу все верили и уважали его. Конечно, анализы подтвердили мою беременность.
Назойливое чувство сострадание к самой себе не покидало меня, мне хотелось участия, мне нужна была поддержка, чтобы кто-то постоял возле меня, обнял и без лишних слов промокнул мои слезы.
Вместо того, чтобы радоваться, что скоро у нас будет малышка (а хотела я только девочку и даже стала носить красное платье), я придумывала, а вдруг и меня постигнет несчастье и я рожу сироту.
Как я могла объяснить своему заботливому мужу свою тревогу, как я могла сказать ему, что с пяти лет знаю, как тяжело быть сиротой, и насмотревшись на вдов, рожавших сирот, не могу наслаждаться беременностью.
Моё самочувствие ухудшалось низким, очень низким давлением, боли в спине, судороги в ногах. Мой муж привозил и забирал меня с работы.
В тот день, когда мне привезли роженицу с весом в 150кг, и я помогла ей перелечь с каталки в кровать, меня нашли на полу санитары. Паралич левой стороны: левая рука и левая нога меня больше не слушались, как я ни старалась.
В приемном покое не было мест, меня впихнули в какую-то комнатушку и забыли про меня.
Вдоволь наплакавшись, под жужжание рабочих пчёл-медсестер , врачей-практикантов и крики больных, я нырнула в пустоту, палочки и колбочки больше не стимулировались в моих глазах, мои веки, как тяжёлая театральная занавесь, - опустились, и вот я уже не одна лежу, заброшенная в приемном покое больницы Рамбам в Хайфе... Я в Одесской Городской клинической больнице №1 (еврейской) на улице Мясоедовской, жужжание рабочих пчёл-медсестер, крики больных, такие знакомые родные мне люди...
Врач-травматолог после того, как ощупал мои ноги и руки, не находя переломов, отходит в пустоту, врач-невропатолог, постучав молоточком по моим коленкам, провалился в пустоту за травматологом, очень хочется пить... "Пить!- прошу я. Вдруг старичок, которому 102 года, подходит ко мне, предлагает остатки мочи, которую он ещё не допил.
А ведь меня чуть не уволили с работы - Городской клинической больницы №1 (еврейской)на улице Мясоедовской... Недосмотрела я, неопытная медсестра, только закончившая медучилище и брошенная в этот улей, где пчёлки-медсестры перелетали от одного больного к другому, ужаливая их по назначению врача, втыкая в вены или попки длинные толстые иглы ...
Недосмотрела я, как старичок подошёл к полочке, на которой были приготовлены к отправке в лабораторию 8 баночек с мочой, опустошил все баночки, но продолжал жаловаться на сухость во рту.
- Постой паровоз, не стучите колеса... Каталка с приклеенным на матрасе телом, моим телом, нервно дергая и скрежеща колёсами, вырывается в коридор из кладовки, куда меня несколько часов ранее запихнули санитары в надежде, что медсестры когда-нибудь, да меня найдут
Если бы не мой муж, который приехал меня забрать с работы, не начал открывать все двери в приёмном покое под истерические крики старшей медсестры: "твоей жена здесь нет!нет!не поступала!", не открыл бы кладовку, в которую меня запихнули санитары...
Но не будем об этом. У каждого — свой скелет в шкафу (или кладовке...) Тьфу, тьфу не про меня будь сказано!!! Опять же моя любимая песня прокручивается в моем мозгу: "А помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела !" (песня Марка Бернеса «Песенка фронтового шофёра»:)
Несколько дней в палате с парализованными женщинами мне показались сплошным адом, но профессор Брандес "открыл двери" своим "ключом".
Под персоанальным наблюдением профессора нахожусь на сохранении в лучшей палате моего же послеродового отделения, потихонечку хожу, тяну левую ногу, чувствительность и мышечный тонус на левой руке понижены, но 27 мая 1975 года сбегаю домой поспать в своей кровати и ... в 3 часа утра надеваю своё красное платье (чтобы родилась девочка,) бужу моего растерянного мужа: "Едем рожать!". Ковыляю в родилку, дежурный врач бросает на стол недоеденный фалафель, впихивает меня в коляску и угрожает, что наябедничает на меня профессору! НЕ НАДО!!! - кричу я. Моё поведение не заслуживает быть описанным, мне стыдно!
- Мальчик у вас, мальчик,- поздравила моего мужа акушерка.
- Не может этого быть! - возразил новёхонький отец. А как же красное пл...тье?
Я не была типичной еврейской мамой. Я не сходила с ума от рождения первенца, на это было много дурацких причин: во-первых я хотела, девочку, во вторых мой паралич исчез.
Буквально через шесть часов после родов я помылась, одолжила белый халат и была готова приступить к работе. Самое странное, мне никто не перечил, не привязывал к кровати, даже моего новорождённого сына мои коллеги пеленали и подкармливали формулой, в надежде, что скоро я возьмусь за ум.
Два дня я гоняла по отделению в белом халате медсестры, как заведённая, искала, чем заняться и, наконец, почувствовала, как молоко распирает мне груди и бежевыми пятнами проявляется на белом халате.
Мой мальчик лежал и ждал, пока его мама почувствует себя мамой, а не медсестрой.
Кто бы ни подходил к нему, он внимательно всех осматривал своими огромными голубыми глазами, это был взгляд не новорождёного младенца, а пожившего жизнь старичка, даже кожа на его длинном-предлинном теле была по стариковски сморщена.
Моя эйфория потихоньку выветрилась. Восьмой день, когда моего мальчика могель подготовлял к обрезанию, и мои коллеги и друзья собрались в синагоге больницы, - этот день я никогда не забуду.
Слезы и полуобморочное состояние после того, как я увидела, что сделали моему мальчику, сменились настоящей истерикой, я кричала не хуже одесской торговки на привозе: "Украли, украли!" - услышала я себя. Столы с угощением были пусты... Куда подевались подносы с закуской?
Мой муж схватил меня за руку и притянул к окну. На балконе травматологического отделения сидели довольные раненые солдаты и уплетали закуски, приготовленные для моих гостей.
P.S Пройдет несколько лет прежде чем я опять смогу физически окрепнуть и вернуться на должность пчёлки-медсестры перелетать от одного больного к другому, ужаливая их по назначению врача, втыкая в вены или попки длинные иглы ... или постоять возле них, обнять и промокнуть их слёзы...и напевать им мою любимую песенку ... А помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела!
30. Благородные люди благородной профессии http://www.proza.ru/2016/01/01/462
Хондамир Рустамов
Огромная и красивая зеленая ель с высоты своих длинных иголок взирала на посетителей городской больницы. Многие смотрели на нее, как на спасителя. Что может принести великое чудо.
Пара недель оставались до долгожданного Нового года. Стены онкологического отделения, подготовленные к празднику, освещались светом ламп дневного освещения, который нагнетал печальные и не веселые мысли.
Одинокая фигура заведующего отделением шла по темному коридору, совершая вечерний обход.
Врач задумчиво остановился у двери палаты №7. Прошло несколько секунд, и рука онколога открыла деревянную дверь.
В палате царила полная тишина. Маленький мальчик, с подключенными к его венам системами, находился в центре внимания двух родителей, которые стояли, склонившись над его маленькой головкой. Отец безнадежно поднял взгляд на онколога, но увидев его задумчивое лицо, вновь склонился над своим сыном.
Три года этого шестилетнего мальчика прошли в белых стенах больницы. Так и не найдя подходящего донора костного мозга он пытался сделать последние дни своей жизни самыми счастливыми.
-Мы бы могли попробовать новое лекарство. – тихо произнес врач.
-Но вы же сами говорили, что у этого экспериментального лекарства избирательность действия. Огромен риск остановки сердца моего сына этим препаратом. – сквозь слезы сказала мама больного мальчика, спрятав свое лицо руками.
-Да… опасность велика. – врач медленно вышел из палаты, потом прислонившись к стенке постоял немного в коридоре.
Спустя несколько минут заведующий отделением закрыл за собой дверь своего кабинета. Он сел за свой рабочий стол, на котором лежало много разных бумаг.
Откинувшись на спинку кресла, врач глубоко вздохнул. Его взор упал на бумажку-инструкцию нового лекарства, справа от которой стояла стеклянная ампула. Немного повертев ампулу в руках, онколог вновь перечитал инструкции. Возможные побочные эффекты и противопоказания пока мало изучены. Действие препарата во многом зависит от того какой из изомеров лекарственного средства преобладают в данной ампуле.
Онколог внимательно посмотрел на ампулу : «Значит, один из вас может остановить дыхание здорового человека, а другой остановить сердце больного. Ну и кого же здесь больше?»
Быстрым движением врач открыл ампулу, набрал один кубик в шприц (из пяти в ампуле), после чего подготовил жгут.
Кулак врача быстро сжимался и разжимался, вены очень хорошо виднелись на левой руке. Игла попала с первого раза. Онколог развязал жгут, и спустив рукав, вновь откинулся на спинку своего любимого кресла.
Дальше в памяти зав. отделением остались лишь некоторые кадры из того что произошло после. Вот отворилась дверь и вошла медсестра с какими-то документами, теперь он уже лежит на своем ковре, а над ним метаются разные фигуры в белых халатах, чуть спустя что-то в горле мешало ему говорить и его хотели куда-то переложить. Рука онколога медленно поднялась и прикрыла трубку, которая была вставлена в горло.
-Мальчик… колите… пре…па…рат… новый… да… ко…ли…те… - потом память онколога затуманилась и все оказалось в кромешной тьме.
Прошли новогодние праздники. Реанимация была самым тихим и спокойным местом городской больницы. В одной из комнат лежал заведующий онкологического отделения. Тумбочка, которая находилась рядом, была наполнена разными новогодними предметами, но самой дорогой на ней была фотография шестилетнего мальчика около домашней елки, который протягивал свои ручки к сладкому красивому мандарину. Фотография была подписана одним единственным словом в нижнем левом углу : «спасибо».
31. Пациентка. Случай из жизни http://www.proza.ru/2016/01/06/2419
Чойнова Инна Владимировна
После окончания медицинского училища в Подмосковье в начале пятидесятых Валентину распределили в Якутию. Она попала в таёжный посёлок, где в маленьком чистеньком фельдшерско-акушерском пункте с пристроенной жилой комнатой стала единоличной хозяйкой, если не считать санитарки Лизы, тихой и улыбчивой пожилой якутки.
Светленькая кудрявая девушка в ослепительно белом халате произвела впечатление на местных жителей непривычной красотой и быстро заработала авторитет своим уверенным тоном, командирским голосом и готовностью в любое время суток лететь на помощь страждущим и болящим.
Никто бы не смог поверить, что Валя впервые в жизни самостоятельно принимала роды, вправляла переломы, лечила простуду и корь у малышей, - всё у неё получалось, всё она умела и очень быстро набирала бесценный врачебный опыт. Приходилось лечить и огнестрельные ранения у неосторожных охотников, и жуткие ожоги после тушения таёжных пожаров. Особенно трудные случаи Валя отправляла на грузовике в райцентр за полсотни километров, но чаще ей приходилось брать всю ответственность за лечение на себя. Слишком уж далеко был райцентр, слишком уж тяжёлой - сама дорога.
Однажды ночью в слякотную погоду ей в окно постучали. Валя вскочила с постели, быстро оделась, не глядя привычно захватила дежурный чемоданчик с шприцами и лекарствами. Вышла на крыльцо, зябко передёрнула плечами: было сыро и прохладно. На дворе ждал незнакомый таёжник, два осёдланных оленя были привязаны к столбику у забора.
- Старуха больной совсем, кушать не может, горячий, как печка. Лечить надо. Таблетка дашь?
- А где бабушка? Её же осмотреть надо. Как я, не глядя, лекарство дам?
- Старуха на Кёллях лежит, больной совсем, ехать не может.
- Это далеко?
- Кёллях? Не-е, Кёллях недалеко, только больной старуха, сам сюда ехать не может.
- Ну, что ж. Поехали, если недалеко.
В соседних домах проснулись, зажгли свет, вышли поинтересоваться, что произошло. Узнав, что Валя собралась ехать в тайгу, соседи принесли брезентовый дождевик, постарались удобно посадить девушку на маленькое самодельное седло, подстелили старое детское одеяло, для чемоданчика нашли мешок, приторочили к седлу.
Оказалось, что на олене ехать непривычному человеку было не слишком комфортно. Привязанный длинной верёвкой к седлу переднего, идущий вторым олень, на котором и ехала наша горожанка, всё время порывался сойти с тропы в лес. Ветки били всадницу по лицу; у упитанного, на первый взгляд, красавца оказалась костлявая спина, на неровной тропе и болотном кочкарнике эта костлявая спина плясала под Валентиной, принося ей самые настоящие мучения. Маленькое седло, рассчитанное явно на человека меньших размеров, было жутко неудобным.
До «недалёкого» Кёлляха добирались больше двух часов. Уже рассвело. На берегу озера в роскошном сосняке стояла якутская юрта. Перед ней горел костёр, у дощатого стола под соснами стояли трое детишек, мальчик постарше подвесил к костру котелки. Все дружно уставились на прибывшую.
Измученная Валя с трудом сползла с оленя, ноги дрожали от перенапряжения.
- Обратно я лучше пешком пойду,- проворчала она себе под нос и направилась к становищу кочевников.
«Старухе» было не больше тридцати лет. Валя хмыкнула про себя, вспомнив, что словом «старуха» здесь называют жену. Температура, действительно, была очень высокой, женщину бил утробный кашель, очевидно, её свалила сильная простуда, если не воспаление лёгких. Уколы помогли сбить температуру, хозяйке стало заметно легче, и уставшая фельдшерица позволила себе немного вздремнуть на мягкой медвежьей шкуре, покрывавшей лежанку у стены.
Когда Валя проснулась, уколы пришлось повторить. Ехать лечиться в посёлок Майя, как звали хозяйку, категорически отказалась. Обещала аккуратно пить таблетки, которые ей оставила Валя, обещала соблюдать постельный режим.
И Валентина, пригрозив явиться с проверкой через три дня, снова влезла на оленя, и Майин муж увёз её обратно в посёлок. Обратную дорогу Валя перенесла уже легче: стоял прекрасный солнечный день, золото берёз слепило глаза, живописная широкая нахоженная тропа шла вдоль ярко синих озёр, на горах среди тёмной зелени елей и сосен яркими пятнами багровели лиственницы. За каждым поворотом тропы открывались новые виды, и красота осенней тайги отвлекала путешественницу от временных неудобств в пути.
Через три дня Валя, как и обещала, отправилась проведать больную. Взяв в проводники соседского мальчишку, лёгким спортивным шагом добралась до становища почти за такое же время, как и той памятной ночью. Майя встретила своего доктора у дощатого стола под соснами, занятая чисткой рыбы. Если бы не меховой жилет на ней, казавшийся лишним в тёплый, яркий день, и редкий сырой кашель, ничто бы не напоминало о болезни, от которой она почти умирала всего три дня назад. Расцветя улыбкой, Майя пригласила гостью в юрту.
- Ну, как себя чувствуем? – Валя вынула из чемоданчика стетоскоп.
Майя смущённо попросила: «Дай, пожалуйста, ещё таблетки. Кончились.»
- Как это кончились?- удивилась Валя.- Ты их пила так, как я тебе записала?
- Нет, они же очень маленькие, разве такие маленькие таблетки могут быстро вылечить. Я сразу все таблетки за один раз проглотила, потом, правда, вся мокрая была и слабая, и сердце как-то странно стучало, зато вот вроде поправилась.
Вале чуть не стало плохо:
- Никогда так больше не делай! Ты же могла отравиться, и как твоё сердце выдержало? Могла детей сиротами оставить!
Таёжница только улыбалась смущённой и немного виноватой улыбкой.
32. Вспоминаю с улыбкой... http://www.proza.ru/2015/07/25/1562
Нина Клинова
В моей практике врача-педиатра, по совместительству -ЛОР-врача, впрочем, как и у каждого доктора, много моментов, которые вызывали и вызывают улыбку. А моменты эти вспоминаются, хотя я давно на заслуженном отдыхе.
***
Перед самым выходом на пенсию. Нечаянно подслушиваю разговор двух мам.
-Не знаете, когда Н. С. на пенсию уходит? Мы так к ней привыкли. Хоть бы за младшеньким моим еще понаблюдала. Старший вырос, а этот часто болеет...
- Не знаю, не знаю. Но думаю, что скоро.
-Скоро, скоро,-говорит 5-летний Вовка! Она уже очень взрослая!
Ну, как не быть благодарной такому джентльмену!
***
День операций в ЛОР-кабинете. Дети - они народ особый. И со взрослыми случаются трудности, а заставить открыть рот ребенка очень нелегко! Тем более, когда вокруг него суетятся тети в белом , в непонятных повязках на лице(зачем они спрятались?), наверно, собираются что-то плохое сделать; когда его крепко-крепко держит на коленях какая-то тетя, противно звякают непонятные металлические предметы, а мамы нет рядом, почему-то она осталась в коридоре...
Вот и 4-х летний Петя никак не хотел открывать рот, чтобы удалить аденоиды.
И требования и уговоры, и строгость и ласка- все было напрасно. Пришлось прибегнуть к суровому способу. Внезапно, резко ударяю бедного ребенка по щеке.
От неожиданности он открывает рот, секунды и его аденоиды лежат в лотке. Я глажу его по голове, зарозовевшей щеке, прошу у него прощения. Петя даже не плакал, не успел. Просто сидит ошарашенный, ничего не понимающий.,
Медсестра выводит его в коридор к маме. Дети ждут там около часа, затем осмотр в кабинете и если все идет нормально-остановилось кровотечение, ребенок чувствует себя хорошо, отпускаются домой.
Последним медсестра заводит Петю с мамой. Мальчик спокоен, даже улыбается.
Осматриваю, даю советы и снова прошу прощения. Мама удивляется, я вкратце рассказываю ей историю.
-Ну, так не обижаешься, Петя, на меня?
- Нет, нет,-отвечает тот. Я бы на тебе даже женился!
Мы, взрослые, смеемся. Но для меня, тогда тридцатилетней, не скрою, это лучший комплимент в жизни !
***
Имя моей коллеги , тоже врача -ЛОР, было редким - Муза. Женщиной она была остроумной, веселой, смешливой. Конец приема, доктор собирается домой.
В регистратуру забегает мужчина-кавказец. Запыхавшийся, вспотевший.
-Где у вас ЛОРа? - спрашивает он.
Регистраторы, улыбаясь, понимая его вопрос,называют номер ЛОР-кабинета.
Он забегает в кабинет и спрашивает Музу П.:
- Вы -ЛОРа?
Та понимает, о чем идет речь, но она не она была бы без ее юмора!
-Нет, -отвечает, я-Муза.
-А мне сказали, что ЛОРа.
Выбегает их кабинета и бежит возмущаться.
-Вы говорите в 7 кабинете ЛОРа, а там на самом деле Муза.
Регистраторы еле сдерживают смех, но Муза П.,понимая, что "переборщила", уже
бежит, уже извиняется, что не поняла и выясняет, что ему нужно.
Ну, что поделаешь с этими шутниками и с кавказским выговором!
***
Рассказ моего друга - ЛОР-врача взрослой поликлиники.
Пришла однажды на прием женщина с жалобами на инородное тело. После того, как
она поужинала, а на ужин была жареная рыба, она стала ощущать, что в горле застряла косточка. Вечер прошел, ночь, а она все мешает и так колет, что уже извела совсем. Доктор осматривает ее. Шпатель, зеркало...Надавливает на миндалины, т. к. иногда застревают рыбьи косточки именно в них, но не находит ничего. Успокаивает пациентку, говоря, что , возможно, микроскопическая ранка и осталась, но это пройдет скоро. Пациентка уходит.
Приходит она через два дня, через неделю, каждый раз умоляя посмотреть ее тщательней. Доктор, очень тактично повторяет каждый раз одно и то же.
Потом он уже перебегает на противоположный тротуар в неположенном месте, если видит эту даму, идущую навстречу. Дама "ловит "его везде, жалуясь на свою
косточку.
Накануне он сталкивается с ней в подъезде своего дома, и она умоляет осмотреть ее снова завтра в поликлинике.
-Я измучена, косточка отравила мне жизнь, В. И.!-говорит она.
Он обещает .
-У нас есть дома рыба,-заходя в квартиру, спрашивает свою жену?
-Нет, а что?
-Хочу жареной рыбы,-отвечает бедный раздраженный доктор, и не раздеваясь, отрывая от себя маленького сына, бежит в ближний магазин, покупает рыбку хека.
- У меня уже готов ужин, рыбу на завтра, ладно?-говорит жена, и кладет ее в холодильник.
И когда семейщики уже спали, он разрезал рыбку, достал тоненькую косточку, завернул в кусочек бинта и положил в свой портфель. В поликлинике переложил в карман халата. Осматривал даму, которая (опять пришла!) на прием раз в десятый, и сидела с закрытыми глазами, приговаривая:
-Смотрите внимательнее, подавите еще, еще, она где-то застряла,- он вынул из кармана кусочек бинта с косточкой, развернул его и когда прекратил процедуру, то
громко воскликнул, показывая ей злосчастную косточку:
-Простите, простите меня, пожалуйста, вот она! Как я не мог увидеть ее раньше!? - думая при этом о жалобе на него о профнепригодности, которая обязательно последует после этого спектакля. Но ему было уже все равно!
- Боже, как я счастлива! - радостно воскликнула пациентка! Вот и глотать уже не больно, нисколечко! Благодарю вас, благодарю, мой спаситель!
Больше В. И. не встречал ее никогда. Великая вещь-психотерапия!
33. Сердце http://www.proza.ru/2014/05/06/976
Георгий Кавсехорнак
I
Как мне хорошо спалось. Открываю глаза. Все тут незнакомо! Где я? Постель очень мягкая, белье белоснежное. Солнце смотрит из окна и греет меня своими лучами. Как хорошо! Но где я? И вот еще что – я забыла свое имя. Кто я? Может быть, меня зовут Светлана. Да, красивое имя. Я – Светлана!
Это какая-то комната, но почему я ничего не узнаю? Комната жилая, значит я в квартире, но чья она? Как я сюда попала? И что я здесь делаю? Спала. Одна? Судя по размерам кровати, может быть и не одна. Это меня радует или огорчает? Скорее радует. Пугает? Нет, вряд ли.
В другой комнате голоса. Мужской и… детский. «Сынок, ты успеешь позавтракать?» - голос мужской, приятный. «Да, папа, надо будить маму», - мальчик, возможно лет четырнадцати. Взрослый уже. Но кто они? Я что мама?! Мама Света – звучит! Но четырнадцать лет! Почему я ничего не помню? Какая-то боль слева.
- Света, доброе утро. Вставай, я приготовлю завтрак. Слава уже опаздывает. Да и я тороплюсь на работу, – говорит мужчина. Так, со своим именем угадала, значит не все потеряно. Сын – Вячеслав. Хоть что-то.
- Доброе утро, дорогой! – надеюсь, тон меня не выдал.
- Дорогой?! Ты уверена? Что с тобой? Вчера я был исключительно Виктором Петровичем для тебя. С тобой все в порядке?
- Прости, я не помню, что было вчера, Виктор.
- Это для тебя всегда так удобно. Частичная амнезия спасает семьи!
- Я не понимаю, о чем ты говоришь.
У Виктора звонит мобильный телефон. Он поднимает трубку, слушает всего пару секунд.
- Начинайте! – командным голосом почти кричит он и вешает трубку.
В комнату входит подросток. Да, действительно, ему четырнадцать или уже пятнадцать? Я не помню.
- Хватит уже ругаться! С утра прямо начинаете. Дождитесь хоть пока я в институт уеду.
- Доброе утро, сынок.
- Сынок?! Уже не Вячеслав Викторович? Мама ты с той ноги встала?
Почему так колет слева? Мне больно!
- Что ты делаешь!!! - отец кричит на сына. - Ты с ума сошел! - или мне показалось?
- Пожалуйста, давайте все к столу, - приглашает Виктор.
Туалет и ванную я нашла без подсказок. Это радует. Неудобно было бы показать себя еще и не знающей собственного дома. А их… мужа и сына я помню? И что я им сделала плохого? Они меня, кажется, ненавидят. О любви уж точно речи нет. Лучше зубы почищу, щетку бы не перепутать. Они мне кажутся знакомыми, даже родными. Я-то их люблю? Все, зубы чистые. Приятно, что себя в зеркале узнаю без сомнений. Я еще довольно привлекательная! Пойду, платье выберу, надо спешить, а то семья опять сердиться будет. О! Да у меня хороший вкус. Сама себя не похвалишь, никто не похвалит. Надену вот это, цвета морской волны. Чем-то напоминает мне больничный халат, да, цветом, но мне нравится.
На кухне уже сидят сын с отцом.
- Приятного аппетита! - голос я свой нахожу не менее приятным.
Нет ответа. Все уже жуют. Сажусь за стол. Яичница с помидорами и базиликом. А что я ожидала? Грибной жульен и греческий салат? Не буду привередничать, голод не тетка…
- Ты сегодня останешься дома? - муж. Муж? Любимый муж?
- Не знаю, может быть, по магазинам пройдусь или прогуляюсь, - надеюсь, достаточно спокойно отвечаю я.
- Да-да, прогуляюсь… Я тоже сегодня буду поздно, - голос Виктора, Виктора Петровича, мне почему-то нравится.
- Как обычно? - непринужденность, главное, легкость и непринужденность в голосе.
- Что значит обычно?! - все-таки я его расстроила.
- Я убегаю. Достало слушать ваши разборки, - сын-то уже вырос, как же мне все вспомнить? Я же не плохая.
- До свидания. Учись хорошо. Поцелуешь меня? - глазами скачу от сына к мужу. Опять что-то не то сказала?
Вячеслав подходит ко мне и касается губами моего лба. Что ж такой сухой поцелуй?
- До свидания, мама.
Почему так болит слева? Сердце?
- Послушай, нам надо продолжить тот разговор. Я все понимаю и не настаиваю ни на чем. Все делим пополам, сын остается у меня, - Виктор меня просто как ударил по голове. Не хватало, чтобы еще голова начала болеть.
- Почему у тебя??? – не узнаю свой возмущенный голос, это уже писк какой-то. Зачем я так?
- Дефибриллятор! – невозмутимый голос Виктора.
- Прости, что ты сказал? – не понимаю я.
- Снова ты начинаешь! Мы обо всем договорились. Вечером обсудим еще раз. Убегаю. Прощай, - теперь мне голос Виктора Петровича совсем не по нраву. Пусть уходит.
А дверью хлопать вовсе не обязательно! Да еще и два раза! Меня от этого просто передергивает! Какая невкусная яичница. Нет, не мое это все! Чужое! Опустошенность. Что им не хватает? Колет сердце. Не могу! Я не хочу так! Пойду, прилягу, может, поплачу. Сердце, прямо, выпрыгивает из груди. Что со мной? Плакать не буду! Я сильная! Какая мягкая постель и белье такое белоснежное. Снова сон ко мне приходит. Как хорошо!
II
- Срочно в операционную! - мужской безапелляционный голос.
Женщину на каталке бегом увозит группа людей в халатах. Везут по длинному, хорошо освещенному коридору больницы.
- Женщина. Тридцать пять, тридцать шесть лет. Имя – Светлана. Без сознания. Попала в автомобильную аварию. Повреждение левой части груди. Противопоказания на наркоз неизвестны, - женский торопливый голос.
- Так срочно узнайте! На аллергию тоже проверьте! Если мы не вытащим это… - доктор показывает на небольшой металлический осколок, торчащий из груди пациентки, - то от потери крови она скончается через пятнадцать минут.
Медсестра убегает вперед.
Пациентку завозят в операционную. Подкатывают медицинскую каталку к столу. «На счет два. Раз… два!». Медики переносят женщину с каталки и кладут на операционный стол.
- Положите ее на правый бок. Освещение на грудь, - хирургу уже натягивают перчатки и завязывают стерильную маску две медсестры. – Открытая операция на сердце по извлечению инородного тела из грудной области. Ассистенты – Ольга, Екатерина. Анестезиолог – Борис. Старший ассистент – Вячеслав. Всем приготовится!
- Противопоказаний на анестезию нет. Аллергий не выявлено. Наркоз ингаляционный, смешанный, - голос Бориса четкий, уверенный.
- Начинайте! – дает команду хирург. Анестезиолог надевает маску на лицо пациентки. Хирург подходит с поднятыми руками к операционному столу. За ним старший ассистент и две ассистентки.
- Мы начинаем и все будет хорошо! - твердый голос хирурга, глаза направлены вверх.
- И помоги нам Бог, Виктор Петрович! - не выдерживает Ольга. Хирург кивает.
На операционном столе женщина лежит на правом боку, с отведенной левой рукой, ее поясницу фиксирует валик.
- Следите за показателями. Делаю переднебоковую торакотомию слева, в пятом межреберье. Скальпель! – командует хирург и делает надрез мягких тканей около двенадцати сантиметров на груди пациентки.
- Вытаскиваем эту штуку, Слава! Следите за давлением! Приготовьтесь останавливать кровотечение! Вячеслав приготовьте ранорасширитель, если задето сердце будем вскрывать, – ассистентка Екатерина тампоном вытирает пот со лба хирурга.
У груди пациентки три пары рук - три руки с тампонами, одна хирурга с анатомическим пинцетом, одна старшего ассистента с таким же пинцетом и одна рука с кровоостанавливающем пинцетом.
- По моей команде, - Виктор Петрович берет пинцетом кусок металла, Вячеслав тоже с другой стороны, хирург кивает и они тянут вверх. Пациента не шелохнется.
- Давление падает! Пульс 120! - докладывает Екатерина.
- Вскрываем! Ранорасширитель! Приготовить влажную марлю! - говорит хирург.
Хирург специальным инструментом открывает рану на груди. Видно сердце, часть легкого. Медсестра влажными марлями отодвигает легкое. Сердце бьется. Виктор Петрович внимательно осматривает его.
- Вижу повреждение перикарда. Буду делать надрез, - Екатерина снова вытирает пот с его лба.
- Вскрываю перикард. Повреждение от осколка. Вижу его. Вячеслав помогите!
Хирург надрезает верхнюю оболочку сердца - перикард и видит совсем маленький металлический кусок. Вячеслав пытается захватить его щипцами, неудачно.
- Что ты делаешь!!! - кричит на него доктор. - Ты с ума сошел!
- Пульс нитевидный, давление падает, аритмия, остановка дыхания, - ассистентка Ольга четко произносит каждое слова.
- Приготовиться к реанимации. Дефибриллятор! - командует хирург.
Сердце чуть колышется, замедляя движение. Виктору Петровичу удается поймать осколок и вытащить его. Тот со звоном попадает в металлическую миску.
- Можно!
Екатерина приставляет поверхности дефибриллятора к груди пациентки, одну справа сверху, другую слева снизу. Смотрит на главного хирурга. Все убирают руки от пациентки.
- Разряд!... Еще разряд! – доктор кричит.
Тело пациентки выгибается.
- Пульс 70, дыхание стабилизируется, - ассистентка Ольга светится счастьем.
- Вячеслав, шейте, - просит хирург.
На этот раз старший ассистент справляется без замечаний. Виктор Петрович наблюдает и знает, что уже почти все позади.
III
Палата реанимации. Свет приглушенный. Над кроватью стоят врачи – Виктор Петрович и Вячеслав.
- Борис предупредил, что она вот-вот выйдет из наркоза, - Виктор Петрович держится за свой подбородок.
- Я скоро вернусь, - Вячеслав выходит из палаты.
Светлана открывает глаза.
- Виктор! Что?! Что произошло? У меня ужасно раскалывается голова.
- Мы знакомы? - доктор хмурит лоб, пытаясь вспомнить.
- Это для тебя всегда так удобно. Частичная амнезия спасает семьи! – сарказм у нее не получается, видно, что Виктор понятия не имеет, о чем она говорит.
- Светлана Юрьевна! Вы в больнице. Я ваш лечащий врач – Виктор Петрович. У вас посттравматический шок. Возможно частичная потеря памяти. Также действие наркоза еще не прошло. Вы попали в автомобильную аварию. Мы сделали вам операцию. Она прошла успешно. Но вам нельзя вставать. Если вы хотите, я могу позвать психолога.
- Этот сон, он был такой яркий. Вы, правда, не мой муж? А то у меня… у нас, во сне, совсем отношения не складывались, - смущается Светлана, - вы выглядите как он, точь-в-точь.
- Могу вас заверить, что нет, я не ваш муж. Не волнуйтесь.
В палату входит Вячеслав.
- Слава, сы… - вовремя останавливается она.
Вячеслав с непониманием смотрит на Виктора Петровича.
- Светлана Юрьевна, все будет хорошо. Вы нам обязательно расскажите свой сон, а сейчас отдыхайте.
Доктор наклоняется, смотрит зрачки пациентки. Проверяет показания приборов. Вячеслав и Виктор Петрович выходят из палаты.
- Да, что-то наш Борис опять намешал. Ух, нарколог с правом анестезиологии!
Они смеются.
Через несколько недель пациентка Светлана уже была готова к выписке.
- Спасибо вам, Виктор Петрович. Я этого никогда не забуду! Вы подарили мне новую жизнь! – Светлана целует своего доктора в лоб.
- Всего вам самого доброго и берегите себя! – Виктор Петрович смотрит ей вслед.
- Виктор Петрович, как вы думаете, там во сне, когда я была на грани смерти, это был ад или рай? - Светлана смотрит в глаза Виктору.
- Вам решать, Светлана Юрьевна! И сердце не обманешь. До свидания.
Светлана выходит на крыльцо больницы. Смотрит на яркое солнце и подставляет лицо его лучам, с удовольствием ловит тепло. Сквозь тонкое летнее платье пальцами нащупывает шрам слева на груди. Она улыбается и уходит, одинокая, но такая свободная и счастливая.
34. Окопный наркоз http://www.proza.ru/2016/01/22/683
Галущенко Влад
Он сидел на кровати в позе йога. На голове была навернута чалма из белого халата. Рассказывал ребятишкам из детдома при деревенской больнице сказку. Я его сразу узнал по статье и фото в местной газете.
Профессор, полковник медслужбы в Афгане, хирург, главврач. Детишки сидели вокруг него на кроватях и полу.
Я, с коробкой игрушек в руках, застыл на входе. Дослушал сказку до конца.
Это была невероятная смесь из старика Хоттабыча и Алисы в стране чудес.
Только Алису почему-то звали Дюймовочка.
По окончании сказки ребятишки увидели и узнали меня. Стали вырывать коробку из рук.
Пришлось поставить ее на пол.
- Молодой человек, вы не меня ищете? - сказочник в изрядно помятом халате стоял передо мной.
На кармане я прочел вышитую надпись – Тынянкин Игорь Васильевич.
- Нет, Игорь Васильевич. Детишкам вот опять игрушек привез. Да кое-что из одежды.
- Я вас не знаю?
- Пока нет, тьфу-тьфу.
- Что же это вы, батенька, на главврача плюете?
- Нет, Игорь Васильевич, не на главврача. На хирурга, - Тынянкин раскатисто засмеялся.
Это была наша с ним первая встреча.
Плевал я зря. Через два месяца скрутила меня киста в копчике. Боль становилась невыносимой.
Местным «серым» недоучкам из районной больницы я не доверял. Не тот уровень для операций на позвоночнике. Поехал в деревенскую больничку к Тынянкину. Без карточки. Со старой военной медицинской книжкой.
- Тоже, значит, в запасе. В вечном. Шрамов-то на тебе, батенька, не счесть. И, вижу, не порезы от перочинного ножичка. Что ж терпел так долго?
- Игорь Васильевич, мать учила - терпеть любую боль, кроме сердечной.
- Это так, это так. И хочешь, значит, чтобы я тебе шрамов добавил?
- Хочу.
- Запрещено ведь мне здесь оперировать районным начальством. Да и нет здесь никакого хирургического оборудования, а из инструментов только скальпель. Знаешь?
- Знаю. А в окопах в Афгане у вас много было оборудования?
- Ну, там я и не спрашивал согласия. Надо было. Так ты настаиваешь?
- Да.
- Хорошо. Вижу, боль ты умеешь терпеть. Наркоза ведь у меня тоже нет.
Хотя… Ладно, применим окопный наркоз. Операция завтра утром.
Я голый улегся животом на холодный оцинкованный стол. Командовала молоденькая медсестра-хохотушка Лиза. Про таких мужики говорят – есть на что посмотреть и за что взяться. В полупрозрачном беленьком халатике-мини смотрелась она соблазнительно. Но мои мысли больше были сосредоточены на ноющем копчике.
Вошел Тынянкин. Уже в перчатках. За ним сестра несла поднос с инструментами. Было кое-что в запасе у старого хирурга.
Лиза стала передо мной. Сжала мои похолодевшие пальцы горячими ладошками. Я до крови закусил губу.
Хирург о чем-то невнятно говорил с помощницей. Та накрыла меня большим синим покрывалом с дырой посредине. Потом стала обрабатывать область разреза.
Сам разрез был не болезненный. А вот дальше…
- Сейчас, Влад, будет больно. Смотри на Лизу. Наркоз!
Я поднял голову.
Лиза распахнула на груди халатик и придвинулась ко мне, снова схватив за пальцы. На меня пахнуло женским теплом. От резкой боли я ткнулся лицом в теплую ложбинку ее груди и задохнулся. Не знаю – чего было больше? Боли или избытка чувств от запаха и тепла нежной женской плоти.
Непередаваемая смесь, заставившая для осмысления произошедшего закрыть глаза. Когда открыл – с сожалением уставился на застегнутый халатик.
И я снова стал ждать боли. И команды – наркоз! Но прозвучала она, к моему глубочайшему сожалению, еще только раз.
И снова это упоительное сочетание боли и шквала чувств.
Позже, когда я пытался осмыслить произошедшее, сравнить с чем-то, на ум приходили только примеры садо-мазохизма, где высшее наслаждение достигалось сочетанием боли и удовлетворенным желанием.
Таков удел всех хирургов – излечение через боль. Тынянкин смог даже больше – сделать боль желанной. Это уже удел гениев.
3-ий тур
1. Школа подводника на берегу http://www.proza.ru/2015/04/30/277
Феликс Цыганенко
Светлой памяти Николая Вершкова,
матроса-подводника Северного Флота
и ветерана Мурманского пароходства
- п о с в я щ а ю
Тёплым августовским утром в середине 70-х годов рудовоз "Ургенч" швартовался к стенке 11-го причала мурманского торгового порта. У моряков царило праздничное настроение - закончился рейс к берегам Северной Америки и Кубы. Однако рассчитывать на беззаботный отдых после длительного плавания могли лишь счастливчики, кто уходил в отпуска. Согласно заведенной практике к приходу заказали радиограммой береговых специалистов разных профилей. Среди них - инженер по радионавигационным приборам, на переходе океаном случались отказы авторулевого.
На другой же день стоянки в дверь каюты электромеханика постучали. На пороге показался высокий сухощавый мужчина со шрамом на правой стороне лица. В руках он держал небольшой чемоданчик с инструментом. Это был хорошо известный морякам специалист навигационной базы Николай Вершков
- Рад вас видеть, Николай Иванович, - обрадовался я и крепко пожал руку Вершкову.
- У нас проблема с авторулевым, в кубинском рейсе приходилось выслушивать "лестные" эпитеты от судоводителей, - поспешил я обьясниться.
- Не расстраивайся, разберёмся, - приветливо улыбаясь, успокоил Николай Иванович.
Не мешкая, мы поднялись на ходовой мостик. Обложившись дкументацией, схемами и инструментом, несколько часов колдовали у рулевой колонки. Когда работы по ремонту и регулировке авторулевого АБР-1 были успешно завершены, по всем флотским традициям я обязан угостить мастера кофе. Да и по рюмочке коньяку принять - не грех. В уютной каюте, после трудов праведных, приятно побеседовать с бывалым человеком за жизнь. Много интересного и незабываемого я услышал в тот вечер.
В народе говорили, что шрамы украшали мужчину. Это в полной мере относилось к моему собеседнику, имевшему на лице подобную отметину. Матрос-подводник Северного флота в годы войны, Николай Вершков был ранен во время атаки подводной лодки немецкими торпедоносцами. Николай Иванович рассказал, что члены экипажа "С-56" ежегодно собирались на встрече в Москве у бывшего командира субмарины, ныне вице-адмирала Героя Советского Союза Григория Щедрина. В годы войны для усиления Северного флота подводная лодка "С-56" под командованием капитан-лейтенанта Щедрина совершила переход из Тихого океана в Баренцево море. Плавание по Северному морскому пути было невозможно из-за тяжёлой ледовой обстановки. Так что подводной лодке пришлось из Владивостока добираться на базу Северного флота в Полярный через Панамский канал, с заходом в США, Канаду и Шотландию. По сути было совершено кругосветное плавание, но это отдельная, большая и занимательная история.
Что до военных действий, по количеству уничтоженных целей «С-56» оказалась самой результативной советской подводной лодкой времён Великой Отечественной войны. На её счету потопление двух боевых кораблей и двух транспортов, а также повреждение одного транспорта. «С-56» совершила 8 боевых походов, в которых провела 13 атак с выпуском 30 торпед.
Конечно же, я слышал и читал книги о подводниках-североморцах, но тут был живой участник и свидетель боевых походов! Излишне говорить, насколько взволновала встреча с Вершковым. В будущем мне неоднократно приходилось встречаться с Николаем Ивановичем на судах пароходства. После работы я старался быть гостеприимным хозяином в каюте, с интересом слушая его удивительные рассказы о службе на ПЛ в годы войны. В пароходстве его знали не только как героя-подводника, редкого профессионала в своём деле, но и добрейшей души человека. Своей приятной улыбкой и тихим спокойным голосом он располагал собеседника. Работа в пароходстве, которой он посвятил всю последующую жизнь, была по душе бывшему подводнику.
У Николая Ивановича чувствовался сильный характер и внутренняя сила. А его крепкие мозолистые руки? Сколько раз, балансируя на грани жизни и смерти, они неистово крутили клапана балластных цистерн. От умения и расторопности каждого матроса, моториста и электрика зависела жизнь экипажа. Уходя от противника после торпедной атаки, лодка ныряла в холодную, но спасительную глубину Баренцева моря.
В тот первый день нашего знакомства на рудовозе Николай Иванович поведал интереснейший эпизод в его работе специалиста радионавигационной базы, сравнимый со «скорой помощью» потерпевшим. До чего приятно было слушать его тихий, задушевный и проникновенный голос.
- В 60-х годах на рейде Кольского залива бросило якоря грузовое судно из ФРГ. На теплоходе случилась беда: вышел из строя гирокомпас, без которого не обойтись современному кораблю. Навигационный прибор, указывающий направление на земной поверхности, необходим в рулевых системах, как с ручным, так и с автоматическим управлением. Пришлось немецкому капитану смирить гордыню и просить помощи у береговых служб Мурманска. Не по звёздам же рулить в середине ХХ-го века! Как тут не помочь коллегам? Начальник радионавигационной базы знал, что с немцами Вершкову доводилось встречаться не за стойкой бара, а в смертельной схватке в студёных водах Баренцева моря. Тем не менее, он отправил его к немцам, как ведущего специалиста по гирокомпасам. Да наказал не осрамиться перед иностранцами. Морское братство - вне политики!
Двое суток, не покидая сухогруз, Вершков с коллегой занимались ремонтом гирокомпаса. Выполненную работу специалисты предъявили немецкому старпому. Довольный капитан хлопал себя по огромному животу и потирал руки. Добродушно подтолкнув русских в спины, он пригласил их в свою каюту, отметить завершение авральной работы. Так что не только старомодные англичане почитали морские традиции.
Хозяином каюты были предложены замысловатые заморские напитки, включая шнапс, ром, и пиво SPATEN – известная всему миру баварская марка! Приятный фуршет у капитана подтвердил мнение о немцах, как о любителях крепко выпить и плотно закусить. Да и наши мужики, чего греха таить, не задерживали процесс. Как только старпом, владеющий русским языком, наполнял спиртным рюмки, они без задержки, опорожняли посуду. Не стеснялись и в закусках, особенно хороши были бутерброды с красной икрой и отбивные из свинины. А что там скромничать? Ужин наши специалисты вполне заработали после двух бессонных ночей!
Впоследствии Николай Иванович вспоминал о своих ощущениях: «Мог ли я предположить в тесных отсеках подлодки "С-56", готовя торпедный аппарат к залпу по немецкому эсминцу, что придёт время, когда мне доведётся пить шнапс и баварское пиво в каюте немецкого капитана?! Какие только сюрпризы не преподносит нам жизнь»?
После приёма нескольких рюмок крепкого напитка, капитан узнал, что Вершков - участник войны, будучи в составе Северного флота. Однако немец не смутился, напротив, попросил даже исполнить русскую песню. Удивился Николай Иванович и слегка задумался. Почему бы и нет… знай наших! Вершков - русский моряк, человек не робкого десятка! И вспомнил он весёлые частушки, что под гармошку и с присущим им юмором исполняли артисты Михаил Жаров и Николай Крючков. Правда, слова не совсем приятные для немцев, но моряки ведь вне политики! И потом они сами напросились, так что бывший матрос подводной лодки Северного флота рискнул:
Наша баня горяча,
Немцы дали стрекача.
Брюхо им напарили,
Зад наскипидарили!
Что такое? Вас ист дас?
Немцы драпают от нас!
Да, из песни слов не выкинешь! Неведомо, насколько точно перевёл частушки старпом, но капитан лишь рассмеялся. Так что толстяк хоть и холодной нордической расы, а с чувством юмора - всё в порядке. К полуночи капитан вызвал на рейд катер, а старпом проводил гостей до трапа, порядком осоловевших от обильной заморской выпивки и закуски...
На другой день, утречком на работе, к Николаю Ивановичу ворвался шеф, главный инженер береговой базы. Чем-то напуганный, необычайно волнуясь, он негромко спросил:
- Николай, ты что натворил? Звонил сам начальник пароходства Данилкин и рекомендовал тебе явиться к нему немедленно.
Вершков терялся в догадках: в чём дело? Вроде бы всё было чинно и благородно, немцы остались довольны. Едва переступил порог большого кабинета, как его владелец строго поинтересовался у Вершкова:
- Николай Иванович, расскажи-ка любезный, что за песню ты исполнил вчера у немецкого капитана? - и хитро прищурившись, попросил: слова не напомнишь?
Как только он это произнёс, Вершков сразу догадался, что это докладная его вчерашнего напарника, проявил мужик бдительность. А чего собственно бояться Вершкову, прошедшему огни и воды? Исполнил он частушки Данилкину, может быть, не так громко и выразительно, как вчера, однако от начала и до конца. Неожиданной для него оказалась реакция начальника пароходства. Рассмеявшись, Данилкин добродушно похлопал Вершкова по плечу и, неожиданно для него, произнёс:
- Сразу видать, что Николай Иванович прошёл школу Северного флота... в военное время. Так держать! - напутствовал он бывшего подводника, будучи в приподнятом настроении.
Иван Дмитриевич Данилкин, начальник пароходства в 1956-63 годах хорошо понимал Вершкова, ведь он сам участник ВОВ и войны с Японией в 1945 году. Его уважали и ценили все работники ММП. "Такие вот люди командовали плавсоставом арктического пароходства в те годы", - закончил свой рассказ член экипажа подводной лодки, воевавший в Баренцевом море, Николай Иванович Вершков. Теперь он инженер-навигатор морского пароходства, но закалка человеческого достоинства и самолюбия, как пример будущим поколениям на флоте, в нём сохранилась навсегда…
2. Здравствуйте, мои дорогие http://www.proza.ru/2016/01/29/1013
Наталья Чаплыгина
Письма брата из 71-го.
27.07.71 г.
«Здравствуйте, мои дорогие.
Простите, что долго не писал. В училище я поступил на высшее отделение (есть здесь ещё и среднее). Учиться буду 4 года. Увидимся теперь только зимой. Но я ещё домой не хочу.
Вчера, после приёмной комиссии, нас постригли наголо и выдали ХБ, - это форма, правда, пока выдали старую. Но 1 сентября мы будем одеты во всё новое.
Смотрю на себя лысого и смеюсь до упаду. Мои волосы до плеч теперь уже в прошлом.
Училище занимает большую площадь, и всё здесь очень интересно. Работать приходится много. Скоро поедем в лагеря. Никогда не думал, что в 16 лет я одену военную форму и стану курсантом военного училища.
Удалось побывать в городе. Девчонки здесь красивые, но дома лучше…»
8.08.71 г
«Здравствуйте, дорогие мои.
Есть немного времени, и я пишу вам. Вчера приехали с полигона. Вот, где поработали! Ну, ничего, зато крепче стали.
А мне повезло: много ездил на речку, на строительство плавбазы для курсантов. А потом я был дежурным по батарее. Батарея – это 120 человек. Всё училище разбито на батареи.
В конце августа, начале сентября будем принимать присягу. С завтрашнего дня начнем проходить курс молодого бойца: строевая, политическая подготовка, изучение оружия, боевые стрельбы. В общем, жизнь интересная, но не лёгкая. Но, как известно: тяжело в учении, легко в походе.
Может это только мои первые впечатления такие восторженные, а потом всё покажется иным? Из мальчишек нашего села я первый поступил в военное училище. Приеду зимой в отпуск, пойду в школу и обязательно расскажу ребятам про нашу жизнь.
Да, я забыл написать, какие оценки получил на вступительных экзаменах:
физика – 5,
математика (устно) – 4,
математика (письм.) – 5
сочинение - 4.
Напишите мне о моих одноклассниках. Где они? Кто и куда поступил?...»
10.08. 71 г.
«Здравствуйте, мои дорогие.
Получил ваше письмо и решил ответить сразу: благо много свободного времени. Сегодня я дневальный по батарее.
В воскресенье у нас с 12 часов разрешено посещение курсантов родными и знакомыми.
Очень бы хотелось, мама, чтобы ты смогла приехать ко мне на присягу. Но я понимаю, что тебе, совершенно невозможно вырваться в начале учебного года.
За меня не волнуйтесь, у нас здесь всё есть. Живём, как студенты, только без вольностей. Многие не выдерживают, но со мной этого не случится. Я уже начал вживаться в эту жизнь…»
21.08.71г.
«Здравствуй, сестричка.
Получил твоё письмо. Постараюсь ответить на твои вопросы.
Экзамены для меня оказались нетрудными. В школе были труднее. Но ты же знаешь, какие в нашей школе преподаватели, столица позавидует. Проходной балл был довольно высоким. Но я справился и прошёл на высшее.
О том, как нас кормят писать нельзя. Но могу сказать, что не голодаю, и даже остаётся.
От физических нагрузок становится жарковато: всё болит, зато чувствуешь, как мышцы наливаются. Приеду в отпуск с фигурой Аполлона.
Ты просишь писать чаще. Но у меня день расписан. Да и вас с мамой двое, а я один. Мне кажется, что вы на двоих от меня получили больше писем, чем я от вас. Когда приеду, наговоримся с тобой от души…»
23.08, 71г.
«Здравствуйте, родные мои.
Что вам написать о моей жизни?
С каждым днём мне всё интереснее. То пойдёшь в наряд на кухню. Красота! Компот можно пить в неограниченном количестве.
А вот сегодня уже окончательно нам выдали боевое оружие, и мы провели боевые стрельбы. Очень непривычно было стрелять, но всё же у меня второй результат в батарее. Из 30 я выбил 28: две 9 и 10. У первого результат 29.
Очень неплохо, по-моему, для стрельбы из карабина впервые.
Сейчас я заступаю дежурным по батарее.
Вчера исполнилось два года, как не стало папы. Тяжело тебе, мамочка, и нас с Натой на ноги ставить и дом достраивать…»
24.08.71 г.
«Здравствуйте, мои дорогие.
Вчера написал вам письмо. Но сегодня у меня какой-то радостный день. Утром я получил сразу два письма: от вас и Саши Мелихова. Большое спасибо тебе, мамочка, за подробное письмо. Сразу будто дома побывал. Саша мне тоже написал много интересного и фотографию свою прислал.
А после обеда пришёл второй денежный перевод от вас. Первого перевода мне на всё не хватило, зато теперь докупил всё, что нужно: подворотнички, туалетные принадлежности, мази, кремы и пр. и даже ещё остались свободные деньги. Так, что живу! Не знаю, как благодарить вас. Вам самим деньги необходимы. Ссуду выплачивать надо. Да и Нате уже 14, совсем девушка.
Очень хочется в отпуск приехать в новый дом. Пишите, как идёт стройка. Вы должны достроить новый дом и зажить в нём новой счастливой жизнью…»
26.08.71 г.
«Здравствуй, мамочка.
Вот видишь, я пишу тебе часто и отвечаю почти на все ваши письма. Скучать мне не приходится. Здесь вообще нет места для скуки. День заполнен до отказа, тем более, что я заведую идейно-политическим сектором, получаю газеты и журналы на всю батарею, делаю политинформации.
У нас здесь новость: холера! Объявили карантин. Скоро, наверное, закроют город. Но нас это не тревожит. В училище есть всё, чтобы мы не заболели. Вот только присяги на городской площади не будет…»
30.08.71 г.
«Здравствуй, мамочка.
Сегодня получил твоё письмо и расстроился. Очень оно грустное. Я понимаю, насколько тебе трудно без папы. Я по нему тоже очень скучаю. Но нельзя жить одними воспоминаниями. Они нужны, чтобы не забыть человека и сохранить его образ в памяти. Нужно продолжать жить. Ведь тебе только 42 года. И ты у нас красавица.
Поздравляю тебя с новым учебным годом и с тем, что он начнётся в новом здании школы. Я хочу, чтобы ты всегда оставалась лучшей учительницей. Передавай привет моим учителям. Спасибо им большое за крепкие знания, которые они вложили в наши головы.
За меня не волнуйся. Я постараюсь быть достойным тебя и памяти нашего папы…»
12.09.71 г.
«Здравствуйте, мои дорогие.
Только что я принял присягу. Теперь я настоящий военный. На душе необъяснимое чувство, словно я сделал что-то очень необходимое. Не могу выразить это словами. Я уже, как поётся в песне: «не тот, что был вчера». Это точно, уже не тот. Повзрослел сразу, что ли?
Не верится: 16 лет, а я полноценный военный. Я самый младший из первокурсников.
Мамочка. Поздравляю тебя с новой должностью. Я знаю, что ты будешь замечательным завучем по внеклассной работе. Благодаря тебе наша школа всегда на смотрах занимала первые места. Так, что эта должность по праву твоя…»
8.10.71 г
«Здравствуйте, мои дорогие.
Спасибо за посылку. Всему отделению она очень понравилась. И огромное спасибо за спортивный костюм. Он очень кстати.
Сейчас мы уже обжились. Начали работать спортивные секции. Я хожу в секцию боевого самбо. Трудновато. Ну, а что легко даётся?
Сейчас у меня горячая пора. Мне поручили подготовить литературно-музыкальную композицию на концерт ко Дню ракетных войск и артиллерии. Да, не хватает мне твоего опыта, мамочка, но я вспоминаю твою работу и стараюсь хоть что-то перенять.
С учёбой у меня всё нормально. Увольнений из-за карантина пока нет.
Завтра начнётся новая учебная неделя, и завтра же едем на стрельбы. Сегодня придётся повозиться со своим карабином…»
13.10.71 г.
«Здравствуйте, мои дорогие
Подготовка к празднику идёт полным ходом. Моя композиция понемногу продвигается. Скоро понесу её комбату на утверждение. Нужно торопиться.
Мамочка, ты пишешь, что будешь теперь работать ещё и в вечерней школе. Я волнуюсь. Это очень большая нагрузка. Ты и до этого спала 5 часов в сутки, а теперь и того меньше будет.
С учёбой у меня всё хорошо. Дома всё отвлекался куда-то. А здесь дано тебе 4 часа самостоятельной подготовки, вот и отдай их учёбе. Наш девиз: не хочешь учиться для себя, учись для коллектива.
Теперь моя жизнь пошла интереснее. Начались увольнения. В пошлое воскресенье ходил первый раз. Город понравился, было весело. Ходил в кино, потом в парк.
О чести мундира не беспокойся. Я его не замараю. По моему воспитанию священнее этого здесь для меня ничего нет…»
1.11.71 г.
«Здравствуйте, мои дорогие.
Получил все ваши письма. Большое спасибо, мамочка, за стихи. Я перерыл горы сборников и не мог найти хорошего стихотворения о Родине. Ну, а теперь всё в порядке. А второе стихотворение у меня вошло в конец композиции. В общем, комбат утвердил и я начал подготовку к концерту.
7 числа у нас парад на площади, а потом торжественный ужин.
Вчера в нашем клубе был концерт Волгоградской эстрады. Концерт всем понравился. Особенно конферансье. Давно я не слышал таких хороших шуток. Мы буквально выползли из зала, обессилив от смеха…»
13.11.71 г.
«Здравствуй, сестричка.
Сегодня мне исполнилось 17 лет. Спасибо тебе за поздравление в стихах и маме за посылку. Ну, уж, коль речь зашла о стихах, то я тебе сестричка напишу одно.
Подъём
Вот и ночь пролетела, можно выключить свет.
И в казарму несмело входит синий рассвет,
Утро бродит у дома, стережёт тишину.
Спят курсанты, подъём через двадцать минут.
Не мешай им, дежурный, эти двадцать минут
В стороне своей дальней пусть они проведут.
Пусть пройдут по тропинкам, по заветным местам.
Эта тайная встреча не нарушит Устав.
Пусть курсанта встревожит та, что в письмах сейчас
Ожидает, скучает и целует сто раз.
Пусть обнимет курсанта, пусть посмотрит в глаза,
Скажет то, что когда-то не успела сказать.
Не успела, а может и не знала тогда,
Что ему это слово, как живая вода.
Что от этого слова на курсантском пути
Будет легче дышаться и службу нести.
Не мешай им, дежурный, эти двадцать минут
В стороне своей дальней пусть они проведут.
По тропинкам знакомым пусть побродят вдвоём.
Тишина…
До подъёма…
Впрочем, точка.
Подъём!!!...»
3. Сквозь бури и пламя http://www.proza.ru/2015/03/22/1130
Виктор Панько
Наша встреча произошла в 1986 году в Вильнюсе.
С Виталием Николаевичем Каракулиным мы были знакомы по переписке. Он прислал Клубу интернациональной дружбы Кухнештской средней школы свои воспоминания и некоторые материалы. Среди них был фотоснимок военных лет: группа офицеров-пограничников сфотографировалась на память на 1009 день Великой Отечественной войны в селе Липканы, когда 24-ый пограничный полк вышел на Государственную границу СССР. Было это 26 марта 1944 года.
1009 день Великой Отечественной войны стал днём освобождения от немецко-фашистских захватчиков нашего Глодянского района. Через 41 год, 26 марта 1985 года наша районная газета «Ленинская мскра» опубликовала эту фотографию. Я выслал Виталию Николаевичу газету, так мы познакомились.
И вот по счастливой случайности я - в Вильнюсе проездом из Паланги в Кишинёв.
Вечерний Вильнюс шуршит за окнами шинами проезжающих автомобилей и автобусов. Жители столицы Литвы заняты своими повседневными делами. На город опускаются крупные белые снежинки, покрывая неширокие улицы, своеобразные по своей архитектуре дома Старого Города, крупные многоэтажники современных кварталов. А в квартире Виталия Николаевича на улице Пяркуно тепло и тихо, городские автострады отсюда далеко, и ничто не мешает спокойной и плавной речи хозяина.
Высокий лоб, неторопливость в движениях и в разговоре, внимательный взгляд из-под чёрных бровей – таким я его и представлял себе по воспоминаниям.
Слушаю неторопливую речь Виталия Николаевича, в которой он то и дело упоминает названия сёл Болотино, Чучуля, Кухнешты, Калинешты, и чувствую: для него не существует расстояния длиной в 45 лет, точно так же, как для меня не существует теперь расстояния в тысячу с лишним километров от Вильнюса до Глодян. Мы оба – рядом, в Молдавии, в сорок первом, на берегу Прута.
- В четыре часа утра 22 июня немецко-румынские войска, открыв ураганный огонь, начали форсировать Прут, атаковать наши пограничные заставы,- говорит Виталий Николаевич.- За считанные минуты преобразовалось июньское утро. Дым пороховых газов застилал долины и луга. Я в это время находился в Калинештах, на участке 15-ой заставы, спать лёг около трёх часов, спал в доме техника лесничества. Проснулся от взрывов, пошёл в сельский Совет и позвонил в Чучулю в комендатуру. К телефону подошёл помощник начальника штаба комендатуры Александр Махнин. Я сообщил ему обстановку на участке. Он мне ответил, что комендант уже воюет на правом фланге комендатуры и передал, чтобы я немедленно возвращался в Чучулю, где находилась комендатура. Я вскочил на своего коня. На полпути встретил начальника 14-ой заставы лейтенанта Герасёва с личным составом. Спросил, что он предпринимает. Герасёв ответил, что занимает запасные окопы. Он мне дал облигации, чтобы я передал его жене.
Когда я приехал в комендатуру, все семьи офицеров, в том числе и моя, были загружены в машины. Я только успел поцеловать жену и дочку. Вещей они взять не имели возможности. Они уехали, а мы стали готовить все служебные документы к эвакуации. У нас была топографическая карта в 20 листов. Старший лейтенант Наумов приказал вложить её в полевую сумку, но она туда не входила. Тогда он предложил часть карты местности, что за Днестром, оторвать и сжечь, так как мы не думали, что нам придётся отступать вглубь страны….
Виталий Николаевич на секунду замолкает. Может быть, вспоминает он в этот промежуток времени не языки пламени, лижущие топографическую карту в маленьком молдавском селе Чучуля, а солнечные блики, какие видел он, отражённые в стёклах окон и куполов Златой Праги 9 мая 1945 года? Кто знает? Довелось ему участвовать в боях в составе Южного, Северо-Кавказского, Второго и Третьего Украинских фронтов. За это он награждён боевыми тремя орденами и несколькими медалями.
- 22 июня сорок первого, - продолжает он,- на участке нашей комендатуры противник пять раз пытался форсировать Прут, но его отбрасывал назад огонь погранзастав….
Виталий Николаевич достаёт фотографию и протягивает её мне.
- Так это же Иван Петрович Булгаков! – говорю я удивлённо, увидев знакомое лицо.
- Да, это – он. Я его хорошо знал. Эту фотографию мне прислала дочь Ивана Петровича уже после войны. Иван Петрович совершил подвиг 23 июня, на второй день войны. Ночью комендант нашей третьей комендатуры капитан А.М. Липатов приказал лейтенанту Булгакову поддержать соседа слева. Несмотря на артиллерийский и пулемётный обстрел, группа Булгакова выступила по заболоченной, поросшей кустарником местности по направлению к мосту. Противник усилил огонь. Когда обстрел стал стихать, Булгаков с возгласом: «За Родину, вперёд!» поднял бойцов-пограничников и повёл их на врага. Из автомата он уничтожил несколько фашистов, в упор застрелил румынского офицера. В разгар схватки он был ранен, но продолжал руководить боем. Пограничники выбили врага с позиций. Впереди был Иван Петрович. Перебегая от укрытия к укрытию, пограничники продвигались к мосту. В это время вражеская очередь сразила бесстрашного командира. Теряя последние силы, он приказал принять командование старшине Соколову….
Виталий Николаевич замолчал.Ему и мне известно, что через много лет после этого боя один из местных жителей, тоже участник Великой Отечественной войны, кавалер ордена Славы, один из первых комсомольцев и организаторов колхоза в селе Кухнешты, Евстафий Фёдорович Харя установил точное место гибели лейтенанта Булгакова. По его инициативе на этом месте, у большого дуба воздвигнут обелиск, а рядом - Евстафий Фёдорович посадил с учащимися Кухнештской средней школы девять ёлочек – символ 9 Мая – Дня Победы.
В апреле 1980 года совет ветеранов 24-го Прутского ордена Богдана Хмельницкого пограничного полка сообщил Каракулину, что ему, вместе с Павлом Ивановичем Коломацким, Николаем Степановичем Беляевым, Николаем Михайловичем Тихомировым и Василием Ивановичем Матиец предстоит поездка на границу, где они принимали первый бой с фашистами. Эта группа ветеранов-пограничников побывала на заставе имени Ивана Петровича Булгакова. В то время на заставе служил внук Булгакова Костя Шаров и 12 односельчан Булгакова. Ветераны выступили перед пограничниками заставы, сфотографировались у памятника Булгакову. 8 мая 1980 года Виталий Николаевич Каракулин выступил на митинге по случаю открытия обелиска погибшим односельчанам в Кухнештах. Здесь он познакомился с бывшим военруком Кухнештской средней школы Е.Ф.Харей, с которым переписывается до сих пор. Их, бывших фронтовиков, объединяет многое, они чем-то похожи друг на друга.
Многое узнал я в тот вечер о героях-пограничниках 24-го полка, об его подвигах в боях и работе по борьбе со шпионами и диверсантами врага, прочитал слова стихотворения, сочинённого командиром взвода лейтенантом Зыковым:
Позором свои не покроем петлицы,
Всегда мы готовы к боям,
Ни шагу родимой советской землицы
Без боя не сдали чекисты врагам….
Это – слова о боях на Маныче. На месте тех боёв в 1974 году воздвигнут монумент в честь подвига 24-го Прутского ордена Богдана Хмельницкого пограничного полка. Его авторы – члены Союза художников СССР А.А. Синарин и С.П. Голосов. Монумент был торжественно открыт 1 августа 1974 года. Где-то здесь в военную годину звучала и другая песня, сложенная пограничниками в наших краях, у Прута:
Погожим июньским холодным рассветом
Вломились фашисты звериной ордой.
Отчизны Советской любимые дети
Бесстрашно пошли пограничники в бой….
…Виталий Николаевич Каракулин родился в 1911 году в Ярославской области. По призыву комсомола пошёл на строительство детища первой пятилетки – резино-асбестового комбината в Ярославле. В тридцать втором году по призыву ЦК ВЛКСМ был направлен на строительство Комсомольска-на Амуре. Тринадцать лет прослужил пограничником. После войны боролся с бандитизмом в Литве, участвовал в укреплении разрушенного войной хозяйства Литовской ССР, был секретарём партийной организации крупного производственного коллектива….
Он вспоминает, как в 1942 году наши части отходили к Днепру. Пограничники обеспечивали порядок на переправах. В одно раннее утро к Каракулину подошёл человек в форме политрука Красной армии и начал вести панический разговор. Каракулин его задержал. Тот оказался агентом немецкой разведки. В его задание входило распространять среди военнослужащих нашей армии пораженческие слухи. Однажды в Грозном Каракулин задержал девушку. При работе с нею выяснилось, что она выполняла задание немецкой разведки, а её мать являлась немецким резидентом в Грозном. Было трудно установить её адрес и место работы, так как она сменила их несколько раз. Большими усилиями разведчиков полка (Каракулин был командиром разведотделения первого батальона) удалось обезвредить её и до десятка немецких агентов, находящихся у неё на связи.
В ноябре 1942 года полк стал выполнять задачи по охране тыла войск Северной группы Закавказского фронта. Очищая Северный Кавказ, полк задержал и разоблачил только в январе-феврале 24 шпионов, 2 бандитов, 460 ставленников и пособников врага. Эта работа требовала смелости, находчивости, сообразительности, большого мужества.
С гордостью вспоминает Виталий Николаевич о том, как пограничники оперативно-чекистской группы, которой он тогда командовал, участвовали в танковом десанте.
- В конце августа 1943 года я был назначен начальником оперативно-чекистской группы от нашего первого батальона в составе 22 человек. При выходе из села Новый Айдар на берегу Северного Донца мы увидели командарма 3-ей гвардейской армии генерал-лейтенанта Героя Советского Союза Лелюшенко. Он готовил танковый десант. Когда он увидел нас, то сказал, что очень хорошо, что мы появились в этот момент. Узнав, что я – старший, он приказал всю группу выстроить. Я выполнил это распоряжение. Генерал Лелюшенко перед строем сказал, что ему нужно 15 добровольцев для танкового десанта. Желание пойти изъявили все. Тогда он отобрал подряд 15 человек и, обращаясь ко мне, попросил одного офицера. Я попросился сам, но, та как должен был выполнять поставленную передо мной задачу, он отклонил просьбу. Тогда пожелал пойти лейтенант Селехов. На танках, ведя огонь из автоматов, пограничники внезапно для противника ворвались в Горловку, а затем – в Константиновку. За решительность и бесстрашие в бою по указанию командарма Лелюшенко все участники танкового десанта были представлены к правительственным наградам.
- Виталий Николаевич, а чем тогда была занята вторая часть Вашей группы? – спрашиваю я его.
- Мы задержали и разоблачили палача, который казнил советских граждан, приговорённых оккупантами. Был найден проводник, который выводил немецких карателей на места нахождения партизан и тех, кто скрывался от немцев. Тогда же мы разоблачили бывшего начальника полиции и арестовали его и всех его пособников.
… Подразделения 24-го пограничного полка участвовали в марте 1944 года в освобождении населённых пунктов Молдавии от города Сороки до села Липканы, очищая тыл действующей армии от шпионов и диверсантов, выявляя, задерживая и разоблачая изменников Родины, предателей, ставленников врага и других враждебных элементов. В результате этой работы в селе Бричаны офицерами-разведчиками отделения, которым командовал капитан Каракулин, были установлены по архивам, брошенным в панике отступающими фашистами, задержаны и разоблачены 22 агента врага. Эти архивные материалы были найдены старшим лейтенантом Петром Мартыновичем Давиденко и практикантом разведотделения старшиной Алексеем Саламатиным. В розыске этих агентов активную помощь оказали местные жители.
В Липканах пограничники первыми в полку вышли на Государственную границу СССР 26 марта 1944 года. Затем они участвовали в освобождении Румынии, Венгрии, Австрии и Чехословакии.
В апреле 1946 года Каракулин был направлен в Литовскую ССР на борьбу с бандитизмом. Служил заместителем начальника Биржайского отдела МГБ по борьбе с бандитизмом. За выполнение особого правительственного задания награждён орденом Отечественной войны второй степени. В Салочайской волости Каракулин участвовал в ликвидации банды из 11 человек, которая ограбила магазин на территории Баусского уезда Латвии. Помогла хорошая координация работы чекистов Литвы и Латвии. Да разве обо всём расскажешь?
Уже теперь, находясь на пенсии, Виталий Николаевич активно участвует в работе по военно-патриотическому воспитанию молодёжи, переписывается со школьниками Молдавии и Литвы, своими однополчанами. Среди адресатов Каракулина – рабочие Кишинёва, школьники Глодян и Кухнешт, ветераны, проживающие сегодня в разных уголках нашей Родины.
В канун 23 февраля и 9 Мая он отправляет около 70 открыток во все концы страны.
Многие из тех, чьи фамилии на них записаны, получат от него поздравления и в конце мая. Тогда цветут сады, зеленеют леса, земля дышит синеющим в дымке воздухом, а самолёты и почтовые грузовики передают однополчанам от Каракулина поздравления с Днём пограничника.
4. Снайпер. Май 1943 http://www.proza.ru/2015/11/19/2207
Владимир Репин
Где-то совсем рядом грохнуло, и дверь просторного погреба, врытого в склон и служившего снайперам землянкой, чуть не выбила косяк. Потом ударило еще и еще, взрывы начали смещаться к обсерватории, к парку.
- Ну вот, "с добрым утром!", как по расписанию...
Иван вышел взглянуть, что натворили сегодня осточертевшие батареи с Вороньей горы. Вроде бы обошлось. Траншею разбили - ну, да ладно, пехота поправит. Не снайперское это дело - лопатой махать, у них руки дрожать не должны.
На кольцевую ветку в лежащей перед ним долине, километрах в пяти от переднего края, бодро выкатился с каких-то заводских путей паровозик с парой артиллерийских бронеплатформ, остановился, поводил пушками, минут за пять выпустил дюжину снарядов и быстро задымил в сторону. Немец на Вороньей заткнулся уже после второго выстрела. "Да, молодцы обуховцы! Пустили в дело лежавшие на заводских складах стволы корабельной артиллерии, оборудовали платформы. Сто пятьдесят два миллиметра - это калибр! Не то, что наши трехдюймовки. И попробуй их накрыть огнем в таком лабиринте заводских железнодорожных путей..."
Долина уже местами покрылась пробивавшейся через пожелтевшую и полегшую прошлогоднюю траву свежей зеленью, на которой виднее стали свежие воронки. По бугоркам повылезали навстречу солнышку цыплячьего цвета пушистики "мать-и-мачехи", но кое-где в овражках еще лежал рыхлый ноздреватый снег.
К Ивану подошел наблюдатель-связист с первой батареи, Михаил. Он был старше, опытнее, и места эти знал, как свои пять пальцев - жил здесь, в Пулково, до войны.
Жена с маленьким сыном, тесть и теща ушли в Ленинград, а он записался в ополчение. В блокаде тесть попал на улице под обстрел, умер в госпитале, потом от голода умерли сын и теща. Жена стала шофером на газогенераторной полуторке, зимой водила ее и по льду Ладоги, по трассе, которую горожане назвали Дорогой жизни.
Михаил воевал как раз там, где когда-то стояли дома его села. Вон там, пониже - его дом, а ближе к храму, развалины которого достояли до 1942, был когда-то дом родителей его жены. Сейчас, весной 1943, везде пусто, только по Пулковке к ним время от времени после обстрелов приплывают доски гробов с перекопанного немецкими снарядами кладбища.
Как Михаил еще держался, видя все это - Иван не мог даже представить.
- Ну что, пойдем?
- Сейчас, винтовку возьму.
- Так без кирасы и ходишь?
- Да ну ее! Ползать неудобно, в траншее ни к чему, а в атаку пока команды не было...
Кирасу Ивану притащили от речки Кузьминки - там наша кирасная тяжелая пехота пыталась отбить немецкие окопы на гребне, аппендиксом нависавшие над нашими позициями, немцы контратаковали. Гребень с ложбинкой называли то Аппендицитом, то Долиной смерти - столько там осталось лежать невытащенных солдат, и наших бойцов, и немцев. Наши саперы во время очередной вылазки на нейтралку на обратном пути прихватили кирасу. Поняли, что ползать в ней неудобно, и подарили снайперам, чтобы те помогли утихомирить настырного фрица, засевшего где-то между надгробий Кузьминского кладбища, и не дававшего поднять головы.
Снайперы в положение вошли, и на время у Кузьминки стало поспокойнее.
По траншеям бойцы добрались до одного из бронеколпаков. Саперы хоть и пытались их маскировать, немцы, конечно же, знали о колпаках, но сделать ничего не могли: надежно сваренные обрезки корабельных бронелистов выдержали бы, наверное, и прямое попадание из немецкой противотанковой пушки 37 мм, а уж о пулеметах и говорить нечего. Балтийский завод выпускал такие укрытия сотнями, и на опасных участках их хватало.
Устроились почти с комфортом. Иван поинтересовался у ефрейтора, что за планы у него на сегодняшний день, и зачем ему сегдня нужен снайпер.
- Я вчера дымок приметил за излучиной Пулковки, метров на шестьсот отсюда. И третьего дня - тоже, в одно время. Там у них кухня полевая, не иначе. После дыма, думаю, раздача термосов, потом они стрелять перестают, кормятся уже по окопам. Вот я и хочу нашу законную норму, "два снаряда на батарею в сутки", положить в кромку ложбины, когда они там с термосами столпятся в очередь. Осколочные. Ну, а дальше - ты...
- Шестьсот, говоришь? - Иван щелкнул верхним маховичком до "семерки", приготовил обойму с тяжелыми пулями, пояснил Михаилу, что пуля большую часть пути пойдет над стылым руслом, где воздух холоднее и плотнее, а тяжелую пулю ветром меньше сносит. Подумал, добавил щелчок боковой поправки на деривацию.
- А целить придется все равно в корпус - далеко. Это до трехсот, ежели кто подставится сдуру, можно в колено, в локоть, в плечо целиться...
- Вань, ты их что же, жалеешь, что ли?
- Миша, не заводись, знаю я, какие у тебя с ними счеты. Убью - закопают, и с плеч долой. А так - эвакуация, госпиталь, ампутация, лечение, протезы, да и потом будет жрать, но не работать - сплошные убытки и хлопоты казне от такого дармоеда. А если их хотя бы десять, как у Зиночки Ануфриевой? Не гляди, что медсестра... На делегатском слете снайперов именную снейперскую винтовку получила! Нас тогда сам Петухов в город возил, начальник политотдела дивизии.
- А у тебя-то сейчас сколько? Помнится, еще в начале года 68 было?
- Ну, на самом деле давно больше сотни. Но ты же знаешь, что фриц в бою - не в зачет! Когда при прорыве нас на усиление кинули - как он под Поповкой пёр! Я и считать перестал после второго десятка...
- Тебе бы по всему орден надо, а у тебя только "За отвагу".
- Прижимист наш комдив на награды... Представляли к "Красной Звезде". У других медаль за десять учтенных дают - говорят, приказ такой вышел от Верховного...
- Прижимист. Даже "За оборону Ленинграда" пока не у всех, хотя первые в приказ пошли еще в декабре.
За разговорами время подошло незаметно. Михаил взглянул еще раз на часы, "Кировские", командирские, выглянул в амбразуру, а потом связался с батареей и уступил место у амбразуры Ивану. Из глубины нашей обороны грохнуло, и за излучиной вспухли два легких клубка дыма. Из ложбины, как тараканы из под тапка, прыснули во все стороны немцы. Кто-то спасался сам, кто-то пытался утащить термос или мешок с сухарями. Иван быстро расстрелял две обоймы, отвалился от амбразуры.
- Двое точно, потом по залегшим стрелял, там не поймешь. Смотреть будешь?
- Ваня, ну что я там сейчас увижу и пойму? Только мину дождемся. Двигаем отсюда побыстрее!
Уже потом, в дальней траншее, заполняя снайперскую книжку сержанта, Михаил похвалил и себя:
- А рассчитал я верно по времени. В самую раздачу врезали! И пристреляна местность хорошо, удачно легло, спасибо наводчикам.
Иван крутил в пальцах сорванный на бруствере желтенький бархатный цветок мать-и-мачехи.
- И тебе спасибо! Вот и еще пару записал. Вдвоем-то удобнее охотиться... Уже вторая военная весна... Где третью встретим?
- Главное - чтобы встретили. И - уже без блокады.
5. Мицуко http://www.proza.ru/2013/10/07/1612
Мария Веркистова
Он всегда тянулся больше к цветочным, тонким, нежным запахам. Без древесных ноток, без сандала, миндаля и дыма – сладковато-прозрачные оттенки, словно солнечный майский полдень накануне цветения сирени. Кусты вокруг дома усыпаны гроздьями малюсеньких бутонов – белых бутонов, нежно-розовых бутонов, сиреневых и почти синих бутонов. «Импрессионизм! – восклицал отец, приходя с прогулки, любуясь на дом с дороги и потрясая для выразительности тростью. – Моне, Ренуар!.. Вот что им следовало писать!..»
Он покачал головой, вспоминая. Дом, слегка выцветший и бежевый, словно сепия старинной фотографии, вставал перед глазами весь в пенисто-пушистых цветущих кустах. Отпустив себя на волю волн, он уронил руки на ручки кресла, закрыл глаза и поплыл туда, в прошлое – над сиренью, кипящей в мерцающем воздухе, через лужайки сада, на веранду, уставленную резной мебелью. Домой.
***
В недрах дома, в прохладной гостиной у секретера сидела мама и сквозь блестящее стёклышко монокля читала книгу рецептов. Золочёным карандашиком она делала энергичные, сосредоточенные пометки на полях. Потом, позже она спустится, заложив страницу пальцем, в кухню и с экономкой Фирой создаст, сочинит и исполнит очередной кулинарный шедевр, на какие в его жизни была способна только она. Мама… В гостиной распахнуто окно, лёгкие занавески покачиваются в летнем дуновении воздуха, наполненного почти неуловимым запахом цветов, персика, зелёной травы… маминой молодости и красоты.
…«Кирилл? – окликает она издалека. – Кирилл!» Он вбегает в спальню, мама сидит у трюмо и кончиком тонкого пальца аккуратно касается за маленькими, изящными ушами. На столике флакон, маленький плоский флакон зелёного стекла, островерхий колпачок, покачиваясь, лежит рядом. Мама оборачивается и улыбается – сразу и ему, и себе, и цветочному запаху любимых духов.
– Что так вкусно пахнет, мама? – спрашивает он, прижимаясь к ней и вдыхая глубоко-глубоко нежный аромат.
– Это «Мицуко», духи, – отвечает мама. – Прекрасные, прекрасные! У твоего отца хороший вкус.
И снова меняется картинка, переворачивая со стуком дату в настольном календаре. «Кирилл?» – Все ближе и ближе, и вот она входит в его комнату, книга рецептов забыта, это не просто другой день – другой год и даже другой, новый, век. Ему уже четырнадцать, он болеет, почти ничего не слышит от затяжного воспаления среднего уха. Мама входит – шаг стремительный, тревожно трепещет на ходу длинное чёрное платье, шляпка дрожит вуалеткой. Она почти врывается, быстро пересекает комнату и трогает его, сидящего у письменного стола, за плечо рукой в жёсткой кожаной перчатке:
– Кирилл!
Он оборачивается – не столько на звук, сколько на знакомый тонкий аромат, обострённый движением воздуха, на вибрацию пола под каблучками и острое предчувствие ускользания.
– Мама, куда вы? Куда?
Всё пропадает, исчезает в водовороте времени, лиц и событий.
…И снова сирень – другая, но не менее пышная, целое облако, над которым возвышается здание театра, где он встречается с Миной. Он жутко нервничает, прогуливаясь показным гусарским шагом возле главного входа и создавая неуместное, нескладное, да еще и одетое в мундир подпоручика препятствие тем, кто торопится заранее пройти в оперу. Сегодня дают «Онегина», которого наконец-то довезли и до глубинки, где расквартирован его полк. После Киева и юнкерского училища тут тесно и провинциально, после усадебного детства – бурно, шумно, задиристо и… одиноко. Ветерок доносит запах персика, зелёной травы и жасмина, и лишь вслед за ним слышится шелест модного платья. На мгновение он видит гостиную и маму перед секретером. Мина, смеясь и чуть щуря свои темно-карие, слегка раскосые венгерские глаза, порывисто протягивает ему руку для поцелуя и в ответ шутовски твердо пожимает его ладонь, словно какая-нибудь femme ;mancip;e. «Пойдемте скорее, Кирилл, я снова почти опоздала!» – она и не думает извиниться за его ожидание. «Я, кажется, узнаю; аромат, вам понравился подарок?» – «О да! – она подносит к лицу запястье и с наслаждением вдыхает запах «Мицуко». – У вас хороший вкус!» Пройдёт всего пара месяцев, и он будет готов ради неё на всё, непрестанно пьян ею, её смехом, запахом, бархатистостью нежной кожи. Скрипичный изгиб золотисто-молочного шёлковистого тела, тонкая рука откидывает назад, на стройную спину, чёрные вьющиеся волосы, каскадом устремляющиеся поверх лопаток до самой талии, поворот головы и тонкий профиль, балетно обрамлённый экспрессивной рукой: «Кирилл…» Всё пропадает, растворяется, поглощённое пронзительным счастьем.
Одинаковые, словно отпечатанные типографией военные будни августа 1914 года, перелистываясь, сменяют друг друга, при чём здесь они? Снова тот же запах – ах да, зеленоватый флакон, лежащий в его вещах, приоткрылся, и теперь отчаяние тоже тонко пахнет цветами и персиком. «Аромат утраченной любви», думает он: мама давно умерла, а Мина вернула духи, педантично вложив их среди других подарков, возвращённых, когда её отец категорично объявил о запрете на брак. «Россия сражается с Венгрией, и мы немедленно возвращаемся домой», – таков был вердикт несгибаемого генерала Пайташа, не терпевшего возражений ни на службе, ни в семье. Нет, Вильгельмина не выйдет замуж за офицера русской армии.
Всё же спустя несколько недель она начала ему писать – письма, короткие записки, словно ничего не случилось. «Дорогой Кирилл, вы не представляете, как хорошо нынче в Будапеште. Погода восхитительна, мне удалось побывать на премьере «Сибиллы» Виктора Якоби, какая жалость, что вас здесь нет, оперетта великолепна! Если бы не эта война… Когда уже она закончится? Главное – берегите себя. Всё будет хорошо. Мина». Ему казалось, что она разговаривает сама с собой, и он так ни разу и не ответил. Всё же последнее письмо, нашедшее его на лесистых берегах речушки со смешным названием Гнилая Липа, было несомненно обращено к нему и от отчаяния кратко: «Дорогой Кирилл. Отец выдает меня замуж – немедленно. Мне кажется, теперь всё по-настоящему кончено. Судьба. Прощайте. Вильгельмина»
Вспышка! Всё черно-белое, словно репортёрские снимки в газете, но крики, но гром, но перепаханная снарядами земля несется навстречу, и наконец – синее-синее небо над головой, смотришь в него и не можешь ни оторваться, ни пошевелиться, только открывать и закрывать глаза. «Не закрывай глаза!» – просит мама. Едкий запах дыма и влажной земли. Вкус крови во рту. Холодно. «Закрыть глаза – слабость», – ворчливо говорит отец. «Это судьба», – шепчет Мина.
Огромная больничная палата, набитая ранеными. Снова глухота. Контузия, и это малая часть нанесённого его телу ущерба. Три дня в лесу после разгрома на Гнилой Липе, безо всякой помощи, не прошли даром – среди доставленных в Брзежанский госпиталь раненых выжили, дай то Бог, пять сотен из пяти тысяч. Выжившие радуются, что сражение выиграно, австрияки отброшены. Погибшим, понятно, всё равно. Кирилл удивляется, как неразборчива память, выкидывая из сознания, словно ненужный хлам, командиров и боевых товарищей, сражения, отчаянную и будоражащую кровь храбрость наступления, всё, кроме недостижимой синевы неба над головой. Через месяц-другой, когда руки начали двигаться, неловкими пальцами он открыл флакон с надписью «Mitsouko» и впустил в затхлую палату краски, запахи и голоса живого мира – того настоящего, что осталось навсегда в прошлом.
Неожиданно для себя он не обнаружил ноток горечи и отчаяния в тонком цветочном аромате духов. И тогда он написал письмо Мине.
Ответ пришел от её отца.
«Вынужден сообщить Вам, милостивый государь, что нашей дочери Вильгельмины больше нет среди живых», – докладывал изысканный готический почерк на листе мраморной с водяными знаками почтовой бумаги родовитого дома Пайташей. – «29 сентября сего 1914 года она приняла смертельную дозу стрихнина и покинула этот бренный мир в страданиях. Письмо из госпиталя о Вашей смерти, полагаю, стало для неё последней каплей». Далее следовало несколько строк, в которых генерал изъявлял искреннюю надежду, что в ближайшем будущем информация из рокового письма станет реальностью, и медсестра Брзежанского госпиталя повторно пришлет на обратный адрес, указанный на письмах Мины, официальное заключение о безвременной кончине штабс-капитана Кирилла Черкашина на службе Царю и Отечеству. На этот раз – соответствующее действительности.
***
Кирилл открывает глаза – перед ним зеркало, трельяж. В отражении – пустоватый полумрак комнаты и подтянутый седой старик в инвалидной коляске. Он смотрит прямо себе в глаза острым, буравящим взглядом, пытаясь найти там мальчика, юношу, мужчину, которые давно растворились в потоке времени, людей и перемен.
Скоро Кристина вернется из булочной. С её неизменной добротой, заботой и запахом свежеиспечённого хлеба жизнь, какая бы она ни была, продолжится. Старик, глядя в зеркало, качает головой и вдруг, приоткрыв ладонь, дразнит отражение пузырьком зелёного толстого стекла с треугольной крышкой. Кристине он никогда не дарил «Мицуко», она, натура страстная и земная, предпочитает насыщенный Poison.
В пузырьке, который всё еще сохранил лёгкий аромат духов, их давно уже нет. Сквозь цветочный флёр прорывается резковатый запах миндаля. Цианид. Старик в зеркале подмигивает и театральным, задиристым жестом откупоривает флакон.
… миндальное масло, марципан, бокал старого выдержанного коньяка, и все же побеждает «Мицуко» – сквозь холодный миндаль проступает кипение сирени в солнечный майский полдень. «Не торопись!» – просит мама. К жасмину и персику больше не примешивается горечь. «Мы подождём», – говорит отец. «Всё будет хорошо», – шепчет Мина. Её почти не видно, просто он знает, что она там.
– Кирилл!
Кажется, это пришла Кристина и трясет его за плечо.
6. Ужас полковника http://www.proza.ru/2015/08/09/1546
Ирина Кашаева
"Мой дядя по линии мамы - полковник полиции в отставке. Последние годы живут они с женой на даче. Провели газ, так что и зима им не страшна. Ну а я студент юридического факультета, живу в их московской квартире. Вчера старик позвонил мне, попросил заехать, посмотреть электропроводку. Стар он стал, да и не мастак дядя Лёша по электрической части.
Вечерело. Крохотный дачный посёлок жил своею жизнью. Лукавая луна осветила подвластный ей мир своим серебряным светом и он удивительно преобразился... Изумительный аромат белой сирени вскружил голову, когда , держась за руки, вошли мы в посёлок...
"Никогда не видела такой красоты, Санечка... Как в детстве у бабушки в деревне... Ах, сирень, сирень..." - тоненько и счастливо смеялась моя Надя.
А вот и дом дяди Лёши. Осенью мы с друзьями подлатали его, как могли, слепили вполне приличный фумдамент, зацементировали, утеплили стены, немного подлатали крышу. Теперь это самый настоящий дом с маленьким уютным палисадничком, в котором тётя Аня посадила свои любимые розы.
"Сынок, ну наконец-то! Тёть Аня дважды борщ разогревала. Заждались! А это что же, зазноба сердца?" - дядя, встретивший нас у калитки, заметил смущённо спрятавшуюся за моей спиной красную, как рак, Наденьку.
"Дядя Лёша, это же невеста моя, Надя. Познакомиться с вами приехала..." - говорю я, опережая события: какая там невеста, если предложение ещё не сделано.
"Хм... Что ж... Хорошо, заходи в дом, раз ты невеста..." - немного растерялся старик. Поужинав, Надя помогла тёте Ане с посудой. Затем они отправились смотреть любимый сериал, а я помог дяде повесить полку для книг, сделал что-то ещё. Разговаривая между делом, я спросил старика, было ли ему в жизни хотя бы раз по-настоящему страшно.
"Страшно? - задумался дядя. - Жизнь наша большая, конечно, было".
"Расскажи, дядь Лёша, пожалуйста" - попросил я.
"Слушай. 21 год мне был. Такой же молокосос как и ты, с той разницей, что я-то армию тогда уже отслужил. Вот тогда-то мне-вчерашнему солдату, и предложили службу в милиции. Людей тогда не хватало, поэтому меня сразу опером -то и взяли.... Эх, сынок... Много всякого-разного насмотрелся я за свои кровные 40 лет службы... Вспомнишь - так мороз по коже пупырышками до сих пор... То муж жену топором зарубит, в огороде зароет и да ходит к нам каждый день:
"Найдите и предоставьте под мои ясны очи дорогую супругу. Жить без неё не могу!" .
Но случай, о котором пойдёт сейчас речь- особый... Был тогда я уже в капитанских погонах. Городок, где служил , небольшой такой, районный . Так вот, году в восьмидесятом примерно бесследно две пятнадцатилетние девочки-подружки пропали. Искали везде. Подвалы, канализационные люки, заброшенные здания. Опрашивали бомжей, доставили в отдел и допросили всех бывших заключённых. Девочки как сквозь землю провалились. Искали их долго... Следов же просто никаких... Фото девочек были расклеены повсюду. Но... Но была у меня такая мысль , что девчонок держат где-то живыми. Но где?
Семья одной из пропавших, Лены, жила надеждой. У Кати, второй девочки, была одна только бабушка... Дело о пропавших детях нестерпимо тяжким грузом лежало на моей душе, понимаешь?Не мог я, не мог смотреть в глаза родителям Лены и бабушке Катеньки... Не мог уже на немой вопрос в их глазах отвечать:
"Нет, пока не нашли. Найдём, обязательно. Вы ждите..."
Не мог больше видеть я умоляющих, заплаканных глаз Катиной бабушки, интеллигентной, чистенькой учительницы-пенсионерки, пережившей Ленинградскую блокаду, не мог слышать её потерянный, кроткий голос:
"Понимаете... Катюша... Она ведь в сарафанчике ушла, лето тогда ещё было... Зима сейчас... И как же она теперь..." - После их ухода я закрывался в кабинете один и плакал. От собственного бессилия плакал... Ничем не мог я помочь этим хорошим людям, ничем.
Весна привычно сменила зиму, наступило лето. Со дня исчезновения несчастных девочек год минул. Дело о их пропаже, пылившееся на полке, прочным "глухарём" тяжело зависло в нашем отделе. Не один уже нагоняй получил я за него от начальства. Да дело-то вовсе не в нагоняях, понимаешь, сынок? Дело в человеческой совести. Дело в честном мужском слове, данном мной родным пропавших девчушек. Дело в том, что у меня самого восьмилетняя дочь подрастает...
Однажды утром после планёрки в своём кабинете работаю, как обычно. Вдруг слышу шум в коридоре: женский голос и ещё дежурного нашего, Славика. Вячеслав у нас недавно и к своим обязанностям относится с невиданным рвением. Новая метла всегда чище метёт, говорят в народе... Не выдержав шума и отложив бумаги, я быстро выхожу из кабинета.
"Сержант, что это за балаган у вас?" - спрашиваю очень строго.
"Товарищ капитан, вот женщина к начальнику рвётся. Сказала, мол, буду говорить только с начальством." - заметно растерявшись,отрапортовал дежурный.
"Ну, я начальство. Пройдёмте в кабинет" - обращаюсь я к бабульке. Она недоверчиво оглядела меня с головы до ног, видимо, прикидывая, могу ли я быть начальством. Видимо, я произвёл на посетительницу нужное впечатление... В кабинете, аккуратно присев на краешек пододвинутого мной стула, женщина долго мяла в руках белоснежный носовой платочек. Видимо, собравшись с мыслями, посетительница рассказала мне вот что:
"Анна Петровна я. Живу на Советской, одна. Старая я стала, здоровья былого нет... Слава Богу, что хоть за продуктами далеко ходить не надо - магазин прямо на первом этаже у нас. Хороший такой магазин ! Хлеб, батон, колбаска, леденцы, мойва - всё необходимое купить можно. Мыло, шампунь, кое-какая одежда - всё это тоже в продаже имеется. Так вот, спустилась я как-то в магазин прикупить продукты себе да кошке. Глядь-заходит Иваныч, жилец нашего же дома, и закупает продукты, в немалом количестве закупает. Взял хлеба, куриные головки, мойву. Спрашиваю, мол, кому же ты столько, мол, берёшь? Промолчал он, не расслышал видно. Хотя и молодой, лет 50-ти, да глухой уже видать. С того дня месяц прошёл ну или чуть больше. Об Иваныче-то я и думать забыла. Да вот приспичило мне снова в магазин заглянуть, за солью. Глядь, стоит Иваныч и покупает одежду. Взял он две одинаковые кофты, причём женские... Я ему: кому, мол, одежки женские берёшь? Сам что ли носить будешь? Ни жены, мол, у тебя, ни детей... А он мне в ответ снова ни гу гу да и шасть мигом на улицу. Ну, думаю, я не я буду, ежели не прослежу за этим странным типом. Почему странным, спрашиваете? Да он смурной какой-то вечно ходит, угрюмый, как с похмелья... Вышла я потихоньку да поспешаю за соседом, незаметной быть стараюсь. Глядь, он шасть к гаражу своему. Открыл замок да и зашёл внутрь... Я же, прячась за деревьями, часа два ждала, когда он выйдет, да так и не дождалась. Не понравилось мне всё это. Однако же думала долго думала, прежде чем сюда придти . Сосед-то мне ничего плохого не сделал, ровно как и хорошего . Может, я зря пришла да от дела вас оторвала, простите старую.."
Как мог, успокоил я тогда женщину, поблагодарил и записал её данные и местонахождение гаража...
Спустя полтора часа я со своей группой был уже на месте. Гараж как гараж. Сбив замок и войдя внутрь, мы внимательно осмотрели помещение. Никого. Полки с инструментами, старенький «жигулёнок»... Никого и ничего особенного. Видимо, та бабушка сослепу что-то перепутала... Вдруг один из моих ребят услышал под полом какой-то непонятный звук.
"Алексей, подойди сюда, слышишь? Кошка там мяукает, что ли..." - подозвал он меня. Да, похоже на кошку, только как она под полом-то оказалась? Отодвинув старый потёртый половичок, мы обнаружили металлическое кольцо. Потянули его на себя и...
Тусклый жёлтый свет освещал довольно большую комнату. Смрад, тяжёлый смрад ударил мне в нос, когда я туда спустился. Удушающий запах протухшей рыбы, мочи и немытого человеческого тела едва не сбил меня с ног. Грязная, довольно большая комната, цементированные стены и пол... Груда вонючего тряпья в углу, а на нём... Измождённое человеческое существо, кожа да кости. Я подошёл и... такой ужас меня взял... Девочка-подросток, маленький скелетик, обтянутый жёлтой, сморщенной кожей... Свалявшиеся, давно не мытые волосы,жёлтое морщинистое лицо, как у старушки. Впавшие глаза закрыты, грудная клетка еле заметно колышется. Жива, жива, слава Богу! Рядом с ней, в груде пропахшего сыростью тряпья, послышался слабый писк и еле заметная возня. Крыса что ли? Нет, это младенец... Боже мой...Крохотный, измождённый, с невероятно большой, вытянутой головой, завёрнутый в пропахшее мочой и крысами одеяло...
Не знаю, сколько я так стоял, глядя на полуживую, замученную девочку и младенца... Стоял, не обращая внимания на голоса моих ребят наверху... Стоял, теряя драгоценные минуты, которые могут быть стоить жизни несчастной, замученной девочке.. Из состояния жуткого оцепенения вывел меня шорох метрах в двух от меня, я почувствовал его своей кожей... Старое одеяло неподалёку шевельнулось и я легонько отодвинул его... Вторая девочка, такой же маленький скелетик, обтянутый жёлтым пергаментом кожи и сморщенное лицо старушки... Её глаза с непередаваемым ужасом смотрели на меня, и в них была ещё отрешённость, покорность судьбе. Она мелко-мелко задрожала всем своим маленьким тельцем и закрыла руками голову, когда я подошёл ближе.
"Лена? Тебя зовут Лена?" - тихонько спросил я девочку, чувствуя, что не могу сдержать слёз- они подошли к самому моему горлу. Она молчала, всё так же отрешённо глядя на меня.
"Не бойся, дочка. Мы из милиции. Всё будет хорошо" - говорю девочке, осторожно беру её на руки и передаю наверх, ребятам. "Скорую" уже кто-то из них вызвал. Я тихонько беру на руки вторую девочку. Она уже не реагирует ни на что, головка её повисла на тонюсенькой шее... Потом младенца поднял наверх и вылез сам... Прибывшая "Скорая" забрала в больницу обеих полуживых девочек и младенца. Леночка выживет, а вот Катенька очень плоха. По всей вероятности, это её ребёнок...
Мерзавца, похитившего девочек, державшего их у себя в подвале, задержали уже через неделю. Видимо, он сбежал в тот же день, когда мы нашли его омерзительное логово и освободили замученных им девочек. Словно трусливая крыса, почувствовал он опасность и сбежал. Взяли его в соседнем городке, взяли наши коллеги. Далеко уйти он не успел".
Дядя Лёша замолчал и, держась рукой за сердце, выпил какие-то капли и продолжил:
"Девочки выжили обе. Катя недавно родила, и, как выяснилось, находилась между жизнью и смертью. Заражение крови. Две недели девочка находилась в реанимации, две недели врачи боролись за её жизнь. Выжила. С Леной тоже всё обошлось, несмотря на переломы нескольких рёбер, воспаление лёгких и общее истощение, Леночка справилась. С девчатами долго работали психотерапевты и психологи... Мальчик, которого родила Катенька, долго лежал в «инкубаторе», набирал вес. Оказалось, у ребёнка детский церебральный паралич... Когда Кате разрешили вставать и ходить, она ни разу не спустилась на этаж ниже, чтобы взглянуть на сына, ни разу не взяла его на руки. Выписываясь из больницы, девочка написала отказную от сына. Не суди её за это, сынок...
Младенца отправили в "Дом малютки", ну а потом, с его заболеванием, - в специнтернат. Больше мне о них ничего неизвестно. Процесс был громкий, освещался в прессе, фотографиями обеих девочек и маньяка пестрели тогда все газеты.
Уехали обе семьи куда-то, уехали подальше отсюда... Такое время было тогда, сынок. На несчастных девочек все пальцем показывали, вот и уехали они подальше от этой «славы»..."
Утром, позавтракав, я помог старику с электропроводкой и сделал кое-что по хозяйству. Вечером мы с Надей искупались в хрустальном лесном озере неподалёку от дома. Гордая луна озарила своим мягким неярким светом мир вокруг нас, а мы с Наденькой, покидая посёлок, спешим на последнюю ночную электричку... Я бережно держу её доверчивую ладошку, любуясь её нежным, преображённым, дорогим мне лицом... Люблю я её, и хочу всегда быть с нею рядом. Смотреть в её зелёные, сияющие как далёкие звёзды глаза, слушать милый моему сердцу голос, держать за руку... Знать, что она моя и что мы вместе.. Навсегда.
7. Дух Андреевского креста - ВМФ России http://www.proza.ru/2015/07/26/601
Александр Белислав
К 1025-летию Крещения Руси в Керчь, морем, во второй раз прибыл Андрей Первозванный! Но, в отличие от первого раза, когда Он был в апостольском звании Первозванного ученика Христа (в первом веке от Рождества Христова), ныне прибыл уже в образе иконы Святого Андрея Первозванного в древнюю церковь Иоанна Предтечи, первого Его Учителя перед Мессией-Христом. Основанная Андреем Первозванным христианская община в Боспоре-Керчи существовала с тех пор во все времена и существует поныне - это Первая христианская община на территории Скифии-Руси. Путь Апостола по территории будущей Руси: Боспор (Керчь) - Феодосия (Кафа) - Севастополь (Херсонес-Корсунь)- днепровские горы, где ныне Киев - место будущего Новгорода - Валаам (архипелаг с языческими капищами). Во всех этих местах Он оставлял кресты или церкви (собрания верующих, как произошло в Боспоре-Керчи). Родился я в Керчи, дважды крещён: в войну (грудничком, фактически на фронте) по румынскому обряду, после войны (помню сам) - по русскому православному обряду. Довелось побывать во всех упомянутых выше местах апостольского освящения крестами, вырос на море, уважаю моряков и Андреевский флаг, горжусь родным Городом-Героем, стоящем на двух морях - всё это вылилось в поэтический рассказ о великом событии в истории города и святом его посетителе, осенившем впоследствии флагом своего имени овеянный героической славой Военно-Морской флот России.
Дух оставляет зримый след, ведущий в Вечность.
Его сподобились апостолы Христа,
Когда в Пятидесятницу огнём извечным
Святого Духа проповедь их начата.
И Первозванному апостолу Андрею
Христовый жребий к северу покажет путь,
И там - Боспор, а ныне Керчь, его лелеет
И принимает к сердцу христианства суть.
Так приобщалась Скифия Святого Духа:
Керчь, Херсонес, крест на Днепре, где Киев встал,
Славянам Новгород Андрей благословлял,
И Валааму - честь апостольского духа.
Делам тем - первый век от Рождества Христова.
В селеньи Византия церковь учредил,
Константинопольской Апостольской основа,
Чем её Русской "дочери" пути открыл.
Когда Рим Третий выбрал совесть Православия,
Десятый век Русь Киевскою уже знал,
Единству всех славян добавилось тем здравия,
Оплот Христа ученья в землях русских встал.
Свидетель Воскресения Христа, по праву
Святой Андрей СВОИМ Крестом вновь Русь почтил -
Он мужественно жертвой стал, Христа во славу,
И в Флаг Морей Руси то мужество вложил.
И ныне гордый Флаг Морской Святой России
В небесной чистоте хранит Андрея честь:
Её не очернят ни трусость, ни стихии,
И люди подвига под ним в России есть!
8. Самосвал http://www.proza.ru/2016/02/08/606
Анатолий Звонов
По делам службы Сашка Чистов прилетел из Новосибирска в Свердловск. Сходя с трапа, он почувствовал, что находится на полпути к Москве. Там полгода назад остались его жена и маленький сынишка, по которым он тосковал. Эта командировка на пять дней была пустяковая – непонятно почему, один из самосвалов, отправленных в капиталку, завод не принимал, якобы он не соответствует требованиям. Начальник штаба на это дело выдал лейтенанту двести рублей. Сашка надеялся, что за один день решит этот вопрос, сэкономит денег и слетает к семье. Эта мысль стучалась в ребро до учащения пульса, кружила голову: «Cдать быстренько самосвал и самому свалить в самоволку, - улыбнулся лейтенант созвучию этих слов, - только бы в Москве не попасться патрулям. За такую выходку можно и в дисбат загреметь».
Сашку призвали, как только институт окончил, на два года в автомобильный батальон при строительном управлении. В этих войсках ни солдату, ни командирам спать некогда – всегда в реальной работе. Отец, тоже военный, приучил его к дисциплине, иногда повторял: «Приказ должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок». Женился Сашка по любви на дочке отставного подполковника, строившего аэродромы в войну и после. С отцом и с тестем Сашка дружил, уважал их за армейское прошлое.
Технику свою Сашка увидел на заводском дворе около производственного здания – чистый и укомплектованный, только фаркопа нет. Это мелочь! Оценил промашку рублей в пятьдесят. Пока стоял в очереди, понял, что в ресторан вести приемщика не придется – вид у того был какой-то болезненный.
Оставшись один на один, Сашка, представившись и превозмогая скромность, полез было в карман за приготовленными деньгами, но приемщик прервал его жест.
- Пойдемте к машине, - предложил он, - на месте разберемся.
У Сашки екнуло сердечко. Стало тревожно, но надежда увидеть семью еще жила.
Подошли к самосвалу. Было пасмурно, вот-вот снег пойдет. Приемщик загадочно сказал:
- Смотрели? Посмотрите еще разок!
Лейтенант обошел машину, глухо спросил, едва удерживая эмоции:
- Фаркопа нет, чего еще не хватает?
- Фаркоп – это ерунда, мы их здесь делаем, своя конструкция, - приемщик с гордостью поднял указательный палец, - но в кузове есть лишнее, нам чужого не надо!
Сашка вскочил на заднее колесо, ухватился за железный борт самосвала, заглянул и ужаснулся: кузов на две трети был заполнен застывшим бетоном! «Вот это да! Слетал в Москву!», мысленно сокрушался он.
Желающих долбить бетон даже за деньги не нашлось. Оставалось рассчитывать на себя.
Местный дворник, когда понял, что от него хотят, охотно выдал Сашке синий сатиновый халатик, суконные тапочки и руковицы. Совковая лопата и топор, приваренный к железной трубе, тоже нашлись. Переодевшись, молодой офицер моментально превратился в оборванца, прячущего свое обнаженное тело под халатиком, с явно недостающими пуговицами. Пошел мокрый мартовский снег. Сложенную по-военному офицерскую одежду пришлось положить в крытую курилку под навес.
Бравый офицер в синем халате и серых суконных тапочках, съежившись от холода, подбежал к самосвалу, забросил в кузов лом и лопату, а потом и сам последовал за ними. Он уже вспомнил, что эти пять тонн высококачественного бетона были предназначены для строившегося прошлой осенью бункера Командующего СибВО. Солдат, водитель этого самосвала погиб нелепо. Он остановился, чтобы помочь товарищам, приготовившемся к буксировке, но получил смертельный удар по голове оторвавшимся нестандартным фаркопом. В суете про бетон тогда просто забыли.
Первые удары топориком были пробными, не сильными, по самому краешку. Откололись несколько небольших кусочков. Но это воодушевило Сашку, дало маленькую надежду на успех. Он наносил удары все сильнее, движения становились более размашистыми и мощными. «Не раздолблю, так согреюсь!», кроша ненавистный монолит, шутил он про себя. Через несколько минут промокший было сатиновый халат начал испарять влагу. Кусочки бетона разлетались в разные стороны, попадали на волосы, ударялись в веки сощуренных глаз, мелкие серебрящиеся песчинки покрывали убогую одежду. Минут через двадцать отколотых острых камушков набралось всего на несколько лопат. Надо было какую-нибудь тележку раздобыть.
Забежал в небольшие ворота здания и попал в темный широкий длинный коридор, пропахший моторным маслом. Людей не видать. Повернул и пошел к свету, проходящему сквозь узенькие окна у самого потолка.
Неожиданно появился мужчина в грязной рабочей одежде. Он уже было прошел мимо. Вдруг остановился и доверительно спросил:
- Это ты взялся бетон долбить? Кувалда есть, пригодится?
- Слушай, - Сашка запнулся, не зная как называть своего благодетеля, - а тачки какой-нибудь не найдется?
- Нет. Но есть корыто с проволочным поводком, мы в него масло сливаем, - обрадовал Сашку рабочий.
Корыто скрежетало об асфальт, пока Сашка волок в нем на свалку все, что удалось отбить топором. Подсчитал: если так работать и двух дней не хватит.
Однако от ударов тяжеленной кувалдой на поверхности появились трещины, в которые можно было просунуть лезвие топора, и отделить достаточно крупные глыбы. Напрягая все силы, удалось их приподнять до уровня борта и скинуть в корыто. Теперь уже для перетаскивания груза потребовались все его физические возможности. Скользили, буквально буксовали, промокшие насквозь войлочные тапочки. Но появилась надежда освободить кузов до конца дня. Воодушевленный, Сашка без устали долбил, сбрасывал, таскал, опрокидывал много, много раз подряд. Дождичек со снегом прекратился, но небо оставалось сереньким.
В четыре часа с веселыми шуточками мимо самосвала к проходной шли вымытые, хорошо одетые рабочие. Вчерашние «дембеля» враждебно шипели, мол, так тебе и надо, офицерик белоручка! Пожилые рабочие одобрительно улыбались. Приветливо помахал рукой благодетель, снабдивший Сашку кувалдой и корытом.
Работы оставалось часа на два. На асфальте, будто взлетная, отчетливо была видна сплошная светлая полоса - след от корыта. Усталости не было, был азарт: сегодня улететь в Москву, к любимой женщине, увидеть сынишку, ощутить это счастье. И он работал с удвоенной силой.
Офицер к шести часам работу закончил, умылся холодной водой из крана, переоделся и отправился в аэропорт Кольцово.
Около восьми вечера автобус из Домодедово довез лейтенанта до «Парка Культуры». Выйдя из автобуса, не мешкая, нырнул в метро, спустился по мраморной лестнице на площадку. И услышал негромкий, но твердый голос:
- Товарищ лейтенант! Товарищ майор просит Вас подойти!
Сашка оглянулся и увидел рослого сержанта с красной повязкой, держащего руку «под козырек». Пришлось подчиниться.
Майор явно недоумевал, изучая документы задержанного:
- Служите в Новосибирске! В Свердловске – в командировке! А что Вы в Москве-то делаете?
Чистов давил на жалость:
- Полгода сынишку не видел. Хочу его и жену навестить. Они здесь в Москве.
Майор встал, слегка наклонил голову, с интересом разглядывая молодого офицера.
- Свердловск большой город. Мог бы там весело провести время. Другие офицеры от семьи в командировки убегают, а ты… - взгляд его стал теплым и внимательным, а речь спокойной и доброжелательной, - я Вас вообще-то за нарушение формы одежды остановил, ботинки не уставные, как можно по Москве в Английских корочках ходить? Думал – вот щеголь! А жена где живет?
- На Щелковской, - выпалил лейтенант.
- Свободен! Не расхаживай в форме, переоденься! Соседи мы. Я на Первомайской живу, только поэтому и отпускаю.
Майор не мог знать, через какое испытание прошел лейтенант, чтобы увидеть любимую женщину и сына. Как благодарен он патрульному за сочувствие и доброту.
Уже через сорок минут влюбленный молодой человек звонил в заветную дверь. Учащенно билось сердце в предвкушении желанной встречи.
Дверь открыла старенькая бабушка. Опешила и, произнесла, подперев правой ладошкой щеку:
- Ой, Саша! Оля скоро придет, заходи, сынишка твой спит у них.
« У них» она называла родителей Ольги, как бы подчеркивая свое униженное положение в семье. Вышел тесть. Покурили, поговорили на кухне. Очень скоро вошла Ольга, быстро с улыбкой утащила мужа в свою маленькую комнату. Сбегала и перенесла малюсенького сынишку в детскую кроватку. Не успел он наглядеться на своего спящего наследника, как ощутил в руках чистое махровое полотенце. Наконец-то чисто вымыл свое натруженное тело и погрузился в свежую постель, где ждала уже его любимая женщина.
Три, проведенные с Олей ночи, Сашка причислял ко сну и отдыху. На самом деле молодые люди не могли насытиться друг другом. Даже, когда он засыпал ненадолго, она смотрела и смотрела на его спокойное лицо, и наоборот. Получалось, что они спали по очереди, либо вообще не спали.
Сын не пищал и не капризничал, будто не хотел мешать своим счастливым родителям. Днем молодой папаша всех освободил от большей части забот о маленьком сыне. Он и гулял с ним, и кормил, и спать укладывал, и над горшочком держал, и попку подмывал. Дни пролетели незаметно. В воскресенье, последним ночным рейсом, довольный, отдохнувший лейтенант, попрощавшись с Олей, улетел в Свердловск.
Самосвал с площадки убрали. Приемщик встретил и проводил командировочного, поставил печать в предписании, отметив доброжелательным взглядом.
Спал Сашка в своей новосибирской комнате крепко, но не долго. В половине третьего, постучавшись, вошел солдат:
- Товарищ, лейтенант! Вас дежурный по части вызывает.
- Иди! Я сейчас, - отозвался Сашка, уже надевая галифе, - что там, самовольщики?
Солдат что-то утвердительно промычал.
Лейтенант разбудил двоих солдат поздоровее и одного водителя бортовой машины. Вся эта команда выехала в женское общежитие трамвайного парка. Чтобы не спугнуть самовольщика и не вызвать лишнего шума, после разговора с дежурной, открыли нужную дверь. Обычно после этого здоровенный солдат мощным ударом в челюсть сваливал с ног нарушителя, чтобы упростить погрузку последнего в кузов. Но в эту ночь лейтенант попросил обойтись без мордобоя. Совестно! Ведь сам только что из самоволки прибыл!
9. Разведчик Зуев http://www.proza.ru/2010/06/29/937
Люба Рубик
Зима. Ночь. 32 разведчика особой роты осторожно преодолевают постоянно освещаемую нейтральную полосу.
Поставлена задача: выявить огневые точки противника и взять «языка».
К цели ползли по промерзшей земле в маскхалатах.
Во вражескую траншею Андрей метко бросает две «эфки» и их взрыв освещает заметавшихся фашистов. Он одним броском прыгает через бруствер прямо на шею одного из них и вдавливает врага в русский снежок.
И вот уже итальянская обмотка в зубах верзилы, а руки надёжно связаны за спиной.
Андрей выталкивает «языка» наверх и разведчики тем же путем добираются до своих, докладывают о результатах разведки и снова опасной дорогой догоняют у речки Гайдар свою роту.
А рота, заблокировав траншеи, наделав переполоха среди врагов, поддерживая отвлекающий фашистов бой, дождавшись товарища, уходит в тыл врага, чтобы крушить его, не давая ни минуты покоя на нашей земле.
Видимо, язык итальянца оказался действительно длинным и командование почерпнуло много ценных сведений, а Андрею Зуеву вручили первую боевую медаль «3а отвагу».
У с. Пруды, ближе к дер. Дрятвино предутренний полумрак. Дождь...
Метрах в 40 от дороги еле видны остовы сгоревших домов и печей, а из-за них непрерывно строчит пулемет, отрезая все пути к деревне.
Наметанный глаз разведчика увидел замаскированный дзот. Подползли ближе. Фашисты под навесом завтракают, затем ни шатко-ни валко идут в дзот.
И тут Андрей неожиданно бросает гранату прямо в не успевшую закрыться дверь. Товарищи следуют его примеру, и дзот уничтожен вместе с прислугой.
Но дальше тоже враги, их окопы и траншеи, поэтому рота устремляется на штурм.
Андрей подбегает поближе и точно одну за другой кидает гранаты в окопавшихся врагов, с бойцами врываются в траншею, и врукопашную уничтожают вражеский заслон.
Первую траншею заняли, вторую, а туг подходят и основные силы. Они занимают передний край и с трех сторон гонят врага прочь с нашей земли.
В короткой передышке меж рейдами сержанту Андрею Васильевичу Зуеву перед строем объявили приказ о награждении боевым орденом Красной Звезды.
Однако получить его он не успел, т. к. шли непрерывные бои за Воронеж, в одном из которых его ранило в обе ноги и он угодил в госпиталь.
После лечения - бои под Смоленском.
...У Ельни Зуев попал под пулеметный огонь. Только успел отползти и встать, чтобы кинуться в очередную атаку, как рядом взорвалась мина, осколки ее впились в грудь, прошили руку и засели в теле, так что месяц пришлось снова отлеживаться в полевом госпитале.
Но душа горела от горечи невосполнимых потерь- какие ребята пали! Андрею теперь и за себя, и за них надо довоевать! Да и от роты отставать негоже, поэтому Зуев выпрашивает у врача выписку и весь в бинтах сразу же уходит в очередной рейд по тылам врага.
Измотанные вылазками, отдыхали лишь днем, а ночью нападали на вражеские гарнизоны, взрывали мосты, дзоты и склады, устраивали засады, и брели по болотной жиже смоленских трясин всё дальше в тыл.
На одном из привалов в наскоро собранных шалашах уставшие разведчики уснули. Сморил сон и бойца из заслона. На эту беду загорелся один шалаш. Тут же прилетели вражеские самолёты и устроили бомбежку.
Сонного Андрея отбросило волной взрыва на несколько метров и он чудом остался жив
Обидно было получить контузию не в бою, а по несерьезности товарища.
Полгода Андрей был лишен речи, зрения, слуха и памяти.
Но он благодарен военным медикам и за исцеление, и за то, что не отправили в тыл, хотя контузия давала о себе знать и на фронте, и после победы.
Путь Андрея Зуева лежал трудными военными дорогами Белоруссии, Подмосковья, Сталинграда, Воронежа, Дона...
...Однажды в ночной засаде рота отбила вражеский обоз с продовольствием, одеждой и медикаментами.
— Куда девать провиант и лекарства, ума не приложу,— сокрушался капитан Дуриманов. - Уничтожать жалко.
И тут разведчиков окружили выходящие из леса исхудавшие дети, изможденных голодом женщины и старики.
«Защитники! Освободители вы наши!» - обливая слезами гимнастерку Андрея, причитала молодайка.
Слёзы её тронули бойцов. Взгрустнули. Каждый вспомнил своих родных в далеком тылу.
Все трофеи с радостью раздали лесным жителям. С какой жадностью голодная ребятня накинулась на еду, куталась в тёплые одёжки - без слез видеть было невозможно...
С тяжёлым сердцем и с особой злостью разведчики пошли дальше по тайным тропам, наводя ужас на врага неожиданными наскоками среди ночи.
За этих сирот и вдов! За это несостоявшееся детство! За слёзы и горе Родины!
...Последний огневой рубеж разведчика Зуева остался на реке Чир, где пришлось шагать по топям, проваливаясь по пояс в болотную жижу.
Валились от усталости в эту сырость, чтоб подремать хоть 5 минут, поесть сухой паёк: костры разжигать - себя обнаружить.
Мокрую одежду и обувь с портянками сушили на ветках, спрятав голые тела в копнах сена. Но цели, поставленной комполка Гвоздецким, добились: не обнаружив себя, зашли далеко в тыл и овладели важной ж. д. линией, сняли охрану, уничтожили гарнизон.
В горячке боя трассирующая пуля прошила обе руки Андрея: фашист стрелял в упор. Давний друг Уланов успел размозжить голову врага прикладом, однако и Андрей крепко пострадал — загорелись автомат, одежда, тело, прострелены руки.
Кто-то успел накинуть на него, горевшего, шинель, как он только что накинул свою шинель на тяжело раненного бойца. Сбили огонь, донесли до спасения.
Оказалось, что тот боец, на которого Андрей накинул свою шинель, умер в медсанбате.
У умершего бойца в кармане шинели Андрея было письмо домой. И командир на другой его странице сообщает Варе Зуевой о гибели мужа...
Андрей шлёт письма из госпиталя, а Варя с детьми поливают их горькими слезами:
Лишь после пятого письма поверили, что муж и папка тяжело ранен, но жив.
...Классный кузнец, кавалер многих боевых наград Андрей Васильевич Зуев, сухопарый, усатый богатырь, был трудоголиком, и не мог смириться с инвалидностью: придумал некое приспособление и негнущиеся пальцы стали держать кузнечный инструмент. Так он вернулся к любимому делу, мог содержать семью, а за труд получал премии и награды.
Ветерана часто одолевают фронтовые раны: хирурги извлекли его из тела почти стакан осколков...
10. Вербовщик http://www.proza.ru/2011/04/13/783
Сергей Упоров 2
Он толкнул пластиковую дверь, и торопливо вышел на старенькое, низкое и просторное каменное крыльцо. Снаружи все выглядело по-другому. В лицо дохнуло ароматом акации, и свежим ветерком влажной зелени, сорвавшимся ему навстречу с крон раскинувшегося вокруг парка.
Крыльцо было полукруглым, обрамленным по краям низким, высотой всего в несколько сантиметров, гипсовым орнаментом, который двумя дугами смыкался возле прохода. Три ступеньки вниз и уже начиналась узкая асфальтированная дорожка парка, примыкающего к бывшему дворянскому особняку, и уходящая в глубину разлапистых высоких старых вязов. По краям верхней ступеньки стояли большие гипсовые чаши, изваяния времен соц. реализма, облитые белизной побелки.
Раскидистые вязы парка, заросшие у оснований за долгие годы кустарником и молодой порослью, нависали низко над крыльцом, защищая от палящего июньского зноя, и образую приятную тень. Наверное, именно поэтому здесь постоянно толпились несколько десятков поступающих, и даже несколько курсантов в форме. Парни громко говорили, смеялись, курили или что-то обсуждали. Группами по два-три человека они сидели прямо на фигурных бордюрах, или стояли, размахивая руками, пили воду из бутылок, и даже жевали бутерброды. Одним словом приезжие, такие же, как и он.
Валера торопливо протолкался сквозь одну из стоящих групп, вперед, на ощупь, не разбирая, куда идет, пока не уперся в одну из гипсовых чаш. Эти чаши напоминали ему почему-то каменные цветы из сказок Бажова, которые злые дворники замазали белилами.
- Ну, ты проходишь что ли? – грубовато толкнул его в спину кто-то из стоящих вокруг кучкой парней.
Валера скользнул по лицам не видящим взглядом, и остановил его на бутылке с лимонадом, которую сжимал в руке один из ребят. Только тогда он почувствовал, как взмокла на нем от пота рубашка, и ветерок холодит спину, а в горле болело так, будто кто наждаком прошелся.
- Ну-ка дай-ка! – прохрипел он и потянул из рук парнишки полупустую бутылку. Тот отдал, молча, а кто-то из парней громко вздохнул.
- Непруха! – раздался в толпе парней чье-то восклицание. Валера, сглотнув последние капли, увидел несколько устремленных на него внимательных глаз.
- Ну, что, все? – спросил тот, кто отдал бутылку, и Валера наконец-то увидел перед собой вчерашнего школьника. На верхней губе выделялся черный пушок, и не знавшие еще бритвы щеки были ярко румяными, как у девчонки.
Валера обтер взмокшее лицо рукавом белой рубашки, почувствовал, как заскрипела на щеках еще не видимая щетина, и попытался через силу улыбнуться.
- Смелей, мальцы! Все останетесь живы!
Голос сорвался, теплый лимонад пузырьками запершил в носу. Валера развернулся и, оттолкнувшись от каменного цветка, широко шагнул через низкие ступени и быстро зашагал через парк.
На скамейке, спрятавшейся в кустах, кто-то уже сидел, и Валера хотел пройти мимо, но узнал плотную фигуру в светлом костюме. Этого усатого добродушного дядьку он уже видел два дня назад, а сегодня с утра даже говорил с ним о чем-то. Разговор получился какой-то глупый: Валера все время смотрел в учебник, и отвлекался, а дядька что-то рассказывал ему про то, как он отдыхал на море с семьей.
Валера сел на край лавки, чуть боком. Говорить ни о чем не хотелось, да и подумать было о чем. Нужно было еще вернуться и забрать свои вещи и тетради, брошенные на подоконнике возле кабинета. И обдумать слова завхоза общежития Строительного техникума, где он снимал одну из комнат. Завхоз, хитрый и шустрый мужичок, как бы невзначай предлагала ему работу по ремонту нескольких комнат. Теперь можно было думать и о деньгах, и о девчонках, которые уже работали на ремонте, но со слов завхоза не справлялись без бригадира. Девчонки улыбались ему и строили глазки, а он лишь отшучивался, пробегая в умывальник по утрам, а потом опять заставлял себя закрываться в комнате и садиться за книги и конспекты.
- Пиво будешь холодное? – громко спросил сосед, но Валера услышал его только, когда он повторил вопрос. Он оглянулся, не сразу поняв, что усатый дядька обращается к нему.
Мужчина улыбался и протягивал ему запотевшую бутылку, но наткнувшись на брошенный через плечо взгляд Валеры, он закрыл рот и сдвинул брови.
- Срезался? – спросил он и сочувственно закачал головой, как игрушечная собачка, которую Валера видел в автомобиле одного таксиста.
- Держи! – дядька сунул бутылку в руки Валере, и поддел пробку чем-то металлическим.
Они приложились к бутылкам одновременно, и Валера почувствовал, как холодная жидкость заливает постепенно горящую в груди ноющую ноту, звучавшую в нем все эти последние полчаса. Отставив пустую бутылку в траву под ногами, Валера вздохнул тяжело, и часть тяжести как-будто вышла с этим вздохом наружу.
- Спасибо Вам! – с чувством, сказал он, не оборачиваясь к соседу по лавке.
- А я в этом училище учился когда-то, - просто и опять весело заговорил усатый сосед по лавке.
- Да? – повернулся Валера – А я вот…
- Да, не горюй – опять расплылся в улыбке мужчина – Чего только не бывает в молодости! Были у нас такие, что только с третьего раза поступали…
- Вы-то с первого…
- Мне повезло – весело балагурил дядька – А ребята, которые со мной учились, рассказывали, как пришлось мыкаться по стройкам, по общагам и ждать еще год, а кому и два. Но потом все равно поступали. Одно хорошо: тогда мы, при сдаче экзаменов, сразу жили в самом училище. Казарма, конечно, но все же, не было у приезжих ребят проблем с ночлегом и питанием… Ты-то теперь домой?
- Ну, конечно! Куда же теперь…
- Понятно! Может, пообедаем, пойдем? Тут рядом неплохая кафешка, не дорого и прилично готовят.
- Нет! - мотнул головой Валера – Не хочу ничего.
- Понятно! – опять кивнул дядька – Сам-то откуда? Ехать далеко?
- Далеко. С Урала я.
- У-у! – удивился сосед – Не близко! А срочную где служил?
- В Ростовской области.
- ВДВ! – радостно воскликнул сосед.
– Почему ВДВ? – удивился Валера - Внутрянка, дивизионная разведка…
- Вот оно! – радостно перебил восклицанием собеседник так, что усы его затопорщились щеткой – Я же сразу по тебе понял, что орел! Плечи! Шаг твердый! Кулачищи! А сам спокойный, как самоходка в капонире.
- А Вам-то что? – удивился Валера, совсем не понимая, чему радуется этот добродушный человек.
- А мне чего? – расплылся как обычно в улыбке, дядька – Мне через два дня в родную часть! Отпуск кончается. У нас там хорошо сейчас: фрукты, солнце, зелено в горах. Да и по семье соскучился. Я тут у матери задержался. Своих-то отправил домой, а сам к старушке на неделю. Днем она спит, а я гуляю. Старенькая совсем стала, ночами все ходит, кряхтит. А друзей-товарищей в городе и не осталось совсем, вот сюда прихожу.
- А тебе на контрактную разве не предлагали оставаться? – прерывая свою болтовню, задал вопрос сосед.
- Было! – нехотя кивнул Валера. Его взгляд блуждал по старым стенам училища, сверкающего на солнце яркой голубой побелкой. За низким, трехэтажным особняком, вдали белели современными бетонными стенами высокие корпуса, пристроенные к старому здание уже в совсем другие времена. Где-то в коридоре, одного из этих восьмиэтажных корпусов на подоконнике лежали его вещи, там еще и сейчас, наверное, толпятся будущие курсанты. Мысли нехотя и тяжело возвращались в реальный мир из-за этих стен.
- Ну и что?
- Что? – переспросил Валера и удивленно посмотрел на собеседника. Опять он?
-Чего, говорю, не остался?
- Думал, что поступлю, - лениво откликнулся Валера. Добродушный дядька начинал надоедать ему.
- Вот посмотри!
Собеседник неожиданно положил ему на колени тяжелый и пухлый альбом с фотографиями, и стал сам переворачивать страницы.
На фотографиях замелькали большие и малые цветные снимки. Горные склоны. Огороженный забором военный городок, снятый с высоты птичьего полета. Блестящие светло-кофейным сайдингом, узнаваемые сразу, военные казармы. Асфальтовое покрытие плаца, с белой разметкой, и застывшее в строю подразделение с развивающимся где-то вдали, на заднем плане, знаменем. Развернувшийся, во всю длину, на ветру триколор, трепещущий на фоне горного обрыва. А потом неожиданно девушки в открытых купальниках, и рядом мужчины, улыбающиеся возле дымящегося мангала с шашлыком. Зеленый луг возле стремительной горной реки. Опять девушки, весело играющие в бадминтон. И опять неожиданно: тихая комната, кресло со спящей кошкой, и пожилая женщина со спицами в руках. И опять девушки, девушки, молодые и веселые, в разных одеждах, и даже в белых халатах в окружении солдат.
- Это дочки мои, - пояснил дядька – а это наша часть. В позапрошлом году, на новом месте, ближе к границе, отгрохали совсем новенький военный городок, вот мы туда и переселились. Места, красотища! А дочки мои в столовой теперь работают. Нравятся?
- Ничего! – все еще рассматривая фотографии пробормотал Валера.
- Как это ничего? – воскликнул возмущенно сосед, захлопывая альбом – Красавицы мои - ничего?
- Красивые, - смущенно улыбнулся Валера.
- Ну, это другое дело! – ухмыляясь в усы, выдохнул сосед – А казармы какие, видел? А сам городок? Фонари везде, как на Невском проспекте! Чистота, евроотделка, умывальники как зеркала, а зеркала, как речка наша. Все новенькое, все блестящее, даже большинство оружия еще в масле получили.
Понял? И квартиры офицерам такие, что только мечтать можно было. Когда в старой халупе жили, наверное, и не мечтал о таком, а теперь привык. К хорошему - знаешь - быстро привыкаешь. Однако…
- Поехали со мной! – вдруг резко схватив за руку, склонился к нему дядька.
Валера удивленно уставился в широко открытые глаза соседа.
- Чего? – набычился он, и отдернул руку.
- А чего тебе здесь делать? – горячо заговорил дядька – Да и домой, я вижу, ты тоже не больно-то спешишь. По званию кто?
- Сержант? – автоматически ответил Валера, еще не до конца понимая, что нужно от него этому странному человеку.
- Сержант! Разведчик! – опять горячо заговорил сосед – Ты, небось, всю технику и оружие еще на ощупь, с закрытыми глазами помнишь? Ты же специалист! А нам знаешь, как специалисты нужны? У нас там одних местных в контрактники набрали, а половину из них заново учить приходится. А младшего комсостава не хватает. Не на кого положиться, хоть вешайся, хоть сам живи в казарме, а пользы никакой! Время уходит, а люди на боевые выезжают дубы дубами!
- Слушай, дядя – процедил с раздражением сквозь зубы Валера, но договорить не успел. Сосед вдруг резко выпрямился и поглядел на него с высоты строго и требовательно. По особенному взглянул: значительно и властно. И Валера, как завороженный, с уже чуть забытым чувством, встал рядом с пухлым дядькой во весь свой рост.
- Майор Самохвалов. По должности зампотех – протянул открытую ладонь сосед, и в его взгляде не было уже ни улыбки, ни добродушия. Глаза смотрели чуть насмешливо и по- военному жестко.
Валера пожал твердую мозолистую руку, и громко откашлялся в сторону.
- Извините, товарищ майор! – смущенно пробормотал он.
И тут же лицо дядьки опять расплылось в уже знакомой улыбке.
- У меня три дочери невесты, боец! – весело хохотнул он – А серьезных женихов, раз да обчелся. Любую бери, если сможешь! И комната для тебя есть в офицерском доме, отдельная, в двухкомнатной квартире. У нас там один прапорщик живет. Да тот тебе не соперник. Ростом ниже меня, и девчонки мои на него и смотреть сверху вниз не хотят!
Майор вдруг захохотал громко и раскатисто, и хлопнул Валеру по плечу, усаживая его на место.
- Деньги знаешь, какие платят? – уже спокойно спросил он, усаживаясь рядом - Правда, сам знаешь за что надбавки. В командировках на Кавказе бывал?
- Два раза.
- Ну, тогда вообще порядок! – воскликнул жизнерадостный сосед – Ты хоть помнишь, какие тебе деньги обещали?
- Помню, конечно, - озадаченно почесал макушку Валера. Положение было не завидное. Не уйти, ни уклониться от разговора теперь он считал не удобным. И поэтому смотрел на отпускника- майора с обреченностью.
«Вот попал я, - мелькнуло у него в голове – не отцепиться теперь!».
- Ну, раз помнишь, смело умножай на два! – бодро продолжал майор – Как сумма получается?
- Ага! – кивнул Валера, и вдруг озадаченно закрутил головой вокруг.
- Ты чего? – спросил Самохвалов, увидев, как Валера забеспокоился.
«А чего я, правда?» – напряженно думал Валера, и вдруг понял. Он забыл совсем об училище, об экзаменах, о том, где находится. Забыл всего-то на несколько минут о своих, казалось бы, все затмивших неприятностях. Забыл о том, что мучило его все это время, и всего на несколько секунд вспомнил ребят из своей роты, командира своего, запах своего промокшего маскхалата, и рыхлую пашню, где они как-то лежали долго, пережидая обстрел.
- Ну? – с надеждой спросил Самохвалов – Может, пойдем обедать, а?
И Валера вдруг почувствовал голод, и привычно глянув на солнце над головой, подумал, что сейчас не меньше двух часов дня. На руке были новенькие, купленные недавно часы, а он опять, как когда-то определял время по солнцу, и чувствовал ароматы окружающего леса обостренно и чутко.
- Пойдемте! – резко поднялся Валера, вдыхая запахи, которые, кажется, давно забыл.
- Пойдем солдат! – радостно воскликнул майор, запахивая бежевый пиджак, и подхватив свой пакет с лавки.
11. Кольцо http://www.proza.ru/2015/02/06/749
Владимир Бородкин
Дембельская весна в Дрездене двигалась к заветному финишу со скоростью умирающей черепахи, дни растягивались до бесконечности, каждая минута службы была липкая и вязкая, как сосновая смола.
Салаги ежедневно, после съеденной за завтраком пайки масла, под пение «Славянки» торжественно прокалывали иголкой очередные дырочки в календарях «дедов». Служба становилась на день короче. Каждый прокол в календаре пропускал яркий лучик свободы к заветной гражданской жизни, будил ожидания неизвестного, но обязательно счастливого будущего.
Иногда Батя - командир полка, отдавал солдатиков немцам на хозяйственные работы. Что он получал за наш труд, мы не знали, да нас это и не интересовало.
И вот, в один из весенних деньков, нас, троих «дедов» - меня, Санька и Валентина отправили работать на две недели в деревню к немцу.
Валентин был флегматичным, уверенным кряжем, с которым мы дружили ещё с учебки, а Санёк, по кличке Скец - высоким, плечистым парнем с авантюрным характером, за что не раз попадал на «губу». Кличка Скец прилипла к нему, трансформировавшись из его фамилии Воробьёв. Понятно, что все стали звать его Воробей. Однажды, прапор, перепутав, обратился к нему - Скворцов. Мгновенно его переименовали из Воробья в Скворца. Так и понеслось – Скворец да Скворец, но длинно как-то очень. И с чьей-то легкой руки Скворец - сократился до Скец.
Немца, к которому нас привезли, звали Гансом, а мы тут же окрестили его - Бюргером. На вид ему было лет под семьдесят, такой щупленький, белобрысый, задорный воробей с ёжиком седых волос. Он владел крепким хозяйством и не большим гаштетом, по – нашему это маленький пивной ресторанчик. Ганс знал несколько русских слов, мы - немецких, так и общались. Выполняли любые поручения - копали траншеи под фундамент, пилили дрова, убирали навоз, грузили уголь, подметали двор… Бюргер просто светился от счастья, глядя, как мы пашем. А нам это было и не в ломы. Кормил Ганс, как на убой, о таких завтраках и обедах солдаты могли только мечтать, а на ужин нам наливали ещё и по кружке пива! Вот это была жизнь!
Скец всегда что–то мастерил. Надо отдать должное – руки у него были вставлены тем концом, каким нужно. Ещё в полку Сашок изготовил из рандоля обручальное кольцо. Металла он не пожалел и сделал его довольно широким и массивным, умудрился нанести на внутреннюю часть кольца звездочку и пробу из цифр. Скец шлифовал кольцо бархоткой с нанесённой на неё пастой ГОИ. Занимался он этим делом при каждом удобном случае. Его упорство было вознаграждено по заслугам, кольцо стало сиять ярче золотого. Сашок рассказывал нам, как подарит это чудо своей девушке по переписке при встрече. Правда, он не уточнял какой. Скец переписывался и объяснялся в любви, одновременно с шестью девушкам из разных городов. Он любил их всех, каждая нравилась ему по - своему, таскал шесть фоток «заочниц» в военном билете, постоянно хвалился ими и мечтал повстречаться со всеми лично.
Все хорошее быстро заканчивается, подходило к концу и наше пребывание у Бюргера. В последний день командировки немец накрыл для нас богатый стол посреди двора. Мы сидели с Гансом, пили пиво, вдыхали аромат весеннего воздуха и были по-настоящему счастливы. Чем больше пили, тем лучше понимали ранее не доступный для сознания и казавшийся таким трудным немецкий язык. От крепкого пива молодая солдатская душа наполнялась любовью ко всему миру и постепенно раскрывалась для излияния нахлынувших чувств и признаний в уважении к дорогому Бюргеру.
С каждой выпитой кружкой из нас всё больше и больше высовывалось чувство, знакомое каждому русскому – «Уважуха».
Мы уважали бюргера и всеми фибрами своей души ощущали, что немец тоже начинал уважать нас.
В порыве вселенской, братской любви Скец достал рандолевое кольцо, и показал немцу. Оно сверкнуло шафрановым цветом в посошковых лучах хмельного заката. Вот что могут сделать с обыкновенной рандолью упорные руки советского солдата! Немец нежно взял его, попробовал сфокусировать своё зрение, затуманенное алкоголем и начал восхищённо цокать языком. Звездочка и цифры на внутренней поверхности массивного кольца, имитировавшие пробу, многократно усилили восторженные эмоции бюргера.
- Голд? - тихо, протяжно, и с явным уважением спросил немец.
- Чего он сказал? – не понял Скец.
-Красивое - перевели мы ему.
-Ещё бы, я его сутками полировал- с гордостью произнёс Сашок.
- Вифель?- спросил немец.
Это слово - «сколько», знали мы все. Скецт повернулся к нам:
- Смотрите, как оно ему понравилось! Думает что золотое! Ну, я же ему этого не говорил…. А что он там думает и додумывает – это его дело.
Повернувшись к Гансу, он громко продолжил торговлю:
-Сколько, сколько! А сколько дашь? – Сашок потер несколько раз большим по указательному пальцу.
Немец достал толстый бумажник, послюнявил пальцы и не твёрдой от выпитого рукой, отсчитал Скецу очень приличную сумму немецких марок. Санёк взял деньги, медленно повернул голову, глядя куда-то вдаль, потом посмотрел на пачку купюр и без сожаления сказал:
- Как-то позорно брать у него столько марок. Немец нормальный, не жлоб. Да и кольцо дешевле стоит. Я думаю, что правильно будет его деньги у него же и спустить.
Подмигнув хмельным глазом, Скец помотал толстой пачкой перед нашими носами и театрально произнёс:
-Гуляем, рванина! Пошли к немцу в гаштет, чего мы тут на задворках сидим, угощаю всех!
Приняв позу Ленина на броневике и указав нам рукой направление на гаштет, Сашок картаво продекламировал:
-Вперёд! Верной дорогой идёте, товарищи!
Немец быстро понял идею Скеца и был несказанно рад, что деньги будут тратиться в его заведении. В обнимку мы шумно ввалились в ресторанчик Ганса. За столом тихо и неспешно, попивая пиво, беседовала компания из шести человек. Вот же загадочная русская душа, которую мы и сами- то не понимаем, а куда уж понять её расчетливым и педантичным немцам. От выпитого пива, наших братских объятий, вида тихой немецкой компании, расположившейся за массивным, деревянным столом, Сашкина душа стала наполняться любовью ко всему человечеству и желанием делать всем добро. Пачка денег жгла ладонь, жар от них грел душу, которая уже готова была развернуться во всю свою русскую ширь и мощь. Санёк помахал веником купюр и командным голосом заорал на весь гаштет:
-Гуляют все! Солдаты платят!
Он жестом показал на нас, на расположившуюся в зале компанию, на бар с бутылками и смачно пощелкал пальцем по горлу.
Атмосфера в зале стала быстро меняться. Веселье стремительно набирало обороты. Компания немцев, производивших впечатление флегматичных и заторможенных, оказалась довольно шустрой и шумной, когда халява, зелёным змием заползла к ним на стол. Пить они стали быстро и по нашему совету с удовольствием мешали пиво с водкой. Русский «ёрш» делал своё дело, крушил стену непонимания, смешивал все языки, рождал единый, простой и доступный для общения. Говорящих становилось больше чем слушающих, шум в гаштете нарастал пропорционально употреблённому алкоголю. Началось братанье. Все немцы нас уважали и любили! По-настоящему, по-честному! Гордость советского солдата, находящегося на передовых рубежах социалистического лагеря, культивируемая в нас ежедневно замполитом, после широких жестов Скеца, просто пёрла и ярко светилась на наших пьяных, счастливых физиономиях! Скец без жалости, картинно швырял купюры на стойку бара и в очередной раз, ткнув пальцем в какую-нибудь бутылку, орал:
-Гуляй Германия! Россия платит!
Деньги таяли, а любовь Ганса к Сашке - росла. Нашего бюргера распирало от чувства любви и уважения к советским солдатам, его пробило на слезу. Пьяные, солёные капли дружбы между народами текли по его красным щекам, он растирал их ладонью по лицу, беспрерывно обнимал и лобызал Скеца.
Под утро, упившаяся в лоскуты компания немцев, орущая марш, кое- как выползла из гаштета. Оставшиеся в ресторанчике - выглядели не лучше. Зелёный змий халявы впрыснул основательную дозу алкоголя в немецких гостей, советских солдат и старого Бюргера. Сознание периодически отключалось. Штормило. Сидя за столом в обнимку с Вальком, стараясь не свалиться со скамьи на пол мы, тихо, душевно, роняя скупую солдатскую слезу, блеяли «Степь да степь кругом…». Напротив, так же в обнимку, сидели Ганс и Скец. Они периодически клевали носом в стол и не внятно, без перерыва шептали друг другу признания в любви, уважении и вечной дружбе. Эти чувства, льющиеся нескончаемым потоком из Бюргера, всё ж таки умудрились переполнить необъятный душевный сосуд Сашка. Помутнённое сознание Скеца билось в конвульсиях от желания как-то проявить свои чувства, он просто не знал, что ему сделать и как полнее выразить до конца, до самого конца, до донышка свою любовь и уважение к немцу.
Душа требовала опорожнения!
Наконец, пьяный в хлам мозг осенило! Скец полез в карман, бережно достал бархотку с завернутым в неё кусочком пасты ГОИ и протянул Гансу.
- От всей души! Дарю!
Бюргер сразу и не понял всех щедрот и ценности этого подарка, он даже не понял, что это такое. Сашок взял кольцо у Ганса и стал медленно, терпеливо объяснять и показывать, старенькому несмышлёнышу, как пользоваться этими не хитрыми приспособлениями для поддержания постоянного блеска «золотого» кольца.
Думаете, лучшее средство, что бы протрезветь – ледяной душ?
Нет!
Лучшее средство – бархотка с кусочком пасты ГОИ!
Туго соображая, начиная понимать, в чём дело, немец стал трезветь на глазах, беспрерывно хлопать белёсыми ресницами и бормотать что-то невнятное себе под нос.
Сам того не желая, Скец поджёг фитиль коварного обмана, который загорелся и пробивая себе путь в запутанных немецких извилинах, напрочь залитых «Ершом», с шипением и болью всё же добрался до кусочка не тронутого алкоголем серого вещества Ганса, способного ещё детонировать.
Произошёл мощный взрыв головного мозга!
Бюргер заорал!
Он грозил кулаками, топал ногами, остервенело стучал ладонями по стойке бара, требуя сейчас же, немедленно положить сюда все его деньги.
Наши, расплавленные от алкогольных коктейлей мозги, абсолютно отказывались понимать такую бурную реакцию немца.
-Мы же только что были друзьями навек! Мы же уважали друг друга! Чего он так разошёлся?
Бушевал Ганс мощно, не обращая никакого внимания на наши попытки его успокоить, но возраст берёт своё.
Бюргер выдохся, с трудом сел на лавку, нахохлился как старенький воробышек, чирикнул что-то по - своему последний раз и весь обмяк.
Сашок, пошатываясь, подошёл к немцу, сел рядом, отечески прижал его голову к своему широкому плечу. Бюргер слегка дёрнулся, пытаясь освободиться из крепких объятий Скеца, и затих. Послышались слабые всхлипывания, которые стали быстро нарастать, усиливаться, как вой приближающегося снаряда и вдруг его прорвало. Ганс зарыдал, зарыдал навзрыд, безутешно, как малый ребёнок, уткнувшись в широкую грудь Сашка. Горькие, солёные слёзы обиды заливали и без того просоленную гимнастёрку советского солдата.
Сашок гладил Ганса по голове, и тихо шептал:
- Успокойся, успокойся. Никуда твои деньги не делись. У тебя же все и остались. Ни одной марки себе не заныкал. Ну, гульнули. Раз живём. Не убивайся ты так. Зато как душевно посидели….
Рука солдата продолжала нежно перебирать седой ёжик немца. Рыдания и хлюпанья старого бюргера медленно стали затихать, веки тяжелеть, глаза сами собой закрываться. Ганс успокаивался и плавно, как в тёплое море, погружался в непонятную, напевную, ласковую речь.
Казалось, что немец всем своим существом начинал растворяться в тихом шепоте Сашка, ощущая и чувствуя эту загадочную русскую душу, её широту, мощь и размах
12. Не верь, не бойся... Ведьма http://www.proza.ru/2015/10/15/2265
Александра Тонина
Валюша пришла работать, а точнее служить, в 19. Маленькая, хрупкая девчушка, с облаком рыжих волос и пронзительно зелеными глазами. Парни в ее дежурной смене, куда она попала из отдела кадров,разглядывая миниатюрную фигурку, удивленно пожимали плечами - как занесло в такое место? Чисто гном, а не сотрудник. Хоть бы какие ограничения по росту ввели... (Самое интересное, буквально через несколько лет их и ввели (наверное, Бог услышал мольбы Валюшкиных сослуживцев)), но тогда она так и осталась младшим инспектором дежурной смены этой тюрьмы.
Характер у дамочки оказался не из простых. Все довольно быстро поняли, что за наивной внешностью скрывается колючий характер, острый язык и пугающий талант, за который и прозвали девчушку Ведьмой. Шлейфом пролетел слушок о способности Валюхи наказывать своих обидчиков. Нет, она не делала ничего, но, какая-то сила отталкивала от нее проблемы и, увеличивая их многократно, возвращала обратно проблемами со здоровьем, финансами, в личной жизни. Это уж кому как повезет))
А Валя и радовалась-не пристают лишний раз, и ладно.
В тот день её отделение по графику мылось в бане, и Валек, с утра вооружившись ключами, начала открывать камеры. Шел 1996 год, перенаполнение в тюрьмах и исправительных заведениях в то время был ужасный-люди годами ждали приговора суда в диких условиях: в тесноте, спали по очереди, и радовались возможности выйти из камеры по любому поводу. А в банные дни с удовольствие выскакивали из открытых дверей камер, как горошины из перезревшего стручка.
Из очередной камеры мужское население радостно выбралось на галерею, расправило плечи и направилось в сторону бани, держа мочалки и полиэтиленовые пакетики с кусками мыла за спиной. Только один из них, двухметрового роста детина, оторвавшись от сокамерников, быстро направился в другую сторону.
-Эй, Загорский, стойте, Вы куда? -мелодичный голос Валюшки зазвенел под сводом куполов.
-Спокойно, командир, я быстро, - заключенный закончив общение с одной камерой, отмахнувшись от сотрудницы рукой в наколках, перебрался на другую сторону галереи и, повернувшись к ней спиной, открыл "кормушку" другой камеры.
-Да что же это такое, Вы издеваетесь? Быстро в баню идите! -Валин голос предательски дрожал, - общение с другими камерами запрещено! я тревогу нажму! Вам же хуже будет!
-Ладно, командир, не кипишуй, - зек сплюнул сквозь отсутствующий зуб себе под ноги, перепрыгнул ограждение на галерее и направился к очередной двери.
-Как же надоели все, - всхлипнула Валюха,- ну чего ты как козлик скачешь, шел бы мыться себе и....
Увидев выражение лица Загорского, Валя проглотила окончание фразы.
-Чтоооо??? - Заключенный, наклонив голову и раздувая ноздри, медленно начал движение в ее сторону.
Валя физически ощущала резко наступившую звенящую тишину, от которой противно закладывало уши. Затихло всё, движение замерло.
-Загорский, Вы что?-в глазах стойкой девочки плескался страх, пульс пугающе бил в виски. Она медленно пыталась отступать, не замечая, что спиной уже практически упирается в стену.
-Ты, стерва, кого козлом назвала?-белки его глаз стали настолько красными, что радужка практически не выделялась.
-Яаа??? Что Вы, я ничего такого.... я не специально....
-Ты в курсах, что ты меня опустила? На всю зону. Тебе чё, кукушку встряхнуть? -руки сжались в кулаки .
-Прекратить!- В голове стучала одна фраза: НЕ ВЕРЬ, НЕ БОЙСЯ..., НЕ БОЙСЯ, - Не сметь разговаривать со мной в таком тоне! Не подходите! Вы... Вы будете в карцер водворены за такое обращение!-Валюха дрожащим, срывающимся голосом, но не отводя глаз, проговаривала каждое слово, глядя зеку в лицо.
Подбежали сотрудники смены и обстановка, длившаяся несколько секунд, а казавшаяся Валентине целою вечностью, начала разряжаться. Загорского, бросившего напоследок взгляд полный ненависти, увели под конвоем, а Валек, дождавшись пока опасность исчезнет из виду, медленно сползла по стене.
-Валюш, ты чего?-Надюха, девчонка со смены, подбежала и присела перед ней, - ты в порядке?
-Ужас, Надь, я ведь думала он меня убьет, - дрожащей рукой Валя поправила форменную темно-зеленую юбку и натянуто улыбнулась, - Что я сделала-то? Кошмар какой...
-Ладно тебе, - Надя помогла подруге встать, - уроком будет. Для них козел-смертельное оскорбление, запомни! Ты бы привыкала к тюремному жаргону, а то не дай Бог что!
***
Месяца через три, делая обход на своем отделении, Валюха увидела заключенного, конвоируемого сотрудниками.
Увидев Валю, зек резко дернулся в ее сторону:
-Командир, - тихо позвал он.
Валя отшатнулась и непонимающе уставилась на грязного, заросшего щетиной человека.
-Командир, прости... ,- еле слышно прошептал он.
-Загорский?-Валя прищурилась, вытаскивая из памяти внешность старого обидчика, - это Вы? Что это с Вами?
-Извини, командир, - тихо проговорил Загорский сжав руки в наручниках, и опустив голову, - я не хотел тебя напугать. Поднял голову, посмотрел ей в глаза. В голосе послышалась мольба: - Отмени карцера, Богом прошу, всё осознал, век воли не видать! Я не могу больше!-с каждым словом голос звенел все громче,-да прости ты уже!, - Заключенный перешел на крик: -Я же не тронул тебя!
Конвойные толкнули его в спину и невеселая вереница двинулась дальше, а Валюха так и осталась стоять, приоткрыв свой по-детски пухлый рот и ничего не понимая. Ведь ни она сама, ни ее товарищи тогда даже не рассказывала руководству про тот давний случай.
Валентина постояла еще пару минут, глядя в след сопровождаемому заключенному, пожала плечами, почесала кончик носа и почему-то посмотрела вверх. Вместо чистого неба глаза наткнулись на глухие стены и решетки. Это уже никак ее не смутило:
-Видимо Земля и правда круглая. Или я и все-таки Ведьма, -сама себе сообщила она, усмехнулась и пошла работать. Ведь работа в тюрьме она,ох, какая не сладкая работа!
13. Отслужил солдат http://www.proza.ru/2015/10/31/1405
Вера Полуляк
Он сидел у костра, грелся и ждал наступления ночи. Достал выданный в госпитале сухой паёк. Но есть не хотелось. Погрыз пряник, запил водой. И молча смотрел на пламя костра. День выдался солнечный. Чувствовалось дыхание наступившей весны. Было самое начало марта. Повсюду ещё лежал снег. Тепло огня согревало и успокаивало.
- Как всё странно, подумал он и поёжился от нахлынувших воспоминаний.
Как бы хорошо было забыть всё, что случилось, чтобы весь кошмар оказался лишь страшным сном…
Тот огонь был совсем другим, не таким, как пламя костра. Не ласковым и согревающим, а обжигающим и убивающим...
Доктор сказал, что его вытащили с того света. Что ему повезло. Что будет жить.
Лёник горько усмехнулся:
- Жить… Уж лучше бы не спасли.
Лёником его в детстве называла мама, да так это имечко и пристало к нему на всю жизнь. А по паспорту он был Алексеем, как и отец.
В госпитале ему долго не давали взглянуть на себя в зеркало. Всё тело, от головы до пят, обгорело. Только чудом уцелели глаза. Он хорошо помнил, как экипаж танка получил приказ продвигаться вперёд. Потом повалил дым. Они открыли люк. Пламя обжигало тело, невозможно было дышать. Это всё, что сохранилось в памяти о том страшном дне. Очнулся уже в госпитале. Провалялся там почти четыре месяца. Комиссия признала не годным к строевой службе. И отправили Лёньку домой.
Всего полтора года назад, весной 1967-го, его, вместе с другими призывниками, провожали в армию. Веселились. Шутили. Не на войну же идут, мирное время давно наступило. Говорили напутственные слова ветераны Великой Отечественной, среди которых был и Лёнькин отец:
- Мы победили фашистов. Теперь войны нет. Берегите мир!
Отец с гордостью смотрел на сына и, похлопывая по плечу, добавлял:"Армия сделает из тебя настоящего мужчину!"
Лёник смущённо улыбался. И предстоящая служба виделась ему всё более привлекательной. Никто и подумать не мог, что его ждёт на самом деле.
Когда в 1968 году Советский Союз ввёл ограниченный контингент войск в Чехословакию*, танкист Алексей Алексеевич именно в этот контингент и попал. Их танк подбили в первом же столкновении. Друзья погибли. А Лёник чудом выжил.
Но теперь совсем не понимал, как жить дальше. Каждое движение отдавалось болью во всём теле.
В госпитале он упросил сестричку дать ему зеркало. Понимал, что зрелище будет не из приятных. Но то, что увидел, всё равно ужаснуло. В зеркале отражалось совсем незнакомое лицо, изуродованное шрамами.
Пока добирался до родных краёв, старался держаться в стороне от людей. Не мог привыкнуть, что смотрят на него с испугом и жалостью. Поэтому и в деревню решил прийти затемно, чтобы никому не попадаться на глаза. Сидел в лесу, жёг костёр и ждал наступления темноты.
Ночь выдалась лунная. Лёник незамеченным подошёл к своему дому, где родился и жил с родителями, откуда его проводили в армию. Навстречу выбежал пёс Тобик. Хотел было зарычать и залаять. Но потом с радостным визгом, виляя хвостом, подбежал, бросился на грудь. И принялся лизать обгоревшие руки и лицо. Лёник впервые за долгое время улыбнулся и скупая слеза скатилась по щеке.
Тобик продолжал прыгать вокруг хозяина и повизгивать от радости.
Заслышав шум во дворе, на веранду вышла мать. Она в последнее время плохо спала. От сына давно не было писем, и материнское сердце мучили недобрые предчувствия.
- Кто там? Вам кого надо? – строго спросила она , приоткрыв дверь.
- Мам, это я,- отозвался Лёник.
Мать сбежала с крыльца. Но потом резко замедлила шаг и, не узнавая сына, с недоверием переспросила:
- Лёник,ты..?
И обессиленно стала опускаться на землю.
- Марусь, что там? – раздался голос отца. Он тоже не спал.На душе было тревожно. Хотя и не подавал вида, успокаивал сам себя и поругивался на жену:"Ну что может случиться? Не война же."
Отец услышал голос сына и выбежал на улицу. Подбежал к нему. И – застыл на месте, боясь приблизиться. Этот мужчина с потухшим взглядом и изуродованным шрамами лицом совсем не похож был на его чернявого красавца - сына. В горле пересохло. С дрожью в голосе спросил:
- Что случилось с тобой, сынок?
О том, что с ним случилось, Лёник не любил рассказывать. Да и нечего было говорить. Просто солдат, сын ветерана Великой Отечественной, выполнял приказ Родины.
Встреча с родными получилась нерадостной. Но, немного успокоившись, начали думать, как жить дальше. Лёник ещё был слаб, болели швы, всё тело ныло.
В деревне говорили, что за бочку мёда отец, знатный пчеловод, выбил для сына звание ветерана войны и группу инвалидности.
А немного окрепнув, Лёник пошёл работать в колхоз трактористом.
После смерти родителей жил одиноко, семьи не было. И умер, не дожив до шестидесяти…
***
* В ночь со среды 20 на четверг 21 августа 1968 года границу Чехословакии пересекли войска 5 стран «Варшавского договора»: СССР, Болгарии, Венгрии, Восточной Германии и Польши. На территории страны оказалось около 600 000 иностранных военных (12 танковых, 13 артиллерийских и 2 десантные дивизии), пригнано 7500 танков и прислано 1000 самолетов.
14. Боец Голани http://www.proza.ru/2014/07/23/1286
Карин Гур
Все совпадения с реальными людьми случайны.
Юдит и Меир припарковались у дома и вышли из прохлады кондиционированного салона в жаркий полдень мая. Юдит своим ключом открыла входную дверь, пока Меир выгружал из багажника пакеты с продуктами.
- Дочки! – крикнула Юдит.
Первой, прыгая на одной ноге, явилась младшая Лиат. За ней – Керен, вытирая руки полотенцем. Девчонки, вернувшись со школы, поели, мыли посуду и убирали на кухне.
Пятнадцатилетняя Керен, черноглазая и черноволосая, поразительно похожа на Меира, такая же высокая и крупная. Лиат посветлее, похудей, фигуркой и игривостью вся в Юдит.
Разложив покупки по местам, родители присели на диване перед выключенным телевизором. Меир смущённо косился на жену.
- Девочки, дело вот в чём... Я... Мы... У нас будет ребёнок.
Лиат толкнула старшую сестру локтем и, став на цыпочки, жарко зашептала на ухо:
- Ну! Что я говорила? Мама поправилась...
Керен потянула её за рукав:
- Молчи.
И, глядя на родителей, ответила за себя и сестру:
- Класс! Мы очень рады, правда, Лиат? А вдруг будет братик?
Родители переглянулись. Меир откашлялся:
- Мы сегодня делали УЗИ*. – И, выдержав эффектную паузу, добавил, – мальчик! Сын! Мы так волнуемся... Всё-таки маме скоро сорок лет.
- Нет, папа, нет, это всё прекрасно, мы уже большие и сможем помогать маме во всём, – радости девочек не было предела.
Меир был так горд и счастлив, что обзвонил всех своих родных, двоюродных и троюродных братьев. Он кричал в трубку:
- Братан! Слышь! У нас будет сын!
Мальчишка родился крупным и огненно-рыжим. Вякнув для приличия разок, оглядел всех присутствующих синими глазами и скорчил рожицу, похожую на улыбку.
- Дорогая, - Меир нагнулся над женой, - и в кого он у нас такой рыжий?
Женщина рассмеялась:
- Не зря наша фамилия Шемеш** . Мой дед был точно такой.
Назвали мальчика в честь деда Давидом, Дуду. Он рос подвижным, весёлым. Солнечная улыбка не сходила с его лица. Он дрался с соседскими мальчишками, обзывающими его друга Даника «русским», падал с деревьев, рвал штаны, перелезая через заборы. Возвращаясь домой в синяках и ссадинах, говорил маме с улыбкой:
- Ерунда! Заживёт всё до завтра.
Никто не удивился, когда, окончив с отличием школу, Дуду заявил:
- Мы с Даниэлем идём в Голани! ***
Пройдя курс молодого бойца, друзья гордо явились на выходные в желто-зелёной форме с коричневыми беретами на голове.
Вечером 12 июня 2014 года на Западном берегу Иордана были похищены трое подростков. Израильское руководство возложило ответственность за их похищение на ХАМАС. В ходе поисково-спасательной операции трупы похищенных подростков были найдены 30 июня. Возросли массированные ракетные обстрелы из сектора Газа территории Западного Негева, городов Ашдод и Нетивот. Новостные сводки напоминали репортажи с полей военных действий.
В ночь с 7 на 8 июля в Израиле началась операция «Нерушимая скала», а 17 июля премьер-министр Израиля отдал приказ о проведении ограниченной наземной операции, «целью которой является ликвидация угрозы, исходящей от тоннелей, ведущих из Газы на территорию Израиля».
Давид позвонил на следующий день:
- Мама, у нас отбирают мобильные телефоны. Не волнуйся, я скоро вернусь. Я вас всех очень люблю.
Девочки выросли и вышли замуж. У Керен было трое детей. Сыну, Томеру, недавно исполнилось десять лет, средней девочке – семь, младшему – пять. Лиат ждала первенца.
В субботу Меир вернулся домой после утренней молитвы. Юдит наливала кофе, когда к дому подъехала машина. Чашка выпала у неё из рук. Они смотрели с мужем в окно и молча молились: «Боже мой! Боже мой! Только не к нам, пожалуйста, только не к нам...» В дверь тихонько постучали…
Представители армии ушли. Спустя полчаса в дверь позвонили, и Юдит увидела маму Даника с красными глазами, полными слёз. Она сразу поняла, что горе постигло не только их семью.
Семья Шемеш сидела шиву****. Папа, мама, сёстры. Соседки на кухне готовили с утра до вечера. Дверь не закрывалась. Приходили друзья, соседи, родственники, боевые командиры, вырвавшиеся на несколько часов выразить соболезнование семье , и просто чужие люди. Посидев с семьёй Шемеш, подымались на два этажа выше, выразить соболезнование маме Даниэля.
После обеда приехал старенький, но ещё довольно бодрый Президент. Он заканчивал седьмой год своей каденции и грустил, что приходится наносить такие печальные визиты. Томер, старший внук, подошёл и пожал Президенту руку. Тот ласково погладил его по голове:
- А ты кем станешь, когда вырастишь?
- Я? Я пойду служить в «Голани»!
КОНЕЦ
* - ультра- звуковое обследование.
** - Солнце(ивр.)
*** - 1-я пехотная бригада «Голани» — пехотная бригада Aрмии обороны Израиля, одно из элитных подразделений.
**** - основной период траура (в течение семи дней после похорон)
15. Тельняшка
Евгения Козачок
В нашем 4-А классе мальчиков больше чем девочек. И когда Тамара Михайловна предложила нам выбрать интересную профессию, чтобы пригласить человека этой профессии в класс, то девочки предлагали пригласить врача, экономиста, юриста. А мы, мальчишки, почти единогласно попросили пригласить Генку, моего брата, который позавчера приехал домой в десятидневный отпуск. Получил он его за геройский поступок. И тема мероприятия была определена – «Тельняшка».
Решили в долгий ящик встречу не откладывать, а завтра же на воспитательном уроке и послушать Генку о его службе на корабле. Тамара Михайловна написала на красивой открытке приглашение и отправила со мной ещё Ирку, Петьку Вовку, придав тем самым солидность нашей делегации.
При виде такого эскорта, сопровождающего меня, дома все удивились, но увидев Ленкину торжественность, с которой она звонким голосом читала вслух приглашение, все сошлись во мнении, что Генка завтра непременно должен быть в назначенное время в 4-А классе. Отказ - неуместен. Так что тому ничего не оставалось, как согласиться. Делегация ушла довольная удачно выполненным поручением. Как только они вышли, Генка дал мне лёгкий подзатыльник за мой длинный язык и удручённо заявил:
- Ох, и задали вы мне задачку! Ну и о чём я буду им рассказывать?
Папа, мама и сестра Валя посоветовали ему рассказать о корабле, какой он красивый и о своей специальности сигнальщика. А я сказал, что ему будут задавать вопросы, так что успевай только отвечать.
- Какие вопросы? А вдруг я не буду знать на них ответ, что тогда, позор? Не пойду.
- Пойдёшь. Ты нам уже пообещал. А моряки, сам мне говорил, слово держат крепко. Ты лучше вспоминай, что знаешь о тельняшках. А то у нас тема «Тельняшка» и такой вопрос точно кто-то задаст. Да Ирка первая и задаст, знаешь, какая она любопытная.
- С тельняшкой проблем не будет. Нам лекции две о ее появлении читали. Помню почти всё, так что об этом я смогу рассказать.
Генка на следующий день пришёл в школу как раз во время перемены. Надо было видеть, как встретили его! Молодой, высокий, красивый, в настоящей морской форме, он произвёл фурор. Девчонки со старших классов затаили дыхание, парни с завистью смотрели, а малыши начальных классов и мальчишки из нашего класса смотрели на моего брата как на чудо, дотрагивались руками до костюма, спрашивали «а что это?» и не знали, где усадить или поставить Генку, пока в класс не зашла Тамара Михайловна. Увидев моего брата, она покраснела, как на первое сентября, когда мы ей все свои букеты вручали и с праздником поздравляли. Братец мой тоже засмущался и сразу не мог ответить, как его зовут. Мы хором сказали: «Генка». И Тамара Михайловна представила нам его, как артистов представляют перед зрителями, когда они выступают. Но Генка не спешил начать свой рассказ, он неотрывно смотрел на Тамару Михайловну. Я забеспокоился. Думаю: «Всё, Генка в ступоре и не сможет ничего рассказать. Опозорюсь тут вместе с ним. Проходу не будет потом от пацанов». Класс тоже притих, смотря на Генку и Тамару Михайловну. И я понял, что они понравились друг другу (видел в кино, точно так смотрели друг на друга те, кто потом женятся). Тамара Михайловна первая отвела от Генки глаза, посмотрела на нас, как будто впервые увидела, и спросила:
- Так на чём мы, дети, остановились?
- Мы не остановились. Мы ещё даже не начинали.
- Ах, да, Геннадий, пожалуйста, расскажите нам о своей службе на корабле.
Генка откашлялся как заправский оратор и начал рассказывать о том, где учился, как учился и как важно для будущего хорошо учиться, быть послушными и внимательными. Вообще говорил точно так, как Тамара Михайловна. Они что сговорились что ли? Все про учебу и про учебу? Я Генке начал подсказывать, о чём он должен рассказывать, рисуя у себя на груди полоски, чтобы он догадался, что надо хотя бы про тельняшки поведать. Генка посмотрел на меня и начал рассказывать о службе.
- Так вот продолжаю. После того как я прошёл курс молодого краснофлотца в учебном отряде, получил флотскую специальность сигнальщика, был направлен на постоянное место службы на краснознамённый крейсер. Вначале было очень трудно. Но постепенно мы, молодые, привыкли. Началась настоящая флотская служба. Корабль часто выходил в море на учения. Через год я стал настоящим моряком. В процессе службы на корабле были не только трудности, но и интересные случаи. Как-то наш корабль под флагом командующего эскадрой принимал участие в общефлотских осенних учениях в так называемом «мандариновом походе», в которых участвовал весь Черноморский флот. По ходу движения эскадры проводились стрельбы: орудийные по движущейся мишени, воздушные по конусу, торпедные по кораблям условного противника. Во время учения мы наблюдали, как эсминец торпедировал корабль условного противника учебной торпедой. Учебная торпеда, после того как попала в цель, должна была всплыть, а корабль, выпустивший торпеду, должен её обнаружить и поднять на борт. Торпеда, даже учебная, это сложный механизм и дорого стоит, поэтому она многоразового использования.
Однако получилось так, что служба наблюдения эсминца не смогла проследить за движением торпеды и потеряла её с видимости. Несмотря на это, учения продолжались, корабли эскадры двигались по заданному курсу вдоль побережья. Командующий дал указание командиру эсминца оставаться на месте до обнаружения торпеды и взятия её на борт. Учения проходили дальше. И лишь на третьи сутки эскадра легла на обратный курс, где находился эсминец. С приближением наша служба наблюдения обнаружила эсминец на горизонте. С правого борта был мой сектор наблюдения. Я стоял на приборе, который мы называем визир. С помощью этого прибора и обнаружил головку плавающей торпеды. Согласно инструкции, я громко доложил: «Вижу головку торпеды справа 70/120 кабельтовых». Тут же мой доклад был передан в командный пункт, в рубку командира корабля, где находились командующий эскадрой и командир корабля. В ту же минуту они поднялись на сигнальный мостик и потребовали показать им плавающую торпеду. Убедившись, что справа по борту действительно находится торпеда, командующий спросил: «Кто первым обнаружил торпеду?» Командир чётко доложил: «Первым обнаружил торпеду старшина второй статьи…» и назвал моё имя. После чего командующий сказал: «За проявленную бдительность и своевременное обнаружение торпеды старшине второй статьи, то есть мне, по приходу на базу предоставить отпуск на десять суток». Чему я очень обрадовался и приехал домой. Вот и всё о так называемом «геройском» поступке.
Класс молчал и только Колька сказал: «Ничего себе!» Никто не понял, что он имел в виду, но все зашевелились и не Ирка, как я предполагал, а Васька задал Генке вопрос: «А форма и тельняшки у всех моряков одинаковые? И почему рубаху называют тельняшкой и почему она полосатая?»
Генка с облегчением вздохнул. Об этом ему легче говорить, нежели о себе.
- Название «тельняшка» легко объяснимо – ведь это нательная рубаха, «тельник». Ну, а на счёт того, почему она полосатая, существует много версий. Самая первая и, пожалуй, верная, это та, что чёрно-белые робы издавна одевали, отправляясь в море, бретонские рыбаки для того, чтобы на расстоянии отличаться от рыбаков других национальностей. Потом такие робы начали надевать моряки европейских флотилий. А позже, чтобы отличаться, каждая страна вносила свои изменения в количество полос и их цвет. Многие считали эти полосы своим оберегом. Но главное назначение чёрных полос в том, что такая расцветка была хорошо видна на большой высоте среди белых парусов, когда матросы управлялись с ними на реях. Пётр I перенял для своего флота морскую форму Нидерландов. А Александр II утвердил «Положение о довольствии команд Морского ведомства по части амуниции и обмундирования, где описывался внешний вид тельняшки: «Рубашка вязаная из шерсти пополам с бумагою; цвет рубахи – белый с синими поперечными полосами, отстоящими одна от другой на один вершок (на 44,45 мм). Ширина синих полос - четверть вершка. Вес рубахи полагается не менее 80 золотников (344 грамма) …»
Можно ещё много рассказывать об истории тельняшки, но я думаю, что это для девочек будет совсем не интересно. В настоящее время в российских и украинских войсках носят разноцветные тельняшки. У моряков и воздушных десантников полоски небесного, светло-синего цвета. Чёрные полоски у тельняшек подводных сил ВМФ и морской пехоты; васильковые - у спецназа ФСБ и президентского полка; светло-зелёные – у пограничных войск, краповые - у спецназа ВВ МВД и оранжевые – у подразделений МЧС. Зная об этом, вы можете определить, в каком роде войск служит человек.
Зауважал я брата своего после этого. А дома ни о чём нам не рассказывал.
Тамара Михайловна сказала:
- Дети, давайте поблагодарим Геннадия за очень интересный рассказ о службе на морском флоте. И если ни у кого нет больше вопросов, все на сегодня свободны.
И так хитро отправила нас домой, а сами с Генкой в классе остались. Я ожидал его на улице, чтобы домой вместе пойти и чтобы видели, какой у меня брат. Но они так долго (вероятно о тельняшках) говорили, что я не выдержал голода. Дома рассказал, как на Генку с восхищением в школе все смотрели и что он очень интересно обо всём рассказал. Так что напрасно боялся идти. Мама, папа, сестра тоже загордились Генкой. А папа спросил:
- А где же это наш герой задержался?
- Так он в классе с Тамарой Михайловной остался. Не всё ещё про тельняшки рассказал.
Все заулыбались. А я только в конце учебного года узнал, почему Генка и Тамара Михайловна так долго говорили. Они влюбились с первого взгляда друг в друга. Об этом и о том, что брат и моя учительница пишут друг другу эсемески, разговаривают по мобильному телефону, рассказала мне сестра, а ей Генка. И что Тамара Михайловна ждёт - не дождётся, когда Генка возвратится со службы домой. Хорошенькое дело! Они влюбились, а мне как быть? Как мне теперь Тамару Михайловну называть? Тамара, что ли? Хорошо, что они полюбили друг друга, когда я учился в четвёртом выпускном классе. В пятом классе у нас будет новый классный руководитель и по каждому предмету другой учитель. И к этому тоже придётся привыкать. А пока я жду Генку. Он сказал, что отдаст мне свою тельняшку. А мама обещала перешить её, чтобы была по моему размеру. Говорят, что мы с Генкой похожие. Я не такой, конечно, красивый как он, но если подросту и стану моряком, то буду похож на него. Я теперь точно знаю, что будущая моя профессия - моряк. Сложно будет учиться, но я смогу стать капитаном военного корабля.
17.09.2013 г.
20:58
16. До капельки
Галущенко Влад
Я и в армию пошла из-за этого. Из-за отчаянно безобразного лица. Нет, я не уродка. Все по отдельности у меня есть. И даже отдельно выглядит неплохо.
Но вот собранное вместе… Поэтому я с детства ненавижу зеркала. Бедные мужчины. Им, чтобы бриться, каждый день нужно на себя в зеркало смотреть.
Хотя, нет. Можно научиться бриться и без зеркала. Но я родилась женщиной.
Как хорошо, что все это очень скоро закончится. По моим расчетам – минут через пятнадцать, не больше.
Наша часть уже неделю участвует в боевых стрельбах в районе Капустина Яра. Громадный полигон в раскаленной летом заволжской степи. Первый раз меня послали в паре с Владом. Как долго я этого тайно ждала. Не влюбиться в него было невозможно. Он такой огромный и красивый. С легким веселым характером . Полные, всегда улыбающиеся губы. Сколько раз в мечтах я их целовала! И вот сегодня мне эта возможность представилась. В первый и, к моему несчастью, в последний раз.
Он – корректировщик огня, а я - его помощник по должности. Сегодня нам по рации поменяли точку.
Когда Влад уже заканчивал выравнивать верхний край окопчика, она молнией выскочила из норы. Степная гадюка. Я их десятками видела на нашей бывшей базе в северном Казахстане. Вспомнила медсестру, умершую, несмотря на вколотую ей тройную дозу противоядия. Дивизионный хирург тогда сказал, что поздно удалили яд из раны.
Треугольная морда вцепилась Владу в скулу. Как ни быстро я среагировала, но змея была быстрее. Своей острой, как бритва, «козьей ножкой» я полоснула ее у самой раскрытой пасти. Хвост упал и обвился вокруг его ноги, а пасть раскрылась и медленно отвалилась от щеки. Я выбросила из окопа змеиную голову и глянула Владу в глаза.
* * *
Сначала я почувствовал резкую боль в щеке. Потом увидел блеск ножа и как Галка выбрасывает змеиную голову. А ведь предупреждал нас ротный! Копаете окоп – проверьте на змеиные норы! Проглядел я…
Галка внимательно смотрела мне в глаза. Я знал, что она там ищет. Первые признаки смерти. Мою помощницу в части прозвали Золушкой. Из-за нелюбви к этой невзрачной девчонке нашего ротного. Он поручал ей всегда самую грязную и трудную работу.
Вот как сейчас. Послал ее со мной в такую жарюку на корректировку огня. Просидеть неделю в окопе посреди раскаленной степи! Мужику грустно станет, не то, что хрупкой девушке. А сам ротный, небось, сейчас к Аньке подкатывает. Ну и пусть! Она уже давно на его звездочки на погонах заглядывалась. Маловато ей сержантского звания!
Приложил руку к щеке и… не почувствовал ее. Все. Вся правая сторона головы задеревенела. Это конец.
-Гадюка? – Повернулся к Галке.
-Да. Степная.
-Жаль.
-О чем ты?
-Жаль, что с Анютой поругался. Могли бы пожениться, детишек нарожать. Ну, что же. Не получилось. Передай ей, что просил я у нее прощения перед смертью.Передашь?
-Нет.
-Почему?
-Потому что ты не умрешь. Сам передашь. – Я увидел занесенную надо мной ее знаменитую «козью ножку». И выключился.
* * *
Глаза Влада закатились и голова откинулась на стенку окопа. Ну, и хорошо! Боли не почувствует. Я сделала крестообразный разрез на укусе и впилась в него, высасывая и сплевывая кровь с ядом.
Тут же почувствовала, как деревенеет язык. Да, яд гадюки действует быстро.
Скоро и щеки внутри потеряли чувствительность. Вроде хватит.
Открыла обе наши аптечки. Сначала сделала два укола в бедро Владу. Промедол и антидот амфетамина. Потом – себе. Уже после первого укола почувствовала, как мутится сознание. Слишком быстро впитывается яд во рту.
Боясь, что не успею - прильнула к губам Влада. Живи, мой любимый! И будь счастлив со своей Анной.
* * *
Я очнулся от гула вертолета. Нащупал пластырь у себя на щеке. Голова Галки лежала у меня на коленях. Глаза закатились. На подбородке кровь.
Моя. Я сразу по легкости в теле понял, что она успела отсосать яд из раны на щеке. Вынул у нее из бедра шприц. Тронул пальцем ее шею.
Жива! Что же я сижу? Надо же ее быстрее нести к вертолету! Там ей помогут.
Поднял ее легенькое тельце и на негнущихся ногах сделал несколько шагов. Увидел бегущих санитаров с носилками.
Когда они уложили ее в вертолете, я наклонился над побледневшим лицом подарившей мне жизнь Золушки и нежно поцеловал ее в губы. Заметил, как дрогнули ее ресницы.
Единственно, о чем я думал – как вернуть жизнь этому милому, хрупкому созданию?
* * *
Первое, о чем я подумала, когда очнулась в палате - это был сон, или Влад на самом деле целовал меня?
Когда повернула голову и увидела огромный букет полевых цветов – поняла, что это был не сон.
Это была моя новая жизнь.
17. Стройбат. Гл. 6 Баржа и гуси
Евгений Боуден
Мы построены на плацу.
Лейтенант Тутов оглашает вводные данные:
- На Десне баржа пришвартована. С кирпичом. Разгружать будем силами третьей роты.
Вокруг несколько деревень. Селяне могут разворовать кирпич. На охрану народного имущества отправляются рядовые Харченко, Боуден, Панасовский, Арвеладзе... Командование группой возлагается на старшего сержанта Ростислава Радченко.
Урраааа! Как же нам повезло! Все будут на плацу маршировать. "Направаааа, ррррнясь, смирррррнаа!" "Левай, левай, левай" "Крррууууууу-гом!", а мы на бережку. Ни тебе подъема, ни тебе отбоя, ни тебе ленинских занятий, ни тебе муштры на плацу, ни тебе "Там где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчится..."
А будет река, костер, гитара, Высоцкий, Окуджава. А вместо сволочного старшины Курячего, сержант Ростик - свой в доску парень.
В трясучем грузовике нас отвезли на берег. Пожелав спокойного дежурства и пообещав привезти ужин часам к семи вечера, лейтенант Тутов впрыгнул в кабину и грузовик скрылся в пыли на проселочной дороге.
Мы осмотрелись. За противоположным берегом, багровое солнце садилось за черные кроны деревьев. Отблески его легли дорожкой поперек Десны, до самого глинистого, обрывистого, довольно высокого берега. Вдоль берега тянулись кустарники, за ними поля, за полями посадки, а за ними виднелись соломенные крыши какой-то деревеньки.
Купаться вроде еше холодновато. Начало мая - это все-таки не июль. Но позагорать можно. Ну хоть полчасика, потому что солнышко вот-вот скроется.
Вот, елки! Уже давно семь миновало, а ужина нам не везут. Мы расположились вокруг костра, потому что очень быстро холодало. Песни согревали, но холод все же тянул по спине, и мы придвигались к костру уже настолько близко, что на ногах слегка дымились галифе, но спина оставалась прямо ледяная.
Скоро стало невыносимо холодно. Но куда деваться? Вокруг только поля, посадки, рядом крутой, обрывистый берег, а внизу покачивается на медленном течении Десны баржа с кирпичом.
- Братцы. Есть только один вариант. Спуститься к барже и переночевать в трюме.
- А ежели сверзимся?
- В лучшем случае искупаемся, в худшем шваркнемся на баржу и будем кости собирать.
Бог миловал, слезли благополучно. Правда, а глине вымазались немилосердно.
В трюме разогретой за день баржи было не то что тепло, даже жарко. Мы разделись, расстелили одежду на пустые поддоны из-под кирпича, и сладко уснули.
Проснулись от холода и от голода. В животе кишки играли марш, под который впору было делать зарядку. Железные борта баржи остыли и были холодны как лед.
Наподобие кротов мы вылезли из трюма, ослепнув на ярком солнце.
- Слышь, братва, а может нам жрать привозили и, не увидев нас, снова уехали?
- Да ну! Что они костра не видели?
- Ну видели и что? Могли и не дотумкать, что нас понесло слезть с обрыва и залезть в баржу.
- Ну, наверняка они кричали бы.
- Слушай, а может они забыли о нас?
- Да, в принципе, какая разница? Что делать-то будем?
- Гляди, какие гуси гуляют.
- Ну. И что? Ну, гуляют.
- Что, что! Давай одного поймаем и зажарим. А что, их вон сколько много, никто и не заметит.
И охота началась. Оказалось, что весенние гуси, хоть и домашние, очень даже неплохо летают. Стоило приблизиться ближе, чем на 15-20 метров, как стая поднималась в воздух и перелетала в другое место. Через час безрезультатной охоты, мы устроили совет. И разработали план. Мне выпало залезть в прибрежные кусты и сидеть там. А остальные распределившись полукругом начали тихонько-тихонько загонять стаю в сторону моих кустов. Не знаю, есть ли у гусей нюх, но они упорно обходили кусты, где я затаился, стороной.
Но голод и упорство победили и вот, наконец, один гусак на расстоянии прыжка. Я бросаюсь на него. Уррррааа! Схватил!
Однако в секунду "урррааа" превращается в "караул!". Эта длинношеяя сволочь начинает лупасить меня крыльями, и клевать в плечи и голову с силой, равной ударам молотка.
- Ах ты, гад! Врешь, не возьмешь!
Навалившись на гусака всем своим немаленьким весом, я пытаюсь свернуть ему голову куда-то под крыло. Однако, шея у него такая гибкая и жилистая, что свернуть ее никак не удается. Но тут подскакивают мои товарищи, и мы всей командой наконец-то справляемся с мощной тварью. Теперь я понимаю, почему гуси-лебеди стояли на службе у бабы Яги. Это уж точно пострашнее своры собак.
Когда я поднялся на мне впору было с микроскопом искать место, где не было синяков.
Но "терпи, коза, а то мамой будешь". Теперь надо было как-то разделать и приготовить гусика. Спички у нас были, костер развести не проблема. А вот с остальным... Ножа ни у кого нет, разделать гуся нечем, кастрюли нет, соли нет. Что делать?
- Робя! А давай мы его в глине запечем!
- Классная идея!
Мы наковыряли глину у прибрежного обрыва, намяли ее руками и размешали с деснянской водой. Затем обмазали гуся, прямо в перьях, толстым слоем глины и сунули его в костер.
Ни у кого из нас не было ни малейшего понятия, сколько времени продлится процесс приготовления. Пятнадцать минут, полчаса, час?
Кто-то предложил проковырять дырочку в обмазке и тыкать туда веточку. Если веточка проткнет гуся, значит он уже готов. Короче, в какой-то момент мы достигли консенсуса, достали гуся из костра и стали отбивать и отдирать от него глиняные скорлупки. Они отделялись довольно легко вместе с перьями, а иногда и вместе с кожей.
И вот на крышке от бачка с питьевой водой (единственное, что слава Б-гу, нам догадались изначально оставить) лежит не маленькая тушка гуся, источая неимоверно вкуснющий запах. Ростик, как старший по званию, начинает рвать его руками, выкидывая попутно внутренности, и раздавать куски нам. Ох и вкуснотища, несмотря на отсутствие соли. С жадностью рвем первые куски мяса зубами, глотаем почти не прожевав. Постепенно темп падает. Последние кусочки уже предлагаем друг другу с щедростью богачей.
Вкусный был гусик!
Уфф! Охота утомила нас, а мясо в наших желудках требовало непродолжительного, а может и продолжительного дневного сна.
Снова, рискуя сломать шею, мы спустились на баржу. Однако палуба была настолько раскалена, что ноги жгло даже через сапоги. И мы вновь нырнули в трюм, где было темно, душно, но терпимо. Сон в момент сморил нас.
Бум, бум, бум, бум. Кто-то тарабанил в железный борт баржи!
Мы проснулись.
- Кто это может быть?
- Ох. А вдруг это хозяева гуся? Готовься братцы, наверное будут бить морду.
- А как они узнают, что мы гуся схрямкали? Мы же перья с глиной в Десну побросали.
- Ну да. Перьев нет, так зато там косточки везде разбросаны.
Бум, бум, бум, бум.
- Хлопцi, ви там?
- А голос вроде детский. Кажись, девчонка кричит.
Наши головы показались из люка. Действительно, девочка лет восьми стояла на тонкой полоске песка под обрывом и тарабанила по борту.
- Что надо?
- Хлопцi, вас баба й дiдусь кличуть. Ви-ж, мабуть, голоднi.
Мы спустились к девочке.
- А как ты слезла с это обрыва?
- Та чого його злiзать. Тут он недалечко спуск з приступками. А що ви не знали?
Вскоре маленький отряд, во главе с девчушкой в трусиках и в маечке, шагал в сторону деревни. Мысль, что сельчане узнают о гусе и отлупят нас, все же не выходила из головы, поэтому в деревню вошли с опаской. Но все было тихо.
- Та всi ж у полi.
Мы стояли перед украинской хатой. Крыша крыта соломой, двор огорожен тыном, переплетеным лозой. На кольях горшки, кастрюли, банки. Во дворе будка с лохматой собакой, ходят куры и утки.
На пороге появляются пожилые мужчина и женщина:
Женщина ласково говорит:
- Та не бiйтеся, хлопцi, проходьте. Собако добрый, вiн не кусаеться.
Дед перехватывает у нее инициативу:
- Слухай, бабо, а ну доставай з погреба мiй запас!
Через минуту мы сидим вокруг большого круглого стола под цветущей вишней. В центре стола большая сулея с прозрачнейшей самогонкой. Тут же широкая и глубокая миска со сметаной, а напротив каждого миска с дымящимся куриным супом.
- От, спецiально для вас, рiднi наши захисники, зарiзала кiлька курчат.
Ой, до чего же стыдно. Мы у них гуся украли, а они для нас несколько курей зарезали! Мы смущенно переглядывались. Но никто не замечал наше смущение, приписывая его просто незнакомой обстановке.
Дед был рад тому, что баба не ругала его за самогонку и он пил наравне с нами за наше оружие, за нас, и даже за наших командиров.
Потом мы ели вкуснейшие пирожки с капустой и картошкой, макая их прямо в миску со сметаной.
В вишневом цвете гудели пчелы, сквозь ветви синело украинское небо и было так хорошо, что, наверное, и в раю так не бывает.
А к вечеру нам привезли и еду и несколько взводов для разгрузки баржи.
Рай окончился.
18. Важное поручение
Поздняков Евгений
-Что ж, сын полка,-воскликнул лейтенант,-есть у меня для тебя важное поручение…
-Говорите скорее, Иван Владиславович!
-Ты, Петька, потерпи! Спешка в нашем деле ни к чему. Лучше ответь: героем быть хочешь?
-Конечно, Иван Васильевич! Очень хочу!
-Присядь-ка, дело к тебе есть…
Лейтенант закурил трубку. Дым табака был привычен Петьке. За время, проведенное среди закостенелых вояк, он успел полюбить этот чарующий аромат. Курящий солдат означал относительное спокойствие. Только в свободное от полевых баталий время они могли спокойно посидеть в лагере, делая одну затяжку за другой.
-Значит так, Петька. К югу от нас есть небольшой разведывательный отряд. Нам необходимо передать им важное послание. Вот оно. Держи.
Петька взял в руки небольшой сверток, и уж было хотел развернуть его, но был остановлен Иваном Владиславовичем.
-А ну прекратить, разведчик! Что я говорил про спешку? Не разворачивай, пока не дойдешь до нужного места! А теперь,слушай внимательно и запоминай. Пройдешь по лесной тропе, затем как речка покажется, повернешь налево и иди прямо до небольшого холма. Там тебя наши люди встретят. Все понятно?
-Да, Иван Владиславович!
-Раз понятно, то давай! Беги!
И Петька рванул. Ему невероятно хотелось быть героем, ведь ради этого он сбежал из родного города и прибился к небольшому отряду пехоты, где быстро сдружился с Иваном Владиславовичем, который заменил ему родителей. С кровной семьей у Петьки отношения не сложились. Мать умерла еще при родах, а отец являлся закоренелым меньшевиком, и считал, что социалистическая власть вредит обществу. Для малыша, росшего в постимперском обществе не было звания выше, чем "красноармеец", поэтому побег дался ему весьма легко.
Петьке ужасно хотелось быстрее вернуться в лагерь. Среди солдат ходили слухи, что недалеко от них проходит немецкий отряд, прочесывающий леса. Атаки ждали со дня на день. Мальчик всегда мечтал о военной славе, и видел в фашистских захватчиках лишь объект достижения цели.
Странно, он дошел до указанного места, но здесь ничего не было. Ни солдат, довольно курящих трубку во время затишья, ни палаток и блиндажей, возведенных с таким трудом. Может быть, в послании для разведчиков указана подсказка?
«Убегай, Петька! Скорее!». Странное послание, для разведчиков. Правда ударила в самый центр мозга… Это вовсе не важное поручение. Возможно, прямо сейчас, в эту самую минуту Иван Владиславович отбивает нападение немцев…
Петьке спасли жизнь…
19. Служивый http://www.proza.ru/2012/12/18/1950
Вера Шкодина
Мороз покусывал щеки. Николай бросил вожжи, снял шапку и отогнул «уши». Ферму построили далеко, за озером, и приходилось каждый день вон сколько отмахивать, если лошадь-то жалко.
Смирный Жиган нес почти невесомую кошеву по скрипучему насту. Николай в совхозе был всегда при должности, зимой, так зав фермой, по весне бросали его совсем от дома далече – бригадиром полеводческой.
Мужиков-то не больно разгонишься после войны, а он, что и говорить, и боек, и хваток.
Привычно обогнул припорошенное озерцо и нацелился к поселку. Небо бездонной бадьей опрокинулось над ним, яростно и молодо искрились звезды, точно надраенная выходная сбруя.
Уж более десяти лет он здесь, на Кустанайщине.
Теперь вот на всю страну гремим, как же – ц е л и н а.
А в первый год – то, как поднимали ее, эту степищу немерянную... И всего-то ничего – три весны назад – погрустнел и задумался Николай.
Бывало и плуги-то, как хрящики, лопались, и застывали мужики бессильно над ней – вековухой, корнями запутанной, веками умятой.
Много их прибыло целинников-то, много и назад двинулось. Им и веры-то поначалу не было, пока не осели, не выказали охоту да норов против степной-то погоды-напасти, с ветрами да морозами, с сушью да песчаными бурями.
И вот ведь... всего три весны. А, гляди, и укрепилось все. Силой, точно семена в колосе, налились совхозы, отошли да заматерели пришлые.
И не отличишь теперь от таких, вроде него, старожилов. А тогда, тогда-то...
Николай кашлянул, ощущая теплоту в груди, завозился, чуть тронул вожжи. Тогда-то в сорок третьем занесла его сюда контуженного, после комиссовки - судьбина лютая, военная. Брянщина родная была под немцем. Пришел он к председателю, а тот – в районе, пришлось дожидаться. Хорошо – лето было. Повымыл бельишко замызганное, накопал глины и только начал немудренную солдатскую постирушку, глядь – бабы идут, полоскать. Сиганул в кусты.
Аж ночью, развесив линялую свою амуницию на гибком тальнике, глядя с надеждой в глаза этим чистым звездам, уснул он у незнакомого села...
20. Граната, или смех от слёзы http://www.proza.ru/2015/06/12/1201
Дмитрий Коробков
Ветер подвывал среди голых деревьев ночного леса. Безоблачное небо давало возможность любоваться звёздным многообразием. Зима, не самое комфортное время года для того чтобы в полной мере оценить астрономические красоты. Холодно, но как много звёзд! Подпрыгивания с прихлопываниями не очень помогают согреться. Снег вокруг уже весь утрамбован солдатскими сапогами. «Ещё полчаса и смена, — думал про себя Алексей, — надо ещё раз к «грелке» подойти». Он подошёл к работающему генератору и, распахнув бушлат перед выхлопной трубой, отвернул голову в сторону, чтобы не наглотаться вонючего угарного газа. Набрав под ватник тёплого дыма, Алексей запахнул его, став поочерёдно прогревать у трубы свои рукавицы.
Алексей Простов служил срочную службу в комендантском взводе Советской Армии в одной из зарубежных групп войск. Сейчас проходили очередные учения. Поднятые ночью по тревоге они выехали в заданный район и встали в указанной точке, до следующего распоряжения. Пока даже палаток не стали ставить, а устроились на ночлег прямо в свободной теплушке с дымящейся трубой буржуйкой. Почти все отдыхали. Его смена закончилась, а сменщик не спешил. Алексей подошёл к машине, поднялся на ступеньку и обстучал от снега сапоги. Из распахнутой двери ударило прелым теплом.
— Подъём. — Пнул он ногой по сапогу Ваську, который должен был его менять. — На выход, освобождай местечко.
Тот нехотя поднялся, бормоча себе под нос нежные слова любви. Алексей подбросил пару брикетов угля в печку, занял его место среди остальных.
Утром от мрачных ощущений ночного переезда, из казарменной кровати в тёмный зимний холодный лес, не осталось и следа. Небо по-прежнему было безоблачным. Светило солнце. Иногда полевые выезды значительно лучше жизни в гарнизоне. Питание в достатке, а случайное свободное время не придётся убивать на всякие мероприятия с прочей ерундой, какая только может прийти в голову молодому лейтенанту. Отъехали от воинской части недалеко, а значит, учения продлятся недолго, известно по опыту. Поскольку эти учения были командно-штабными (КШУ), то главными страдающими на них были офицеры, кроме тех немногих, довольных внеплановым побегом из семейного плена. Любопытно было видеть их школярами с невыученными уроками. Выдернутые из домашней обстановки, они теперь должны держать экзамен перед начальством, а не дрючить солдат. Все КШУ могли пройти на одном месте, за один день. Могли продлиться и дня два — три, в постоянных переездах с места на место, лишь с редкими остановками. Оба варианта устраивали бойцов комендантского взвода, а во втором даже не придётся ставить и убирать штабные палатки.
Видимо узнав, что штаб до вечера не тронемся с места, молодой лейтенант засуетился, придумывая очередное мероприятие своим подчинённым.
Рядом находился полигон этой войсковой части. Бойцы при оружии. Этим и решил воспользоваться, неутомимый офицер для проверки, или усовершенствования боевых навыков вверенного ему подразделения. Взял с собой шесть человек, свободных от несения караульной и прочих служб, договорившись с командованием, отправился на машине к стрельбищу. Сейчас там наверняка пехота проводят свои очередные учебные стрельбы.
— У меня пачка трассеров есть! — Похвастался Васька. — Может весь рожок ими набить?
— Днём? Переводить только, если б ночью… — Замечтался Кузя. — А откуда у тебя?
— Да так... Можно и через один вставить.
— Давай, вставь! Потом «летюха» тебе вставит!
— Да ему-то, что?
Доехали быстро. Пехота стреляла свои обычные упражнения. Лейтенант ушёл. Вернулся с солдатом, несущим ящик.
— Гранаты бросали уже? Стрельбище пока занято.
Ответ был отрицательным. Комендачи и стреляли то раз в год, по обещанию, кто ж им гранаты даст? Командир провёл скорый инструктаж о том, как обращаться с РГД-5, наступательной, а потому малого радиуса действия. Самая «безобидная». Её достаточно было просто швырнуть куда подальше. Все подошли к оврагу, поставили ящик на разложенный столик. Каждый получал гранату и запал.
— Кольца не выбрасываем, сдаём для отчёта.
Построились метрах в десяти от оврага, в который следовало бросать гранаты. Здесь не требовалось броска на дальность или точность. Нужно было просто справиться с нехитрыми манипуляциями перед броском. Правильно положить пальцы на рычаг запала, сжать усики предохранителя, выдернуть кольцо, попасть в овраг гранатой, который был величиной с карьер. Задача не самая сложная. Построились вдоль линии броска.
— После броска наклоняемся каской вперёд, противогаз на «хозяйство» своё сдвигаем, — добавил лейтенант к инструктажу.
Дальше всё по пунктам: ввернули взрыватель, взяли гранату в правую руку, другой разогнули усики, сунули палец в кольцо.
— По команде: выдёргиваем предохранитель и бросаем.
Шеренга не только выполняла требуемые инструкции, но и умудрялась проглядывать действия каждого на рубеже. Вдруг, кто из сослуживцев, — раздолбай? Выронит, — взорвутся все!
Команда! Все дружно побросали гранаты. Алексей, придерживая каску рукой, наклонил голову, вдруг увидел перед собой гранату, упавшую прямо перед его ногами, впереди, в метре. «Наверно выскользнула у кого-то, зацепившись рычагом за пальцы, — мелькнуло в голове, — поднимать, размахиваться, бросать, — поздно!». Алексей мгновенно рухнул на неё и замер, напряжённо вдавливая себя в снег. Все замерли. Раздавшиеся из оврага взрывы с ужасом сосредоточили всех на Простове в страшном ожидании. Никто не убегал, даже не шелохнулся. Пауза тянулась мучительным ожиданием. Все ждали взрыва.
— Все ушли! — Скомандовал лейтенант, нарушая тишину. Подойдя к Простову, он сел в снег на колени. — Не двигайся, сейчас всё устроим.
Все попятились немного назад. Сняв с себя бушлат и шапку, лейтенант шевелил губами толи молитву, толи заклинание, а может просто материл себя, или выронившего гранату.
— Ты не двигайся, я полезу под тебя рукой. Где она?
— Где-то у живота, наверное, — прошептал Алексей, — чуть выше ещё что-то давит.
— Я полез.
И он сунул руку в снег под Алексея. Все молча стоял. Напряжение потом выступало на лбах и лицах, невзирая на зимний мороз. Ждали. Лейтенант приподнял голову:
— Кажется она, — прошептал он, — ничего не пойму, где рычаг? — он оглянулся в сторону оврага и перевёл взгляд на бойцов:
— Сёмин, сюда бегом! — Скомандовал он.
Кто-то пнул Сёмина вперёд, чтоб тот поторопился подбежать поближе.
— Куст убрать! — Кивнул лейтенант в сторону оврага.
Там из-под снега торчало несколько веток куста, или другой поросли. Сёмин бросился выдирать, отламывать всё подряд, что торчало из-под снега на пути между лейтенантом и оврагом.
— Теперь, все ушли отсюда! Дальше! Ушли и упали!
Сёмин вернулся к остальным. Они, ещё чуть отступив, присели на корточки.
— На счёт «Раз», — тихо говорил лейтенант Простову, — ты чуть согнёшься, освободишь мне руку, и всё, — а потом уже видимо себе, — и всё получится.
Он максимально сдвинулся к Алексею, освобождая себе пространство для броска.
— Раз!
Лейтенант, не глядя в овраг, выдернул руку с гранатой, запуская её дальше в овраг, и прижался к снегу рядом с Алексеем. Взрыва не было. Ни звука, ничего. Бойцы встали с корточек, вытягивая свои шеи в сторону оврага. «Ну, где?», — висел в воздухе общий вопрос. И, «Ба-ах!», — взрыв.
— Бл…!, граната дефектная!
— Как и ты, урод безрукий!
— Морду ему разбить мало!
Облегчение с негодованием взрывной волной прокатились над оврагом. С ругательствами и пинками в адрес виновника происшествия. Все подбежали к Алексею с лейтенантом, лежащими на снегу. Лейтенант перевернулся, усаживаясь, подвигая колени к подбородку.
— Вставай! — Толкнул он рукой Простова. — Вставай, замёрзнешь!
Нервный, почти истеричный смех прорвался из ребят. Обстановка разряжалась дурацкими шутками, матом и смехом. Все перебивали друг друга, не слушая, толкая руками, закуривали лейтенантскими сигаретами. Алексей приподнялся, но как-то не смеялся, а улыбался странной гримасой, нервозно оглядываясь по сторонам, будто пытаясь узнать, где он.
— Ну, ты прям герой!
— Какой герой? Думаешь, кто узнает об этом? – усмехнулся сержант Сёмин, — вот если б рванула.., — он поднял Простого, отряхивая от снега, — был бы герой…
— Посмертно, правда, — добавил кто-то.
— Так, кольца сдавайте, — закончил обсуждения лейтенант.
* * *
Шеренга не только выполняла требуемые инструкции, но и умудрялась проглядывать действия каждого на рубеже. Вдруг, кто из сослуживцев, — раздолбай? Выронит, — взорвутся все!
Команда! Все дружно побросали гранаты. Алексей метнут свой снаряд далеко в овраг, придерживая каску рукой, наклонил голову. Боковым зрением он видел действия своих товарищей. Некоторые не просто пригнулись, а попадали в снег, словно скошенные. В разные стороны, закрывая голову руками, поверх каски. Все замерли. Из оврага, не стройным залпом, прогремели взрывы. Следом, по каске и сапогам сыпануло чем-то из оврага. Тишина.
— Так, кольца сдаём, — напомнил лейтенант.
Отряхиваясь, Алексей заметил на своём сапоге, торчащий в нём осколок. Он выдернул его. Небольшой кусочек разорванной жестянки. Конечно, такой не убьёт. «Надо оставить на память», — подумал Простов.
21. Ставка на азарт http://www.proza.ru/2016/02/25/1763
Лена Июльская
Однажды Маринке с Юлькой пришла в голову авантюрная идея.
- Юлька, а давай отправим письма в воинские части, где служили наши братья.
- Но мы же там никого не знаем .
- А мы так и напишем «Добровольному собеседнику».
- Думаешь, ответят?
- Посмотрим.
Три странных письма разлетелись в разные уголки страны.
***
Гомельская область. Воинская часть.
Писарь принёс в роту письма и попросил дежурного раздать их.
Осталось последнее письмо. Сержант уже было приготовился выкрикнуть фамилию, как неожиданно застыл в изумлении. В графе «кому» было написано «добровольному собеседнику».
- Это ещё что такое?
Словно инородное тело попало в чужой организм, где всё подчинено незыблемым законам, разложено строго по полочкам. Но вскоре растерянность сменилась предусмотрительной осторожностью.
Не розыгрыш ли сослуживцев? Спрятались, небось, где-нибудь и наблюдают, что он будет делать дальше, чтобы потом поржать от души. Гнусненькая перспектива. Времени на раздумье не было. Дежурный положил пока письмо на тумбочку дневального. Там разберёмся.
Дневальный Михаил сначала не придал этому значения. Ну, письмо и письмо. Лежит себе. Видимо отсутствовал тот солдат, кому оно адресовано. Немного позже всё же решил поинтересоваться. Кому же всё- таки предназначено? Наверно Тарасову. Этот каждый день письма получал.
С неким безразличием Михаил стал читать, что написано на конверте. И при первом беглом взгляде, до конца не вникнул в прочитанное. Но потом в мозгу как будто что-то щёлкнуло.
- Не понял!? Что там было написано?
Михаил осмотрелся по сторонам. Никого. Взял письмо и вслух прочитал «добровольному собеседнику». Слегка призадумался. И вновь прочитал, не веря своим глазам.
- Как это добровольному собеседнику? То есть кому угодно, что ли? Любой может ответить. Интересно.
Раз оно здесь лежит, значит, никто не взял. Может мне попробовать. Надо спросить у дежурного. Но интрига уже запустила свой механизм. Что там написано? От кого ?
- Вот стоял ведь себе спокойно. Нет на тебе. Теперь не смогу не думать об этом письме - размышлял дневальный - И не успокоюсь, пока не узнаю содержимого. Всё. Решено. Беру его себе. - Михаил запихал конверт в карман.
Служба продолжалась. Но возникшее любопытство с трудом удавалось сдерживать. Михаил определённо чувствовал исходящую от письма притягательную энергию.
У Михаила не было девушки. Он завидовал ребятам, получавшим письма от своих любимых. И вот подвернулся шанс. Глупо не воспользоваться. Он так размечтался, что не заметил, как вошёл офицер.
- Дневальный, в чём дело?
- Виноват, товарищ лейтенант. Отвлёкся. Во время моего дежурства никаких происшествий не произошло.
- Но что-то всё-таки вас отвлекло. Может, доложите о причине потери бдительности.
- Не здоров, товарищ лейтенант.
- Как освободитесь, зайдите обязательно в санчасть.
- Слушаюсь. Зайти в санчасть.
- Старайтесь больше не отвлекаться.
- Так точно.
- Вот заладил - офицер покачал головой.
Лишь на следующий день выкроилось время для прочтения письма. С трепетным волнением Михаил вскрыл конверт. Извлёк один лист, исписанный с двух сторон ровным красивым почерком, и стал читать.
Здравствуй, солдат. Ты не отдал это письмо другому, а сам решил ответить на него. Значит и тебя влечёт интерес к незнакомым людям. И ты порой отдаёшься во власть любопытства.
Новый человек – это как новая книга. Таинственно. Волнующе свежо. Новые размышления, взгляды на жизнь. Вот для меня, например, остаётся загадкой, почему одни парни считают, что они обязательно должны отслужить в армии положенный срок, а другие всячески уклоняются от этого. Умопомрачительные уловки уклонистов порой доходят до абсурда. Неужели так страшно? Не лучше ли испытать гордость за выполненный долг перед Родиной.
Или как ты, например, ощутил резкую смену обстановки? Когда домашний уют под крылышком родителей, с возможностью делать практически всё, что угодно, вдруг резко сменился неволей, где ты сам себе не принадлежишь. Твои мысли и действия подчинены. Ты делаешь то, что прикажут и должен думать о том, о чём прикажут думать.
Ты почти робот. Но ты же не железный. Требуется огромная сила воли. Перезагрузка сознания. Не тяжеловато ли испытание для юного тепличного создания? Сразу спешу рассеять, возможно, закравшиеся подозрения о наличии провокационной составляющей. Исключительно банальное любопытство по избитым темам, бытующим в народе. Нам девушкам услышать из первых уст что-то о службе в армии всё равно, что заглянуть в замочную скважину недоступного объекта.
Но не буду больше отнимать драгоценного времени. Указываю адрес своего предприятия, где засиживаюсь допоздна.
Питер. Соляной переулок 13 Крыловой Марине.
Прошёл месяц. Марина уже потеряла надежду на получение ответных писем. Как вдруг в ячейке с буквой «К» она увидела письмо, адресованное Крыловой Марине. Адрес отправителя: Гомельская область. Воинская часть.
Как жаль, что невозможно описать те чувства, охватившие её в этот миг. Любое письмо обладает магическим действием. Волнует интригующая неизвестность скрытой информации внутри маленького бумажного сейфа.
Марина поднималась по парадной лестнице, еле сдерживая невольно расплывающуюся улыбку непонятного счастья. Простой бумажный конверт. Но почему он вызывал такую бурю чувств. Возможно от сознания того, что ей написал незнакомый юноша.
Марина поглядывала на письмо, белеющее в руке. И ей казалось, что все обращают на него внимание. Что оно какое-то особенное, отличающееся от обычных писем. И вот, наконец, она вскрывает конверт. Ещё мгновение и она будет читать строки, написанные рукой человека, о существовании которого она не знала и сейчас узнает благодаря этому письму.
Здравствуй, Марина. С чистосердечным солдатским приветом твой новый знакомый. Твоё письмо заинтересовало меня, и я решил ответить, несмотря на то, что мы совершенно не знакомы. Ты спрашиваешь, почему некоторые парни пытаются уклониться от службы в армии. По-моему страх перед неизвестностью вполне естественная вещь. Нужно только суметь его побороть. И большинство с этим справляются. Спасовать перед первой же трудностью, поставленной жизнью, могут только слабые люди, привыкшие жить на всём готовеньком.
И если будут говорить, что в армии плохо, не верь этому. Только здесь можно в полной мере оценить силу мужской дружбы. У многих ребят, когда они уезжают домой, на глазах выступают слёзы. Нелегко расставаться с теми с кем два года делил хлеб с солью и все трудности.
Немного о себе. Зовут меня Михаил. Родился и вырос на Украине. После окончания школы учился в горном техникуме. Работал на шахте. Служба проходит в авиации, на автомобиле АПА-5. На этом пока закончу своё письмо. Михаил.
Марина ещё раз внимательно прочитала письмо, пытаясь представить себе, образ добровольного собеседника и параллельно размышляла о примерном содержании ответного послания.
22. Баба, я тоже буду артиллеристом
Галина Гостева
Одним мартовским днем 2016 года Березкина Людмила Васильевна неспешно прогуливалась вместе с 8-летним внуком Денисом по очищенной от снега асфальтовой дорожке Аллеи Ветеранов. После обеда выглянуло солнышко из-за плотных темно-свинцовых туч и сразу повеяло теплом и едва уловимым ароматом весны.
Мать Дениса, 30-летняя Анастасия Петровна Майская – школьный учитель физического воспитания, редко бывала дома: то уроки, то спортивные соревнования школьников, то спортивные сборы в разных городах. Хорошо, что они жили одной семьей в 3-комнатной квартире небольшого сибирского городка, и дедушка с бабушкой охотно занимались воспитанием своего единственного и обожаемого внука.
У Анастасии Петровны, обладательницы точеной фигурки, длинных стройных ног, огромных черных очей, пухлых чувственных губ и очаровательных ямочек на обеих упругих щеках, было довольно много поклонников, одаривавших ее дорогими подарками. Но она наотрез отказывалась выходить за кого-нибудь из них замуж, говоря: « Ну, какая из меня мать и жена при такой занятости. Никуда я от Людмилы Васильевны и Алексея Давидовича не пойду. Будем с Денисом жить вместе с ними. Так лучше для всех будет».
Людмила Васильевна любила гулять именно по этой дорожке в любое время года. С одной стороны росли высоченные кряжистые сосны. Они почему-то напоминали ей своей зеленовато-болотной расцветкой хвои шеренгу рослых солдат в длинных армейских шинелях.
С противоположной стороны дорожки тянулись вверх к солнцу стройные белоствольные красавицы березки. Они, словно невесты, протягивали свои тонкие нежные руки-ветви к стволам сосен, сплетались ими игриво с пушистыми, раскидистыми хвойными лапками. Со стороны это выглядело так, словно сосны-солдаты приготовились танцевать свадебный вальс со своими очаровательными березками-невестами.
Людмиле Васильевне, бывшему учителю физики, уже исполнилось 66 лет. Это была статная, моложавая, очень энергичная, сероглазая женщина, не смотря на ее коротко подстриженные белоснежные седые волосы.
Ее внук Денис – крепенький, шустрый, кареглазый, темноволосый мальчуган с очаровательными ямочками на пухлых щечках, одетый в темно-серый с красными полосками пуховик с капюшоном, тоже любил гулять здесь.
Прогулявшись по дорожке, бабушка обычно присаживалась на скамейку отдохнуть, а он мчался к Памятной Стеле, посвященной Защитникам Отечества. Напротив Стелы с двух сторон стояли: справа - противотанковая пушка «45-ка», а слева - 75-миллиметровое артиллерийское орудие.
Взобравшись на пушку, Денис представлял себя героем-артиллеристом, ведущим неравный затяжной бой с врагами. Расстреливая из орудия врагов, он громко запугивал их: « Мой прапрадед, прадед, дед, отец и я – артиллеристов храбрая семья!».
Наигравшись, внук подбегал к бабушке со словами: « Бабуля! Скорее пошли домой. Я только что придумал, наконец, стихи к моим рисункам про артиллеристов".
Бабушка не возражала. Она поощряла его творчество, в глубине души надеясь, что когда он вырастет, то выберет профессию художника, а не артиллериста.
Придя домой, Денис поспешно доставал из своего письменного стола папку с рисунками, выполненными акварелью. На одном из рисунков высился Московский Кремль. Во все стороны от него расползались в страхе люди-мыши. Надпись под рисунком гласила: « В 1382 году злые орды Тохтамыша бежали от Москвы, как мыши. «Тюфяки» их напугали, орды драпака задАли».
Разглядывая рисунок, Денис спросил бабушку: « Ба! А ты знаешь, кто был первый артиллерист в нашем роду?» «Нет, к сожалению», - вздохнув, ответила та.
Она вынула из комода толстый семейный альбом и показала пожелтевшую старую фотографию.На ней был изображен бравый молодой офицер. В руках он держал медаль.
Из коробочки Вера Васильевна достала серебряную медаль « В память русско- японской войны» и подала Денису.
Присев рядом с внуком, бабушка объяснила: «Это - Иван Савельевич Березкин, твой прапрадед. Родился 14 января 1880 года. Участвовал в обороне Порт-Артура, главной базы русского военного флота на Тихом Океане».
" А, за что ему выдали эту медаль? Он что геройский подвиг совершил?» - сгорал от любопытства внук-непоседа.
« Можно и так сказать! Вот в этих старых записях он описал про оборону Порт- Артура в 1904 году. Оборона длилась 157 дней. Наших было убито почти 18 тысяч, а японцы потеряли 110 тысяч солдат и офицеров. Наш гарнизон сражался храбро, но все равно проиграл». «А, почему проиграл?» - допытывался Денис.
« Много тому причин. В русском гарнизоне было 50 тысяч защитников, а против них выступила 200-тысячная армия японцев. У наших было 646 орудий и 62 пулемета. Впервые там применили и миномет. Да я же тебе рассказывала про это», - пыталась закончить разговор бабушка.
« Ба! Я придумал новый рисунок. Уже и слова к нему сочинил: « В русско- японской войне миномет врагам показал, что снаряды – не мед!» - похвалился юный художник.
« Ба! Раньше ты еще рассказывала, что около 30 тысяч наших попали в плен к японцам. А как тогда Иван Савельевич домой в Россию вернулся?» - продолжал допытываться удивленный Денис.
« Бог помог! И не ему одному! Около 12 тысяч пленных были больные и раненые. В том числе Иван Савельевич. Японское командование приняло решение, что все пленные офицеры смогут вернуться домой в Россию, если дадут честное слово, что не будут больше участвовать в военных действиях», - объяснила она.
« И, что?! Японцы поверили их честному слову?!» - поразился Денис.
« Да, Дениска! Честное слово офицера тогда многое значило. Нарушить слово Чести было равносильно предательству и измене.
Иван Савельевич вернулся. Женился сразу. В 1910 году, как защитник Порт- Артура, получил эту медаль. Вырастил потом 6 дочерей и сына, прадеда твоего, Давида Ивановича, 12 февраля 1920 года рождения. На войне он потерял обе ноги».
« Баба, а как мой прадедушка жил без обеих ног? Тяжело, наверное, скучно ему было всю жизнь на деревянной тележке сидеть?» - выразил озабоченность Денис.
« Ох, внучОк! Слава Богу, что он вообще живой остался. Ему, ведь, под Сталинградом пришлось воевать. В наземной артиллерии. До солдат довели приказ Главнокомандующего о том, что Сталинград не должен быть сдан противнику.
Это был сущий ад. На город немцы сбросили почти миллион бомб. Вместе с нашими солдатами против фашистов отчаянно сражались и жители города. Почти 75 тысяч ушли добровольцами на фронт. Бои продолжались 200 дней. Потери у врага составили полтора миллиона человек. 2 февраля 1943 года наша армия разгромила
противника под Сталинградом. Вот, смотри, какую твой прадед медаль получил." За оборону Сталинграда».
А после войны скучать ему было некогда. Освоил сапожное дело. Заказы из других деревень даже поступали. На лицо очень красивый был. Один чуб волной чего стоил. Женился на вдове-соседке с 3 дочерьми. А позже и сынок народился 15 декабря 1949 года, дедушка твой, Алексей Давидович, мой муж» - как-то разохотилась бабушка на рассказ о войне.
« Баба, взгляни, какой я рисунок о войне на конкурс приготовил: наши танки наступают, немецкие уже горят, из траншей артиллеристы стреляют, пехота в атаку бежит с флагом. Я подписал его: « Артиллеристы себя не щадили. Сталинград отстояли. Врагов победили».
Дениска подошел к бабушке, прижался щекой к ее щеке и зашептал: « Знаешь, баба, я тоже буду артиллеристом, когда вырасту. И тоже тебе медаль привезу за подвиг».
Ничего не ответила бабушка, только крепче прижала его к себе. По бледным щекам ее медленно катились солоновато-горькие слезинки.
В один из долгих зимних вечеров Дениска вечером подсел к деду-пенсионеру, бывшему слесарю-электрику угольного разреза с расспросами: « Деда, расскажи, как ты сражался с фашистами. Ты, ведь, тоже был артиллеристом?!»
Дед рассмеялся и погладил Дениса по голове: « Ну, ты, Дениска, даешь! Как я мог сражаться с фашистами, если война с Германией закончилась в мае 1945 года, а я родился в декабре 1949».
« Да! Ты, значит, родился после войны только?! И артиллеристом не был? И с немцами не воевал? А я - то думал, что ты у нас тоже герой», - разочарованно протянул внук.
« С фашистами не воевал. А вот с китайцами на острове Даманский пришлось весной 1969 года. Я тогда туда прибыл из Хабаровска из учебки в артиллерийский взвод. В этом конфликте участвовало около тысячи наших военнослужащих: мотострелки, артиллеристы, танкисты, разведчики. Это была самая настоящая жестокая война.
Война, внук, это всегда боль, жестокость, кровь, несправедливость, смерть. Одни погибают, а награды, почести, льготы совсем другим достаются. Такая у солдата доля: не раздумывая приказы выполнять, да свое Отечество защищать. Это удел настоящих мужчин».
Людмила Васильевна все чаще с тревогой думала:« Скоро и об отце начнет расспрашивать. Сейчас, получив разъяснение, что его отец погиб при выполнении задания командира, он успокоился. А когда повзрослеет, начнет подробности выпытывать. Как ему объяснить, что обычная неопытность и расхлябанность одного человека может обернуться гибелью другого?!"
Она, мать, до сей поры не может поверить в случившееся. Как же так!Служить в Армию ушел ее сын, Александр Алексеевич Березкин, 20 апреля 1985 года рождения, крепким, здоровым,дисциплинированным. Саша был поздним, единственным ребенком в семье. Весь в отца пошел: красивый, стройный, чернявый, кареглазый. Очень талантливый. Писал картины маслом. Любил поэзию. Увлекался туризмом.
После 5 класса всерьез начал интересоваться историей Отечества. Рылся в архивах, выискивая интересные исторические факты. Начал составлять Родословную Березкиных, героев- артиллеристов.
После окончания музыкально-художественного училища, год проработал в школе. В 2006 году весенним призывом был взят на службу в Ракетные войска и Артиллерию, как того и хотел.
В армии у него сложились хорошие отношения с офицерами, и с сослуживцами.
20 марта 2007 года должны были состояться полевые учения. С утра занимались погрузкой снарядов в огромный КАМаз. Снаряды загрузили. Саша помогал завскладом закрывать стальные двери склада. Неопытный водитель завел двигатель и вместо первой скорости по ошибке включил задний ход… Саша успел только оттолкнуть завскладом в сторону…
В это же самое время дома у Березкиных со стены сорвался и разбился Сашин портрет, вставленный в рамочку под стекло.
После сообщения о гибели Саши, Людмила Васильевна почти 10 дней пролежала в реанимации.
Там ОНИ ей и привиделись: Иван Савельевич, Давид Иванович и сынок Саша. Они успокаивали ее и просили скорее вернуться домой: « Время твое на земле еще не вышло. Тебе надо разыскать Настю, Сашину коллегу по школе. В январские праздники она приезжала к Саше на свидание.
В начале октября у Насти должен родиться Сашин сын Денис. Без твоей помощи Насте одной не поднять сына, ведь она детдомовская. Ни кола, ни двора. Семьи своей не знает. Ни варить, ни любить, ни ребенка воспитать не научена. Птица вольная. Свободолюбивая. Привыкла делать только то, что ей нравится. Денис ей скоро обузой станет».
Когда ОНИ уходили от нее, Саша улыбнулся матери и сказал: « Только сейчас я осознал, как вы с папой меня любили. Спасибо вам, мои родные, за все. Я знаю, что и Денис станет для вас, как родной сын. Любите также и жалейте Настю. Если бы не она, то и внука бы у вас не было. Его рождение – это подарок Бога для всех нас. Мы будем охранять вас с небес. Пусть Денис продолжит на земле артиллерийский путь династии Березкиных».
Выписавшись через 3 недели из больницы, Вера Васильевна попросила мужа свозить ее на могилку сына. Затем они поехали в школу знакомиться с Настей.
23. Служу России http://www.proza.ru/2016/03/22/796
Чойнова Инна Владимировна
Девятиклассница Ася тяжко вздохнула и села за компьютер. Ей надо было приготовить сообщение об исследователях земель Якутии в девятнадцатом веке, можно было выбрать кого-то одного из них и рассказать о нём. Времени на подготовку сообщения осталось впритык: до завтра.
Портреты бородатых географов – исследователей как-то не вдохновляли на изучение их биографий девчонку, только что с неохотой отложившую в сторону занимательный дамский роман про любовь статного офицера и скромной горничной. Ася перебирала картинки на экране монитора и вдруг увидела аристократичного блистательного красавца-офицера, ну точно такого, как в романе. Стало любопытно, а кто это?
Википедия не разочаровала: барон фон Венцель Карл-Бургардт – дворянин без имения, значит, младший сын в аристократической семье, поневоле вынужденный стать искателем приключений и романтиком. Вероятнее всего, фон Венцели обосновались в России еще в петровские и екатерининские времена, верно и честно служа новому отечеству. Список наград бравого военного произвёл на Асю впечатление: российские ордена всех степеней, польский знак отличия за военное достоинство и, особенно, золотая шпага с надписью «За храбрость».
- Ништяк! – гласила первая пометка на полях черновика начатого сообщения.
В 1812 году Карлу было всего 15 лет, так что вряд ли он успел на Отечественную войну. Впрочем, в интернете сведения об этом периоде жизни Венцеля отсутствовали.
Зато, окончив Корпус колонновожатых в 1814-м, был направлен в Свиту Его Императорского Величества.
Ася продолжала вчитываться в краткую биографию и делать пометочки с выводами и вопросительными знаками. Венцель, по-видимому, не был придворным карьеристом, потому что в прапорщики был произведён только через три года после начала службы, хотя близость ко двору явно следовала из его участия в сопровождении тела государя Александра I в Петербург. Бунтарём и декабристом он тоже не был. Как же его занесло в Якутию?
Ага, вот оно что: Карл-Бургардт фон Венцель занимался топографическими съёмками, он был практически военным инженером, географом по призванию и квартирмейстером по военной специальности. Ему некогда было заниматься придворными интригами и политикой. Он СЛУЖИЛ, он выполнял воинский долг.
Первую свою награду – орден Святого Владимира четвёртой степени с бантом Венцель получил в боях с турками, отличившись в сражении при Кулевчи. Это произошло в 1829 году. Затем в 1831 году на него просыпался дождь наград за храбрость при штурме Варшавы. Нашего храбреца заметили: начался карьерный рост. В 1834 году он уже стал полковником, В 1844 году дорос до генерал-майора. Все эти годы Венцель честно отслужил в действующей армии.
И с будущей женой он встретился во время службы. Александра Гавриловна Назимова – дочь штабс-ротмистра, крещёного татарина, Гаврилы Назимова, стала для пятидесятилетнего, но бравого, подтянутого и стройного генерал-майора той единственной, которую он ждал всю жизнь. Ася взглянула в зеркало, представив себя на её месте в церкви под венцом. Восточный разрез глаз, белая фата… Интересно, а как же они венчались? Карл Карлович – лютеранин, Александра – православная, да ещё и из магометанского рода. На этот вопрос интернет ответа дать не смог.
Дамский роман валялся забытый на диване, Ася искала ответ на вопрос, когда и как Венцель оказался в Якутии. Нашла! Нашла его собственный отчёт в «ЗАПИСКАХ СИБИРСКАГО ОТДЪЛА ИМПЕРАТОРСКАГО ГЕГРАФИЧЕСКАГО ОБЩЕСТВА», изданных в Санкт-Петербурге в 1857 году. Всё-таки интернет может почти всё.
В 1851 году Венцель был назначен военным губернатором Иркутска - столицы всей восточной Сибири. К сожалению, здесь девочка обнаружила неточности в датах. По данным аж в девяти сайтах, назначение произошло 3 июля 1851 года, а прибыл он вместе с супругой 8 ноября. Но в собственноручно написанном Венцелем отчёте он с июня до конца августа этого же года был далеко в якутской тайге. Возможно ли, чтобы назначение на такой пост произошло в отсутствие самого назначаемого? И получается, что прибыл он в восточную Сибирь всё-таки раньше, чем 8 ноября? Эту загадку Ася решила отложить «на потом».
Читать отчёт было непривычно, мешали старинные буквы, но чёткий военный стиль отчёта, изложенного почти современным русским языком, был вполне понятен девчонке из двадцать первого века:
«По особо возложенному на меня порученiю, г. Предсъдательствующaго въ Совътъ Главнаго Управленiя Восточной Сибири, я долженъ былъ съ золотыхъ промысловъ Олекминскаго округа отпра¬виться для обозрънiя Кемпендяйскихъ и Богинскихъ соляныхъ источниковъ, находящихся въ Вилюйскомъ краъ.
28 iюня 1851 года я выъхалъ изъ Олекминска по дорогъ, ведущей къ Сунтарскому селенiю, куда и прибылъ 4 августа, и, нанявъ тамъ вожака изъ Якутовъ, знающаго путь на Кемпендяйскiй соля¬ной источникъ, въ тотъ же день отправился далъе…». В тот же день! После тяжёлого недельного пути по тогдашним дорогам! И в тот же день дальше в тайгу на сотню с лишним вёрст! Вот это действительно настоящий военный: выносливый, быстрый, надёжный, смелый…
Ася с изумлением перечитывала отчёт. Изящный красавец аристократ, лицо из государевой свиты, генерал-майор, в одиночку исследовал немалую площадь нехоженой тайги, проводил опыты по вывариванию соли, измерял высоту гор, проделал огромную и нелёгкую работу. Это было первое исследование Кемпендяя с точки зрения инженера-промышленника. Венцель отметил лесные массивы, удобные для строительства и для дров на солеварение, луговины, пригодные для землепашества и животноводства, рыбные озёра, определил возможные направления для постройки дорог. И всё это за две недели, и всё это без помощников, только с проводником. Ася вспоминала знаменитого инженера Сайреса Смита из романа Жюля Верна «Таинственный остров». Русский военный инженер с немецкой фамилией, наверняка, был покруче. А если вспомнить, что в эту командировочку Венцель выехал сразу после инспекции золотых приисков Олёкминска без всякого перерыва … Трудоспособность и воля этого человека были поразительны.
Через два года из Иркутска вышла уже экспедиция Р.Маака, которая продолжила начатые исследования, ставшие сенсационными: природные запасы Кемпендяя оказались невероятными по разнообразию и богатству.
А что же Венцель? Ася продолжала искать сведения о человеке, так заинтересовавшем её. Бравый и героический военный генерал, оказывается, был очень добрым человеком: « Я тут перезнакомился со многими другими, между прочим, с губернатором, военным генералом Венцелем, которого очень хвалили все, начиная с генерал-губернатора, за его мягкость, гуманность», - писал Гончаров И.А. в мемуарах « По Восточной Сибири. В Якутске и в Иркутске».
«Обязанности генерал-губернатора исправлял иркутский военный губернатор Венцель, пользовавшийся всеобщею любовью и уважением», - вторил ему Кукель Б.К., бывший в ту пору чиновником особых поручений и оставивший свои воспоминания «Из эпохи присоединения Приамурского края» в «Историческом вестнике» №8 за 1896 год.
Но там же у Кукеля есть эпизод, из которого следует, что Венцель был очень строг к нарушителям воинского устава и дисциплины: «К моему крайнему удивлению, Карл Карлович Венцель, человек в высшей степени вежливый и добрый, прозванный молодежью «Карлом Святым», очень сухо принял Д-на, заставил его долго прождать в приемной, а затем, выйдя, не подал руки и, объявив ему строгим начальническим тоном о зачислении в Забайкальское казачье войско, приказал заменить свой национальный костюм (белую черкеску) казацкой формой».
Кстати сказать, этот Д-н был направлен служить в Восточно-Сибирский округ после участия в дикой хулиганской выходке, которая закончилась чьей-то смертью.
Нашёлся в просторах инета и такой интересный факт: Прадед телережиссёра Слепова был крещён при рождении 8 июля 1855 года в Иркутской колонии декабристов. Воспреемниками были иркутский военный губернатор Карл Карлович Венцель и жена декабриста С.Г. Волконского Мария Николаевна Волконская. Да-да, та самая …
Но, как оказалось, не пользовался Карл Карлович всеобщей любовью и уважением. Ася обнаружила записки М.Венюкова, одного из приближённых графа Муравьёва-Амурского (непосредственного начальника фон Венцеля): «При воспоминании о Венцеле у меня невольно родится улыбка. Добрейший Карл Карлович, которого Муравьев называл в шутку Карл Смелый, был совершеннейший нуль, несмотря на то, что фигура его напоминала худощавую единицу. Вся цель его жизни, если она только имелась, состояла в том, чтобы не сделать никому зла, но и это ему не удавалось». Эти слова Асе показались уж очень злыми. Правда, неприятные вещи, больше похожие на сплетни, этот Венюков написал фактически обо всех своих сослуживцах.
Узнав о том, что Венюков в конце концов эмигрировал в Европу, Ася решительно нажала на клавишу и убрала его страницы с экрана.
Время уже было позднее, мама не раз напоминала дочери, что пора спать, и Ася начала собирать факты для заключительного аккорда своего сообщения:
В 1859 году Венцель стал сенатором. Между прочим, как член сената, принимал участие в суде над Иваном Сергеевичем Тургеневым, который отмечал в письме, что не имеет к своему судье никаких претензий.
Скончался в 1874 году, похоронен на Свято-Троицком кладбище в Старом Петергофе, там же похоронена и Александра Гавриловна. Кому досталась золотая шпага, осталось неизвестным. Детей у Венцелей не было. Но какой след в истории России оставил этот незаурядный и очень интересный человек!
Генерал-лейтенант Карл-Бургардт Карлович фон Венцель стал родоначальником традиции председательства высших военных чинов в Императорском географическом обществе, он до сих пор числится почётным членом Российского минералогического общества. И мало кому известно, что станица Венцелевская на среднем Амуре названа именно в его честь.
Дописав последние строчки, Ася отправила своё сообщение на печать. Какая славная и героическая судьба, - думала она, - жизнь, без остатка посвящённая Родине, жизнь честного, справедливого, российского офицера, который с гордостью может отрапортовать: «Служу России!»
24. Учитель и Воин http://www.proza.ru/2016/03/24/274
Елена Брюлина
Учитель.
Накануне последнего вступительного экзамена Машенька заболела. Обычная простуда, но температура шпарила под сорок градусов. Всю ночь Сергей не отходил от кровати сестренки. Сочинение кое-как написал, но чтобы поступить на физико-математический факультет баллов не хватило. Но не попасть в институт означало, что Сергея заберут в армию, а Машеньку – в интернат. В сущности, Маша не была ему сестрой, но никак больше он ее не воспринимал. Часто так и звал ее «сестренка.
Накануне последнего вступительного экзамена Машенька заболела. Обычная простуда, но температура шпарила под сорок градусов. Всю ночь Сергей не отходил от кровати сестренки. Сочинение кое-как написал, но чтобы поступить на физико-математический факультет баллов не хватило. Но не попасть в институт означало, что Сергея заберут в армию, а Машеньку – в интернат. В сущности, Маша не была ему сестрой, но никак больше он ее не воспринимал. Часто так и звал ее «сестренка.
Когда Сереже было почти четыре, его мама укатила на гастроли со своим театром, да так больше и не появилась. Прошло немного времени, и в дом вошла красивая и добрая Аленушка. Сережа был уверен, что она та самая, из сказки, и всей душой привязался к новой маме. Сережа об этом узнать не успел: семья попала в аварию. Нерожденный малыш и его папа погибли. Алену и Сережу врачи спасли. И стали они друг другу самыми близкими людьми.
Когда Алена познакомила сына с будущим мужем, Сережа от души радовался. Через год у него и появилась сестренка Машенька. Как же он любил это маленькое существо! Его любовь помогала не замечать неприязнь отчима и помогать любимой маме. Спустя три года, мама снова забеременела. Врачи еще после аварии предупреждали, что это очень опасно, а когда родилась Маша, вообще запретили рожать. Алена решила рискнуть. Но на седьмом месяце началось кровотечение, и спасти никого не удалось.
Кое-как протянув год с детьми, отец Маши уехал жить к другой женщине. Временами он приезжал, привозил дефицитные продукты и подарки дочке, оставлял небольшую сумму на жизнь, и снова пропадал на неопределенное время. Сережа справлялся. Перед школой отводил девочку в сад, днем после занятий занимался хозяйством, к вечеру бежал за сестренкой, а вечером, когда она засыпала, делал уроки. Иногда получалось подзаработать: разгрузить машину с мебелью, потрудиться на овощебазе или позаниматься уроками с соседскими детьми.
Особенно ему нравилось заменять учителя физкультуры у младших классов, когда тот уезжал со старшеклассниками на соревнование. За это ему не платили, но дали характеристику в педагогический институт. Но на физ-мат баллов не хватило. Зато с этим количеством Сережа спокойно проходил на факультет начальных классов. В душе он очень радовался, хотя всем говорил, что потом переведется.
Весь педагогический коллектив районной школы был удивлен, когда на место учительницы младших классов, пришел мужчина. Сереже предложили взять второклашек, брошенных ушедшей в декрет учительницей. Потекли школьные будни. Сережа легко влился в коллектив, быстро завоевал любовь и доверие детей, уважение родителей. Конечно, за его спиной часто шушукались, распускали слухи, придумывали небылицы. Постепенно все успокоились, привыкли, а может, как это часто бывает, кто-то узнал все подробности и рассказал остальным. К концу учебного года класс молодого талантливого педагога был на первом месте по успеваемости.
На следующий год в его третьем классе случилась беда. Мальчишка с говорящей фамилией Веселовский, хорошист и спортсмен, стал получать одни двойки, часто пропускать уроки, хамить и огрызаться.. Однажды, войдя в класс, Сергей обнаружил Васю сидящим с опущенной головой за партой. Он плакал. Одноклассники дразнили его плаксой, и смеялись над задирой.
- Ребята, садитесь, садитесь! –сказал Сергей Алексеевич. Он погладил Васю по голове. – Если хочешь, могу отпустить тебя домой.
- Нет! – почти испуганно вскрикнул мальчик, - все нормально.
На перемене, когда все побежали переодеваться на физкультуру, Сергей заметил, что Вася медлит, копается, делает вид, что собирает вещи. Тогда он позвал его к себе.
- Да, Сергей Алексеевич, - мальчик подошел к учительскому столу, опустив голову.
- Вась, ты хотел бы со мной поговорить?
Мальчик кивнул.
- Они смеялись, когда я плакал, - всхлипнул Вася.
В этот момент он вдруг стал совсем маленьким в глазах Сергея, ему захотелось пожалеть малыша, как жалел сестренку, и он прижал его к себе. Мальчишка уткнулся лицом учителю в рубашку и, не стесняясь, громко зарыдал. Потом он отстранился от учителя, и, размазав кулаком по лицу сопли и слезы, стал рассказывать:
- Сергей Алексеевич, - заикаясь начал Вася, - папка нас бросил. Он последнее время постоянно орал на нас, а недавно двинул мамке так, что она свалилась. А потом ушел. Это я виноват. Я всегда маму защищал. И учиться стал плохо. Зачем ему такой сын? - ребенок снова уткнулся в учительскую рубашку мокрым лицом. Сергей обнял мальчика. Так они стояли молча, пока ребенок не успокоился.
С того дня между ними возникла обоюдная привязанность и дружба. Василий часто ждал учителя после уроков, чтобы вместе пойти домой. Иногда мальчик приходил к Сергею в гости. Они обедали вместе с Машей, смотрели старые комедии или играли в настольные игры втроем.
После новогодних каникул, Вася снова пришел в слезах. Он подошел к учителю и прижался к нему, уткнув голову в плечо. Сережа медленно гладил его по голове, спине - успокаивал. В этот момент в класс вбежали три женщины. Директриса и мама и бабушка Василия.
- Вот, - кричала бабушка, - я же вам говорила! Извращенец он, ваш Сергей Алексеевич. – Смотрите, смотрите! Вы видели? Они же при всех уже, - тут она понизила голос и продолжила: - обнимаются!
Скандал этот долгие годы еще будут помнить и учителя, и родители, и дети, обогатившие свой лексикон такими словами, как «извращенец», «педофил», «гомосексуалист». Уголовное дело заводить не стали, но из школы Сергею пришлось уйти. Тогда Сергей принял решение в весенний призыв уйти в армию, а потом переехать в другой город. Маше уже исполнилось двенадцать, она была самостоятельной девочкой, к тому же отец давно предлагал ей переехать к ним.
Воин.
В середине апреля Сережу забрали в армию. Он попал в роту, где командир сурово пресекал «дедовщину». В его отряде ребята подобрались веселые, дружные. Все как один – косая сажень в плечах, сильные, выносливые. Сергей был самым старшим, все остальные пришли сразу после школ.
Вскоре после «учебки» весь отряд под командованием Сергея был направлен на Северный Кавказ. Все знали, что это такое, но страха никто не показывал. Шел 1999-й год. Отряд был перекинут на границу с Чечней, где жаркой июльской ночью впервые был поднят по тревоге. После этого мало было спокойных ночей. Не проходило суток, чтобы не слышались выстрелы, не звучали тревожно сирены.
Осенью Российские войска вошли в Чечню. Среди них был и взвод под командованием младшего сержанта Сергея Алексеевича Семенова. Ребята его отряда стали командирами расчетов. Все они погибли в январе, в боях за Грозный. Сергей, спасая товарищей, был тяжело ранен и отправлен в Москву. Так он получил свой первый орден Мужества. И демобилизацию.
Но Сережа решил остаться на службе. После ранения он долго восстанавливался, но когда врачи дали «зеленый свет», начал усиленно тренироваться, чтобы вернуть былую форму и силу. Он был зачислен в специальный отряд Федеральной Службы Безопасности осенью 2001 года и с ним вернулся в Чечню.
За три года дальнейшей службы Семенов получил еще несколько легких ранений, несколько наград и повышение в звании. И узнал, что Машенька, его маленькая сестренка, переехавшая с отцом в Москву, чтобы готовиться к поступлению в Университет, едва не погибла при взрыве в метро. А на следующий день их отряд был срочно направлен в Беслан.
Беслан! Первая школа! Первое сентября! Для многих оно станет последним. Террористы захватили в заложники всех, кто пришел на торжественную линейку, загнали внутрь школы и удерживали в душном спортивном зале. А это - более тысячи детей и взрослых.
Это были ужасные дни для всех. Для Сергея, повидавшего за годы войны в Чечне многое, они были самыми страшными. Если бы он мог, не задумываясь, обменял бы свою жизнь на жизнь любого из тех детей, что без воды и еды, в тесноте, духоте находились под дулами автоматов. Если бы он мог, он сам бы вошел к ним, чтобы просто попытаться защитить и успокоить. Он смотрел на здание школы, а видел своих детей. Тех, кого учил всего полтора года, но любил всей душой. Видел глаза каждого из них.
Нет, это не была его школа. И Беслан не его родной город. Но дети они везде дети, и для Сергея его детьми стали те, кто находился теперь за стенами: так близко и так недосягаемо далеко. Слышались крики, стоны, и плач. Был пожар, дети задыхались в дыму, умирали от жажды, их расстреливали бандиты. А ты ничего не можешь сделать. Надо терпеть. Ждать. Ждать неизвестно сколько времени.
Никогда еще Сергей не терял самообладания, но теперь, видя, как во дворе школы росли кучи мертвых детских тел, был близок к этому. Вдруг из школы стали выходить женщины с малышами на руках, и отряд приготовился к действию. Но опять было приказано ждать.
Когда днем на третьи сутки снова началась стрельба и прогремели взрывы, из школы стали выбегать дети. Они бежали в разные стороны, худые, голые, одни с криками и плачем, другие крепко стиснув зубы. Солдаты прикрывали их своими спинами от града пуль, летевших сзади.
Мальчишка лет десяти упал перед Сергеем, он был ранен в ногу. Сергей поднял его на руки и побежал. Почти добежав до безопасного места, он почувствовал, как пули обжигают спину и разрывают все внутри. Но он не мог уронить свою ношу, отдать ребенка в лапы смерти во второй раз.
Сделав еще с десяток шагов, Сережа почувствовал, что ребенка берут из рук. Он взглянул на мальчика, и ему на мгновенье показалось, что это его любимый ученик.
- Прости меня, малыш! – пересохшими губами прошептал воин.
Перед новым годом старшему сержанту Сергею Семенову присвоили звание Героя России. Посмертно.
Вася узнал об этом из новостей. Через три года, закончив школу, Василий навсегда оставил мать и бабку, так и не простив им своего учителя. Он уехал из родного города, чтобы найти могилу своего друга и попросить прощения. И нашел ее. Долго сидел. Рассказывал, курил, плакал, опять курил, рассказывал, и так, пока не начало темнеть. А в сентябре он ушел в армию. По контракту в погранвойска.
*** Всем, погибшим в мире от рук террористов, посвящается… Когда Сереже было почти четыре, его мама укатила на гастроли со своим театром, да так больше и не появилась. Прошло немного времени, и в дом вошла красивая и добрая Аленушка. Сережа был уверен, что она та самая, из сказки, и всей душой привязался к новой маме. Сережа об этом узнать не успел: семья попала в аварию. Нерожденный малыш и его папа погибли. Алену и Сережу врачи спасли. И стали они друг другу самыми близкими людьми.
Когда Алена познакомила сына с будущим мужем, Сережа от души радовался. Через год у него и появилась сестренка Машенька. Как же он любил это маленькое существо! Его любовь помогала не замечать неприязнь отчима и помогать любимой маме. Спустя три года, мама снова забеременела. Врачи еще после аварии предупреждали, что это очень опасно, а когда родилась Маша, вообще запретили рожать. Алена решила рискнуть. Но на седьмом месяце началось кровотечение, и спасти никого не удалось.
Кое-как протянув год с детьми, отец Маши уехал жить к другой женщине. Временами он приезжал, привозил дефицитные продукты и подарки дочке, оставлял небольшую сумму на жизнь, и снова пропадал на неопределенное время. Сережа справлялся. Перед школой отводил девочку в сад, днем после занятий занимался хозяйством, к вечеру бежал за сестренкой, а вечером, когда она засыпала, делал уроки. Иногда получалось подзаработать: разгрузить машину с мебелью, потрудиться на овощебазе или позаниматься уроками с соседскими детьми.
Особенно ему нравилось заменять учителя физкультуры у младших классов, когда тот уезжал со старшеклассниками на соревнование. За это ему не платили, но дали характеристику в педагогический институт. Но на физ-мат баллов не хватило. Зато с этим количеством Сережа спокойно проходил на факультет начальных классов. В душе он очень радовался, хотя всем говорил, что потом переведется.
Весь педагогический коллектив районной школы был удивлен, когда на место учительницы младших классов, пришел мужчина. Сереже предложили взять второклашек, брошенных ушедшей в декрет учительницей. Потекли школьные будни. Сережа легко влился в коллектив, быстро завоевал любовь и доверие детей, уважение родителей. Конечно, за его спиной часто шушукались, распускали слухи, придумывали небылицы. Постепенно все успокоились, привыкли, а может, как это часто бывает, кто-то узнал все подробности и рассказал остальным. К концу учебного года класс молодого талантливого педагога был на первом месте по успеваемости.
На следующий год в его третьем классе случилась беда. Мальчишка с говорящей фамилией Веселовский, хорошист и спортсмен, стал получать одни двойки, часто пропускать уроки, хамить и огрызаться.. Однажды, войдя в класс, Сергей обнаружил Васю сидящим с опущенной головой за партой. Он плакал. Одноклассники дразнили его плаксой, и смеялись над задирой.
- Ребята, садитесь, садитесь! –сказал Сергей Алексеевич. Он погладил Васю по голове. – Если хочешь, могу отпустить тебя домой.
- Нет! – почти испуганно вскрикнул мальчик, - все нормально.
На перемене, когда все побежали переодеваться на физкультуру, Сергей заметил, что Вася медлит, копается, делает вид, что собирает вещи. Тогда он позвал его к себе.
- Да, Сергей Алексеевич, - мальчик подошел к учительскому столу, опустив голову.
- Вась, ты хотел бы со мной поговорить?
Мальчик кивнул.
- Они смеялись, когда я плакал, - всхлипнул Вася.
В этот момент он вдруг стал совсем маленьким в глазах Сергея, ему захотелось пожалеть малыша, как жалел сестренку, и он прижал его к себе. Мальчишка уткнулся лицом учителю в рубашку и, не стесняясь, громко зарыдал. Потом он отстранился от учителя, и, размазав кулаком по лицу сопли и слезы, стал рассказывать:
- Сергей Алексеевич, - заикаясь начал Вася, - папка нас бросил. Он последнее время постоянно орал на нас, а недавно двинул мамке так, что она свалилась. А потом ушел. Это я виноват. Я всегда маму защищал. И учиться стал плохо. Зачем ему такой сын? - ребенок снова уткнулся в учительскую рубашку мокрым лицом. Сергей обнял мальчика. Так они стояли молча, пока ребенок не успокоился.
С того дня между ними возникла обоюдная привязанность и дружба. Василий часто ждал учителя после уроков, чтобы вместе пойти домой. Иногда мальчик приходил к Сергею в гости. Они обедали вместе с Машей, смотрели старые комедии или играли в настольные игры втроем.
После новогодних каникул, Вася снова пришел в слезах. Он подошел к учителю и прижался к нему, уткнув голову в плечо. Сережа медленно гладил его по голове, спине - успокаивал. В этот момент в класс вбежали три женщины. Директриса и мама и бабушка Василия.
- Вот, - кричала бабушка, - я же вам говорила! Извращенец он, ваш Сергей Алексеевич. – Смотрите, смотрите! Вы видели? Они же при всех уже, - тут она понизила голос и продолжила: - обнимаются!
Скандал этот долгие годы еще будут помнить и учителя, и родители, и дети, обогатившие свой лексикон такими словами, как «извращенец», «педофил», «гомосексуалист». Уголовное дело заводить не стали, но из школы Сергею пришлось уйти. Тогда Сергей принял решение в весенний призыв уйти в армию, а потом переехать в другой город. Маше уже исполнилось двенадцать, она была самостоятельной девочкой, к тому же отец давно предлагал ей переехать к ним.
Воин.
В середине апреля Сережу забрали в армию. Он попал в роту, где командир сурово пресекал «дедовщину». В его отряде ребята подобрались веселые, дружные. Все как один – косая сажень в плечах, сильные, выносливые. Сергей был самым старшим, все остальные пришли сразу после школ.
Вскоре после «учебки» весь отряд под командованием Сергея был направлен на Северный Кавказ. Все знали, что это такое, но страха никто не показывал. Шел 1999-й год. Отряд был перекинут на границу с Чечней, где жаркой июльской ночью впервые был поднят по тревоге. После этого мало было спокойных ночей. Не проходило суток, чтобы не слышались выстрелы, не звучали тревожно сирены.
Осенью Российские войска вошли в Чечню. Среди них был и взвод под командованием младшего сержанта Сергея Алексеевича Семенова. Ребята его отряда стали командирами расчетов. Все они погибли в январе, в боях за Грозный. Сергей, спасая товарищей, был тяжело ранен и отправлен в Москву. Так он получил свой первый орден Мужества. И демобилизацию.
Но Сережа решил остаться на службе. После ранения он долго восстанавливался, но когда врачи дали «зеленый свет», начал усиленно тренироваться, чтобы вернуть былую форму и силу. Он был зачислен в специальный отряд Федеральной Службы Безопасности осенью 2001 года и с ним вернулся в Чечню.
За три года дальнейшей службы Семенов получил еще несколько легких ранений, несколько наград и повышение в звании. И узнал, что Машенька, его маленькая сестренка, переехавшая с отцом в Москву, чтобы готовиться к поступлению в Университет, едва не погибла при взрыве в метро. А на следующий день их отряд был срочно направлен в Беслан.
Беслан! Первая школа! Первое сентября! Для многих оно станет последним. Террористы захватили в заложники всех, кто пришел на торжественную линейку, загнали внутрь школы и удерживали в душном спортивном зале. А это - более тысячи детей и взрослых.
Это были ужасные дни для всех. Для Сергея, повидавшего за годы войны в Чечне многое, они были самыми страшными. Если бы он мог, не задумываясь, обменял бы свою жизнь на жизнь любого из тех детей, что без воды и еды, в тесноте, духоте находились под дулами автоматов. Если бы он мог, он сам бы вошел к ним, чтобы просто попытаться защитить и успокоить. Он смотрел на здание школы, а видел своих детей. Тех, кого учил всего полтора года, но любил всей душой. Видел глаза каждого из них.
Нет, это не была его школа. И Беслан не его родной город. Но дети они везде дети, и для Сергея его детьми стали те, кто находился теперь за стенами: так близко и так недосягаемо далеко. Слышались крики, стоны, и плач. Был пожар, дети задыхались в дыму, умирали от жажды, их расстреливали бандиты. А ты ничего не можешь сделать. Надо терпеть. Ждать. Ждать неизвестно сколько времени.
Никогда еще Сергей не терял самообладания, но теперь, видя, как во дворе школы росли кучи мертвых детских тел, был близок к этому. Вдруг из школы стали выходить женщины с малышами на руках, и отряд приготовился к действию. Но опять было приказано ждать.
Когда днем на третьи сутки снова началась стрельба и прогремели взрывы, из школы стали выбегать дети. Они бежали в разные стороны, худые, голые, одни с криками и плачем, другие крепко стиснув зубы. Солдаты прикрывали их своими спинами от града пуль, летевших сзади.
Мальчишка лет десяти упал перед Сергеем, он был ранен в ногу. Сергей поднял его на руки и побежал. Почти добежав до безопасного места, он почувствовал, как пули обжигают спину и разрывают все внутри. Но он не мог уронить свою ношу, отдать ребенка в лапы смерти во второй раз.
Сделав еще с десяток шагов, Сережа почувствовал, что ребенка берут из рук. Он взглянул на мальчика, и ему на мгновенье показалось, что это его любимый ученик.
- Прости меня, малыш! – пересохшими губами прошептал воин.
Перед новым годом старшему сержанту Сергею Семенову присвоили звание Героя России. Посмертно.
Вася узнал об этом из новостей. Через три года, закончив школу, Василий навсегда оставил мать и бабку, так и не простив им своего учителя. Он уехал из родного города, чтобы найти могилу своего друга и попросить прощения. И нашел ее. Долго сидел. Рассказывал, курил, плакал, опять курил, рассказывал, и так, пока не начало темнеть. А в сентябре он ушел в армию. По контракту в погранвойска.
*** Всем, погибшим в мире от рук террористов, посвящается…