Глава 1. http://www.proza.ru/2013/07/05/671
Глава 2. http://www.proza.ru/2013/07/06/597
Глава 3. http://www.proza.ru/2013/07/09/769
Глава 4. http://www.proza.ru/2013/07/15/761
Глава 5. http://www.proza.ru/2013/07/16/478
Глава 6. http://www.proza.ru/2013/07/17/635
Глава 7. http://www.proza.ru/2013/07/19/880
Глава 8. http://www.proza.ru/2013/08/17/573
Глава 9. http://www.proza.ru/2014/06/06/945
Глава 10. http://www.proza.ru/2015/06/26/682
Глава 11. http://proza.ru/2016/04/11/1104
Глава 12. Убийство мамзель Полонской.
От винных паров я очнулся уже под утро в вагоне пригородного поезда и долго не мог сообразить куда это, собственно, меня привезли?
Дачники с безумным огнём в глазах, толкая друг друга корзинами, полезли из вагона, как черви. С криками и стонами толпа понесла меня на перрон.
— Ой, лиф лопнул! — взвизгнула Полонская.
Ручка огромной корзины перехлёстнула мне горло.
— Что ж вы давите, мерзавцы, — прохрипел я пытаясь вывернуться из внезапного ошейника, — Ыг-хы! Или по мордасам... а ну осади! Всего оборвали... Мамзель, держите мою руку, сейчас я их...
Перед глазами промелькнул плакат: «Не прыгайте с платформы. Пользуйтесь виадуком». Я тыкал кулаками наугад. Кому-то сунул коленом под рёбра, кому-то смазал по физиономии. Отчаянно распихивая дачников я, наконец, освободился от корзинки.
— И вот этому наподдайте! Он меня коленкой тыкал, баран начесанный, — кричала мстительная Полонская.
Мы вырвались из толпы, соскочили с перрона в неположенном месте под плакатом «С перрона не прыгать!», и сразу оказались в дивной берёзовой роще.
— Вот дрянь, все ленточки с бескозырки выдрали. Имейте в виду, мамзель Полонская, я так рассматриваю, что пришивать придётся вам...
— Ах, как кстати! Дайте сюда эти ленты я ими бретельки завяжу. А то прямо конфуз в таком виде разгуливать.
— Да, — сказал я, потому что надо было что-то сказать, пока Полонская приводила в порядок свой туалет, — Тут этой берёзы кубометров двести, а может и больше. Целую зиму можно дровами торговать. Скоро там?
— Я готова, мой принц! Хрю, хрю-хрю...
Полонская обхватила меня ручищами и, стреляя языком как варан, полезла целоваться.
— Мамзель... мадам Полонская, вы меня бюстом задавите, честное слово, — пискнул я, даже не пытаясь вырваться, понимая, что это бесполезно.
— Ах, мой юный принц! Укуси же свою сладкую пампушку! Дорогой!
Тётка явно лишилась рассудка.
— Ты сказала «дорогой»? Нет! Зови меня просто — Чингачгук - Друг Индейцев.
— Хрю-хрю, Бамбук хрю-хрю. Пойдём уже, индеец-залупеец. В ресторан хочу!
— Каприз дамы для меня... какие здесь, к чертям, рестораны?
И опять мне показалось, что за нами следят. На этот раз кто-то прятался в кустах малины и этот «Кто-то» явно наблюдал за нами. Воспалённое воображение живо дорисовало и силуэт таинственного незнакомца, и осанку, и даже белую пену в уголках щелевидного рта.
— Иди за мной, ковбоец Гарри. Я знаю тут одно местечко, — объявила Полонская, — Мне обещали там холодное пиво.
По тому, как трещали кусты за спиной, я понял, что загадочный следопыт крадётся ровно по нашим следам. Скаут из него был никудышный. Мало того, что под его ногами стреляли сухие сучья. Когда мы заходили на террасу дачного ресторанчика «Коммунар», наш преследователь верояно наткнулся глазом на сук, чем выдал себя с головой.
— Мать — перемать, ослеп !!! — подхватило эхо.
— Вы слышали? Кто-то маму дорогую вспоминает? Благородный человек! — заметил я, задвигая под Полонскую вишнёвый стул «А’ля-рюс».
— Хрю-хрю, (это она взяла такую манеру смеяться), плюньте, я догадываюсь, кто там маму вспомнил. Однако, угостите даму деликатесом!
— Челоэк?! — взвизгнул я как ненормальный, — Вымерли они там? Конечно, теперь так не принято говорить, но в былое время, этот половой, у меня понюхал бы трески!
— Сейчас такая прислуга пошла нахальная, сплошь из рабёчих... — сказала Полонская, капризно поведя плечиком.
Кружевная тень покрывала причудливыми вензелями открытую летнюю веранду. Из-под свежей краски проступали лики святых на буфетной стойке. Это проявлялся церковный иконостас Церкви Усекновения Головы Иоанна Предтечи — проклятая отрыжка кровавого царизма. За стойкой, как в засаде, под кумачовым транспарантом:
«А ты мыл руки перед приёмом пищи?!»
засели мальчишка-официант и дородная буфетчица. Весь их вид говорил о полнейшей материальной незаинтересованности в быстром обслуживании клиента.
Вместо «челоэка» на веранду выскочил ещё один ранний посетитель, в чёрных носках под светлые брюки. Незнакомец завалился в ореховое кресло и тут же загородился жеваной газетой, как зонтом. Жирная шапка в газете: «Требуем расстрелять, как бешеных собак!», обещала интересное чтение.
— Челоэк?! — не выдержал я. — Честное слово, сейчас поднимусь и пойдунаскандалю!
— Иди, мой герой! — сказала Полонская влюблёно.
Наконец из-за стойки на нас обратили внимание.
— У нас посетитель, Калиюга Мироновна. Пара идиётов. Вона, глядите, сидят. Влюблённые, — сказал официант негромко, но так чтобы слышали все. — Ах, Калиюга Мироновна, ежели мы с вами, вот так – обнимашечки? Ах, сегодня на вечерней зорьке только ручку поцеловать.
Официант нетерпеливо заегозил тонкой ножкой, как бы подгоняя долгожданную зорьку.
Буфетчица лет на пятнадцать старше официанта (но тот, по глупости, об этом не догадывался) явно издеваясь над мальчишкой произнесла голосом исполненным истомой:
— Как? Только ручку? Хм, у меня много всяких мест где можно задохнуться от сладких поцселуйчиков. Например ту-ут, ха-ха!
Дурачок-официант измерил буфетчицу плотоядным взглядом и сказал категорично:
— Я сейчас завожу патефон. И ежели чего не танго, Калиюга Мироновна...
— Причешитесь, Авангард Николаевич. Не официант, а прямо — рас****яй, честное слово. У вас вихры во все стороны, как у обезьяны. Наслюнявьте расчёску-то, вас посетитель требует!
— Да я и так уже целую банку бриолина в башку вмазал!
Чудесные соловьиные трели прикончил патефон. Сквозь хрипы и стоны разбитого аппарата угадывалась музыкальная тема «Пароход» джаза Утёсова.
Посетитель за соседним столиком проковырял пальцем дырку в газете и, не моргая, разглядывал диспозицию.
Наконец, ленивой походкой подошёл официант.
— Безобразие! — прокомментировала его появление Полонская, — Сколько можно ждать?
— Вы зря здесь расселись, граждане, этот столик вообще не обслуживается, — беззаботно зачвил молодой нахал и с нарочитой почтительностью склонился над нашим соседом, — Чего желаете на завтрак?
Бриолин капал с нелепой головы официанта прямо в газету, на список врагов народа.
— Сто грамм. Прицеп. Бутерброд. Селёдку! — прогавкал посетитель как пёс, только цепью не загремел.
— Сто грамм водки-с или коньячку-с? — уточнил Авангард Николаевич.
— Водки. Кто коньяк селёдкой закусывает?
— Сельдей нет-с.
— Почему так? Не может быть, чтобы всех съели.
— Всё протухло-с. По случаю жаркой погоды и полного отсутствия льда. Могу предложить к вниманию «Узбекский полов» из перловой каши и поросятины! Но и тот, хоть и начесночен выше всякой меры — с душком-с. Всегда в наличии имеем маринованный угорь в уксусе.
— Хорошо, неси что есть, — не стал капризничать клиент.
— Уродство! — негодовала Полонская устраиваясь на новом месте, — Какая разница где сидеть? Весь зал пустой.
Как работник «новой общественной формации» Авангард Николаевич, считал своим долгом изогнуть левое бедро, и придать своему лицу несколько привередливое выражение, так чтобы посетитель понял, — перед ним не бывший нэпманский холуй, а нечто свежеиспеченное — общепитовское.
— Теперь вы правильно сели. Будете впитывать витамины?
— А по вашему мы зачем сюда пришли? — спросил я желая уязвить молодого негодяя.
— Подайте сюда меню! — потребовала Полонская.
— Меню на сегодня, как бы это, в лице всего наркомпроса, не то, чтобы извиняет, а просит войти граждан в положение, по причине невероятно жаркой погоды. Все полуфабрикаты попротухли-с ещё с вечера. — объяснил Авангард Николаевич
— Что-то не очень понял, товарищ официант? Вы обслуживать нас собираетесь? — осведомился я.
— Это наш долг-с и святая обязанность! — заявил Авангард.
— Тогда принесите нам кофе, белого виноградного вина и фрукты! — потребовал я, — Вы не против белого вина, мадемуазель?
— Это не ресторан, а бардак какой-то! — сообщила Полонская и пошла красными пятнами сквозь пудру.
— Вот как? — удивился Авангард Николаевич, щедро капая бриолином на Полонскую, — Вы, зря так, товарищ дамочка, отзываетесь про советский общепит. Видно, газет совсем не читаете? За такие речи очень просто оказаться вон в том списке.
С этими словами официант показал пальцем на соседний столик, где незнакомец подсматривал в газетное дупло.
— Мы ничего не имеем против советского общепита, — нашёлся я, — Вы, надеюсь, комсомолец? Товарищ официант? Войдите правильно в наше положение. У нас событие. Меня вчера орденом наградили! — я лихо подмигнул Полонской, «разыграем дурачка?», — Вот, сами убедитесь!
С этими словами я гордо распахнул чёрный бушлат.
— Довольно глупые ваши шутки, — заметил официант.
Вместо ордена Красного Знамени была только рваная дырка в подкладке и ничего больше. Вероятно, в этот момент моя вытянутая физиономия выглядела довольно глупо.
— Ах, мать твою! — не сдержался я.
— Это что там за хамство? Авангард Николаевич? — крикнула из-за стойки буфетчица, — Почему у вас посетители по матери выражаются? Аппетит друг дружке портят, сволочи!
— Значит вам виноградного вина с утра пораньше? — ехидно спросил официант, — Гражданин матрос с дыркой-с вместо ордена? А вашей дамочке, надо полагать, чего попроще? Почётную грамоту, за то, что она в общественном месте позволяет себе в рваных лифчиках гулять?
— В поезде оторвали, гады, — вспомнил я недавнюю драку на перроне, — всех поубивал бы.
— Херли теперь вино? Неси уже водку, — подвела итог Полонская.
— По сто с прицепом-с?
— По двести, — сказал я угрюмо, — два раза.
— По двести не положено. Могу принести большой графинчик-с.
— И закусить чего-нибудь на ваш вкус, товарищ комсомолец, — униженно попросила артистка.
— Имеется фирменное блюдо — Капуста квашенная бочковая!
— Давайте уже. Пусть будет бочковая, — согласился я и заплакал, — И рассолу, если можно.
— Как прикажите! Сию минуту-с. У нас предприятие отличного обслуживания. Переходящее знамя с гвоздя не снимаем. Вона, глядите, второй год болтается, воронами прострелянное. Прямо не ресторан, а крейсер Аврора, честное слово! — забубнил Авангард Николаевич перебирая ногами в сторону буфета.
Калиюга Мироновна за иконостасом, как ведьма, с малиновой рожей, уже вовсю хрустела капустой. Видно — успела хватануть под стойкой Зубровки. Початая бутылка стояла рядом.
— Я на вас, Калиюга Мироновна, завсегда удивляюсь. Прямо, из-за вас все заказы перепутываю. Как же можно в такую жару зубровку лакать?
— А потому, Авангард Николаевич, перепутываете, что молокосос ещё. Настоящую женскую сисю носом не нюхали, — сказала опьяневшая буфетчица манерно поправляя грудь.
— Так я всегда на чеку, только намекните. Я знаю, вам всё больше красные Наполеёны нравятся. К примеру, Шмидт Отто Юрьевич, хоть и революционер, а все равно — маланец. Вили Чкалов, Жора Байдуков, Саша Беляков и другие товарищи, которых вы в туалете приклеили из журнала «Огонёк». Я, конечно, не Герой Советского Союза, но из-за вас, Калиюга Мироновна, у меня не только вихор торчит. Иногда к столику стыдно подходить, так у меня торчит. При соответствующих условиях в нашей стране каждый человек может оказаться Наполеёном, а может и наоборот. Как бы вам ноготки не поломать, когда станете своих Наполеёнов соскребать со стенок. Как бы вам, Калиюга Мироновна, пальчики не занозить когда мой шикарный портрет станете в сортире клеить, да гвоздями прибивать, чтоб крепче висело!
— Что же, Авангард Николаевич, — ответила на такой демарш буфетчица, — я и вам желаю в Наполеёны записаться. Тогда я сама лично ваше паспарту в сортире пивной кружкой приколочу. Чего в Испанию не поехали фашистов бить?
— Во-первых, меня туда не приглашали, а во-вторых, — официант кивнул в мою сторону с вызовом, — У нас своих анархистов хватает. Говорят, сейчас за каждого разоблачённого врага народа килограмм сахара дают и к пайку прикрепляют.
— Вот когда вас, Авангард Николаевич, прикрепили бы, хоть куда, тогда я - вся ваша, со всеми вытекающими, — пообещала буфетчица уже без всякой иронии и налила себе под прилавком.
— Давайте заказ, Калиюга Мироновна, посетитель истомился. А то у меня опять — волосы дыбом и всё торчит!
Вокруг пахло пчёлами и черносливом. Вовсю цвела дикая яблонька и белые лепестки её, как снежинки кружились по веранде летнего кафе. Где-то щебетала малая птаха. Белки скакали, как заводные. На хвосте у каждой белки (специальная порода Трофима Лысенко) — кисть размером с бараний хвост.
Я опрокинул рюмку, кинул в рот пригоршню капусты и скривился, точно от лимона. Утеря важного вещественного доказательства сулила мне крупные неприятности, но не это озадачило меня. Искусственность всего происходящего, вот что настораживало. Будто кто-то невидимый направлял мои действия умелой рукой. И вот, теперь, в компании с несвежей артисткой запасного состава, меня занесло на станцию Дачная. Зачем? Что-то подсказывало мне - это только начало хитрой интриги. О, как я был прав, в то летнее утро!
Исподтишка я наблюдал за соседним столиком. Незнакомец, именно он прятался по кустам, теперь сомнений не оставалось, мигал раненым глазом в газетную дырку, танцевал ногами под столом и делал какие-то таинственные знаки моей спутнице. Та притворялась, что не замечает.
Полонская, не чокаясь, выпила уже вторую и запила рассолом, оставив на стакане красную помаду. Этой красной помадой она извозила всё вокруг, включая и мою физиономию. У неё была какая-то мания через каждые пять минут подкрашивать губы. Как я не замечал этого раньше? И это её невыносимое - «Хрю, хрю-хрю»!
Официант принёс нашему соседу чайный стакан с водкой, кружку пива и тарелку с угрями.
— Ваш сто грамм, прицеп-с и закуска-с, — отрапортовал Авангард Николаевич.
— А почему водка тёплая?! — возмутился незнакомец.
— А какая она по-вашему должна быть? Это не шампанское! Напиток заурядный. Чего на него лёд переводить, который позавчера ещё весь раскис.
— И это… ваш угорь? (брезгливо) Что-то уж больно вонюч.
— Маринованный-с. Пожалуйте расчёт. — равнодушно сказал официант и сделал руку совочком. — А то у нас ноне едок ненадёжный пошёл. Так и норовит сбежать, не заплативши за услуги. Вчера двое улизнуло, позавчера — пятеро...
Незнакомец выпил водку, удало щёлкнул пальцами над угрём в желании закусить и замер с выражением ужаса на лице.
— Тут червяки!
— Это не червяк-с, это — опарыш, — невозмутимо поправил грамотный официант.
— Что же, ты, делаешь, подлец?
— А вы чего хочите, товарищ, за двадцать семь рублей? Эту рыбку, еще вчера, зелёные мушки усидели. Да-с. Всю — обосрали-с! Оно пусть и маринад, а перед опарышем, ах, — официант обречёно махнул салфеткой, — всё бессильно. Так что закусывайте себе и ни о чём не сумлевайтеся больше в этой жизни.
— Что? Сколько?! Двадцать семь рублей за червивую рыбу?! Да я сейчас, всю вашу забегаловку... к такой-то матери! Не капай на меня салом!
Солнце уже набрало силу и палило беспощадно. Кружевная тень уже не спасала. В шерстенных брюках, да ещё при бушлате мне стало просто трудно жить. Тельняшка промокла от пота и теперь воняла немилосердно.
— Это вам не при царском режиме! — пискнул Авангард Николаевич, — Подумаешь? Пара мошек? Теперь у нас, слава Богу, советская власть!
— Сукин сын! — негодовал незнакомец, брызгая слюной, — Кусок негодяя! Это дерьмо, а не рыба - ни мясо!
Официант в панике убежал в буфетную, сыпля из карманов красными членскими билетами.
Я вздрогнул и огляделся по сторонам.
— Мамзель? Вы слышали? Кажется меня зовут?
— Почудилось, — успокоила меня Полонская, — Что-то мой храбрый принц совсем раскис?
— Не могу больше! Пойду орден искать. Может, на перроне где завалился, и чьи-то сапоги топчут его?! Такое дело — военным трибуналом пахнет!
— Что же это, Друг Индейцев? Я для него — чулки со стрелкой — химическим карандашом, а он, так, по-негодяйски! Хор-р-рош! Значит, какая-то паршивая цацка дороже ему, чем любёвь? А как же клятвы? Поцелуи? Лифчик за восемьдесят рублей из-за него — в клочья, скотина такая!!!
— Какие ещё клятвы?! В таком случае, медам, между нами всё кончено! — сказал я и, не выдержав этой глупой мелодрамы добавил, — Что, ты, можешь понимать про любовь, дура плюшевая?
— Всем расскажу, что ты — подпольный сын министра Милюкова, пусть тебя расстреляют! Паразит на теле трудового народа! Не переживай, плакать не буду! — крикнула Полонская и зарыдала.
— Прошу считать нашу встречу трагической ошибкой! — проорал я уже на бегу, на секунду остановился, хотел нахамить ещё, но тут же вспомнил, что интеллигент и стремительно убежал, пугая лягушек. Минута — и я навсегда скрылся в берёзовой роще.
Тем временем скандал набирал обороты.
— Это кто? Опять там? Матюками кроет! Чтоб, вас всех гром-****ой накрыло! Авангард Николаевич, зачем опять позволяете?! Я может сама себе такого не позволяю, не то, что всякая рвань с пригородной электрички! Понаедут отовсюду и безобразят, как вздумается. Обезьяны косматые! А может там, кто платить не может? А!? Так мы сейчас живо народную дружину вызовем. Там быстро разберут, и за капусту, и за рыбу! Это куда тот матрос рванул? Свисти в дудку, придурок! Опять клиент сбегает не заплатив!
— Попрошу внимания! Дама! — крикнул незнакомец, который при внимательном рассмотрении оказался ни кем иным, как товарищем Гадостиным, — Да-да, вы – из буфета! Чепец поправьте, жопа пьяная, а то он у вас совсем с головы уехал! Аккурат под левую ноздрю... (благородно) Я — заплачу за мадемуазель!
— А за кавалера? — пискнул официант негодяйским голосом.
— Да, заплачу!
— От, придурок, может ненормальный? Из недобитых? — решила Калиюга Мироновна и успокоилась. — Авангард Николаевич, получите с клиента.
— Извольте, товарищ, взглянуть на счётец. И, ежели будет угодно на чаёк, как полагается, — подсуетился расторопный Авангард.
Куда только подевалась его врождённая неторопливость?
Гадостин взглянул на счёт краем глаза и еле сдержался чтобы немедленно не нахлестать официанту по мордасам.
— С ума сошли? Да откуда такие цифры?!
— Не убивайтесь так, у нас в расчётах всегда полный ажу-ю-юр. Вы, товарищ просто забылись. Верно, товарищ? Мы, ведь, не станем беспокоить милицию по пустякам?
— Да, товарищ, всё верно. Прошу извинить меня за вызывающее поведение. Я готов уплатить, только пиво допью, — тут же согласился Гадостин.
Встреча с милицией в его планы не входила. Он хорошенько отхлебнул из кружки и швырнул деньги на стол и было видно, как у него по всей морде гуляют желваки.
— Задавись! Этого довольно?
— Благодарим покорно, — согласился Авангард Николаевич, — клиент всегда прав.
— Челоэк? Товарищ, беспартийный комсомолец? Обратите внимание на даму и принесите ещё квашенной капусты, — потребовала порядком захмелевшая артистка, — У меня личная драма и я требую к своей персоне, если не уважения, то хотя бы сочувствия!
— Больше одной порции в руки не положено-с. МПС запретило. После нашей капусты граждане пердят так, что в вагонах потеют окна, приятного аппетита! — сообщил официант и моментально потерял к посетителям всякий интерес.
Гадостин перебрался за столик Полонской.
— Ну? Что ещё!? — спросила артистка, — Какие новости?
— Мадемуазель Полонская? Я наблюдаю за вами от самой Москвы. Меня прислал наш общий знакомый Кока. Уйдёмте отсюда. Быстро! Ваш кавалер может вернуться в любую минуту, — прошелестел секретарь одними губами, ухватил даму за пухлый локоть и увлек в берёзовую рощу.
— Боже мой, не крутите мне руку, синяки останутся.
— Простите, мадам. Вы добыли орден?
— Какой ещё орден? Идите прочь, я вас знать не знаю!
— Тот самый орден, про который вам Кока рассказывал?
— А ты принёс фунты-стерлинги? Где мой скромный гонорар?
— Разумеется - принёс, — наврал Гадостин и очень убедительно похлопал себя по карману, — Покажите орден.
— А я ничего не покажу! Хотели обмануть меня? Так вот — вам!
Полонская наотмашь смазала секретарю по физиономии. Но этого показалось ей мало. Она сорвала с ноги туфлю и тюкнула каблуком по его взлохмаченной голове.
Бац! Бац! Бац - атаковала Гадостина как ворона — цыпленка.
Что-то мы с вами давненько ни кого не убивали, читатель? Пришла пора пустить дурную кровь. А то тоскливо становиться. В приличных детективах через страницу умерщвляют сплошь и рядом, невзирая на авторитеты. В особенности преуспели в этом женщины писательницы. Но, как они не стараются, все их притязания на маниакальную жестокость героев бледно окрашены. Жидковаты их претензии. Веет от них кружевами и дамскими штучками. Убивают нелепо, всячески стараясь обосновать свои действия, как бы извиняясь перед читателем за своё бессердечное перо. Вот, дескать, судите сами, иначе было нельзя; он её любил, она любила другого, другой страдал хотя и был чертовски богат. Вновь — любовь — кровь. А у нас всё по-другому, потому что не высосано из пальца, а списано с натуры. Настоящие убийства хороши тем, что происходят без причины, всяких дамских штучек и мелодраматических заломов.
— Дрянь! Проститутка! Подстилка фашистская! — стонал раненый секретарь, закрывая избитую голову руками. Наконец, он догадался огреть артистку толстой еловой палкой. Дама охнула и брякнулась на колени. Из её причёски закапало красным. Гадостин бесцеремонно сгрёб Полонскую в охапку и потащил к рельсам.
А внизу, под откосом, со страшной скоростью неукоснительно приближался товарный состав. Локомотив дал тревожный гудок.
— Караул! Насилуют! — завизжала Полонская и полетела на рельсы в тот момент, когда товарняк уже не мог остановить ни стоп кран, ни Господь Бог, ни даже ВЦИК, в полном составе.
— Вот тебе, Анна Каренина — прощальная гастроль, — сказал Гадостин и сплюнул солёной кровью на мазутный гравий.
Последним пронёсся локомотив «Товарищ Молотов». Из трубы густо валил дым.
ТУ-У-У!!! ТУ-У-У!!!
Глава 13. Наш паровоз вперёд летит!
http://proza.ru/2021/08/26/1299