Глава 1. http://www.proza.ru/2013/07/05/671
Глава 2. http://www.proza.ru/2013/07/06/597
Глава 3. http://www.proza.ru/2013/07/09/769
Глава 4. http://www.proza.ru/2013/07/15/761
Глава 5. http://www.proza.ru/2013/07/16/478
Глава 6. http://www.proza.ru/2013/07/17/635
Глава 7. http://www.proza.ru/2013/07/19/880
Глава 8. Портной из Парижа.
Избитая ногами дверь. Над дверью рукописная вывеска: «АТЕЛЬЕ МОД. Портной из Парижа, мосье ЖАКО ежели надо завьет и пиявок поставит.
НАБРЮШНИКИ и ГРУДОДЕРЖАТЕЛИ».
Само «Ателье мод» находилось в подвале на Кузнецком мосту в бывшем доме Захарьина. На фасаде ещё можно было разобрать: «Склады роялей и пiанино ГЕРМАНЪ и ГРОССМАНЪ».
Портной Жако, он же Розенфельд Сруль Иохелевич, примерял на болгарина Коку полувоенный френч.
— Послушайте, Розенфельд, а вы знаете, что профессор, который живёт прямо над вами, монархист? — спросил болгарин, задумчиво глядя в потолок.
— Надо же! — искренне удивился Сруль Иохелевич. — Чего только не узнаешь про людей! Сколько под ним живу, а не знал что он профессор! Подмышками не тянет?
— Нет, в самый аккурат. Вот вам плоды старорежимного воспитания. Раньше мальчиков обучали отдельно от девочек. А чему может научиться мальчик отдельно от девочки? Разве только курить в туалете папироски, да петь: «Боже царя храни».
— Какое несчастье для бедных родителей. Оцените, как сидит воротник на вашей шее!
— Очень натурально сидит. Будьте бдительны, иначе этот профессор провертит вам дырку в потолке — за клиентами подглядывать, когда кальсоны снимают. Без всякого сомнения.
— Вы меня прямо в смятение повергли. Я теперь по ночам караулить стану. У вас такая замечательная шея! Если её ещё и помыть. С мылом.
В этот момент колокольчик над дверью ателье задёргался как ненормальный.
— Роза, крошка? Ты, совсем глухая? Иди, открой дверь! К нам клиенты! — призвал Розенфельд свою жену, по совместительству ассистентку.
— Что вы там, про мою шею?
— Я говорю, через день костюм будет готов.
— Значит, в воскресенье его можно будет забрать?
— Нет, в воскресенье мы не работаем.
— Но я могу прийти и просто забрать свой заказ?
— Можете, но я вам не открою. Да. Вам пуговицы, какие пришпандорить? Настоящие костяные или от потребкооперации?
— Конечно костяные. В потребкооперации пускай совслужащие ходят. А что там, моя шея?
— Желаете, я на вашу шею пиявочек поставлю? Как лучшему заказчику - вполцены? Роза?! Открой уже эту чёртову дверь, пока её не оторвали!
Толстая Роза вышла, растопырив руки, из-за облезлой китайской ширмы и добравшись до двери, спросила дребезжащим голосом:
— Зачем ви стучите?
— Мосье Жако дома?
— Сруль, ты дома? — спросила Роза у портного.
— Да я дома, — подтвердил Розенфельд присутствие своей персоны.
Щёлкнула задвижка, и на пороге ателье появился секретарь Гадостин — весь в белом, только носки чёрные.
— Мосье Жако сегодня принимает? — спросил секретарь с порога.
— Что б он меня так принимал, — пробурчала ассистентка.
— Дорогой товарищ Гадостин! Айн-момент, только с клиентом расправлюсь, и мы тут же вас измерим вдоль — поперёк. Обождите, только проверю, не накрутил ли мне профессор дырок в потолке.
Розенфельд взмахнул тряпочным метром, проблеял противным голосом: «Лейбн зол дер ховер Сталин, ай-яй-яй...»* и убежал за китайскую ширму.
—————————————————————————————————
*«Пусть живёт товарищ Сталин, ай-яй-яй», — еврейская народная комсомольская песня.
Болгарин с секретарём плутовато переглянулись, и стало понятно — в ателье они встретились не случайно.
— Хорошая сегодня погодка, — как бы, между прочим, заметил Гадостин.
— В такую погоду хорошо фотографировать пейзежазы среднерусской полосы.
— Всё сфотографировал, в лучшем виде, — сообщил Кока.
— Наконец–то! — обрадовался секретарь. — Где же плёнка?
— Где надо, — не очень любезно ответил болгарин, показывая собеседнику чистый лист бумаги. — Извольте использовать этот листок, как заводской бланк. Напишите заявку выслать для завода новый блюминг и отправьте в Берлин. Поставьте заводскую печать. А лучше две — для верности.
— Поставлю – три! — заверил Гадостин, пряча бумажный лист в боковой карман.
— Встретимся в библиотеке Румянцева, — уведомил болгарин на прощанье и тихо покинул ателье.
Как только дверь за ним закрылась из-за ширмы пританцовывая, выскочил Розенфельд. Судя по яичной скорлупе на небритых щеках и чесночному духу, портной был занят не поиском отверстия в потолке, а закусками.
— Роза, иди уже, прибери в мастерской. Здесь клиент нагадил порядочно и удрал не попрощавшись.
— Ваш клиент просил передать, что придёт за заказом в понедельник утром, — сказал секретарь.
— Пусть приходит, мне не жалко. Вы, дорогой товарищ Гадостин, можете уже обнажаться. Не беспокойтесь, я всё проверил, монархист - профессор дыр в потолке ещё не накрутил. За вами ни кто не подсматривает. Гм… у вас, пардоньте за любопытство, конечно, не моё дело, носки при таком костюме?
— Носки? Какие носки?
— Чёрные носки под белые брюки.
— Так я вообще сегодня без носков, по случаю жары.
Портной поменял очки, цокнул языком и крикнул:
— Роза, крошка, брось подметать, иди сюда! У нас тут щикарные ноги.
— Это на испытаниях, понимаете, — попытался оправдать Гадостин неожиданную пигментацию нижних конечностей. — Газовый выхлоп, а я без спецкостюма... в общем, не ваше дело, и гоните отсюда свою Розу. Нечего тут цирк устраивать из моих ног!
— О! Я всё понял! Роза, иди, подметай обратно, здесь уже ничего нет. Изящно просю плезиру, как говорят у нас во Франции. Многократно пардоньте старого дурака. Позвольте, помогу вам лапсердак снять.
— Ненужно, я сам. Не тревожьтесь, — слабо сопротивлялся Гадостин.
— Бросьте, какое тут тревожьтесь! Одно удовольствие. Вуаля, пылинку сдую, мгновенно…
Ловкий Розенфельд завладел пиджаком и широким жестом фокусника накинул его на вешалку, откуда пиджак благополучно упал на пол. Портной затолкал Гадостина в примерочную и задёрнул ветхую шторку.
— Опять у вас все пальцы холодные! — взвизгнул секретарь.
— Не крутитесь, я сейчас булавки втыкаю...
— А-а-а-а!!! Это вы нарочно!
Всегда флегматичная Роза, с физиономией — коровье вымя, бросила веник, подхватила с пола пиджак и уверенной рукою прошлась по карманам. Всё содержимое; монеты, купюры, расчёска, платок, перекочевало в её безразмерный передник. Брезгливо поджав губы, Роза отправилась за ширму перебирать трофеи.
Гадостин с перекошенной физиономией, выскочил из примерочной.
— Нет, товарищ мосье, это просто невозможно! Всякий раз вы наносите мне колотые ранения. На мне живого места нет!
— Я обещал, вам иметь великолепный костюм, и вы его будете иметь! Так пуговицы пришью — железными зубами не откусаете, — клялся портной, хватая клиента за талию.
— Вы укололи меня сегодня шесть раз! В прошлый раз — четыре! Я думаю, гражданин Розенфельд, вы делаете это специально!
— Пиявок хотите? Со скидкой?
Недовольный секретарь подхватил свой пиджак и решительно направился к выходу. Сруль Иохелевич семенил рядом, подобострастно заглядывая в лицо клиента.
— Дорогой товарищ Гадостин, вы мой лучший заказчик! Господь не дал нам с Розочкой детей, но, клянусь! Вы, для меня, дороже сына! Осторожно, тут приступочка.
— Зайду в понедельник, — мрачно сообщил секретарь и хлопнул дверью, только колокольчик тренькнул жалобно.
— Вот, паразит! Если бы у меня был такой сын, я бы умер от горя, — сказал портной в пространство. — Роза, крошка? Ты, наверное, будешь смеяться, но пиявки опять останутся голодные. Может отпустить их обратно в пруд?
— Ай-яй-яй! — раздалось из-за ширмы. Роза держала в вытянутой руке бумажный листок. — Сруль? Я хотела деньги утюгом прогладить... и — смотри!
На листе выступили тайные письмена.
— Э-э-э, если бы ты показала мне сардельку.
— Иди же сюда! Это смешнее сардельки.
Супруги в изумлении уставились на бумагу. На их глазах, проявлялись цифры, буквы, и скрытые знаки.
— Сруль? Чито это такое? Опять вымогают гроши? Нас опять-таки будут реквизировать и экспроприировать?
— Не говори глупостей. Я побегу с этой бумажкой в Эн-Ка-Ве-Де.
— Лучше порвём эту бумагу или сожжем на керосинке.
— У тебя совсем мозги засохли? Хочешь, чтобы Эн-Ка-Ве-Де прибежало сюда?
Сруль Иохелевич без промедления схватил свой лапсердак и помчался что было силы по указанному адресу. В узких полуподвальных окнах ателье мелькнули его длинные кривые ноги.
И пока наш сознательный еврей торопится в НКВД по всем известному адресу, секретарь Гадостин, прибывая в отличном настроении, садился в трамвай № 9 у станции Сортировочная.
Глава девятая
http://www.proza.ru/2014/06/06/945