***

Юрий Николаевич Горбачев 2: литературный дневник

ЗА ЗОЛОТОМ КОЛЧАКА. Часть YI. ВОСПОМИНАНИЯ СИБИРСКОЙ МАТЫ ХАРИ 1891-1976 (85)


1. Голос


Подвыпивший комиссар заказывал уже в пятый раз"Цыганскую венгерку". Он выворачивал наизнанку карманы кожаных галифе и швырял музыкантам мятые "керенки" и "катеринки". Со лба скрипача градом катился пот, рубаха прилипала к спине пианиста, но играли они не за паршивые, ничего не стоящие бумажки ассигнаций с «бабкой»-Екатериной Великой , глядящей из обрамлённого казначейскими завитками овала, а страшась тускло поблескивающего в свете канделябров браунинга, выложенного на стол рядом с почти уже опустошённым графином водки.
- Может быть ещё раз "Очи чёрные" или "Ямщик -не гони лошадей", товарищ? - осторожно тронул ресторатор плечо грозы кривощёковских налётчиков, чья буйная черночубая голова поникла и уже была близка к тому чтобы упасть в тарелку с недоеденной на закуску осетриной.
Но товарищу уже не в коня овес были ни брильянты очей таборной танцовщицы, ни ямщик с его загнанными лошадьми. Ему некого было больше любить. Он никуда не спешил и мирно похрапывал, инстинктивно сжимая в кулаке рукоять грозного оружия пролетариата, из неандертальского булыжника преобразовавшегося в мечущее громы и молнии орудие диктатуры.


Разлёгшийся ласковым котёнком "Золотой лев", мурлыкал романсами и , выпуская коготки из мягких подушечек, не царапал, а ласкал, щекоча кисточкой хвоста. В этом ресторане уездного Новониколаевска, как до того в кафешантане Хабаровска, я пела вечерами под слезливый аккомпанемент скрипки и дребезжащего фортепиано. Ещё в моём оркестре был бугай с гитарой из цыган по кличке...А в номерах гостиницы "Метрополь" на улице Дворцовой с лепным лавровым венком на фасаде над замковых очертаний эркером???мы с тобой, Алёшенька, поселились инкогнито под видом актрисы и антрепренёра, занимающихся ещё и кооперацией в «Закупсбыте». Кооперация -для конспирации и эта закупочная контора, для ловли душ разбежавшихся по крысиным норам офицеров, которым обрыдло воевать, затаившихся до времени жертв экспроприаций, монархистов, анархистов, эсеров. В этом уже булькающим, подобно камчатскому грязевому вулкану, настаивающемся бродилове должно было что-то вызреть, забурлить, вырваться наружу. Вот -вот - и выбьет мощным напором снизу пробку -и ударит пенная струя в потолок, раскупорится вулкан -и потечёт лава. Уж больно лютовали большевички. К тому же к их «эксам» прибавились бандитские псевдоэкспроприации с розыграшами. Банда Пожогина гуляла по Новониколаевску , прихватывая и драгоценности ювелирной лавки, и банк, и приватные дома, и бани…Совсем, как одесский фигляр-налётчик, обладатель шляпы канотье , умопомрачительных жилеток и синематорафических усиков Мишка Япончик , на поимку которого направил тебя сам генерал Деникин. Но и это , и твоё самоубийство при возвращении на пароходе «Лейла», когда посреди Каспия догнали тебя , преданного каким-то Иудой из контрабандистов, красные на своей посудине, всё это случилось позже.


А тогда, в Новониколаевске, мы трудились , чтобы приблизить мгновение излечения от красной чумы. Сифилис лечат хной. Большевистскую заразу пришлось врачевать инъекцией вооружённого восстания. Горькое лекарство, сопряжённое с кровопусканием, но болезнь зашла слишком далеко -и надо было действовать незамедлительно. В Омской подпольной типографии мы напечатали билеты. В Томске дебютировали, в Новониколаевск явились с готовым репертуаром и планом создания белого подполья. Появление на театральной тумбе города афиши с надписью "Вечер романса" - было сигналом. Концерт -по сути дела съездом подпольщиков. Гастроли имели успех. Репертуар мой сложился ещё в Хабаровске, где я пела в кафе-шантан и где ты, артиллеристский офицер, поднёс мне первый букет роз. И когда , уткнувшись во влажные бутоны, я вдохнула их дурманящий запах, я родилась заново. Твой китель висел на спинке стула гостиничного номера. Утренний луч солнца играл на Георгиевском кресте. Он посвечивал бликами на грозди винограда, румянил бока яблок, зеленил пальмовый помазок ананаса в вазоне. Луч выхватывал из образуемого тяжёлыми портьерами полумрака среброгорлую бутылку шампанского и две хрустальных балерины фужеров с недопитым вином. Солнце образовывало синеватый отсвет на моих коротко стриженных волосах, когда я трогала их гребёнкой, глядя в обрамлённое багетовой рамой зеркало. Ты ещё спал. В полуоткрытое окно доносился звон колоколов собора. Я увидела в зеркале нас , стоящих пред аналоем. "Венчаются раб Божий, Алексей и раба божия Мария!"- рокотало. Слезило глаза сверкающее золото иконостаса. Багет зеркала перетёк в оклад образа какой-то хмурой святой . В ртутном свечении амальгамы возник образ уже неузнаваемый: шансоньетка преобразовалась в монахиню. Веяло жаром и восковым запахом от оплывающих свечей. Ты одевал кольцо на мой безымянный палец, я -на твой...


Как давно и как недавно всё это было! Города нанизывались бусинами на нить - Хабаровск, Чита, Иркутск, Новониколаевск, Омск… Меня понесло вслед за тобой в пекло войны.
И вот он -фронт. Он ворвался давящим на перепонки грохотом артиллерии, сухим пощёлкиванием винтовок, сорочьим стрёкотом пулемётов. По эту сторону наши серые шинели…По другую – немцы …австро -венгры???? Даже не верится, что это была я. Но с красным крестом на косынке медсестры, я тащила через снарядные воронки раненого солдата, ела наравне со всеми кашу из котелка, сидя в окопе, пока над нашими головами посвистывали пули и визжали осколки снарядов. Я заходилась в кашле от удушья ипритом. Теряя сознание, я проваливалась в темноту, оглоушенная разрывом прилетевшего с "той стороны" артиллерийского снаряда и контуженная отлёживалась в лазарете -и когда ко мне вернулись звуки, краски и обаняние – первым я услышала манерно-грассирующий голос , напевающего про бананы и лимоны Сингапура, спящих на львиных шкурах любовников, плачущих под хохот обезьян. Вдруг я почувствовала запах роз. И с небывалой ясностью, отчётливо-двуглавого орла на пуговице кителя -всё всё ещё судорожно сжимающего в когтях скиптр и державу и свисающий надо мной сбоку от ремня портупеи георгиевский крест со Святым на коне, разящим копьём Аспида. Я понимала, что и для тебя, и для твоих прокопчённых артиллерийским дымом сослуживцев я-живая икона..."Богородица!" -шептал умирающий молоденький подпоручик. Его фиалковые глаза светились светом очей Херувима. Молясь в палатке санбата у образа Казанской Богоматери заступницы, я видела их всех, кого потом складывали карандашиками и засыпали землей, уплывающими в небеса с нимбами над головами...


Понятно, что тогда мне и в голову не приходило писать какие-то дневники, не до того было в водовороте событий, в которые я была вовлечена в качестве сестры милосердия санпоезда.Вести записки я начала в Иркутской тюрьме, где оказалась вместе с Александром Васильевичем Колчаком и его подругой Тимерёвой...И дописывала их позже в Харбине и Сан-Франциско. Голоса меня стали посещать тогда же, в тюрьме. Сказалась контузия, последствия которой осложнились нервными потрясениями -вначале пришло известие о гибели первого мужа Гришина -Алмазова, затем - о расстреле второго мужа ...Михайлова.Будущие историки и архивисты могут обвинить меня в анахронизме и в том, что я перепутала времена. Мистика. Но голос ...Вертинского я услышала задолго до того, как побывала на его реальном концерте
в Харбине или имела возможность слушать грамофонную пластинку.
«Я не знаю зачем и кому это нужно, кто послал их на смерть недрогнувшей рукой»,- звучал манерный голос Вертинского сквозь свист пуль и рвущие перепонки взрывы прилетающих "с той стороны" «лялек». Возможно, это свойства моей окончательно изломанной психики, а возможно дар свыше подобное ясновидению-яснослышание, медиумическое послание из будущего в моё окопное прошлое.


Как давно это было! Быть может даже очень давно. И даже не в белорусских Барановичах, среди органно-готических сосен Серебряного Бора, а где-то на берегах Непрядвы. Звенели мечи о мечи. Из металла высекались искры. Сверкало в небесах. Грохотало. И вдруг наступила тишина.
И в этой тишине Мерцающий белым пламенем свечи лик Архангела-Пьеро Вертинского взошёл над кровью и грязью окопов. Он плыл над нами на волнах романса. Тогда или много позже я разжилась цыганской семиструнной с осиной талией и в терцию с этим замогильным голосом спела : "Забросали их ёлками, замесили их грязью, и пошли меж собой по домам толковать, что пора бы давно прекратить безобразие, что и так уже скоро мы начнём голодать."
Мальчики в шинелях уходили и уходили в облака и их провожал печально-меланхоличный голос. И хотелось встать на колени. И заглянуть- в какие же бесконечные пропасти ведут ступени светлых подвигов? И ещё и ещё раз возрыдать: "Я не знаю зачем и кому это нужно?" И не получить ответа.


Уже в Харбине, где я всё ещё думала о тебе, мой рыцарь, названный Алмазовым вслед за купринским героем из рассказа "Куст сирени", очаровательная жена которого выручила своего мужа- молодого офицера , сдав в ломбард все семейные драгоценности для того, чтобы выручить любимого. Всё ещё думала о тебе, хотя во второй раз стояла пред алтарём уже с другим. И мне казалось, нас венчает не поп в золоте фелони, а ожившее изваяние Будды, безжалостно вращающего колесо кармы. И перед тем я увидела на афишной тумбе -не Архангела , а безнадёжно старомодного денди во фраке и в цилиндре на голове -и сидя в полумраке душного помещения кусала губы снова слушая и видя, как опускают в вечный покой и всех их, этих мальчиков, и тебя и , готовясь сама готовясь к тому же уже в Сан-Франциско, всё ещё слышала этот голос.


2. С жестоким романсом, частушкой и разбойной песней по жизни


Этот дневник я начала писать, не зная, что тебя уже нет в живых. Что , стоя на палубе утлой тихоходной лоханки , на которой, торопясь ко мне, пустился ты в плавание по волнам моря Хвалынского,( а его бороздили когда-то и корабли вещего Олега, и челны Стеньки Разина) , чтобы не даться в лапы комиссарам, ты приложил к горячему виску холод дула, взвёл курок -и нажал на спуск. Это было совершённое тобою в соответствии с кодексом Буси-до сэппуки.*

...Широкий бредень сети с ячеями подпольных ячеек завели мы на отмели недовольства установившимся режимом, чтобы зачерпнуть мотнёй -и словоохотливых премудрых пескаришек - лавочников, и зарывающихся в тину карасишек -мещан из тихушников - обиженок на новых хозяев жизни, и золотопогонных щурят, попрятавшегося по стрежевым приямкам офицерья, которые не в силах продолжать войну до победного конца, вначале не смогли противостоять братанию с немцами и австрияками, а затем -штык в землю -и уже попивали чаёк с сахарином вприкуску у дородного самоварчика, ковырялись в огородах закаменских нахаловок, валялись под образами до обеда в нагретых жёнами перинах , удили рыбу в тихих заводях, на всю катушку осуществляя заветную окопную мечту о безмятежной мирной жизни.
И хотя не такими уж безмятежными бывали эти заводи-и в теснящемся к берегу Оби у мамонтоподобных ног-быков железнодорожного моста районе, прозванном в народе Порт-Артуром, где наползали одна на другую "фанзы" самостроя то и дело завязывались нешуточные мордобои, всё ж -таки здесь не гремела береговая артиллерия, а вместо порохового дыма по утрам наплывали розовые туманы, которые быстро разгоняли лучи поднимающегося солнышка. Тишина стояла первозданная. Разве что петухи начнут перекликаться с первыми лучами дневного светила. Разве что под вечер, когда закатывался апельсинного цвета шар за горизонт, бросая на воду лавовые отсветы, а следом выкатывалась луна, под всплескивающим лодочным веслом и за кормой возникал оловянный расплав и образовывалась подобная нельмяжьему боку лунная дорожка нарушалась эта безмятежность. Лениво звякала балалайка , её дребезг перебивала напористая гармонь и к мычанию гонимой хворостиной с прибрежной луговины бурёнки дуэтом добавлялся задиристый женский голосок.

Мой милёнок под Мукденом,
как его не пожалеть,
весь как есть утоп,- ну где нам
самураев одолеть?


Только -только алым солёным помидором солнышко выкатывало из за Ключ-Камышинского утёса,по краю которого пыхтел, прижимаясь к горе паравозик-трудяга, тянущий за собой составы с кузбасским угольком, как происходило явление бескозырки с надписью РЕТИВЫЙ**, тельняшки и чудовищных клёшей цвета пиратского роджера. Обской ветерок играл золотистыми якорями на ленточках. Зелёный с перепоя, как грядочный огурец,милёнок- утопленник, неопохмеленный вываливался из скрипучей калитки и вначале стуча деревянной култышкой по досчатому тротуару,потом продырявливая протезом в грязи дырки, распугивая каноньерками плавающих в огромной луже гусей и уток, направлялся к избе на противоположной стороне улицы. Пришвартовавшись у крестовой избы с украшенными рюшами резьбы наличниками, он требовательно тарабанил в высокие ворота...
- Да пошто ж ты аспид, ни свет ни заря будишь?-выглядывала в окошко хозяйка.
- В соборе уже заутреню прозвонили...
- Прозвонили! А ты всё стаканом о стакан благовестишь...Самогон глушишь ведрами, а када платить будешь?
- А вот как пенсион подгонят, тёть Фрось...
- Пенсион! Кто ж его подгонит, когда в стране бордель, как у Катьки Мануйлихи в номерах...
И чертыхаясь, тётка вытаскивала заткнутую обрывком газеты бутылку и пахнущие укропом огурчики...
- Малосольненькие!- с хрустом вонзался нетерпеливый матросик в овощ вслед за уже нетерпеливо сделанным прямо из горла глотком. На раскрутившейся пробке возле култышки крупным типографским шрифтом симофорило слово ПОКУШЕНИЕ...
- Ну!За здравие Петра Аркадича и за упокой министра внутренних дел*-ещё раз приложился матросик к бутылке...
И перехватив горло бутыли удавистой горстью навроде "столыпинского галстука" пошлёпал, мотая штанинами клёшей на другую сторону улицы, горланя:
Ой, вы гейши, бабы дуры,
неприступней Порт-Артура,
междуножны ножны -рай,
или я не самурай?


Такие картины уже канувшего в пучине времени прошлого рисовало моё воображение, когда я разбирала записи с частушками, к коллекционированию которых я пристрастилась ещё с времён моих девических песенных опытов в Мариинске. По нечаянному совпадению или же в том был перст судьбы, но родилась я в год , когда наш сибирский городок удостоил вниманием цесаревич Николай Александрович***.И маманя моя, будучи уже на сносях , стоя в толпе ликующих мариинцев, приветствовала прогуливающегося по центральной улице молоденького красавца-будущего императора и его позолоченную свиту, подмечая -в какие наряды были разодеты светские дамы для того, чтобы потом их копировать. Одна из первых запомнившихся мне частушек была как раз об этом историческом событии.
Как пустил министр Витте-
деньги в паровозный свист,
а в роскошной царской свите-
что ни вор, то финансист.

Эти куплеты в самом раннем детском возрасте услышала я во время соревнования "песнохорок".Смысл этого озорного состязания заключался в том, кто споёт более забористую частушку и сможет продержаться дольше. На центр круга выступала певунья, гармонист заводил своё "тына-тына-у Мартына" - и начиналось.Закончив, артистка возвращалась в круг, и на круг, пританцовывая, выходила следующая участница этой поэтической дуэли. Тогда я , конечно, ещё не понимала, что вельможи в расшитых золотом мундирах и блистающие звездами на орденских лентах, о каких с восторгом рассказывала маманя, -и есть те самые частушечные воры. Да и вряд ли кто из встречавших цесаревича мог сочинить такой пасквиль.К его встрече в городе выстроили обложенную цветами "триумфальную арку". Было начало лета - всё цвело -и сиятельную делегацию осыпали пахучими ветвями и бутонами. Среди белых и лиловых гроздей сирени алели жарки, белели и голубели колокольцы сон-травы,желтели стародубки. А одна девица поднесла цесаревичу очаровательный букетик сибирских орхидей-венериных башмачков.На берегу наряженные в косоворотки и заправленные в сапоги широкие штаны встречали наследника престола в украшенном цветами баркасе мариинские купцы. На другом берегу девы в кокошниках подали радушно улыбающемуся в юношеские усы цесаревицу хлебом - соль на расшитом полотенце. Да и сам городишко как бы принарядившийся в кружева наличников, блистающий куполами собора святого Николая,ге по случаю торжества отслужили заздравный молебен,-словно бы светился от радости. Но правда и то, что сквозь решётки высящегося на окраине города тюремного замка пытались высмотреть происходящее и на берегу Кии, и в центре арестанты. Может кто-то из них и сочинил ту частушку, как и песню со словами :«А в Мариинске - тюрьма большая, народу там не – перечесть. Ограда камена – высока. Через неё не перелезть»**** Вот так и набирался, словно монетки в копилочку - кошку с прорезью в спине, -мой репертуар.
Если Шаляпин пел "Дубинушку" и арию варяга, то я "По диким степям Забайкалья" "Эй Баргузин пошевеливай вал" и "В шайке я был атаманом, имел шестерых молоцов, я помню, как из лесу выйдем - и грабим проезжих купцов".

Меланхоличные романсы-это прекрасно. Но, прослезившись, публика жаждала чего-нибудь позабористей. Вот тогда-то и шли в ход разбойные песни и собранные мной в особую тетрадку куплеты, которые я записывала везде , где случалось. В Хабаровске , Владивостоке, Иркутске, Томске, Омске, Новониколаевске. Порой они вызывали у публики не меньший восторг чем варьете с кан-каном и зидиранием юбок из - под которых выглядывали чулки и трусики в кружавчиках. Кроме хлеба и зрелищ народ алкал юмора и смеха.Поэтому и частушечные куплеты потреблялись в астрономических количествах. Да и сама -то ведь я была родом из заштатного Мариинска, где этот жанр процветал.



* 1906 г. было совершено очередное покушение на премьер - министра Петра Аркадьевича Столыпина на Аптекарском острове, 15 июля 1904 года эсером Егором Созоновым был убит министр внутренних дел Вячеслав фон Плеве.
**Подлинные названия миноносцев "Бурный", "Сердитый"(на нём ходил Алексанр Васильевич Колчак), "Расторопный", "Скорый" )
***3 (15) июля 1891 года наследник царского престола Николай Александрович Романов со свитой въехал в пределы Томской губернии. В Мариинске Цесаревич останавливался на ночлег, проведя в городе около 10 часов.
**** Цитируется по ресурсу проза. ру " Тюремный замок в Мариинске
Алифтина Павловна Попова".



3.Конспиративная кооперация


И вот пришло время разбить глиняную кошку-и пустить в оборот накопленное. В моём номере "Метрополя" образовался светский солон международного масштаба. Сюда, в меблированные комнаты бельэтажа с роялем в гостиной, просторными диванами и изразцовыми печами по углам были вхожи -и новониколаевские, и томичи, и омичи, и чехословацкие легионеры, и французы. Гремучий коктейль из поэтических вечеров и прагматических переговоров изворачивающихся коммерсантов , выдумывающих как обойти драконовские постановления Совдепов -жадно поглощался публикой. Тому способствовала и наша с Грищиным гастрольная деятельность. Как только из городов в деревни двинулись продотряды - возроптали - и хлебозаготовители Татарска, и маслоделы Барабинска, которым резким ударом административного топора были обрублены связи с Лондонской биржей, где они вот уже который год удерживали лидирующие позиции.
- Да моё-то маслице на травах Барабы бурёнками нагулянное англичане распробовали и поняли, што оно поароматнее голландского да сыры -то из Каргата - куды с добром!-кипятился кооператор из чингисхановской степи, заставляя притихнуть почтенное собрание "Заготсбыта".
В зале, где только что оппозиционно гремел рояль, жаловалась скрипка-страдалица, рокотала умиротворяющая гитара закипали страсти покруче романсовых. И сколько я, нарочито манерно заламывая руки, перед этим не заклинала , чтобы ямщик не гнал лошадей, он нахлёстывал их по крупам плетью. И они рвали постромки, раздувая ноздри и роняя с морд горячую пену.
Словно во исполнение завещанного частушкой -покликушкой "Ой Столыпин ты Столыпин,ты давай верти столы-то,злобных духов вызывай,чтоб поднялся каравай." материализовались злые духи всё более и более всеохватного спиритического сеанса.
- Нету уже моченьки терпеть -то! - вскидывался хлебозаготовитель.- Врываются вооружённые до зубов в деревни с поводами и всё подчистую выгребают прямо с токов...Воробушку, мышке поживиться не чем не то што человеку!
- Наша чановская белорыбица и в мороженном, и в копчёном виде - ресторациями Омска, Новониколавевска, Кемерова потреблялась-и был доход. А теперь-амба...Всё-в Москву уходит , как в прорву...
-Осетриной, чёрной икрой, нельмой, пелядью тожеть торговать -не моги...Это для спецпайков партийных товарищев,чтобы язву желудка на перловке не наели...
- Пушнину -и ту к рукам прибрали. На экспорт гонют комиссарики...

В зале шумели и громко комментировали, председательствующий то и дело вынужден был звенеть карандашом по графину. Но этот звон, будто эхо бубенцов по дугами рванувших бешеным аллюром лошадей ещё больше раззадоривал битком набитый разгорячёнными ораторами зал.
-Хватит тянуть волынку! Пора дать краснозадым пинка под их зад!

И собрание приходись прерывать из -за нарушения режима конспирации. И образовывалось столпотворение на гардеробе. Господа-товарищи тянули номерки -и, обливаясь потом, гардеробщики таскали и таскали тяжёлые противоморозные доспехи витязей торговли и оборота капитала. И в досаде выдирая песцовые, лисьи и беличьи треухи из рукавов пока что ещё не обменянных за продукты на барахолке бобровых шуб и ондатровых шуб, поругиваясь, кооператоры вываливались во вьюгу, чтобы усаживаться в сани и кошовы.


Но теперь уже отзвенела капелями, отжурчала ручейками, отблагоуала черёмухами весна. В окно отеля "Метрополь" врывались звуки и запахи конца мая. Я ждала подпольщиков к обеду. На этот раз решили собраться без музыки, читки баллад из "Кралевской рукописи", воспевающей то, благородные чешские рыцари бьются с дикими татарами. Сидя на диване в японском кимоно с драконом на спине, я ждала. Вселяясь в эти апартаменты, которые уездное начальство использовало для приёма довольно часто заезжавших в Новониколаевск высоких гостей, я не могла оставить пустыми два гвоздя на стене, на которых , как потом выяснилось висели два портрета- императора Николая и императрицы Александры федоровны. Эти портреты постигла участь изображений и скульптур свергнутых правителей. Отодранная от составлявших для мародёров ценность багетовых рам монаршая чита нашла прибежище в чулане под лестницей и поселившись в "Метрополе", я могла наблюдать, как вытащив их оттуда, красноармейцы тренировались в меткости стрельбы на заднем дворе.
-Так -то тебе, Николашка! - прицелившись и влепив пулю меж глаз государя, сбил на бок картуз красноармеец.
-Получай! - воскликнул другой, экономно клацнув затвором, явно жалея тратить вторую пулю на такое дело.
Зато их командир -тот самый протужуренный кожей "товарищ" , что напивался в умат в "Золотом льве", требуя ещё и ещё раз повторять "Цыганскую венгерку", стрелял и стрелял, не жалея патронов. Императору он вначале прострелил бесстрастно смотрящие на стрелка зрачки, затем всадил по пуле в пуговицы на кителе. Потом он "ослепил" императрицу.Довольный проделанной экзекуцией большевик отправлял маузер в кобуру, а изрешеченные портреты -в чулан под лестницей. И позже , когда до нас докатилось известие о казни императорской семьи, я невольно вспоминала об этом эпизоде у сараев на заднем дворе "Метрополя". Не прошло и двух месяцев, как этот жуткий сеанс симпатической магии(вот так же колдун тыкает иголками кукол жертв, чтобы навредить им) сбылся.
Но как бы ни мало времени оставалось о этих роковых событий 1918 года,и как бы ни быстро промелькнули они - в них уместилась бесконечный калейдоскоп происшествий. "Мелькает движущийся ребус" - пророчествовал о свойствах этого времени поэт. И ребус двигался и мелькал. Двигался и мелькал , создавая всё новые и новые комбинации, задавая всё новые и новые загадки.С тех пор, как перронам новониколаевского вокзала прибыли составы с чешскими легионерами, город как бы охватила оторопь. Казарм на Владимировской и в Военном городке не хватало для того чтобы вместить такую массу людей в серо-зелёной форме рядовых, портупеях офицеров, с бело -красными ленточками на околышах фуражек и кажущимися несуразными капелюх. Все эти винтовки, цинки с патронами, пулемёты и бронемашины на платформах никуда не вмещались -и по мере наплыва с Запада на Восток, лезли , как перебродившая квашня из махотки.Не помогало и спешное расквартирование по домам. К тому же "чешский легион" представлял собою взрывоопасный коктейль из сдавшихся в плен и переформированных царским правительством чехов, враждебных им мадьяр-венгров, в эту же мешанину вливались поляки и даже и распропагандированные пленные немцы с австрияками. А с декабря всеми ими руководили французы во главе с генералом Жаненом. Который, проделав с Колчаком путь от Омска до Иркутска, совершит коварное предательство, сдав Верховного большевикам.



4. Самурай и Гейша


Что касается пустующих гвоздей в апартаментах, то на один из них я повесила купленную на хабаровском базаре японскую картину "Самурай и Гейша"(так я её назвала), на другой - свою видавшую виды семиструнную с лазоревым бантом.Изображение было сделано на прикреплённой к двум бамбуковым планкам продолговатой полосе китайского шёлка. Справа -Самурай. Слева-Гейша. Как я истолковала смысл картины - Самурай объяснялся геше в любви.Но она почему-то не принимала его признания. Правда не совсем понятно было - почему Самурай, стоя на коленях , держал в обеих руах короткий меч, а Гейша, замахнувшись, рубила ему голову длинной катаной.Позже один знаток японских ритуалов объяснил мне, что принятый мною за Гейшу персонаж был молодым японским воином, который должен был отсечь голову совершающему сапуку самураю, чтобы обеспечить реинкарнацию.



Самурай и Гейша



Знайте-девка я такая,
полюбила б Колчака я,
чем грести мне зОлу-то,
лучше б слиток золота...
Му


В конце всего были Харбин и Сан-Франциско.



3 (15) июля 1891 года наследник царского престола Николай Александрович Романов со свитой въехал в пределы Томской губернии. В Мариинске Цесаревич останавливался на ночлег, проведя в городе около 10 часов.
3 (15) июля 1891 года наследник царского престола Николай Александрович Романов со свитой въехал в пределы Томской губернии. В Мариинске Цесаревич останавливался на ночлег, проведя в городе около 10 часов. К приезду будущего императора мариинцы тщательно готовились: город украсили, подыскали лучшие экипажи, тщательно подбирали ямщиков. Около перевоза через реку Кию, где должен был высадиться Цесаревич, выстроили специальную арку и помост. Деревянную арку украсили цветами и зеленью, помост весь застлан коврами; мелькали государственные флаги. Ровно в 9 часов 15 минут на противоположной стороне реки по тракту показались быстро мчавшиеся экипажи. Баркас, устроенный специально для перевоза Николая Александровича через реку, стоял уже у того берега вместе с гребцами (из местных купцов), одетыми в богатые русские костюмы. Так как в то время было уже темно (хотя иллюминация была устроена и на той стороне реки) — разглядеть ехавших было трудно. Что высокий путешественник прибыл уже к берегу реки, узнали только по раздавшимся там восторженным крикам «ура» стоявшего за рекою Киею народа. Цесаревич поднимался по помосту. На середине площадки городская депутация встретила его с хлебом и солью. После этого он направился в собор святого Чудотворца Николая, где, выслушал краткий молебен. Утром ровно в семь часов последовал отъезд в Томск. Увидеть больше фотографий т


Текст взят с сайта:

Важнейшей задачей Западно-Сибирского комиссариата и Гришина было объединение в основном стихийно возникших, имевших различный состав и политическую ориентацию антибольшевистских подпольных ячеек, групп и организаций и подчинение их Временному Сибирскому правительству. Вся эта работа велась при финансовом и организационном содействии со стороны мощной сибирской кооперации. Особенно активно помогал подпольщикам Союз сибирских кооперативных союзов «Закупсбыт», правление которого располагалось в Новониколаевске. Более того, входившие в руководство «Закупсбыта» правые эсеры Е.Н. Пославский и А.В. Сазонов (подпольная кличка — Дедушка) одновременно являлись уполномоченными Временного Сибирского правительства по Новониколаевску и его уезду.



Григорьев-Григорий Отрепьев ...Алмазов - алмаз выпавший из короны российской империи...Свои Япончики во всех городах... Клеветали...Кафешантанная дива. "Чешские аргонавты в Сибири". Каменские против Барышевских



Как из Маньки Мокрой стать светской львицей и привести к власти Колчака
Наталья Корнеева
Считается, что историю творят мужчины и дело это сугубо мужское, а главные герои в ней – доблестные полководцы, отважные правители, пламенные революционеры. Но в истории России существовало немало умных и предприимчивых женщин, благодаря которым менялся ход истории и вершались судьбы.


Одной из них можно назвать Марию Гришину-Алмазову / Михайлову. Оба её мужа были весьма знамениты в Белой Сибири, один из них – генерал-майор, командующий Сибирской армией и управляющий военным министерством Временного Сибирского правительства, а впоследствии военный губернатор Одессы. Второй – министр финансов в Российском правительстве адмирала Колчака.


На общем снимке Временного сибирского правительства Гришин-Алмазов и Иван Михайлов сидят рядом (третий и четвёртый слева).


На общем снимке Временного сибирского правительства Гришин-Алмазов и Иван Михайлов сидят рядом (третий и четвёртый слева). Фото: Commons.wikimedia.org
Публичную лекцию об этой женщине прочёл в Центре изучения истории Гражданской войны главный архивист Исторического архива Омской области, кандидат исторических наук Дмитрий Петин. Мероприятие приурочено к двум праздничным датам – Международному женскому дню и Дню архивов России.


Из шансоньетки в жёны офицера
С датой рождения Марии Александровны Захаровой, такова была девичья фамилия героини, немного напутано и существует несколько версий. В эмигрантской анкете она указывает, что родилась в городе Мариинске Томской губернии 30 августа 1894 года в православной семье. Однако в метрических книгах города Мариинска за 1890-1895 годах её имя отыскать не удалось. Скорей всего, считает архивист, она родилась в 1890 либо 1891 году. На могильном кресте кладбища в Сан-Франциско, где упокоена Мария Александровна, стоит 1890 год.


Генерал Алексей Гриши-Алмазов сидит в центре. Говорят он похож на Керенского.


«Я склонен думать, что это и есть настоящая дата рождения, - говорит Дмитрий Петин. - Она получила домашнее образование и до 1914 года жила при родителях. Участник Белого движения, автор воспоминаний о том времени полковник Иосиф Ильин указывает, что Мария Александровна в начале 1910-х гг, к 20 годам, была хорошо известной шансоньеткой на подмостках Хабаровского шантана и примерно в этот период познакомилась с артиллерийским офицером Алексеем Гришиным, который стал её первым мужем. Для того это был второй брак, и у него уже была дочь Ирина».


Впервые о Марии Александровне Гришиной - Алмазовой / Михайловой рассказал в 2015 году омский историк Евгений Журавлёв в Центре изучения истории Гражданской войны на научной конференции «Гражданская война на востоке России».


Это брак по традициям того времени не был благопристойным, и вряд ли его одобрило офицерское собрание. Для офицера иметь в жёнах певичку было нежелательно. При лучшей ситуации Гришина могли и погнать из армии, но случилось это событие в канун Первой мировой войны. Было не до благопристойностей. Алексея Николаевича отправляют на фронт, где он становится командиром батареи в мортирном дивизионе.


Судьба Гришина-Алмазова окончилась трагически.


Судьба Гришина-Алмазова окончилась трагически. Фото: Омский Центр изучения истории гражданской войны
Мария Александровна, сразу понятно, что храбрая и решительная дама, отправляется за ним вслед. При этом умудряется не только проявлять заботу по отношению к мужу, но и покорить сердца офицеров и низших чинов своей неустрашимостью. Под огнём противника помогает эвакуировать в госпиталь раненых. На фронте она провела около трёх лет, как потом Гришина напишет в воспоминаниях, была отравлена газами и контужена.


Сергей Великий со своей семьёй. Село Сергеевка, Оконешниковский район


«О жизни нашей героини в 1917 году сведений пока найти не удалось, - рассказывает Петин. - По всей видимости, она просто последовала за мужем, оказавшимся не у дел после развала армии. Известно, что в 1918 году супруги прибывают в Сибирь и селятся в Новониколаевске. Гришин под видом сотрудника Закупсбыта (Союза сибирских кооперативных союзов) активно занимается организацией антисоветского подполья. Мария Александровна его прикрывает, как может. Занимается концертной деятельностью и благотворительностью».


Подпольный псевдоним Гришина – «Алмазов» – был взят, по всей видимости, по имени героя повести Александра Куприна «Куст сирени». Летом 1918 года Алексей Николаевич становится командующим Сибирской армии, и приставка «Алмазов» уже официально фигурирует в документах. В этот же период он получает генеральский чин и семья Гришиных - Алмазовых переезжает в Омск.


Светская львица Белого Омска
С лета 1918 года молодая генеральша живёт в квартире, которая располагается в бывшем здании Военного собрания, где тогда находилось Военное министерство. Правда, военным министром Гришин - Алмазов был недолго. В сентябре 1918 года он был смещён с поста, считается, что он стал жертвой своих амбиций и политических интриг. Он был вынужден уехать в Добровольческую армию на юг России. В декабре 1918 года стал губернатором Одессы.


В фильме о Мишке Япончике Гришина-Алмазова сыграл Александр Лазарев (младший).


В фильме о Мишке Япончике Гришина-Алмазова сыграл Александр Лазарев (младший). Фото: Кадр из фильма
«Генерал оставляет супругу в Омске, надеясь на неё, как на агента влияния, - комментирует Дмитрий Петин. - Он просит супругу по возможности заводить полезные знакомства и всячески способствовать сохранению его положительного имиджа в Белом Омске. Период июля 1918 по февраль 1919 года был пиком политической и светской активности нашей героини. По сути, она стала серой кардинальшей Белого Омска».


Бронепоезд Орлик, Уфа, чехи, 1918 год.


Любопытна характеристика Марии Александровны, данная ей Иосифом Ильиным. В своих воспоминаниях он пишет: «В омских салонах блистает мадам Гришина-Алмазова. Сам генерал уехал на юг, говорят, что его удалению немало способствовали англичане, которые на него точили зубы после его речи на челябинском обеде, на котором присутствовал и я. Уже когда все порядочно подвыпили, казаки начали плясать, Гришин встал и своим громовым голосом сказал речь, посвящённую союзникам, причём англичан упрекнул в предательстве и заявил, что все равно они без России не обойдутся. Мы все были смущены, но думали, что обойдётся, так как английский консул ни слова не говорил по-русски, да и все были порядочно нагрузившись. Но, оказывается, англичанин на другой же день сообщил о речи Сибирскому правительству и выразил претензию и неудовольствие. Гришина-Алмазова же осталась в Омске и открыто живет с министром финансов Михайловым. Женщина она необычайно эффектная, высокая, красивая. Кричаще одевается в великолепные открытые платья, показывая своё красивое тело – грудь и спину обнажая елико возможно. В пышных волосах колышутся букетом перья «паради». Пьёт Гришина гомерически и может выпить бутылку, а то и две, водки, и хоть бы что! Укладывает любого мужчину! Это старое воспитание. На Дальнем Востоке её многие знали до войны, когда она была шансонеткой на подмостках хабаровского шантана. И за удивительную способность поглощать спиртные напитки её звали «Манькой Мокрой» – очень поэтическое название для будущей любовницы, а может быть и жены Минфина. Но в общем говорят, что она – хороший человек и умная женщина. Что она умна – это, конечно, не подлежит сомнению».


Материальное положение Гришиной-Алмазовой в Белом Омске было весьма приличным. Она получала оклад жалованья мужа – это 3,5 тысячи рублей. Не всякие высшие чиновники или министры получали такие сумму в качестве оплаты их трудов. Адмиралу Колчаку платили 4 тысячи рублей. Прожиточный минимум в Омске в ту пору колебался от 300 до 700 рублей. Притом, что и квартира у неё была казённая.


Общественный и политический деятель, эсер, историк революционного движения в России Евгений Колосов характеризует Алмазову как нечто среднее между Сонькой Золотой ручкой и мадам де Сталь – блистательной хозяйкой французского литературного салона.


Так теперь выглядит здание Военного собрания, где сто лет назад поселилась Мария Гришина-Алмазова.


Так теперь выглядит здание Военного собрания, где сто лет назад поселилась Мария Гришина-Алмазова. Фото: Министерство культуры Омской области
Салон для заговорщиков
Летом 1918 года Мария Александровна организовала в своей квартире, а по факту в здании военного министерства, закрытый аристократический салон. Известный политический деятель Белой Сибири Пётр Вологодский пишет, что в салоне критиковали деятельность правительства Директории, отдельных министерств, конечно, обсуждали действия союзников. Гришину-Алмазову он называет женщиной явно неглупой. Правда отмечает, что она не обладает теми качествами, которые нужны, чтобы вести такой салон. Мария Александровна самокритично считала себя не очень образованной дамой, зато способной компенсировать это житейским умом.


Это фото адмирала Колчака сделано на омском железнодорожном вокзале. Снимок появился в «Нью-Йорк Таймс» в 1919 году.


Непростую репутацию салон снискал ещё и из-за скандальности: однажды в нём был убит казачий офицер. В нём бывали военные, артисты, представители купеческого сословия, жёны некоторых министров. Устраивался ужин с дорогими винами, танцами. Бывал здесь и Иван Михайлов, который, видимо, в то время и увлёкся Гришиной-Алмазовой.


Сие собрание историки назовут последствии «салонным монархизмом» и укажут на его особенность для политической жизни Белого Омска. Салон жены генерала стал, по сути, средоточием этого салонного монархизма. Где в общем-то говорили не о монархии, а об идеи диктатуры. В то же время в салоне Гришиной-Алмазовой вплоть до прихода к власти Колчака культивировался миф о скорой реставрации абсолютной власти законного монарха. И упорно распространялся слух о том, что якобы в Омске инкогнито живёт Великий князь Михаил Романов (младший брат Николая II, убитый в июне 1918 года в Перми).


Осенью 1918 года в салоне Гришиной сформировалась реакционная группа заговорщиков во главе с Иваном Андриановичем Михайловым. Её участники напрямую были причастны к перевороту, приведшему к власти адмирала Колчака. Дружила она и с возлюбленной Александра Васильевича Анной Тимирёвой. В декабре 1918 года ей передали от него устное пожелание – прекратить заниматься политической деятельностью. Кстати, Мария Александровна называла адмирала человеком безвольным и подчинённым всецело чужому руководительству.



Немного о Михайлове. Иван Андрианович был, можно сказать, потомственным смутьяном. Он сын Андриана Фёдоровича Михайлова, который был членом кружка «Земля и воля» - тайного революционного сообщества. Принимал участие в организации побегов политзаключённых, в организации покушений на видных царских министров. В частности, на обер-полицмейстера Трепова. А в убийстве шефа жандармов Мезенцева он был среди исполнителей. Был арестован, приговорён к смертной казни, которую потом заменили на 20-летнюю каторгу. Матерью министра финансов правительства Колчака была Генриетта Николаевна Добрускина. Народоволка из еврейской семьи. Оба познакомились на Карийской каторге. Тем не менее, Ивану Андриановичу удалось окончить и гимназию, и юрфак Санкт-Петербургского университета. После Февральской революции работал в министерствах Временного Правительства. В Омске объявился в 1918 году. Был министром финансов Временного Сибирского и Всероссийского правительств, а затем и в Российском правительства адмирала Колчака. О нём говорят как о тонком одиозном политическом интригане. Он был влиятельным человеком, да таким, что его боялись даже боевые генералы.


О нём Гришина-Алмазова писала: «До самозабвения, больше жизни, больше всего на свете, любит меня Михайлов. Я неравнодушна к нему, я часто завидую ему, что он любит так глубоко, только любовью живёт. Он счастлив, как ребёнок». Кажется, что связь эта тяготит Марию Александровну. Её мечта и боль – родить ребёнка - остаётся неосуществимой. Так что она проводит дни в угарно-пьяном забытьи. И всё ещё ждёт своего генерала.


Иван Андрианович Михайлов, министр финансов и сын политкаторжан.


Иван Андрианович Михайлов, министр финансов и сын политкаторжан. Фото: Commons.wikimedia.org
О гибели Гришина она узнаёт во второй половине лета 1919 года, хотя он погибает 5 мая 1919 года. Кстати, по пути в Сибирь. Не желая сдаваться в плен большевикам, он застрелится на пароходике «Лейла», который перевозил его через Каспий.


Сейчас опубликованы письма генерала Гришина к жене. Они были найдены в архивах ФСБ.


Заключённая Гришина-Алмазова
После гибели мужа Гришина ходатайствует о пенсии. Просьбу её удовлетворят, правда, уже в Иркутске, в последние дни существования колчаковского правительства. Мария Александровна покидает Омск 11 ноября 1919 года вместе с горничной в поезде адмирала. Останавливаются в Иркутске. Михайлов, зная о низложении власти Колчака и опасаясь за свою жизнь, покидает город. Зовёт Гришину с собой и замуж. Она отказывается. В последний раз перед её арестом они видятся на станции Иннокентьевская в вагоне Красного Креста. Михайлов приходит в форме чешского солдата.



8 января 1920 года она попадает в тюрьму, её допрашивает Константин Попов, омич, революционер. Конечно, она категорически отрицает свою роль в политической жизни, обвинения в укрывательстве Михайлова и хранении денег называет надуманными.


Тюремный быт она переносила плохо. Сидели они вместе с Анной Тимирёвой. Вместе перенесли сыпной тиф. Мария Александровна получила воспаление лёгких и сердечное заболевание. С восстановлением советской власти в Иркутске её дело передают в ЧК, но чекисты никаких поводов для дальнейшего её содержания под стражей не видят, и 5 мая 1920 года освобождают под подписку о невыезде. Правда, в это период готовился знаменитый процесс над колчаковскими министрами в Омске. Гришину отправляют в Омск, где она представлена в качестве свидетеля во время процесса. Суд её освобождает от преследований, но выйти на свободу ей не удаётся.


Как «вредный элемент» с санкции представителя ВЧК И. П. Павлуновского её заключают в исправительный лагерь без права на амнистию и без права работать вне лагеря. Срок назначают – пять лет. Архивисты говорят, что скорей всего, отбывала она его в Омске. Пока документов, подтверждающих это, найти не удалось.


30 октября 1920 года, в честь трёхлетия революции, последовала амнистия Гришиной-Алмазовой. В России её уже ничего не держало, и она уехала в Харбин. В начале 1921 года в газете «Русский голос» она опубликовала свои записки о последних днях Колчака и Пепеляева.


Сын и вторая эмиграция
Плакаты большевиков и белогвардейцев времён Гражданской войны. Оба призывают в армию.


«Каждый из мужей Марии Александровны вписывался в типаж заядлого политического авантюриста, что, видимо, соответствовало её характеру. Она откровенно благоволила к авантюрам как в политике, так и в жизни. Для антибольшевистской среды судьба вдовы двух контрреволюционеров нетипична и отчасти исключительна, - считает главный архивист Исторического архива Омской области Дмитрий Петин. - Лишь некая аналогия, на мой взгляд, может тому соответствовать – судьба её сверстницы и подруги Анны Тимирёвой. Та хоть и была в прямом и переносном смысле ближе к верховной власти в Белом Омске, но, в отличие от Гришиной-Алмазовой / Михайловой, была далека от политики».


В Харбине она выходит-таки замуж за Михайлова. До конца дней Мария Александровна носила фамилию второго мужа. В 1921 году, 21 октября в их семье родился ребёнок – долгожданный сын, которого назвали Георгием (Юрием).


Чехословацкий корпус входит в Омск.


Материально они жили они очень хорошо. Иван Андрианович бежал из России, прихватив с собой денег, удачно сыграв в декабре 1919 года на денежной спекуляции и покупке зерна. В Харбине организовал кружок для изучения экономики стран Дальнего Востока. Был заведующим экономическим бюро КВЖД. Тесно сотрудничал с японцами, был близок к лидеру Всероссийской фашистской партии Родзаевскому. Выпускал и редактировал эмигрантские газеты.


В 1940-х годах Михайловы расстались, он ушёл к более молодой женщине. В августе 1945 года советские войска вступили в Манчжурию. Бывшего министра колчаковского правительства тут же арестовал СМЕРШ. Бывший белый министр в Москве был предан суду и расстрелян.


Мария Александровна, как чувствовала недоброе, с сыном уехала в США и обосновалась в Сан-Франциско. Она проживёт в Америке до своей кончины в 1976 году. Прокуратура 18 июня 1992 года реабилитировала Гришину-Алмазову / Михайлову. Её сын окончил престижную гимназию, затем и престижнейший частный университет Васеда в Японии. Знал английский и японский языки, учился на юрфаке, но стал журналистом. Умер в 1997 году.





ДНЕВНИК БАРЫШНИ С УЛИЦЫ АСИНКРИТОВСКОЙ



1. Мартовский ветер


За ночь на карнизе над моим окном выросла громадная, свисающая до самой фортки сосулька. А поутру с этого ледяного сталактита срывались капли и с клавесинным звоном падали в лужу. Я ещё спала, но именно благодаря этому я слышала гулкие флажолеты падающих капель, хотя, окна были ещё не распечатаны после того, как на них намерзали льдистые пальмы и кажется ещё вчера в тёмных зеркалах стекол отражались шары-планетки и трепетали свечи рождественской елки, остатки которой уже давно сжёг в печи дворник и домовой истопник Кузьма, живущий в каморке цокольного этажа нашего дома с мезонином. Я проснулась от пробивющегося в щель между шторами луча солнца, он слепил, сверкая на деке скрипки, оставленной мной с вечера поверх нот "Серенады" Шуберта на софе, с которой свисала кистями мамина шаль. Рядом со скрипкой на нагретом мартовским Ярилом ложе из козьего пуха нежился наш рыжий кот Арамис, прозванный так за свои мушкетёрские усы и молитвенные мартовские псалмопения в чердачных чертогах, где среди стропил и голубиного помёта солисту подпевали хористки весенних кошачьих концертов.


Вскочив с жаркой постели и уронив на пол забытый с вечера сборник стихов- босыми ногами по коврику и паркету-я подбежала к окну.Шторы загремели кольцами по гордине, как якорные цепи снимающейся с рейда каравеллы, паруса шторной ткани тут же вздулись от струи ворвавшегося в отпахнутую мной фортку пахнущего осевшими сугробами и паровозным дымом воздуха. Чирикание воробьёв перекрывал колокольный звон, сзывающий на заутреню прихожан собора, краснеющего кирпичом богатырской кладки чуть в стороне от ажурных переборок железнодорожного моста и насыпи, по которой двигался кажущийся игрушечным паровоз. Солнце дробилось искрами на куполе,рассыпалось игривыми зайчиками по кресту. Ворвавшийся ветерок наделал переполоха, взъерошив страницы тетрадки на столике рядом с трюмо.( Этот дневник я начала писать совсем недавно.)Ах, ветер, ветер! Такой же шаловливый проказник, как и мой братик Лёвушка!Этот неправдашний ураган с шумом распахнул двери из моей спальни в гостиную да так,что разбуженный кот прыснул вон. Теребя страницы читанного братишке на сон грядущий, оставленного на крышке рояля романа "Одиссея капитана Блада", он продолжал шуршать стихами упавшего на коврик томика:


Будем как Солнце! Забудем о том,
Кто нас ведет по пути золотому,
Будем лишь помнить, что вечно к иному,
К новому, к сильному, к доброму, к злому,
Ярко стремимся мы в сне золотом.
Будем молиться всегда неземному,
В нашем хотеньи земном!


Хлопая створкой фортки, ветер отбивал ритм в такт стихам и мне казалось, - я уже слышу голос самого БальмОнта!Неужели! Неужто сегодня вечером я увижу моего кумира?Но это не грёза -это так же реально, как доносящейся с кухни запах рыбного пирога, на который и рванул, разбуженный утренним "бризом", птичьим гвалтом и колокольным звоном Арамис: меж страниц стихотворного томика трепещет от гуляющего по полу воздуха билет на концерт в Деловом собрании.
- Катя! Ты устроила сквозняк! - улыбалась, стоя в дверях, мама.- Хотя -ну и духотища тут у тебя! Говорила же я Кузьме - не топи так жарко? Или у него дров и угля избыток?
Подняв с пола томик и закрыв форточку, я объявила:
- Мама! Сегодня вечером я играю Шуберта в Коммерческом собрании...
-Знаю. Мне вчера успел сказать Яков Абрамович.Я вернулась со своих уроков поздно, но столкнулась с ним на крыльце. Кузьма как раз отдалбливал намёрзший за ночь лёд и я его попросила не топить так усердно.Но заставь дурака...


2. Симфония улиц
Когда со скрипочкой в футлярчике я иду по улочкам Новониколаевска, я читаю названия улиц на жестяных вывесках домов , как партитуру симфонии. В названии улицы Асинкритовской мне слышатся слова "санскрит" и "Крит". В подковобразной надписи ГУДИМОВСКАЯ- гул паровозов на перегонах от станции к станции Транссибирской магистрали и пароходов на Оби. Улица Межениновская рифмуется со словами "не жени" , "Нина" и "буженина". И хотя имена оборотистых купцов и инженеров-путейцев в честь которых , как объяснял мне папа,были названы эти улицы. не имеели никакого отношения ни к языку индусов, ни к оставившей археологам столько статуэток, наконечников стрел и амфор крито-микенской культуре, между ними есть какая -то связь. Мама вообще считает , что связь есть между всем. Между прошлым, настоящим и будущим. Между миром живых и мёртвых. Она не только даёт уроки на фортепиано, но и участвует в спиритических сеансах. А папа не только служит в геологическом ведомстве, но и увлекается древними культурами Алтая, шаманизмом и археологией. Из своих геологических экспедиций он вместе c образцами руд полезных ископаемых привозит и археологические находки. Однажды он подарил мне кристалл кварца, в другой раз амулет из скифского кургана, в третий маленького Будду...Кристалл я поставила на трюмо рядом с шкатулкой для шпилек и пуговиц, амулет - повесила на шнурок рядом с крестиком ...


Я согласна с мамой в том, что между всем существует незримая связь, и всё же мне не совсем понятно - почему вывески улицы Межениновской так настоятельно советуют не женить Нину , ведь Нина всё-таки не мужчина и её бы следовало выдавать или не выдавать замуж! Ну а при чём тут буженина? -это и вообще всё равно, что в иных стихах Хлебникова "бэобэби пелись губы". Абсурд!
Я брала скрипичные уроки у Якова Абрамовича, музыканта из цирка - шапито на улице Михайловской. Он приходил к нам откуда-то из-за Каменки и давал уроки за еду, выпивку и немного денег. Бывало после урока он надолго задерживался на кухне, журча из горлышка бутылки в рюмку, и пока под мамин аккомпанемент на рояле я повторяла до тошноты запиленную "Аве Марию,"- он не выходил с кухни, а потом появлялся оттуда с красным клоунским носом. И волосы его были похожи на космы клоуна. И шляпа. И печальные карие глаза с длинными ресницами. И постоянно улыбающиеся припухлые фиолетовые губы в трещинках.
Но сегодня, 17 марта 1916 года, я иду не в цирк, чтобы за спинами акробатов, всадников на лошадях, дрессированных обезьян, медведей и факира-иллюзиониста отыскивать глазами в оркестре лысину моего уткнувшегося подбородком в деку скрипки Якова Абрамовича, а на лекцию -концерт Константина БальмОнта -и в антракте буду играть.
Я иду мимо осевших сугробов, купеческих лобазов и их особняков в рюшах резных ставен. Это моё движение сопровождают целые капеллы капелей: сосульки хрустальными гребёнками украшают карнизы. Закатывающееся за переборки железнодорожного моста солнце окрашивает их в цвета монпасье и петушков из жжёного сахара-ярмарочных лакомств детства. Я иду , а в ушах звенит его голос:
-Я буду ждать
Я буду ждать тебя мучительно,
Я буду ждать тебя года,
Ты манишь сладко-исключительно,
Ты обещаешь навсегда...



Конечно, перед тем , как , застегнуть на все пуговицы драповое пальто, зашнуровать ботинки, и нахлобучить поверх моей незамысловатой причёски меховую шапочку, я повертелась перед зеркалом трюмо, любуясь на дымно-русую волну волос, сверкающие зрачки, обрамлённые синей радужкой, я даже подушилась мамиными духами, подчернила брови и ресницы и подкрасила губы её губной помадой. Возможно, я походила на какую-нибудь ритуальную маску племени Папуа Новой Гвинеи,картинку которой можно было увидеть в иллюстрированной этнографической энциклопедии из "запретного" папиного книжного щкафа, ключ от которого он прятал, а может на балерину Ксешинскую. Кто знает! И вот- щёки горят, сердце учащённо стучится- я прохожу сквозь полукружие колонн дворца Делового собрания.



3. БальмОнт


На сцену вышел тощий мужчина чем -то напомнивший мне Дон -Кихота с гравюры Доре из читанного перечитанного тома Сервантеса."Сервантес из серванта,"- иронизировала мама по поводу подобного рода богемных типов. Те же торчащие по бокам щёк усы, бородка шильцем и космы по сторонам головы.Вместо ржавых доспехов, правда, на нём блистал пуговицами белый костюм -тройка светского денди. Толстячок конферансье в коротком фраке вполне мог сойти за оруженосца Санчо-Пансу. Парочке не хватало только коня с ослом,копья, щита и медного тазика для бритья на голове, хотя, как выяснилось позже, БальмОнт в такую пору, явно перестраховываясь по поводу сибирских холодов, оставил в гримёрной -бобровую шубу и лисью шапку. Это делало его больше похожим не на солонного властителя дамских сердец, а на преуспевающего коммерсанта, потому как - на фотографиях своих сборников Константин БальмОнт то и дело щеголял в белой шляпе. Копьё для сражения с великанами и ветряками ему заменяла трость. Вначале я не могла понять-зачем он её потащил на сцену-мог бы оставить в гримёрной, на какое-то мгновение мне даже показалось, что это орудие самообороны понадобится ему для того, чтобы если не острием, то набалдашником отбиваться от разочарованных поклонниц, большую часть которых составляли совсем юные обожательницы поэтического гения и дамы бальзаковского возраста, среди которых я увидела много знакомых лиц.
Здесь была и Ася с Асинкритовской и её не имеющий никакого отношения к крито-микенской бронзе пытавшийся неуклюже ухаживать за мной её кретин брат. И то, что слово "кретин!", вырвавшееся у меня в момент когда он, облапив меня, силой пытался поцеловать, как самая маленькая матрёшка внутри больших пряталось внутри названия нашей улицы, не казалось мне случайным. Чего общего было между книжницей - скрипачкой и боровом-купчиком, расчёсывавшимся на прямой пробор, носившим выпускные рубахи поверх шароваров и козырявшим смазными хромовыми сапожками. Ну и что с того, что его сестрёнка училась со мною в одной женской гимназии и даже прекрасно успевала по домоводству! Федя и на этот-то концерт припёрся скорее всего затем чтобы либо насладиться поеданием меня глазами, либо освистать заезжего гастролёра, ежели тот опростоволосится.
Встреченный аплодисментами поэт раскланялся на манер циркового факира -и, взмахнув тростью на подобии дирижёрской палочки,легко распознаваемым жестом прервал овации.


- Любовь и Смерть в мировой поэзии! - произнёс он ухватив трость за середину, словно собираясь тряхнуть её, чтобы из набалдашника выскочил букет цветов. Но ничего подобного не произошло. В зале начал гаснуть свет. И оставшийся внутри луноподобного круга света поэт вдруг как бы вырос на добрых две головы. Его пиджак свисал по бокам хламидою пророка. Его волосы реяли крыльями вещей птицы. Его глаза сияли пламенем ясновидения. Голос звучал гипнотически-завораживающе. Он то обращался в альбатроса Бодлера, то в рыдающую скрипку Верлена. Он имитировал на французском голоса "проклятых поэтов", он нагонял жути замогильным английским Эдгара По и его "Лелли" звучала в переводе, как горестная колыбельная матери над мёртвым ребёнком.


Вдруг полы его белого смокинга сделались чёрными. На месте носа образовался клюв.


И вскричал я в скорби страстной: "Птица ты - иль дух ужасный,
Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, -
Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый,
В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда!
О, скажи, найду ль забвенье, - я молю, скажи, когда?"
Каркнул Ворон: "Никогда".


Мне казалось клюв ворона вонзился в моё трепещущее сердце, его крылья хлестали меня по щекам, когти терзали плоть.
И теперь, пробуя передать бумаге впечатления прошедшего вечера, я всё ещё дрожу. В антракте , ещё не придя в себя после бальмонтовского гипноза, стоя меж пальм оранжереи зимнего сада, я кое- как отыграла "Серенаду". Мне казалось, я не смычком водила по струнам а пилила двуручкой по бревну, как делали Кузьма с его жонушкой Фёклой во дворе у сараев, заготавливая дрова на зиму.
Тем не менее, как только меня сменил Яков Абрамович с оркестром, и грянул "Чардаш", тигриной походкой, распространяя вокруг себя пахучее облако одеколона, БальмОнт подошел ко мне и щекоча мягкими усами тыльную сторону ладони, приложился губами:
-Madmoiselle! Vous avez charm, avec charmant Schubert "Serenad"!*


И парфюмное облако, колыхнувшись, поплыло в сторону...


4. Самородок и скрипка


Сидя у окна и глядя на движущиеся по мосту железнодорожные составы, бывавшая в юности в Париже, мама говорила:


-Мы здесь , как на Елисейских полях! Вот этот мост-та же Эйфелева башня, только не поставленная вертикально, а уложенная горизонтально.
-Не на Елисейских, а на Енисейских!- каламбурил папа.-А точнее на Обских и Закаменских.
Из последней экспедиции он привёз шаманский бубен и повесил его над своим письменным столом в кабинете на том месте, где до того стену украшал портрет отрёкшегося государя императора. Папа просиживал ночи, сочиняя отчёты о золотоносных реках Алтая. А выходя на улицу, совал за пазуху револьвер.
Он сдал геологоразведочному ведомству груду самородков, а мы перебивались с хлеба на воду.
С октября 1917 Кузьма перестал топить печи, и мы сами по переменке пилили двуручкой брёвна-когда я с Левушкой, когда мама с папой, а когда и Яков Абрамыч пособлял -на козлы бревно уложить.Угля не было. Брёвна кончились к рождеству ещё и потому, что их растаскивали жители соседних домов. Тогда мы начали разбирать на дрова сарай, а ближе к весне взялись и за мебель. На печи дров уже не хватало. Папа принёс из депо буржуйку и перебравшись в его кабинет, мы грелись там. Богомольный Кузьма исчез вместе с женой и иконами из красного угла в его коморке. В полуподвальном помещении цокольного этажа было совершенно пусто.Отец объяснил, что наш дворник -истопник был из кержаков,и он не раз слышал от него , что тот собирается уйти на Алтай, чтобы там молиться, отшельничая...


В городе постреливали -и мы запирались на ночь на все засовы. Мама вначале приносила со своих уроков то шмат сала, то краюху хлеба с луковицей,-их мы, всё поделив по-справедливости, тут же съедали. Потом она уже перестала давать фортепианные уроки , потому что продуктов ни у кого не было, а совали совершенно обесценившие "катеринки". Яков Абрамович продолжал со мной заниматься за чай без сахара,и перепадавший ему иногда хлеб. Ещё мама давала ему керосин и спички.Но иногда, отыграв в ресторане, он сам приносил нам еды. Мы с Яковом Абрамовичем взялись за "Чакону " Баха из второй скрипичной партиты и уже изрядно продвинулись. Мама с Папой всё чаще запирались на кухне и громко, но неразборчиво о чём -то говорили. Я только могла разобрать:
-Я отдал им все самородки и карты месторождений...
-Так-таки ни одного самородочка не оставил? А то бы мы через Якова Абрамыча ювелиру какому...
-Ты хочешь, чтобы у нас учинили обыск?Или что того хуже перестреляли нас возле сараев? И белые, и красные алчны, как звери...


Кот громко мяукал и, чтобы не голодать , отправлялся инспектировать сараи на предмет наличия там полчищ крыс и мышей. Но они, как видно покинули чуланы, на полках которых было-шаром покати.Название улицы Межениновская всё чаще прочитывалось мной , как Бужениновская, но этим мясным деликатесом и не пахло на сотни вёрст вокруг. На поредевшей ярмарочной площади мужик принимал из рук тётки самовар за пяток куриных яиц.


Лёвушка продолжал штурмовать "Одиссею капитана блада", "Трёх мушкетёров", "Робинзона Крузо" и "Тома Сойера". И однажды юркнув ко мне по одеяло,рассказал о том, что в ярко светязихся окнах Коммерческого собрания, со стороны которого накануне доносились выстрелы, он видел много людей в шинелях.


-Чехи отбили здание Коммерческого собрания!- доносился из-за закрытой кухонной двери голос отца.
Мама категорически запретила выходить нам на улицу. Но Лёвушка умудрялся ночами вылазить через окно.



Город взяли за 40 минут


В ночь на 26 мая 1918 года в результате мятежа Чехословацкого корпуса в нашем городе пала советская власть.


Это произошло так быстро и так неожиданно, что никто ничего не понял и не смог оказать сопротивления восставшим. Чехи моментально захватили Дом революции (театр «Красный факел» — Авт.), где шло заседание Новониколаевского Совдепа, тюрьму, важные городские объекты. К утру Новониколаевск полностью находился в руках восставших. После Новониколаевска с такой же легкостью и практически мгновенно были захвачены другие крупнейшие города по Транссибу как на запад, так и на восток: Челябинск, Пенза, Сызрань, Омск, Самара, Златоуст…


«Белочехи»: «спасители» или «предатели»?


Чехословацкий корпус сформировали из военнопленных австро-венгерской армии и эмигрантов для участия в Первой мировой войне против Австро-Венгрии и Германии с целью получения независимости Чехословакией. К осени 1917 года его легионы (полки) насчитывали до 45 тысяч человек. 28 января 1918 года Чехословацкий корпус был объявлен автономной частью французской армии. После того, как Россия вышла из войны с Германией и в Брест-Литовске был подписан мирный договор, советское руководство заключило соглашение с Чехословацким национальным советом эвакуировать военнослужащих корпуса во Францию через Сибирь и Дальний Восток. Однако быстро осуществить переброску этих войск не удалось. К концу мая 1918 года эшелоны с 30 тысячами чехословацких солдат растянулись по железной дороге на семь тысяч километров от станции Ртищево (Пенза) до Владивостока. Для самообороны чехам оставили при каждом эшелоне 168 винтовок и один пулемет.


Верховный совет Антанты имел в отношении Чехословацкого корпуса свои планы… В районе станции Новониколаевск в четырех эшелонах размещалось шесть рот 7-го Татранского стрелкового полка под командованием капитана Гайды и трех рот 6-го Ганацкого стрелкового полка под командованием поручика Чеговского. По одним данным, общая численность бойцов составляла 800–900 человек, по другим — около двух с половиной тысяч, по третьим — 3350 человек…


Не нужно думать, что все чехи сидели по вагонам — одни, действительно, размещались в теплушках эшелонов, другие — в военном городке Новониколаевска, третьи — в бараках на Ломоносовской улице. Органам советской власти не понравилось, что у них под носом находятся вооруженные подразделения, и они не раз пытались их разоружить. Но все было тщетно. Даже были попытки тайно подцепить вагоны к паровозу и оттащить чешские эшелоны в тупики за город. Последняя попытка разоружения переполнила чашу терпения чехов — они решили начать вооруженное выступление. Прежде всего, они хотели добиться, чтобы их как можно быстрее отправили на восток.


Под руководством Гришина-Алмазова


Нельзя утверждать, что «белочехи» действовали сами по себе. Скорее наоборот: в мае выступили местные эсеровские и белогвардейские отряды при поддержке чехословаков.


Еще 29 января 1918 года в Томске состоялась нелегальная сессия Сибирской областной думы, которая избрала Временное правительство автономной Сибири (ВПАС). Его возглавил лидер омских эсеров Дербер. Кстати, эсеры сыграли большую роль в формировании антибольшевистского военизированного подполья. Они выступали и против Брестского мира, и против возможной оккупации Сибири союзниками. В результате взяли курс на вооруженное свержение советской власти.


Сибирская областная дума объявила Совнарком «врагом народа», а большевиков — «изменниками революции». По некоторым оценкам, антибольшевистское подполье Сибири составляло от семи до тринадцати тысяч человек. В Новониколаевске подготовкой восстания руководили комиссары ВПАС Сазонов, Пославский, Линдберг, а военным руководителем был подполковник Гришин-Алмазов. Он же стоял во главе нелегального Западно-Сибирского военного округа. Под видом уполномоченного кооперативного объединения «Закупсбыт» он объехал всю Сибирь, разрешая многие политические и финансовые проблемы и создавая офицерские дружины.


Личность Алексея Николаевича Гришина очень колоритная. Многие считают, что он вполне мог справиться с ролью Верховного правителя России и быть на месте Колчака. Но история распорядилась иначе. Профессиональный военный, артиллерист, он прошел и Русско-японскую, и Первую мировую, имея многочисленные награды. Теперь у него была другая миссия.


В апреле 1918 года штаб Западно-Сибирского военного округа из Томска перебрался в Новониколаевск. Здесь одновременно действовали три подпольные управленческие структуры: штаб военного округа, городской комиссариат и центральный военный штаб. Вместе с эсерами на путь борьбы с большевиками становятся оставшиеся без средств существования офицеры. В Новониколаевске они даже организовали профсоюз «интеллигентных пролетариев».


3 мая 1918 года в нашем городе состоялось нелегальное совещание руководителей подпольных организаций всей Сибири. Обговаривались последние штрихи перед выступлением. Хотя некоторые участники событий утверждали, что «к моменту прибытия на Сибирскую магистраль чехов организации совершенно не были подготовлены к выступлению». Так, в Новониколаевске на 134 подпольщика имелось всего 17 винтовок, поэтому чехи оказались серьезной поддержкой местной контрреволюции. По другим данным, численность подпольщиков оценивалась в 600 человек.


10 мая 1918 года Гришин-Алмазов в Новониколаевске договорился с представителями Чехословацкого корпуса капитанами Гайдой и Кадлецом о совместных действиях в подготовке и осуществлении вооруженного восстания. 25 мая в нашем городе получили известия о выступлении чехов в Челябинске и Омске. Чтобы предотвратить мятеж, председатель исполкома Новониколаевского Совдепа Романов вновь предпринял попытку разоружить чехословацкие войска. Это было последней каплей. И хотя Гришин-Алмазов был в это время в Томске, в полдень 25 мая в номере его жены — актрисы Марии Александровны — в гостинице «Метрополь» состоялось последнее совещание, на котором присутствовали чешские офицеры и эсеровские руководители подполья. Решено было начать выступление немедленно — в ночь на 26 мая.


Опереточный бой


Капитан Гайда позже записал в своем дневнике: «…Солдаты горели нетерпением. Вечером, как всегда, у водокачки играл полковой оркестр, на концерте которого собрались жители города и много красногвардейцев. Когда стемнело, солдаты по заранее отданному приказу разошлись по городу. В 11 часов ушел оркестр… Около часа ночи над вокзалом высоко взлетела сигнальная ракета. Это был условный знак к началу сражения.


Почти одновременно с этим в красногвардейских казармах раздались взрывы ручных гранат, у станции и из города слышно было пулеметную стрельбу. Это были сражения у Дома революции (ныне театр «Красный факел«. — Авт.) и у военного городка. Дольше всех длилось сражение именно там, так как… район был укреплен. В самом городке находился сильный отряд мадьяр и немцев (из бывших военнопленных австро-венгерской и немецкой армий. — Авт.), батальон Карла Маркса. Город был взят через 40 минут. Мы потеряли двоих убитыми и троих ранеными».


Почему большевики так легко сдались?


Накануне белогвардейского переворота в Новониколаевске насчитывалось 450 большевиков. В ночь на 26 мая большая часть партийного актива находилась в Доме революции на заседании Совдепа. Скорее всего, они даже не подозревали о планах легионеров и подпольщиков. Не сумев разоружить чехов, большевики все же решили на всякий случай принять меры предосторожности: срочно вызвали председателя военного отдела военного городка на совещание и попросили у начальника милиции 25 милиционеров. Тот вначале отказал, но потом прислал пять конных и пять пеших. Их «отправили на станцию наблюдать за чехами».


Вот что рассказывал о событиях той ночи член исполкома Новониколаевского Совета Сайхин: «…Раздался ружейный залп…, первым делом решили тушить пожар внутри помещения, затем побежали наверх, где в одной из комнат помещалось оружие…, к нашему удивлению, ни одной винтовки мы не нашли…, на улице в это время раздавались выстрелы по Дому революции… Вскоре перед самым своим носом я увидел дуло нагана чешского офицера…» Вот и все. Красная гвардия не сумела защитить ни свой штаб, ни власть, часть красноармейцев во главе с комиссаром Семеном Гиршовичем отошла к Барнаулу. На вопрос, почему так случилось, высказываются разные мнения. Одни говорят, что «Совдеп просто-напросто пьянствовал в ночь с 25 на 26 мая, потому и не смог оказать сопротивления восставшим». Якобы незадолго до выступления легионеров рабочие-железнодорожники сообщили о «подозрительных перемещениях в чехословацких эшелонах», однако члены Совдепа не придали этому никакого значения.


По другой версии, «члены Совдепа либо просто мирно спали по домам, либо никто из них не хотел или не сумел взять на себя руководство действиями». Все были лишь мастерами говорить пламенные речи, принимать резолюции, подстрекать к расправам с контрреволюционерами. Недаром в народе Дом революции прозвали Домом резолюций. Для этого были все основания. С января по май 1918 года Совдепом, исполкомом, горкомом и т. д. было проведено не менее 20 заседаний, совещаний, собраний и т. п. и принято более 30 обращений, постановлений, приветствий, решений и резолюций по разным вопросам. Не считая митингов и демонстраций, сходок в войсковых частях. «Похоже, в Новониколаевске, как и во многих других местах, члены Совдепа поглядывали друг на друга в ожидании того, что кто-то возьмет на себя роль лидера. А такого не нашлось, и Совдеп пребывал в состоянии паралича».


Большую часть большевиков арестовали в Доме революции. 4 июня были расстреляны Горбань, Петухов, Шмурыгин, Серебренников, Полковников, а в октябре — Клеппер и Шамшин. В отношении рабочих, крестьян, красногвардейцев начались массовые репрессии. Меньшевик Спекторский вспоминал: «…Говорят о новых убийствах, о том, что в камеры арестованных бросают бомбы. Ежедневно я вижу, как мимо тюрьмы гонят десятки арестованных крестьян….В одной тюрьме со мной сидит около 100 человек, большинство из которых не допрошено и не знают, за что их мучают».


Сколько времени мы были столицей «белой» Сибири?


На следующий день после падения советской власти Гришин-Алмазов в доме Ершова подписал приказ N 1 о том, что он вступил в командование войсками Западно-Сибирского военного округа. Вскоре он уже стал управляющим военным министерством и к тому же командующим Сибирской армией.


А высшей местной властью в Западной Сибири был временно учрежден Западно-Сибирский комиссариат, состоящий из уполномоченных Временного Сибирского правительства. Самые первые его документы — о демобилизации и о денационализации. В Новониколаевске его структуры размещались в реальном училище и городском торговом корпусе. 13–14 июня ЗСК переехал в Омск. А 30 июня комиссариат уже передал свои полномочия части министров Временного правительства автономной Сибири, которые образовали Временное Сибирское правительство во главе с Вологодским. Так что столицей «белой» Сибири мы были всего лишь две недели.


Управление же Новониколаевском перешло к восстановленной городской думе во главе с Ляпуновым и городскому голове Скворцову. Советская власть в городе была восстановлена через полтора года — 14 декабря 1919-го.


Людмила Кузменкина








10 ноября. Воскресенье



В омских салонах блистает мадам Гришина-Алмазова. Сам гене-
рал уехал на юг, говорят, что его удалению немало способствовали
англичане, которые на него точили зубы после его речи на челябин-
ском обеде, на котором присутствовал и я. Уже когда все порядочно
подвыпили, казаки начали плясать, Гришин встал и своим громовым
голосом сказал речь, посвященную союзникам, причем англичан
упрекнул в предательстве и заявил, что все равно они без России не
обойдутся.


Мы все были смущены, но думали, что обойдется, так как англий-
ский консул ни слова не говорил по-русски, да и все были порядочно
нагрузившись. Но, оказывается, англичанин на другой же день со-
общил о речи Сибирскому правительству и выразил претензию и не-
удовольствие.


Гришина-Алмазова же осталась в Омске и открыто живет с ми-
нистром финансов Михайловым. Женщина она необычайно эф-
фектная, высокая, красивая. Кричаще одевается в великолепные
открытые платья, показывая свое красивое тело — грудь и спину
обнажая елико возможно. В пышных волосах колышутся букетом
перья «паради». Пьет Гришина гомерически и может выпить бу-
тылку, а то и две, водки, и хоть бы что! Укладывает любого муж-
чину!


Это старое воспитание. На Дальнем Востоке ее многие знали до
войны, когда она была шансонеткой на подмостках хабаровского
шантана. И за удивительную способность поглощать спиртные на-
питки ее звали «Манькой Мокрой» — очень поэтическое название
для будущей любовницы, а может быть и жены минфина.


Но в общем говорят, что она — хороший человек и умная женщи-
на. Что она умна — это, конечно, не подлежит сомнению.



344 Дневник Иосифа Ильина



11 ноября. Омск. Понедельник


Вчера Авксентьев, специально поехавший для этого в Томск, дол-
жен был открыть «Си-балду-му». Сколько раз ее закрывали, сколько
раз открывали и опять разгоняли — к чему весь этот балаган, право.
И ведь вот уже середина ноября, то есть полтора месяца со дня сфор-
мирования «Всероссийской власти», а пока что, кроме одной болто-
логии, интриг и ерунды, ничего ровно не сделано.


В Екатеринбурге отличается «селянский министр» Чернов — тот
самый, которого во Временном правительстве опасались и не все
при нем говорили, — этот гусь теперь тоже претендует на власть,
на какое-то признание и мутит, мутит, выпуская прокламации и воз-
звания... И как прав Жардецкий, который с неподражаемым юмором
говорит, что разница между большевиками и эсерами та, что первые
разбойники, а вторые мелкие жулики.


Вчера вечером вместе с Нильсоном встречал Реньо — он после
своего падения с повязанной головой и синяком под глазом. С фран-
цузами приехал Зиновий Максимович Пешков, капитан француз-
ской службы. Он приемный сын, оказывается, Максима Горького, а
по происхождению еврей Урицкий', брат Урицкого, которого убил
в Петрограде студент. В синем французском мундире, плотный, не-
высокого роста, смуглый Пешков отлично говорит по-французски,
болтает по-английски, очень энергичен, оживлен и деятелен.


И вот такой тип будет тоже играть роль, информировать францу-
ЗОВ И «делать политику».




Гришин Алексей Николаевич (Гришин-Алмазов), р. 24 нояб. 1981 в Кирсановском у. Из дворян Тамбовской губ. Воронежский КК 1899, Михайловское артил. училище 1902. Офицер 8-й Сибирской стрелковой артил. бригады. Полковник. Георгиевский кавалер. По заданию ген. М.В. Алексеева организовывал офицерское подполье в Сибири. Организатор свержения большевиков в Новониколаевске 27 мая 1918. 28 мая – 12 июня командующий войсками Омского ВО, с 13 июня до 5 сен. 1918 командующий Сибирской армией, с 1 июля одновременно управляющий Военным министерством; уволен 6 сен. 1918. В сен. 1918 отбыл в Екатеринодар, с 29 нояб. 1918 в Одессе, с 4 дек. 1918 военный губернатор Одессы и (до 15 янв. 1919) командующий войсками Добр. армии Одесского р-на, с 24 фев. по 23 апр. 1919 врид командующего Войсками Юго-Западного края. В апр. 1919 послан в Омск во главе делегации к адм. Колчаку. Генерал-майор (с 11 июля 1918). Застрелился под угрозой плена 22 апр. (5 мая) 1919 в Каспийском море.



Гришин Алексей Николаевич (Гришин-Алмазов), р. 24 нояб. 1981 в Кирсановском у. Из дворян Тамбовской губ. Воронежский КК 1899, Михайловское артил. училище 1902. Офицер 8-й Сибирской стрелковой артил. бригады. Полковник. Георгиевский кавалер. По заданию ген. М.В. Алексеева организовывал офицерское подполье в Сибири. Организатор свержения большевиков в Новониколаевске 27 мая 1918. 28 мая – 12 июня командующий войсками Омского ВО, с 13 июня до 5 сен. 1918 командующий Сибирской армией, с 1 июля одновременно управляющий Военным министерством; уволен 6 сен. 1918. В сен. 1918 отбыл в Екатеринодар, с 29 нояб. 1918 в Одессе, с 4 дек. 1918 военный губернатор Одессы и (до 15 янв. 1919) командующий войсками Добр. армии Одесского р-на, с 24 фев. по 23 апр. 1919 врид командующего Войсками Юго-Западного края. В апр. 1919 послан в Омск во главе делегации к адм. Колчаку. Генерал-майор (с 11 июля 1918). Застрелился под угрозой плена 22 апр. (5 мая) 1919 в Каспийском море.




В 12 часов ночи 15 января2
я была разбужена администрацией тюрьмы, просившей разрешения
посадить в мою камеру еще одну арестованную. Через несколько минут в камеру вошла А. В. Тимирева.
Ее появление было для меня полной неожиданностью. Мы все знали о заверениях ген Жанена и не сомневались, что поезд адмирала Колчака будет доставлен до Верхнеудинска3
.
Тимирева был охвачена страшным волнением и тревогой. Из ее возбужденного, несвязного рассказа
я поняла, что поезд адмирала Колчака с необычайным трудом продвигался на восток, пока в Нижнеудинске к нему не был приставлен чешский караул.
В поезде началось волнение. Возникла мысль о побеге адмирала. В вагоне Колчака было созвано совещание наиболее близких адмиралу лиц. Совещались недолго. В. Н. Пепеляев с обычной искренностью
писал и прямотой высказался против побега.
Он полагал, что вожди движения не могут избегать ответственности за деяния. Он верил в гарантии
союзников и ужасался мысли, что, по прибытии поезда в Верхнеудинск, в вагоне, украшенном союзными
флагами, не окажется адмирала.
Большинство участников совещания поддерживало мнение Пепеляева. Колчак решил не покидать поезда. Но он очень нервничал и волновался. Эта тревога еще более усилилась, когда обнаружили, что
ген Занкевич4
, одобрявший решение адмирала, ночью тайком скрылся из поезда.
II
Когда поезд Колчака прибыл в Иркутск, чехи объявили, что передают охрану русским властям.
Немедленно в поезд явились представители Политического центра и военного командования. Адмиралу
и лицам его сопровождавшим было предложено собрать вещи и отправиться в тюрьму.
ИСТОРИЯ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК. СЕРИЯ «ОБЩЕСТВО. ИСТОРИЯ. СОВРЕМЕННОСТЬ» ТОМ 4 № 1 2019
40
Колчак и Пепеляев были доставлены в тюрьму на автомобиле. Адмирал был помещен в нижнем этаже,
в одиночную камеру № 565
. Пепеляев сидел во втором этаже, через камеру от меня.
Одиночный корпус в три этажа помещался в отдельный двор, в котором было 64 камеры.
Камеры были невелики: 8 шагов в длину, 4 в ширину. У одной стены железная кровать. У другой — железный столик и неподвижный табурет. На стене полка для посуды. В углу выносное
ведро, таз и кувшин для умывания.
В двери камеры было прорезано окошко для передачи пищи. Над ним небольшое стеклянное отверстие — волчок6
.
Колчак очень волновался. Он мало ел, почти не спал и, нервно кашляя, быстро шагал по камере, измученный ежедневными томительными допросами и подавленный безмерностью катастрофы, ответственность за которую он не хотел перелагать на других.
Первые прогулки были тяжелыми для адмирала . Едва он выходил во двор одиночного корпуса, неведомые типы, одетые солдатами, взбирались на тюремную ограду, осыпая узника бранью, насмешками издевательствами. Адмирал раздраженно поворачивался и возвращался в камеру.
Когда тюремные власти узнали об этом, они доставили адмиралу возможность спокойно
гулять полчаса в день. Через несколько дней ему разрешили гулять вместе с Тимиревой.
Пепеляев гулял один. Он был совершенно спокоен. Его допрашивали реже. Спокойный и сосредоточенный, он сидел у столика, не ожидая спасения и мужественно готовясь к наихудшему.
III
Раз в неделю допускались передачи для заключенных с воли. Этими передачами только и можно было
спасаться от голода, потому что тюремная пища была невыносима.
Едва только на лестнице появлялся тюремный суп, весь корпус наполнялся зловонием, от которого
делались спазмы.
К счастью, я получала передачи, которыми делилась с Тимиревой и адмиралом . Впоследствии они также стали получать передачи от своих друзей.
Разносили пищу и убирали камеры уголовные , которые относились довольно радушно
к новым арестантам, хотя и были довольны переворотом, сулившим им близкое освобождение. Они охотно передавали письма, исполняли просьбы и поручения политических заключенных.
Политические отвечали таким же дружелюбием. Один из уголовных
был застигнут на месте преступления, когда брился безопасной бритвой, данной ему Колчаком.
В ответ на негодование начальства он простодушно возразил: «Так ведь она безопасная» и добавил:
«Это — наша с Александром Васильевичем».
Надзиратели держались корректно. Служа издавна, они столько раз видели, как заключенные становились правителями, а правители заключенными, что старались ладить с арестантами.
Поэтому власти не доверяли надзирателям, в тюрьму был введен красноармейский караул. Часовые
стояли у камер Колчака и Пепеляева и в третьем этаже.
Они не должны были допускать разговоров с заключенными и передачу писем. Но, кто не знает русского солдата, который может быть до исступления свиреп, но и до слез добр.
Очень скоро с караулом завязалась дружба. Тимирева и я свободно выходили в коридор, передавали
письма, разговаривали с заключенными.
Не вовремя явившееся начальство могло бы увидеть красноармейца, откупоривающего банку с ананасом, переданную нам с воли.
IV
Но это благодушие длилось недолго. Скоро наступили безумные, кошмарные, смертные дни.
Появились слухи о приближении каппелевцев. Сначала этому не придавали значения, но скоро власти
были охвачены тревогой.
Тюрьму объявили на осадном положении. Было дано распоряжение подготовиться к вывозу заключенных из Иркутска.
С 4-го февраля егерский батальон был заменен красноармейцами из рабочих, злобными
и кровожадными. Почти все уголовные были убраны из коридоров, по которым хищно бродили красноармейцы, врывавшиеся в камеры, перерывавшие вещи и отнимавшие все, что им попадалось под руку.
Открыто делались приготовления к уничтожению заключенных в случае захвата города. Тревога
и ужас царили в тюрьме. Многие лишились рассудка в эти дни.
Свет гас в 8 часов . Из коридоров, освещенных огарками свечей, доносилась лишь брань красноармейцев, суливших расстрелы и казни.
4-го февраля адмиралу запретили прогулку с Тимиревой. Затем все прогулки были
запрещены. 5-го я получила точные сведения, что Колчак и Пепеляев будут расстреляны.
Потрясенная этой вестью, я послала Пепеляеву письмо со словами дружеского привета и ободрения.
6-го утром, в последний свой день, он ответил мне письмом коротким и душевным:
«Обо мне не беспокойтесь — писал он, — я ко всему готов и совершенно спокоен. Грустно думать, что
меня будут расстреливать русские солдаты, которых я люблю»7
.
V
Когда военно-революционный комитет потребовал казни Колчака и Пепеляева, Чрезвычайная комиссия отказалась. Тогда комитет добился передачи заключенных в его ведение.
Судьба их этим была решена.
6-го вся тюрьма трепетала от сознания надвигавшейся развязки.
Тимирева, охваченная смертельным ужасом, была близка к обмороку. Когда вечером уже погасили
свет и приказали ложиться спать, я уложила Тимиреву на кровать, обещая разбудить ее, если адмирала
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК. СЕРИЯ «ОБЩЕСТВО. ИСТОРИЯ. СОВРЕМЕННОСТЬ» ТОМ 4 № 1 2019 ИСТОРИЯ
41
поведут. Она сразу заснула, все время тревожно вскрикивая и сквозь сон спрашивая меня об
адмирале .
Шляпной булавкой я сорвала бумагу, которой заклеили волчок нашей камеры, и приникла к стеклу.
Часов около 9-ти в корпус вошли красноармейцы и вывели китайца-палача. Я была уверена,
что он будет казнить осужденных. Оказалось впоследствии, что его сразу повесили во дворе тюрьмы.
Прошло несколько томительных минут, быть может, четверть часа. Где-то загудел автомобиль. В коридор вошли тепло одетые красноармейцы. Их было человек 15. Среди них начальник гарнизона,
ужасный Бурсак8
.
Они вывели Пепеляева, который прошел мимо моей камеры спокойными и уверенными шагами. Затем
пошли за Колчаком. Красноармеец высоко держал свечу. Я увидела бледное, трясущееся лицо коменданта.
Потом все зашевелились. Появилась еще свеча. Толпа двинулась к выходу. Среди кольца солдат шел
адмирал , страшно бледный, но совершенно спокойный.
Вся тюрьма билась в темных логовищах камер от ужаса, отчаяния и беспомощности. Среди злобных
палачей и затравленных узников при колеблющемся свете свеч только осужденные были спокойны.
Не сомневаюсь, что так же спокойно встретили они и смерть.
Гришина-Алмазова9
Примечания
1
«Русский голос» — ежедневная газета, выходившая
в Харбине с 1 июля 1920 г. по 30 сентября 1926 г. Редактор-издатель С. В. Востротин .
2
М. А. Гришина-Алмазова была задержана и препровождена в Иркутскую тюрьму в связи с переворотом 4–5 января 1920 г. представителем Иркутского Политцентра Л. Д. Абрамсоном после 15:00 8 января 1920 г. .
3
Ныне Улан-Удэ.
4
Занкевич Михаил Ипполитович (1872–1945) — генераллейтенант Генштаба, генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего армии А. В. Колчака .
5
Очевидная ошибка (или опечатка). Номер камеры был 5
.
6
Сленговое выражение арестантов, обозначающее смотровое отверстие в двери тюремной камеры для наблюдения
надзирателя за заключенными .
7
Выделено в оригинале при первой публикации источника.
8
Бурсак (Блатлиндер) Иван Николаевич ( /
) — большевик, с 17 января 1920 г. военный комендант и начальник гарнизона города Иркутска .
9
Выделено в оригинале при первой публикации источника.
Библиографический список
1. Цветков В. Ж. Основные тенденции и перспективы изучения Белого движения // Россия в годы Гражданской войны,
1917–1922 гг.: очерки истории и историографии / отв. ред.
Д. Б. Павлов; Рос. ист. о-во; Ин-т рос. истории Рос. акад. наук.
М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2018. С. 239–262.
ISBN 978-5-8055-0340-6.
2. Пученков А. С. «Колчаковский режим основывался на
главной идеологической составляющей — антибольшевизме,
что само по себе уже в тех условиях не нуждалось в дополнительной расшифровке политической программы…» // Омский
научный вестник. Сер. Общество. История. Современность.
2018. № 4. С. 5–9. DOI: 10.25206/2542-0488-2018-4-5-9.
3. Петин Д. И., Стельмак М. М. Педагогика в архиве на
службе преодоления современных мифов массового сознания
о Гражданской войне в России // Омский научный вестник.
Сер. Общество. История. Современность. 2018. № 3. С. 9–15.
DOI: 10.25206/2542-0488-2018-3-9-15.
4. Иоффе Г. З. Колчаковская авантюра и ее крах. М.:
Мысль, 1983. 294 с.
5. Плотников И. Ф. Александр Васильевич Колчак: исследователь, адмирал, Верховный правитель России. М.: Центрполиграф, 2003. 702 с. ISBN 5-227-01698-4.
6. Кручинин А. С. Адмирал Колчак: жизнь, подвиг, память.
М.: АСТ; Астрель; Полиграфиздат, 2011. 544 с. ISBN 978-5-17-
063753-9; 978-5-271-26057-5; 978-5-4215-0191-6.
7. Смолин А. В. Взлет и падение адмирала Колчака. СПб.:
Наука, 2018. 240 с. ISBN 978-5-02-039687-6.
8. Книпер А. В., Горзев Б. А., Сафонов И. К. «…Не н



СОбытИя И люДИ
© Д.И.Петин, 2019 https://doi.org/10.21638/11701/spbu24.2019.206
Д.И.Петин
С авантюрой сквозь жизнь:
Мария Александровна
Гришина-Алмазова (Михайлова)*
СОБЫТИЯ И ЛЮДИ
Антропологический поворот в исторической науке
обусловил рост внимания исследователей к изучению
прошлого сквозь призму личности человека. Это коснулось событий Гражданской войны в России, став одной
из тенденций современной историографии1. Однако, несмотря на популярность биографических исследований,
посвященных представителям Белого движения, историки уделяют весьма незначительное внимание роли
женщин. Как подчеркивает специалист по гендерной
истории О. Р. Демидова, условия войн превращают
женщин из молчаливого большинства и незримых субъектов большой истории в полноценных участников политической борьбы2. Эта картина наблюдалась в годы
«Великой смуты ХХ века», когда женщины, примеряя на
себя мужские социальные роли, существенно влияли на
политическую жизнь.
Одной из колоритных фигур белого Омска была женщина, вошедшая в историю как Мария Александровна
Гришина-Алмазова и прожившая затем б;льшую часть
жизни под фамилией Михайлова. Имя ее долгое время
оставалось в тени. Отрывочные сведения о ней можно
было найти в основном в работах, освещающих жизнь ее
первого мужа — одного из главных создателей военных
структур белой Сибири генерал-майора А. Н. ГришинаПетин Дмитрий
Игоревич
канд. ист. наук,
доц., Омский
государственный
технический
университет;
главный архивист,
Исторический архив
Омской области
(Омск, Россия)
390 События и люди
Новейшая история России. 2019. Т.9. №2
Алмазова. В 2015 г. омский историк Е. Н.Журавлев впервые опубликовал портрет Марии Александровны3. Однако непростой жизненный путь этой неординарной женщины, на наш взгляд, заслуживает отдельного внимания.
Основой для подготовки исследования стали эмигрантские анкеты Марии
Александровны и ее сына (из фондов Государственного архива Хабаровского
края) и документы архивного уголовного дела, заведенного в отношении
нее, — протоколы допросов, обращения подследственной, а также отдельные
фрагменты ее дневника и личная переписка (из фондов архива Управления Федеральной службы безопасности (далее — УФСБ) России по Омской области).
Протоколы допросов содержат сведения о жизни Марии Александровны до
начала 1920 г., о политической атмосфере белого Омска и ситуации в Иркутске
в момент краха власти белых. Вместе с тем нельзя исключать, что, опасаясь за
себя, Мария Александровна могла осветить некоторые факты неполно, исказить их или утаить от следствия.
Значимые подробности удалось установить благодаря анализу фрагментов дневника М.А. Гришиной-Алмазовой (1914, 1916, конец 1918 — середина
1919 г.). Сложно сказать, вела ли она его в угоду моде, или же он был психологической отдушиной, позволявшей ей описывать текущие события и откровенно делиться мыслями, носившими подчас интимный характер. Дневник
велся нерегулярно: записи следуют то ежедневно, то с большим перерывом.
Тон повествования эмоционален, сбивчив. В тексте встречаются орфографические, пунктуационные и синтаксические ошибки. По нашему мнению, причиной частичной сохранности дневника стало то, что в 1920 г. он был изъят при
аресте Марии Александровны, но следователи присовокупили к делу в качестве
вещественных доказательств лишь фрагменты рукописи, содержавшие имена
А. Н. Гришина-Алмазова и И.А.Михайлова.
Эмигрантские анкеты Главного бюро по делам российских эмигрантов
в Манчжурии (далее — БРЭМ) Мария Александровна заполнила частично
и формально. Ее анкета и анкета ее второго мужа И. А. Михайлова (введена
в научный оборот ранее4) заполнены одной рукой.
Вспомогательную роль в исследовании сыграли опубликованные источники об участии М. А. Гришиной-Алмазовой в суде над колчаковскими министрами, мемуары и справочные издания по русской эмиграции5.
В биографии Марии Александровны еще много неясного, но выявленные
документы позволили максимально подробно восстановить основные вехи ее
судьбы и получить ряд новых сведений о политической жизни Сибири в 1918–
1920 гг.
Согласно эмигрантской анкете, Мария Александровна Захарова родилась
в Мариинске 30 августа 1894 г. в православной семье. Получила домашнее
образование, до 1914 г. «жила при родителях в Мариинске». Но многое в этом
периоде ее жизни неясно, начиная с даты и места рождения. В метрических
книгах Никольского собора Мариинска за 1890–1895 гг. актовой записи о рождении Марии Захаровой нет. Дату рождения «1894» мы ставим под сомнение,
поскольку в дневнике (запись от 8 октября 1914 г.) Мария Александровна
писала, что ей 24 года, а в следственных документах на январь 1920 г. ее воз-
Д.И.Петин. С авантюрой сквозь жизнь: Мария Александровна Гришина-Алмазова… 391
Новейшая история России. 2019. Т.9. №2
раст — 29 лет. На ее могиле указана
дата рождения «1890»6. Полагаем, что
эту дату и следует считать верной.
И. С.Ильин в мемуарах указывает,
что Мария Александровна в начале
1910-х гг. была хорошо известной «шансонеткой на подмостках хабаровского
шантана», где (около 1910–1911 гг.) она
познакомилась с артиллерийским офицером А.Н. Гришиным и стала его женой
накануне Первой мировой войны. Для
Алексея Николаевича это было второе
супружество (от первого брака с дочерью офицера А. П. Вуич, распавшегося 13 сентября 1910 г., у него была
дочь Ирина, 1906 г.р.)7.
Очевидно, тоскуя по мужу, Мария
Александровна поехала к нему на фронт.
Известно любопытное донесение офицера 1-й батареи 35-го мортирного
дивизиона штабс-капитана А. И. Тимощенко от 30 октября 1916 г. начальнику
штаба 67-й пехотной дивизии. Из донесения следует, что супруга командира
2-й батареи дивизиона А. Н. Гришина
27 октября 1916 г., будучи на позициях
дивизиона, оказала помощь раненым
и отравленным газами, под огнем артиллерии противника помогла их эвакуировать в госпиталь на личном конном экипаже, чем «привела в восхищение
офицеров и н ч батареи»8. Мария Александровна указывала
позднее, что «провела на фронте 3 года, была отравлена газами и контужена»9.
О жизни М.А. Гришиной в 1917 г. сведений найти не удалось. Видимо, она
последовала за мужем, оказавшимся не удел из-за развала старой армии.
Весной 1918 г. супруги Гришины прибыли в Новониколаевск. Алексей Николаевич под видом сотрудника Закупсбыта занимался созданием антисоветского
подполья. О Марии Александровне известно, что она выступала на сцене
и занималась благотворительностью, собирая средства в пользу раненых
и больных воинов, вдов и сирот10. Такая деятельность могла быть неплохой
конспирацией для белого подполья.
Весна — лето 1918 г. были звездным часом А. Н. Гришина: он стал командующим Сибирской армии и военным министром Временного Сибирского правительства, получив генеральский чин и официальную приставку к фамилии —
Алмазов (псевдоним от белого подполья). Стремительный карьерный взлет
супруга обусловил резкую перемену социального статуса молодой генеральши.
М.А.Гришина. Действующая армия.
11/24 декабря 1917 г. (Архив УФСБ
России по Омской области. Ф.4.
АУД.П–4413. Вложение в конверт
к делу)
392
Новейшая история России. 2019. Т.9. №2
События и люди
С лета 1918 г. она жила в центре Омска, в квартире, располагавшейся в бывшем
здании Военного собрания, где тогда находилось Военное министерство. Но
в сентябре 1918 г. Гришин-Алмазов стал жертвой своих амбиций и политических
интриг, был смещен с поста и вынужден уехать в Добровольческую армию. Генерал оставил супругу в Омске, сохранив ее как агента влияния в кругах власти,
о чем говорят его письма к ней, написанные по пути на юг России11.
Период с июля 1918 по февраль 1919 г. — пик светской и политической
известности М. А. Гришиной-Алмазовой, ставшей «серой кардинальшей» белого Омска. Светская жизнь в потоке славы вскружила ей голову. Омское
гарнизонное собрание отметило молодую генеральшу призом за красоту12.
И. С. Ильин колоритно пишет о ней в дневнике (запись от 10 ноября 1918 г.):
«В омских салонах блистает мадам Гришина-Алмазова… Женщина она необычайно эффектная, высокая, красивая. Кричаще одевается в великолепные
открытые платья, показывая свое красивое тело — грудь и спину обнажая
елико возможно. В пышных волосах колышутся букетом перья “паради”. Пьет
Гришина гомерически и может выпить бутылку, а то и две, водки, и хоть бы
что! Укладывает любого мужчину!.. И за удивительную способность поглощать
спиртные напитки ее звали “Манькой Мокрой”… Но, в общем, говорят, что
она — хороший человек и умная женщина. Что она умна — это, конечно, не
подлежит сомнению»13.
Летом 1918 г. Мария Александровна организовала в своей квартире закрытый аристократический салон. П.В.Вологодский 26 февраля 1919 г. пишет
в дневнике, что в салоне «подвергается резкой критике деятельность отдельных министерств, обсуждаются действия наших союзников»14. При этом
мемуарист называет Марию Александровну «женщиной от природы очень
неглупой, но далеко не обладающей теми качествами, которые нужны, чтобы
вести такой салон»15. Но салон имел непростую репутацию: однажды там был
убит казачий офицер16.
Е. А. Ковязина (с 1918 г. — близкая знакомая Марии Александровны,
с октября 1919 г. — ее горничная) говорила о салоне так: «Вечера посещали
военные, артисты, купечество и даже некоторые жены министров. На вечерах
всегда было весело и непринужденно, устраивался ужин с дорогими винами
и танцы… Из офицерства не было ни одного лица более заметного. Из купцов
ее посещали Машинские и Заплатин. Михайлов был сравнительно
редко»17. Схожую характеристику салону дает и организатор благотворительной
деятельности в белом Омске Е.А. Толмачева: «В доме ее (М.А. Гришиной-Алмазовой. — Д. П.) собирались артисты, офицеры с фронта»18.
По оценке С. П. Мельгунова, «салонный монархизм» был особенностью
политической жизни белого Омска. Салон Гришиной-Алмазовой стал «средоточием монархизма», в нем, «как и в других местах, в воздухе носилась, однако,
не “монархия”, а “идея диктатуры”»19. В то же время в салоне Марии Александровны вплоть до прихода к власти А.В.Колчака культивировался миф о скорой
реставрации монархии и том, что в Омске инкогнито живет великий князь
М. А. Романов20. Е. Е. Колосов расхоже характеризует Марию Александровну,
как «нечто среднее между госпожой Сталь и Сонькой Золотой Ручкой»21.
Д.И.Петин. С авантюрой сквозь жизнь: Мария Александровна Гришина-Алмазова… 393
Новейшая история России. 2019. Т.9. №2
Осенью 1918 г. в салоне Гришиной-Алмазовой сформировалась реакционная
группа заговорщиков во главе с И.А.Михайловым, ее участники напрямую были
причастны к перевороту 18 ноября 1918 г., активно содействуя приходу к власти
А.В.Колчака. Фигура эпатажной генеральши была тогда в одном ряду с влиятельными военными А. И. Андогским, А. Д. Сыромятниковым (Мария Александровна и позднее подтверждала свое общение с ними). Дружила она и с возлюбленной адмирала А.В. Тимиревой. Со слов Гришиной-Алмазовой, в конце
декабря 1918 г. адмирал А.В.Колчак через генерал-майора А.А.Мартьянова передал ей, чтобы «она перестала заниматься политической деятельностью». При
этом самого адмирала она называет «человеком безвольным, подчиненным
всецело чужому руководительству»22.
Примечательно, что 17 ноября 1918 г., в канун переворота МВД Директории, было подписано постановление о реквизиции квартиры, которую занимала М.А. Гришина-Алмазова, и находившегося в ее распоряжении казенного
имущества. Взамен жене опального генерала Директория планировала предоставить две комнаты в квартире присяжного поверенного Л. П. Голуба23. Но это
решение из-за свержения Директории так и осталось на бумаге.
Частью светского имиджа Марии Александровны в белом Омске было
участие в благотворительности. Как видно из ее показаний 1920 г., она состояла
в комитете Сибирского общества подачи помощи раненным воинам, была
Адмирал А.В.Колчак и британские офицеры на военном смотре в пригороде Омска.
Крайняя справа сидит — М.А.Гришина-Алмазова (ГИАОО. Фотофонд. Ед. хр. 000635)
394
Новейшая история России. 2019. Т.9. №2
События и люди
устроительницей концертов и гуляний в пользу раненных солдат Сибирской
армии и Чехословацкого корпуса, ведая также заведениями для жертв войны
и брошенных детей24. Свидетельства об этом находим и в омской прессе25.
В дневнике (запись от 16 ноября 1918 г.) Гришина-Алмазова пишет по этому
поводу: «Я так занята благотворительностью, что мне нет времени оставаться
самой собой». В той же записи Мария Александровна критично говорит о себе:
«Мне говорят, что я умна, что у меня большая красивая душа, так может быть
оттого я не могу найти применения уму… потому что я не образованна»26.
Дочь омского купца Т. Н.Машинская в дневнике лирично описала встречу
с М.А. Гришиной-Алмазовой на парадном ужине в своем доме (запись не датирована, не ранее 23 сентября 1918 г.): «Жена военного министра Гришина-Алмазова очень хороша собой. У нее бледное матовое лицо, темные бархатные
глаза и ослепительные зубы. Такой красавице кокетство не к лицу, достаточно
ее улыбки, ее взгляда достаточно даже того, чтобы она встала и прошлась по
гостиной — и этого уже достаточно, чтобы взгляда от нее не оторвать. О ней
говорят, что она любит своего мужа, еще молодого генерала, и что в нее безнадежно влюблен министр финансов Михайлов. О ней вообще много говорят,
и где правда, а где вымысел, разобраться нелегко. Долгий ужин затянулся до
двенадцати часов. Много выпито… Мужчины просят Гришину-Алмазову сплясать “русскую”. Она встает и под аккомпанемент пианино танцует, плывет, как
лебедь, как само воплощение женственности… ей целуют белые чудесные
руки в бриллиантовых кольцах. Уже поздно… Гости одни за другими уезжают…
Гришина-Алмазова напевает какой-то грустный и задушевный романс. Лицо
ее бледно, печально, тень легла под глазами. Какая-то обреченность покрыла
на мгновение ее лицо. Предчувствовала ли она уже тогда, в разгар угарного
веселья, печальную судьбу…»27
Мария Александровна никогда не была лишена внимания мужчин. А с отъездом мужа из Омска она стала открыто жить с его политическим соратником
и другом, министром финансов И. А. Михайловым, который был ее сверстником28. О чувствах нового избранника Гришина-Алмазова пишет в дневнике
(запись от 16 ноября 1918 г.): «До самозабвения, больше жизни, больше всего
на свете меня любит Михайлов. Я не равнодушна к нему. Я часто завидую
ему, что он так глубоко любит, что этой любовью он живет… он счастлив как
ребенок»29. Одной из причин связи Марии Александровны с Михайловым было
ее желание иметь детей (с Гришиным-Алмазовым детей у нее не было). Как
видно по дневнику, молодую женщину отчасти тяготила связь с Михайловым,
мечтавшим о браке; не могла ее удовлетворить и наполненная интригами светская жизнь в Омске, в которой она пыталась забыться, в том числе употребляя
алкоголь. Все это сопровождалось желанием иметь ребенка (у Марии Александровны были проблемы с женским здоровьем, из-за чего она еще в начале
1916 г. выражала опасения в том, что останется бездетной) и памятью о находившемся вдалеке муже, к которому она не исключала возможности вернуться.
Судя по дневнику, М.А. Гришина-Алмазова была склонна к мистицизму, верила
гадалкам и прорицателям30. В записи от 17 января 1919 г. читаем: «В мае 1918
мне сказали… что муж мой будет играть крупную роль, но недолго, а потом он
Д.И.Петин. С авантюрой сквозь жизнь: Мария Александровна Гришина-Алмазова… 395
Новейшая история России. 2019. Т.9. №2
уедет далеко и не по своей воле, и что я его не увижу, и он там будет убит, и что
меня это не очень огорчит, так как у меня будет другой, который будет меня
любить и все мне даст»31. По иронии судьбы предсказанное сбылось.
В гибель А. Н. Гришина-Алмазова, произошедшую 5 мая 1919 г., Мария
Александровна не желала верить. В дневнике (запись от 28 июня 1919 г.) она
пишет: «Каждый день я слышу новые рассказы о Леле (так в обиходе Мария
Александровна называла супруга. — Д. П.): то о его гибели, то о том, что меня
он не любит, что пьет, ведет себя отвратительно. Не верю ни в его гибель, ни
в его падение. А если…»32 Со слов Е.А.Ковязиной, после гибели мужа Мария
Александровна вела замкнутую жизнь, в обществе бывала редко, вечеров не
устраивала. Часто в это время ее навещали сестра покойного мужа с детьми
и Михайлов33. Вдова ходатайствовала в Совет министров Российского правительства о назначении ей пенсии. Просьбу удовлетворили 22 декабря 1919 г.
после доклада управляющего делами Верховного правителя и Совета министров Г.К. Гинса, установив пособие с 1 октября 1919 г.34
Материальное положение Марии Александровны в период жизни в белом
Омске было весьма стабильным. Она (будучи частным лицом и не занимая
никакой государственной должности) ежемесячно получала жалование мужа
3500 руб. — столько получали высшие чиновники на уровне глав министерств
(при этом прожиточный минимум в Омске с осени 1918 по осень 1919 г. вырос
в среднем с 270 до 700 руб. при средней зарплате 350–700 руб.35).
М.А. Гришина-Алмазова в белом Омске жила относительно спокойно. Как
сообщает военный историк А.В. Ганин, приводя пример с бестактным ошибочным арестом супруги генерала Бакича в Омске в апреле 1919 г., даже жены
высших военачальников колчаковской армии не были застрахованы от произвола правоохранительных органов36.
Однако в неурядицах, нарушивших спокойную жизнь Марии Александровны, на наш взгляд, была виновна она сама. С ее слов, из-за давления
властных кругов (угрожавших ей высылкой), обвиненная в антиколчаковской
агитации, 23 февраля 1919 г. она покинула Омск, сдав казенную квартиру.
Нельзя исключать здесь происков чешской контрразведки, ведшей негласный
надзор за генеральшей (это объяснимо ее тесным общением с Михайловым,
к которому чехи были крайне недоброжелательны). В то же время, как указывала Мария Александровна, в Омске от политических посягательств ее охраняла «тень» Гришина-Алмазова. Неким гарантом безопасности в Омске для нее
был и Михайлов. Уехав из Омска, она обосновалась в Благовещенске, затем
Владивостоке, к лету 1919 г. вернулась в Омск по прежнему адресу. Вероятно,
временный отъезд Марии Александровны произошел именно по совету серого



Другие статьи в литературном дневнике: