Сон Шавката

Алишер Таксанов: литературный дневник

Ночь. В спальне президента темно. Тишина. Лишь Луна изредка выглядывает из-за облаков, освещая резиденцию первого человека страны. Странно покачаваются деревья, где-то ухает сова...
Вдруг вскрики, какие-то приглушенные удары, стоны. Первая леди вскакивает, включает светильник.
Видит, бледного и трясущегося мужа, натягивающего по уши одеяло.
- Вой, хужаин, все хорошо с вами? - испуганно спрашивает Зироатхон Махмудовна.
Шавкат икает, быстро озирается, что-то шепчет, но невнятное, продолжает дрожать. Сейчас он немного не в себе.
- Да что с вами, Шавкат-ака? - участливо спрашивает супруга. Она подает ему стакан воды с лимоном.
Президент делает несколько глотков, после чего объясняет:
- Кошмар приснился.
- Какой кошмар?
- Будто выходил из могилы Дода...
- Ваш папа что ли?
- Причем тут мой папа? - сердится Миромонович. - Я говорю про Дода...
Зироатхон вспоминает, что под Дода супруг понимал первого диктатора Узбекистана Ислама Каримова. Именно он так называл его, когда посещал то памятники, то усыпальницу в Самарканде. Но разница между Дода и "сыном" небольшая, но ведь Додой Каримов был для всех в политическом значении.
- И что?
- Выходит он в сгнившем костюме, сам тоже гниет, струпья свисают, черви падают с тела, а он протягивает ко мне руки. Зовет меня Ислам-ака, говорит: "Скучно мне в могиле одному, приходи, составишь кампанию..."
- Ох, Аллах! - пугается первая леди Узбекистана. - Что за ерунда вам снится?
- А я ему: "Дода, останьтесь у себя, я вашу работу делаю".
- А он?
- А он отвечает: "Не выходи сегодня на работу, я возвращаюсь. Хочу баллотироваться снова в президенты!" - и как засмеется, жутко так, страшно, костями трещит... "Не нужен народу твой Третий Ренессанс, я поворачиваю путь к Великому будущему!" - и стал тянуть меня в могилу... - тут Шавкат Миромонович опять затрясся, что зубами расколол стакан, вода пролилась на кровать.
Протирая влагу с одеяла, Зироатхон сердито заявила:
- Хватит вам, хужаин, смотреть глупости! Вы просто нервничаете из-за выборов! Успокойтесь. Идите на работу, делайте свое дело. Нет пять лет Каримова, все, умер он, и дела его умерли!
Мирзияев успокоился, удобнее улегся и вскорее захрапел.


Утром кортеж доставил его в президентский офис. Охрана как-то расстерянно смотрела на него и вяло отдала честь. Обслуживающий персонал разбежался по углам. Миромонович не обратил на это внимание. Он бодро выскочил из лимузимна, пробежался по лестничной площадке к себе в кабинет, а там...
За столом сидел Ислам Каримов. В сгнившем костюме, в котором его похоронили, смердящий истлевшим мясом, с высвечивающимися ребрами из-за пиджака. Маня к себе фалангами кисти, усопший президент заскалил зубами на желтом черепе.
- Я же говорил тебе, Шавкат, не приходить сегодня на работу. Не слушаешься ты меня, своевольничаешь!..
Миромонович рухнул на колени. Его сердце колотилось как мотор "Каптивы", пот лился по всему телу, руки и ноги дрожали. Он видел сон наяву.
- И-и-ис... сла-ам... Аб... ду-ганиии-и... - заикаясь, выдавил он.
- Я, я, остолоп! - сердито отвечал труп, что-то записывая на бумагу. - Плохо ты воспитал супругу, Шавкат, она меня унизила, сказала, что мои дела сдрохли как и я...
- Она п-про-о-ос-то...
- Ладно, Шавкат, ты побудь вместо меня пять лет в усыпальнице, я же возьму государство в свои руки и продолжу свою политику. А то я вижу, распустил ты народ, ох как распустил, поблажки даешь...
Ислам Каримов хлопнул костлявыми руками и откуда-то слетела нечистая сила, схватила Мирзияева и понесла к Шахи-Зинда, чтобы уложить его в нефритовый гроб...


- А-а-а-а!
- Что случилось, хужаин?
Шавкат открыл глаза. Он был на полу - свалился с кровати. Перед ним стояла супруга в пижаме.
- Вы пугаете меня, Шавкат-ака, что вам снится? Опять кошмар?
Миромонович опять боязливо оглядывается, после чего признается Зироатхон:
- Дорогая, я сегодня на работу не пойду. Сделаю выходной. Что-то плохо мне после вакцинации.
- Ну, это бывает, - улыбается супруга и идет на кухню, чтобы приготовить завтрак своему господину и лидеру узбекской нации.
А Шавкат натягивает на голову одеяло и обещает себе больше не называть Каримова "Додой".



Другие статьи в литературном дневнике: