Орден. Глава десятая

Осипов Владимир
Глава 1. http://www.proza.ru/2013/07/05/671
Глава 2. http://www.proza.ru/2013/07/06/597
Глава 3. http://www.proza.ru/2013/07/09/769
Глава 4. http://www.proza.ru/2013/07/15/761
Глава 5. http://www.proza.ru/2013/07/16/478
Глава 6. http://www.proza.ru/2013/07/17/635
Глава 7. http://www.proza.ru/2013/07/19/880
Глава 8. http://www.proza.ru/2013/08/17/573
Глава 9. http://www.proza.ru/2014/06/06/945
Глава 10. Товарищ Гадостин.
       У станции Сортировочной в трамвай № 9 набилось пассажиров, как селёдок в бочку. Товарища Гадостина взяли в тиски со всех сторон так, что неудобно стало дышать полной грудью. И в такой толкучке перед ним внезапно возник кондуктор со щипцами, как бандит из подворотни.
В каком медицинском институте готовят людей такого сорта? Может быть это красный профессор господин-товарищ Павлов провёл неудачный эксперимент по воспитанию врождённых инстинктов у людей нового типа? Хотел вывести коммунистов, а получились кондукторы.
Вид у кондуктора был самый исступленный. Прокуренные кошачьи усы торчали в стороны. Непропорционально большая кокарда морского торгового флота на мятой фуражке, огромная бляха у нагрудного кармана, и почему-то немецкий железный крест на галстуке подчёркивали его безумный вид.
— Ich habe die Ehre... Ihre Fahrkartren, Main Herr! — Пролаял он с порога.
— Цирк приехал! — прокомментировала его появление публика.
— Граждане приготовьте за проезд! — зашевелил усами кавалер железного креста.
— Говорите по-нашему? — обрадовался Гадостин.
— Никак нет, совсем не говорю! — по-военному чётко ответил кондуктор.
— Брудер? Мудер? Яволь?
— Так точно, чистокровный стрелочник! — отрапортовал кондуктор и лихо щёлкнул щипцами как кастаньетами.
— Скажите пожалуйста! — приятно удивился секретарь, — А к примеру сказать, товарищ кондуктор, когда пустят новые трамваи? Говорят их уже закупили в Германии?
— Через два года! — торжественно объявил кондуктор.
— Так долго?! — удивился Гадостин.
— Что же вы хотели? Мы отстали от Европы на тридцать лет! Тащимся еле-еле, —  вздохнут кондуктор.
— Безобразие! — возмутился секретарь, — Купили новые трамваи, а по линии гоняют дореволюционный хлам!
— Какие новые... — кондуктор скорчил презрительную гримасу. — Дрянь, а не трамваи. Их ещё в Германии нужно было на лом порезать. Их на горку вручную толкают. А где машинисты? Вы видели нашу машинистку. Пьянь фиолетовая. Идите спросите её, куда ты, милая, едешь? Думаете она знает? Ей бы только винище трескать, да на переездах старух давить. Это она мастер. А как за трамваем следить, так — дураков нет! Думаете ей нужно расписание? Чихать она на него хотела.
— Надо же?! Куда же смотрит товарищ Каганович?! — прямо спросил Гадостин.
— Вы, товарищ, не болейте за Кагановича. Вы, за проезд платить собираетесь? — ядовито поинтересовался кондуктор сверкая по глазам медной бляхой — Или думаете наверное, что советская власть будет бесплатно в трамваях катать?
— Да, разумеется, сейчас заплачу, не трепыхайтесь, товарищ, что мне гривенника жалко, что ли? — сказал секретарь и с готовностью полез в карман пиджака.
Внезапно лицо его исказилось гримасой зубной боли. Он грубо отодвинул от себя кондуктора и распихивая пассажиров, упал на пол — секретный лист исчез.
— Гражданин, не прикидывайтесь идиотом! Видали мы таких, через одного, в области паха. Немедленно оплатите за проезд!
— Товарищи, дорогие! Что же это такое делается? — заголосил Гадостин на весь вагон, — Документы государственной важности! Деньги! Всё пропа-а-а-а-ало! Вот, только что, на этом самом месте! Обчистили! Остановите трамвай!
Пассажиры в испуге шарахнулись в стороны.
— Дурак пьяный! Ненормальный!
— Давку устроил! Вон его из транспорта!
— Пусть на таксомоторе катается!
Гадостин заполз под сиденье и оттуда, хватаясь за голые женские ноги, завопил:
— Немедленно всех обыскать!
     Мстительные граждане пихали его под зад и нарочно наступали на пальцы.
Увёртываясь от пинков Гадостин нырял между ногами, в своём белом костюме, но поиски его были тщетны. От отчаянья он изобразил крик дельфина и укусил чью-то ногу за лодыжку.
      Женский визг вызывал новую волну возмущения среди пассажиров:
— Чулок порвал, скотина такая!
— Это же форменный придурок!
— Вон его, а то - всех перекусает!
— Товарищи, есть в вагоне милицейские? Нет? А красноармейцы? А ну-кась, подсобите ликвидировать безбилетного паразита! — призвал кондуктор.
      И если мужчины старались держаться подальше от скандала, то дамы — напротив, с какой-то особенной ненавистью, принялись дубасить Гадостина зонтиками и сумочками.
— Не касайтесь меня, не сметь! — визжал секретарь закрываясь локтями.
      Руки схватили его со всех сторон и в дружном порыве безжалостно выкинули с задней площадки, точно он уже и не человек, и не член профсоюзного сообщества, а некий безбилетный балласт. Следом, чуть не переломав ноги, соскочил с подножки въедливый кондуктор.
— Нет, дружок, так просто ты от меня не уйдёшь! — пообещал трамвайный бандит, — Сейчас я тебя, подлеца, в участок.
      Гадостин в сердцах выдал кондуктору хорошую затрещину и ударился в бега. Только оторванные карманы трепыхались на ветру как флаги, да мелькали чёрные ноги. Белый его костюм был уже не белый.
      Сзади донеслись тревожные трели патрульного свистка.
      С перепугу секретарь бросился бежать через парк культуры и отдыха — самое криминальное место в городе. Здесь, по ночам, за каждым кустом сидело по маньяку-садисту, а днём дикими стаями бродили банды беспризорников и другие недобитые деклассированные элементы. Даже сотрудники Московского уголовного розыска, самые храбрые люди в городе, опасались заходить в этот парк без пистолетов и служебных собак.
      Там и сям на газонах и в разорённых цветниках валялись опустившиеся пьяницы и наркоманы — наследие царских притонов. Это были сынки мелких лавочников, юристов и бывшие юнкера. В новой светлой жизни для них не было места. Самый безнадежный из наркоманов, отпрыск иеромонаха Авраамия, известного в прошлом черносотенца-мракобеса, выхватил сразу четыре шприца и вонзил их прямо в ярёмную вену. Пятый, самый страшный шприц с кривой ржавой иглой, он воткнул себе в сердце. Из синюшного рта его повалила обильная мыльная пена, глаза вылезли из орбит, лопнули и растеклись синей слизью. 
      Перепрыгивая через обдолбанные тела наркоманов секретарь Гадостин выскочил на центральную аллею, где толпа эксгибиционистов дружно распахнула перед ним свои брезентовые плащи. Под плащами у этих господ, кроме брючин на чёрных чулочных бретельках, ничего не было. 
— Ап!!! — дружно сказали извращенцы и приветливо помахали секретарю эрегированными членами. 
       Гадостин сиганул через кусты и оказался лицом к лицу перед компанией болельщиков футбольного общества «Динамо». Воробьи сорвались со всех парковых помоек и бешенной стаей закружились в небе. К ним присоединился невесть откуда взявшийся косяк диких уток, дятлы, попугаи, фламинго, четыре пеликана и вся эта горластая масса завертелась в пёстром хороводе.
— Ё-О-О-О-О!!! — страшно взревели болельщики, все как один — значкисты Осоавиахима и, не говоря худого слова, надели на голову секретаря воронье гнездо.
      Гадостин ни нашёл ничего лучшего, как вскарабкаться на дерево и уже оттуда как следует отругать забияк. Не успел он сделать внушение зарвавшимся подросткам, как в парке объявились бритоголовые футуристы и навешали болельщикам кровавых соплей. Футуристов сменила кавалькада велосипедистов. Затянутые в хаки, в танковых шлемах, велосипедисты разогнали бритоголовых резиновыми покрышками. Их вожак, по всем признакам законченный идиот, весь в нарисованных красных звёздах, ехал впереди на настоящей мотоциклетке и оглашал окрестности криком:
— Нас все бояться?!
— Да-а-а-а! — визжала горластая гоп-команда, — Нас все бояться!
— Почему? — вопрошал идиот упиваясь чувством вседозволенности.
— Потому что мы — пролетарский гнев! — зверели велосипедисты и блевали пивом во все стороны.
— Даёшь — Северный Полюс!
— Даёшь — Испанию!
— Даёшь — жратвы от пуза!
      Скандируя таким образом вся шайка-лейка сделала по парку круг почёта и выкатилась прямо в объятия отставных морских волков из речного пароходства.
— Хук!!!
       Только тельняшки затрещали на грудях...
       Когда умчалась последняя медицинская карета, увозя в своём чреве главного мотоциклетчика с закрученным вокруг шеи колесом, в парке на некоторое время (пока рассаживались по скамейкам проститутки) установилось относительное спокойствие.
       Этим временным затишьем и воспользовался Гадостин. Озираясь по сторонам он спустился на землю и покинул парк культуры через дыру в заборе.
       Здесь будет уместно дать описание этой дыры.
       Дело в том, что сам забор (он стоит и по сей день) был смонтирован из стальных трёхметровых прутьев диаметром в руку ребёнка. Я специально ездил в Зоологический сад к вольеру «Слон африканский» с проверкой, там прутья оказались гораздо тоньше. Для чего же такой диаметр в городе где слонов отродясь не водилось?
       Это не вопрос, когда обнаруживаешь ДЫРУ в таком заборе.
       Как, при каких обстоятельствах можно было не только разогнуть, но и вырвать эти прутья с «мясом»? Кто смог сделать такое? Какие сверхчеловеки? Вот вопрос! Неужели подгоняли тяжёлую технику? Нет, на заборе отсутствуют следы от каких либо механических повреждений. Фантастика!
       Не из хулиганских побуждений проделана эта брешь, не бахвальства ради. Просто, народу так короче ходить. И какой забор ты там не поставь, какую стену не возведи, всё равно — дыра будет! Сколько же нерастраченной энергии у нашего народа?! На месте экскурсоводов я бы возил к этим дырам (там их множество по всему периметру) иностранных дипломатов и нарочно фотографировал бы их (дипломатов) на фоне искореженных прутьев. 
— Смотрите! — говорил бы я гордо, — Это голыми руками сделали наши дети и старики, а больше же некому. Так езжайте в свои заграницы, с этими фотодокументами, и передавайте г-ну Черчилю и генералу Франко наш горячий пролетарский поцелуй! И если кому-то из агрессоров захочется попробовать наш народ на говнистость — пусть для начала внимательно изучат эти произвольные вензеля из стальных прутьев. И ещё, между прочим, мой папа рубил саблей ваших солдатиков, от каски — до жопы, вместе с винтовкой. Хрюк — и пополам! Вот так! Таким вот манером!
       Да, именно так я бы и сказал.
       Прошу простить за лирическое отступление. Накипело, знаете ли... увлёкся. Хотел прояснить ситуацию, а в место этого потерял нить повествования.
       Над читальным залом библиотеки имени Владимира Ильича Ленина где всюду шныряла жадная до знаний молодёжь, где вузовцы тщательно изучали и конспектировали материалы последнего съезда ВКП(б), витала обстановка всеобщего образования. В такой обстановке, даже самый дремучий дурак чувствует себя как минимум — аспирантом.
       Только секретарь Гадостин и болгарин Кока ничего не конспектировали. Они спрятались за горой книг и  делали вид, что читают, хотя секретарь держал «Бюллетень НКВД» вверх ногами. Бросая по сторонам косые взгляды они перешёптывались между собой:
— Что это у вас вся рожа заклеена? Опять девкам не заплатили? — спросил болгарин явно издеваясь над визави.
— Это я...  брился. И, вот, порезался нечаянно.
— Чем же вы брились? Газонокосилкой?
— Меня избили в трамвае! — признался Гадостин, — Все вокруг точно взбесились! Откуда столько агрессии, столько ненависти? Что за страна такая, где за трамвайный билет могут на куски разорвать? Обчистили до копейки. А если бы видели, что они сделали с моим чудным белым костюмом! Все карманы оторвали.
— Где же листок? — насупился Кока.
— Я его сожрал, когда эти бандиты топтали меня ногами. Подумать страшно... среди бела дня! Только посмотрите на мои руки...
— Возмутительная беззаботность! Кого дьявола вас понесло в общественный транспорт? Мало вам ещё дали! Дураков следует учить палками. Нос не проломили? Нет? Жаль.
— Вы, со мной не очень то... не хамите! — надулся Гадостин, — Я работаю не за чины и награды, а из высоких идейных соображений. У меня с большевиками серьёзные разногласия!
— Еще тут митинг откройте. Самое подходящее место. — посоветовал Кока.
— Я представитель, так сказать, внутреннего сопротивления совдеповской сволочи! У меня свои счёты к совдеповской сволочи! Я эту сволочь... ух как я их...
       Гадостина даже затрясло от ненависти.
— Будет уже... Другим будите мозги пудрить, а я знаю вас, господин идейный борец, со всех сторон. Так что не надо тут, — осадил собеседника трезвый болгарин.
— Я попросил бы...
— Просить будете у гражданина прокурора. Да! Не забыли ещё, где  вас подобрали? Товарищ... с избитой мордой? Вы — махновский мешочник.
Гадостин хотел было напомнить собеседнику, за какие идеалы сражался атаман Махно*, но напротив уселся комсомолец с кипой книг и дальнейший спор стал невозможен.
—————————————————————————————————
       Нестор Иванович Махно (1889 — 1935) провозгласил лозунг анархистов-коммунистов. Выходец из крестьянской семьи села Гуляй — Поле Александровского уезда Екатеринославской губернии. С одиннадцати лет подручный приказчика галантерейной лавки в г. Мариуполь. Рабочий в типографии. В шестнадцать лет организовал налёт на уездное казначейство в г. Бердянске. За убийство трёх чиновников и разбой приговорён к пожизненной каторге. С семнадцатого года Нестор Махно, амнистированный временным правительством, организатор налётов на имения помещиков окрест Гуляй -Поля. С осени 1918 г. серьёзные набеги на австро-германские гарнизоны.
После поражения Германии Махно сотрудничал с большевиками. В марте 1919 года его повстанческие части официально вошли в состав Красной армии. Через месяц народный комиссар товарищ Троцкий объявил Махно вне закона.

       — Товарищ студент, здесь место занято под профессора Лякина, — сказал Кока гипнотизируя комсомольца повелительным наклонением.
      Нахал ответил болгарину презрительным взглядом явно не думая убираться куда подальше. Напротив, он демонстративно развернул свои замызганные конспекты и уселся поудобней.
      Тогда болгарин взял карандаш и написал прямо в книге: «В понедельник — у Жако. Принесу новый лист и фотоплёнку. Сейчас — пошёл вон!».
      Гадостин, послушно захлопнул вестник НКВД и удалился.
— Товарищ, зачем же вы общественную книгу измарали? У вас нет такого права в книгах размазню калякать, даже если вы знаете профессора Лякина! — сказал наблюдательный комсомолец.
— Ты, посмотри, сопля какая? — удивился Кока.
— А, за соплю, товарищ, можете оказаться без входного абонемента! Соблюдайте себя в общественном месте! — осадил Коку юный коммунист.

Глава 11. Цесаревич Алексей.
http://www.proza.ru/2016/04/11/1104