***

Юрий Николаевич Горбачев 2: литературный дневник

ОБЪЯВЛЕНИЕ



разыскиваются полицией... совершили преступление , ограбление в сумма особо крупных размерах...убийство...



5.000 рублей тому,кто сообщит...10. 000 рулей тому, кто задержит и предаст полиции...


Солнце сверкало на меди оркестра, играющего у минарета станционной водокачки. оркестра, пускающего на воздух радужные пузыри вальса "На сопках Маньчжурии". Солдатик-музыкант надувал щёки припав губами к блистающему мундштуку,-и выглядывающий у него из-за плеча грамофонный раструб духового инструмента
вибрировал и , казалось, черный после дождя, перрон , кружился грампластинкой , и пассажиры спешащие занять купе, скамьи, полки, тамбуры, а то места на крыше не шли, поторапливаясь, а вальсировали, увлекая своим движением, как щепки и сор в потоке чемоданы, коробки, баулы. Это ещё не был полноводный поток беженцев, это были первые песчинки грядущего обвала, но в их перемещении уже ощущалось инстинктивный ужас перед накатывющим валом грядущих событий. И только молоденький кларнетист с похожей мамину кокардой на околыше чему-то улыбался , "ум-па-пам" - труб , звеневших архангельским звоном.



Взрыв на тезоименитство



4 ноября 1919 года, чуть ли не накануне отъезда из Омска, в день Ангела Александра Васильевича не обошлось без эксцессов. Через парадный вход о лестнице , устланной ковровой дорожке поднялась дама весьма пристойного вида и - проследовав в приёмную, передала адъютанту



Я срочно был вызван с фронта в ставку ... Да и фронт-то был -совсем рядом , за крайними домами Омска...С тех пор я был с ним до конца...Карета...александра II/ Столыпина...Святопол мирский, приговорённый розенкрейцерами...





Эвенк



Не люстр сверканье и бокалов,
а вечное мерцанье льда...
Сенсаций публика алкала-
и ты ей эту радость дал.



Кит тёрся плавником о днище,
в боку обломок гарпуна.
Эвенк на нартах-путник нищий.
На небе полная Луна.


Куда ещё сбежать -скажи мне
от этих вот салонных мымр,
мы были просто одержимы
словами Север и Таймыр.



Сверкая, словно одеянья
солонных дев, дворцовых пав,-
взошло Полярное сияние,
как занавес с небес упав.



То крылья ль ангелов павлиньи
или края их дивных риз?
О, их изогнутые линии!
Какой божественный каприз!



Узрел тебя на неба бархате
в короне звёзд. Кулон Луны
промеж грудей...Я на барханы те
взбирался - грустен и уныл.



То не верблюды в Кара-Кумах-
упряжка резвая собак.
Сабашникова*, словно пума.
Кальян. Дурманящий табак.



Ты Авелем была, я Каином
и средь богемных всех Наин,
моим отшельничьим раскаяньем
стал путешествий кокаин.



И рушились салонов стенки.
И ты-метелью надо мной.
И был я нищим тем эвенком
в пустыне снежной под луной.




3. Ковчег


Гружёные вооружением и войсками эшелоны двигались по Транссибирской магистрали в каком-то сомнамбулическом трансе. Когда вьюга гигантским белым кашалотом тёрлась о стены и стекла вагонов ,казалось, что это мины-рогачи скребутся в днище нашего эсминца "Рюрик" на Балтике - и вот-вот мы взлетим на воздух.Но наш Ной -капитан 2-го ранга -Александр Колчак умело и уверенно огибал минные заграждения. Вот и теперь железнодорожные составы и ощетинившиеся пушками бронепоезда были как бы досками нашего Ноева Ковчега, совершающего плавание по заснеженной степи. В скрываемых мутным маревом бурана Кулунде и Барабе* мерещились всадники чингисхановых туменов, дружинники Ермака гнали очумелых от напора удалых казачков кучумовичей, но то были не воображаемые картины седого прошлого, а реальные бои- нам то и дело приходилось отбиваться от бандитов и нагоняющих наши вагоны красных. Конские морды и припавшие к гривам всадники , норовящие всадить пулю в окно, чтобы разнести его вдребезги, то и дело возникали по ту сторону борта нашего ковчега. Некоторые из выбитых окон мы уже задраили листами снятого с крыши какого-то вокзала кровельного железа-и от этих покрытых инеем квадратов разило могильным холодом. Даже нам, закалённым полярным исследователям, трудно было согреться у притулившейся в углу штабного вагона буржуйки. И не признававший папахи, на любом морозе щеголявший в фуражке Колчак, дышал на окоченевшие пальцы и ругался по поводу того, что в чернильце чернила превратились в лёд. Для того чтобы они оттаяли и не превращались в кристаллы ,подобные торосам на нашем пути к острову Бенигсена, Анна Тимерёва накрывала её своей песцовой муфтой и поэтому на её белизне образовывались напоминающие очертания Новосибирских островов пятна.


Избы проплывавших за окнами деревень казались беспомощно хлопающими по льду ластами тюленями и моржами, подходи -всаживай пулю-и вот тебе- и сытное житие на несколько дней , и жир для освещения в плошке. Ну а тюлений клык - сувенир, который украсит твой кабинет в санкт-петербургской квартире на Мойке , подобно тому, как фигурки из слоновой кости украсили письменный стол Николая Гумилёва, за которым он написал и "Жирафа", и "Конквистадора" , и африканскую поэму "Мик". Да ведь и бивни мамонтов, которыми мы укрепляли свои палатки, напоминающие шатры Моисеева племени , сорок лет водившего иудеев по пустыне, недвусмысленно намекали нам на то, что мы совершили кругосветное путешествие во времени-оказавшись в краях, где бродили гиганты, на которых охотились наши добиблейские предки. Мы искали настойчиво и упрно, но на острове Бенигсена мы барона Толя так и не обнаружили. Оставив записку и материалы проведённых исследований, учёный и его спутники покинул остров, не дождавшись нас.


Не найдя ни Толя , ни миражно-легендарной Земли Санникова, мы нашли в северных морях нечто манившее нас сиянием недостижимого идеала: подтверждение того, что мы можем совершить невозможное. Мы прошли туда и обратно на тех же собачьих упряжках и байдарах там, где многоопытный полярный исследователь Эдуард барон фон Толль, по всей видимости, канул в полынье вместе с проводниками, нартами и собаками. По руслам Лены и Ангары , мы возвращались в Иркутск триумфаторами. Отложенное венчание наконец-то произошло.
-Венчаются раба божия и...- блуждал в подкуполье храма Михаила Архангела голос батюшки. Стоя рядом с как бы закованным в латы усыпаннлго орденами и медалями вицмундира отца Александра Васильевича и крестясь, я наборматывал стихотворение, которое допишу лишь много лет позже, когда замкнётся круг Судьбы, когда словно вернувшийся бумеранг с очертаниями острова Новая Земля, всё возвратится на круги своя.
ВЕНЧАНИЕ


Вы стояли у амвона
королевою метельной.
Вы -в фате. А он в погонах.
Вырез платья. Крест нательный.


Это свадебное платье!
Шлейф фаты - замёрзшей Леной.
Ангара - перчаткой. В латах
он. Вы двое во Вселенной.


Мыс Софии. Остров Беннета.
Шхуна. Мачты шпажный выпад.
Крикнуть бы Судьбе :"Не та
всем нам участь могла выпасть!"


Только-холод. Стынут губы.
Только губит нас случайность.
Палуба. Форштевень. Трубы.
Вот и островок нечайный.


Словно девы в дивном Смольном-
Генриетта и Жанетта*
выступают в танце сольном
разодеты для балета.


В снежных пачках, бриллиантясь
льдов сверкающих колье,
инеем дохнув на ванты
ближе -ближе-лье за лье.


Взять за талию и руку ,
закружить в метельном вальсе,
чтоб спознать любви науку,
словно парус в резком галсе


развернувши-не по ветру
а наперекор всему...
Чтоб вершинами Ай-Петри
в жарком, пальмовом Крыму


выплыл остров тот неведомый,
что никем ещё не познан,
но накатывает бедами
будущее. Слишком поздно!


Кольцами ли обручальными-
заполярные широты...
И глаза твои печальны.
И измят рыданьем рот.


Словно бугорки сугробные-
в пламени свечном-отдельные,
и два крестика надгробные-
словно крестики нательные.


Только лишь на карте точки
две невинные малышки,
Ваши дочки-ангелочки,-
упокойные молитвы.


Сын. В Париже эмиграция.
Те же очи. Те же локоны.
Та же прелесть. Та же грация.
Но глаза уже проплаканы.


Он навеки упокоится
там же, где венчался с Вами,
Знать начертано такое
в небесах Его словами.


Но пока ещё бумеранг, кувыркаясь, возвращался -нас уносил по кровавому морю наш железные ковчег. И Анна Тимерёва, совсем как воскресшая под паровозными колёсами толстовская Анна, бросив мужа и сына, согревала своим дыханием окоченевшие пальцы Колчака. И писала оттаявшими чернилами.


Каждый день я думаю о гибели,


Что меня за сопкой стережет.


Первый снег плотину ярко выбелил,


И мороз огнем холодным жжет.


Меж камней колосья в хрупком инее.


Нежные,как белая сирень,


Небо цвета горла голубиного,


Желтой степи жесткая постель…


Я была всегда такой любимою


Я была жена,сестра и мать-


Это все давно промчалось мимо,


Надо молча смерть свою принять.


Она появлялась в штабном вагоне ангелицей в одеждах сестры милосердия с красным крестом во лбу пропахшая лекарствами, с пальцами обожжёными йодом и марганцовкой.
-Сегодня сделали два десятка ампутаций и перевязок без счёта!- грела она обмётанные морозом губы в трещинках, грея их о край стакана с горячим чаем. Она -ожившая фотография с его стола в капитанской рубке: русская красавица в кокошнике.Княжна!
Не знаю, оставались ли у них в эту пору время и силы для физической близости -или она укладывалась с ним под одеяло лишь как Агарь, предназначенная для того , чтобы согреть угасающего Давида?



______


*Острова восточнее острова Беннета.



Натурой он был увлекающейся, интересовавшийся всем на свете . Его интересовали миграции птиц, рыб и китов. Дно океана его манило не меньше, чем звёздное небо и со своими двумя Георгиями и одним Владимиром на парадном мундире он был как бы частью какого-то никому не ведомого Зодиака...



О чём думал Колчак , сидя у камина в своей омской ставке и созерцая блеск привезённого из Японии самурайского меча?



Приходя в ярость, он ломал карандаши...подобно копьям на рыцарском турнире или вонзающемся в его кольчугу и застревающим в её кольцах стрелам...Но быстро отходил...


3. Лютов


Шпионы и желающие поживиться драгоценностями золотого запаса роились вокруг наших эшелонов подобно таёжному гнусу тундровым песцам. полярным совам и леммингам , торопившимся поживиться оленятиной, если нам удавалось подстрелись на мясо оленя или забредшего со льдов на материк белого медведя. Стоило оставить тушу на ночь, кок от нёё оставался добела обглоданный остов. Попадались нам и места отходов моржового и китобойного промысла - отмели и гавани усеянный костями китов и сивучей, чьи черепа с выкачанным из них спермацетом и вырванными моржовыми бивнями зияли пустыми глазницами , напоминая о библейском аспилохидоне и Ионе в чреве кита.



Начальник контрразведки Ставки Лютов , хлыщ с закрученными на концах усами, садистской улыбочкой мокрых губ и блеском глаз , какие Гумилёв сравнивал с "голубыми гробницами" то и дело пускал в расход покушающихся на наш стратегический груз...Чехи , поляки, французы были неприкосновенны. Зато среди стоявших в охране наших серошинельных или казачков то и дело обнаруживался марадёр умудрившийся умыкнуит из ящика со слитками -бруочек другой или припрятать в карман несколько монет-желтяков с профилем императора не реверсе?????По преимуществу солдатики не могли устоять перед соблазном во время расчётов, производимых при закупке продовольствия и оружия. Тогда писарь доставал толстую, как Ветхий завет из алтаря уездного прихода , усаживался за стол в вагоне, служившем ... похдною кссой =и следуя распоряению министра Финансов, цёлкад костяшками счётов..., чтобы выдать нарочному причитающуюся сумму. Тогда-то отрывались выдергою верхние дощечки ящиков, вынимались слитки , мешочки с монетами и "камушкми"-соблазняя своим блеском личный состав . Тогда -то ознобом золотой лихорадки прокатывался по спинам жар неодолимой жадности-грезились намёрзшемуся в окопах служилому купленные на сокровище тройка с бубенцами, терем с резными наличниками, дородная жена в атласном платье и шолково платке, пузатый червоного блеска самовар на веранде, фарфоровые блюдца, пиалы и полные конфектов вазоны. И чтобы в воскресенье стоять в церкви пред образами в малиновой , подпоясанной набрным ремешком косоворотке - и лился бы от толстой, купленной за двугривенной свечи свет на сверкучий оклад, слушать акафист про преветлых серафимах и ...херувимах и звякала бы о поднос дьячка, серебряная монета, вторя колокольному благовесту и хору ангельских голосов ...Но эту грёзу прерывал окрик:
- Сказано же в Писании-не укради! Так -то ты, образина государеву казну охраняешь?
- Бес попутал, вашродие! Я не специально!Дома, под Тверью, жена , детишки с голоду пухнут!
Сухой щелчёк выстрела. Жалобный вскрик. И сладкую грёзу , образовавшуюся в воображении солдатика накрывала непроглядная мгла небытия. Правда другие служилые, наблюдающие за показтельной казнью, за тем как из дула револьвера вашбродия вылетало, словно вырванное из крыла серафима перо, огненное жало, по крайней мере одному из них грезилось,с похмелья , с самогонного перепоя, как тот самый богомолец в красной атласной рубахе из сарпинки???? и в смазных сапогах , отднелясь от тела падающего наземь, роняющего с плеча винтарь солдатика , устремлялось ввысь, где его поджидали на облаке стыливо пркрывшиеся белопенными крыльями херувимы.
Замечены ли были рыцари золотых львов на знаменах и шевронах в подобных нелепостях? Тянулись ли когтистые лапы тех геральдических львов, капала ли слюна из раззявленных пастей, дрожали ли похотливо хвосты , как у блудливыфх чердачных котов? Без сомнения- всё это наблюдалось. Но контрразведка закрывала на то глаза. И плотно забитые Янеками и Ярославами вагоны ломились от натасканного туда из 28-вагонного злата-серебра рухнувшей империи. И бордели Омска и Новониколаевска принимали в свои жаркие объятия сыновей рвущихся из пут Австро-Венгерской империи Чехии, Словакии, Моравии и Польши , и ласкающий слух грассирующий мажор французской речи вплетался в минор цыганского романса.



И вышедшая на перрон станции Тайга припухшая от голода мамаша обслужив нескольких чехов прямо в тесноте вагона , валялась около фанарного столба в луже крови с разжатой лаонью , из которой выкатились кругляки монет , и похожая на старушку-карлицу девчушка , размазывая по щекам слёзы теребила мамку за подол, из под которого выглядывали белые икры. И эта сцена напомнила то , как боцман "Зари" пристрелил тюленику , кормившую на льду тюленёнка, как он кричал совсем по-человечески , таращась на нас черными глазами, в которых отражалась вмёрзщая в лед яхта и как этот жалобный писк оборвал хлёсткий выстрел:у нас кончался провиант!



Эти выстрелы, словно гром среди ясного неба или удары бича! Как-то особенно громко звучали они в бездонной тишине заполярья. Они раскатывались далеко-далеко-и казалось их звук достигает самого того места, где пронзает Землю невидимая ось, в которую, уставясь, смотрит всевидящее око Полярной Звезды и ковшик Малой Медведицы цепляется ручкой за эту звезду , которую и эвенки, и якуты , и буряты называют Золотой Кол.????От тех выстрелов осыпались ледяные торосы, крошился на мелкие бриллианты снежный наст. В привокзальном гвалте мешочников ,водовороте беженцев выстрелы звучали совсем глухо, словно звук сломленной ветки. А разутые-раздетые расстрелянные -это могли быть и не повиноввшиеся приказам железнодорожники, и заподозренные в сочуствии большевикам или шпионаже- валялись на морозе скрюченными в самых экзотических позах, ловно это были мраморные скульптуры изображающие сцены Страшного Суда.



Пойманных контрразведкой



Я ещё в Омске отдавал приказ расклеять эти листовки...И вот они где объявились голубчики, в Барабинске, под шумок мятежа...



Был ли это взявший псевдоним один из его друзей по кадетскому корпусу, соединивший в сюжете своей эзотерической поэмы разрозненные события события разных лет? Капитан ли переоборудованной для полярей экспедции китобойной шхуны "Зари" ...или кто-то из штабных офицеров, проделавших вместе с вице-адмиралом последние вёрсты его крестного пути?
кокаинист...






ВЕНЧАНИЕ



Вы стояли у амвона
королевою метельной.
Вы -в фате. А он в погонах.
Вырез платья. Крест нательный.


Это свадебное платье!
Шлейф фаты - замёрзшей Леной.
Ангара - перчаткой. В латах
он. Вы двое во Вселенной.


Мыс Софии. Остров Беннета.
Шхуна. Мачты шпажный выпад.
Крикнуть бы Судьбе :"Не та
всем нам участь могла выпасть!"


Только-холод. Стынут губы.
Только губит нас случайность.
Палуба. Форштевень. Трубы.
Вот и островок нечайный.


Словно девы в дивном Смольном-
Генриетта и Жанетта*
выступают в танце сольном
разодеты для балета.


В снежных пачках, бриллиантясь
льдов сверкающих колье,
инеем дохнув на ванты
ближе -ближе-лье за лье.


Взять за талию и руку ,
закружить в метельном вальсе,
чтоб спознать любви науку,
словно парус в резком галсе


развернувши-не по ветру
а наперекор всему...
Чтоб вершинами Ай-Петри
в жарком, пальмовом Крыму


выплыл остров тот неведомый,
что никем ещё не познан,
но накатывает бедами
будущее. Слишком поздно!


Кольцами ли обручальными-
заполярные широты...
И глаза твои печальны.
И измят рыданьем рот.


Словно бугорки сугробные-
в пламени свечном-отдельные,
и два крестика надгробные-
словно крестики нательные.


Только лишь на карте точки
две невинные малышки,
Ваши дочки-ангелочки,
упокойные молитвы.


Сын. В Париже эмиграция.
Те же очи. Те же локоны.
Та же прелесть. Та же грация.
Но глаза уже проплаканы.


Он навеки упокоится
там же, где венчался с Вами,
Знать начертано такое
в небесах Его словами.




*Острова восточнее острова Беннета.



КОЛЧАК
Адмирал Колчак, гляди-ко,
Как он выпятился дико.
Было радостью врагу
Видеть трупы на снегу
Средь сибирского пространства:
Трупы бедного крестьянства
И рабочих сверхбойцов.
Но за этих мертвецов
Получил Колчак награду:
Мы ему, лихому гаду,
В снежный сбив его сугроб,
Тож вогнали пулю в лоб.
АННЕНКОВ
Сел восставших усмиритель,
Душегуб и разоритель,
Искривившись, псом глядит
Борька Анненков, бандит.
Звал себя он атаманом,
Разговаривал наганом;
Офицерской злобой пьян,
Не щадя, губил крестьян,
Убивал их и тиранил,
Их невест и жен поганил.
Много сделано вреда,
Где прошла его орда.
Из Сибири дал он тягу.
Всё ж накрыли мы беднягу,
Дали суд по всей вине
И — поставили к стене.
СЕМЕНОВ
Вот Семенов, атаман,
Тоже помнил свой карман.
Крепко грабил Забайкалье.
Удалось бежать каналье.
Утвердился он в правах
На японских островах.
Став отпетым самураем,
Заменил «ура» «банзаем»
И, как истый самурай,
Глаз косит на русский край.
Ход сыскал к японцам в штабы;
«Эх, война бы! Ух, война бы!
Ай, ура! Ур… зай! Банзай!
Поскорее налезай!»
Заявленья. Письма. Встречи.
Соблазнительные речи!
«Ай, хорош советский мед!»
Видит око — зуб неймет!
ХОРВАТ
Хорват — страшный, длинный, старый
Был палач в Сибири ярый
И в Приморье лютый зверь.
Получивши по кубышке,
Эта заваль — понаслышке —
«Объяпонилась» теперь.
ЮДЕНИЧ
Генерал Юденич бравый
Тоже был палач кровавый,
Прорывался в Ленинград,
Чтоб устроить там парад:
Не скупился на эффекты,
Разукрасить все проспекты,
На оплечья фонарей
Понавесить бунтарей.
Получил под поясницу,
И Юденич за границу
Без оглядки тож подрал,
Где тринадцать лет хворал
И намедни помер в Ницце —
В венерической больнице
Под военно-белый плач:
«Помер истинный палач!»
МИЛЛЕР
Злой в Архангельске палач,
Миллер ждал в борьбе удач,
Шел с «антантовской» подмогой
На Москву прямой дорогой:
«Раз! Два! Раз! Два!
Вир марширен нах Москва!»
Сколько было шмерцу герцу,
Иль, по-русски, — боли сердцу:
Не попал в Москву милок!
Получил от нас он перцу,
Еле ноги уволок!
МАХНО
Был Махно — бандит такой.
Со святыми упокой!
В нашей стройке грандиозной
Был он выброшенным пнем.
Так чудно в стране колхозной
Вспоминать теперь о нем!
ВРАНГЕЛЬ
Герр барон фон Врангель. Тоже —
Видно аспида по роже —
Был, хоть «русская душа»,
Человек не караша!
Говорил по-русски скверно
И свирепствовал безмерно.
Мы, зажав его в Крыму,
Крепко всыпали ему.
Бросив фронт под Перекопом,
Он подрал от нас галопом.
Убежал баронский гнус.
За советским за кордоном
Это б нынешним баронам
Намотать себе на ус!
Мы с улыбкою презренья
Вспоминаем ряд имен,
Чьих поверженных знамен
После жаркой с нами схватки
Перетлевшие остатки
Уж ничто не обновит:
Жалок их позорный вид,
Как жалка, гнусна порода
Догнивающего сброда,
Что гниет от нас вдали,
Точно рыба на мели.
Вид полезный в высшей мере
Тем, кто — с тягой к злой афере,
Злобно выпялив белки,
Против нас острит клыки.




В целом кое-с чем согласен.Но лишь кое-с чем. Хотя не понятно-где вы в моих вытваряшках вы узрели совковую цензуру.Скорее, это что-то автопортретное.Хотя -я не претендую на психоанализ. Но как канцелярит и вульгарный буквализм, как раз что-то из той оперы, в которой лажа прёт в каждом тате. Но где вы у меня копмолитпрос у откопали?-ума не приложу. Конкретно. По тексту.А? А то какое-то похлопывание малыша по розовой попке получается...Нет времени? Ну, ну! Может быть и так. Дело хозяйское.Я ведь и не напрашиваюсь к вам -в подопечные.Это вам только показалось. Вы принципиальный ДОКУМЕНТАЛИСТ? Это радует.Но где же литературные шедевры как результат вашей копки в попке архивного мамонта при извлечении его из вечной мерзлоты? Документы брикетировать до каменноугольных кондиций?А я как раз считаю, что документально-архивного сушняка уже наворочено с избытком.Не перечитаешь всего! Берёшь книжку за книжкой - и тягомотина невообразимая. Факты. Факты. Факты. В что ребята на прошлое, где были и Серебряный век русской поэхии, и Ницше, и Скрябин, и Врубель- досье шьёте? Судите-рядите.Документы пакуют брикетами. И - в книжку! Остановитесь!Сходите в филармонию послушайте какую-нибудь "Поэму экстаза", в нотах которой в качестве эпирафов-стихи Райнера Рильке!-вот документ, который о начале прошлого века скажет м.быть больше , чем любые спавчёнки о мероприятиях в тылу и на фронтах....Вы роете? Но где же хоть один роман?Повестушка? Рассказик?Как у Бабеля, Шолохова? Вообще по поводу нонфикшена и ортодоксального архивизма у авторов этой эпидемии есть много заблуждений и аберраций...Но ежели , конечно, кандидатская или докторская-понять можно...Иной раз фантазия и даже фэнтези больше скажет о времени и его атмосфере, чем протокольное следование документам.Кто будет лопатить тягомотину(она как раз и есть ДЛИННОЕ) , если добротное художественное полотно-не в кня овёс? Но каждый сума сходит на свой манер...




Другие статьи в литературном дневнике: