Мне 53 года, и я замечаю, что время летит быстро. Очень быстро. Смотрю назад и вижу свой путь… Более 1/5 жизни я нахожусь в Швейцарии, причем это было не просто.
Я вспомнил слова, которые мне сказал товарищ С., на 1-м курсе планово-экономического факультета. 1983 год. Была поточная лекция по истории КПСС, мы сидели на перемене и обсуждали что-то там (тему уже не помню). Товарищ С. - из национальной группы, слушал меня, а потом сказал:
- Знаешь, Алишер, я слушаю тебя и вижу, что между нами огромная дистанция. Я из кишлака, всю жизнь работал на поле, потом отслужил в армии, учился на подкурсах и поступил в институт. Ты прямо со школьной скамьи пришел в студенты. Ты рос в тепличных городских условиях. Мы закончим нархоз, я вернусь домой и буду поднимать колхоз. Ты пойдешь или по партийной линии, или по государственной службе, будешь ходить в пиджачке, ездить на служебной «Волге», сидеть в кабинете «шишкой». Однажды мы с тобой встретимся, ты — секретарь райкома, я — председатель колхоза. Ты мне будешь втулять тоже самое, что сейчас здесь, но я буду смотреть на свои руки и думать, что ими сделал больше, чем ты — языком. Тебе не понять трудовой народ, потому что мы живем на разных полюсах.
Я помню, что тогда оскорбился. А что мог иначе сказать? — мне было 17 лет.
Он был прав — я после института работал в тепличных условиях: преподавал в нархозе, работал в Институте стратегических исследований, в МИДе и Посольстве в Москве, в НК «Узбектуризм», в редакциях газет. Кабинет — это большая часть рабочего времени. В тепле, под кондиционером, со светом. Приемы, фуршеты, встречи, переговоры, исследования. В костюме и фетровой шляпе.
Все изменилось в Швейцарии. На мои два диплома о высшем образовании и дипломе кандидатской смотрели равнодушно, список опубликованных работ тоже мало интересовал. Попытки найти работу в институте или университете, научных центрах или фондах успеха не дали. Один профессор мне честно сказал:
- В Швейцарию приезжают люди со всего света, многие профессора и доктора наук. Их английский лучше вашего. И немецкий тоже. А у нас места ограничены. Ваш регион нас не так интересует, больше всего сейчас у нас интерес на Китай и Индию. Специалистов по России и СНГ у нас хватает.
Он дал мне адреса научных центров, которых я могу заинтересовать. Увы, оттуда шли отказы. Я понял, что им нужны сотрудники, живущие не в Швейцарии, а в этих странах. Потому что платить им нужно значительно меньше.
Но сидеть на социале я не хотел. И не хотел, чтобы меня считали белоручкой, боящимся тяжелой работы. Поэтому пошел на фабрику по программе занятости для иностранцев. Я проработал 5 лет обычным рабочим. Вначале в цеху ресайклинга. Мы разбирали бытовую электротехнику — телевизоры, компьютеры, сканеры, принтеры. Отдельно стекло, отдельно металл, отдельно кабели, отдельно платы, пластик, резину, краски. Работа грязная, тяжелая. Взять хотя бы телевизор под сто кило. Нужно вынуть огромный кинескоп, осторожно отделить лампу (это опасно, так как ваккум там, может произойти типа взрыва), потом снимать диоды, трансформаторы, электронику. Там килограммы скопившейся пыли. В конце рабочего дня весь нос забит, руки исцарапаны или в ожогах от кислот. Мы работаем в масках, очках, перчатках, но иногда и это не помогало.
Платили мало.
Поэтому меня по знакомству устроили на фирму, которая специализировалась в кровлях и изоляции. Так я стал помощником мастера. За год научился крыть крыши, работать со сварочным аппаратом. На своей спине таскал газовые баллоны и рулоны резины (по 50 кг) на этажи. Вначале задыхался от тяжести, пот катился градом, ныла спина, дрожали колени. Это был тяжелый физический труд. Работать на крыше под дождь, снег и солнце. По 10 часов в сутки. Платили хорошо. Но труд был очень тяжелым. Башкой бился об арматуру, падал в котлованы, сварочным аппаратом прожигал себе обувь, горел пару раз.
Но работа была не постоянной - «темпорер» (то есть почасовка). Порой две недели интенсивного труда, потом 10 дней нет работы. В итоге зарплата скакала, нет стабильности. После года контракт продолжать не стал.
Меня пригласил знакомый на свою ферму. Так я стал колхозником. Полгода работал на поле — с апреля до октября 2016 года. Водил трактор, пахал, поливал, махал тяпкой и лопатой, разводил химию и опылял пестицидами, собирал клубнику, яблоки, груши, картошку, тыкву, сливу. Выращивал елки на Рождество. Развозил продукты по магазинам.
Это тяжело работать под палящим солнцем (+30 для Швейцарии это очень и очень жарко, уверяю вас). Тяжело работать в лесу в полном защитном облачении (насекомые, особенно клещи жалили нещадно), чтобы очистить поле для нормального роста елок. Работа сезонная, не стабильный доход.
Меня пытались потроллить на ФБ, типа, как опустился Таксанов: был дипломатом, журналистом, а теперь грядки удобряет, клубнику собирает... А для меня ничего постыдного в этом нет. Миллионы швейцарцев заняты физическим трудом, так что в этом плохого? Мы создаем реальный продукт. Это совковое мышление, когда видят, что человек с высшим образованием занят в "непристижном" труде. Хотя для меня нет понятия "непристижный" труд. Если он оплачивается, и оплачивается лучше, чем узбекский министр или посол, то почему он непристижный? Уборщик улицы, кстати, получает 4 тыс. долл. в месяц - это в 2 раза больше, чем посол Узбекистана в Польше.
За три года до этого в газете прочитал рекламу, что в полицию требуются люди, можно иностранцам со статусом «С». Я подал документы. Пришел привычный отказ с указанием, что нашли лучше меня кандидатуру.
И вдруг в сентябре 2016 мне звонят и спрашивают:
- Вы подавали заявку на работу в полицию?
- Да, - оторопел я.
- У вас осталось желание? Хотите работать?
- Конечно!
- Приходите на собеседование.
В понедельник встретился с двумя сотрудниками отдела кадров. Оказывается, все три года ко мне присматривались, изучали, типа, добропорядочный ли, не ворует, не дебошир и не алкоголик, какие отношения с соседями и т. д. и т.п. Вроде бы все было положительно.
- Мы предлагаем вам работу в финансовом отделе, - сказал один кадровик. - Бухгалтерия, статистика — все по вашей специальности по диплому.
Но не об этом думал я, идя сюда. И уже не хотел тепличной работы. Это опять кабинет, большой живот, малоподвижный образ жизни. Нееее, не годится!
- Я хочу оперативную работу.
Кадровики удивились.
- Для этого нужно закончить трехлетнее обучение. К тому же вы не служили в армии — даже в своей советской.
- У меня была кафедра гражданской обороны. Стрелять умею.
Тогда мне предложили:
- Поработайте четыре года в секьюрити, там практика и теория, то есть то, что потом нужно на нашей работе. Потом возьмем обратно. Ваше высшее образование мы зачтем. Четыре года в секьюрити — это как военная служба. В полицию, на таможню, в пограничники многие приходят через секьюрити. В полицию мы принимаем до 59 лет.
Так я попал в «Секуритас». Работа мне нравится. Может, я и останусь здесь. Живая, интересная служба. И я хотел бы сказать своему однокурснику С.: мы на одном полюсе, и я не белоручка, я прошел путь простого рабочего, строителя и колхозника. И отслужил как бы в армии, работая в секьюрити.
За эти годы я выучил немецкий и испанский языки, понимаю итальянский. Научился стрелять из пистолета, водить трактор, скутер. Подтвердил советское водительское удостоверение. Могу собирать мебель.
Так что я не из «тепличных».
Мне 53 года и я доволен своей жизнью.
