***
Маг- оператор(оператор телевидения) Пмехи медиумического контакта...
Спирит
Холокском...Холок -Холокост, на хОлке...
Вынутым из кобуры кабаре "Вальтером" над Буглинкой грохотала гроза. Молния выхватывала шагающих строем, только что выгруженных на станции Обь военнопленных. Сверкнёт- они обращаются в ряды берёз на склоне. Сверкнёт- опять серый , наползающий слетевшей с танковых катков траком строй.
В этот момент буквы тетради поплыли и стали перетекать на снег и бересту берёз. Вместо пробуовых ручек «шведских палок» я сжимал в руках рукоять и рожок шмайсера. Накатил бруствер окопа. Шел бой. В ушах пульсировало морзянкой:
ПРО РЫЦАРЯ, МОНАХА, ШУТА И СМЕРТЬ С КОСОЮ
Маг. Швацзее. Перемычка. Охотники на снегу. Собаки . Лыжники. ст. Наоборотная реикорнация путает карты.
1.
Сегодня, после нашего вчерашнего разговора по скайпу, произошло нечто совершенно необъяснимое. Мы говорили о Кёльне, Зеебурге, Кулунде. О горгульях на фасаде Кёльнского собора и часах на магистратуре в Зеебурге , тех самых, из боковой ниши в циферблате которых каждые полчаса выходят Рыцарь, Монах, Шут, Лютнист и Смерть с Косою. Мы обсуждали сюжет песни поэта Первой мировой войны Ганса Ляйпа «Лили Марлен», про фонарь, часового и солдата, который ходил на свидание сразу с двумя девушками. А ещё про то, что во время моей службы в ГСВГ в Зеебурге под окнами нашей казармы стоял фонарь, и когда мне приходилось бывать в карауле, светящийся конус этого фонаря, создавал магический круг, стоя в пределах которого, можно было быть уверенным-это дежурство пройдёт без ЧП. Все химеры минувших войн оставались по ту сторону светового круга. А по эту -моими неизменными Ангелицами Хранительницами - лишь отпечатавшиеся на сетчатке глаз- образами с двух фоток из присланных мне конвертов.Я, их, говоря старомодным русским языком, созерцал «внутренним взором». И хотя устав караульной службы запрещал стоящему на посту петь, читать и строго настрого наказывал часовому -не делать ничего, связанного с естественными надобностями, моей самой естественной из этих надобностей была неодолимая потребность сочинять письма для моих девушек -одноклассниц. Блондинки.И брюнетки. Одна-веселая певунья, которой я начал любоваться с 7-го класса. Она была как бы клоном своей мамы - улыбчиво голубоглазой медицинской сестры нашей микрорайонной поликлиники. Другая, жгучеглазая «Гюльчитай»- «новенькая» из профессорской семьи аграрных учёных, приехавших в Центросибирск из Казахстана доосваивать кулундинскую целину и адаптировать к сибирским условиям фруктовые и ягодные культуры. Стоя на посту, я то и дело бубнил себе под нос :« Милая Лиля,в увольнении я побывал в военном музее - и видел там настоящие рыцарские доспехи...», или «Дорогая моя Маша , вчера мы помогали немецким дорожным рабочим укладывать брусчатку на мосту через овраг, а потом зашли в кирху - и я увидел настоящего молящегося монаха...»
Иными словами, я «крутил любовь» сразу с двумя зазнобами. И это была не такая уж заочная любовь. Потому что посещающие меня фотографические фантомы были практически реальны. Не беда, что их оригиналы находились за тысячи километров от меня, и чтобы заявиться к ним на побывку, нужно было дослужится хотя бы до младшего сержанта, быстрее всех бегать, больше всех подтягиваться и уметь безошибочно отличать в мелодии морзянки «я не горбату» -цифру 3 , от « я на горку шла» -2, а сигнал SOS - от ЩСА? Наш батальон связи был прикомандирован к штабу танковой армии, танки которой я видел только на полигонах во время учений и то издалека. В остальном - служба во многом напоминала что-то среднее между курортом и пионерским лагерем строгого режима.
Лечебные грязи Шварцензее, в водах которого отражался всеми своими островерхими шпилями и каштанами на набережных Зеебург , привлекали сюда большой поток отдыхающих, туристов как мёдом манила башня со знаменитыми часами. Как завороженные давно не знающие никаких войн номады могли подолгу следить за появлением из отворяюшйся ниши на циферблате -Латника на Коне, истово молящегося Монаха, кривляющегося Шута в раздвоенном колпаке, Лютниста в рейтузах с гульфиком и лютней на шнурке и Костлявой с Косой. Шумными пестрыми группками - раскованные американцы, тощие швейцарцы и шумные поляки штурмовали ступени, ведущие к старииному замку на горе. Они атаковали похожий на затейливый, раззолченный сервиз, дворц кюрфюрста, бродили среди «Тигров» и «Пантер» в военном музее. Заборы нашей части были каким -то инородным телом , осколком снаряда давно отгрохотавшей войны, вросшим в тело этого музея архитектуры раннего средневековья , эпохи барокоо и ампира под открытым небом.
Впрочем нас выводили в увольнения за пределы нашей резервации крайне редко - и весь этот ярмарочно-куртный балаган мы ухватывали лишь краем глаза, но не могли не заметить ещё одной достопримечательности Зеебурга- памятника Фонарю и ждущей своего солдатика Девушки возле него. У бронзовой скульпуты постоянно фотографировались. То дембель приобнимал её за талию. То улыбчивый турист-японец, позируя, клал ей руку на плечо и от смайла его глаза - щелочки превращались в недоступные для обстрела фролянами смотровые щели. От прикосновений туристов к голым бронзовым коленям Девушки - они излучали блеск надраенной пастой гои солдатской пряжки. А туристы все питекали и притекали.
Возле этого памятника любви и познакомились мы с тобой, когда я ,седовласый уже мужчина , заявился в город юности туристом. Пятнадцать лет уж как пала Берлинская стена, от казарм нашего батальона не осталось и следа. Если не считать корпусов старинных зданий, которые были когда - приспособлены под милитаристские нужды, а теперь обрели первозданный облик -и муниципалы быстро распродали всю эту брошенную советскими войсками недвижимость под кафешки и частные магазинчики. Небольшой, допущенной скульптором и муниципалитетом вольностью, был перенос скульптурного фонаря на набережную. А тот- реальный газовый фонарь стоял как раз напротив здания , служившего ещё кайзеровским войскам, потом вермахту, а позже и войскам ГСВГ. Столб во время штурма Зеебуга сшибла ворвавшаяся в ожесточённо сопротивлявшийся городишко «тридцатьчетвёрка». И на том месте остался лишь пустой круг в брусчатке. Где он тот столб, послуживший прототипом песенному образу?-никто не знал.
А познакомились мы с тобой каким -то совсем мистическим и даже роковым способом. Я ухватил в эту поездку свою гитару- и намеревался заснять уже продуманный сюжет, чтобы потом сделать из него видеоклип. В окончательную «нарезку» должны были войти эпизод со скульптурой девушкой, ждущей своего солдатика у фонаря, кадры военной кинохроники лирического характера- прощания и встречи на перронах солдат всех участвоваших в последней бойне армий - и наконец подложкой песенка «Лили Марлен». В то время я как раз работал на Центросибирском телевидении - и собирался этот сюжет окончательно завершить к Дню Победы. Вот тебя -то я и попросил отснять «коронный номер» задуманного документально-фэнтезийного фильма. Совершенно случайно. Просто я увидел тебя в толпе туристов и отдыхающих. И, как говорят, что-то ёкнуло, когда я взглянул на тебя. Ты тут же согласилась побыть мои оператором.
Брюнетистая, напомнивная мне Машу -«Гюльчитай» экскусоводша продолжала молотить про простого немецкого солдата, поэта из Гамбурга, сына портового грузчика, который вот здесь, в этих казармах, где теперь сплошь кафе да магазины для шоппинга, да лавки с сувенирами, пока мы обсуждали нехитрый сценарий планируемого эпизода. Экскурсионный рой двинулся к следующей достопримечательности, я повесил на шею гитару и, спев песенку простого немецкого солдата под нехитрые аккорды вполне себе ничего и без дублей, хотел тебя поблагодарить -и раскланяться. Но гладя на меня голубущими мамино-медсёстринскими глазищами семиклассницы из моей школьной юности, ты предложила:
- А может посидим в кафе? А потом здесь на набережной много скамеек- я бы хотела послушать вашу гитару. И вы неплохо поёте. Перевод -то песни ваш?
-Да, мой, хотя существует совершенно шедевральный вариант Иосифа Бродского...
-Не прибедняйтесь -ваш вариант тоже совсем неплох.
2.
-Нет-не Ганс Ляйп-поэт и художник из немецких солдат. А всего лишь навсего Григорий Ляпунов из срочников ГСВГ- телерепортёр и сочинитель песенок.
- Лиля!- усмехнулась ты, как бы впрягаясь в игру никами-псевдонимами «из под таинственной ...полумаски» знакомства с пылу- с жару.- Но можете звать меня Лили...Лили Голденхаар...
-Тогда мне придётся включить вас в сюжет.Это интересный сценарный ход- перевоплощение героини песни в живую девушку.Значит-Лили -дочь бакалейщика?
-Как хотите. Можно и так подурачится!Только не бакалейщика, а бакалаврщика. Мой отец постой школьный физик и математик и немного чудит,увлекаясь мистикой. Всякой там телепатией и медиумизмом. Так что тоже "теле"...А мама преподавала в той же сельской школе немецкий язык. Они из сосланных поволжских немцев...
Съев по мороженому, пирожному и запив это всё горячим кофе, я узнал ещё и о том, что ваш колхоз имени Карла Либкнехта находился на берегу озера Карабалык среди пашен, лугов и "пролесков", куда вы с мамой наведывались- по грибы и ягоды. В итоге мы решили не ходить ни на какую набережную, тем паче что с озера потянуло холодком. В ходе слизывания, поедания и выпивания кафешных вкусностей выяснилось: ты из числа «поздних переселенок» казахстанско- западносибирских немцев, когда то затурканных в эту Тмутаракань Сталиным, теперь работаешь редактором Дрезденского телевидения и тоже намереваешься снять аналогичный моему замыслу сюжет.
- Вот так совпадение!
- Сюжеты витают в воздухе!
-Так , может, объединить усилия?
-Это вряд ли. Но хочу предложить вам сюрприз.Правдам для этого на придётся подняться в номер!
Мы стояли у дверей гостиницы , в которой ты остановилась.Что то по мотивам сказок братьев Гримм . Кажется, «Рапунцель». По крайней мере что-то готическое с башенками, стрельчатыми оконцами и длинноволосой девушкой по причёске которой на высоту башни взбирался ловкий лютнист в рейтузах.Неужели так вот по -курортному банально?Трах бах-и -в дамках?
- Вот вам мой сюрприз!- протянула ты мне книжечку с парочкой в кругу фонаря- солдат и девушка в легкм сицевом платьице в туфлях на каблуках и характерной причёской времён Певой мировой.Всё это было на обложке. ЛИЛИЯ МАРЛЕНОВА -прочёл я чуть выше голов влюбленных фамилию автора и заголовок косыми буквами Я ЖДУ ТЕБЯ У ФОНАРЯ. Стихотворения.
- Это обалденный перформанс!- пролистнул я титульную страницу и обнаружил под ней загадочно улыбающуюся Мерлин Дитрих, под неё была намакияжена поэтесса.И эо была-ты!
- Подождите, подпишу! - изобразила ты каракули автографа поверх своего лица.
Я стоял, опешив.
- Ну кофе мы уже попили,- сдвигала ты занавес штор поверх декорации-озеро, горы, замок на вершине.- Продолжения не будет. Я смертельно устала. Завтра сумасшедший день. Мой оператор Курт уже , поди , дрыхнет в соседней комнате. Ауф видерзеен, коллега!
Ты дурашливо помахала мне ручкой, но показалось -ты манишь. Я что называется -запал на тебя с ходу-с лёту.
Уже сделав первые шаги по тротуару мимо по-призрачному светившего неонового фонаря, я поднял голову- ты стояла в окне, - тёмный силуэт теневого театра.
Потом были - маята с многочасовыми перелетами, аэропорты, выползающие по багажной ленте -сумка на колёсиках и кофр с гитарой внутри , запеленутой в скотч мумией, разговоры по скайпу, мессенджеру, обмены фэйсбучными признаниями в любви в «личке». Обычная сетевая рутина замужней женщины и женатого мужика вместо записи в «кратких данных» «женат», «замужем», «без пары» или « в отношениях» оставляющих неопределённый пробел.
Наверное, мы уже давно были в каких-то «отношениях». И вот вчера после разговора на вполне профессиональные темы о возможном финансировании фильма про военнопленных немцах в Столицесибирске, я взял свои «шведские палки»-и отправился по своему обычному пешему маршруту в «Бугры». Уже выпал снег, подмораживало -и вообрпжение услужливо поставляло ассоциативный ряд на тему -»"фрицы окочуриваются под Сталинградом», победного шествия Генерала Мороза, повальных «хэндэхохов» сдающейся армии и Паулюса с соплёй-сосулькой под носом. Я вымерял своими «шведскими палками» территорию одного из филиалов бывшего лагеря для военнопленных № 199, где теперь неприкосновенно располагались отстроенные немцами и подвергшиеся серии капремонтов, благополучно приватизированные дома из шлакоблоков, бывший лазарет, где долгие годы базировалась микрорайонная поликлиника, трамвайная линия, проходная и заводоуправление оловокомбината. Все это, теперь переформатированное из нужд «оборонки» в рыночно-арендный муравейник. Уже припорошило снегом участок ведущей к «лазарету» дороги , где однажды я обнаружил знакомую мне по службе а ГСВГ брусчатку, которую позже зачем-то закатали асфальтом. Коробченки коттеджей оловозаводского начальства, в одном из которых была музыкальная школа, куда я водил, кажется совсем недавно, за руку дочь, таская в другой руке футляр со скрипкой. В другом, словно перенесенном торнадо вагончике Элии в нашу Страну Оз, правда не из Акрканзаса, а со скона горы над Шварцзее, таком же, жилище "живунов" - мастерская художника малевавшего пейзажики в духе а ля Пиросмани.
После просмотра обнаружившихся в фильмотеке телевидения кинохроник военных лет и разговора с тобой, я пребывал в неком трансе. Передо ной проплывали серые призраки сдавшихся в плен, всё что сталось от от победоносных , бравых солдат вермахта после того, как они намёрзлись и наголодались в Сталинградском котле в бесконечном ожиданием эвакуации самолетами, дирижаблями или даже летающими тарелками. Все же в галлюцинациях предсмертной агонии чаще всего за ними являлись Валькирии на резвых белоснежных конях-и утаскивали их в мало желанную Вальхаллу.
В реальности же они оставались вмерзшими в щели окопов, их уже не трогали объевшиеся человечины волки. И до весны, пока, оставшееся от них не доклевывали вороны и не запахивали бульдозерными ковшами и плугами возвращающиеся к разоренным очагам крестьяне - они представляли собой ужасающе сюрреалистичную фреску в стилистике Макса Эрнста или Иеронимуса Босха.
Пройдя мимо превратившейся в полуруину «музыкалки», я остановился возле полуразрушенной стены из шлакоблоков. Часть их уже растащили жители окрестных домов частного сектора, часть-серыми кубами была разбросана и эти вполне себе ничего музейные экспонаты для музея военнопленных - игральными костями брошенные здесь чьей-то невидимой рукой, разрушались под воздействием экстремальной сибирской погоды. Часть всё ещё громоздилась не рухнувшей стеной, так же как в 1944, 45, 46, 47, 48. В проёмах торчали обломанные края балок перекрытия , на которых держался потолок, подстреленной лошадью "задрали копыта" завалившиеся набок нары.
В щели между двумя шлакоблоками я увидел тетрадь в клеенчатой обложке и открыв ее, стал читать. В ушах зазвучал голос с акцентом:
Мы клали брусчатку в Бугринке,
мы резали пилами бут,
какие там, братец, -ботинки,
я был и раздет и разут.
Одна сердобольная баба
в конец уболтавши конвой,
забыв мировые масштабы,
качала седой головой.
- Возьми эту пару ботинок,
носил до войны муженёк,
но после тех двух похоронок-
кому их носить-то, сынок!?
И эта сыновья рубаха-
для свадьбы её берегла,
но пал он в сраженье, рубака,
а как ведь невеста ждала!
И там, возле берега низко
врубались мы в вечный гранит,
один к одному -обелисками
брусчатку железом граня.
И словно в могилу , украдкою
сложив очень плотно бруски,
дорогу сибирскую, трактовую
мы длили, как русич и скиф.
И бабы из улиц овражных
забыв , что враги мы, уже.
Несли нам одёжку отглаженную
С войны не пришедших мужей.
Меня словно бы молнией поразило.Я начал набирать твой телефонный номер в Дрездене, чтобы связаться с тобой по вацапу.Так цапнуло за сердце это стихотворение, что просто мама не горюй. Твой голос прозвучал мелодией песенки Лили Мерлен. Кто-то играл на губной гармошке. Это был сидящий на нарах, блаженно закрывший глаза, свесивший вниз босые ноги в кальсон со свесившимися вниз завязками солдатик. Он прижимал к губам холодные сты металлического улья звуков- и печально-бравурные ноты , жужжа, вырывались наружу.
Стоя в кругу света под столбом ты снова пришла ко мне на свидание. Нарушая устав караульной службы рискуя попасть на гауптвахту в замке на горе, называемую Телмановкой, я раскрыл подаренную мне книжку .
Лагерь №199,-
кто я и где я?
Промёрзшие стены. Барак.
Кричит проверяющий:"Брак!"
Нет, это не мы сочетаемся браком
в кирхе у алтаря, это меня придавило траком танка. Сырая земля. Это землянка, печурка из бочки бензиновой, выгоревшей пустой, это запах горелой резины, крик часового "Стой!"
Дальше текст вполне по -модернистически располагался не напоминающими торчащие посреди руин погорельщины кому-то угрожающие персты печных труб. Под жалобно-жалящую мелодию губной гармошки строки растекались по страницам книжки. Она превращаюшалась в тетрадь окопных записей. И в ней , как видно из экономии, страницы были исписаны сплошняком. Мелкий каллиграфический подчерк представлял собою непонятную на первый взгляд руническую вязь, но, оживая, звучал в ушах напевным, медлительным голосом шансоньетки.Бренчало фртепиано. Подыгрывала скрипка. Певичка стояла в кругу света в сверкающем плотно обтягивающем её фигуру декольтированном платье,и целуя микрофон, недоскинувшей кожу великолепной змеёй обвивалась шнуром вокруг микрофонной стойки. Яд её голоса вливался в вены уколом эвтаназии:
- Слушай, моя мэдхен,
ихь либен дихь,
как сирени ветка,
этот нежный стих.
Приходи под вечер
под фонарный столб,
если делать нечего,
целоваться чтоб.
На сцене кабаре кобурой "Вальтера", прилепившегося к склону горы над Шварцензее произошла смена декораций. Вместо столба у казармы, целующейся парочки - уткнувший хобот в землю "Элефант" с нарисованным на броне слонёнком, мёртвый пехотинец упавший поверх обгорелого танкиста. В круге света появляется, жёванный пережёванный, как недоварившиеся мясные жилы на краю тарелки, военнопленный без эмблем на разляпистой пилотке, в петлицах и знаков различия на погонах. Вдалеке виден силуэт кирхи. Негромко рокочет орган. Его звуки складываются в слова:"Комбинат 179-тый,вата сега под ногами строя, я не прячу взгляд свой виноватый, из себя не корчу я героя. Хоронил друзей под Сталинградом,ложкой выскребая котелок,знаю -будешь несказанна рада,если стрельнет пробка в потолок. А не пушка. На опушке леса,где мы валим древние стволы, Ангелы поют из под небесья,накрывают яствами столы.Это наша тайная вечеря-кус черняги, сахар, кипяток,наконец -то понял вот теперь я для чего нас гнали на Восток. Только ждет в санях весёлый Санта, как в сенях барака -верный друг,только засвистят по снегу санки,озарится светом всё вокруг.И рванут два Северных Оленя-и тюлени следом протрубят, и махнет рукой скульптурный Ленин:"Ну их!Не вернуть теперь назад!"
Буквы, разбегались со страниц, перетекая на доски поверженных нар,разбегаясь по снегу строчками следов синичьих и воробьиных лапок, вливаясь в углубления собачьих следов. У моих ног крутился мой давно ушедший на тот свет вслед за катафалком искрометного Моцарта спаниэль Портос. Как же ликовал он, стеля по ветру мушкетёрский плащ своих отвислых ушей, когда кидался в бой на вечно недовольного его появлением здесь чёрного бульдога, которого я прозвал Борманом.
Отводя дочь в музыкалку, я брал с собой и Портоса и, засекая время урока, спускал собаку с поводка. По настроению нередко вооружался и фотоаппаратом. И в кадр попадали -то желтым живым лимоном долбящая пшено в кормушке синица, то стайка сибирских "попугайчиков", хохлатых свиристелей, облепивших усыпанную бурыми гроздьями ягод рябину. То кокетливо раскрашенные дрозды. А уж от "мессерами" налетающих стаями воробьёв или бомбвозно-тяжёлых голубей-вообще отбою не было. Их не пугал даже сытый, ленивый ,дымчато- полосатый кот, приходивший сюда, кажется, не для того, чтобы полакомится пойманной птахой, а поразвлечься птичьим шоу и пока дочь старательно пиликала на скрипке про "белых медведей на велосипеде" мы с котом и спаниэлем созерцали весело гомонящий птичий спектакль.
- Вот подкармливаю птах божиих! - раздался голос старушки -вековушки, только что подсыпавшей в кормушку семечек. Теперь она крошила слетающимся голубям и воробьям булку хлеба. - Вот -всё развалилося, а когда-то это был барак военнопленных. И насмтрелася я тут на них. Молода была. Муж-то с фронту не вернулси. Так сперва я готовА была обернуться кошкой и все глаза им повыцарапать, превратиться в ворону, штоб выклевать им их буркалы. А потом, кода одного за одним стали их складировать в ямки на бугре, за теми сараями, где теперь погреба понарыты- отлегло. А их все ташшыли из лазарета и закапывали. А даве вот теплотрассу чинили- капнули , а там опять гробы, черепа-уж старого ли бугринского кладбища остатки, или опять военнопленных яма? Кто ево знат! Кто рыл погреба так чертыхался- то череп человеческий вывалится , то скукоженный ботинок...Много они нашей кровушки пролили.Но и сами в нашу землю легли. Вон как снегири то пламенеют да и рябины с калинами вёснами цветут буйно таком удобрении.А к осени - сплошные капли крови. Никто не сажал. Сами выросли. Тутока в одном из построенных имя для оловокомбината домов приход сделали...Хожу , ставлю свечки за упокой. Пишу записочки за Ганса, Йогана,Курта-сыновья куртка, Вольфганга из Ровенбрюкка- мужнины брюки,Отто -и то братово пальто. Мы тут им всеми Буграми одежонку таскали.Перезнакомились. Приоделись они. Стали веселей месить шлак, лить кирпичики да таскать каменны столбики для брусчатки оттуда, где по-над Обью скала выходит. А теперича вот стала я звать снегирей и свиристелок именами тех военныпленных. И хотя батюшка говорит, што души не переселяются в птиц и растения, мне кажется их неприкаянным душам и деваться -то некуда, кроме как в эти калину, рябину да свиристелок и снегирей переселиться. Вон как кровища -то на пузиках проступат...
Притихший пёс следил за птицами , положив голову на лапы. Кот - сонным конвоиром смотрел лагерный концерт самодеятельности пернатых. Перетекая в морщинистую кору гремящего на ветру сухими пропеллерами семян тополя, перекрестясь,старуха вошла в ствол дерева - и края дряблой коры сомкнулись на её заношенной плюшевой жакетке. И только угол дымчатой шали торчал хвостом прибывшей на пиршество проворной белки. Цепко двигаясь по ветвям она мигом оказалась в кормушке и начала выбирать кедровые орешки. С красными, как снегири , щеками доча появилась на крылечке музыкалки. Щубка не застёгнута, завязки на шапке-вразлёт. Портос кинулся к ней, но, увы, при всех своих рыцарских манерах, мог помочь своей даме сердца лишь тем, что ухватил за ручку футляр водружённой на край сугроба скрипки...
Придя домой( а мы с женой , дочерью и собакой жили тогда, да и сейчас живём в несколько измёненном составе в десятиэтажке под склоном Бугринского холма), я уселся за рабочий стол, чтобы разобраться в записях тетради и наконец связаться с тобой по скайпу. Вайфай барахлил.На экране появлялись оконца собщающие о том, что нет подключения к Интернету. И вдруг на экране появилось изображение внутренности лагерного барака, словно его фиксировала установленная под потолком видеокамера. Очередной розыгрыш? Ведь видекамер во время и сразу после войны ещё не было даже в секретных оккультных разработках Третьего Рейха! Или может это приколы продвинутого в сетевых технологиях Дрезденского телевидения на сайт которого я заходил теперь практически каждый день. В тускло освещенной единственной лампочкой помещении я увидел греющихся у изготовленной из ржавой металлической бочки, лежащих и сидящих на двухэтажных нарах военнопленных.И среди них себя, склонившимся над найденной в развалинах тетрадью. Камера выхватила крупным планом моё лицо-это точно был я!- затем переместилась на руку с зажатым в пальцах карандашом. Из- под него выползали строчки: "Ты помнишь , брат, Йоган, поля Сталинграда,как мёрзли в окопах и весточек ждали? Как были пимы нам дороже награды как, в тесной землянке к печурке мы жались?По чурке - на брата оно маловато и мы отправлялись, чтоб вырыть дрова,от самых окопов и до медсанбата
под снайперов пули. Живём однова! Удачею редкой - нога табуретки,
обломок забора, ошмёток плетня,вот так же, поди, первобытные предки огонь добывали средь белого дня.Когда выходили на свет из пещеры - и щерился хищно почуявший лев, что мы тараканами лезем из щели совсем уже вроде бы как обнаглев.
И рык пулемёта, и когти обстрела, и залпов "Катюши" сплошные клыки,напрасно мы тратили хлипкие стрелы, чтоб мамонтом рухнули большевики.Поддевши на бивни хлестали нас хоботом, топтали нас тумбами ног волосатых и своды пещеры наполнились хохотом,и подняли в бой нас опять голоса те. И ринулись мы, и взмахнули дубинами,и самки нам скалились в след, громко охая,вот так и остались мы меж исполинами на стенах пещер размалёванных охрою.Один с головою рогатой, оленьею, другой же с рогами, как пики,- быка такими грядущие нас поколения
увидят , запомнив, на все, на века.
Мигнуло. И на экране появилась -ты , моя Рапунцель,и по спущенным из окна твоим волосам я готов уже был карабкаться в твоё стрельчатое окно.
- У вас на телевидении хорошо освоена компьютерная мультипликация. Из отосланных мной видео и фоток вы смонтировали прикольный сюжет, сделав меня военнопленным немцем.
-Нет! Мы ничего не монтировали! - смотрела ты на меня глазами... Это совсем другое. Папа говорит , что нам нужна эзотерическая защита. Мы вступили в инфернальный контакт с оккультными силами...
***
На расставании на месте снесённого советским танком фонаря наш курортный роман не кончился. Сбегая по ступеням к грязевой купальне ты радовалась, как ребенок.
-Вот намажемся и все болезни от нас отступятся.И станем мы вечными.А у старины Григория, который , поди, может , как Священный Старец Распутин, остановить заговором кровотечение у больного гемофилией цесаревича,поди жестокий радикулит , нажитый им на героических стройках первых пятилеток!?
Ты только что презентовала телевидении фильм про Алису Гессенскую и её больного сына.
- Кстати, Алекс с сыном бывали на Шварцензее останавливались в том же отеле, где живу я. И мой оператор уже обнаружил на стекле окна моего номера надпись Аликс, Алексей и знак солоноворота. Она верила не только в старцев-кудесников, но и в ренкарнацию...
- А ты веришь?
- Как сказать! Вроде и нет, а вроде и да. Я ещё неопределилась.
-Вот женщины!
-Ну уж такие мы.
-Ну а в старцев-кудесников то ты веришь втягивал я щёки, чтобы выглядеть уморившим себя на постах схимником...
-Ну в первых ты, -перескочила ты на "ты", уже созрев для этого.-Не совсем не старец, хотя у тебя. конечно есть жена, дочь, собака и внук, но и не кудесник...
-А вто же я?
- Балбес! - запрокидывала ты голову и сверкала смайлом Уитни Хьюстон.- Время вышло! Ныряем, а то перепроцеДУРИМСЯ, -сделала тв ударение на "дуримся".
В купальнике и с подобранными волосами ты переставала походить на Рапунцель и становилась Русалочкой. А когда мы обмазывались грязью ты-да да!- становилась Уютни Хьюстон , а я твоим Телохранителем Кевином Костнером. Пиф-паф- и разлетятся все мрачные химеры прошлого , оскаленными горгульями подстерегающие нас на фасадах готических соборов в темных , пугающих лабиринтах ночных кошмаров.Вывалившись в блестящей , лоснянящейся грязи, мы стали похожими на киношных диверсантов- бесподобный, нестареющий мачо-Шон Коннери и юная пловчиха при нем.* Время на башне муниципалитета истекло. Сразу вслед за Лютнистом в рейтузах с гульфиком, и бархатном малиновом берете с пером следовала бледнолицая Костлявая с Косой. Мы плюхались в воду и плыли.Смеясь фыркая, ты ныряла-я нырял за тобой.Дальнейшее происходило на грани сна и яви. И позже так и не мог понять -происходило ли это на самом деле или мне только приснилось.
Мы погружались вглубь в аквалангах , масках и ластах. Спускаясь по склону уходящей вглубь горы , мы вспугнули сайку серебристых рыбок. Раки грозили нам клешнями, норовя ухватиться за край ласты, схлопывали створки озёрные ракушки, тучи рапы, которая и производила на свет целебную грязь, клубились вокруг нас...И тут я увидел на дне символ назначенного свидания -обросший тиной фонарь. Непотревоженный никем,он лежал тут , как видно, с тех пор, как его свалил танк и зачем-то сбросили в озеро солдаты. Внутри пустого зияющего фонаря посвечивала серебристыми боками рыба. Может быть лещь, может быть карп. Я ухватился за находку и потянул её на себя. Но ты протестующе жестикулируя, сделала руками крест.
Мы вынырнули и вынув загубник, ты сказала:
- Надо напрячь оператора Курта. У на есть камеда для подводных съемок. Это кадр -двое аквалангистов -он и она- встречаются всё у того же фонарного столба...
Курт сачковал, дуя баварское в кафе под зонтами и кайфуя от мелодии, "Шербургские зонтики" наигрываемой сидящим на парапете гитаристом. В гитаристе я узнал счебя. Вообще, с тех пор , как я подержал у руках тетрадку с начертанными на страницах говорящими рунами, я мог оказываться одновременно в разных местах....И куда бы мы с тобой ни отправлялись-мы натыкались на меня , наигрывающего на моей побитой в переездах и перелётах "Ямахе" мировые шлягеры.
Сколько он ни нырял и с маской и с аквалангом - он не мог мог отыскать утопленного столба с навершием- фонариком. Такие посеребрённые фонарики из стекла красовались на ёлках моего детства.И решив , что мы его разыгрываем наотрез отказался от этих подводных съёмок.. Этот отпрыск судетских немцев вообще часто уходил в отказ, тормозил творческий процесс, капризничал. И даже фантазировал Лили, постоянно требуя повысить гонорар за съемочный день.
Для упокоения нервов он отправлялся с удочками на пустынный мыс -и там робинзонил.
-О! Какие окуньки и чебачишки! - похвастал он линованным, как звёздно -полосатый американский флаг окунем и по- советски - краснопёрой рубкой с выпучеными глазёнками. По старой таёжной привычке я тут же сварганил уху в котелке, купленном в лавке туристических товаров. К окунёвым полосам вскоре добавились звёзды на небе. Курт мечтательно мечтал о уже запланированном Дрезденским телевидением фильме о бомбардировке города англичанами и американцами.
- Хроникальный материал я уже отснял. Там та-а-акие кадры бомбометания- пальчики оближешь, - хлебал он уху и обгладывал окушка до самого фюзеляжа.- Надо выезжать на съёмки натуры. Англия Америка. Интервью с с лётчиками-ветеранами...
Дело было во время фестивального просмотра в Зеебурге твоего фильма об Алисе Гессенкой и её больном сыне Алексее"Реинкорнация" . Получив приглашение, через день я уже был в Берлине, а наутро в у дверей знакомой мне гостиницы "Рапунцель".
Эта поездка совмещала два мероприятия, наряду с фестивальными хлопотами, мы должны были отснять зимние фрагменты фильма о военнопленных. бутафорский фонарный столб уже был на своём месте-об этом позаботился бургомистр. Часовой должен был мёрзнуть на посту, в то время
когда солдат будет поочерёдно встречаться с девушками. Купив в ближайшем цветочном магазине букет белых роз, я поднялся по винтовой лестнице в твой люксовый номер в башенке с островерхой крышей и замер у дверей.
- Ты что с ним нак и будешь целоваться дубль за дублем?- услышал я из за двери, уже собираясь надавить кнопку звонка.
- Так он же играет роль солдата!
_-Ну и что.К чему эти дубли!
-На всякий случай. При монтаже пригодятся . И что ты меня отчитываешь как тот часовой. Ты что - собираешься отправить меня на гауптвахту?
- Я позвоню твоему мужу - и он тебя отправит...Ты ведь и с этим Фаустом из минусинской тайги роман крутишь! А он тебе в отцы годится!
- Не твоё дело! Ты мне не муж. А он отвечает за сибирские эпизоды нашего нового фильма...
-Лучше бы ты - меня отправила туда в командировку! У меня там где -то родственники в Кулунде...
-Бюджет наш не резиновый, а его оператор хорошо снимает...
Я всё же нажал на звонок. Ты отворила и -прилепила мне на щеку полкило губной помады и полпуда пудры. Словно, стремясь досадить Курту, ты не могла от меня оторваться. Ещё и ещё целуя Старого Лавеласа в щеки и губы, ты терлась о мою недельную щетину с усердием ласковой кошки, словно в будущем хотела иметь свидетеля, чтобы обвинить меня в домагательстве и развратных действий, как делали одна за одной Голливудскиие звезды, заявляя на своего кинопродюсера Харви Ванштейна.
Фыркнув, Курт отвернулся к окну, на стекле которого нашёл когда-то нацарапанных алмазом обручального кольца Алекс паучков свастики, затем резко сделал "кругом" и дурашливо откинув руку в приветствии "хайль Хитлер!" промаршировал мимо сладкой парочки.Хлопнули двери да так , что задрожали висюльки на люстре.
-Что это с ним?-спросил я отлепившись от тебя.
- Требует повышения гонорара!-усмехнулась ты остатками губной помады на губах, принимая букет.- Не обращай внимания! С приездом...
Покачивая бёдрами под кимоно с драконом на спине, походкой гейши ты подошла к круглому, накрытому красной скатертью с бахромой столу, - и воткнула букет в вазу мейсенского фарфора: бряцающий на лире Тангейзер, разметавшаяся на подушках Венера в гроте -на выпуклом боку.
-Спасибо за букет!И вот эта красная роза среди белых - в тему. Кажется мой фильм вызвал бурную реакцию с первых просмотров. Пока , взяв со стойки бара один из жвухфужеров, где поблескивала початая бутылка шампанского и лежало на тарелке надкушенное яблоко, чтобы набрать в ванной воды- ты это сделала , словно специально для того, чтобы смыть с хрустального края помаду, я подошёл к окну.Оно было приоткрыто. Похоже ,пока вы ругались- Курт курил. Закурил и я, глядя на кучкующихся у фонаря под окном тинейджеров. Вдруг - паренёк в колпачке Санты , слепив снежок, запустил им в меня. Я успел увернуться. Один за одним Санты с накладными белыми бородами принялись лепить снежки из газонного снега-и обстреливать гостинничное окно. В меня полетел кусок льда. Я увернулся. Раздался звон за спиной и журчание-это раскололась ваза-и потекло на ковёр содержимоё-всё, чем ты наполнила грот Венеры, курсируя фужером между столом и ванной. Следующая угодила мне чуть выше виска.Правда это я понял позже. А прежде просто внезапно всё померкло...
Фестиваль, фестивалем, съемки съемками но побывать на горнолыжном курорте и не слететь с горы, подставляя лицо встречной воздушной струе? Ну уж нет!
Обтягивающее трико и оранжевый пуховик с капюшоном. Солнцезащитные очки, в фиолетовых зеркалах которых я видел себя арлекином в меховой шапке ушанке намотанном на шею синем шарфе и зелёном комбинезоне. Курт тоже был обмундирован весьма попугаисто. На холсте художника, разодетого под бородатого Санту, мы выглядели соцветием выдавленных прямо из тюбика на белую грунтовку снега масляных красок. Ножки своего мольберта он воткнул чуть в стороне от лыжни и фуникулёра.
Оттолкнувшись палками от точки опоры, ты крикнула:
-Поехали. Замелькало- ели, отели, пестрые фигурки лыжников . Стрмеительно отдалялся замок на горе. Быстро увеличивался циферблат часов ратуши. Из дверцы чуть ниже цифры IV появился приплясывающий скоморох в трико разделённом на два цвета -красный и синий.На его голове торчали рога раздвоенного колпака с бубенчиками. Помидорина носа, теннисные шарики глаз с чёрными точками зрачков, растянутый в резиновой улыбке рот. Бубенчики колыхнулись и зазвонили, зазывая к обеду.
-Ваш фильм великолепен,- членя ножом на тарелке не столько брызгающую соком сосиску, сколько твою киноленту, произнёс жуя сочными губами Скомороха из часов видный кинокритик, - Но в нём слишком навязчиво повторяются кадры с выцарапанной на стекле свастикой. А это опосредованная, запрещённая законом, пропаганда нацистских символов!Потому и у местной антифы такая реакция. Я смотрю-вашему оруженосцу досталось -указал он вилкой на крест из пластыря на моей голове, словно хотел вслед за ударом куском льда ткнуть в мою рану своим нептуновым трезубцем.
-Но это совсем другая свастика! Это фильм о женщине, веровавшей в своё возрождение в новой жизни! - отлепив губы от бокала с ярко-оранжевым апельсиновым соком, возразила ты ему.- И уж точно не повод атаковать меня наколотым на озере льдом. Я заявила в полицию. Им не сдобровать!
-Всё равно! Скандал. Аршинные заголовки в местной газете. Это идиотское интервью телерепортёрам, в котором вы говорили о какой -то мистичности произошедшего. Ваш друг с белым крестом на лбу. -он снова ткнул в меня вилкой и я уже натягивал на голову снятую было вязанную женой шутовскую шапочку с помпушкой, чтобы скрыть столь явную улику.- Ничего не могу поделать! Фильм снимается с конкурса по идеологическим и даже юридическим причинам.
Твой двенадцатилетний Цесаревич ждал нас в номере, гоняя в ноутбуке виртуальных монстров. Ты взяла его с собой, чтобы он подышал свежим горным воздухом, пройти курс массажа. Это было непросто из-за того, что он передвигался на коляске.После автомобильной катастрофы, в которую вы попали всей семьёй, разбив в хлам свой "Пежо", -у него отнялись ноги.От машины на память остался только никелированный лев, с которым Цесаревич никогда не расставался, говоря , что он его заступник во всех его путешествиям по лабиринтам сновидений и виртуала.
Мы с Куртом ставили легкую, как пушинка коляску на санки и отправлялись на замёрзшее озеро. Там вокруг наряженной ёлки хороводил маскарад. В хрустале льда отражались гирлянды разноцветных огней, Вифлеемская звезда на макушке, планеты шаров. Елка была столь высока, что Цесаревич, смеясь, задирал голову и кричал:" Смотри, мам, а вон там -ближе к макушке - всё те же куклы , каких мы видели, выходящими из циферблата часов на магистратуре, когда ходили туда с Григорием и Куртом- Шут, Рыцарь, Лютнист, Монах, Смерть...Но откуда здесь взялись Ведьма и Палач? " -"Ведьма это я!" -уже скользила на коньках по ледяному зеркалу ты. В костюмерной выездной киностудии "Приметы прошлого" ты выбрала себе наряд завсегдатайши Брокена. И теперь с черенком метлы между ног- кружила вокруг нас. На мне был костюм восточного звездочёта -атласный халат расшитый золотыми звёздами, чалма, тубус телескопа под мышкой. Мимо нас пронёсся Курт в костюме Палача.Он смотрел на нас сквозь прорези алого капюшона , поигрывая топором в руках.И даже его коньки были секирами, которыми он нарезал лёд с ловкостью фигуриста. Кинокритик кружил одну из конкурсанток фестиваля. Она была в белой крахмальной пачке Снежинки.Он -в одеянии Черного Мага. Малыша-Цесаревича ты облачила в наряд Алладина.
Вся эта карнавальная кутерьма производила впечатление хоровода сорванных с ёлки порывом ледяного ветра оживших игрушек. Но спектакль только начинался. Мы сидели в темном просмотровом зале -на экране двигалась и дышала бледная , как смерть,императрица Аликс в карнавальном костюме Снежной Королевы.Валентин Распутин в чёрной Монашеской рясе(грязное пламя волос по ветру,сбитая ветром набок ведьмачья метёлка бороды) и сопровождающая его фрейлина-Матрёшка Вырубова толкали перед собой на санках с высокой ручкой и троном сидения обессилевшего, белого, как мел, Цесаревича в костюмчике среброкрылого Ангела.Замысел твоего сюжета состоял в том, что после кадров на которых царская семья спускается по ступеням в подвал Ипатьевского дома, должен быть подмонтирован фрагмент с Чуркой, Палачом, Топором.
Я как раз разглядывал в телескоп движущуюся по звёздному небу небу чёрную точку. Стремительно приближаясь, она обретала очертания летящей по небу Ведьмы. Следом за ней -другая точка, быстро увелчась в размерах, -уже сжимала в когтях черенок второй метлы, и ещё одна, и ещё. Ожившими куклами с веток городской елки -Колдунья, Ворожея, Заклинательница слетались на шабаш. Я отнял окуляр телескопа от лица- мизансцена переменилась.Прямо на льду возвышалась чурка. Два фестивальщика в костюмах перепончатокрылых Горгулий , сняв с ёлки куклу Ангелочка -тащили его на казнь. Мгновение - голова куклы лежала на чурбане. Курт занёс секиру- и показывающий язык из смеющегося рта кочан в кудерках люрексовых волос, покатилась на лёд. Громко брякнул нимб, оказавшийся циферблатом часов с башни на магистратуре. Частями разлетевшегося на винтики, анкерные качалки и разновеликие шестерни часового механизма сыпанул колючий снег. Сквозь мутную пелену я увидел как на синеву льда брызнула кровь. Было не разобрать - то ли это вытекший из катящейся по льду головы лопнувший целлофановый пакет с томатным соком, или кровь. Это уже казнь? Или приступ гемофилии? -и у Цесаревича пошла носом кровь. Распутин шептал заклинания.Охала , причитая, Матрёшка Вырубова...Со звоном распрямлялась улетающая в чёрную бездну часовая пружина нашей Галактики.
Проснувшись я ещё как бы досматривал твой фильм. Он снился мне всё в новых монтажных комбинациях, но суть оставалась той же- Казнь Свершилась. А кто уж был её исполнителем?-пойди, угадай.
Ледяной ветер срывал со стилизованной под старинную театральную тумбу стенд для киноафиш- и швырял их вниз, чтобы они катились смятыми шарами по гладкому зеркалу льда. Из одного такого кома смотрели глаза Алекс-твои глаза и глаза убиенного Цесаревича."Со святыми упокой!" -вызванивали куранты на ратуше.
Мы -таки отсняли кульминационный эпизод с хлопьями снега.С одного дубля.Штилевую безоблачность морозного дня заслонила набежавшая туча. Внезапно, как по заказу,начался снегопад. Актёра, игравшего Часового, как раз только что загримировали.И с ружьём на плече , он уже ждал возле фанерной декорации Казармы,когда подвезут измельчённый пенопласт. Наизготовке был и ветродуй. Аэросани с вентилятором пропеллера сзади. Лыжи аэросаней, чтобы они не укатились с горы вниз по улице, уже зафиксировали.Наготове были и волонтёры , полные решимости сметать искусственный снег мётлами, сгребать лопатами и собирать его в чёрные полиэтиленовые мешки: это было неукоснительное условие муниципалитета, выдавшего разрешение на проведение киносъемок. Когда же откуда-то с вершины горы "быстрыми промельками маховыми" посыпались хлопья, словно нанявшаяся горничной апартаментов замка на горе Матушка Метелица, выйдя на крепостную стену и стоя между её зубцами, принялась вытряхивать перину,- Зеебург мгновенно превратился в машущего крыльями , уносящего на спине непослушного, обращенного чародеем Оле Лукойе в гнома мальчика. И всей съёмочной группой мы оказались под мягкими ударами крыльев устремляющегося в Лапландию гуся Мартина.
А Лапландия была совсем рядом. Внук скатывался на "плюшке" со склона в Буграх, словно он сидел на шее гуся Мартина. И белые крылья овражных сугробов уносили его вместе с птицей,планирующей над поросшей лесом горой, рекой,новым мостом, кристаллическим городом на другом берегу. Ухватившись за птичью холку он видел замёрзшее русло Оби , парящие полыньи у перемычки, перемалывающей лопастями турбин ГЭС древние алтайские легенды, казачьи баллады времён Ермака, разбойничьи песни, и эпос кандального Московского тракта. Неутомимый гусь Мартин уносил его к развилке Бии и Катуни - и это уже был не он а я. Под крылом проплывали шерстисто-зелёные склоны Алтайских гор. Казачьей саблей в ножнах крутых склонов сверкал Алтын Кёль. И внук уже летел на своей плюшке со склона, чтобы выехать на каток с Новогодней ёлкой посредине. Шаманским бубном этот очищенный от снега круг звенел и вибрировал под ногами наших коньков. Воображая себя шаманкой, моя жена Алиса кружилась , разбросив руки и крича:" О великие духи Алтая Эрлик и Ульгень! Дайте мне радости!" И моя похожая на Скифскую Принцессу , выросшая Скрипачка, вставляла ключ зажигания в скважину "замка" на панели -и отворяла двери в последнюю часть симфонии. Той , в которой, она выпускница консерватории, сидя в оркестровой яме, вплетала голос своей скрипки в переливы арфы Тангейзера. И из под её смычка вытекала пустынная зимняя дорога. И купленная на зарплату оркестантки Оперного театра "Тойота Свифт" уносила нас от Телецкого озера по туннелю темноты, обросшему заснеженными пихтами и кедрачами в сторону Турочака, над которым старинным замком, сложенным из ещё более древних "каменных баб" бал-балов нависала скала у выхода из туннеля темноты до того маячившей светом в конце его полной Луной.
Я листал фотки и прокручивал видео на ноуте, как бывало -отснятый материал в монтажной аппаратной во время съемок фильма "Военнопленные лагеря №199 и все это вместе с моими командировками в Германию и службой мальчишкой в ГСВГ складывалось в один грандиозный сюжет...
.... А пока я вытаскивал из кладовки мешок Санты,надевал ошейник с поводком на шею моего русского спаниэля, спускался с четвёртого этажа десятиэтажки, усаживал на салазки мою Скрипачку в обнимку с запертой в футляре музыкой, - и медленно в гору поднимающейся лошадкой отправлялся в Бугринку. За "домиком Элли" музыкалки ближе к опушке берёзовой рощи в ряду погребов торчал из снега капитанской рубкой творила и перископом продуха мой погреб. И пока длились урок по специальности и сольфеджио( а потом ещё предстояло и занятие сводного детского хора) , я спускался в нутро моего овощехранилища.Россыпь картофелин, торпеды кабачков, банки с "долларами" огурцов...Подобно гидроакустику я улавливал сквозь вибрации мёрзлой земли пение детских голосов - хор музыкальной школы репетировал к Новому году "Джингл бэлс" , "Сайли найт" и нашу родную "Елочку", срубленную под самый корешок мужичком -недораскулаченным хозяином дровенек и лошадки. Набрав в мешок картошки(её мы выращивали на оставшемся от снесённого дедова дома, но ещё не застроенного наступающим жилмассивом огороде, поглощённой мегаполисом деревни Бугры ), я стал составлять в сумку банки с огурцами, варением , прихватил и кабачок с кочаном. В погребе было тепло , сыро и светло от фонаря. К тому же в творило светила луна. И спаниэль, поскуливая, торчал своей ушастой головой на её фоне, заглядывая в погреб. Вдруг откуда-то донеслась мелодия губной гармошки. Пёс взвизгнул - и завыл, как воют на луну волки.
Я толкнулся плечом в стену, из-за которой доносились звуки "Лили Марлен". Губная гармоника бодрилась и плакала одновременно. Стена подалась-и отворился люк отсека подводной лодки. Я ввалился в него прямо с придерживаемым правой рукой мешком на левом плече и сумкой -в правой.
-О! Санта! Наш милый санта-встретил меня веселый подводник с чёрной , сжимающей когтями растопыренного краба, чайкой на пилотке.
Отражаясь в бокустоящей на столике бутылке шампанского я увидел себя: окладистая белая борода. Отороченный пушисто-белоснежной каймой колпачок, увенчанный свалившейся набок, увенчанной "заячим хвостиком" макушкой.
-Давай, давай свои подарки, Санта!-дружно орали уже подвыпившие подводники.
Сняв сняв с плеча мешок, я запустил в него руку.
И вместо картофелины вынул оранжевый апельсин. Дальше пошли -груши, мандарины, яблоки,грейафрукты, авакадо...
-Ещё, еще!Добрый Санта -орали моряки-подводники.
Сунув руку в мешок в очередной раз, я вынул человеческий череп. Да и в руках весело поглощавших витамины подводников оказались куски мёрзлой человечины.
Пока их полоскало и выворачивало, я кинулся к перископу. Прильнув окулярам -вместо океанических валов я увидел заснеженную степь бугрящуюся брустверами окопов. Никто не куда не бежал. И никто никого не атаковал. Догорал вьехавший в воронку , поникший дулом на полшестого танк.
- Так вот он что нам принёс этот старикашка в своих мешках! -выхватил из сумы оторвавшийся от кочана капустный лист, но то был уже е лист, а плакат окопной агитации: заледеневший Фриц со свисающей с носа сосулькой сидел со спущенными штанами в позе "Ганс на стульчАке".Из его задницы тек потоком окопной болезни убористый текст: "Поёт в сталярке циркулярка,фельдфебель пишет циркуляр,а на конверт почтовый - марка,на ней неистовый фигляр.Он вытянул над нами руку,
чтобы вести нас на Восток,а я вот отморозил сраку-и шарю нужный мне листок.
Я подотрусь наверно этим-вот он-на нём -его портрет,как той зимой и этим летом,
и друг мой им же подотрёт.Я не боюсь уже гестапо и черепов ваффен СС,-
Нам дальше до Берлина драпать через дремучий русский лес.И сгорбленнее Гуинплена-
тащить нам этот тяжкий крест,не рыцарский-военнопленных-за Бабий Яр, Освенцим, Брест.Бетона и асфальта тонны-грустней мелодии альтА,анафемой на шлем тевтона
нам в наказанье-от винта!То вам не «лялечки» Люфтваффе,то вам не девочки -в кафейне. Торосы снежные, как вафли,- ни папиросочки трофейной.Нас здесь не закопают даже.Кто мы? Пишельцы? Монстры?Гости? Давай скрипачь, валяй Адажио!-
источат мыши наши кости.Глаза нам выклюют вороны,кишки нам выгрызет волчица,
Фельтфебель пишет похоронки-Или мне это только снится?И в пересохшую чернилку,
он тычет острое перо,чтобы подбросить мяса волку и снова накормить ворон.
И список для мобилизации строгает, как гробы столЯр,пока на марке, друг Горацио,
ещё кривляется фигляр."
- Ах ты, сволочь белобородая! Такое притащить! Паникёр -агитатор!Разложенец боевого духа! Многоженец на снегурочках-дурочках! В торпеду его, камрады! Или чему не рады!
Ухватив меня по микитки-тут же утолкали в имитирующий торпеду гроб(пока тащили меня отбивкивающегося, мне посему-то показалось, что я -мой ракулаченный за два коня без хомутов мой дед -отпрыск столыпинских переселенцев, а подводники- чернотужурочные энкэвэдэшники).Командовал капитан с пиратской нашлёпкой на глазу с чёрной бонданой на гоове и вороной на плече.Чуть не поотшибав пальцы моих сопративляющихся рук мариманы захлопнули створки гроба-торпеды. Раз, два,три-и я металлическая барракуда уже пахала непроглядную черноту, пробив чернозёмную скорлупу она устремилась к Сияющей селене. Под боком я чувствовал тепло моего скулящего пса. И это как -то успокаивало. Четыре, пять, шесть-и мы с Партосом жлепнулись на лунную поверхность.
Делая первые шаги в стесняющем движения скафандре, я обнаружил рядом и облачённого в скафандр моего спаниэля.Он вилял обрубком купированного хвоста, для которорого был предусотрительно сшитаппендикс роде большого пальца на рукавице. Но ни мешка, ни сумки с двух- и трёхлитровыми банками -не бвло. Одна правда, была приспособлена под собачий шлемофон. Но мне во что бы-т ни стало надобыло доставить домой, где уже мерцала гирляндами новогодняя елка, - картофль и соленья с вареньями.Да и дочь Скрипачку тоже. Я взобрался на край кратера и увижел, что в него вставлена огромная линза-сквозь неё я увидел и жену Алису, хлопчущую на кухне за приготовлением праздничного ужина, и дочь всё ещё поющую в верхнем ярусе сводного хора. До меня донеслись волны песенки про то как холодно зимой в лесу елочке и как мы взяли ее домой , срубив её под самый корешок, чтобы она принела ам много -много радости.
Я несколько раз нажал на кнопку погасшего фонарика -и снова очутился в погребе.
-Пап! Ты чр так долго! У мея уже давно кончились и специальность, и сольфеджио, и хор ! Я думала ты сквозь землю провалился! - продолжала петь на мелодию "Ночь тиха , Ночь светла!" -моя скрипачка стоя на утоптанном снегу творила. Ей подвывал спаниэль.
-Как видишь не провалился. привязывал я к садазкам мешок с картофелем.
С тех пор в окрестностях музыкалки творилась всякая чертовщина. Вечерм, когда я отправлялся с шведскими палками уже без Скрипачки,блуждали призрачные огоньки, шелестели шорохом лых о снег-голоса.
То из корявого клёна, о из дуплистой, сотрясаемой дятлом берёзы выходила старуха вековуха и
ло вязанную женой шутовскую шапочку с помпушкой, чтобы скрыть столь явную улику.- Ничего не могу поделать! Фильм снимается с конкурса по идеологическим и даже юридическим причинам.
Твой двенадцатилетний Цесаревич ждал нас в номере, гоняя в ноутбуке виртуальных монстров. Ты взяла его с собой, чтобы он подышал свежим горным воздухом, пройти курс массажа. Это было непросто из-за того, что он передвигался на коляске.После автомобильной катастрофы, в которую вы попали всей семьёй, разбив в хлам свой "Пежо", -у него отнялись ноги.От машины на память остался только никелированный лев, с которым Цесаревич никогда не расставался, говоря , что он его заступник во всех его путешествиям по лабиринтам сновидений и виртуала.
Мы с Куртом ставили легкую, как пушинка коляску на санки и отправлялись на замёрзшее озеро. Там вокруг наряженной ёлки хороводил маскарад. В хрустале льда отражались гирлянды разноцветных огней, Вифлеемская звезда на макушке, планеты шаров. Елка была столь высока, что Цесаревич, смеясь, задирал голову и кричал:" Смотри, мам, а вон там -ближе к макушке - всё те же куклы , каких мы видели, выходящими из циферблата часов на магистратуре, когда ходили туда с Григорием и Куртом- Шут, Рыцарь, Лютнист, Монах, Смерть...Но откуда здесь взялись Ведьма и Палач? " -"Ведьма это я!" -уже скользила на коньках по ледяному зеркалу ты. В костюмерной выездной киностудии "Приметы прошлого" ты выбрала себе наряд завсегдатайши Брокена. И теперь с черенком метлы между ног- кружила вокруг нас. На мне был костюм восточного звездочёта -атласный халат расшитый золотыми звёздами, чалма, тубус телескопа под мышкой. Мимо нас пронёсся Курт в костюме Палача.Он смотрел на нас сквозь прорези алого капюшона , поигрывая топором в руках.И даже его коньки были секирами, которыми он нарезал лёд с ловкостью фигуриста. Кинокритик кружил одну из конкурсанток фестиваля. Она была в белой крахмальной пачке Снежинки.Он -в одеянии Черного Мага. Малыша-Цесаревича ты облачила в наряд Алладина.
Вся эта карнавальная кутерьма производила впечатление хоровода сорванных с ёлки порывом ледяного ветра оживших игрушек. Но спектакль только начинался. Мы сидели в темном просмотровом зале -на экране двигалась и дышала бледная , как смерть,императрица Аликс в карнавальном костюме Снежной Королевы.Валентин Распутин в чёрной Монашеской рясе(грязное пламя волос по ветру,сбитая ветром набок ведьмачья метёлка бороды) и сопровождающая его фрейлина-Матрёшка Вырубова толкали перед собой на санках с высокой ручкой и троном сидения обессилевшего, белого, как мел, Цесаревича в костюмчике среброкрылого Ангела.Замысел твоего сюжета состоял в том, что после кадров на которых царская семья спускается по ступеням в подвал Ипатьевского дома, должен быть подмонтирован фрагмент с Чуркой, Палачом, Топором.
Я как раз разглядывал в телескоп движущуюся по звёздному небу небу чёрную точку. Стремительно приближаясь, она обретала очертания летящей по небу Ведьмы. Следом за ней -другая точка, быстро увелчась в размерах, -уже сжимала в когтях черенок второй метлы, и ещё одна, и ещё. Ожившими куклами с веток городской елки -Колдунья, Ворожея, Заклинательница слетались на шабаш. Я отнял окуляр телескопа от лица- мизансцена переменилась.Прямо на льду возвышалась чурка. Два фестивальщика в костюмах перепончатокрылых Горгулий , сняв с ёлки куклу Ангелочка -тащили его на казнь. Мгновение - голова куклы лежала на чурбане. Курт занёс секиру- и показывающий язык из смеющегося рта кочан в кудерках люрексовых волос, покатилась на лёд. Громко брякнул нимб, оказавшийся циферблатом часов с башни на магистратуре. Частями разлетевшегося на винтики, анкерные качалки и разновеликие шестерни часового механизма сыпанул колючий снег. Сквозь мутную пелену я увидел как на синеву льда брызнула кровь. Было не разобрать - то ли это вытекший из катящейся по льду головы лопнувший целлофановый пакет с томатным соком, или кровь. Это уже казнь? Или приступ гемофилии? -и у Цесаревича пошла носом кровь. Распутин шептал заклинания.Охала , причитая, Матрёшка Вырубова...Со звоном распрямлялась улетающая в чёрную бездну часовая пружина нашей Галактики.
Проснувшись я ещё как бы досматривал твой фильм. Он снился мне всё в новых монтажных комбинациях, но суть оставалась той же- Казнь Свершилась. А кто уж был её исполнителем?-пойди, угадай.
Ледяной ветер срывал со стилизованной под старинную театральную тумбу стенд для киноафиш- и швырял их вниз, чтобы они катились смятыми шарами по гладкому зеркалу льда. Из одного такого кома смотрели глаза Алекс-твои глаза и глаза убиенного Цесаревича."Со святыми упокой!" -вызванивали куранты на ратуше.
Мы -таки отсняли кульминационный эпизод с хлопьями снега.С одного дубля.Штилевую безоблачность морозного дня заслонила набежавшая туча. Внезапно, как по заказу,начался снегопад. Актёра, игравшего Часового, как раз только что загримировали.И с ружьём на плече , он уже ждал возле фанерной декорации Казармы,когда подвезут измельчённый пенопласт. Наизготовке был и ветродуй. Аэросани с вентилятором пропеллера сзади. Лыжи аэросаней, чтобы они не укатились с горы вниз по улице, уже зафиксировали.Наготове были и волонтёры , полные решимости сметать искусственный снег мётлами, сгребать лопатами и собирать его в чёрные полиэтиленовые мешки: это было неукоснительное условие муниципалитета, выдавшего разрешение на проведение киносъемок. Когда же откуда-то с вершины горы "быстрыми промельками маховыми" посыпались хлопья, словно нанявшаяся горничной апартаментов замка на горе Матушка Метелица, выйдя на крепостную стену и стоя между её зубцами, принялась вытряхивать перину,- Зеебург мгновенно превратился в машущего крыльями , уносящего на спине непослушного, обращенного чародеем Оле Лукойе в гнома мальчика. И всей съёмочной группой мы оказались под мягкими ударами крыльев устремляющегося в Лапландию гуся Мартина.
А Лапландия была совсем рядом. Внук скатывался на "плюшке" со склона в Буграх, словно он сидел на шее гуся Мартина. И белые крылья овражных сугробов уносили его вместе с птицей,планирующей над поросшей лесом горой, рекой,новым мостом, кристаллическим городом на другом берегу. Ухватившись за птичью холку он видел замёрзшее русло Оби , парящие полыньи у перемычки, перемалывающей лопастями турбин ГЭС древние алтайские легенды, казачьи баллады времён Ермака, разбойничьи песни, и эпос кандального Московского тракта. Неутомимый гусь Мартин уносил его к развилке Бии и Катуни - и это уже был не он а я. Под крылом проплывали шерстисто-зелёные склоны Алтайских гор. Казачьей саблей в ножнах крутых склонов сверкал Алтын Кёль. И внук уже летел на своей плюшке со склона, чтобы выехать на каток с Новогодней ёлкой посредине. Шаманским бубном этот очищенный от снега круг звенел и вибрировал под ногами наших коньков. Воображая себя шаманкой, моя жена Алиса кружилась , разбросив руки и крича:" О великие духи Алтая Эрлик и Ульгень! Дайте мне радости!" И моя похожая на Скифскую Принцессу , выросшая Скрипачка, вставляла ключ зажигания в скважину "замка" на панели -и отворяла двери в последнюю часть симфонии. Той , в которой, она выпускница консерватории, сидя в оркестровой яме, вплетала голос своей скрипки в переливы арфы Тангейзера. И из под её смычка вытекала пустынная зимняя дорога. И купленная на зарплату оркестантки Оперного театра "Тойота Свифт" уносила нас от Телецкого озера по туннелю темноты, обросшему заснеженными пихтами и кедрачами в сторону Турочака, над которым старинным замком, сложенным из ещё более древних "каменных баб" бал-балов нависала скала у выхода из туннеля темноты до того маячившей светом в конце его полной Луной.
Я листал фотки и прокручивал видео на ноуте, как бывало -отснятый материал в монтажной аппаратной во время съемок фильма "Военнопленные лагеря №199 и все это вместе с моими командировками в Германию и службой мальчишкой в ГСВГ складывалось в один грандиозный сюжет...
.... А пока я вытаскивал из кладовки мешок Санты,надевал ошейник с поводком на шею моего русского спаниэля, спускался с четвёртого этажа десятиэтажки, усаживал на салазки мою Скрипачку в обнимку с запертой в футляре музыкой, - и медленно в гору поднимающейся лошадкой отправлялся в Бугринку. За "домиком Элли" музыкалки ближе к опушке берёзовой рощи в ряду погребов торчал из снега капитанской рубкой творила и перископом продуха мой погреб. И пока длились урок по специальности и сольфеджио( а потом ещё предстояло и занятие сводного детского хора) , я спускался в нутро моего овощехранилища.Россыпь картофелин, торпеды кабачков, банки с "долларами" огурцов...Подобно гидроакустику я улавливал сквозь вибрации мёрзлой земли пение детских голосов - хор музыкальной школы репетировал к Новому году "Джингл бэлс" , "Сайли найт" и нашу родную "Елочку", срубленную под самый корешок мужичком -недораскулаченным хозяином дровенек и лошадки. Набрав в мешок картошки(её мы выращивали на оставшемся от снесённого дедова дома, но ещё не застроенного наступающим жилмассивом огороде, поглощённой мегаполисом деревни Бугры ), я стал составлять в сумку банки с огурцами, варением , прихватил и кабачок с кочаном. В погребе было тепло , сыро и светло от фонаря. К тому же в творило светила луна. И спаниэль, поскуливая, торчал своей ушастой головой на её фоне, заглядывая в погреб. Вдруг откуда-то донеслась мелодия губной гармошки. Пёс взвизгнул - и завыл, как воют на луну волки.
Я толкнулся плечом в стену, из-за которой доносились звуки "Лили Марлен". Губная гармоника бодрилась и плакала одновременно. Стена подалась-и отворился люк отсека подводной лодки. Я ввалился в него прямо с придерживаемым правой рукой мешком на левом плече и сумкой -в правой.
-О! Санта! Наш милый санта-встретил меня веселый подводник с чёрной , сжимающей когтями растопыренного краба, чайкой на пилотке.
Отражаясь в бокустоящей на столике бутылке шампанского я увидел себя: окладистая белая борода. Отороченный пушисто-белоснежной каймой колпачок, увенчанный свалившейся набок, увенчанной "заячим хвостиком" макушкой.
-Давай, давай свои подарки, Санта!-дружно орали уже подвыпившие подводники.
Сняв сняв с плеча мешок, я запустил в него руку.
И вместо картофелины вынул оранжевый апельсин. Дальше пошли -груши, мандарины, яблоки,грейафрукты, авакадо...
-Ещё, еще!Добрый Санта -орали моряки-подводники.
Сунув руку в мешок в очередной раз, я вынул человеческий череп. Да и в руках весело поглощавших витамины подводников оказались куски мёрзлой человечины.
Пока их полоскало и выворачивало, я кинулся к перископу. Прильнув окулярам -вместо океанических валов я увидел заснеженную степь бугрящуюся брустверами окопов. Никто не куда не бежал. И никто никого не атаковал. Догорал вьехавший в воронку , поникший дулом на полшестого танк.
- Так вот он что нам принёс этот старикашка в своих мешках! -выхватил из сумы оторвавшийся от кочана капустный лист, но то был уже е лист, а плакат окопной агитации: заледеневший Фриц со свисающей с носа сосулькой сидел со спущенными штанами в позе "Ганс на стульчАке".Из его задницы тек потоком окопной болезни убористый текст: "Поёт в сталярке циркулярка,фельдфебель пишет циркуляр,а на конверт почтовый - марка,на ней неистовый фигляр.Он вытянул над нами руку,
чтобы вести нас на Восток,а я вот отморозил сраку-и шарю нужный мне листок.
Я подотрусь наверно этим-вот он-на нём -его портрет,как той зимой и этим летом,
и друг мой им же подотрёт.Я не боюсь уже гестапо и черепов ваффен СС,-
Нам дальше до Берлина драпать через дремучий русский лес.И сгорбленнее Гуинплена-
тащить нам этот тяжкий крест,не рыцарский-военнопленных-за Бабий Яр, Освенцим, Брест.Бетона и асфальта тонны-грустней мелодии альтА,анафемой на шлем тевтона
нам в наказанье-от винта!То вам не «лялечки» Люфтваффе,то вам не девочки -в кафейне. Торосы снежные, как вафли,- ни папиросочки трофейной.Нас здесь не закопают даже.Кто мы? Пишельцы? Монстры?Гости? Давай скрипачь, валяй Адажио!-
источат мыши наши кости.Глаза нам выклюют вороны,кишки нам выгрызет волчица,
Фельтфебель пишет похоронки-Или мне это только снится?И в пересохшую чернилку,
он тычет острое перо,чтобы подбросить мяса волку и снова накормить ворон.
И список для мобилизации строгает, как гробы столЯр,пока на марке, друг Горацио,
ещё кривляется фигляр."
- Ах ты, сволочь белобородая! Такое притащить! Паникёр -агитатор!Разложенец боевого духа! Многоженец на снегурочках-дурочках! В торпеду его, камрады! Или чему не рады!
Ухватив меня по микитки-тут же утолкали в имитирующий торпеду гроб(пока тащили меня отбивкивающегося, мне посему-то показалось, что я -мой ракулаченный за два коня без хомутов мой дед -отпрыск столыпинских переселенцев, а подводники- чернотужурочные энкэвэдэшники).Командовал капитан с пиратской нашлёпкой на глазу с чёрной бонданой на гоове и вороной на плече.Чуть не поотшибав пальцы моих сопративляющихся рук мариманы захлопнули створки гроба-торпеды. Раз, два,три-и я металлическая барракуда уже пахала непроглядную черноту, пробив чернозёмную скорлупу она устремилась к Сияющей селене. Под боком я чувствовал тепло моего скулящего пса. И это как -то успокаивало. Четыре, пять, шесть-и мы с Партосом жлепнулись на лунную поверхность.
Делая первые шаги в стесняющем движения скафандре, я обнаружил рядом и облачённого в скафандр моего спаниэля.Он вилял обрубком купированного хвоста, для которорого был предусотрительно сшитаппендикс роде большого пальца на рукавице. Но ни мешка, ни сумки с двух- и трёхлитровыми банками -не бвло. Одна правда, была приспособлена под собачий шлемофон. Но мне во что бы-т ни стало надобыло доставить домой, где уже мерцала гирляндами новогодняя елка, - картофль и соленья с вареньями.Да и дочь Скрипачку тоже. Я взобрался на край кратера и увижел, что в него вставлена огромная линза-сквозь неё я увидел и жену Алису, хлопчущую на кухне за приготовлением праздничного ужина, и дочь всё ещё поющую в верхнем ярусе сводного хора. До меня донеслись волны песенки про то как холодно зимой в лесу елочке и как мы взяли ее домой , срубив её под самый корешок, чтобы она принела ам много -много радости.
Я несколько раз нажал на кнопку погасшего фонарика -и снова очутился в погребе.
-Пап! Ты чр так долго! У мея уже давно кончились и специальность, и сольфеджио, и хор ! Я думала ты сквозь землю провалился! - продолжала петь на мелодию "Ночь тиха , Ночь светла!" -моя скрипачка стоя на утоптанном снегу творила. Ей подвывал спаниэль.
-Как видишь не провалился. привязывал я к садазкам мешок с картофелем.
С тех пор в окрестностях музыкалки творилась всякая чертовщина. Вечерм, когда я отправлялся с шведскими палками уже без Скрипачки,блуждали призрачные огоньки, шелестели шорохом лых о снег-голоса.
То из корявого клёна, то из дуплистой, сотрясаемой дятлом берёзы выходила старуха вековуха и скрипела про то, как в 1948 году, когда грузя в эшелоны оставшихся в живых военнопленных -отправляли их домой. Целый взвод отказался возвращиться в " унзере Фатерлянд" и распределившись по дворам вдовых бугринских баб недозамёрзшие под сталинградом и недогоревшие в танках на Курской дуге , пинося себе много много радости, копали грядки в огородах, выращивали катошку, строили теплицы, чтобы получить урожай огурцов и помидоров, машировали с удочками на рыбалку и держали оборону за базарными прилавками, выкладывая на них -пучки редиса, лука-батуна, укропа и хрена.
То во время моих променадов с купленными Алисой "шведскими палками" ко мне пристраивался дедок -с лыжными. Это не были пижонские палки с пробковыми ручками выдвигающимися, телскопическими наконечниками и специальными резиновыми насадками для лета - остриями для зимы. Это были до боли знакомы по школьным урокам физкультуры-бамбуковые - с кольцами на сырмятных ремешках , которые болтались-летом, шаркая по земле, речному песку или лужаечной травке. Однажды присоседившись ко мне, он с привычкой к строевому шагу уже не отставал , хотя был старщ меня лет на 25-30 и по крайней мере годился мне в отцы.
Я сразу признал этого дедка: я покупал у него на базарчике микррайона пупырчатые огурцы и краснощёкие помидоры. А позже и картошку с капустой, и кабачки,и зелень- по причине образовавшегося на моём , доставшемся по наследству огороде , сначала котлована, затем фундамента, а там- этаж за этажом штурмующие небеса коробчонки новых квартир. К тому времени пришлось и погреб бросить(вскоре погреба со всеми остатками былых легенд заровнял бульдозер -и, флюсом маящегося зубной болью военнопленного разрастающийся в одну сторону "Сад КИО "Бугры" ощетинился на этом месте противотанковыми ежами аттракционов.
Огибая прислушивающуюся к сигналам из Дальнего космоса тарелку заброшенной радиолокационной станции, я переходил мост , перила которого были увешаны памятными "валентиками" замочков, и углублялся в кое -где перемежаемую сосёнками и ёлками берёзовую чащу. Шурша кроссовками по червоному золоту опавшей листвы, которая обваливалась с берёз, словно вагоны с мешками, обьвшимися монетами имперского золотого запаса застряли здесь и сейчас и по неведению адмирала Колчака сыпались и сыпались под ноги-бери -клади в банк-пускай в оборот. Правда никто не замечал, что это и есть легендарное "золото Колчака".Спадала летняя тропипическая жара, когда в поисках прохлады приходилось, раздражая рыбаков и оставляя на песке рубчатые следы кроссовок и ковырки на песке от "переобутых" палок. В это время года особенно глубоко и легко дышалось.
Слыша пыхтение и шуршание подошв сзади , я узнавал тренерованного ещё на маршбросках в гитлерюгенде неучтожимого пехотинца вермахта.По репортёрской привычке с ходу знакомиться с кем угодно я давно знал его, видимо, не раз и не два проверенную "легенду" военнопленного. Шульц Гроскопф, ефрейтор ...пехотного полка.Обычно поравнявшись мо мной -если он меня нагонял или остановившись, и сделав "кругом марш", примерялся к моему шагу, он то и дело начинал что-то бубнить про окопные ужасы под Сталинградом, ад на Курской дуге, недоедания, недосыпания и смертях друзей в лагере №199, в ответ я пытался его умиротворить идиллическими сценами службы в ГСВГ. На этот раз он заговорил совсем о другом
- Маня моя, ласточка, умерла,-говорил он , набирая в паузах полные лёгкие запахов прелой листвы с лгкм акцентом.-А мы с ней всё прошли...И как я ее, голубушку, любил. Тут мы с ней кормушки для птиц и белок развешивали.Она их кормила, не жалея денег. Теперь я в нашей избушке -один и говорят, снесут домик -и придётя мне переселиться в благоустроенную. А не хочу -в Фателянде -то тоже благоустроенные. Те же казармы. А мне вземле ковыряться надо. Смотреть , как огурчик в горшке прорастает на подоконнике, когда ещё снег и лютый мроз, а потом хацветает,и -первый появлется, за ним второй...Пожила бы ещё. Да в литейке порами олова , мышьяка сколько дышала. Местные вон с наших отвалов таскали домой мышьяковистые отходы, дык против мышей -ни капканов , ни котов не надо было. И вот в конце концоцов ушла на тот свет и моя мышка. А сколько она нашим ребятам еды перетаскала, одёжи!Ангел! - он хлюпал раскраоаневшимся клювастым носом и внезапно переходил на стихи:"
Мы на Бугринском Брокене жжём чучело соломенное.
Ну и какого проку в нём?-спроси меня на ломаном.
На русском, брат, германец,славянский то обряд.
Но вот у бабы Маникоторый день подряд
горит в лампадке свечка тонюсенокой такой
соломенкой-сердечком огонь неупокоя..
А в бытность комсомолочкой лилось рекою олово.
Теперь вот Богу молится склонив седую голову.
Солдатики, солдатики-к кипящему котлу,
как будто бы вода кипит и ветер гнёт ветлу.
Не балерины - в пачках, а сменами бессонными
под жалобы скрипачки сороковой симфонии.
Солдатик оловянный из окруженья вынесенный,
плыл в лодке деревянной,как в старой сказке Андерсона.
Все эти звуки заканчивались птичьим чивикианием -и я обнаруживал, что стихотворение наговорил мне словно одетый в шинель мышиного цвета снующий по подернутому изумрудом мха стволу берёзы цепкий поползень.
В другой раз, шагая со сной в ногу и отшвыривая накалываяющиеся на наконечники пятитысячные банкноты осиновой листвы, он в который развивал свои сожаления о том, что в 1944 фигляра с усами -бабочкой пошлого конферанса и мерзким зачёсом на бок не поразили осколки мины заложенные... И эта крыса снова вылезла из норы свого бункера. А как он убивался по поводу лживо-героической "казни лиса пустыни!" Он говорил, говорил, запыхавшись и снова переходил на стихи:
Все ноты в коме кроме ля ,пиано все одна лишь форте
Германия хоронит Роммеля, сам Гитлер в траурном эскорте.
Какая выправка фельдфебеля!Щека справляясь с нервным тиком
одутловатее портфеля, в котором уже бомба тикает.
фельдмаршал мёртв. Конечно жаль его, но на войне, как на войне,
ещё вчера омлеты жарилина раскалившейся броне,
ну а сегодня сдали Триполи, в песках увязнувшие танки
и дула их, как член от триппера,поникли...Жалкие останки.
Вдова рыдает, сын безмолвствует,чернеют траурные ленты
молчат политики безмозглые ,ликуют тайные агенты
Но к пирамидам рвутся "Тигры", стратегов отвергая скепсис.
Оркестр да по экрану титры, да след от траков на песке.
И опять он истаивал в дымке осеннего предвечерья. Всё ещё не отключив в своём смартфоне опцию завись" я искал его глазами. Но в глазах рябилоот пятен и черточек на бересте. Либо ветеран -пехотинец ушёл вперёд, либо окопался, замаскировался и стал невидим. Словно в подтврждение тому, по поваленному, обросшему ковытами трутовиков стволу, цокая, пробежал бурундук с тремя полоскасмна спиек, словно подтверждение тому, что и на том свете бывают повышеия по службе и из ефрейторов одной армии можно перекочевать в старшие сержанты-другой.
аншлюс как флюс вот -вот влюблюсь
в какую-нибудь австриячку
сидеть в гаштете слушать блюз
бекон снимая с острия
пока ещё при мне штык-нож
и шмайсер мой и "Майфн кампф"
да и официантки ножки...
пью пиво и фильтрую кайф
ещё пока не Сталинград
пока не вши - купанье в ванне
и я тому безмерно рад
что Вагнера послушать в Вене
теперь могу...и ногу нa ногу
забросив я в сапог надраенный
гляжусь как в зеркало, нагую
красотку видя там...мудра
фортуна. если девкой пьяною
страна бросается в объятья
то почему не скажут прямо ей
что было лучше бы без платья
не плеть ведь брать когда идешь
как нас учил великий Ницше
к тому ж ликует молодёжь
на австриячке что ль жениться
МОНОЛОГ СПАНИЭЛЯ МОЦАРТА
Прости, МоцАрт, ты пах акватофаной,
свечами сальными, дешёвеньким винцом,
скрипичной канифолью, затхлой ванной,
хотя и коронован был творцом.
Хоть ты и гений, но, увы, не сука
с её оскалом милым и вокалом,
когда Сальери –вдруг входил без стука,
башмак его пах её чудным калом.
Парик его напоминал болонку
соседскую. Ушастых родила
она потом щенков, как ни банально,
а всё парфюм- такие вот дела!
Прости, Вольфганг, когда за гробом шлепал,
чтоб проводить тебя в последний путь.
я грезил об охоте на вальдшнепов,
на уток кряковых. Чтоб ты когда –нибудь
не деку скрипки, а приклад ружья
прижал к щеке. Взлетает капалуха!
Стреляй! Но на надгробии, дрожа,
твоем сижу- пёс с абсолютным слухом.
Луна-Сальери. Сколько на неё
ни вой, увы, не выстрелит ружьё.
4. июнь. 2010 г.
Глаза крестьянки синие,
что -с хлебом нам навстречу, тут вам не Абессиния, совсем другие речи. Не "панцыры" да шерманы в египетской ночи-
Карабалык...
Работа нал фильмом заканчивалась. Ты одоборила предложенную мню "нарезку" из эпизодов со спаниэлем моцарта, сатанинским ритуалом "Аненербе" в позземелье замка, с рябиной, каоиной, снегирями и синицами , в которых вселились души скончавшихся в лазарете военнопленных.
Другие статьи в литературном дневнике:
