Драгоценные ночи в деревне... Когда затопил обе печки - газовую и дровяную. Размял в пальцах сигарету, на крыльцо вышел. А над крышей стая гусей, летят - переговариваются. А потом весь клин становится виден. В зеленоватой полоске ушедшего часа четыре назад солнца.
Из лощины за садом запахи талой воды и трав прошлогодних.
С далёкого поля протрубит журавль и резко умолкнет, как будто кто-то из старших "тихо ты, люди же спят" отвесит ему подзатыльник.
И станет слышно, как с ветки березы, что у крыльца, капает.
- Пролетели как прямо в рай. Хоть беги за ними, - говорит мне из темноты голос. - А я смотрю: от реки огонёк разгорается и гаснет. Разгорается и гаснет. Думал, уж светляки.
- Блин! Коля! - говорю я, чувствуя как копошатся на плечах и загривке здоровенные мурашки. Хрустя садовой полынью, к крыльцу подходит Пушкин. Хотя никакой он теперь и не Пушкин. Сбрил бакенбарды. И осталось в деревне у него одно только прозвище - Дьявол.
Пушкин-Дьявол по привычке носит в интонации претензию. Ко всему. Это такая защита.
- Ты чего тут? - спрашиваю.
- Чо, б.., чо. По делам иду.
- В полпервого ночи?
- Ну, да... Говорю ж те, думал, светляки прилетели. Я ж, вон, напротив, через ручей от тебя живу.
Так и не сказал, ушлый, чем он ночью у протоки мается. Попросил сигарету и так смешно курил, не вдыхая в себя, выпуская струю в напрочь чёрное небо. Так значительно молчал, будто с неба должен был упасть камень с запиской о том, как жить и что делать...
