«Если не обратитесь и не станете как дети, не войдёте в Царство Моё».
Никакая из добродетелей не может исходить из чувства долга или чувства вины. Добродетель не вызывается, она существует сама по себе независимо от нужды в ней. Она заключена в любви, которой делятся беспричинно и ничем не обусловленно. И прежде всего в этом испытывает потребность сама любовь.
Взрослые сдержаны и рассудительны. Они распределяют своё время на нежности, поцелуи и всё остальное. А ребёнок – порыв, страсть. Он даже выше искренности, потому что не знает, что такое быть искренним, а не знает потому, что никогда не бывает неискренним. В ребёнке нет порока, потому что он не отличает худого от доброго.
Получается, что дети – это единственное в мире состояние невинности. Даже когда малыш капризничает или требует чего-то, это оправдано по той причине, что он честен, ибо не умеет быть бесчестным, в отличие от воспитанного взрослого, который молча будет копить раздражение и зависть. Да и зависть эта причиняет ему меньше вреда, чем внутренняя двойственность. У всякого взрослого есть фасад, возведённый за счет неискренности, и часто – за счёт душевного бесчестия. Это называется светским воспитанием, это этика фасада, которая обретается ценой внутренних несоответствий и искажений.
