О Войне - забавное.Заходил намедни в корпоративную нашу школу. Вообще-то, по поводу своего Лёшки. Поцапался с одним четвероклассником. Всё культурно, на заднем дворе, но у оппонента потёк нос, в пылу драки этого не заметили, и оба изгваздались в кровище, катаясь в обнимку по земле. Поэтому, уже когда возвращались, заключив перемирие, напугали училку, та сообщила, ну и пришлось родителям встречаться у директора с целью убедиться, что у нас тоже нет взаимных претензий. Вообще, меня это несколько заёбывает, склонность современных педагогических кадров напрягаться из-за всякой ерунды. Если б моих предков тягали к директору всякий раз, когда я кому-то расшибал нос или мне расшибали, в той советской, образцовой спецанглийской школе, – им бы работать некогда было. Но наши учителя мотивируют свою тревогу тем, что «это ж особые дети, они ж через одного – ОПАСНЫЕ СПЕЦПРИЁМЫ знают». Ну да, это дети сотрудников. Обычно – очень хорошо подготовленные физически. Мой – уж точно. Ему сейчас восемь, и он очень добрый мальчик, но на гасиенде он и двенадцатилетних ребятишек запросто уделывает в борьбе. Правда, я не знаю, что такое «опасные спецприёмы». Вот имея второй дан карате в юношестве, очень качественную боевую подготовку и пятнадцать лет оперативной работы – я не знаю, чего это за зверства такие. Вернее, я знаю приёмы, которые позволяют нейтрализовать противника, причиняя минимальный ущерб его здоровью. Без сломанных запястий, без тычков пальцами в глаза, без разрывания губы, без использования ножа (доступ к которому у любого школьника так или иначе имеется). И стараюсь сына научить этим приёмам, чтобы не калечить людей всуе. Как и другие родители стараются. Попутно прививая мысль: одно дело – обороняться от пятёрки отмороженных гопников, и там все средства хороши, а совсем другое – дуэль с однокашником. Как бы он ни был тебе омерзителен конкретно в данный момент – думать надо, чего делаешь. И не увлекаться. Убить-то человека – проще простого. Весь понт в том, чтобы избегать этого, без крайней нужды. Впрочем, в этой ситуации мы разобрались очень быстро, придя к выводу, что наши детишки дрались вполне корректно, без фанатизма (что подтверждено было видео с мобильников «секундантов»), но пост – о другом. Тогда же, на выходе из директорского кабинета, я повстречался с историчкой Леной. Мы с ней дружим (хотя не спим), она очень такая разумненькая и нормально мыслящая девчонка… Ну как «девчонка»? Да, теперь уже тридцатник для меня - это «девчонка». И она меня озадачила: «Слушай, Артём, ты мне нужен как признанный авторитет в вопросах морали и нравственности». «ЧЕГО? Кем это я признан в столь сомнительном качестве?» «Ну, тут такое дело... Короче, к 9-му Мая провели во всех классах, от седьмого, такую акцию. Вольное сочинение на тему «Моё личное отношение к Великой Отечественной Войне». «На истории?» «Да. Решили – что на истории, а не на лит-ре. И вот там, конечно, многие разгулялись поперёк и вдоль геополитики, всю свою эрудицию вывалили… Но вот одно сочинение – я просто не знаю, что с ним делать. Давай, покажу?» «Ну, покажи». Сочинение начиналось так: Сначала я немножко покривился, но, подумав, решил, что в таком кондовом начале – «что-то всё же есть». Ну уж слишком оно кондовое для уровня наших «эсколяров». «Вот взять хотя бы простого советского лётчика, Евлампия Чигастелло. Нынче мало кто уж помнит его имя и его бессмертный подвиг, и это печально. Хотя он совершил такое, чего нельзя забывать. Ведь он был первый, кто, идя в атаку на своём бомбардировщике ДБ3-Ф, сбросил на озверевшие немецкие танки 56 женщин и подростков, пионеров-героев, поскольку на аэродроме уже не осталось бомб. И видя, как решительно пикируют на вражеские колонны советские женщины и дети, немцы в панике разбегались, понимая, что этот народ нельзя победить». «Гхм!» - сказал я. «Вот и я, такая, «Гхм!» - подхватила Лена. – С одной стороны – смешно. С другой – ну уж ОЧЕНЬ чёрный юмор, за гранью добра и зла. И мне стыдно, что мне это смешно». Я пожал плечами: Она (опасливо): Я(вздыхая): Лена: Я(шумно вздыхая): «Знаешь, тут даже не важно, что на месте предполагаемого крушения самолёта Гастелло были обнаружены останки экипажа Маслова, и это утаили, а Гастелло упал совсем в другом месте. И не очень важно, какие есть шансы у дальнего высотного бомбардировщика ДБ3-Ф, он же Ил-4, будучи подбитым, имеющим возгорание баков, хоть как-то направиться на какую-то наземную цель. Что важно: в истории с Гастелло следовало задать один и главный вопрос: какой мудак распорядился использовать дальние высотные бомберы для штурмовки колонн Вермахта?» «А ведь этот мудак – он начинал так же. Так же, как и ты. «Да, задача кажется абсурдной, она противоречит моим естественным размышлениям о возможностях самолётов ДБ-3Ф, но есть такое слово – НАДО. И значит – я пошлю на смерть отличные экипажи и отличные машины, просто чтобы отчитаться перед вышестоящими: я делал всё, что мог, и все погибли, кто мог». «И это именно тот подход, с которым мы категорически, неистово боремся в нашей Корпорации. Мы не знаем слова «герой». Для нас, как и для большинства действующих армий, это скорее ругательство, чем хвалебный эпитет. Твоя задача, если ты воюешь, - не собственную жизнь в жертву приносить, а убивать врагов. Возможно – трусливо. Возможно – исподтишка. Возможно – отстирывая свои штаны после каждого боя. Это всё не важно. Важно – что ты их убиваешь и остаёшься в живых». «Советская пропаганда чрезвычайной жертвенности – она не только паразитарной была, на чужих подвигах, но и необычайно тупой. Возможно, именно вследствие этой пропаганды мы так много народу потеряли. Когда молокососы-лётчики мечтали не сбить побольше противников без ущерба для себя, как Эрих Хартман, а впечататься в землю, как Гастелло. Это «шахидский» какой-то вариант. Как и японские камикадзе (хотя в их условиях смертельная атака по таким крупным и уязвимым объектам, как вражеские корабли, была хоть как-то мотивирована)». «К слову, вот есть в Саут-Парке такой персонаж, Эрик Картман. Ну да, ты смотрела Саут-Парк. И понимаешь, что этот жиртрест-жидоед-расист – всё-таки немножко так имеет ассоциации с Эрихом Хартманом, лучшим асом всех времён и народов. И Эрих Хартман – чем он не герой-то, собственно? Только тем, что не погиб, а отсидел десять лет в советских лагерях по совершенно вздорному обвинению? А так – да нормальный герой. Который тем и знаменит, что всегда шёл в обход… В смысле, атака от солнца в пикировании с мгновенным уходом на вертикаль. И так он сбил официально 352 вражеских самолёта. Реально – меньше, наверное. Но по-любому очень дохрена. Поскольку был «трус» и не ввязывался обычно в маневренные бои. И с начальством у него обычно очень плохие отношения были, поскольку он не хотел подчиняться приказам, которые мешали ему работать так, как он умел работать». «Ну и если в Саут-Парке этого Хартмана низводят до жиртреста Картмана – ничего, никаких протестов лютых в тебе не играет, нет? А когда глумятся над японскими лётчиками-камикадзе – тоже ничего не взыгрывает? Но вот стоило Мише изобрести этого Чигастелло – ты тоже не чувствуешь никакого «органического» протеста, сама по себе, но чувствуешь, что НАДО БЫ как-то возбухнуть, в угоду каким-то доктринам, не разделяемым тобой самой?» «Расслабься: не надо. Никому не надо. Пацан выебнулся – ну так поставь его на место как учитель истории, а не как агитатор. Укажи ему, что в бомбовом отсеке ДБ3-Ф в принципе не могло поместиться 56 женщин и подростков, по ТТХ. Поставь ему… подвешенную оценку за это художество и попроси написать какое-нибудь всё-таки исторически обоснованное сочинение. Но только если он тебе напишет историю с подвигом Гастелло (который вовсе не Гастелло) как есть – будь готова объяснить классу особенности советской пропаганды. Всегда к этому готова будь». © Copyright: Артем Ферье, 2012.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
