Заключение экспертов о фотографиях и документальном фильме Умиды Ахмедовой, выставленное для обозрения в Интернете и на потеху публике, не вызвало у меня удивления или какого-то шока. Об интеллектуальном уровне сотрудников Министерства культуры, взявшихся экспертизировать все и вся в рамках предоставленных им полномочий, я узнал, когда сам впервые столкнулся с их оценкой общественно-политического журнала «Центральная Азия и Кавказ», представителем которого я был короткое время в Узбекистане. Не скрою, журнал был интересным, поскольку в нем давались хорошие аналитические материалы, освещающих события регионов бывшего СССР, причем не всегда совпадающих с позицией официальных сторон. Может, этим самым издание вызывало тихую ярость и негодование чиновников, постаравших сделать все, чтобы мало кто из жителей Узбекистана мог ознакомиться со статьями довольно известных авторов.
Итак, 8 сентября 2001 года я встретил на вокзале Ташкент-Центральная пассажирский состав из Москвы, где получил от проводника две коробки с журналами № 4 в количестве 103 экземпляра. Согласно установленным процедурам, я задекларировал издание на таможенном посту, у меня взяли на хранение их, выдали на руки два экземпляра на русском и английском языках для передачи их в Управление экспертизы Министерства культуры. 10 сентября я нашел на массиве Хадра здание управления и передал тамошним сотрудникам для искусствоведческой экспертизы. В среду я явился за результатами, но молодой сотрудник заявил, что возникли заминки, и ответ мне выдадут в пятницу.
14 сентября я уже имел на руках их заключение. Руководительница управления заявила, что я – враг народа, который хочет свергнуть конституционный строй, столкнуть страну в пучину гражданской войны и что по мне плачет тюрьма. «Я передаю вам первый экземпляр нашей рецензии, а два других будут доставлены куда следует», - злым голосом сказала она.
«Куда следует» - это СНБ и таможня. Я прочитал, и у меня волосы встали дыбом – такого бреда еще никогда не читал. Ярослав Гашек перевернулся в гробу, если бы узнал, какого сюжета он лишился для солдата Швейка. Самое удивительное было то, что оценку общественно-политической литературы давали не историки, политологи, экономисты или юристы, а... искусствоведы, люди, которые по своей специфике оценивали лишь культурные ценности – картины, антиквариат, археологические ценности, раритеты и т.п. Это все равно что мне, экономисту, давать заключение по учебнику хирургии – много ли умного и толкового я могу написать в том, чего не знаю?
Впрочем, это не смутило экспертов, взявших не за свой профиль. Их бумага меня чуть не отправила на «эшафот». Мою душу и сознание долго терзали два сотрудника СНБ в помещении дознавателя таможни, расписывая прелести тюремной жизни, используя живописные обороты высоколитературного языка и совершая при этом телодвижения, напоминающее танцы орангутанга перед брачным сезоном. Пугать они умели – такова уж их была гнусная профессия. Я понял, что мне грозило, однако отказывался признавать вину. Во-первых, не я был автором статей, хотя ни с кем из них не хотел спорить по поводу их материалов, и это злило чекистов, давно точивших против меня ножи. Во-вторых, я ввозил не контрабандно, а официально. В итоге мне ничего не смогли приписать, и они с явным неудовольствием на лице удалились в свою контору. Таможенник поста № 7 лишь оформил административный акт и передал дело в суд. Нужно заметить, что он был единственным, кто вел себя порядочно и интеллигентно.
Решением Миробадского районного суда от 8 ноября 2001 года журналы были конфискованы и уничтожены. Я, как говориться, отделался легким испугом, ибо против меня не могли возбудить уголовного дела, хотя такой исход кое-кого в СНБ не устраивал. Правда, уже через пять лет это упущение будет наверстано Генеральной прокуратурой с подачей СНБ, но это к данной истории не относится.
Прочитайте приведенную искусствоведческую экспертизу. Там лишь цензура, несогласие со статьями по четырем позициям. Это не анализ событий, не дискуссия, не аргументирование своих позиций (хотя и это не входит в полномочия экспертов), а безапелляционное заявление о преступности мнения авторов, имевших свою точку зрения по некоторым политическим моментам в Узбекистане. То есть искусствоведы взяли на себя право быть последней инстанцией, не соглашаться со статьями без каких-либо аргументов и доказательств.
Это просто неправда – и точка! – таков был их вердикт. Как было написано: «Настоящие факты явно искажены, трактуются авторами в удобной им форме, искажая реальную действительность, и не способствуют сложившемуся межнациональному и межконфессиональному согласию в Республике Узбекистан».
А почему бы авторам не трактовать, как они считают нужным – это их мнение и точка зрения, это их исследование и интерпретация. Субъективно или объективно они подходят – это позиция авторов, и в этом нет ничего плохого.
Откуда экспертам знать реальную действительность - они ангелы что ли? Почему они считают, что только они, сотрудники Минкультуры, знают, какова реальность?
Какими показателями они могли определить, каково сложившееся межнациональное и межконфессиональное согласие? У них есть прибор со шкалой? Или это рассчитывается логарифмической линейкой?
На основании ст.15 национального Закона о ввозе и вывозе культурных ценностей журналы «не подлежат ввозу в Республику Узбекистан». Подписи поставили: Акбарова Г.И – начальник отдела экспертизы; Умарбекова Д.Ф. – главный эксперт; Таджибаева М.Х. – начальник отдела контроля; Рузикулов Ф.Б., Рахимов Н. – главные иск-ды контролеры.
А после 16 месяцев бесконечных хождений в Министерство иностранных дел Узбекистана, мне выдали письмо за подписью пресс-секретаря К.Юсупова, что мне отказано в аккредитации. Без каких-либо пояснений, в чем причина. Без пояснений, почему нарушены были все сроки рассмотрения.
Страна должна знать своих героев! Поэтому я публикую их имена!
