О милиции советской и нынешней

Артем Ферье: литературный дневник

За свою жизнь я примерно десять тысяч раз слышал, что в мире множится насилие, что люди теряют всякие нравственные ориентиры и погрязают в агрессивном безумии.


Примерно пять тысяч раз я слышал, что люди в современном обществе тупеют, дебилизируются средствами рекламы, массовой информации и т.п.


И пару тысяч раз я слышал, что в России из органов правопорядка ушли (продолжают уходить) лучшие, многоопытные кадры ещё советской закваски, истинные сыскари и следаки, и от этого – неэффективность работы.


Первое утверждение – просто параноидальный бред, диаметрально противоположный наблюдаемой реальности. Вернее, не столько бред, сколько – следствие обострения реакции на насилие по мере снижения агрессии в обществе (я, разумеется, имею в виду цивилизованные страны).


Второе – заблуждение человека, видящего вокруг слишком много людей глупее себя (реально глупее или же по его мнению). Но, смею заверить, во все времена индивиды, почитавшие свой ум выдающимся (обоснованно или по ошибке) – считали окружающих преимущественно дебилами. Объективно же, современный человек, «одураченный» рекламой и СМИ, на самом деле мыслит гораздо более здраво и критично, нежели его дедушки. Как правило – он и психически гораздо более вменяем, нежели ёбнутые фанатики, заполонявшие многие европейские страны ещё несколько десятилетий тому назад. Сейчас такие типы – всё же экзотика, а не норма.


Но с третьим постулатом спорить не приходится. Хотя поговорить хотелось бы.
Итак, безусловно, что из рядов правоохранительных органов в постсоветские годы ушло много сотрудников, как уходят они и сейчас. Причём, зачастую – это наиболее опытные и ценные кадры. Это факт.
Но говорят, что это ещё и проблема. В связи с этим хотелось бы поинтересоваться: а в чём она, собственно?
Понимаете, если человек уходит из милиции, ФСБ, прокуратуры досрочно – то редко когда он делает это ради того, чтобы осесть у себя на даче и растить капусту, подобно императору Диаклетиану. Обычно же, он уходит из органов, но уходит туда, где продолжает работать по своему профессиональному профилю. Да, он покидает государственную службу, но использует свои навыки, свой опыт, свои связи – в коммерческом секторе. Создаёт собственное детективное бюро или ЧОП, устраивается в службу безопасности какой-нибудь корпорации, иногда – уходит в журналистику, проводить расследования.


Ну и чем это плохо-то? Тем, что милиция или ФСБ или прокуратура лишаются его услуг? Так ведь кто-то – их приобретает. Где-то убывает, где-то прибывает. И ещё неизвестно, на каком поприще этот человек приносит больше пользы обществу. В конце концов, свет клином, что ли, сошёлся на государственных правоохранительных органах? Нет, их работа, конечно, необходима для нормального функционирования социальной системы, но кто сказал, что они должны навечно вбирать в себя все ценные человеческие ресурсы?


В действительности, это явление, когда человек, поработав в госструктуре, потом уходит в частники, - вовсе не исключительно российская фишка. Оно сплошь и рядом встречается во всех странах (где есть частный сектор). Конечно, какие-то полицейские тянут лямку до самой пенсии, будучи то ли неамбициозными людьми, то ли действительно так любят свою работу именно в этом качестве и по-иному не мыслят своё призвание. Но многие – используют госслужбу лишь как трамплин, как полезную стажировку перед переходом к каким-то более серьёзным (и прибыльным) делам. Ничего скверного в этом я не вижу. Равно как – и ничего экстраординарного.


Хотя, конечно, это явление было в диковинку для пост-Союза, когда менты и чекисты толпами повалили в частный сектор. Многими это воспринималось как кризис системы и обвал всего-всего-всего. Правда, следует иметь в виду: до самого конца восьмидесятых у служивых людей просто не было альтернативы, где бы приложить свои силы с большей пользой и за большее вознаграждение. Не было этого самого частного сектора для правоохранительных работников. Но когда он появился, да ещё и расцвёл так буйно и стремительно – ничего удивительного, что он стал переманивать лучшие кадры.


Говорят ещё, что причиной бегства ментов были их позорно низкие зарплаты. Но давайте смотреть правде в глаза: зарплаты госслужащих в девяностые были таковы, что на них вообще невозможно было прожить. Физически. Поэтому - никто на них и не жил (часто – даже и не ведали, сколько им причитается этих смешных фантиков в кассе). Между тем, лично зная десятки офицеров милиции, не знаю ни одного, кто бы году этак в девяносто четвёртом ездил на отечественной машине. В девяносто третьем – ещё возможно. Но в девяносто четвёртом – это уже было как-то неприлично.


Отдельная тема – хвалёный профессионализм советской милиции. Я бы сказал, это вопрос неоднозначный. Спору нет, бывали толковые сыскари, которые знали наизусть и в лицо подопечный криминальный контингент, все их хазы, малины, и могли, будучи разбужены среди ночи, рассказать, у кого из корешей отвисает Ваня Палёный, обмывая очередной свой фартовый скачок. Безусловно, они имели и опыт, и навыки оперативной работы. Но – вот в этих пределах. И против таких оппонентов, среди которых самыми крутыми были – суровые дяденьки с синенькими звёздочками на плечах и прочих местах, лучше всех умеющие сидеть на тюрьме.


Однако ж, времена изменились, и масть пошла совсем другая. Строго говоря, оргпреступность на экономическом замесе – существовала в СССР и в глубоко застойные времена. Цеховики, фарца, «спекулянты». С ними боролись. Профессионалы из ОБХСС (а порою и из КГБ). Порою – разоблачали какие-то мафии, кого-то сажали. Бывали и громкие дела. Но их частные успехи – не отменяли общей картины. Она же такова, что органы, защищавшие советское народное хозяйство от враждебных (читай – рыночных) форм, – проиграли эту войну вчистую уже к началу восьмидесятых. Не могли не проиграть. Ибо они пытались сохранить систему, в которую уже никто не верил, и боролись с явлениями, которые, положа руку на сердце, были востребованы в народе гораздо больше, чем трескотня про победу социализма.


Ну а дальше – пошло поехало. Горбачёв, не имея иного выхода, легализовал частное предпринимательство, издав «Закон о кооперации». Это было примерно то же самое, что разрешить разводить костры и устраивать камины в ледяном дворце Снежной Королевы.


Советский Союз – он же какой был? Величественный, весь из себя блестящий, нерушимый. Вот только внутри – как-то не очень для нормальной человеческой жизни приспособленный. Шибко зябко. Вот Горбачёв и разрешил топить помаленьку, но только чтобы «сознательно».


Доводилось слышать такое суждение. Мол, сами по себе кооперативы, которые производственные или, там, кафешки частные, – это ещё ничего было, штука народу полезная, но бич был – торгово-закупочные кооперативы. И вот с ними, мол, надо было бороться.


Граждане дорогие! Вы чего-то не понимаете в этой жизни. Вы позволяете кому-то обогащаться, продавая какой-то товар населению – самостоятельно, работая на свой карман. И вы хотите, чтобы этот кто-то довольствовался реализацией лишь собственной продукции? Ага, щаз. Вы позволили ему вести бизнес, аккумулировать средства и маневрировать ими. А бизнес – не знает таких странных понятий, как «производство – хорошо, комрадорство – плохо». Бизнес – ищет прибыль, а не соответствие вашим чуднЫм представлениям о деловой этике.


И будьте покойны, это охуенно прибыльно – наладить связи с базой государственного снабжения, покупать там товар по дотированной госцене, а потом – распространять его уже по рыночной цене через свои вполне легальные каналы. Когда же у вас есть какой-никакой капитал – процедура решения вопросов со всеми задействованными лицами будет протекать очень легко и приятно. Особенно, в нищей стране, где в глубине души едва ли не каждый гражданин считает, что главный вор – это родное государство (и небезосновательно он так считает). Вполне закономерно, что плановая экономика с жёстким ценовым регулированием – просуществует очень недолго наряду с рынком. Каковы бы ни были государственные резервы – они все вылетят в трубу. Что и случилось.


Но даже если бы ОБХСС (при всём своём знаменитом профессионализме) пытался рьяно бороться с такой деятельностью – они уже совершенно не могли контролировать ситуацию. Одно дело распутывать махинации в сети магазинов «Океан» или припекать железными рогатинами директора Елисеевского, и совсем другое – противостоять явлениям, которые становились не «наростами на экономике», а – основой экономики.


Естественно, концентрация финансового ресурса в частных руках повлекла и смещение ресурса властного, силового. На сцене появлялись такие фигуры и организации, по сравнению с которыми всякие Горбатые, Фоксы и прочий послевоенный разгул бандитизма – просто жалкие, полудурочные дети (да как и того времени синенькая воровская элита, собственно говоря). И тут в полный рост стало ясно главное: советская милиция совершенно не готова к борьбе с реальной организованной преступностью, имеющей мощную экономическую подоплёку. Соответствующие структуры в МВД и КГБ создавались аврально – но успеха поначалу имели очень мало.


Вообще говоря, если б мне нужно было придумать какой-то слоган к переломным событиям конца восьмидесятых и начала девяностых, он был бы – «Добро пожаловать в реальный мир!» Из сладких советских грёз (под конец – тошнотворно сладких).


Конечно, в конце восьмидесятых я был ещё очень юн (я 76-го года рождения), но субъективное ощущение тогда было – что эта суперпрофессиональная советская милиция вообще НИ НА ЧТО не годна и что все государственные структуры коррумпированы беспросветно, состоят целиком либо из импотентов, либо из конченых упырей. Если кому-то из молодёжи представляется, что сейчас наблюдается точно такой же ****ец – нет, поверьте, не такой же. Пока – ещё не всё так плохо, как казалось в конце восьмидесятых.


Ну и ладно, что милиция была абсолютно беспомощна против нарождающихся серьёзных мафий. В конце концов, разборки высокого криминального уровня – мало затрагивают жизнь простых обывателей. Однако ж, рискну утверждать, и ментовская тогдашняя компетентность в обеспечении общественной безопасности и в расследовании «простых» преступлений – вызывала некоторые сомнения. И, опять же, по моим субъективным ощущениям, криминогенная обстановка собственно на улицах в конце восьмидесятых – была в разы хуже, чем сейчас.


Статистика, разумеется, говорит иное. Сейчас, допустим, если у вашего сына какая-то шпана отжала на улице мобильник – с большой вероятностью их не найдут и телефон не вернут (хотя есть шанс, что найдут). Но за что могу ручаться – году в восемьдесят девятом никакому подростку попросту не пришло бы в голову обращаться в милицию с жалобой на обувшую его гопню. Это было абсолютно бесполезно. Они бы стопроцентно не приняли заявление и не зарегистрировали бы то, что в нынешней статистике идёт как грабёж или разбой.


Помню, у одного моего одноклассника автовские ребятишки отобрали мафон с кассетой Дорзов. Причём происходило это непосредственно у станции метро, буквально под носом у патрульного экипажа. Он подошёл к ним, указал на обидчиков, на что получил философский ответ: «Ты говоришь, что мафон твой, они скажут, что ихний… поди разбери!»


Разумеется, менты не имели доли с местных гопников (хочется в это верить). Но – им было настолько всё похуй, что с тем же успехом их могло вообще не быть. Да собственно, их практически и не было, как общественно значимого явления, в те годы. Во всяком случае, от них не было ни помощи, ни пользы, одни только мелкие пакости.


История с мафоном разрешилась благополучно. Мы собрали народ, я подтянул кое-кого из своей секции карате, метнулись в это Автово, нашли грабителей с полпинка, поговорили, пристыдили, нам всё вернули и даже денег приплатили в качестве компенсации (не берусь гадать, откуда у гопников деньги, но мы были – добросовестными приобретателями).


Тогда я окончательно понял, что если человек рассчитывает на бескорыстную помощь со стороны милиции – ему лучше вешаться сразу. Надеяться можно на кого угодно, но только не на советскую милицию с её запредельным «профессионализмом» и «ответственным подходом». То есть, повторю: это, наверное, во многом субъективное и несправедливое ощущение, но тогда реально казалось, что нет в стране организации более бездарной и беспомощной, чем милиция. Конечно, были и в ней честные и смелые люди, но всё же они были чертовски наивны, как и всё тогдашнее советское общество.


Довольно странно, но как раз в пресловутые девяностые, когда «всё пропало», когда из ментовки свалили лучшие и самые опытные кадры, - я всё чаще стал встречать более человекообразных и более адекватных ментов (хотя, конечно, дело и в том, что я просто стал больше общаться с этим ведомством). Нет, никто из них не был «комиссаром Катани», доблестно отсекающим щупальца «ля пьёрве оргпреступности», но это были всё же приличные, толковые люди. И их система – помаленьку трансформировалась под реальные задачи реального мира, вырастала из коротких штанишек уютного существования в кукольном царстве со сказочной идеологией, игрушечной экономикой и деревянными денежками. Уже году к девяносто пятому – они стали представлять собой солидную силу.


Многие им пеняют на то, что они якобы скурвились, стали мириться с нарушением закона, а то и сами охотно его нарушали. Ну да что поделать? Законы российские были чудо как хороши, но жизнь – оказалась слишком сложна и многогранна, чтоб описать все её явления и дать ответы на все «вызовы» корявыми буковками юриспруденции. Закон писаный – удел судов и адвокатов. А на практике порой требовались более быстрые и резкие меры, чем подача иска в суд.


Государство само по себе оказалось тогда категорически неспособным разруливать проблемы, возникающие в новой экономической реальности. А чтобы приемлемые правила игры выработались в бизнес-сообществе – требовалось некоторое время на прохождение ускоренного курса платёжной дисциплины и понимание важности деловой репутации (да и на формирование той самой репутации – всё же годы требуются).


Ясное дело, обеспечение этих насущных потребностей нового социального уклада – требовало и соответствующих структур с соответствующими методами. При этом не приходилось выбирать между законопослушными чистюлями и нарушителями закона. Приходилось выбирать между головорезами, которые чтут хоть какие-то принципы, и – ПОЛНЫМИ ОТМОРОЗКАМИ. Но требовать чёткого и неукоснительного соблюдения закона? Гхм, хорошая шутка!


Иные из тогдашних вполне заурядных ситуаций, вероятно, показались бы дикостью в какой-нибудь Швейцарии (поскольку она столетия назад прошла то, что России довелось проходить по второму разу в девяностые и нулевые).


Помню, в девяносто шестом на одного нашего подшефного («подкрышного», если называть вещи своими именами) коммерса неслабо наехал один, типа, авторитет. В смысле, «человек, известный в некоторых кругах как криминальный авторитет и лидер Н-ской преступной группировки», но это, конечно, грязные наветы на честного бизнесмена. Он был не какой-нибудь там синенький парашник (которые тогда выходили из моды и из дел, к огорчению романтически настроенных журналистов). Он был, типа, «Дон Корлеоне, торговец оливковым маслом со специфическими маркетинговыми технологиями».


Парня предупредили, что конкретно на этого коммерса – наезжать не надо. Его предупредили от лица ФСБ. Но тогда, надо отметить, эта организация не всем внушала священный трепет. Сказать правду, и КГБ на излёте Совка – имела такой же разболтанный и жалкий вид, что и милиция. Поэтому парень начхал на предупреждение и нанял людей со стороны, чтобы заминировать машину коммерса и отследить «чекистов», выходивших с ним на контакт. Мы его слушали, поэтому покушение удалось предотвратить, а его самого – пришлось нейтрализовать в ускоренном порядке, пока он не наворотил ещё дел, при своей-то отчаянности.


Потом же встал вопрос, как быть со следствием, которое вёл очень умный и достойный человек, краса и гордость Московской прокуратуры. Конфликт с нашим коммерсом был известен, и следствие пошло разрабатывать его. Поэтому мы решили пойти на полную честность. Откровенничать – отрядили меня.


Я заявился к этому следователю, представился старшим лейтенантом ФСБ и заявил в лоб, что мы, будучи крышей подозреваемого, решили его проблему таким образом. Сообразно ситуации. Презентовал ствол, из которого стреляли (не я… в тот раз). И сказал вполне искренне: «Мы вас уважаем, мы не пытаемся на вас давить, но, как вы, наверное, понимаете, предать нас суду – получится вряд ли. Да и надо ли? Покойный, сказать правду, не был хорошим человеком. Он был беспредельщиком, каких мало. И каких чем меньше – тем лучше. Но что я могу вам предложить, дабы заказняк был раскрыт хотя бы до исполнителя: мы дождёмся очередного трупа какого-нибудь дикого гастролёра – и у него найдут этот ствол. А вы – найдёте связь и распишете всё так красиво, как только вы умеете».


Почтенный муж лишь усмехнулся:
«Труп дикого гастролёра – тоже ваша фирма обеспечит?»


«Уж как придётся. Но сами знаете: подходящие персонажи остывают на наших улицах с удобной регулярностью».


Ему ни на секунду не пришло в голову усомниться, что я из ФСБ (на самом деле – не совсем). Ему ни на секунду не пришло в голову усомниться в том, что ФСБ крышует бизнесы и гасит их обидчиков во внесудебном порядке. И это не вызвало у него ни тени возмущения. Он всё воспринял как должное, как сермяжную правду жизни. Более того, в его глазах читалось явное одобрение тому, что крыша так добросовестно впрягается за своих подопечных. Это не по закону. Но это – благородное и ответственное поведение. И это – лучшая рекомендация в пользу того, что с нами можно иметь дело.


Но если говорить всю правду: ему, как и многим другим «красным», было глубоко похуй, из ФСБ я или нет (некоторые, например, считали, что на самом деле мы – ГРУ, использующее иные конторы как прикрытие во внутрироссийских делах). Отношения строились – не столько между ведомствами, сколько между людьми, с которыми можно иметь дело. И если человек приходит к тебе, показывает корку, как так и надо, рассказывает о своей причастности к заказному убийству, как так и надо, предъявляет проходящий по делу волын, как так и надо, то, наверное, - оно так и надо?


Много раз ловил себя на мысли, что советская мания секретности вкупе с последующей тягой к нездоровой сенсационности сыграла забавную шутку даже с самыми здравомыслящими и многоопытными сотрудниками силовых ведомств. Понятно, что обывателю на каждом шагу мерещатся заговоры и могущественные тайные общества, но ведь и правоохранительные зубры зачастую питались теми же сплетнями, теми же мифами, которым верили просто потому, что почти нихрена не знали, как реально устроено это государство и кто в нём на что способен.


Общее мнение сотрудников любой правоохранительной конторы о «соседях» (или даже о другом структурном подразделении своего родного ведомства) – «От этих свиней всего ждать можно». Ну или даже – без негативных коннотаций, особенно, если речь шла о таких делах, как внесудебная ликвидация особо отмороженных криминальных лидеров.


Отсюда и все эти дикие истории про «Белую стрелу» и прочие «эскадроны смерти», во что верили многие очень здравые и знающие люди (и относились к идее сочувственно). Мы это умонастроение эксплуатировали, не стремясь развенчивать сказки. Но когда на роль «Белой стрелы» подписывали Курганскую группировку (феерические лохи были!) и мегакиллера (my ass!) Сашу Солоника – нам становилось слишком смешно.


И это – было в девяностые. Когда МВД всё же поднималось с колен, встряхивало головой и приходило в чувство. Повторю: тогда – менты как раз учились работать в реальном мире, и укреплялись, и к концу девяностых – крыши повсеместно покраснели. Сейчас, понятно, вообще немыслимо, чтобы где-то что-то держал какой-то Вася Мощный Бык, не имеющий очень крепких завязок в ментовке, не сроднившийся с красными душой и телом.


А вот в конце восьмидесятых и в самом начале девяностых – это была реальная ситуация, когда на районе верховодит какая-то охреневшая отморозь, а суперпрофессиональная советская милиция стоит в сторонке и ковыряет пальчиком в ладошке. Прекрасно зная, что попробует сунуться против этого упыря – он ими жопу вытрет. Просто потому, что они его по закону будут доставать очень долго и муторно (и устанут пыль глотать), а он их – достать может в любой момент, узнав домашние адреса у девочки из кадрового отдела, за коробку «пьяной вишни». И в отличие от него – они не могут уйти из-под удара, залечь на дно. Это для них очень угнетающее было сознание.


Потребовалось время, чтобы менты тоже отрастили себе клыки и когти, под стать эпохе и своим оппонентам. Научились бить на упреждение и жёстко. Они сами превратились в бандитов? Ну, по крайней мере, нынче они – довольно эффективные и, как правило, вменяемые бандиты. И не служат идиотской системе, где всё поставлено с ног на голову и которая, как казалось тогда, имеет единственную цель: не дать людям жить по-людски. А служат всё-таки поддержанию порядка. Пусть и не всегда безупречно законными способами (а кто без греха?) Это как-то морально больше согревает. Потому что их душевные противоречия в восьмидесятые – мне даже страшно представить. Тогда ведь всю систему корёжило и мутило от осознания того, какой хернёй они занимаются, какой скотский режим защищают и какими гнидами их считает подавляющее большинство населения (поверьте, недовольство работой милиции в последние годы – это ничто по сравнению с тем презрением, какое к ним питали в восьмидесятые).


Но, конечно, и тогда уголовный розыск занимался борьбой с такими преступлениями, которые во все времена – преступления. Насколько эффективно действовали эти мегапрофессионалы? Что ж, конечно, среди них были толковые, даже талантливые люди. Но порой, почитывая старые громкие дела, особенно по маньякам, за голову хватаешься от их проколов (это уж не говоря о руководящей роли Партии, которая то одну, то другую мразь выгораживала, дабы «не бросать тень»). Но даже в чисто профессиональном смысле – да криво они тогда ОРМ проводили. Силы привлекали огромные, но действовали – довольно тупо. Светились очень явно. Сейчас – они обычно гораздо изящнее работают.


Отдельный момент ещё – техническая оснащённость. Понятно, что с тех пор прогресс далеко вперёд ушёл, но штука в том, что нынче российские правоохранители оснащены вполне по мировым стандартам (деревня Кукуево – не в счёт), а тогда – они очень отставали от тоговременного уровня развитых стран. Впрочем, это характерно для всего советского хозяйства, кроме, быть может, армии.


Ну и ещё немаловажный аспект – целепостановка. Тогда цель была – расследовать преступление, собрать доказательную базу, изобличить виновных и предать их суду. Сейчас – всё не так просто. Сейчас цель бывает, зачастую, - расследовать преступление, собрать доказательную базу, изобличить виновных, и – порешать с ними вопрос. На предмет того, как они готовы отблагодарить за благополучный развал дела.


Разумеется, тут речь не идёт о маньяках-убийцах, похитителях детей или иных каких-то конченых отморозках. Таких – менты закрывают добросовестно, по мере возможностей. Но бывает много ситуаций, когда человек, формально совершив преступление, не больно-то опасен для общества. И при этом богат. И потому – надо предъявить ему железные доказательства, чтобы он не послал сразу нахуй. А для этого надо их найти. А потом, по достижении согласия, - изъять из дела. Ну или как-то в ином свете представить.


И в этом они бывают исключительные мастера. Такие, что советским не снилось. Те-то – уныло играли в шахматы с одного края доски, белые начинают – и далеко не всегда выигрывают. А нынешние – они сначала играют белыми, а потом поворачивают доску и громят самих себя. Порою – виртуозно, любо-дорого смотреть.


Поэтому, когда дело не доходит до суда, - это зачастую не значит, что опера и следаки – бестолочи. Нет, это может означать, что оставление фигуранта на свободе – не противоречит их базовым моральным принципам. Равно как и договорённость с ним.


Это коррупция? Вспомнились слова моего «подопечного» следачка Юрки Мохового, сказанные им на заре своей карьеры, в середине девяностых:
«Знаешь, Тём, я бы считал себя полной сукой, если б не отпускал за пятьсот баксов всяких студентов, пойманных на сбыте корабля анаши другим студентам. Им же пятерик реально светит, если я дело не подразвалю. Вива коррупция! Она позволяет мне сохранить хоть каплю самоуважения, хоть толику веры в свою моральность!»


Я полюбопытствовал, приняв у него косячок:
«А чего бесплатно не отпускаешь, в таком разе?»


Он ухмыльнулся:
«Не, тогда бы я считал себя полным лохом. Не, ну если уж подставились, если попалились – надо штрафовать за преступную небрежность! Да и потом: опера не поймут, если мне с ними нечем делиться будет!»


Подытоживая, скажу так: хоть я, конечно, не эксперт по советским временам, но, насколько могу судить, это была в принципе очень упрощённая модель социальных отношений. Сознательно, искусственно упрощённая, где навязывалось чёрно-белое видение реальности.
Но ведь, блин, «мир чёрно-белый – разрисуют чудаки». В конце концов – разрисовали. И когда страна наконец проблевалась от этой простоты, которая хуже воровства (а социализм - хуже воровства, ибо он – воровство с претензией на праведность), – вернулась реальная реальность во всём своём радужном сиянии, во всём многообразии форм человеческого взаимодействия, во всём электрическом грохоте коллизий между различными моральными императивами и юридическими догматами.


А менты в нынешнем мире? Да не спорю, по-прежнему есть среди них и тупые, ленивые твари. Но, рискну утверждать, крепких и бойких профессионалов - сейчас больше, чем было в советские времена. Вот только – не всегда их профессионализм обращён на всемерную защиту закона. Да что он за цаца такая, чтоб его защищать всемерно, язык на плечо, кровь из жопы?


Повторю не единожды высказанную мною мысль. Говорят, один мудрец, то ли Конфуций, то ли ещё какой пафосный ***, изрёк: «Когда я въезжаю в страну – я не спрашиваю, хороши там законы или плохи. Я спрашиваю: исполняются ли они?»
Думаю, это речение всегда понимали превратно. Мол, не важно, какие законы, но если они исполняются – то жить можно. На мой же взгляд – законы ВСЕГДА плохи. Поскольку составляются либо по прихоти деспота (при тирании), либо – потакают безумным лоховским предрассудкам (при демократии). Поэтому нормальный человек может комфортно существовать лишь в том обществе, где законы исполняются без лишнего фанатизма, где их можно обойти (в пределах разумного).
Ну и нужно отдать должное правоохранительной системе новой России – она в целом устроена так, что можно достигать взаимоприятных компромиссов, подкреплённых базовым нравственным чувством и нежеланием сторон пускаться в крайности, и пофиг, чего там бараны в Думе напринимали.



Другие статьи в литературном дневнике: