***

Юрий Николаевич Горбачев 2: литературный дневник

С НОВЫМ 2022 ГОДОМ , ДРУЗЬЯ!


***
Юрий Николаевич Горбачев 2: литературный дневник
Глава 1. Дым отечества



Охолаживающий октябрьский ветерок трепал угол отлепившегося от краснокирпичной стены плаката с броской надписью РАЗЫСКИВАЮТСЯ. Другой нижний угол серовато-белого прямоугольника был расчётливо оборван наискось, и маячащий в полумраке малиновый светляк цигарки не оставлял сомнений в том, что именно на эту самокрутку и ушла часть печатной продукции местной типографии, наборщикам которой с 18 ноября 1918 года пришлось набивать свинцовыми литерами колонки декретов и воззваний Верховного Правителя,чья крюковатая факсимильная подпись КОЛЧАК вонзалась в мозг каждой буквой нервного росчерка.


Скрипнула подвеска фонаря. Пыхнула цигарка, высветив щеку, глаз, вздернутый нос, папаху дефилирующего по перрону солдатика в шинели с трепыхающейся на ветру крылом недобитой птицы полой шинели и с винтовкой на плече. Дохнуло едким дымом самосада,добавившего терпкой горечи к запаху шпального креозота, металлическому привкусу рельс и дымам паровозных топок.
- Вишь! -ткнул солдат дотлевшей до середины самокруткой в обрывок плаката.- Парочка! Баран да ярочка! Вроде как из благородных. А туда же - варначить!



В неверном свете фонаря, чуть в стороне от собственной тени с клювом фуражечного козырька я мог разглядеть два бледнеющих в сероватых прямоугольниках лика. Женщины. И мужчины. Дымная путаница волос над удивлённо распахнутыми глазами, прямой нос, надменно сжатые губы - её.Хищный взгляд из под щегольски махонького лакового козырёчка фуражки с кокардой, из-под которой рвался на волю выплеск чёрной кучерявины, снисходительная улыбка из -под стрелок усиков записного негодяя- его.
Даже при переменчивом освещении тусклой, мотающейся туда-сюда лампочки на оставшейся части плаката можно было разобрать "хищение в особо крупных", " разбойные нападения", "убийства"...
- Вот я и говорю! -уже досмалив обжигающую пальцы самокрутку, швырнул солдатик окурок в досаде под ноги и вдавил его чоботом в грязь. -Чего господам не хватат! Тока птичьего молока...А мои-то поди в деревне с голоду пухнут. Большевички всё зернишко из сусеков повыгребли, а следом вот и казачкам с охвицерьём не токмо овса для коней и сальца на стол подавай, а то и курочку. Да и сами -то мы то и дело ложками по пустым котелкам скребём! Ой, наскребём...


Он сунул лапу в карман за новой порцией пока что исправно выдаваемого каптенармусом успокаивающе-умиротворяющего зелья. Разговаривал он скорее всего не со мной или моей тенью на стене, а с самим собой. Потому что в момент этого неуставного, крамольного жалобно-горестного причитания он смотрел не на меня, а сквозь меня в наплывающую на огни вокзала с толкущимся на нём разношёрстным людом темень, в черноте которой тонули и отблески рельс с перекладинами шпал, и смутные огоньки вдали. Лестницей в непроглядное бездонное подполье уходило в темноту вздрагивающие под надавом колёс трогающегося эшелона двутавровое железо, напрягались пальцы и болты крепежа, непривычно тяжела была нагрузка на колёсные пары. И только что проверявший буксы обходчик, отмечая чрезмерную усадку вагонов и избыточный прогиб рессор, бормотал: "И что у них там за груз? Свинец што ли?" И хитро улыбался внезапной догадке в отвислые усы железнодорожник со скрещенными молотками на кокарде: так значит не зря судачат! Это и есть - тот самый груз, что вчерась через весь Омск под усиленной охраной возили на подводах из банковского подвала! И кучер Фёдор видел, как из свалившегося с телеги, расколовшегося ящика посыпались золотые чушки!


Глубоко в зевище бездны уходила лестница из бесконечных рельс и шпал -поперечин. И кто знает-что грезилось караульному на дне того погреба - размётанная артобстрелом по бревнышкам его изба? Проколотая штыком жена в предсмертной судороге прижимающая к себе бездыханного ребетёнка? Мать с отцом, брательник в посконном на краю расстрельной ямы? Пылающий овин? Выводимые казачком-мародёром за поскотину кобыла с жеребёнком?


Отправленная в пещерную темень кармана длань землепашца уже тянула наружу перетянутый шнурком полуопустевший мешочек. А это значило, что вот-вот будет уничтожена следующая часть печатного листка,и ещё один угол плаката будет оторван, свёрнут желобком, в него сыпанутся пахучие крошки и всё , что затем будет ловко свёрнуто в аккуратную гильзочку смочит слюна лизнувшего только что прочитанные слова шершавого языка...



-Серников не найдётся? - придвинулся, явно экономя собственные спички, солдатик.



Правила дипломатии тёмных подворотен и плохо освещённых закоулков диктовали необходимость щедрого жеста. Громыхнув коробком, услужливо вынутым из куртки-продувайки, я чиркнул спичкой и, сложив ладони лодочкой, увидел, как тычется в мечущегося тонкокрылого мотылька огня испещрённая типографским шрифтом оглобля...
Мигнуло. Сквозь пламя догорающей спички я увидел пламя костра на лесной поляне- и двоих вышедших из темноты на его манящий свет. И каково же было моё изумление , когда в этих двоих я узнал тех самых мужчину и женщину - с изорванного на самокрутки плаката. А плакат был разодран на разошедшиеся по рукам "добровольцев" прямоугольнички так скоро, словно сотворившие это непотребство страстно хотели воспрепятствовать поимке разыскиваемых. Ведь как только я "дал огоньку" одному служивому, тут же вылущились из темноты второй и третий - и они мигом изничтожили плакат с таким же успехом, как ежедневно "пускали в дело" революционные прокламации, газеты "Русская армия", "Сибирская жизнь" или "Анархист", сожалея, что из-за высокого качества бумаги не годятся на самокрутки и "козьи ножки" разметаемые по шпалам и рельсам векселя и ничего более не стоящие ценные бумаги "старого режима".
Ломая спички о коробок, я "давал огоньку" ощетинившемуся вокруг меня то ли ежу, то ли дикообразу из винтовочных штыков.
-Ну! Кажись - отправили!
-Без эксцессов обошлось!
-А то хорунжий то прям трясси, инструхтаж деламши!
-А табачок -то ничо!
-Може и сахаринчику выдадут! А с кипятком проблемов пока нету!


Шевеля смертоносными иглами, чавкая сапожищами по размятому вдрызг нозьму, отползал в сторону только что свернувшийся вокруг меня непроходимым частоколом "дикообраз". Он пыхал махорочным дымом -и тот дым смешивался с самогоновым перегаром вчерашней попойки, стелящимся из паровозной трубы угаром распаляемого хойла топки, куда лопата кочегара спешно подкидывала кузбасского угольку.Обдало паром разогретого котла, задвигались шатуны, завращались чугунные круги колёс, поплыли мимо тусклые окна вагонов... Тук-тук-тук -застучало в висках пульсированием мучительных бессонниц.


Некогда сладкий и приятный дым отечества переродился в едкую вонь солдатской махры с примесью сгораемого в угольях жадных затяжек свинцового послевкусия типографской краски. Темной, взрывоопасной мутью этот дым пропитывал лёгкие, отравлял мозги, превращал человека в животное. Казалось, смысл слов, их логическое содержание, уже не имели никакого значения. Дым сожжённых в самокрутках газет большевиков, меньшевиков, кадетов, эсеров, анархистов делил людей на одних, других, третьих, четвёртых благодаря своему химическому составу. Сбылась наконец заветная мечта средневековых алхимиков:свинец трансмутировал если не в само золото, то в грёзу о нём. И эта галлюцинация материализовалась в виде заколоченных в ящики , распиханных по мешкам, растолканных по вагонам груд тускло мерцающих слитков с клеймами цепляющихся за скипетр и державу орлов, сонмищем монет с профилем отрёкшегося от престола государя императора, груд церковной утвари и иконных окладов из опустевших храмов.
А махорочно-свинцовый дым растекался, смешиваясь с пороховыми плевками пушек,винтовок и револьверов,он настаивался на солоновато-приторном запахе человеческой крови, закисал на копоти костров, сложенных из тел, скончавшихся от голода и тифа. Тошнотворная прель дыма от разорванного на самокрутки плаката лишь самую малость подгорчила задохлую терпкость дымов от горящих амбаров, хлевов, подворий. В одном месте спичкой пыхнула деревянная церковка, в другом - выгорела попавшая под артобстрел деревенька. Искрами от тех пожарищ рассыпались по окрестным с Транссибом лесам повстанческие костры.



- Кто такие? И что это вас ночами по лесам-то леши кружит? - спросил наш вожак Фёдор Евлампиевич Твердохлебов задержанных часовыми Громом и Байдоном.
- К партизанам пробираемся!- ответил мужчина, меж лопатками которого был наставлен штык. И чуть что игла готова была проткнуть "ночного мотылька".
- Тогда считай, что уже добрались! - снисходительно произнёс Твёрдохлебов.- Ну кто вы таковские? Чем можете помочь нашему делу?




Гл.2. Банда "Чёрная рысь"



Так в пору отступления Колчака из Омска прибился к нашей банде молоденький подпоручик с рыжей суфражисткой. К тому времени нашего бывшего главаря Кольку Поджогина комиссары уже пустили в расход и шайку возглавил Федька Твёрдохлебов по кличке Твёрдый. Упорно именуя с тех пор наше пёстрое сборище "партизанским отрядом", Федька имел насчёт того,против кого и из каких идейных соображений партизанить,- свои представления.


Доставшиеся ему в наследство остатки разгромленной шайки Поджогина, потомственный казак из алтайских "семейских" Фёдор Евлампиевич намеревался направить их на дела более масштабные. Вначале он грезил созданием не подчиняющейся никому крестьянской республики, отгороженной от окружающего мира неприступными стенами Алтайских гор. Потом его умонастроения переменились. И он размышлял вслух,во время наших привалов у костра: "Не надоело вам под пули подставляться, потроша новониколаевских толстобрюхов? От чекистов по лесам ховаться не наскучило? Те чекисты и комиссары, коим досаждали вы своими лже-эксами, уже в земле сырой лежат...С тех пор как чехи с Колчаком навалили их снопами по ямам вокруг Новониколаевска -уж год прошёл.И не пора ли нам не размениваться по мелочам, а взяться за серьёзное дело?"


Раздумывая и меняя одно решение на другое, остановился Федька Твёрдый в конце -концов на том, что нужно ограбить банк - и на том "завязывать". Он хотел сорвать большой куш, чтобы , уйти с верными ему людьми в Манчжурию, а затем, может быть, и эмигрировать в Америку. Происходя из чокнутых на Беловодье алтайских староверов, в какой-то момент Федька понял, что ни в Совдепии, ни в Колчаковии ему никакого Беловодья не светит. И в сторону Омска наш "партизанский отряд" двигался как раз для того, чтобы каким -то образом(каким-пока не было понятно) "взять банк". Ясно было, что объявивший себя Верховным Правителем полярный исследователь, минных дел мастер и черноморский адмирал Колчак, разогнав директорию, что-то да имел в своём банке. К тому же до нас стали докатываться слухи о том, что в пику Троцкому взявший Казань и тут же из полковников произведённый в генерал -майоры Каппель, захватил золотой имперский запас и движется с ним в сторону новоявленной Столицы Сибири и Дальнего Востока.


Сам по себе подпоручик Петруша Рязанцев мог показаться личностью хоть и незаурядной, но вполне типичной для времени оторванных авантюристов и бескомпромиссных борцов "за идею" - будь то царство коммунистической уравниловки,химеры парламентаризма, дедовская монархия из сказки о царе Салтане или всевластие денег. В дуэте же со своей подругой Нинон Красавиной, Петруша выглядел весьма экзотически. В форме чёрной сотни со скалящимся черепом на шевроне, колючим взглядом лазоревых глаз, долголикий брюнет с грустной декадентской улыбкой, виртуозно владеющий как саблей, так и револьвером, он великолепно джигитовал и не пасовал ни в какой ситуации.
Явившись в отряд безлошадным, он при первой же возможности добыл и себе, и своей подруге по прекрасному скакуну, обзавёлся трофейным оружием, - и они стали грозной ударной силой, способной решить исход любого нашего предприятия.


Рязанцев был быстр, как молния и всесокрушаем , как ураган. А повсюду следовавшая за ним его подруга Нина Красавина в одеянии армейской амазонки,обряженная столь щеголевато скорее не для боёв, а для жокейских скачек, с факелом волос развевающимся по ветру добавляла Петруше романтичного шарма: не за каждым последовала бы в пекло авантюр той поры даже и суфражистка.А вот подишь ты!


Они сошлись где-то в Казани, когда Каппель захватил имперскую казну - и отправил 460 тонн золота, платины, серебра и драгоценных камней на двух пароходах в Сызрань вниз по Волге. Петрушу назначили начальником охраны на пароходе "Пермь",суфражистка из эсерок была на должности сопровождающего кассира, и знала по описи - сколько-и чего находится в мешках и ящиках. Ещё в Уфе парочка не вызывала никаких подозрений. Но в Омске, куда прибыл груз, в иных ящиках вместо золотых слитков оказались кирпичи, а во многих мешках вместо драгоценных камушков -речная галька. Тут-то Петруше и Нинон и выкатили обвинение. Но они умудрились бежать из Омских казематов...



Сам я оказался в "отряде" по причинам совсем иного свойства.
Отчисленный с третьего курса Томского императорского университета в результате раскрытия царской охранкой подготовки покушения на губернатора - я тоже бежал - и в итоге вынужден был прятаться с бандитами по лесам. Это случилось ещё до того, как они стали называть себя "партизанами" и , действуя отнюдь не из идейных соображений, ради лёгкой наживы могли мимикрировать хоть под "красных",хоть под "белых".
Успел я до учинённой чехами кровавой бани, поучаствовать в некоторых "эксах" банды "Пожогина". Мои подельники, разумеется, не разделяли моих антимонархических убеждений, а тем паче никогда не читали стихов Гумилёва или трактатов Плутарха и относились ко мне с иронической снисходительностью. Тон в глумлении надо мной задавал балагур Степаха -Твёрдохлебовский прихлебатель,который веселил варнаков своими байками, пересыпая их немыслимым коктейлем из диалектов. Воровскую одесскую феню, он мешал с кержацкими говорами и чалдонскими неправильностями , постоянно соря словами "прясло", "ешшо", "серники", "вместях", "тамока", тутока"...Степаха балаганил непрерывно -и бандитам нравилось, что он превращает их жизнь в своеобразный спектакль, где он распределял роли, давая клички. Надо сказать эти клички удачно соответствовали облику и манерам вновь нарекаемых и не лишены были мрачновато-ехидной поэзии. Меня,к примеру, Степаха обозвал двумя погонялами - снисходительно уничижительным -Студент и уважительным, обозначавшим мой статус в иерархии банды - Дергач. Громилу , который не только, что называется гнул подковы, но и пел раскатистым баритоном, щипля струны гитары, -Громом. Байдон, Косой, Жиган Наганыч -всё это были шедевры из полного собрания сочинений Степахи - балагура, по кличке Сорока, которую ему припечатал безвестный носитель уголовного эпоса. Так прошедшие обряд инициации в воины-охотники американские индейцы, аборигены Австралии, Африки , Сибири и Крайнего Севера получают имена -Быстрый Олень, Разящая стрела, Одинокий Койот. Вполне в соответствии с этой древней традицией Степаха нарёк Рязанцева -Черепом. Причиной тому послужили неустрашимость вновь посвящаемого в рыцари бандитского Артуровского Круглого Стола и похожий на пиратский роджер шеврон с черепом, скрещенными костями и надписью ЧАЮ ВОСКРЕСЕНИЯ МЁРТВЫХ И ЖИЗНИ БУДУЩАГО ВЕКА. АМИНЬ.*


Сорока выполнял в живущей по бандитскому кодексу чести общине роль шута при самодержце.В какой -то момент от скуки я стал записывать его байки.
-Ну што студент!Пишешь?-заглядывал в тетрадку безграмотный,подобный алтайским кайчи создатель и носитель варначьего эпоса.-Ну пиши , пиши. Контора пишет...
Стёпа придумал и название нашей банде в её новом составе. Вначале, после нескольких удачных налётов с перестрелками, в которых уже участвовали экс-черносотенец Петруша и его неистовая подруга Нинон, которая была назначена Твердохлебовым казначеем, хотели наречь банду "Рыжая рысь". Но Степаха тут же отредактировал:"Чёрная рысь!"
-Рысь крадётся тайгой поверху, неслышно по над головами охотников -и прыгает на спину, чтобы задрать наверняка,-разглагольствовал Сорока.-Так и мы должны напасть на бронепоезд адмирала-бесшумно и внезапно.



Вечерело. Выставив караул, мы совещались у костра на лесной поляне.
- Согласен!-поддержал попавший в нешуточный переплёт выпускник юнкерского училища Петруша Рязанцев.- Чёрная сотня. Чёрная рысь. Почти как Чёрная Русь...Не белая-дебелая. А беспощадная и молниеносная, как чёрная пантера.Вороной конь Апокалипсиса...
-Любо!- переломил сухую ветку и бросил половинки её в костёр атаман из кавалерийских хорунжих, словно вождь стрелу, преломленную в знак того, что он откопал томагавк и выходит на тропу войны. Теплилась ли в нём ещё надежда на то, что его "добровольческая армия" вольётся в общий вал спасителей России, как грезилось ему в самом начале-не знаю.
___


*Девиз "Чёрной сотни."




Другие статьи в литературном дневнике: