Орден. Глава вторая

Осипов Владимир
               
Глава 1. http://www.proza.ru/2013/07/05/671
Глава 2. Инженер Циолковский.

              Читатель, вообразите себе современный секретный аэродром. Огромное бетонное поле. Беспрестанно взлетают и садятся самолёты, такие новые, что даже на расстоянии от них доносится запах свежей фанеры. Среди радостных возбуждённых лиц лётчиков много женских. В летнем ясном небе там и сям мелькают парашюты и аэропланы. В облаках тесно от воздушных шаров и дирижаблей. Кажется, что идёт дождь, но это капает керосин из пламенных моторов. Репродукторы кричат: «Земля, земля! Я Орёл — 144! Дайте мягкую посадку!».
             Вот такие передовые аэродромы будут в наших советских республиках уже совсем скоро и повсеместно. Некультурных извозчиков отменят окончательно. Их место займут экологически чистые воздушные пузыри на велосипедной тяге. И больше никакого лошадиного дерьма вдоль газонов! На крыше каждого дома — по аэродрому. И не далёк тот час, когда человек, в стране победившего коммунизма, сможет летать хоть... прямо... куда захочет.
           Кто же придумал такую красоту? Что за человек запустил в небо всех этих отважных авиаторов и воздухоплавателей? Ась? Да это же наш советский инженер Исаак Аверьянович Циолковский, сын простого лекальщика и Паши проститутки. Вот, полюбуйтесь — он идёт размашистой походкой и здоровается со всеми подряд за руку, не разбирая званий. Это высокий худой человек с нервным серым лицом. Его серые печальные глаза глубоко ввалились в череп. Видно, что давно не спал и вообще плохо соображает где находится. Широкий резиновый плащ победным флагом развивается на его сутулых плечах.
          — Здравствуйте, товарищ Циолковский! — кричат ему прямо с неба из воздушных гондол.
           — Поздравляем вас, Исаак Аверьянович! — доносится из динамиков.
           — Наше — вам, с кисточкой, гражданин инженер! — слышится со всех сторон.
           А одна молоденькая парашютисточка-комсомолка, не успела стропы отстегнуть, а уже протянула нашему инженеру скромный букетик полевых цветов. Люди в прозодежде бросили чинить самолёт и восторженно приветствовали Циолковского троекратным: «Виват!!!» Из брюха воздушной птицы во все стороны брызнули пружинки и шестерёнки.
             Исаак Аверьянович послал им воздушный поцелуй.
            — Спасибо, братцы, спасибо... но как же вы разнюхали?
            Мазутные лица расползлись в белозубых улыбках.
            — По радио весь день про вас только и говорят! Все мозги просверлили.
            — Сам, говорят, товарищ Калинин Михаил Иванович — нашему товарищу Исааку Аверьяновичу заслюнявил поцелуй в сахарные уста! И орден на грудь прилепил!
            — Покажите орден-то!?
          — Да ладно уж, — сконфузился Циолковский, — чего уж там...
          — Покажите, Исаак Аверьянович! — загалдели все разом, — Жалко вам что ли?
          Счастливый инженер улыбнулся и распахнул плащ.
          — Да нате уж, смотрите, — позволил он — Только грязными пальцами не цапайте!
          — Ух ты! Настоящий?
          — Что, шокирую? — спросил инженер, наслаждаясь произведённым эффектом.
          И все как-то нехорошо посмотрели на Циолковского, не то, чтобы с завистью, а так — не по-товарищески. Орденоносец ласково потрепал по мордасам одного из работяг, мол, знай наших, Мазуто и зашагал дальше, к секретному ангару. Во всю длину многометрового гофрированного сооружения растянулась кровавая надпись: «СТОЙ! СТРЕЛЯЮ БЕЗ ПРЕДЕПРЕЖДЕНИЯ!».
        Но, несмотря на столь грозное предостережение возле ангара беспрепятственно шныряли какие-то люди в белых штанах, явно не авиамеханики. Одни из них ожесточённо спорили между собой, другие стояли как истуканы, задрав головы в небо.
        При виде Циолковского вся бело-порточная команда заулюлюкала:
        — Ну-ка, ну-ка, герой? Доволен? Признайся!
        Аплодисменты, крики, рукопожатия, поцелуи! Исаака Аверьяновича захватали со всех сторон, почти растерзали.
        — А как он энергично целуется? И у кого только научился? У Калинина?
        — Немедленно покажи орден!
        — Дай поносить! Жалко да? Для друга...
        — Да ну вас всех! — крикнул инженер и надавал по рукам самым ретивым. — Прямо не коммунисты, а сплошное недоразумение. Стыдно за вас, товарищи! Где мой самолёт?!
        — Вон твой самолёт, идёт на посадку! Ша-а-ас — как сядет!
        Все задрали физиономии вверх и распахнули рты, прямо под керосиновый дождь. На взлётную полосу посыпались утиные перья, гайки и куски лонжерона.
        Кто-то произнёс за спиной Циолковского:
        — Дракон, а не машина! Ну, до чего же молодец Исаак Аверьянович! Нет, у нас просто так, кого попало, орденами не награждают. Правда, товарищи?
        — Безусловно! Зазнался, сволочь...
        — А как на посадку заходит! Красавец, честное слово! Кто у него лётчик? Протуберанский?
         — Всё самое лучшее захапал, карьерист.
         Горячий ветер обдал собравшихся пылью и запахом жженой резины. Это приземлился секретный самолёт инженера Циолковского. В машине ещё булькало и клокотало, а из под колпака уже вывалился лётчик Протуберанский, весь в кожаных крагах и планшетах.  Его подхватили на руки и понесли.
        — Товарищи, не будьте такими свиньями! Дайте же мне ступить на Землю! — кричал счастливый Протуберанский явно кокетничая.
        Циолковский еле поймал за ногу красного сокола и, силой выдернув его из рук ликующей толпы, окончательно приземлил на аэродром.
        — Товарищ инженер, задание партии и правительства выполнено! — доложил бравый Протуберанский.
       — Ну, дай же я тебя поцелую! — воскликнул Исаак Аверьянович и фамильярно распахнул объятия.
       — Так, целуй же меня! — в свою очередь закричал авиатор.
        Они многократно облобызались, как будто не виделись лет десять, и ещё минут пять вальсировали, хлопая друг друга по спинам, причём Циолковский всё время повторял: «Живой! О! Надо же? Живой!».
        Наконец, когда их ласки стали напоминать нечто неприличное и уже порядком поднадоели окружающим, они ослабили объятья. 
        — Как самолёт? — спросил Исаак Аверьянович.
        — Машина — зверь! Если разогнаться как следует, то, пожалуй, и улетишь ещё куда-нибудь. Только надо увеличить противовес рулей глубины и удлинить роговой компенсатор на верхней кромке руля поворота. Тогда звено ножного рычажного привода установим на различных передачах, приводимых силой ног, как на швейной машинке. Это значительно облегчит управление. Не говоря уже о том, что маневренность её возрастёт в несколько раз. Вот сам посмотри! — сказал пилот и запустил руку в масляные кишки летательного аппарата.
         — Ты, это зачем? — ревниво спросил инженер.
         — Сейчас... сейчас... я тебе покажу, — пообещал Протуберанский, обрывая тонкие шланги. — Сам увидишь.
         Из самолёта брызнуло чёрной кровью. Пилот выхватил из чрева какую-то резинку, рассмотрел и брезгливо отшвырнул в сторону: «Не то!». Внутри машины пискнуло.
         — Что же ты вытворяешь? — не то изумился, не то обиделся инженер.
         — Да так только лучше будет, ты мне уж поверь, брат Циолковский, — успокоил пилот и взяв в руки кувалду полез внутрь. — Подожди, я только тут подрихтую маленько...
       — Куда?
       — Эх, да тут и не размахнёшься, как следует.
       В самолёте ухнуло.
       — Товарищ Протуберанский? Немедленно покиньте машину! — официально потребовал Исаак Аверьянович. — И вы, товарищи, отойдите подальше от уникального аппарата, к чёртовой матери. Что за нездоровое любопытство?
         Из люка вынырнула довольная физиономия лётчика.
       — На! — сказал Протуберанский, подавая Циолковскому вырванную «с мясом» железяку. — Лишняя деталь!
       — Дурак! — резюмировал инженер и, повернувшись на каблуках, зашагал прочь.
       — Товарищи, а где же мои краги? — вдруг опомнился Протуберанский. — Товарищи, не будьте свиньями, отдайте краги! Пошутили и хватит. Кто видел краги? Товарищи!
       Народ, думая чествовать инженера, застыл в недоумении. В спину Циолковского закричали:
       — Стой, Исаак Аверьянович, сукин сын!
       — Как же банкет?
       — Уже и ужин за твой счёт заказан!
        Все разочарованно смотрели вслед инженеру, и только один Протуберанский, барахтаясь в люке, умолял:
       — Трофейные, лично с английского оккупанта снял. Отдайте краги, гады противные!
          Куда же отправился наш неугомонный инженер? Куда понесло его от банкетного стола и заздравных тостов? Вот уже и ночь опустилась на город, а на Государственном Союзном заводе № 20 работа не останавливалась ни на минуту. Оранжевый дым валил из  заводских труб так густо, что закрывал половину звёздного неба. То там, то сям вспыхивали огоньки, это вторая смена ковала Железный Щит Родины.
         Инженер Циолковский, еле прорвался через заводскую проходную, вооружённая охрана не хотела пропускать (ночью инженерно-техническому персоналу на завод — не положено). В своей лаборатории в этот час он обнаружил только уборщицу. Здоровенная тётка (её бы энергией — ящики со снарядами грузить) тёрла шваброй с такой злобной силой, что из пола вылетали паркетины. Звенели склянки в шкафах, падали стулья, со столов сыпались бумаги и, попадая под швабру, превращались в конфетти.
          — Где же весь персонал? — печально спросил Исаак Аверьянович, с тоской взирая на беспорядок в лаборатории.
        — Проснулся? Ушёл твой персонал. Рабочий день, чтоб ты знал, давным-давно кончился. Дураков нет, по ночам сидеть, — охотно объяснила уборщица, вытряхивая из мусорных корзин пустые водочные бутылки.
        — Черт возьми! А я так мечтал поработать, прямо руки чешутся чего-нибудь начертить в чертеже, чёрными чернилами. У меня срочное дело государственного масштаба.
        — Работнички... только весь пол изгадили! Всё махоркой захаркали! — справедливо заметила тётка.  —  Домой вам надо идти, товарищ. Я только полы протёрла, не наследите мне здесь своими копытами! А то, самого мыть заставлю! Откуда они столько грязи тащат?
        — Ну, по телефону-то, я имею право позвонить? — спросил обескураженный инженер.
        — Звони, коли больше делать нечего, мудозвон...
        Исаак Аверьянович, увёртываясь от грязной тряпки, пробрался к телефону и, лихорадочно раскрутив телефонный диск, заорал в трубку.
        — Это инженер Циолковский! Немедленно дайте первый отдел! Как нет... А где они? Меня чествуют? Безобразие... Это товарищ Гадостин? Да, здравствуйте! Это Циолковский, собственной персоной! Спасибо... Да, да, спа-си-бо! Да, сам Калинин целовал.
         Вредная уборщица нарочно прошлась грязной тряпкой по его штиблетам.
        — Спасибо, дорогой товарищ Гадостин... и вас так же... и вам того же. Уберешь ты свою тряпку или нет?! Это я не вам. Это... я хотел спросить разрешения, нельзя ли мне взять на дом секретные чертежи? А? Нет, я не псих. А? Я понимаю, что категорически воспрещено, что же я, совсем дурак, что ли? У меня, там, на аэродроме пилот Протуберанский уродует кувалдой новый самолёт, рихтует сволочь, а здесь уборщица по ногам шваброй... Совершенно никаких условий! Дело государственного масштаба! (прикрывая рукой трубку) Я возьму потихоньку, ни кто и не заметит.
       — Ну, здесь я кончила. Пойду теперича,  — сказала мстительная тётка и никуда не пошла. — Теперича я помыла и имею вам напомнить, товарищ инженер, что у нас режимное предприятие. И революционная бдительность!
       Уборщица тыкнула пальцем в плакат «НЕ БОЛТАЙ!».
       Исаак Аверьянович не выдержал и закричал:
       — Пошла вон!!! (в трубку) Извините товарищ Гадостин, это не вам! И чтоб духу твоего... скотина деревенская!
        На другом конце провода секретарь  Первого Отдела Гадостин подпрыгнул на стуле и расплескал чай по столу.
         — Что у вас там происходит, товарищ Циолковский? Разрешать я не имею фактических полномочий. Собственно, конечно, формальность, хотя и дело уголовное. Если только под вашу личную ответственность? Знаете, такая штука... если только потихоньку. Ещё раз вас поздравляю с орденом!
          Секретарь швырнул трубку на рычаг, только за тем, чтобы через секунду сорвать её обратно.
       — Барышня? Дайте город! Добавочный — двадцать семь. Товарищ директор? Это Гадостин из Первого Отдела. А инженер Циолковский опять утащил с завода секретные чертежи самолёта. Да! А я ему говорил, что ж, вы, делаете, товарищ?! Это же вопиющее безобразие! Трибуналом пахнет! Сами видите, товарищ Деревякин, что делается на режимном предприятии повышенной секретности. Мы тут ночей не спим, шпионов караулим, переходящее знамя который год из рук не выпускаем, а наши советские инженера — орденоносцы, как малые дети, честное слово, чертежи растаскивают с обороной. А какие меры прикажете принимать? Драться я с ним буду, когда он с самим Калининым в Кремле целовался! Доброй ночи! Счастливых сновидений!
          Бросил и схватил трубку.
        — Алё? Барышня? Город! Добавочный — три-три! Алё? Кто там? Хм... У вас продаётся финская горжетка? Уже продали? Ах, какая жалость! Хм... Передайте матросу — редкая табуретка мастера Соловейчика приплыла в гавань. Да, точно, Соловейчика! Чтоб вам семь футов под килем! И вам также... нет, не «килек», а под «килем»! Продольный брус, проходящий по всей длине судна в середине его днища. Нет не пароход! (в сторону) Боже, дура какая! (кричит) И Соловейчик не пароход!
         Секретарь в ярости бросил трубку на рычаг и с грустью взглянув в ночное окно выдохнул в пространство:
      — И кто бы спасибо сказал!

Глава 3. http://www.proza.ru/2013/07/09/769