Сегодня произошло то, что поставило точку в моем трехмесячном конфликте с одной особой по имени Гузаль. Она турчанка, женщина с мерзким характером, доносчица и высокомерная. Работает в цеху по упаковке парфюмерии.
В декабре прошлого года меня шеф направил в этот цех, чтобы я подготовил документацию для отправки заказчику. Я пришел, стал проверять коробки, заполнять формуляры. В цеху в тот день было народу немного, в основном швейцарцы, латиноамериканцы и африканцы. Лишь Гузаль и Хадича разговаривали на турецком. Гузаль обсуждала всех работников фабрики, причем, говорила мерзости и плела небылицы. Я слышал это, морщился, но в разговор не вмешивался. Но когда эта женщина стала обсуждать моего друга Артуро, то я не выдержал, повернулся к ней и по-немецки говорю:
- Слушай, какой у тебя поганый язык! Ты поливаешь грязью людей, которые ничего тебе не сделали. Ты улыбаешься им, а потом в спину говоришь гадости! Как тебе не стыдно.
Та опешила, заморгала глазами. Тут в цеху все замолкли и уставились на нас. Нависла тяжелая пауза. Гузаль поняла, что о ней подумают плохо, стала орать, мол, этот русский хочет опорочить ее, лжет, ничего подобного она не делает. Потом вскочила и выбежала. Через десять минут меня вызывает третий начальник Калех, сомалиец. Мужик он отличный, справедливый.
- Алишер, на тебя пожаловались, что ты оскорбляешь людей, обвиняешь их в том, что они пускают слухи о других работниках фабрики.
- Если речь идет о Гузаль, то я не вру. Я слышал, как она говорила не совсем хорошие слова в адрес некоторых персон, в том числе Артуро, - ответил я. - А мне это не нравится. Мы здесь работаем, а свои негативные мысли она может изливать вне стен фабрики!
- Ты знаешь турецкий? - удивился сомалиец.
- Нет, Калех, не знаю. Но понимаю. Он схож с узбекским языком.
Начальник не понял, как это может быть. Тогда я попросил пригласить второго начальника - Саркиса, который прекрасно говорит по-турецки. Он пришел. Потом явилась Гузаль, прячас глаза в темные очки. Калех попросил рассказать все, что она сказала ему, уже Саркису. Тот выслушал ее, и хотел было это пересказать Калеху, но тот его остановил.
- Алишер, о чем она говорила? - спросил меня Калех.
- Это женщина говорит, что я вру, ничего подобного она не говорила, мол, с Хадичей они разговаривали о погоде и моде, а про Артуро она ничего не сказала.
Калех попросил подтверждения сказанного у Саркиса, и тот удивленный кивнул.
- Скажи еще чего-нибудь по-турецки, - приказал он Гузаль.
Опешившая женщина начала мямлить, а я переводить:
- Сейчас на улице идет снег, холодно... Завтра она не придет работать, так как много дел. Она любит музыку и кино... ее любимое блюдо такое-то... Она в следующем году собирается ехать в Стамбул... У нее есть брат, он недавно женился...
Саркис подтвердил вновь, что мой перевод правильный. После этого Калех сказал Гузаль, чтобы она возвращалась в цех. Ничего больше ей говорить не было смысла. Было ясно, что я сказал правду, а турчанка солгала. Та кинула на меня ненавидящий взгляд и ушла.
С того момента она стала следить за мной и пытаться донести нечто такое, за что я мог получить порицание, например, поздно пришел с паузы или недоделал работу и т.д. Начальник ей ответил, мол, выполняй свое дело, а в ответственность Алишера не лезь.
Сегодня я пришел на фабрику во вторую смену. И на паузе первый шеф прилюдно заявил, что только что уволил двух сотрудниц - Гузаль и Хадичу, которую уличили в воровстве. Оказывается, они вытащили из цеха по две сетки косметических препаратов, и из поймали с этим. Так что правда все равно выясниться и справедливость восторжествует. Говорю это не от злобного удовлетворения, а оттого, что прежде чем обвинять кого-то в чем-то, посмотри под себя: не нагадил ли сам...
Хочу провести параллели с Гульнарой Каримовой, которая тоже обвиняет всех оппонентов во всех бедах, хотя сама грабит страну. Пытается выглядеть честной и справедливой, не осознавая, что ее истинный облик все равно высвечивается даже сквозь гламур и макияж.
