***

Борис Петрович Михайлов
Александр Петров
Такова хоккейная жизнь

Трудно определить в российском хоккее самого титулованного, авторитетного игрока — настолько наше ноу-хау в этом виде спорта всегда было сильно и конкурентоспособно на международной арене. А матушка-Россия тем временем продолжала дарить нам не только «Есенина русского хоккея» Харламова, но и Рагулина, Давыдова, Боброва, Фирсова, Якушева, Третьяка, Мальцева, Макарова, Ларионова, Фетисова... Этому перечню по определению суждено быть неполным без многих и многих наших великих мастеров. А вот чтобы и хоккеист прославленный, и тренер, что называется, медальный, то здесь все предельно однозначно, он у нас такой один — Борис Михайлов. Многолетний капитан неустрашимой «красной машины», лучший снайпер советского хоккея и самый при этом, заметьте, удачливый тренер постсоветской хоккейной эпохи.

Литературная запись — Александра Петрова.

Борис Петрович Михайлов

Такова хоккейная жизнь

Мастер на все времена

Мы всегда много и красиво говорим о звездах спорта, с удовольствием подчеркивая их мастерство, высокие достижения. Однако довольно редко обращаем внимание на то, почему именно сформировалась Личность. А это ведь крайне важно. Ведь игрок не появляется на пустом месте, не прыгает из простой рабочей команды прямиком в сборную страны. Мастерству всегда предшествуют долгие годы кропотливой и тяжелой работы. Надо сказать, проходят они по-разному. Одним — ярким дарованиям — удается без особых трудностей выйти на максимальный уровень и совершить восхождение к спортивному олимпу, другим — напористым и целеустремленным — приходится пройти через сложнейшие испытания, которые выдерживают единицы. Такие люди, как мы говорим, сами делают себя. Их пример неизменно вызывает уважение и восхищение.

Эти воспоминания Бориса Михайлова, многолетнего капитана ЦСКА и сборной СССР, не только славная история мастера и многих других замечательных хоккеистов и рассказ об увлекательных турнирах и матчах, которые принесли славу нашему спорту. Это еще и осмысление пройденного, оценка различных событий, разговор о развитии отечественного и мирового хоккея, о соперничестве национальных школ, о традициях, которых мы должны придерживаться. Этот разговор актуален и сегодня, когда сборная России после 15-летнего перерыва завоевала золотые медали чемпионата мира на сложнейшем турнире в Канаде. И символично, что этого замечательного успеха наши хоккеисты добились под руководством Вячеслава Быкова, бывшего в 1993 году капитаном национальной сборной на мировом первенстве в Германии, команды, которую привел к победе Борис Михайлов.

Путь Бориса Михайлова в хоккее можно, вне всякого сомнения, назвать классическим. Он прошел все этапы спортивного развития, начиная с дворового хоккея и заканчивая работой главным тренером сборной России.

Я узнал о том, что есть неплохой игрок по фамилии Михайлов в саратовском «Авангарде», от Евгения Мишакова, который в то время еще не был заслуженным мастером спорта, а только что перешел в ЦСКА из московского «Локомотива». Он дал Борису хорошую характеристику. И я решил посмотреть на то, что этот парень из себя представляет. В то время «Локомотив», в котором я работал главным тренером, входил в пятерку лучших команд страны, но при этом постоянно терял лучших игроков. Поэтому для меня всегда было важно и полезно посмотреть новичка. Борис неожиданно вышел на матч в роли защитника. Сыграл вполне прилично. И я решил для себя, что он займет место одного хоккеиста, перешедшего в «Спартак». Мы договорились, что он приходит в «Локомотив». Причем на этой же встрече вскоре Борис сказал мне, что он нападающий, а в обороне в том матче, который я смотрел, оказался по необходимости. На какое-то мгновение я задумался, прокрутил в памяти действия Михайлова — быстрый, настырный. И сказал ему, что наш договор остается в силе. Тем более что он не поставил меня в сложное положение, поскольку к тем же спартаковцам перешел правый крайний Евгений Зимин.

Борис сразу пришелся в «Локомотиве» ко двору, ребятам нравилась его самоотдача, стремление к росту, скромность — собственно, и став большим мастером, он никогда не стремился к саморекламе. Чуть забегая вперед, скажу, что это ему и не было нужно. Михайлов был хоккеистом элитным, таких мастеров, как он, если взять поколение семидесятых, можно пересчитать по пальцам. Но он был еще вожаком, лидером команды, ее мотором. Такие игроки всегда особенно нравятся болельщикам, их имена постоянно на слуху.

Мне приятно было работать с Борисом, поскольку с особым уважением отношусь к хоккеистам, целиком отдающим себя игре. Я не сомневался, что Михайлов должен стать истинным мастером. Когда он пришел ко мне и сказал, что переходит в ЦСКА, я, естественно, огорчился, но отговаривать его не стал. Ибо прекрасно понимал, что этот парень должен найти себя в этом знаменитом клубе. Также считал, что Борис непременно достигнет уровня сборной СССР.

Собственно, так и вышло. Он закономерно закрепился в ЦСКА, затем его и Володю Петрова соединили в одном звене с Валерием Харламовым. И мы увидели прогрессирующую на глазах тройку, сильнейшую в мире в семидесятых годах, одну из лучших во все хоккейные времена. У каждого были в ней свои функциональные обязанности, которые блестяще выполнялись. Но все же я бы выделил Бориса как лидера, ибо он своим упорством как бы зажигал своих звездных партнеров на отчаянную борьбу. Получалось все замечательно. В год своего дебюта на чемпионатах мира, в 1969-м, именно Борис Михайлов забросил шайбу в ворота шведов, которая нам не только позволила одержать победу, но и стала «золотой».

Кроме того, эта тройка отличалась тем, что никогда не играла в полсилы, не позволяла себе передышки. Борис и его партнеры уважали хоккей, и он, если хотите, дал им возможность выделиться в нем, как бы в награду за преданность. Они были первыми, и в тяжелых матчах на них ложился наибольший груз ответственности. В подобных ситуациях Борис и его партнеры действовали уверенно и мощно.

Надо сказать, что Михайлов отличался колоссальным коэффициентом полезного действия, высокой концентрацией, потрясающей выносливостью. Будучи крайним нападающим, показывал прекрасную результативность. У него не было сверхмощного броска. Но Борис умело выбирал позицию для атаки, смело лез в борьбу на пятачке. И забивал, забивал, забивал... Стал лучшим бомбардиром советского хоккея.

На мировой арене Михайлов был уважаемым человеком. К нему всегда с повышенным вниманием относились соперники. Все знали его как одного из мастеров, которые способны зажечь партнеров своим примером, повести ребят в решающую атаку. Он отличался этим с первого до последнего матча в своей карьере. Серьезное отношение к себе позволило Борису уверенно играть и в 35 лет. И он мог бы продолжить выступать в ЦСКА и сборной СССР, но, увы, так не думали руководители ЦСКА и отечественного хоккея.

Личность никогда не бывает простой. Но я, пожалуй, не нахожу у Бориса Петровича отрицательных качеств. Он был не только добросовестным и самоотверженным игроком, но и прекрасным тренером и семьянином. Кому-то может показаться, что он упрямый человек. Выражусь точнее — Борис настойчив в достижении цели, не нарушает при этом, как говорится, правил игры. Его нельзя упрекнуть в лени, равнодушии. Наоборот, он всегда максимально собран, был и остается отмобилизованным и готовым к выполнению самых сложных заданий.

Если говорить о тренерской деятельности Бориса Петровича, то его путь никак нельзя назвать легким. Да, он за считанные месяцы превратился из игрока в старшего тренера, казалось бы, чего еще можно желать. Однако далеко не все складывалось благополучно, потребовалось время для перестройки, надо было понять — для него ли это поприще. На моих глазах он вырос в хорошего тренера, поднялся на главную вершину. Не взлетел, а совершил сложнейшее восхождение, сопряженное с многочисленными преградами, трудностями.

Он формировался как тренер в питерском СКА, команде города со славными хоккейными традициями, но в силу известных причин не имевшего возможности на равных соперничать со столичными клубами. Тем не менее армейцы с берегов Невы всегда считались для грандов нашего хоккея неудобной командой, которая не раз отбирала у них важные очки. В этом, несомненно, вижу высокое мастерство Михайлова, одного из лучших наставников, умеющих работать на результат за счет организации игры.

У Михайлова замечательное хоккейное зрение, умение мгновенно разобраться в ситуации и выбрать наиболее приемлемую тактику в каждом конкретном матче. У него прекрасно развито чувство игрока, умение работать с ним. А создание в команде благоприятного микроклимата позволило Борису Петровичу в сложнейшие для российского хоккея времена добиться ярких успехов в работе со сборной. До сих пор помню блестящую победу на чемпионате мира 1993 года. Уже многие звезды отечественного хоккея уехали за океан, казалось, шансов нет. Но Михайлов сумел подобрать в состав самых способных игроков, объединить их и выиграть «золото». Не менее весомыми считаю серебряные награды нашей национальной команды в 2002 году, когда в составе было лишь трое молодых ребят из НХЛ, Борис Петрович, имея под началом в основном хоккеистов, выступавших в России, закономерно дошел до финала, в котором, несмотря на неудачу, наши выглядели достойно.

В истории отечественного хоккея в списке выдающихся тренеров значились лишь те, под чьим руководством национальные команды побеждали на Олимпиадах и чемпионатах мира. Это — Аркадий Чернышев и Анатолий Тарасов, Всеволод Бобров и Борис Кулагин, Виктор Тихонов. На мой взгляд, в одном ряду с ними находится и Борис Михайлов, ведь он сумел завоевать для России «золото» в сложнейший период, когда почти все лучшие мастера перешли в клубы НХЛ и в мировом первенстве не участвовали.

Считаю, что Борис Петрович сегодня находится в «золотом» тренерском возрасте. Он по-прежнему подвижен, бодр, следит за своим физическим состоянием и готов к практической работе. Он, безусловно, обладает всеми качествами, выделяющими классного тренера высокого международного уровня.

Анатолий КОСТРЮКОВ, заслуженный тренер СССР.

Нельзя сказать, что будет с тем или иным человеком в будущем — через день, месяц, год. Но, пожалуй, отталкиваясь от таких вещей, как склад характера, поступки, жизнедеятельность, можно строить определенные предположения. Что-то предначертано судьбой, и это верно. Вместе с тем нельзя отрицать и того, что целеустремленный и талантливый человек, как говорят, делает себя сам. Это, вне всякого сомнения, относится к легендарному советскому хоккеисту и тренеру Борису Петровичу Михайлову.

Периоды игры

Как и у большинства мальчишек сороковых и пятидесятых годов, мой путь к олимпийскому пьедесталу начался со двора. Со спортом более или менее серьезно я познакомился в конце 1953 года, когда из центра Москвы, с улицы Гашека — она находится рядом с теперешней Тверской, из ветхого дома напротив фабрики «Дукат» мою семью переселили на 1-ю Хорошевскую улицу — сейчас Куусинена. Там с 10 лет я и начал играть в футбол, а чуть позднее — в хоккей.

Болельщики и специалисты спорта справедливо считают, что в пятидесятые годы в СССР почти все совмещали игру в футбол, хоккей или хоккей с мячом, а в сороковые были мастера, побеждавшие сразу на трех фронтах. Например, армеец Всеволод Михайлович Бобров или динамовец Василий Дмитриевич Трофимов, впоследствии главные тренеры сборных СССР по хоккею и хоккею с мячом. Однако немало мальчишек начинало именно с футбола, не требующего серьезной амуниции. Конечно, играли и в хоккей на импровизированных, сооруженных собственными руками дворовых площадках, но, как говорят, «на ногах», то есть в зимних ботинках или в валенках, с самодельными, сделанными из кусков проволоки клюшками. А гоняли обыкновенные консервные банки. Коньки в ту пору купить могли не все, в основном они были у ребят, занимающихся в специальных секциях, настоящие шайбы считались предметом роскоши.

У нас, когда заходит речь о формировании подростка, всегда вспоминают двор, говоря о нем, что называется, на полном серьезе. Да, это так. Двор был для меня, пожалуй, второй семьей, начальной школой жизни. Я и мои друзья сызмальства были достаточно самостоятельными. Мы, наверное, в большей мере, чем нынешнее поколение мальчишек, умели принимать решение и были более целеустремленными. Однажды загорелись идеей соорудить хоккейную «коробку». И все делали сами — ходили просить на стройках доски, а потом с помощью работников домоуправления сооружали борта, заливали лед. Летом заботились, чтобы все было в порядке на футбольной площадке. Это было по тем временам вполне естественно, наверное, все шло из самих семей, в которых мальчишек с детства приучали к порядку.

Двигались очень много, в нашу компанию тепличные дети не подходили, ребята мы были боевые — озорничали, иногда дрались. Летом с утра до вечера играли во дворе в футбол, в баскетбол, в салочки, в казаки-разбойники. Не знаю, имеют ли представление об этой игре сегодняшние мальчишки и девчонки из больших городов. Но в пятидесятые годы так развлекаться было модно.

Мы росли крепкими, выносливыми. Дома — никаких разносолов, простая еда, во всем дисциплина. И никто не ждал тебя, скажем, к обеду. Раз позвали — и все. Опоздал — пеняй на себя, жди ужина. Почти все жили в больших коммунальных квартирах, в комнатах — по нескольку человек, без телевизоров, компьютеров. Ну, что дома делать — поел и на улицу, в любое время года — в мороз, в жару, в снег, в дождь.

Справедливо многие считают, что поколение сороковых годов было адаптировано к нагрузкам больше, чем теперешние мальчишки. Мы набирались сил в естественном процессе, много играли, бегали, плавали, развивая координацию, мышление, коллективизм. С теми, кого взяли в организованный хоккей, работать тренерам было легко. Ребята приходили с хорошей базовой подготовкой. Не надо было начинать работать с ними с нуля. Плюс — огромное желание. В этом, прежде всего, виделся фундамент, на котором была построена советская хоккейная школа. Все это имеет самое прямое отношение ко мне и моим друзьям детства.

Замечательное было время. Сотни мальчишек горели желанием играть, о том, что надо бы попасть в команду мастеров и получать за спорт деньги, не шло речи. Но спали и видели себя в большом спорте.

Еще не было «Золотой шайбы». Играли дворами, улицами, лучших ребят брали в клубы, выступавшие в первенстве Москвы. Было много способных ребят. Когда я уже играл в московском «Локомотиве», однажды на сборах зашел разговор о том, где начинали играть. Так вот, легендарный Виктор Якушев рассказал, что попал в секцию на стадионе Юных пионеров, оттуда, кстати, и Виктор Кузькин; Александр Рагулин — воспитанник клуба «Химик», он базировался в Лужниках, в Воскресенск он попал позднее. Голкипер Александр Пашков делал первые шаги в команде «Серп и Молот» вместе со спартаковцем Александром Якушевым. В Сокольниках начинали братья Борис и Евгений Майоровы, Вячеслав Старшинов, Анатолий Фирсов, Константин Локтев, Владимир Юрзинов в динамовском коллективе... В общем, у тренеров не было проблем с подбором мальчишек. Им приходилось внимательно просматривать, кто лучше. Сейчас прием в хоккейную секцию все более напоминает набор. Стало гораздо меньше мальчишек, готовых играть. Конечно, в группах подготовки есть ребята и семилетнего возраста, и совсем малыши. Они имеют определенную ледовую практику. Но, на мой взгляд, в столь юном возрасте многие еще не понимают, чем им заняться. Не исключено, что нет желания играть в хоккей, ходить в школу по фигурному катанию. Однако родители тянут детишек в тот или иной вид спорта. Не секрет, что одни видят в своих чадах звезд хоккея, другие — фигурного катания. Кроме того, чего греха таить, существуют и планы, так сказать, практического характера, я имею в виду солидные контракты. Папы и мамы мечтают о головокружительных карьерах. Сегодня, когда во главе утла деньги, это обычное явление. Но само по себе неплохо регулярно заниматься, укрепляться физически, однако о мышлении, понимании игры, предрасположенности к ней нет и речи. Да, может ребенок в определенный момент выделяться на фоне сверстников, скажем, за счет физических данных, а потом его догоняют и перегоняют, поскольку пацанчик не тянется вверх, не крепнет, грубо говоря, не обрастает мясом, мышцами, его на льду попросту съедают. Поэтому не надо заглядывать далеко вперед, никому, по большому счету, не известно, что из мальчика получится. На мой взгляд, не все решает ранняя специализация. Есть примеры, когда в спорт приходят, скажем, в 13–14 лет, когда другие занимаются по пять-шесть сезонов. Двор в мое время в этом отношении имел куда более четкое, наверное, определяющее значение. Именно рядом с домом мальчишки сами находили себе занятие по душе.

Я прошел через все это, видел ребят, которые не умели играть в хоккей или футбол, но бегали быстро, показывали класс на турниках и брусьях. У нас лидером был Женя Мишаков, он приехал на Хорошевку из Лужников, где начали строить большой стадион. В нашем микрорайоне вообще как-то сразу появилось много спортивных ребят, переселившихся из разных мест Москвы. Это был известный впоследствии футболист «Локомотива» и «Динамо» Владимир Козлов, с нами играли Николай Севастьянов и Виктор Поляков, которые были приглашены в ЦСКА. Позднее на Хорошевку приехал Владислав Третьяк. Жили в кирпичных и блочных домах, учились в двух школах — 721-й и 740-й.

Мы были, пожалуй, более организованными и самостоятельными, чем нынешнее молодое поколение. Тем не менее в свободное плавание нас не отпускали. Помню, внимательно следили за нами взрослые из домоуправления. Сначала Тамара Алексеевна Чудина, потом ее заменил парторг Иван Иванович Хопилин. С нами во дворе некоторое время занимался тренер стадиона Юных пионеров Николай Никитин, Ну а в клубах просто было очень много тренеров, прошедших команды мастеров. Если говорить о хоккее, то в ЦСКА работали Александр Николаевич Виноградов, Борис Павлович Кулагин, Вениамин Михайлович Быстров, в «Крыльях Советов» — Борис Запрягаев, в «Динамо» — Александр Иванович Квасников, в «Спартаке» занимался с мальчишками Александр Иванович Игумнов. Можно легко назвать десятки способных игроков, связавших свою тренерскую судьбу с подготовкой юношей. Опыт этих мастеров имел колоссальное значение, как для самого обучения, так и в психологическом плане. Ребята получали максимум знаний, боготворили своих тренеров, стремились выжать из себя, как говорится, все. И самые способные парни становились великими мастерами.

На мой взгляд, контроль — великое дело. Я могу говорить об этом, отталкиваясь от личного примера. С помощью взрослых мы смогли попасть в организованный футбол и хоккей. Сначала обыграли все близлежащие дворы, вышли на матчи первенства Ленинградского района и заняли первое место. Участвовали в первенстве Москвы.

Я начинал играть в футбол на левом краю, потом был инсайдом, полузащитником. Причем разбирались, кому и какое место определить, сами. Например, Мишаков мог сказать: «Боря, тебе лучше всего играть в центре». Я мог согласиться или отказаться, попробовать доказать, что сильнее именно в своем амплуа. То есть старшие ребята никогда на нас не давили. Но чаще никто не спорил, поскольку мнение наших лидеров считалось авторитетным.

В общем, в этом дворовом спорте не было ничего хаотичного. Существовали правила, которых придерживались все без исключения. Это, безусловно, была замечательная школа, позволившая мне и другим мальчишкам проявить себя в большом спорте. Тот же Евгений Мишаков заиграл в хоккейном ЦСКА, он отличался не только мастерством, но и огромной работоспособностью, самоотдачей. Виктор Прохорович Якушев, с которым мне посчастливилось играть в «Локомотиве», обладая выдающимся талантом, был в высшей степени ответственным игроком. Я не видел более универсального хоккеиста и человека порядочного, с открытой душой, чем Виктор Якушев. Умным, внимательным был и другой железнодорожник — Михаил Рыжов. Они сыграли огромную роль в становлении меня как мастера.

Собственно, вся хоккейная элита СССР, в которую со временем вошел и я, никогда не действовала на средних оборотах, этого не могли себе позволить истинные мастера. Они дополняли свой талант именно самоотдачей, игровой дисциплиной.

Поэтому хоккей в СССР был мощным, сильнейшим в мире. Сейчас все с восхищением смотрят на Национальную хоккейную лигу. Действительно, там играют классно. Но в мое время советские клубы, встречаясь с командами НХЛ, часто их обыгрывали. Даже существовала точка зрения, что если бы ЦСКА выступал в этой Лиге, то он мог бы выигрывать и регулярные чемпионаты, и Кубок Стэнли.

Это сейчас картина иная. В НХЛ еще в семидесятые годы поняли, что без подпитки из Европы Лиге будет сложно прогрессировать. Так, после серии СССР — НХЛ 1972 года за океан приглашали почти всех игроков сборной СССР, за Владислава Третьяка были готовы заплатить миллион долларов. Но, естественно, в советское время это было невозможно. Конечно, нам было интересно попробовать себя в НХЛ, но мы знали — нельзя. И не слишком переживали, у нас были иные, нежели сейчас, ценности. Первыми стали уезжать за океан шведы, финны, потом хоккеисты ЧССР. Для наших ребят это стало возможным лишь к распаду СССР.

Вернемся в годы моей юности. Я и другие ребята с помощью взрослых постепенно приближались к игре, которая давала шанс попасть в городские клубы. Пределом мечтаний было получить форму. Выдавали ее далеко не всем. Обычно на первых порах после матча коньки, клюшки, амуницию отбирали; лишь тем, кто прочно входил в состав, инвентарь оставляли на всю зиму.

Да что там говорить, я довольно долго отыграл в саратовском «Авангарде» и в «Локомотиве» в отечественной защитной форме, которая была прочной, но недостаточно удобной. Ясно, все привыкали к этому, как-то подгоняли инвентарь. А впервые я надел импортные щитки фирмы ЦЦМ уже в ЦСКА. Причем получил их не в клубе, это был по тем временам поистине царский подарок от Вениамина Александрова, блестящего хоккеиста, который помог мне освоиться в ЦСКА.

В советский период вообще было столичное время хоккея, команды мастеров в основном формировались за счет москвичей. Молодые набирались ума у таких мастеров, как Борис Локтев, Вениамин Александров, братья Борис и Евгений Майоровы, Вячеслав Старшинов, Анатолий Фирсов, Виктор Кузькин, Эдуард Иванов, Виталий Давыдов, Виктор Якушев, Михаил Рыжов, Виктор Цыплаков, Валентин Козин, Борис Спиркин, Александр Гришин, Станислав Петухов, и многих других. Причем все они были воспитанниками московского клубного хоккея. Я всегда подчеркиваю — счастлив, что прошел по этому пути, играл вместе со звездами и против них.

Позднее, когда я выступал в команде мастеров, на сборах время от времени заходил разговор о мальчишеской жизни. Многие опытные мастера в ЦСКА, например Константин Борисович Локтев, рассказывали, что именно помогало формироваться мальчишке. «Наше преимущество, — говорил Локтев, — заключалось в том, что мы ничего не боялись. Зимой любимой забавой было прыгать в снег с высоких крыш сараев, летом норовили выбрать местечко на берегу повыше и оттуда сигануть в воду или «нырнуть» со второго этажа во дворе. Летом делом чести считалось переплыть Москву-реку».

Да и самостоятельности у нас было больше. Например, мама нас никогда не ругала, оставляла на меня братьев — Сашу и Толю. Однажды я пошел с ними гулять и обоих потерял. Мальчишек чуть не отвезли в детский дом. Вот тогда мама поговорила со мной как со взрослым парнем, серьезно. Но я не обиделся. Мы с братьями видели, как она вкладывает в нас все силы и здоровье. И несмотря на то что были мы еще несмышлеными мальчишками, ценили эту заботу. Всегда ждали маму к обеду, ходили ее встречать с работы — к проходной фабрики «Дукат». Да и передвигаться по городу было несложно. Везде был порядок, которому мы неукоснительно подчинялись. Но иногда захватывал мальчишеский азарт, и, например, были пацаны, любившие прокатиться на подножке трамвая. Кто попадался, драли за уши. И все понимали, за что.

Очевидно, что кругозор у мальчишек того времени был уже, чем у нынешнего молодого поколения. Но была выше концентрация на чем-то определенном. Каждый способный молодой человек выстреливал в своем направлении. Недавно по ТВ прошла информация, что в одном из вузов недавно почти треть студентов закончили обучение с золотыми дипломами. Выходит, у нас выдающаяся молодежь, которой все под силу. Но проблем меньше не становится. Потом, совсем немного молодых людей, которые имеют желание прийти на производство, научиться хорошей рабочей профессии.

Я не возражаю против того, что сейчас юноши и девушки интеллектуально выше, чем мы — из сороковых. Тем не менее, если брать сумму, скажем, одаренности, то мы в свое время были не хуже. Действительно, с этим никто не поспорит, талантливые люди были везде — в науке и на производстве, в искусстве и в спорте. Но готовили их не поточным методом. Они, как правило, были личностями. И выделялись на фоне просто добротных специалистов в той или иной отрасли. Если по-спортивному судить, то это — звезды. И не дутые, а самые что ни на есть настоящие.

В нас было больше искренности, целеустремленности. И результаты были хорошими не случайно. Вот, например, заняли мы, мальчишки с Хорошевки, высокое место в первенстве Москвы. И наша дворовая команда удостоилась чести участвовать в параде на открытии Лужников. Девяносто девять и девять десятых процента, что сегодня это не вызовет у детворы восторга — ну кому это интересно, да и что это даст?... Но в пору моей молодости подобные вещи считались великими праздниками.

Однажды Евгений Мишаков собрал ребят со двора и пригласил нас сыграть в хоккей за команду ремесленного училища, где он учился на автослесаря. Все, конечно, согласились, приехали на стадион, но Женя перепутал дату матча. Попали на тренировку второй мужской команды «Трудовых резервов», с которой работал тренер Михаил Федорович Кузьмин. Он разрешил нам немного поиграть, а потом пригласил всех в свой клуб.

Что же касается совмещения занятий футболом и хоккеем, то все здесь получилось гладко. В пятидесятые годы все клубы культивировали одновременно футбол, хоккей или хоккей с мячом. Начав заниматься в «Трудовых резервах», я не строил каких-то величественных планов, просто играл, но футбол постепенно начал уходить на второе место. Бросать его я, конечно, не собирался, поскольку в пятидесятые годы XX века еще не было искусственных катков у юношеских хоккейных клубов. Сезон был достаточно коротким — в ноябре начинали заниматься физподготовкой, в начале декабря проводили приз открытия с участием многих московских команд, потом шел чемпионат города до начала марта. И снова — футбол. Однако мысленно я начал себя настраивать на то, что главным в жизни для меня должен стать хоккей.

Сначала я находился в составе команды 1944-го, своего года рождения, получил коньки, чему был неимоверно рад. Показывал их ребятам во дворе и говорил, что играю в хоккей на первенство Москвы. Потом меня перевели в 15 лет во вторую мужскую. Так что довольно рано оказался я во взрослой компании.

Иногда это таит определенные опасности. Существовало даже мнение, что те, кто играет за «мужиков», могут распрощаться с мыслями о команде мастеров. Во-первых, нет регулярных тренировок, поэтому сложно совершенствовать мастерство. Другая проблема — можно пристраститься к курению, алкоголю. Ведь не секрет, что после матчей во многих мужских командах проходил независимо от результата так называемый «разбор игры»: люди скидывались по нескольку рублей, покупали водку, закуску и где-нибудь в укромном уголке на стадионе отмечали событие, причем довольно часто с продолжением. Всегда находились те, кто говорил тебе: молодой, а ты будешь? И были ребята, которым не хотелось отрываться от коллектива, они считали важным почувствовать себя на равных со взрослыми.

Словом, чего тут объяснять, никто не отменял выражения о том, что дурные примеры заразительны. Понятно, не для всех. Но такие случаи, когда парнишка начинал выпивать, пусть не частые, а единичные, действительно имели место.

В шестидесятые-семидесятые годы уже на полных оборотах работали спортивные школы, в них шли ежедневные тренировки. Казалось, пройдя весь цикл, игрок так или иначе мог закрепиться в спорте. Но, конечно, не каждый, взрослых клубов в стране было немного. И для ребят оказаться за чертой команды мастеров было трагедией. По существу, они много лет посвятили обучению хоккею. И те, кто после выпуска из школы оказался не у дел, не попал в высшую, первую или вторую лиги, сталкивались с серьезными трудностями в выборе жизненного пути. Естественно, многие хоккеисты, не сумевшие пробиться в профессионалы, не безграмотны. Среди них были, есть и будут достаточно образованные парни. Но сложен сам период перестройки.

Ведь люди готовились к одному делу, а приходилось выбирать что-то принципиально новое. Наверное, эта проблема есть и сейчас. Плюс еще, так сказать, родительский психологический фактор давит. Проблема, которую я уже затрагивал, серьезная. И о ней нужно поговорить подробнее.

Так вот, многие родители спят и видят в своих чадах будущих звезд НХЛ с миллионными контрактами. Или, на худой конец, звезд российского хоккея, обеспеченных, по нынешним меркам, по полной программе. В принципе в этом навскидку нет ничего негативного. Сегодня, в начале XXI века, многие стали прагматичными. Это, может быть, и неплохо. Но постоянная мысль, что ты непременно обязан оказаться, скажем, за океаном, с одной стороны, максимально стимулирует, а с другой — мешает сосредоточиться на подготовке. Существует риск ошибиться. И стараясь избежать его, парни иногда зацикливаются только на хоккее. А когда мечта рушится, наступает тяжелый психологический стресс, преодолеть который готов не всякий.

Я не говорю о том, что молодые люди идут, что называется, вразнос. Они и в вузы поступают, и работу неплохую находят, однако в занятиях каким-то делом уже нет той, присущей хоккейному отрезку, искренности, самоотдачи. Конечно, со временем проходит все. Адаптацию никто не отменял, и начинает новая сфера деятельности нравиться, ты сам как бы убеждаешь себя в этом. Люди чего-то добиваются в жизни, становятся самодостаточными, состоятельными. Тем не менее в душе остается осадок, что с юношеской мечтой пришлось распрощаться.

И чтобы компенсировать душевный дискомфорт, такие мужики непременно, если у них дети — мальчишки, ведут их в хоккейные школы; не получается у сыновей, делают, с позволения сказать, ставку на внуков. Это, естественно, хорошо. Я верю, что в одном из поколений проявляется умение, заложенное в отцах, дедах. Совсем не обязательно, что предки должны непременно быть игроками команд мастеров. И у звезд наследники не часто попадают в большой хоккей, но единицы достигают уровня родителей. Например, у легендарного Всеволода Михайловича Боброва сын Михаил не стал хоккеистом. Не заиграли дети Виктора Тихонова и Владимира Юрзинова, ставшие затем хоккейными тренерами. Но на этом поприще они не дотянули до уровня отцов, хотя вполне приличные специалисты. А вот внук Виктора Тихонова, его полный тезка, неплохо играет в «Северстали», на него обратили внимание в НХЛ. Из тех, кого я знаю, пожалуй, только сыновья Бориса Александрова, Федора Канарейкина, Николая Дроздецкого неплохо играют в суперлиге, да мой Егор. Во всем мире это есть. Сыновья выдающегося Горди Хоу достигли уровня сборной США, но не стали серьезными профессионалами НХЛ. В 2005 году я видел на чемпионате мира в Вене, как играет за американскую команду Ян Штястны — сын блестящего форварда, в прошлом игрока сборных Чехословакии, Словакии и клуба «Квебек Нордикс» Петера Штястны. Против него я играл не раз и могу точно сказать, что старший Штястны — звезда хоккея, а его парень просто крепкий игрок, не рядовой, но до папы недотягивает. Но вот дочь Петера — Кристина — унаследовала спортивные качества отца, его менталитет. Она еще в 2005 году, в 14 лет, стала одной из лучших теннисисток США среди сверстниц. И говорят, вскоре может раскрыться. Вот как иногда проявляются наследственные качества. Не в виде спорта, а в способностях, заложенных, если хотите, генетически. Эта девочка, наверное, родилась игроком.

Я верю в судьбу. Считаю, что не случайно в моем детстве рядом оказался Евгений Мишаков, впоследствии заслуженный мастер спорта, хоккеист ЦСКА и сборной СССР. Он был человеком неравнодушным. Его волновали не только собственные дела, проблемы. Женя, по возможности, всегда был готов помочь, подсказать, направить дело в нужное русло. Эти его прекрасные человеческие качества имели прямое отношение и ко мне. Ведь Мишаков, собственно, сделал все от него зависящее, чтобы я вышел на международный хоккейный уровень.

Я с удовольствием играл в хоккей, менять клуб не собирался, даже не думал об этом. Но однажды я поехал на стадион на Ново-Рязанской улице на матч против мужской команды «Локомотива», где выступали Мишаков, способный хоккеист Василий Адарчев, раскрывшийся позднее в ленинградском СКА. Понравился тренеру железнодорожников, и тот пригласил меня и еще нескольких ребят из дворовой команды — Петю Конова и Толю Шитикова — в клуб железнодорожников.

Мы понимали, что если хотим научиться играть по-настоящему, то отказываться нельзя. С первых дней пребывания в «Локомотиве» я убедился в этом. Так состоялся выход на новый уровень, куда более качественный и профессиональный, чем детский клубный московский хоккей, хотя и ему надо отдать должное как важному этапу в движении вверх по вертикали.

В первом же сезоне сыграл в первенстве СССР среди молодежных команд, матчи которого проходили на катке с искусственным льдом в Сокольниках. «Локомотив» занял четвертое место из шести участников. И это было неплохо. В молодежном советском хоккее доминировали воспитанники столичных армейцев и спартаковцев, сильной считалась школа «Крыльев Советов». И против меня играли многие способные хоккеисты — спартаковец Виктор Ярославцев, ставший позднее чемпионом мира, в «Крыльях Советов» — Валентин Панюхин, впоследствии один из лучших в ленинградском СКА. Собственно, и в «Локомотиве» были талантливые ребята: Саша Пашков — олимпийский чемпион 1972 года, классный вратарь, Борис Штанько, затем тренер ЦСКА. А на пути к финалу мы, железнодорожники, остановили армейцев, за которых выступали Владимир Расько, Николай Морозов — известный хоккейный судья, Александр Сафронов, Николай Подкопаев, которые затем попали в различные команды высшей лиги.

На этом первенстве ко мне подошел знаменитый в прошлом армейский игрок и тренер Владимир Елизаров и пригласил в ЦСКА — играть за молодежную команду. «Тебе предоставляется шанс не просто поиграть за молодежную команду, — сказал он. — Не исключено, что на тебя обратят внимание в команде мастеров. В общем, если хочешь, готовься играть как следует. Сможечь сосредоточиться на подготовке — тебе же будут платить стипендию».

Для меня это было важно. К тому времени умер отец — Петр Тимофеевич, мама — Мария Лукьяновна продолжала работать на фабрике «Дукат» и тащила на себе весь дом, четверых братьев — меня, Виктора, Александра и Анатолия. Я помогал, как мог, устроился на работу слесарем 3-го разряда на автодормехбазу № 3 в Коптево. Началась трудовая жизнь, в которой для спорта было не так уж много времени. Ну, кто сейчас поверит, что после этого человек попадает в команду мастеров и становится чемпионом мира и Олимпийских игр? Собственно, и речь об этом в современных условиях не идет, в 12–13 лет, когда раньше только начинали, нынче ребят списывают. Но в прежние времена случаи, подобные моему, имели место. Тот же легендарный Анатолий Фирсов попал в «Спартак», что называется, от станка.

В общем, совмещать хоккей и работу мне становилось все труднее, нелегко было после 8-часового рабочего дня тренироваться. И ЦСКА с предложением Елизарова — это был потрясающий шанс, выход из положения: я мог играть и зарабатывать для семьи деньги. Говорю об этом искренне, ибо семья была для меня самым главным. Сегодня, когда мама и братья ушли, с волнением вспоминаю то время. Память сохранила массу эпизодов, каждый из которых по-своему дорог. Не так давно побывал в своем старом доме, где до недавнего времени жил Евгений Мишаков, вот и его нет. Площадка для хоккея стала лучше, но она пустует.

Я на мгновение закрыл глаза и вспомнил, какие страсти кипели на простенькой «коробке» в пору моего детства. Не сомневаюсь, так было везде. И не в последнюю очередь поэтому сборная СССР была первой в мире. Спорт формировал патриотов родины. И мне совсем не стыдно сказать, что был счастлив, став октябренком, с гордостью носил пионерский галстук, затем были комсомол, партия — это была единая цепочка. Кто-то, наверное, имеет иную точку зрения, скажет, что всех нас дурачили, держали за роботов. Но через это прошли все — и люди, откровенно высказывавшие «крамольные» речи, и те, кто искренне любил страну. Она ведь многих сделала людьми. Это ни для кого не секрет.

Никто не заставлял меня, когда учился в 5-м и 6-м классах, сдавать нормы ГТО, играть в волейбол, выступать за школу в лыжных гонках. Помню, как впервые встал на лыжи и именно пробежал на них дистанцию в 2 км, причем кататься толком не умел, но хотел показать результат. Это говорит о том, что мотивация существует всегда и во всем. Есть два направления — обучение и практика. Я понял это позже, став взрослым.

Был рад, что попал в ЦСКА, в котором, конечно, здорово работали с мальчишками. Относились к нам требовательно, высокими были нагрузки, но это был интересный отрезок. Жаль только, что оказался он коротким. К сожалению, стипендию я не получил, естественно, огорчился, даже растерялся, не знал, как себя вести. Но спрашивать почему — не стал, постеснялся. Естественно, обострились домашние финансовые проблемы. С одной стороны, хотелось играть, но, как говорят, жить на что-то надо. Собственно, выбора у меня не было. К тому же я для себя решил, что в ЦСКА не подхожу. И снова пошел работать. Но ненадолго.

Хоккейная селекция существовала всегда. Причем в СССР она велась на хорошем уровне. Массовых переходов, естественно, не было. И это, между прочим, обеспечивало стабильность клубам, каждому, понятно, по возможностям. Московская школа хоккея была мощной, она на начальном этапе развития снабжала всю страну. Однако способных ребят было много и На периферии, в небольших городках. И столичные клубы получали прекрасных мастеров из глубинки. Достаточно вспомнить Александра Мальцева и Владимира Мышкина, приехавших в столицу из Кирово-Чепецка, омича Виктора Блинова, пензенских воспитанников братьев Голиковых, Василия Первухина, Виктора Жлуктова из Инты, Бориса Александрова из Усть-Каменогорска... Меня, как и их, видели в деле тренеры, работники клубов, они обменивались информацией по молодым игрокам. В общем, весной 1962 года появилась возможность играть в саратовском «Авангарде», команде класса «Б». Тренер Валентин Николаев, работавший в Саратове, приехал в Москву, узнал, что есть такой нападающий Михайлов, переговорил с наставниками молодежной команды «Локомотива» — Владимиром Гороховым и Григорием Мкртычаном, получил необходимую информацию. И сделал мне официальное предложение, рассказал об обстановке в команде, ее задачах, пообещал зарплату — 220 рублей. Все это произвело на меня большое впечатление.

Дело было не только в деньгах. Я почувствовал, что могу закрепиться в большом хоккее. То, что звали в команду низшего дивизиона, не пугало. Главное — игровая практика, возможности для роста. Кроме того, не я же один так начинал. Главное — звали, значит, с какой-то перспективой.

Приехал в Саратов, устроился работать на «почтовый ящик» «Авангард» — оборонное предприятие, тогда ведь все спортсмены были любителями. С этого момента и началась моя профессиональная хоккейная жизнь. Правда, раньше все было гораздо проще, чем сейчас: на питание выдавали талоны, не было углубленного медицинского обследования и так далее. В общем, с хоккеистом не возились, как с писаной торбой. Но отношение к нам было добрым. С жильем все было без проблем: в заводском доме выделили приезжим игрокам этаж, чтобы было веселей, я и еще несколько человек обосновались в трехкомнатной квартире. Жил вместе с москвичами Сергеем Тарасовым, Володей Москвитиным (он затем одно время был тренером тольяттинской «Лады»).

Местных игроков было мало. Они не стремились играть за команду мастеров — в Саратове было несколько предприятий, выступавших за первенство города. Хоккеисты из этих команд получали на производстве более высокую зарплату, и хлопот было меньше. Но с приходом в команду мастеров на пост старшего тренера Анатолия Гаврилина, известного саратовского футболиста и хоккеиста, работавшего с командой производственников на «почтовом ящике», стали у нас появляться многие местные хоккеисты, им помогали опытные Юрий Стрелков и Георгий Голубкин. Способные молодые игроки действительно были нужны.

Сначала я играл на позиции центрального нападающего во втором звене. Но к концу сезона перевели в первую тройку, поскольку ее центральный форвард, по мнению тренера, с обязанностями не справлялся. И на флангах со мной стали играть Юра Малахов и Юра Стрелков.

Сезон получился удачным — саратовцы заняли второе место вслед за спортклубом имени Урицкого из Казани. Тут и федерация хоккея СССР образовала новый класс «А», и «Авангард» оказался в нем вместе с казанцами, рижскими динамовцами.

Осенью того же года приехал из Москвы Саша Кафтан, потом я рассказал тренерам, что есть у меня знакомый голкипер, и привез в Саратов Сашу Куликова, который стал классным вратарем. Знал его еще по «молодежке» «Локомотива». Появился в команде Роберт Дмитриевич Черенков, выступавший за столичное «Динамо» на позиции защитника, первый мастер спорта в Саратове. Он поиграл год и занял пост старшего тренера. Черенков пригласил в команду из столицы Стаса Щеголева, Костю Никифорова, Володю Яковенко, Сашу Сафронова. Конечно, росли и хорошие местные ребята, например Виктор Садомов, он впоследствии немало лет возглавлял саратовский «Кристалл». С приходом Черенкова наша команда стала более сбалансированной, работающей с учетом современных требований. Для меня это было важно. Сейчас я могу сказать, что Саратов стал как бы отправной точкой в моей профессиональной хоккейной жизни. В нем я получил первые уроки бытия команды мастеров, форм общения, подходов к работе.

В конце второго сезона пребывания в Саратове, зимой 1965 года, «Авангард» участвовал в турнире в Кирово-Чепецке. Встретился с мужской командой «Крылья Советов», в которой были только что закончившие играть за мастеров выдающиеся хоккеисты — чемпионы мира Алексей Гурышев, Михаил Бычков, Альфред Кучевский. Я играл в центре — против Гурышева. Он подошел после матча и позвал меня в «Крылья Советов». Это было заманчивое предложение, знаменитая команда! Ее тренировал известный в прошлом защитник Сергей Митин.

Летом, когда нас отпустили в Москву, я приехал на стадион «Красный Октябрь», позанимался вместе с Александром Мартынюком, Зарубиным, Игорем Дмитриевым. После тренировки жду, что будет дальше. Подошел Митин и неожиданно сказал: «Парень ты интересный — приходи через год». В общем, послал меня куда подальше. Приехал я домой на Хорошевку, рассказал все Жене Мишакову, а тот уверенно так говорит: «Не расстраивайся, все равно играть будешь». С надеждой на это я и отправился обратно в Саратов.

Оснований не верить ему не было. Все ребята знали, что Женя честный и справедливый парень, уже хорошо знающий спорт изнутри. Он вообще был нашим хорошевским кумиром. К тому времени Мишаков уже поиграл в футбол за клуб «Локомотив» (Калуга), что мальчишкам казалось огромным достижением. Действительно, он мог стать хорошим футболистом. Но вот как распорядилась судьба! Женю знал тренер Владимир Горохов, живший рядом со станцией метро «Сокол». Он порекомендовал старшему тренеру Николаю Петровичу Морозову, который потом, кстати, был главным в сборной СССР, взять Мишакова в столичный «Локомотив». Тот посмотрел, как Женя играет за дублирующий состав, и сказал: «Паренек, пожалуй, стоящий. Но как я его в «основе» на поле выпущу с такими кривыми ногами?» Может быть, пошутил или не разобрался в способностях Мишакова. Короче говоря, в 1962 году оказался он в хоккейной команде московского «Локомотива», которую тренировал Анатолий Кострюков — известный защитник «Крыльев Советов» сороковых и пятидесятых годов, специалист высокого уровня и человек образованный, культурный. А в 1965-м Мишакова, как говорится, призвали в ЦСКА.

Так вот, Женя не забыл про меня, сказал Анатолию Михайловичу, что есть в Саратове приличный парень Борис Михайлов. Правда, почему-то не назвал позицию, на которой я играл.

Вскоре мы приехали в Москву на матчи против крепкой команды из города Электросталь, Кострюков специально пришел на каток в Сокольниках, посмотреть на то, что я из себя представляю.

За несколько дней до этого заболел Черенков, наш играющий тренер. И я занял его место в обороне. Обе встречи мы проиграли, соперник-то был опытный, в составе было много хороших хоккеистов, прошедших школу московских команд мастеров. Но мне удалось в каждом матче забросить по шайбе, и в целом отыграл я неплохо.

После второго поединка ко мне подошел Анатолий Михайлович. «Борис, — сказал он, — у тебя есть задатки, надо их развивать на уровне высшей лиги. У нас опытная команда. Если есть желание, можешь в Саратове рассчитываться, мы берем тебя в «Локомотив».

Приехал в Саратов, рассказал, что и как. Конечно, Роберт Дмитриевич не хотел меня отпускать, у него же были в отношении меня и команды свои планы. Черенков был честолюбив и мечтал вывести «Авангард» в высшую лигу. Городское начальство вызывало — обещали 2-комнатную квартиру. Я не хотел обижать саратовцев — в конце концов, именно в «Авангарде» заиграл. Но отказаться от приглашения не мог. Кроме всего прочего, хотелось вернуться домой — в Москву.

Гораздо позднее, когда стал тренером, сам прошел через это. Во время работы в ленинградском, а потом санкт-петербургском СКА не раз терял игроков, на которых немало сил истратил. Но куда деваться? Такова была в то время судьба тренера среднего клуба. Собственно, не сладкая у него жизнь и сейчас, но проще найти замену ушедшему, может, не полноценную, но как-то бреши прикрыть. Раньше было сложнее. Каждый переход обсуждался на уровне национальной федерации. И если стороны не договаривались, что называется, полюбовно, то процесс получался сложным. Подключалась местная пресса, обвинявшая того или иного хоккеиста в отсутствии патриотизма, уважения к землякам, к родному городу. Но вот что любопытно, заставить переходить игрока без его желания было сложно. Если дело касалось одного общества, скажем, перехода из свердловского «Спартака» в московский, профсоюзных клубов, то здесь многое решалось методом убеждения руководства центрального совета. Да и вообще, не договорившись с игроком, никто не затеивал истории с переходами, смысла не было. Единственный момент, в котором человек не мог ничего поделать, — призыв в армию.

Я считаю, что способный игрок может уйти, если другой клуб сильнее и в нем у него есть больше шансов добиться высоких результатов. Правда, сейчас престижно играть не там, где команды с традициями, опытные тренеры, а в клубах, где больше платят. И это вполне естественно, так живут хоккеисты во всем мире. Безусловно, обидно, но в профессиональном хоккее дуться на кого-то просто глупо. Надо своими делами заниматься.

В общем, на уговоры саратовцев остаться я не поддался и вернулся в Москву. Пришел на тренировку в «Локомотив», из которого в то время ушли в «Спартак» защитник Владимир Мигунько и нападающий Евгений Зимин, чуть раньше в армию взяли Женю Мишакова.

Когда мы вышли на лед, Анатолий Кострюков неожиданно ставит меня в оборону, видимо, имея в виду, что я смогу заменить Мигунько. Подхожу после тренировки к Анатолию Михайловичу и объясняю — я защитником в Саратове не играл, был центральным нападающим, просто в оборону меня в том матче, который он видел, перевели из-за болезни Черенкова.

Ситуация получилась, на первый взгляд, довольно курьезная. Но мне было совсем не смешно, предположил, что нападающий Кострюкову не нужен, и резонно сказал себе, что дела твои, Боря, плохи. Тем не менее он почти без раздумий сказал: «Ничего страшного. У меня «дыр» полно. В атаке попробуем тебя на правом фланге вместо Жени Зимина». Так с его легкой руки я занял позицию, на которой отыграл пятнадцать лет.

Моими первыми партнерами в «Локомотиве» стали два Александра: Гришин — в центре — и Сафронов. Мне довольно быстро удалось освоиться справа, найти игровые контакты. Я, попав в команду высокого класса, где играли такие мастера, как Виктор Якушев, Виктор Цыплаков, Валентин Козин, Михаил Рыжов, Евгений Палеев, Борис Спиркин, Михаил Ржевцев, Юрий Цицинов, Александр Волков, Станислав Ильин, сразу понял, что ожидает меня более сложная жизнь, чем в Саратове. Железнодорожники однажды были призерами чемпионата СССР, всегда входили в пятерку лучших команд. Учебно-тренировочный процесс был интенсивным, Анатолий Кострюков учитывал все современные требования. Он, находясь на льду, постоянно подсказывал, как вести себя в матчах в различных ситуациях. Особое внимание уделялось игре в большинстве и в меньшинстве, быстрой смене звеньев, технике, броскам. В «Локомотиве» я понял, что такое подготовительный процесс — работа на земле, занятия с отягощениями. Это тяжелый труд. Но тогда я еще не знал, что все это семечки по сравнению с тем, что ждет меня в ЦСКА и в сборной.

Уже закончив играть, я сравнивал тренерское искусство Анатолия Михайловича с методами работы других известных наставников — Анатолия Тарасова, Аркадия Чернышева, Всеволода Боброва, Бориса Кулагина, Виктора Тихонова, Константина Локтева. Так вот, по моему мнению, Анатолий Кострюков — из числа элитных специалистов. Он прекрасно знал все тонкости хоккея, держал игроков на дистанции, обладал даром внушения и убеждения, отличался жесткостью в работе. Не случайно он всегда помогал тренерам сборной, некоторое время возглавлял управление хоккея Госкомспорта.

Попав в «Локомотив», я окунулся в большой хоккей. Первое время находился в восторженном состоянии. Как же, тренировался и играл в Сокольниках, на катке ЦСКА, в лужниковском Дворце спорта, жил на сборах на уютной базе в Баковке. В «Локомотиве» была дружная команда, жаль, что еще в советские времена ее расформировали. Здесь не было каких-то кланов, чинопочитания. Лидеры — Михаил Рыжов, Виктор Якушев, Виктор Цыплаков — и другие опытные игроки не стремились возвысить себя, взаимоотношения были ровными, спокойными.

Конечно, когда дело касалось ошибок в игре, кто-то мог новичка упрекнуть, но делалось это аккуратно, без хамства. Наверное, кроме всего прочего, и поэтому «Локомотив», не имеющий таких возможностей, как ЦСКА, «Спартак», «Динамо», оставался в их компании. Хоккеисты понимали меру ответственности, и никто не трудился спустя рукава. Ко мне это вообще никогда не относилось. Моими лучшими качествами были скорость, жажда борьбы. Зная, что я не филоню, тренеры не считали потерянным время, которое посвящали моему совершенствованию.

В сезоне 1965–1966 годов «Локомотив» занял пятое место, мне присвоили звание «Мастер спорта». Сейчас эта награда, пожалуй, никого не воодушевляет, в хоккее все прагматично, построено на рыночных отношениях. Стимул — деньги. Я же искренне радовался, понимал, что теперь нахожусь в компании известных игроков. И надо трудиться по полной программе. Ведь тогда была конкуренция за места в составах. Конечно, на первых ролях были московские клубы, и заиграть в них могли только способные люди. А вот отношение к москвичам было прохладным. Хоккеисты клубов с периферии на встречи с ними настраивались как на последние в карьере. И дело заключалось не только в хоккее. И болельщики нас, мягко говоря, не жаловали. Сама жизнь в столице качественно отличалась от условий в других городах, на порядок была выше. Для тех, кто жил в СССР, не секрет, что в Москве не было проблем с продуктами, одеждой. И это многих раздражало, хотя мы не были ни в чем виноваты. Вопросы надо было задавать не нам, а руководству страны.

Женя Мишаков, когда я прочно обосновался в «Локомотиве», уже был в составе ЦСКА. Мы за железнодорожников вместе так и не сыграли. Но он не забывал про меня, подошел однажды ко второму тренеру армейцев Борису Павловичу Кулагину и сказал, что есть такой нападающий в «Локомотиве» Борис Михайлов, который неплохо играет и может подойти в нашу команду мастеров. Конечно, и Кулагин, и Тарасов меня в игре видели, но рекомендация имела все-таки особое значение. Не исключаю, Мишаков, возможно, и подтолкнул армейских тренеров в моем направлении. И вот после матча с ЦСКА подходит ко мне Кулагин и говорит: «С тобой хочет встретиться Анатолий Владимирович Тарасов, приезжай к бензоколонке у метро «Аэропорт». Наверное, необычное было выбрано место для встречи. Но я об этом ни тогда, ни сейчас не думал. Приехал, жду. Подкатывает 21-я «Волга», выходит Кулагин и говорит: «Садись». Забрался я на заднее сиденье, поздоровался с Тарасовым. «У тебя есть характер, настырность, желание играть, — сказал он. — Но ты в хоккее ничего не умеешь. Если хочешь, чтобы я из тебя сделал человека, забудь про футбол, думай все 24 часа о хоккее, спи на клюшках». Потом спросил, сколько я получаю, сказал: «У меня будешь получать меньше — 120 рублей». Гарантий, понятно, никаких не давал. В общем, огорошил меня. Я вышел из машины красный, как помидор. Вроде два года за команду мастеров высшей лиги отыграл, а здесь — ничего не умею.

Я не преувеличивал свои возможности, но понимал, отталкиваясь от фактов, что могу неплохо играть. В «Локомотиве», например, был третьим по результативности. Имел в виду и еще один довольно любопытный эпизод, который свидетельствовал в мою пользу. После первого года пребывания в «Локомотиве» едва не попал в «Спартак». Тренировавший его Всеволод Михайлович Бобров сам сделал предложение. Он после одного из матчей подошел, дал листок бумаги с номером телефона и просто сказал: «Позвони». Потом я приехал в гости к Всеволоду Михайловичу в знаменитый дом у станции метро «Сокол», в котором жили многие известные люди, в том числе и Анатолий Тарасов. Разговор получился деловой. Осталось сказать «да» или «нет».

К тому времени я уже был женат на Тане, с которой мы до сих пор вместе. У меня в комнате жить было негде — мама, три брата, у Тани жилищные условия были ненамного лучше. Пожалуй, именно это сыграло решающую роль. Но об этом — позже.

Сейчас многое по сравнению с прошлым кардинально изменилось. Вы не найдете игрока нынешнего поколения в России, который бы жил так скромно, как я в шестидесятые годы, кстати, как и многие другие хоккеисты. Я это говорю к тому, что сейчас нет препятствий к полной самоотдаче в хоккее, но пятнадцать лет не было победных результатов, которые были у нас почти в каждом сезоне. Не собираюсь проводить какие-то параллели, никогда этим не занимался. И никто точно не узнает, кто был сильнее: мы, игравшие в шестидесятые-семидесятые годы, или парни, выступавшие в девяностых, играющие сейчас — в начале XXI века, чемпионы мира-2008. Изменилось очень многое, как заметил недавно один из наших заслуженных ветеранов, сегодня 18-летний мальчишка легко делает то, что было под силу не всем мастерам прошлых лет. Все верно.

Вот только результаты и качество игры не всегда идеальные, хотя не надо принижать российский хоккей, он живет по новым правилам и, на мой взгляд, лучший в Европе. Мы прибавляем. Наконец, сборная России выиграла чемпионат мира. Понятно, мы в подготовке игроков не сильнее канадцев, но, посмотрите, какие в России таланты — Саша Овечкин, Илья Ковальчук, Женя Набоков, Саша Семин, Сергей Федоров — они лучшие и за океаном.

То, что раньше называли переходами, а их было по два-три в год в каждом клубе, сегодня величают трансфертной политикой. Состоятельные команды не хотят ждать высоких результатов год или два. Молодежью, конечно, все занимаются, но если парень не проходит в основной состав, нет перспективы, его продают. Перемещения игроков в межсезонья носят массовый характер. Бывали случаи, когда клубы приобретали по пятнадцать и более хоккеистов. И тренерам надо быстро адаптироваться, находить способы создания сыгранных ансамблей в кратчайшие сроки. Ведь с наставниками сейчас также особенно не церемонятся. Такова современная мировая практика. Хотя замечу, что только в России наблюдается столь масштабная миграция хоккеистов. Кроме того, мы ежегодно теряем хоккеистов, выезжающих за океан в НХЛ. Ясно, и там непросто, достаточно вспомнить локаут 2004–2005 годов, когда — слыханное ли дело! — отменили сезон. Он закончился, и хоккеисты, выступавшие временно в России, вернулись в свои клубы. Есть люди, которые считали, что это снизит интерес к отечественному хоккею. Безусловно, но этого следовало ожидать. И нет смысла говорить об этом периоде как о трагедии. Ничего страшного не произошло. Надо было дальше работать. Что, собственно, и делается. На мой взгляд, последний сезон 2007–2008 годов был удачным во всех отношениях. Хоккей стал более привлекательным, качественным, в клубах появились хоккеисты, ранее игравшие в НХЛ, причем не только ветераны, но и достаточно молодые. Их не устроили контракты за океаном, и они предпочли Россию, нашу суперлигу с ее солидными гонорарами.

Так вот, получил я приглашение от Всеволода Боброва. Приход в «Спартак» мог стать новой ступенью в моем хоккейном развитии. Всеволод Михайлович, которого считаю великим игроком и тренером, в ту пору создал «Спартак», который мог на равных бороться за золотые медали с ЦСКА. Кроме того, я имел представление, как играет Всеволод Михайлович. В ЦСКА была практика периодически проводить встречи молодежной команды и ветеранов. И раз в своей жизни я вышел на лед против Всеволода Боброва. Это были потрясающие впечатления, кроме него, за ветеранов играли многие известные мастера — Александр Виноградов, Виктор Шувалов — чемпионы мира, многие другие. Молодежка, конечно, проиграла — 6:14. Это было понятно, но поразило мастерство Всеволода Михайловича, забросившего шесть или семь шайб. Тогда и понял, почему ему нет равных, — блестящее, несмотря на травмы и возраст, катание, великолепная техника, потрясающее владение клюшкой, которую он, один на планете, умел перекладывать из руки в руку.

Вот, говорят, великие канадские хоккеисты: Горди Хоу, Морис Ришар, Бобби Халл, Стэн Микита. Их боготворят за океаном. Так вот, на мой взгляд, Всеволод Бобров был лучшим в мире. Второго такого мастера я больше не видел. И не исключаю, что, играя в НХЛ, Всеволод Михайлович обошел бы всех тамошних звезд. Но, как я уже говорил, сравнения невозможны. Понять все можно, лишь вступив в контакты.

К слову, и Бобров высоко оценивал мою игру. Когда его попросили высказать отношение к дебютанту сборной СССР Борису Михайлову, сказал, что ему прежде всего у новичка нравится боевитость. И пояснил: «Если Борис держит шайбу — у него почти невозможно ее отнять. Если он потерял ее — сейчас же бросается за «обидчиком» и нередко заставляет соперника отдать ее обратно. Своеобразная манера обводки (с нарастающим ускорением), идеальная выверенность паса, неудержимая стремительность и решимость в атаке, презрение к любой опасности на льду — вот качества, которые стремительно выводят его в число форвардов экстра-класса. И эта неудержимость передается его тройке, становится ее девизом и ее знаменем». Я был взволнован, узнав о такой высокой оценке Великого мастера.

Но в «Спартак» я не попал. Помощником Анатолия Кострюкова был на редкость сообразительный тренер и человек Николай Иванович Карпов. Он узнал о предложении из «Спартака», и мне в «Локомотиве», можно сказать, мгновенно выделили однокомнатную квартиру. Когда я уже работал тренером, Николай Иванович однажды сказал, что зря он это сделал. «Я же не мог предположить, что стану старшим тренером «Спартака». Мне удалось выиграть два раза первенство страны, но мог бы побеждать чаще, если бы имел больше таких игроков, как Михайлов».

Тем не менее спустя годы я прекрасно осознал, что переход в «Спартак» мог оказаться ошибкой. С одной стороны, это действительно было бы продвижением вперед. Но я мог остановиться только на команде мастеров. Из «Спартака» неожиданно ушел Всеволод Бобров, дважды после побед в чемпионатах страны недолго удерживался в роли главного Карпов. В начале семидесятых после двух побед в Кубке страны спартаковское руководство не устроил Борис Майоров. И происходило это не потому, что оба были слабыми наставниками. Руководители «Спартака» стремились только к победе, они не учитывали тот факт, что ЦСКА имел не только широкие возможности в плане приобретения игроков, но и что с ними в то время работали блестящие тренеры Анатолий Тарасов, Константин Локтев, позднее — Виктор Тихонов. В общем, остался я в «Локомотиве» до того времени, когда Мишаков переговорил с Кулагиным.

Откровенно говоря, я опасался перехода в ЦСКА. Уж больно крутой характер был у Тарасова, о котором до сих пор ходят легенды, многое, кстати, о чем меня предупреждали, сбылось. Прежде всего я понимал, что для счета меня держать не будут. Если игра не пойдет, то отправят куда-нибудь на периферию — в армейский клуб Свердловска или Новосибирска, в Чебаркуль или вообще в Хабаровск. Но не в ленинградский СКА, который, пожалуй, был самодостаточным. Хотя и не богатым, но в определенной мере автономным.

Поэтому решил посоветоваться с хоккеистами «Локомотива», с женой. Таня так и сказала — решай все сам. В команде никто не возмущался, не отговаривал, тем не менее никто не произнес самого важного слова — иди. Решающей для меня оказалась точка зрения Виктора Прохоровича Якушева. Он был не только игроком с мировым именем, но и человеком, тонко чувствовавшим, что может произойти в той или иной жизненной ситуации. На мой взгляд, он понимал, что я подойду ЦСКА. И сказал очень аккуратно: «Борис, в ЦСКА приглашают далеко не каждого, Анатолий Тарасов просто так ничего не делает».

Я принял его слова как руководство к действию, приехал на стадион «Метрострой», где проходили занятия после окончания сезона, поблагодарил ребят. Затем рассчитался в ЦС «Локомотив», взял трудовую книжку. И отправился в ЦСКА. В мае 1967 года меня призвали в армию. Причем сначала брать не хотели, врачи в военкомате отказывались пропускать меня из-за проблем с глазами. Это старая история. Когда я еще был мальчишкой и как-то нахулиганил, отец взял в руки ремень и случайно задел им меня по правому глазу. И потом резко ухудшилось зрение. Конечно, я об этом никогда не говорил. Все же шло нормально, по игре претензий ко мне, пожалуй, никогда не было ни в одной команде, хотя, естественно, без ошибок не обходилось. В общем, Борис Павлович Кулагин взял мои документы, пошел к начальству военкомата, с врачом переговорил, и меня призвали.

Анатолий Кострюков, как в свое время Роберт Черенков, был крайне недоволен. Его можно было понять: «Локомотив» ежегодно терял способных игроков, уходили Юрий Волков, Владимир Испольнов, Евгений Зимин, Владимир Мигунько, Владимир Меринов, Евгений Мишаков, Александр Пашков. Я, конечно, считал себя виноватым, понимал, как тяжело воспринимает мой переход Анатолий Михайлович. Но любой советский хоккеист знал, что через ЦСКА лежит путь в сборную. Не потому, что национальную команду тренирует Анатолий Тарасов. Он создавал для сборной таких игроков, которые выдерживали конкуренцию в споре с ведущими мастерами из других клубов. Меня приглашали не только с целью проверки, а рассчитывали, что могу занять определенное место. Это доверие требовалось оправдать.

Пришли мы в ЦСКА с будущим центрфорвардом нашего знаменитого звена Владимиром Петровым с определенными сомнениями, настороженностью. Собственно, в этом не было ничего особенного. Вокруг нас были только звезды хоккея — Вениамин Александров, Александр Альметов, Анатолий Фирсов, защитники Александр Рагулин, Эдуард Иванов, Виктор Кузькин, Владимир Брежнев. И если в нападении периодически открывались какие-то вакансии, то в оборону армейцев попасть было, считайте, невозможно. Перемены происходили только в том случае, когда игрок завершал карьеру.

У этого клуба был иной уклад жизни, чем у меня в «Локомотиве» или у Володи — в «Крыльях Советов». Я не говорю о палочной дисциплине, просто у ЦСКА были максимальные задачи, справиться с решением которых можно было только за счет соблюдения всех хоккейных правил, а они достаточно строгие, требующие дисциплины, самоотдачи по полной программе. Мы, естественно, хотели закрепиться в команде и сразу же подчинились правилам армейского бытия.

20 июня, за пять дней до конца отпуска, я начал тренироваться в ЦСКА. У Анатолия Тарасова было такое правило — сначала посмотреть на новичков. Потом нас представили игрокам основного состава, которые приняли меня благожелательно. В ЦСКА вообще не было «дедовщины», хотя определенные пожелания старших требовалось выполнять. Я, например, в 23 года не стеснялся погрузить в автобус баулы с формой, связки клюшек, это входило в обязанности всех новичков. На сборах после ужина нам в холле ставили огромную кастрюлю с морсом и черпачком. Первыми подходили и наливали его себе ветераны, хоккеисты сборной, а потом уж мы, бывало, доставалось совсем немного. Но упаси бог пожаловаться, этого и в мыслях не было.

На сборах мы жили на базе в Архангельском. Там когда-то были конюшни, они до революции принадлежали князьям Юсуповым. При советской власти армейское начальство решило, что в этом прекрасном местечке можно поселить спортсменов. Так вот, одно крыло приспособили для мастеров, в другом отдыхал младший офицерский состав, в самом же санатории жили военные с высокими званиями. По сегодняшним меркам, условия были спартанские. В комнате по нескольку человек. Моими соседями стали опытнейшие Вениамин Александров и Владимир Брежнев. Мои молодые партнеры, бывало, спрашивали: не обижают ли? Наоборот, с ними было интересно. Всякие истории мне они рассказывали, уму-разуму учили. Собственно, это была школа. И я тянулся к ним. Лишь иногда по утрам был недоволен, часов в семь они будили меня: вставай, молодой, открой форточку. Потом, когда они покурят, комната проветрится, я эту форточку и закрывал. Да досыпать ложился. Но я не обижался, это было и частью воспитания. В обычной жизни все было на равных. Более того, я пользовался особым доверием — на сборах меня приглашали играть в карты наши ветераны. Как-то в Кудепсте после дневной тренировки, когда по указанию Тарасова мы должны были ложиться спать на пару часов, дядя Веня, как мы звали Александрова, говорит: пойдем на пляж, в преферанс поиграем. И пошли, Владимир Брежнев, Вениамин Александров и мы с Володей Петровым устроились за столиком под тентом — красота. Вдруг смотрим, Анатолий Владимирович купаться идет, нас, конечно, как ветром сдуло. Но Тарасов нас засек. И потом на собрании снимал с меня и Володи Петрова стружку: мол, если вы не выполняете мои указания, значит, я плохой тренер. Про Владимира Брежнева и Вениамина Александрова не вспоминал, считал, что нельзя отношения с ветеранами портить. И еще он их по-настоящему уважал. Анатолий Тарасов при всем его таланте, волевом характере прекрасно понимал, что не только он создал команду, а она играет и, как говорят, «кормит» его.

Тарасов почти никогда не обсуждал с молодыми не хоккейные темы. С ним могли беседовать только звезды, ветераны. Мостиком между нами и Анатолием Владимировичем был Кулагин. Хоккеисты не видели в этом ничего отрицательного, полагая, что это форма работы тренера. Но, понятно, в тренировочном процессе, в матчах, на собраниях, разборах игр первым лицом был Тарасов.

Хоккеистов готовили только на победный результат, даже второе место в первенстве страны считалось неудачей. Естественно, это постоянно заставляло Анатолия Владимировича работать требовательно, жестко. Он сам, если хотите, постоянно находился под колпаком. От него ждали в Министерстве обороны СССР только золотые медали. Наверное, можно сказать, что Тарасов шел по краю пропасти без страховки. Конечно, все знали его высочайший тренерский уровень. Но щадить, скажем, при двух подряд вторых местах, особенно после того как началась победная серия сборной СССР в шестидесятые годы, не стали бы. Любое неосторожное движение — и можно легко сорваться. В принципе, все это относилось и к хоккеистам.

Когда я пришел в ЦСКА, закончил играть Константин Локтев, были проблемы у Александра Альметова. И Анатолий Тарасов взял меня на позицию Константина Локтева, а Владимир Петров из «Крыльев Советов» должен был заменить Александра Альметова. Мы поняли, на что ориентирует Тарасов. Речь шла о звене, которое, по его задумке, было бы способно решать самые сложные задачи. Откровенно говоря, в тот момент я о сборной не думал, все мысли были сосредоточены на том, как закрепиться в ЦСКА. Сделать-то это было сложно.

Безусловно, мы были не единственными, на кого он нацелился. Имелась в ЦСКА и другая молодая пара — Виктор Еремин и Александр Смолин. И в ходе подготовительного периода никто не знал, кого выберет Тарасов. Как я потом убедился, он имел на наш счет свои планы. Понимая, что сразу на уровне армейцев любому заиграть сложно, Анатолий Владимирович предполагал использовать нас вместе с Вениамином Александровым, пожалуй, одним из сильнейших левых крайних в мире, который и стал нашим играющим тренером. И звали мы его уважительно — дядя Веня.

Если говорить о нагрузках, то тренировочный процесс в ЦСКА, конечно, отличался от тех, что были в «Авангарде», «Локомотиве». В Саратове Роберт Дмитриевич практиковал так называемые тренировки с интервалами. Например, надо было пробежать 10 отрезков по 400 метров с небольшими перерывами. Я кричал ему: что мы — легкоатлеты? Кроме того, сам тренировочный процесс был интенсивнее, объемнее, он включал упражнения на ловкость, выносливость, скоростно-силовые элементы. В «Локомотиве», кроме того, особое внимание уделялось штанге. Приходилось приседать с нею или толкать вес в семьдесят процентов от собственного. Делать эти упражнения требовалось не менее 15 раз, иначе не уложишься в норматив. Были рывки на 30 метров, бежали 100, 400 метров. То есть нагрузки в зависимости от уровня клуба шли по восходящей.

В ЦСКА все было еще сложнее. Летом по три раза в день тренировались в Кудепсте, при жаре в 25 градусов. Утром часовая зарядка, полтора часа днем и с пяти до семи. Тех, к кому были претензии, заставляли заниматься еще и в девять вечера.

Мне казалось, что это какой-то кошмар: приходилось при весе в 65 кг таскать на себе Володю Петрова, который весил килограммов на 15 больше. И еще приседать по 10–15 раз. Когда он носил меня, ему было легче. В общем, пришел к Борису Павловичу Кулагину и сказал, что не могу — вы можете меня отправить в любую армейскую команду, хоть в Хабаровск. Он говорит: держись, выживешь — будешь играть, а нет — мы тебя и так отчислим. И я терпел и «пахал», как только мог. Володя, с его упрямым характером, молчать не собирался, он не раз спорил с Анатолием Тарасовым, говорил, что ему тяжело. Я постоянно твердил ему: терпи, посмотри, какой ты мощный — я по сравнению с тобой тростинка и все делаю «через не могу». Но Петров стоял на своем. Он, конечно, заиграл, был одним из лучших, но всегда дебатировал с Тарасовым по любому поводу, который его не устраивал. И тот даже заставлял его дополнительно тренироваться. Конечно, Тарасов, который терпеть не мог пререканий, любил, чтобы его указания выполнялись неукоснительно, был недоволен. Но избавляться от Петрова он, безусловно, не собирался. Он не мог поступить во вред клубу и себе. Вообще взаимоотношения тренеров и игроков вещь сложная. И требует специального разговора. Могу лишь заметить, применительно к противоборству Тарасов — Петров, что последнее слово всегда оставалось за Анатолием Владимировичем.

Вообще, характер у Петрова непростой, он не любит в чем-то уступать. И конечно, не только с Тарасовым он пикировался, потом — с Виктором Тихоновым. На льду Володя всегда спорил с судьями, доказывая свою правоту. Особенно сложные отношения сложились у него с опытным арбитром Андреем Захаровым, также отличавшимся принципиальностью. Бывало, спросит у кого-то из руководства команды Петров, кто нас сегодня судит. И, услышав фамилию Захаров, говорит, что пару раз он его точно удалит. И так случалось часто.

У нас с Володей сразу же сложились дружеские взаимоотношения. Мы не только комфортно чувствовали себя в одной тройке на льду, а в свободное время встречались семьями, вместе отдыхали. Тарасов видел это. И, поощряя контакты, ставил в пример Анатолия Фирсова. Действительно, он был великий мастер, требовательный к себе, к партнерам, самоотверженный в игре. Но в жизни Толя не пользовался своим положением лидера. Собственно, выделять себя в ЦСКА было бессмысленно. В большинстве в составе играли звезды, и они нос друг перед другом не задирали. Фирсов был прост в общении, никогда не обращался с молодыми грубо. Я понял, что принят командой, когда Анатолий, получивший квартиру на Калининском проспекте, пригласил меня с Таней на новоселье. В общем, обстановка была вполне приемлемая. В ЦСКА уважительно относились и к лучшим хоккеистам, и к старательным новичкам. Игроки вместе проходили через огромные трудности, выполняли сумасшедший объем работы. И такие качества, как добросовестность, в ЦСКА носили перманентный характер.

Когда начался чемпионат, Тарасов еще не определился с новичками. Было много неясного — отчислили и вскоре вернули Альметова, затем его освободили окончательно. В одних матчах с Вениамином Александровым играли Еремин и Смолин, в других мы с Володей. Не было той стабильности, которая приходит с постоянной игровой практикой.

В один прекрасный день на комсомольском собрании Тарасов начинает критически оценивать нашу с Володей работу. Мол, не оправдываем мы надежд. Зачем мы вообще сюда пришли?! Я никогда не лез на рожон, всегда выслушивал мнение старших, спокойно делал выводы, если замечания были правильными. Скорее всего, Тарасов, как истинный стратег, ругал нас для того, чтобы добиться максимальной пользы. Но я посчитал, что не все справедливо. И не постеснялся сказать, что меня пригласили из «Локомотива», в котором я был третьим игроком по результативности. Попросил: дайте нам с Володей Петровым вместе с Вениамином Александровым две-три встречи сыграть, чтобы мы знали, что в составе. Это ж психологически важно. А если не получится, хоть отчисляйте. В тот момент я предположить не мог, что Тарасов пойдет на этот шаг. Просто сказал, что думаю. И неожиданно, что считаю редкостью, он дал нам сыграть в нескольких играх подряд. Мы постарались сделать все, что могли. И закрепились в основном составе.

Но это не значило, что можно было работать спокойно. В ЦСКА была высокая конкуренция. Функционально все были готовы лучше, чем хоккеисты из других команд. Тренировки на льду проходили живо, на одном дыхании. Тарасов готовился к каждому занятию и внимательно следил за тем, как хоккеисты выполняют то или иное задание. Он строго спрашивал, почему своевременно не отдал пас, почему покатился не на ворота, а стал объезжать их, почему после потери шайбы сразу не включился в работу.

На сборах «семечки не грызли», и в Архангельском, на армейской базе, режим был плотный. На льду тренировки были максимально приближенными к играм. Анатолий Владимирович требовал самоотдачи, жесткости. Вот и сталкивался я, например, с Александром Рагулиным, шел в корпус, клюшкой цеплял. И он не просто посылал меня куда подальше, а разбирался со мной, как с игроком соперника. Александр Павлович об этих единоборствах говорил так: «Бывало, прижму тебя к борту — дышать нечем, кости трещат. Но терпишь».

Даже когда Тарасов куда-нибудь уезжал, то непременно давал хоккеистам какие-то задания или мягко так рекомендовал, например, вечерком покататься на замерзшем пруду. Был один случай, еще до моего прихода, он отправил в СКА МВО (Калинин) довольно перспективного хоккеиста, который просто прогулялся вокруг пруда.

Постоянно нужно было оставаться начеку. В общем, если выживешь в этих условиях, то играешь. И в самих матчах, если кто-то делал что-то не так, как коршуны, налетали партнеры — «напихивали» по полной программе. В ЦСКА почти все были максималистами, игроками с высочайшей мотивацией.

В сумме мастерства армейцы всегда были лидерами, даже когда уступали первенство. Тактика игры в лучших традициях советской школы была сориентирована на атаку, ЦСКА никогда не сваливался на действия от обороны.

Нам в этом смысле помогла игра с Александровым, он чувствовал позицию и всегда, если я или Володя открывались, делал точные пасы. У него, кроме всего прочего, были, как говорят в хоккее, удивительные руки. Сделать передачу он умел мягко, шайбу было легко принимать. Вениамин и сам атаковал ворота блестяще, имел хороший кистевой бросок, обладал голевым' чутьем. Мы учились играть у него. Но были и некоторые проблемы. Мы с Петровым рвались вперед. А Александров, привыкший к иной манере с Локтевым и Альметовым, должен был к нам приспосабливаться. Он не тянул одеяло на себя, заботясь, в первую очередь, о нас. Я до сих пор с волнением вспоминаю дядю Веню, человека доброго, отзывчивого и — Мастера. Мы так и называли его — гроссмейстер или академик.

Мы, играя с ним, лишний раз убедились в том, какой великой была альметовская тройка. В ней вообще не было ярко выраженного лидера, каждый выполнял свою работу на высочайшем уровне. И качество Тарасова как тренера проявилось в том, что он сумел из трех звезд, вокруг которых надо было бы строить несколько троек, создать одно мощное звено. Анатолий Владимирович вообще отличался видением человека, спортсмена. Бывало, казалось, несовместимые игроки успешно действовали в единой компании. Причем это относится не только к ЦСКА. Тарасов удачно «подставлял» в различные звенья, например, Мишакова, вместе с Чернышевым они грамотно выбирали, с кем должен сыграть Саша Мальцев. Собственно, с ним и Виктором Якушевым все было несложно. Оба с их талантом вписывались в любые сочетания.

Тарасов так и говорил: «Вам не обязательно ходить по базе в обнимку, но необходимо понимать друг друга на льду». Тем не менее он внимательно следил за нашими взаимоотношениями, зная, как они влияют на саму игру. Вне всякого сомнения, в том, что мы с Володей заиграли, есть немалый вклад Александрова. Ведь с его помощью я забросил в чемпионате 1967–1968 годов 29 шайб, поделил 5-7-е места в споре бомбардиров с Виктором Полупановым и Владимиром Викуловым. В то время они играли вместе с Фирсовым. Это было потрясающее звено! Как и ожидалось, Анатолий Тарасов не ошибся, планируя, что оно заменит тройку Альметова. Собственно, в этом был дар видения игрока Тарасовым.

Анатолий Фирсов был фигурой мирового масштаба. Наши судьбы, если говорить о молодости, в чем-то похожи. Он был старше меня на три года. И значит, росли мы примерно в одно время. Анатолий Васильевич рано окунулся во взрослую жизнь. Отец погиб на войне, матери приходилось воспитывать его, брата и сестру. И в 15 лет Фирсов пошел работать. Рано, в 18 лет, женился. Не до компаний было, когда надо было содержать семью, матери помогать.

Фирсов был и остается в памяти как ярчайшая личность. Причем, став звездой, он оставался требовательным к себе. Я знаю, что он постоянно подходил к Тарасову и просил придумать для него какое-нибудь новое упражнение. И тот, сидя вместе ним над макетом, придумывал какие-то варианты для него и звена в целом.

Анатолия порой трудно было прогнать со льда. Даже на чемпионатах мира он пытался сыграть в своем отрезке подольше. По мнению многих, наиболее ярким получился у него сезон 1966–1967 годов. На чемпионате мира 121 журналист из 122 признали его лучшим игроком. И тогда же он забросил, возможно, одну из самых неожиданных шайб в хоккее. В матче с канадцами Толя, уезжая на смену, от синей линии, прямо от борта, находясь спиной к площадке, подцепил шайбу, и та, как говорят в футболе, «свечой» полетела в сторону ворот Сета Мартина. Тот был закрыт игроками и на всякий случай опустился на колени, но шайба попала в перчатку защитнику Джеку Боунессу, который в прыжке пытался ее перехватить, и опустилась в ворота.

Анатолий многое сделал первым. Он стал играть с загнутым крюком клюшки. В 1963-м освоил прием «клюшка-конек-клюшка», его начали ставить в большинстве четвертым нападающим, наконец, щелчок у него был лучшим в Европе. То, что он Личность, Фирсов доказал еще раз после завершения карьеры. У него не сложилась тренерская деятельность. И Анатолий нашел в себе силы заняться работой с детьми в обычном клубе по месту жительства, затем стал народным депутатом СССР, несколько лет трудился в Швейцарии.

И в жизни Фирсов был человеком ответственным, порядочным, прекрасным семьянином. Он был влюблен в свою жену, не мыслил себя без нее. И когда она умерла, три месяца ежедневно часами просиживал на кладбище. И у него не выдержало сердце.

Безусловно, талантливыми были и его партнеры. Виктор Полупанов — габаритный центрфорвард прекрасно катался на коньках, смело вступал в единоборства. Владимир Викулов отличался высокой техникой, видением площадки, он довольно часто находил нестандартные решения в атаке, и нейтрализовать его было сложно.

Я с огромным уважением относился ко всем хоккеистам. И к своим партнерам тем более. Внимательно следил за их игрой и, что называется, впитал в себя армейский дух. Второй год пребывания в ЦСКА стал для меня особенным. Вскоре после старта чемпионата получил травму Александров. И Тарасов неожиданно вызвал из Чебаркуля Валерия Харламова и Александра Гусева. К Петрову и мне на левый фланг Валерия поставил Анатолий Владимирович на довольно сложный матч в гостях против горьковского «Торпедо». Тройка сыграла успешно, в целом прибавила в движении, стала действовать острее. Единственный гол, принесший ЦСКА победу в Горьком, был на нашем счету. Но это не самое главное. Думается, даже Анатолий Тарасов не ожидал, что с первых же минут игры мы найдем с Валерием общий язык. Потом армейские хоккеисты говорили, что были приятно удивлены тем, что втроем мы играли столь слаженно, как будто давно тренировались и выступали вместе. Безусловно, получалось не все. И как-то в свободное время, поехав на шашлыки в Красногорск, где жил Володя Петров, мы договорились, что пас будут отдавать только вперед, ибо нельзя было тормозить атаку. Конечно, так получалось не всегда. Но мы друг другу не трепали нервы упреками.

Конечно, в памяти отложились взаимоотношения и игра с Володей Петровым и Валерием Харламовым.

Валерий был человеком доступным для всех — отзывчивым, добрым, веселым. Он никогда не спорил с нами, когда заходили разговоры о каких-то моментах, когда что-то не получилось. И в жизни был человеком неординарным, порядочным. Так, однажды он встретил девушку, которую не видел довольно долго, и спросил ее: «Ира, ты где пропадала?» Они ответила, что родила мальчика, назвала Сашей. «И чей же он?» — поинтересовался Валерий. «Твой», — сказала она. Сразу после этого он привез Иру к родителям, потом мы с Таней, познакомившись с Ирой и маленьким Сашей, отправились к Харламовым и сказали: парень — вылитый Валерка. Он действительно был похож на отца. Особенно когда подрос. Саша неплохо начинал играть в ЦСКА, отличался дисциплиной, работоспособностью. Но по большому счету не заиграл. Ну а вскоре после нашего визита к Харламовым Валерий и Ира стали мужем и женой и жили счастливо.

Чтобы в полной мере осознать, как именно сложилась наша тройка, надо поговорить о моих партнерах. Валерий прошел в детстве армейскую школу и имел высокую мотивацию. Тарасов говорил, что Харламов довел до совершенства владение тремя скоростями — передвижения и маневра, реакцией на малейшее изменение ситуации, наконец, скоростью мышления. У него был свой фирменный стиль игры, копировать который было бессмысленно.

Мы с Володей Петровым всегда огорчались, когда его переводили в другие звенья, хотя, например, с Юрием Блиновым, талантливым крайним, играть было совсем неплохо, радовались его возвращению в строй после первой автокатастрофы. Он был мужественным парнем, сумел восстановиться после серьезных травм. Когда Валерий вышел на лед, то даже мы с Володей Петровым, казалось, знавшие его вдоль и поперек, удивились колоссальному стремлению Харламова вернуться к фирменной игре. Он, наверное, мог бы играть долго, не меньше, чем я. Но от его услуг отказались в сборной, не пригласили в 1981 году на розыгрыш Кубка Канады. И вскоре он вместе с женой погиб автокатастрофе. Это было для всех, кто его любил, страшной трагедией.

Владимир Петров — игрок и человек со сложным характером. Он был замечательным игроком, смелым, настырным. Отличался классной силовой борьбой, умел забивать. По жизни его можно отнести к людям, обладающим аналитическим складом ума, прагматичным. Не случайно он успешно занимался общественной деятельностью, был президентом Федерации хоккея России. Затем вернулся к тренерской работе.

Я был неудобным для соперника игроком. Не стесняясь, шел на ворота, крутился на пятачке. Конечно, били меня нещадно, но я лез к воротам, на пятачок. Это соперникам не нравилось, но я не уступал, отвечая жесткостью. Много для крайнего нападающего забивал. Причем часто за счет того, что, находясь на пятачке, старался подправить шайбу, и та, изменив направление полета, оказывалась в воротах, неплохо получалась игра на добиваниях. Я сам никогда не считал заброшенные шайбы, но, конечно, по прессе знал, что вхожу в списки лучших бомбардиров. Если обратиться к статистике, можно выяснить, что ряд наших нападающих почти ни в чем не уступают профессионалам из НХЛ, рекорды которых считаются фантастическими. Очевидно, что с достижениями Марио Лемье, Уэйна Гретцки, Горди Хоу поспорить сложно. К тому же у нас игр меньше, да еще в начале карьеры мои передачи никто не считал. Вот в сезоне 1969–1970 годов забросил 40 шайб в 44 играх. А сколько голевых пасов сделал — не знаю. Если подсчитать все его показатели в основных турнирах, то, по данным пресс-службы СКА (Санкт-Петербург), получается 851 матч, 623 гола и 302 передачи. Это — 925 очков. Не хватает пасов двух сезонов. И еще данных о розыгрышах Кубка СССР. Причем у многих других классных советских нападающих статистика впечатляющая.

Но не всегда дело шло как по маслу. Я долго не мог забросить свою четырехсотую шайбу. Как будто заколдовал кто, игр шесть ничего не получалось. Потом, во встрече с рижским «Динамо», все-таки это удалось. Потом вратарь динамовцев Михаил Василенок говорил: не мог кого-нибудь другого огорчить, теперь меня всю жизнь по этому поводу будут вспоминать.

Я до сих пор считаю, что наши взаимоотношения с Петровым и Харламовым сыграли далеко не последнюю роль в том, что тройка стала ведущей в стране и на мировой арене. И как этого непросто было добиться при потрясающей конкуренции! Ясно, что на тренировках работали в полную силу. Это вообще было свойственно ЦСКА с его победным менталитетом. Было трудно, но я считаю, что требовательность всегда идет на пользу, многим, понимавшим это, она продлевала спортивную жизнь. Мы не были исключением, но по не зависящим от нас причинам мне и Володе пришлось уйти из ЦСКА раньше времени, а Валерий погиб.

Пожалуй, главной причиной взлета тройки, кроме всего прочего, можно считать человеческий фактор. Мы уважали друг друга и, когда кто-то ошибался, никогда не выражали недовольства, разговаривали по делу. Это помогало легче переживать трудности, сохранять нервную энергию, с настроем тренироваться, с желанием — играть.

Однажды Харламов, когда кого-то обыграли с крупным счетом, сказал: какие же мы ненасытные! Забросили одну шайбу — мало, две — мало, три — тоже мало. Он довольно точно охарактеризовал нашу суть. Мы не умели останавливаться, во всех играх стремились побеждать, каждую атаку завершать голом.

Конечно, сложно было беспрерывно выигрывать чемпионаты СССР. Например, нас обходили спартаковцы, имевшие почти всегда два классных звена, «Крылья Советов» под руководством Бориса Кулагина, который взял туда с собой из ЦСКА звено Лебедев — Анисин — Бодунов и сделал его звездным. Тем не менее, мы свои отрезки проигрывали крайне редко.

В сезоне 1968–1969 годов, когда «Спартак» опередил ЦСКА, втроем забросили 100 шайб: 37 — Харламов, 36 — я, 27 — Петров. Этот чемпионат закончился большим скандалом. В последнем матче со «Спартаком» ЦСКА, чтобы стать первым, был обязан только побеждать. Тогда третий период делили на две половинки. На табло тогда отсчитывали игровое время в обратном порядке — от 20 минут. И вот мы сравниваем счет — 2:2. На табло высвечиваются цифры 10.01. Но судьи о чем-то переговорили с арбитрами, следящими за хронометражем. И объявили — шайба не засчитывается, поскольку точное время показало, что половинка периода завершилась. В тот момент Анатолий Тарасов дал нам команду не выходить на лед. Он особо ни с кем не спорил, а просто показывал на табло. Незапланированный перерыв длился, как минимум, минут тридцать. К Анатолию Владимировичу подходили руководители федерации, Спорткомитета СССР, ЦСКА, но он был непреклонен. Лишь после того как пришли из ложи, где находился Леонид Ильич Брежнев, игра продолжилась. И мы, увы, уступили 1:3. Скорее всего потому, что были выбиты из колеи.

В чемпионате 1969–1970 годов ЦСКА сыграл здорово. Не подкачали и мы. Володя стал сильнейшим бомбардиром — 51 шайба, я вторым — 40, в десятку вошел Валерий — 33. Всего забросили 121 шайбу в 48 матчах. К слову, если говорить о призе «Самому результативному игроку», учрежденному газетой «Известия», то мы его выигрывали за 13 сезонов, проведенных мной в ЦСКА, не раз. Что же касается приза «Три бомбардира», учрежденного газетой «Труд», то мы были его обладателями четыре раза, правда, в 1979–1980 годах со мной и Петровым играл юный Владимир Кругов. А однажды, когда к нам Анатолий Тарасов перевел Юрия Блинова, вместе с Анатолием Фирсовым и Владимиром Викуловым этот приз получил Валерий Харламов.

ЦСКА при мне три раза уступал первенство — два раза «Спартаку» и «Крыльям Советов». Кто-то считал, что армейцы выигрывали чемпионаты легко. Да, хоккеисты ЦСКА не раз первенствовали с солидным запасом прочности. В первом сезоне, который я проводил в клубе, ЦСКА финишировал с отрывом от «Спартака» с разницей в 13 очков (82 против 69). И побеждал главных соперников с солидным перевесом в счете. У московского «Динамо» в том же чемпионате выиграли все четыре матча, в одном — 9:2. Конечно, Тарасов гнал команду вперед, поскольку в 1967 году его обыграл Всеволод Бобров, приведший к «золоту» спартаковцев.

Каждый из нас чувствовал, что за победами и золотыми медалями стоит колоссальный труд в учебно-тренировочном процессе. Особенно я хотел бы отметить подготовительный период. Еще с лета закладывалась фундаментальная база, позволявшая играть стабильно. Помню, говорили: для того чтобы обойти ЦСКА, надо не столько с ним на равных играть, сколько не терпеть поражений в поединках с другими клубами. В 1970–1971 годах ЦСКА обогнал московское «Динамо» на семь очков. Тот чемпионат СССР мы играли в пять кругов. Так вот, в трех встречах динамовцы нас переиграли. Но в матчах со СКА (Ленинград) они потеряли пять очков, со «Спартаком» — шесть, а мы — по два. Вот примерно так выявлялся перевес армейцев. Собственно, речь идет о стабильности, психологической устойчивости. Нельзя падать духом, когда какое-то звено твоей команды играет неудачно. Надо выходить на лед и свое отрабатывать по полной программе.

Безусловно, и это я постоянно чувствовал на себе, соперники были опасные. В тех же «Спартаке», московском «Динамо», в горьковском «Торпедо», в воскресенском «Химике» были классные пятерки, да и составы в целом приличные, боевые, с нами всегда настраивались играть по-боевому. И исполнители были.

Если взять «Спартак», то в нем опасность представляло не только первое звено Евгений Зимин (на позиции которого позднее играли Александр Мартынюк и Виктор Шалимов) — Владимир Шадрин — Александр Якушев. В атаке у спартаковцев были еще и Валентин Гуреев, Александр Лобанов (он потом перешел в ЦСКА), Константин Климов, в обороне успешно действовали опытнейший Валерий Кузьмин, Евгений Паладьев, Юрий Ляпкин, Василий Спиридонов, Владимир Кучеренко. Команда была задорная, тактически неординарная, хоккеисты стремились играть в пас. Немало встреч со спартаковцами стали для меня запоминающимися. В 1970 году мы выиграли 8:2, и все шайбы забросило наше звено.

В московском «Динамо» рядом с Александром Мальцевым находились братья Александр и Владимир Голиковы, воспитанник ЦСКА Анатолий Белоножкин, Юрий Чичурин, Юрий Репс, Анатолий Мотовилов, Виктор Шилов, Александр Сакеев, в обороне Валентин Марков, Валерий Васильев, в воротах — Владимир Мышкин. Динамовцы умели классно обороняться, и если сразу им мы не забивали, то получались сложные матчи. С начала семидесятых годов резко прибавили «Крылья Советов». Мне нравилось, как играют в атаке Игорь Дмитриев и Владимир Расько, затем Борис Кулагин пригласил из ЦСКА тройку Юрий Лебедев — Вячеслав Анисин — Александр Бодунов, она стала лидером и в немалой степени способствовала тому, что «Крылышки» стали чемпионами страны. При мне в этой команде играли Сергей Бабинов и Сергей Капустин (оба затем перешли в ЦСКА), Виктор Тюменев, Сергей Котов, Владимир Репнев, в «Крыльях Советов» была прочная оборона и классный вратарь Александр Сидельников, дублер Владислава Третьяка в сборной СССР.

Считалось, что хоккейным центром страны была Москва, в которой были собраны лучшие хоккеисты. С этим нельзя не согласиться. Но нелишне было бы подчеркнуть, что довольно высоким был уровень игры в целом. Да, армейцы забрасывали периферийным командам много шайб, побеждали с крупным счетом. Но легко никогда не было. С одной стороны, были вполне приличные соперники, с другой — их постоянно подстегивали, гнали вперед тренеры.

В моей памяти осталось немало замечательных мастеров из различных клубов. Например, в составе бронзового призера чемпионата СССР 1971 года ленинградского СКА играли мои партнеры по сборной Игорь Щурков и Игорь Григорьев. Там же отлично играли Юрий Глазов, Валентин Панюхин, Вячеслав и Сергей Солодухины, в воротах стоял Владимир Шеповалов, он входил в сборную СССР. В горьковском «Торпедо» лидеров ЦСКА всегда заставляли работать с полной отдачей Владимир Ковин — Александр Скворцов, Юрий Варнаков. Хорошие игроки были в челябинском «Тракторе»: вратари Александр Тыжных, Леонид Герасимов, Геннадий Цыгуров, Николай Макаров, Валерий Белоусов, Николай Бец, Николай Шорин, Петр Природин. Это вообще была быстрая команда. До поры не слишком эластичная, но с приходом в нее Анатолия Кострюкова заиграла в рамках советской школы. Имел собственное лицо и Воскресенский «Химик», в нем все выделяли Юрия Савцилло, Валерия Никитина, Александра Пашкова, Александра Сырцова, Юрия Чичурина, братьев Голиковых.

«Химик» играл от обороны, и взломать ее было непросто. А как резко прибавило к середине семидесятых рижское «Динамо», хорошо помню игру Петра Воробьева, моего помощника в сборной страны в 1993 году, Хелмута Балдериса, Вячеслава Назарова, Владимира Крикунова. И до моего прихода в команду мастеров, а затем и в сборную в СССР было много способных хоккеистов в самых различных командах высшей лиги. И существовала преемственность, с помощью которой постоянно рос интерес к хоккею.

Наверное, закономерно, что многие из названных мною мастеров стали добротными тренерами. А несколько человек добивались высоких результатов. Например, чемпионами делали свои команды Геннадий Цыгуров (тольяттинская «Лада»), Валерий Белоусов (магнитогорский «Металлург» и омский «Авангард»). Все они, а также Крикунов и Дмитриев работали в сборной страны.

Так что непросто было выходить на лед и побеждать все эти клубы. Тем не менее мы, имея более высокую мотивацию, справлялись с ними, мы стояли выше по качеству, были стабильнее. Да и состав был хорош. У нас в ЦСКА, пожалуй, и не было, так сказать, «белых пятен». Все защитники по уровню подходили для сборной, а впереди прекрасно действовали габаритные Александр Волчков и Владимир Попов, которые вполне могли бы не испортить картину в сборной, Александр Лобанов, Владимир Трунов.

На мой взгляд, интереснее всего было играть против «Спартака», который действовал в атакующем ключе, был тактически грамотным, напористым. Пожалуй, и болельщикам матчи ЦСКА — «Спартак» доставляли особое удовольствие. Ни мы, ни они не играли в закрытый хоккей. Поэтому было много азарта, красивых атак, заброшенных шайб.

ЦСКА, как все другие команды, был в мое время в определенной степени семьей. Хоккеисты много времени проводили на сборах. И, естественно, надо было как-то отдыхать, развлекаться. Ребята любили играть на бильярде, лучшими были Володя Викулов и Витя Полупанов. Конечно, в ходу были и карты. Ясно, не по-советски это было — азартные игры, но тренеры понимали, что ребятам необходимо переключаться. Я был сторонником преферанса, в который научился играть еще в «Локомотиве» с помощью Михаила Рыжова.

Находиться долго в отрыве от дома, конечно, трудно. Поэтому игроки сами придумывали себе занятия веселые, азартные, я всегда был в этих забавах одним из наиболее активных участников. Например, на сборах в ГДР, на базе ГСВГ — Группы советских войск в Германии — устраивали по заданию Анатолия Тарасова спартакиаду между звеньями — играли в настольный теннис, в шахматы, в волейбол и футбол и еще — в домино. Все делалось серьезно. Сбрасывались и покупали какие-то сувениры для победителей. Проводили награждение в торжественной обстановке, с юмором. Если на сбоpax у кого были дни рождения, то команда обязательно преподносила юбиляру торт, а наиболее приближенные скрытно выпивали по бокалу шампанского, заперевшись у кого-нибудь в комнате. Все видели и в таких случаях говорили — пошли.

Естественно, немало времени отдавалось общественной работе. Каждую неделю проводилась политинформация. Поэтому волей-неволей приходилось читать газеты, расширять свои знания. Раз в месяц — комсомольское и партийное собрания. И не для галочки. Анатолий Тарасов придавал им большое значение, сам выступал с присущим ему блеском, критиковал, наставлял, призывал, и ведущие игроки так же серьезно разбирались с теми, кто плохо тренировался, играл. Не было каких-то недомолвок, все делалось открыто, поэтому на замечания никто не обижался, не вставал в позу. Может, только Володя Петров спорил, но это в счет не принималось. Все, в том числе и тренеры, знали, что он иначе не может.

Всегда внимательно я слушал разбор игр, который мастерски делал Анатолий Владимирович. Кинооператоров тогда еще не было. Но у него была отличная память, он схватывал все эпизоды, запоминал ошибки. А также, будучи психологом, чувствовал, как именно надо поступать в определенной ситуации — кого-то, как говорится, прилюдно раскритиковать, с кем один на один поговорить.

Кроме тренеров, особая роль в команде принадлежала врачам. Они у нас были как бы семейными. Чуть что, мы или наши жены шли к доктору, обращались по самым разным поводам — советовались по каким-то бытовым вопросам, спрашивали, как от травмы восстановиться, чем лучше простуду лечить, что делать, если детишки прихварывают. Мы все любили Олега Марковича Белаковского. Он был не просто врачом, а человеком, объединяющим команду. Причем не только ЦСКА, но и сборную СССР, в которой работал довольно долго.

Наверное, без тех мастеров, которые окружали меня в ЦСКА, я, возможно, не стал бы известным игроком, а затем тренером. Наблюдая за хоккейными наставниками, я многое запомнил. И потом использовал в работе. Но слепо никого не копировал, у меня были и остаются свои взгляды на игру.

Александр Рагулин был воплощением русского былинного богатыря. Высокий, мощный, он выглядел внушительно, возвышаясь над нами этакой глыбой. Мы звали его уважительно — Александр Павлович, или Палыч. Но характер у него был хороший, с ним было легко общаться, Саша во всех отношениях был коммуникабельным. На льду он прекрасно пользовался внушительными данными. По мнению специалистов, ему иногда недоставало скорости, но зато он хорошо владел клюшкой, был защитником тактически грамотным, с хорошо развитой интуицией.

Владислава Третьяка, вне всякого сомнения, можно назвать явлением в мировом хоккее. Он обладал блестящей реакцией, чувством позиции, его отличала выдержка и стабильность. Вообще о нем можно говорить много. Приведу лишь одно высказывание, которое показывает величие Владислава. Бобби Халл, оценивая мастерство Третьяка, сказал, что считал классными вратарями только канадцев и был уверен, что только в в канадском хоккее их можно воспитать. «Но Третьяк заставил меня изменить точку зрения. Я понял, что далее нашим лучшим вратарям есть чему у него учиться». Третьяк беззаветно любит хоккей. Мы с ним в свое время в ЦСКА устраивали такое соревнование: я бросал после тренировок три буллита, и если два забивал, то Третьяк в раздевалке должен был сказать, что он плохой вратарь. Я в таких случаях несся в раздевалку и кричал: два забил! Потом приходил Владик, говорит — я плохой вратарь, а ребята смеются — мы уже знаем. Он злится — опять меня опередил. Конечно, выигрывал и он, классный же вратарь, и тогда мне приходилось говорить, что я плохой нападающий.

Вратари вообще в хоккее люди особенные. Я всегда следил за ними внимательно, пытался понять, чем они в данный момент дышат, знал их манеру игры, старался использовать это с пользой для себя. Однажды, когда при выходе один на один забросил шайбу Александру Пашкову, игравшему в «Химике», он после игры и говорит: «Борь, ну как угадать, куда ты будешь бросать?» Я отвечаю: бросаю в «домик» — между щитками. Прошло какое-то время. Играем против «Химика», два раза один на один выхожу, все делаю правильно, но забить не могу. После игры говорю Пашкову: ну, ты молодец, а он мне — так ты же сам сказал, что в «домик» бросаешь. Вот такие были истории.

Виктор Кузькин в жизни был весельчаком, все время что-нибудь придумывал. Бывало, подойдет сзади к кому-нибудь из молодых, ударит по печени и говорит: ох, как хорошо! Нам это надоело. И раз мы его прихватили, по-моему, впятером, говорим — не отпустим, пока не даст слово больше нас не лупить. Ну, ему деваться некуда, даю — говорит — слово. А мы — спасибо, Виктор Григорьевич.

Кузькин был на редкость разносторонним хоккеистом, он начинал в ЦСКА нападающим, служил в спортроте, откуда его забрал Тарасов. Он, наверное, единственный, увидел в нем защитника — быстрого, цепкого, умеющего отдать пас, способного подключиться к атаке и точно бросить.

На редкость высокая скорость отличала Игоря Ромишевского. Я не удивлялся тому, как он «летает» по площадке. Игорь до прихода в ЦСКА играл нападающим в хоккей с мячом. Я считаю его талантливым, разнообразным защитником. В то время многие пробовали перейти из хоккея с мячом в шайбу, но удалось по-настоящему, пожалуй, только ему, если не считать тех, кто играл в первые послевоенные годы.

Резким, я бы сказал, злым защитником был Александр Гусев, имевший классный бросок. А вот Владимир Лутченко, на мой взгляд, обладал всеми лучшими качествами защитника. Он успевал на льду разбираться в любых ситуациях. Его невозможно было вывести из равновесия. И в жизни он был и остается спокойным, рассудительным.

Замечательные отношения много лет сохраняются у меня с Геннадием Цыганковым. Он по качеству игры, безусловно, входил в элиту защитников всех времен. С одной стороны, он — крупный, внушительный — легко разбирался с соперниками в силовой борьбе. С другой — отличался прекрасным видением площадки, сильным броском, поэтому удачно подключался в атаку.

Во второй половине семидесятых годов у нас сформировалось отличное звено: Хелмут Балдерис — Виктор Жлуктов — Сергей Капустин. Как и мы с Петровым и Харламовым, собравшись вместе, они поняли друг друга. Хелмут обладал высокой скоростью, прекрасной техникой, он мог от кого угодно убежать и забить, а Виктор выполнял массу черновой работы, но его КПД и в атаке был немалым. Сергей был эластичным форвардом, техничным, тактически грамотным. Я бы даже сказал, что в общих чертах он напоминал Валерия Харламова. Но, к сожалению, эта тройка довольно быстро распалась, скорее всего потому, что ее крайние нападающие попали в ЦСКА, так сказать, под нажимом. Требовалось звено, которое играло бы вместе и было готово для сборной. Хелмут, с которым мы дружили семьями, вернулся в Ригу. Но до сих пор поддерживаем самые теплые взаимоотношения. Сергей перешел в «Спартак», куда его пригласил Борис Кулагин.

Когда я уже был, как говорится, ветераном, в команду пришли Вячеслав Фетисов, Сергей Макаров, Владимир Кругов. Наверное, все знают, что они стали великими игроками. Я в их возможностях убедился сразу — по степени таланта. И кроме того, они были истинными армейцами, обладали свойственными нам качествами.

Немало хоккеистов ЦСКА достигли такого уровня, который позволил им успешно работать тренерами. Из пионеров это, безусловно, Всеволод Бобров, Николай Пучков, Юрий Баулин. Из тех, с кем мне удалось играть, Константин Локтев, Виктор Кузькин, Игорь Ромишевский, Юрий Моисеев, Борис Александров, Владимир Петров, Александр Волчков, Владимир Попов, Александр Лобанов, Владимир Брежнев, Виктор Кузнецов, Владимир Викулов, Владимир Кругов работали с командами мастеров и сборными страны. А многие другие стали юношескими наставниками. И все они принесли нашему хоккею огромную пользу, поскольку были воспитаны в его лучших традициях.

Ближе к завершению карьеры стал задумываться над тем, что буду делать дальше. Легендарный футбольный вратарь Лев Иванович Яшин, когда-то сам бывший хоккейным голкипером, обладателем Кубка СССР, человек огромной доброты, несколько раз говорил мне: Борис, подумай о поступлении в ВПШ — Высшую партийную школу. В Советском Союзе сделать это было крайне трудно, подбирались во всех отношениях проверенные кадры. Я ему, естественно, верил. Яшин прошел потрясающую жизненную школу, вырос, как и я, в простой рабочей семье, в войну трудился на производстве... Как считал Лев Иванович, Михайлов по всем параметрам проходил — коммунист, капитан сборной. Безусловно, случись так, жизнь потекла бы совсем по другому руслу. Почти наверняка я бы стал номенклатурным работником. Но в силу характера стремился к общению с людьми не по чинам и удовлетворен бы жизнью чиновника-партийца не был.

Так что в ВПШ я не рвался. И тогда состоялся разговор с Борисом Кулагиным и Вячеславом Ивановичем Колосковым, который тогда был начальником отдела хоккея Госкомспорта. Они сказали: Борис, у тебя есть задатки тренера, считаем, что в этом направлении тебе надо работать.

В принципе, встреча с ними оказалась решающей. Я пошел в спортклуб Министерства обороны и сказал, что вряд ли у меня с ВПШ что-нибудь получится, мол, не готов к столь ответственному шагу. Там удивились, но настаивать на моем поступлении в ВШП не стали.

Казалось бы, два коротких эпизода. В обоих случаях люди проявили ко мне внимание и заботу. Но именно Кулагин и Колосков решили мою судьбу.

Русский ураган в мировом океане

В 1967 году в моей карьере произошло событие, к которому стремится каждый хоккеист. Я был впервые, по рекомендации Анатолия Владимировича Тарасова, включен в состав сборной СССР. Он переговорил с Аркадием Ивановичем Чернышевым, и меня официально уведомили, что буду приглашен на сборы. Не знаю, как себя сегодня чувствуют хоккеисты после подобных предложений, хотя они говорят, что это почетное, ответственное дело, но, вне всяких сомнений, в мое время путевка в сборную считалась великим признанием. Игрок ощущал, что ему доверено играть на высшем уровне, сохранять победные традиции, плюс — политические моменты. Вроде бы все оставалось, как всегда, но взгляды на работу менялись, я все время ловил себя на том, что думаю о сборной. В общем, находился я в восторженном состоянии, я верил — все должно получиться. На эту тему много говорил с Татьяной, и она, понимая меня, была настроена оптимистично, говорила: не волнуйся, мол, все будет хорошо. Для меня была важна ее поддержка.

Произошло мое появление в сборной на первом розыгрыше приза Московского международного турнира, позднее его стали именовать призом «Известий». Этот турнир сыграл огромную роль в развитии отечественного хоккея. Через него прошли многие звезды, причем не только советские. Турнир пользовался огромной популярностью, всем нравился его талисман — симпатичный снеговик. Что же касается организации, то я с особой теплотой вспоминаю замечательного журналиста «Известий», своего тезку Бориса Федосова, который стал отцом-основателем турнира и придумал снеговика.

Нашу страну тогда представляли две команды: одну тренировали Анатолий Тарасов и Аркадий Чернышев, другую, куда взяли меня, возглавлял Владимир Егоров, наставник столичных «Крыльев Советов».

Откровенно говоря, деление в определенной степени было условным. Не было смысла ломать голову над тем, кто сильнее, я выступал вместе с Борисом Майоровым и Вячеславом Старшиновым, Виктором Якушевым, Вениамином Александровым, Анатолием Фирсовым, Виктором Кузькиным. И против нас играли известные мастера — тарасовская «система»: Анатолий Ионов с крайними Юрием Моисеевым и Женей Мишаковым, спартаковская тройка Евгений Зимин — Владимир Шадрин — Александр Якушев, Александр Рагулин, Виталий Давыдов, вратарь горьковского «Торпедо» Виктор Коноваленко.

Просто это были две сильные сборные. В очном поединке моя команда победила 5:2 и выиграла турнир. Наша тройка отлично провела микроматч против звена Анатолия Ионова. Мне удалось забросить две шайбы. За что после окончания матча получил прямой удар в челюсть от армейского защитника Олега Зайцева. Этому особо не огорчился. Ведь тройке, в которой я играл вместе с ленинградцами Игорем Щурковым и Игорем Григорьевым, удалось подорвать престиж знаменитой тарасовской «системы». Это была пятерка ЦСКА в составе Олег Зайцев — Игорь Ромишевский — Евгений Мишаков — Анатолий Ионов — Юрий Моисеев. Она считалась эталоном в нейтрализации соперников. Все специалисты отмечали, что играли они здорово. Во-первых, у Мишакова и Моисеева была сумасшедшая скорость, во-вторых, они были игроками цепкими, бесстрашными. Но нельзя сказать, что «система» Тарасова работала только на разрушение. В большинстве случаев эта пятерка играла активно, с прицелом на атаку и вполне неординарно, поскольку тактически гибким был центрфорвард. Я считаю, что этот турнир стал для меня новым шагом вперед в большом хоккее и остался в памяти на всю жизнь.

Итак, состоялся дебют. Но до чемпионатов мира и Олимпиад мне было далеко. Скажем так, места в сборной Михайлову пока не находилось. Я не считал это ударом по собственному престижу. Отдавал себе отчет в том, что при трех звеньях, в состав которых входили великие нападающие, я еще к сборной не готов. И не задавал вопросов Анатолию Тарасову. Он, понимая что к чему, сам сказал: «Волноваться не стоит, отработал ты добросовестно. Не сбавляй обороты, все идет по плану, надо подождать». Мне его внимание тогда здорово помогло. Я понял, что он в меня верит. И еще одна важнейшая деталь: очевидно, что он наверняка думал о создании нового крепкого звена, способного стать первым не на один сезон. К тому времени распалась тройка Локтев — Альметов — Александров. Правда, ставка делалась на звено Викулов — Полупанов — Фирсов, но предполагаю, что одного такого звена для ЦСКА было мало. Тарасов, естественно, хотел иметь вторую армейскую тройку и чтобы она непременно играла в сборной. Вот и заставлял меня с Петровым и Харламовым работать с максимальной отдачей. Собственно, мы были к этому готовы, поскольку сразу после прихода в ЦСКА поняли, какие нужно приложить титанические силы, чтобы выиграть чемпионат СССР.

Естественно, немало хоккеистов находилось в поле зрения тренеров сборной как потенциальные кандидаты. В составе сборной клубов они выезжали в Северную Америку. Там проходили проверку на прочность. Речь в основном идет о силовой игре. Соперники не были грозными, но приходилось после каждого матча переезжать в другой город, и от этого накладывалась усталость. И конечно, серьезную физическую нагрузку мы получали в самих играх. Канадцы много дрались, бывало до крови, и тех, кто дрогнул, в сборную уже не привлекали. Кроме того, нас предупредили, что получим премию, если выиграем минимум 60 процентов матчей. Для меня это не имело значения, надо было закрепляться в сборной. Я не боялся наскоков соперников, мог, как говорится, держать удар. И надеялся на лучшее.

В моей первой поездке в составе были опытные Виктор Кузькин, Владимир Брежнев, Евгений Мишаков, но больше — абитуриентов. Сдавали экзамены я, Игорь Щурков и Игорь Григорьев из СКА, московские динамовцы Александр Сакеев, Анатолий Мотовилов, Виктор Шилов. Все они были перспективными игроками, но, кроме меня, никто из них в сборную не прошел.

В 1968 году меня в национальную команду долго не приглашали. Даже на приз «Известий», не говоря уж об Олимпиаде. Но я к этому относился спокойно, хотя мне было уже 24 года. Знал, что этот турнир, по сути дела, малый чемпионат мира, победа в нем считалась престижной. Поэтому тренеры, естественно, экспериментировали в нем до определенного времени редко. Новичков пробовали, так сказать, поштучно. Сейчас картина иная. Европейский тур — полигон для испытаний. И это понятно, поскольку все лучшие в НХЛ.

Меня вместе с Петровым и Харламовым проверили в сборной в товарищеских встречах в Москве со сборной Канады. Впервые на уровне первой сборной СССР мы вышли на лед Дворца спорта в Лужниках 6 декабря 1968 года. Выиграли — 8:1, смотрелись совсем неплохо, две шайбы забросил Владимир Петров. Я же открыл свой лицевой счет только в четвертом матче с канадцами, который проходил в Ванкувере 21 января 1969 года.

Вообще 1969-й — один из самых памятных. Мы всем звеном попали в сборную СССР и выиграли чемпионат мира! Не скрою, я отчетливо помню его, как и Олимпиаду-72, матчи того же года с канадцами-профессионалами.

Когда пришел в сборную, так сказать, по-настоящему, вскоре понял, за счет чего именно, кроме мастерства, команда побеждает на чемпионатах мира и Олимпиадах. Существовала программа развития хоккея СССР, вертикаль, вершиной которой была сборная. Сразу скажу, всесоюзная федерация всегда строила ежегодный календарь с прицелом на главную команду страны. Собственно, это было разумно, поскольку, с одной стороны, для ряда клубов появлялись «окна» для учебно-тренировочной работы, а с другой — «сборники» могли с помощью занятий выходить на пик формы в нужное время. Замечу, что, даже побеждая, например, в товарищеских матчах, хоккеисты выкладывались полностью, но не все задачи по содержанию игры уже были решены. Все шло по восходящей — мы должны были выходить на оптимальный уровень к мировому первенству.

В расписании чемпионатов СССР были приличные по времени перерывы для сборов, участия в призе «Известий», турне за океан, чемпионатов мира, Олимпиад. Делали практически все, но и спрос с тренеров и игроков был максимальным. Серебряные медали считали неудачей, например, два сезона, в которых Борис Павлович Кулагин после победы на Олимпиаде-76 не сумел привести команду к «золоту» мировых первенств, стоили ему места главного тренера.

В стране была система развития хоккея, касающаяся и меня. Подготовка сборной была в высшей мере серьезной. Перед тем как соединить в национальной команде Аркадия Чернышева и Анатолия Тарасова, как рассказывали ветераны, тренеров пригласили на беседу в ЦК КПСС и объяснили, что их взаимоотношения должны строиться на принципах содружества, взаимопонимания. Безусловно, оба понимали, какой груз висит на них. Они были потрясающими специалистами и четко распределили обязанности.

Тарасов занимался тренировочным процессом, в котором ему не было равных, помогал в «скамеечной работе» — во время матчей подсказывал игрокам, что нужно делать в определенных моментах и чего избегать. Он мгновенно схватывал ситуацию. Чернышев на тренировках выходил на лед реже. Он и Анатолий Владимирович расписывали план занятий заранее. Тарасов вел их с энтузиазмом, зажигал ребят, был строг к тем, кто ленился, придумывал интересные упражнения. Требовал много, но мы заводились и работали на совесть. Иногда хотел кто-то из ребят поддеть Тарасова, но все заканчивалось в его пользу.

Был один довольно любопытный случай. На тренировке в бассейне на стадионе «Метрострой», он располагался у метро «Краснопресненская», Анатолий Владимирович объявил, что будем прыгать в воду с пятиметрового трамплина — смелость развивать. Кто-то возьми да брякни: «Анатолий Владимирович, всегда готов последовать вашему личному примеру!» Надо было знать Тарасова, который по своему складу не мог дать игрокам возможность хотя бы в чем-то усомниться в нем. Сразу нахохлился — значит, жди беды, полез на трамплин. Грохнулся с него в воду, весил под сто килограммов, вылез весь красный, злой. Но прыгнул! И потом мы так напрыгались, что уходили в раздевалку, пошатываясь от усталости.

Чернышев на тренировках больше наблюдал за нами. Он великолепно руководил самим процессом игры, как бы держал ее нити в руках. Это, как я убедился, став тренером, далеко не просто. Я бы даже назвал это искусством, не доступным простому смертному. У Аркадия Ивановича была крепкая нервная система, я никогда не видел его вспыльчивым, его невозможно было вывести из равновесия, даже когда мы проигрывали важнейшие матчи, а Тарасов буквально носился вдоль скамейки, Чернышев невозмутимо стоял у бортика, ни чем не выказывая волнения.

Мы знали, что Чернышев и Тарасов умеют не только концентрироваться на работе. Безусловно, чтобы держаться в тонусе, им нужно было иногда переключаться на иное занятие, далекое от хоккея. Так, Анатолий Владимирович снимал напряжение в лесу — он был заядлым грибником. Причем умел не только собирать грибы, но и отлично их засаливать, мариновать, сушить. Аркадий Иванович страстно увлекался рыбалкой. Однажды Станислав Петухов, в свое время нападающий сборной СССР и московского «Динамо», рассказал любопытную историю. После одного из чемпионатов мира Чернышеву подарили новую «Волгу». Прошло несколько дней, и ее угнали. Понятно, в МВД на ноги подняли всех. Нашли машину. Сообщили об этом Аркадию Ивановичу. Он примчался к метро «Войковская», сразу полез в багажник и радостно сказал: все хорошо! Оказывается, его больше всего волновала не машина, а рыболовные снасти, которые он привез из Швеции.

Я многое почерпнул из работы Тарасова и Чернышева. Кроме всего прочего — ответственность. Тренеры, принимая сборную, знали, на что шли. И потому тренировочный процесс был на редкость насыщенным. И окунувшись в него, я окончательно понял, через какие испытания, как и в ЦСКА, надо пройти, чтобы потом — на льду — одерживать верх над любыми соперниками. Сумма нагрузок позволяла ему и другим армейцам выйти на максимальный уровень игры, сохранять скоростную выносливость до конца матчей. Мало того что наши хоккеисты переигрывали соперника, они допускали меньше ошибок, действуя на фоне усталости. Выйти на такие рубежи было сложно. Учебно-тренировочный процесс сборной был спланирован так, что мы работали поэтапно. В период межсезонья было сразу несколько сборов, о чем сейчас наставникам сборной и мечтать не приходится.

Сначала команду собирали на втягивающий сбор — на нем постепенно подводили к высоким нагрузкам, второй был базовым — с достаточно сложными в физическом отношении двухразовыми занятиями, в том числе и на льду. Третий сбор называли шлифовочным — это были двухсторонние и контрольные игры. И все это кроме работы в клубах. Наконец, в сборной давали задания, которые мы должны были выполнять в командах. Мне иногда казалось, что без запредельных нагрузок можно обойтись. Но в ходе чемпионата, когда после пяти-шести матчей некоторые хоккеисты из средних клубов начинали «садиться», ЦСКА летал по льду. И становилось ясно, что работали не зря. Конечно, и сборная добивались прекрасных результатов. Цель оправдывала средства.

Неудивительно, что одним из самых памятных для меня стал дебют в сборной на мировых первенствах. Я примерно представлял себе, как сложно играть на высшем уровне. Но когда столкнулся с этим напрямую, то понял, что смотрел на вещи упрощенно. Напряжение было запредельным, играть было тяжело, не так, как я думал. Вот говорят, что особенного, если обыгрывала всех наша команда в советские времена? Откровенно скажу, нельзя смотреть на такие вещи поверхностно. Чемпионат мира, если сказать коротко, — соковыжималка.

Любой, игравший в нем, согласится с этим. Во-первых, напряжение было запредельным, поскольку турниры были короткими — за 15–16 дней надо было провести десять матчей. Так было почти всегда. В моей карьере в одиннадцати чемпионатах мира дистанция равнялась десяти матчам. Причем настраиваться требовалось на каждую встречу. Конечно, многое решалось в очных поединках фаворитов. Но нельзя было и очка терять в играх с теми, кто стоял ниже. Это могло стоить победы. Например, в 1971 году сборная Чехословакии неожиданно потерпела поражение от американцев — 1:5, тогда команды средненькой. И это стоило чехам золотых медалей. Они набрали 15 очков, а мы — 17. Но если бы они не проиграли команде США, то также имели бы 17 очков. И тогда в силу вступали очные поединки. И перевес бы оказался на стороне сборной Чехословакии. Она сначала сыграла с нами вничью — 3:3, а потом добилась успеха — 5:2.

Интересно, что перед чемпионатом мира-69 Аркадий Чернышев и Анатолий Тарасов пошли на значительную по тем временам ротацию состава. В Швецию, кроме нас, отправились еще трое новичков — динамовец Александр Мальцев, армеец Владимир Лутченко и спартаковец Евгений Паладьев. К тому же не выступал из-за травмы Виктор Коноваленко, место которого в воротах занял Виктор Зингер. Естественно, болельщики настороженно отнеслись к этому.

Но, с другой стороны, тренеры все продумали — тогда играли в пять защитников и три звена нападающих. Так вот, с Евгением Зиминым и Вячеславом Старшиновым играл Александр Якушев. Он не участвовал в Олимпиаде-68, но выиграл чемпионат мира-67. Далее другая опытная связка — Викулов и Фирсов, с ними выступал в основном Александр Мальцев, сзади Александр Рагулин, Кузькин, Ромишевский, были в составе и выходили на лед Мишаков, Владимир Юрзинов. То есть двух пятерок, если третья не была откровенно слабой и не проигрывала микроматчи, хватало, чтобы замахиваться на высшие награды. Третьими были мы с Володей и Валерой — и не собирались никому уступать.

Несмотря на все положительные моменты, скрупулезный процесс подготовки, выбор состава, чемпионат-69 простым, как я говорил, не был. Перед ним на меня большое впечатление произвело откровенное выступление на собрании сборной Бориса Майорова. Этот блестящий нападающий, выглядевший вполне прилично, сказал, что не в состоянии играть на своем уровне в связи с травмой, и попросил его отчислить. К слову, он и в своем родном «Спартаке» не остался, в 29 лет завершил карьеру. Этот поступок взволновал меня, и я до сих пор оцениваю его исключительно как порядочный и мужественный.

Я привык к спартанским условиям с детства. Поэтому меня мало волновала обстановка в гостиничных номерах, в раздевалках. Тем не менее обратил внимание на то, как нас в Швеции приняли. Жили мы в Стокгольме в самых что ни на есть комфортных условиях, в уютной тихой гостинице «Фламенго» в местечке Сольно, не так далеко от катка «Юханесхофф», где проходил чемпионат. Номера одновременно служили и мини-раздевалками. Тогда на первенствах мира, как правило, наша команда одевалась в гостинице, и мы в полной форме с коньками и клюшками в руках садились в автобус и ехали на игры. Это сейчас в раздевалках сушилки, бассейны, сауны, тогда до этого еще не дошли. И мы удовлетворялись тем, что имели.

Сразу же, в 1969-м, мы, новички, испытали на себе все «прелести» мирового первенства. Прежде всего это был особый настрой сборной Чехословакии против нашей команды. Объяснялся он известными обстоятельствами. Чехословацким хоккеистам, наверное, больше всего хотелось обыграть нас. Состав у них был на редкость сильный, я сразу это понял, когда столкнулся с игроками примерно такого же уровня, как и в нашей сборной. Специалисты высоко оценивали мастерство вратаря Владо Дзуриллы, защитников — Олдрижа Махача, Франтишека Поспишила, Йозефа Хорешовски, Яна Сухи, признанного лучшим игроком обороны, нападающих — Вацлава Недомански, братьев Иржи и Ярослава Холиков, Йозефа Черны. Вот всегда говорят, что чехи испокон века играют от обороны. С этим и не поспоришь. Однако это не глухая защита. При потере шайбы, как правило, их левый крайний нападающий сразу же откатывается назад, и приходится начинать атаку против троих обороняющихся. У сборной Чехословакии, потом — Чехии, блестяще налажен первый пас, хоккеист, владеющий шайбой, чувствует, кому именно и куда отдать шайбу вперед — в среднюю зону. Игрок принимает ее на скорости и создает опасный момент. И вообще с этой сборной всегда мы играли сложно. Ведь ее игроки еще и быстрые, техничные. Что же касается конкретных матчей 1969 года, то они действовали против нас жестко. И им удалось дважды выиграть — 2:0 и 4:3. Казалось бы, все решено. Но чехи израсходовали массу энергии. И это на финише обернулось для них трагедией.

Перед предпоследним матчем первенства — со шведами — положение сборной СССР было критическим: поражение отбрасывало ее на третье место. Расклад был простой — устраивала только победа. Игра складывалась тяжело. После двух периодов ничья — 2:2, причем нашей сборной пришлось отыгрываться. И здесь в полном блеске проявил себя Тарасов. Он понимал, что нужна встряска, какой-то кардинальный ход, который на нас положительно повлияет. И прямо в раздевалке, как говорят, с выражением неожиданно запел «Интернационал». Может быть, сейчас это вызывает иронию, но тогда все жили в другой стране и ее интересы были превыше всего. И мы завелись.

Кроме того, Тарасов сделал еще один поступок, которого никто не ожидал. Анатолий Владимирович подошел ко мне и сказал, что в третьем периоде я буду персонально играть против лидера шведов Ульфа Стернера, прекрасного мастера, его признали лучшим нападающим чемпионата-69. Володя Петров говорит: Анатолий Владимирович, да я с ним справлюсь (по хоккейным законам центрфорварды всегда играли друг против друга). Но Тарасов, тонко чувствовавший ситуацию, был непреклонен. И я понял, что задание ответственное, можно сказать, решающее. И, как говорят, «приклеился» к Стернеру, в какой-то мере удивленному, что ему играть не дают. В принципе, я был готов его нейтрализовать — в скорости не уступал, успевал на опережение точно сыграть. Конечно, делал все, как говорят, по ситуации, при нашей атаке был активен. И все получилось замечательно. Со Стернером удалось справиться, да еще решающую шайбу забросить. В одном из моментов я вышел на позицию для атаки, получил пас от Петрова, убежал к воротам шведов и переиграл знаменитого Лейфа Хольмквиста. Мы победили 3:2. Но этого было мало. У чехов к последнему туру было 16 очков, у нас и шведов — по 14. И их в поединке «Тре крунур» устраивала ничья.

Советские хоккеисты не без труда переиграли канадцев — 4:2, я забросил две шайбы, набрал по системе гол+пас 14 очков, этого хватило, чтобы поделить первое место в споре бомбардиров с Фирсовым, Стернером и Ярославом Холиком.

Но мы находились в прямой зависимости от шведов. Причем они в случае выигрыша у сборной Чехословакии могли стать только вторыми. В подобных ситуациях, как правило, выигрывает тот, у кого выше мотивация. Поэтому многие расценивали шансы чехов предпочтительнее. Но шведы отработали на совесть. Они не имели подавляющего перевеса, забросили всего одну шайбу, не раз могли пропустить, но отлично сыграл вратарь Хольмквист. В итоге — 1:0. Я и другие игроки смотрели эту игру, как говорят, живьем — с трибуны. Пришлось понервничать — когда сам на льду, все-таки проще. Можешь что-то сделать. В общем, три команды набрали по 16 очков, одинаковой оказалась разница заброшенных и пропущенных шайб в очных поединках тройки. Но сборная СССР забросила больше, чем соперники, как в этих играх, так и во всем первенстве. И завоевала золотые медали!

Вечером, в гостинице, мы впервые приняли участие в традиционной церемонии подведения итогов. Проще сказать, все благодарили Чернышева и Тарасова и выпивали с ними по рюмке. Купили мы бутылку сухого вина и втроем отправились на прием к тренерам. Я, как старший по возрасту в звене, поздравил их, сказал спасибо за науку. Стою, держу за спиной бутылку, не знаю, как себя вести. И тут Тарасов говорит: что за спиной держишь? Я показал бутылку, сказал, мол, хотелось бы отметить победу. А он так по-отечески отвечает: ребята, если когда-то придется вам принимать спиртное, а это наверняка произойдет, то пейте только водочку, но в разумных размерах. И попросил сидевшего в комнате заместителя руководителя нашей делегации принести «Московскую». Аркадий Иванович, как старший, дает мне команду: Боря, что смотришь, разливай в пять стаканчиков! Мы выпили, закусили какими-то бутербродиками и быстренько ретировались, поскольку к тренерам стояла очередь.

Кому-то может показаться, что у нас легкомысленно относились к спиртному. Но на самом деле с ним все было строго. В течение сезона, если выпил и «засекли», наказания были самые жесткие — могли дисквалифицировать, деньгами наказать. И нарушений режима было немного, между матчами хоккеисты расслаблялись весьма осторожно и аккуратно. Летом было проще. Но оно у всех было коротким, хватало времени только отдохнуть где-нибудь у Черного моря. Сейчас любой может сказать, что нас держали под замком. Да, были длительные сборы, но все к этому адаптировались. Были правила, которых придерживались все без исключения.

Наверное, не все знают, что капитаном сборной СССР я стал не сразу. Только ближе к середине семидесятых годов вместе с Рагулиным меня назначили вице-капитаном сборной, помогали мы Кузькину. В одном из матчей турне по ФРГ оба ветерана на лед не вышли, и повязку доверили мне. После этого все вернулось на прежние позиции. Капитаном сборной я стал по-настоящему, когда Виктор Григорьевич Кузькин играть в ней закончил. Примерно в то же время произошло еще одно событие, касающееся моего капитанства, но уже в ЦСКА. Тарасов с нами уже не работал, но имел вес в армейских высших кругах. Он и предложил назначить меня капитаном, хотя еще играл Кузькин, обосновав это тем, что роль Михайлова стала высокой, по самоотдаче он один из лучших, к нему партнеры уважительно относятся. Конечно, спорить с указанием сверху не стали. Мне в определенной степени было неудобно перед Виктором Григорьевичем, но он отнесся ко мне с пониманием, сказал: не волнуйся, всему свое время, я, считай, оттрубил, теперь твоя очередь.

В мое время игрока все чемпионаты мира, в которых я принимал участие, были для сборной СССР далеко не простыми. Это болельщики, газетчики нас расхваливали на все лады, отмечая, что нет лучше советских ледовых бойцов. На самом же деле, даже когда советские хоккеисты выигрывали уверенно, приходилось выкладываться максимально во всех отношениях. Может быть, мне было в команде СССР привычнее находиться, чем, скажем, дебютантам спартаковцам, динамовцам. Ведь для меня выступление за сборную стало как бы продолжением хоккейной жизни в ЦСКА. То есть я был адаптирован к нагрузкам, находился под контролем Тарасова в знакомой компании. И какого-то психологического напряжения не чувствовал, сказывался, наверное, характер.

Сборные Чехословакии и Швеции всегда находились в опасной близости. Это было элитное соперничество. Считаю, что большинство очных поединков лидеров показывали миру, сколь великолепен европейский хоккей. Позднее, когда я уже не выступал, картина стала еще более увлекательной, может быть, непредсказуемой. Пришли на мировые первенства и Олимпиады профессионалы, и фаворитов стало больше. Прибавили канадцы, американцы, финны. Например, в 2005 году, в связи с локаутом в НХЛ, в национальных сборных были на редкость сильные составы. И никто не мог уверенно сказать, кто поднимется на высшую ступень пьедестала, станет призером — чехи или словаки, канадцы или американцы, шведы или финны, наконец, мы — россияне.

Однако вернемся в семидесятые годы. Я и мои партнеры знали, каков уровень главных соперников, представляли, насколько сможем прибавить на первенстве мира. То есть каких-то секретов не было. Другой вопрос — ответственность, она была максимальной, очень многое зависело от игровой дисциплины. Причем так было не только у нас в сборной, но и в рядах главных соперников. Для победы, кроме мастерства, требовалась психологическая устойчивость. С этим у меня как раз было все в порядке, я умел не только сыграть с максимальной отдачей сам, но и настраивал на это всю команду. Может быть, громко сказано, но подтверждают это все специалисты, с которыми я говорил о моей игре.

И почти всегда в ключевых моментах мы находили способы, необходимые для достижения конечной победы. Были случаи, когда кто-то из основных соперников неожиданно оступался.

Собственно, в основном судьба золотых медалей решалась в заключительных матчах. Организаторы строили расписание так, что в них встречались сильнейшие.

Надо было стремиться к тому, чтобы держать себя в руках при любых обстоятельствах. В моей жизни было немало ключевых игровых моментов, когда требовалось сломать ход игры. Я, уже став лидером, был готов делать это вместе с Петровым и Харламовым. Причем приходилось выходить из сложнейших ситуаций не только на чемпионатах мира или Олимпиадах. Был случай, когда мы на призе «Известий» в 1978 году за десять минут до конца проигрывали команде ЧССР 0:3. Я говорю ребятам — хватит, надо игру ломать. Вышли, как на решительный бой, устроили штурм, и я первую ответную шайбу забросил. А пока соперники разбирались, как играть дальше, отличились Валерий Васильев и Сергей Макаров. И получилась ничья — 3:3. Единственный раз мы и другие звенья отошли от своих принципов и проиграли. Это случилось в 1980 году на Олимпиаде. Ребята смотрели на хоккеистов, выходящих на лед, вопросительно: может быть, вы забьете? И ничего не получилось. Но это пусть печальный, но редкий случай.

В 1970 году мы на чемпионате мира дважды обыграли чехов — 5:1 и 3:1, но уступили сборной Швеции — 2:4, проиграв второй период — 0:2. Тогда «Тре крунур» была необыкновенно сильной. Собственно, в ее составе, пожалуй, не было ни одного слабого игрока. В атаке блистали Стефан Карлссон, Стернер, Ларс-Эрик Нильссон, в обороне — Леннарт Светберг, Ларс-Эрик Шеберг, в воротах был легендарный Лейф Хольмквист.

И в самом последнем поединке со шведами решалась судьба «золота». Выиграли 3:1. За счет самоотдачи, концентрации.

Вообще, период перед чемпионатом мира 1970 года был для мирового хоккея значительным. Ведь впервые в истории соревнования должны были проводить в Канаде — в Виннипеге и Монреале. Безусловно, организаторы желали победы своим хоккеистам. И в связи с этим в дискуссионной форме завели разговор о возможности участия в первенстве профессионалов. Решался вопрос на конгрессе международной федерации. Как известно, «за» профессионалов проголосовало 20 делегатов, «против» — 30. Правда, решение не было окончательным. Позднее вновь шли обсуждения, но стороны уходили друг от друга все дальше. Дело кончилось тем, что чемпионат мира провели в Швеции без канадцев, место которых заняли поляки.

В 1971 году опять на самом финише пришлось обыгрывать шведов, если уступили бы, то чемпионами стали бы хоккеисты Чехословакии. В 1972 году мы чехам опять проиграли 2:3 и остались вторыми.

В 1973-м, в Москве, показали стопроцентный результат. Не могу сказать, что сборные Швеции и Чехословакии были намного слабее. Мы стали еще более уверенными в себе после суперсерии с хоккеистами НХЛ. Пожалуй, это было самое успешное первенство для нашего звена. В списке результативных мы были впереди: Петров — 34 очка (18+16), Михайлов — 29 (16+13), Харламов — 23 (9+14). Тогда разница в классе между лидерами и остальными была велика. Например, поляков мы обыграли 20:0. Восемь шайб забросил Александр Мартынюк из «Спартака», семь — Михайлов и пять — Петров.

В 1974 году в Хельсинки чемпионат мира получился на редкость сложным. На старте сборная СССР была разгромлена чехами — 2:7, причем в первом и втором периодах они забросили по три безответные шайбы. Конечно, состав у чехов был классный: в воротах Иржи Холечек, сзади — Ян Сухи, Иржи Бубла, Франтишек Поспишил, в атаке — Владимир Мартинец, Иван Глинка, Вацлав Недомански (тогда в этой сборной вообще слабых мест не было). К тому же в этом матче у них получалось все, а у нас — ничего. Естественно, все всполошились, председатель Спорткомитета СССР Сергей Павлов срочно прислал в Хельсинки Виталия Георгиевича Смирнова, разговоры были серьезные, жесткие. Но мы и без этого понимали, что надо выигрывать. Центральным стал матч предпоследнего тура со сборной Чехословакии. Мы были сильнее — 3:1. Причем тогда не смог выступать вместе с нами Владимир Петров. И в центр на его место поставили Александра Мальцева. Получилось все замечательно. Одну шайбу забросил Саша, а я поставил победную точку после его передачи. Потом мы с таким же счетом выиграли у шведов. В итоге разрыв между нами и чехами составил четыре очка. Кажется, что у нас не было проблем, но опять все решалось в одной игре. Тогда я стал самым результативным игроком чемпионата мира — 16 очков (8+8), опередил Владимира Мартинеца — 15 (9+6). Вот когда я закончил играть, мне не раз задавали вопросы, какая встреча запомнилась больше других. Мне сложно на него ответить. На уровне чемпионатов мира, Олимпийских игр все решалось в конкретных матчах, и каждый из них имел огромное значение. Конечно, чаще все складывалось в нашу пользу. Но возьмем в пример первенство 1974 года. Полагаю, комментарии здесь излишни.

К слову, на этом турнире впервые были выявлены нарушения на допинг-контроле. Помню, хорошо играли финны, должны были стать третьими, обыграли чехов — 5:2. Но кого-то из финнов поймали на допинге, и им засчитали поражение — 0:5. Шведы легко обыграли Польшу — 4:1. Однако после допинг-пробы очки у них отобрали. Поляки были счастливы, присужденная победа помогла им сохранить место в группе «А».

В 1975 году завершилась смена поколений, вслед за Фирсовым ушли из сборной Старшинов, Кузькин, Мишаков, Рагулин. Груз ответственности возрос до предела — мы стали лидерами. Всеволод Бобров, тренировавший нас до чемпионата-75, профессионально подошел к важнейшему процессу ротации состава. Он доверял молодым, хоккеистам золотого хоккейного возраста, не приписывал меня к ветеранам в 30 лет.

Но в сборной Бобров не остался. Поэтому было много разговоров о содержании игры. Но мы понимали, что каких-то кардинальных перемен не будет. Ансамбль был сыгранным, играл в духе советских традиций, и вносить изменения было опасно.

Чемпионат мира в Мюнхене наша сборная, уже под руководством Кулагина и Локтева, провела мощно. Дело не только в стопроцентном результате. Был заложен прочный фундамент. Мы выиграли у чехов оба матча с разницей в три шайбы — 5:2 и 4:1, а у шведов — 4:1 и 13:4. Но затем что-то разладилось в механизме сборной. Не хочу упрекать в чем-то Бориса Павловича, но, будучи объективно не хуже, мы два чемпионата мира подряд проиграли сборной Чехословакии. Для кого-то другого завершить эти турниры с медалями было бы счастьем. Но планка команды СССР находилась на максимальной высоте.

В 1976 году в Катовице произошло чрезвычайное событие. Мы дали фору главным соперникам, проиграв 4:6 сборной Польши. Я почему-то чувствовал, что вообще придется трудно. Кулагин в воспитательных целях — можно подумать, что чемпионат мира веселая прогулка, — не взял в сборную Петрова и Гусева. Никто, конечно, не спорил, но какой-то холодок в отношениях наметился. Они, конечно, были рабочими, но не столь сбалансированными, как при Боброве.

Вообще-то первенство получилось каким-то нескладным. Как я уже сказал, не играл Володя Петров, и в наше звено поставили в центр Сашу Мальцева. Скажу честно, они с Валерием понимали друг друга, и мне было с ними играть интересно. Оба быстрые, с потрясающим хоккейным зрением, умельцы забить, словом, звезды мирового масштаба. Забивали много, тем же полякам — три. Но другие звенья как-то стушевались. Кроме того, я хорошо помню, что в том матче выдающуюся игру показал польский голкипер Ткач, он просто спас команду от поражения.

Потом не смог играть Мальцев, и к нам подключили Александра Голикова. Откровенно говоря, травмы мешали, и состав тренеры слишком уж «передергивали». Наверное, до шести вариантов в атаке получалось, а играли тогда в три звена. Вот и одна из причин, не говоря о наших недостатках.

Первенство 1977 года в Вене завершили только третьими. Очки теряли все — мы два раза проиграли шведам, чехов наказали канадцы — 3:3, 8:2. Они и шведов разгромили — 7:0, но до этого проиграли им 2:4. Мы же с канадцами справились без проблем — 11:1, 8:1. В общем, впереди с 15 очками оказалась сборная Чехословакии. Наверное, на тот момент она была готова лучше нас. Надо отдать должное тренерам Карелу Гуту и Яну Старши. Они подготовили действительно классную команду. В сборной Чехословакии прошла смена поколений. В команде оставались Дзурилла, Махач, Иржи Холик, но раскрылись вратарь Иржи Холечек, защитник Иржи Бубла — громадный, жесткий в силовой борьбе, с броском, но неуравновешенный, вспыльчивый (он потом пять лет отыграл в «Ванкувер Кэнакс»), нападающие Иван Глинка, ставший затем главным тренером сборной Чехии, Петер Штястны, звезда НХЛ.

На чемпионат мира-78 в Прагу сборную повезли Виктор Тихонов и Владимир Юрзинов. Хозяева, находясь на волне успеха, рассчитывали в третий раз подряд выиграть золотые медали. На телевидении и в газетах Чехословакии наша команда получала нелестные оценки. И итог первенства был как бы предрешен еще до старта, мол, хозяев никто не остановит. Подобные заявления штука вредная — можно переоценить свои силы. Собственно, так и вышло. Чехи не могли себе представить, что советские хоккеисты сильнее, чем они думали. Играть было сложно и потому, что все болели против команды Советского Союза. Но никто не отрицал, что сборная СССР наиболее опасный соперник. В общем, к последней встрече чехи имели 18 очков, а мы 16. В Праге не скрывали, что близок час победы. Как потом рассказывали наши журналисты, был организован шикарный банкет. Но в заключительном матче наша команда в сложнейшей ситуации, под давлением болельщиков и до определенной меры предвзятости судей, выиграла 3:1. Матч был напряженным. В нем было все, чем выделяются решающие встречи. При равенстве сил у нас чуть выше была концентрация и ровнее состав. Все звенья могли работать на результат: Михайлов — Петров — Харламов, Балдерис — Жлуктов — Капустин, Мальцев — Александр Голиков — Владимир Голиков, уже заиграли Слава Фетисов, который с 19 лет стал лучшим защитником первенства, и Сережа Макаров. Наконец, выдающуюся игру показал Третьяк.

В конце решающего матча все видели, как потрясены чехи, это сказали их глаза, во взглядах прочитывалась горечь, тоска. Но кто виноват? Надо было строже спрашивать с себя. Пожалуй, и это качество позволяло нашему звену и другим хоккеистам сборной СССР находиться в мировой табели о рангах на первом месте. Мы бились лучше. По манере игры я никогда и никого не боялся, всегда любил играть на пятачке у ворот соперников, подправлял шайбы в сетку, успешно действовал на добивании, но и синяков и шишек получал много. Тем не менее раз за разом шел в атаку на мощных соперников. В моем случае решающую роль играли не габариты. Крупные защитники не могли справиться со мной — быстрым, юрким, выдерживавшим любое силовое давление. И еще. В сборной были игроки не только моего уровня, но и сильнее в плане мастерства.

В определенной степени нас держали в «ежовых рукавицах», контроль был неусыпным, жестким, но под замком не держали, просто наш быт был устроен так, что времени на прогулки и развлечения оставалось совсем немного.

Но нам не давали замыкаться только на хоккее — играх, установках, раскатках. Тогда мы, естественно, по установленному в сборной порядку, сами делали так называемые боевые листки, для нас снимали капустники с выступлениями известных артистов, привозили из посольства свежие газеты. Такой образ жизни был в национальных командах до распада СССР.

Конечно, было много профессиональных теоретических занятий. Собственно, в хоккее тактические схемы есть различные, и это естественный процесс. Но по амплуа ситуация особенно не меняется. Возьмем, к примеру, расстановку. Задачи крайнего, нападающего, левого или правого, идентичны. Это выполнение непосредственных задач — атака на ворота, обводка, броски, игра в пас. Важно грамотно откатываться назад и прикрывать «своего» защитника соперников, для меня — левого. Нужно, чтобы он не бросил, на добивание не подкатился, не успел в пас сыграть и так далее. Если свои функции ты выполнял, то претензий у тренеров не было. Конечно, по ситуации приходилось выходить за рамки, так сказать, функциональных обязанностей, смещаться в центр или катиться влево. Но в основном я действовал на своем пространстве.

Если говорить о соперниках, которые сходились со мной, так сказать, лицом к лицу, то среди них было немало ярких мастеров. Например, когда я еще играл в «Локомотиве» и команда оборонялась, мне приходилось держать левого защитника ЦСКА и сборной СССР Эдуарда Иванова. Это был потрясающий мастер. Он тонко чувствовал позицию, делал неожиданные ходы. И не раз приходилось ложиться под шайбу после его бросков. Интересно было играть против Юрия Ляпкина и Виктора Блинова из «Спартака», динамовца Валерия Васильева. Особенно опасен был Блинов, обладавший броском неимоверной силы. На международной арене более всего мне запомнилась борьба против чехов Махача и Поспишила, защитников тактически грамотных, с бросками. Практически все канадцы были с бросками, но с ними справляться было попроще: тактика несложная, свои действия они не маскировали, к тому же периодически заигрывались, уходили вперед, теряли шайбу. И, если удавалось организовать контратаку, это не раз заканчивалось взятием ворот.

Мне удалось сыграть в сборной со звездами трех поколений. Сначала это были Вениамин Александров, Анатолий Фирсов, Александр Рагулин, Виктор Коноваленко, Виктор Кузькин, Борис Майоров, Вячеслав Старшинов, потом — Владислав Третьяк, Владимир Петров, Валерий Харламов, Владимир Викулов, Виктор Полупанов, Валерий Васильев, Александр Мальцев, Владимир Шадрин, Александр Якушев, Евгений Зимин, затем пришли в команду Борис Александров, Хелмут Балдерис, Виктор Жлуктов и Сергей Капустин, Вячеслав Фетисов, Владимир Кругов, Сергей Макаров. Ну, у кого повернется язык сказать, что это не звезды. И, пожалуй, еще два-три десятка других моих партнеров были игроками международного класса. И соперники были замечательные, о них, особенно о канадцах, отдельный рассказ.

Время от времени заходит разговор о том, какое поколение было сильнее, особенно любят рассуждать на эту тему, поскольку довольно долго не шли дела у сборной России. Приводились различные примеры, характеризующие ветеранов с положительной стороны, а современных мастеров особо не жаловали, даже звезд НХЛ, хотя интерес к ним и хоккею вполне прилично подогревается в российской прессе. Для болельщиков это вполне естественный процесс. В принципе же, все это, скорее всего, имеет пропагандистскую цель. Вот, как я говорил тогда, ныне у сборной России побед меньше, значит, надо подхлестнуть игроков разговорами о славных традициях. И это произошло.

У меня есть своя точка зрения, с которой, кстати, согласны многие мастера прошлых лет. Нельзя проводить какие-то параллели, сравнения. Непрофессионально это, в корне неверно. Мы просто были лучшими в свое время. На тот момент развития игры были иные, чем сегодня, условия, которые с нынешними нет смысла сравнивать.

Да, у нынешних игроков сборной другие результаты, но нет и не будет серий из девяти побед на мировых первенствах. Это практически невозможно, поскольку каждый сезон надо рассматривать в отдельности. Естественно, можно подобрать в сборную лучших из хоккеистов, играющих в России. Но команда должна получить подкрепление из НХЛ. И у тех, кто играет за океаном, сезоны складываются по-разному. У кого-то игра не идет, другого травмы замучали, третий занят в Кубке Стэнли и приехать в сборную не может и так далее. Важно, чтобы все сошлось, как это было в 2008 году в Канаде.

Надо признать и такую вещь: мы, ветераны, и сегодняшние звезды не одно и то же. Вообще о чем можно говорить, когда, например, Борис Майоров, как я уже говорил, отметив преимущество в подготовленности наших последователей, ясно дал всем понять, что есть неоспоримые факты, которые обязан понять и принять к сведению каждый поклонник хоккея. Он только подчеркнул, что нельзя забывать ветеранов, они заслужили это своими победами.

Многие, в том числе и члены международной федерации, считали, что появление профессионалов на чемпионатах мира в 1977 году после достаточно длительного перерыва (с 1970-го, когда они просили разрешения играть на чемпионатах мира пятерке из НХЛ, но им отказали, после чего канадцы обиделись) сделает эти турниры выдающимися по мастерству. Конечно, турниры стали интереснее, профессионалы добавили им остроты. Но довольно долго, до распада СССР, они при всем желании не могли угнаться за советскими хоккеистами, шведами, хотя в ряде случаев были близки к этому.

В мое игровое время Лига была замкнутой. И весьма консервативной в плане системы проведения первенства, чего явно сейчас не хватает нам. В начале семидесятых в НХЛ играли в основном канадцы да два-три десятка американцев. Все развивалось по определенной вертикали: сначала регулярный сезон, спор за выход в плей-офф, затем отчаянная борьба за высшую награду — Кубок Стэнли. Максимально сосредоточившись на этом, канадцам, даже из тех клубов, которые выбыли из плей-офф на первом этапе, было сложно перестроиться на борьбу за восхождение на новую вершину. Ибо для них Кубок Стэнли значил куда больше, чем мировые первенства.

После этого и те, кто сыграл успешно, и неудачливые клубы, из которых приглашали хоккеистов в сборную, все-таки выпускали пар. И настроиться на борьбу на чемпионатах мира было сложно. Кроме того, не хватало времени для подготовки.

Так вот, приехали в 1977 году на первенство мира Фил Эспозито и еще несколько профи. Но заняли только четвертое место, уступив в двух матчах сборной СССР с ужасным счетом 1:11 и 1:8. Фил тогда буквально вышел из себя. Он не мог представить, что можно так проиграть. Тем более что наша команда выступала тогда неудачно и осталась с бронзовыми медалями. За что, как я уже говорил, освободили от работы Кулагина. Тем не менее канадцы достойно провели матчи с другими сборными. Например, со ставшими чемпионами мира хоккеистами Чехословакии боролись отчаянно (3:4, 3:3), обыграли шведов (7:0).

Я тогда пришел к выводу, что они не готовы играть именно против нас, в хоккей скоростной, тактически разнообразный. Может быть, резко сказано, но они — наши «клиенты», мы всегда против них удачно играли, и сейчас на чемпионате 2008 года это нашло подтверждение моей точке зрения. Канадцы могут разбираться с другими сборными, но не с российской. И в мое время, и сейчас наши очные поединки чем-то напоминают серии встреч советских хоккеистов с НХЛ на уровне сборных и клубов, только там канадцы были более отмобилизованными. Они не умеют, как говорят, «закрываться». И мы этим пользовались. А тактика сборных Чехословакии и Швеции другая — для канадцев выгодная.

Канадцы поняли, что нельзя терять престиж, ни к чему это НХЛ. И по возможности старались усилить состав. Но до 1994 года не могли завоевать золотые медали. Причем помню сезоны, когда состав у них по именам был замечательным. Например, в 1982 году в него входили Уэйн Гретцки, Билл Бэрбер, Майк Гартнер, Дино Сиссарелли, Брайэн Пропп. И они заняли третье место.

На Олимпиаде-94 в беседе с одним российским журналистом в прошлом канадский вратарь Грэг Миллен — телекомментатор клуба «Оттава Сенаторз», проведший более пятисот игр в НХЛ, рассказал буквально следующее: «Все мы были на чемпионате мира 1982 года потрясены мастерством соперников из СССР, я не мог поверить, что наши звезды дважды проиграли русским и в итоге отстали от них вместе с чехами на семь очков. И это при том, что в символические сборные первенства вошли блестяще игравший Гретцки, Бэрбер и защитник Крэйг Хартсберг».

Считаю, что все это есть и сейчас. Но ныне у канадцев задачи упростились. Они лучше играют с листа, чем европейские команды, привлекающие профессионалов. И на чемпионатах мира последнего десятилетия почти всегда были в числе призеров. Несколько раз побеждали.

Но вот загвоздка. Не всегда хватает свежести. Так, на чемпионате мира 2005 года они, уверенно начав игру с россиянами, с середины второго периода стремились только удержать перевес и в итоге выиграли 4:3, но в финале по игре уступили чехам.

Казалось, идет локаут, все свободны — только готовься. Но не все согласились играть, многие из хоккеистов, приехавших в Вену, весь сезон не имели игровой практики. Вот и не сошелся пасьянс.

Более серьезное отношение у профессионалов, несомненно, к Олимпиадам. Не случайно с 1998 года сборные Канады и США выступают на Играх в элитных составах. Происходит это в середине сезона, когда хоккеисты находятся в оптимальном состоянии. Но и другие команды — россияне, шведы, чехи, словаки, финны — привлекают в сборные лучших игроков. И в 1988-м золото досталось чехам, а в 2002-м, на Олимпиаде в США, канадцам.

Олимпийские хоккейные турниры сейчас соревнование № 1. Мне могут возразить, что не слабее Кубки мира. Согласен, но эти турниры проходят за океаном, значит, надо признать, что у сборных Канады и США есть преимущество «своего поля».

Собственно, так было всегда, и до профессионалов. Идеи идеями, но кроме олимпийских принципов существовал неофициальный командный зачет. Здесь на авансцену и выходили задачи государственного масштаба. Причем в СССР хоккей считался партийным видом спорта, победа в нем позволяла спортивным чиновникам прикрыть неудачи. Вот и держали нас в состоянии боевой готовности постоянно. Мы и сами тогда понимали, какое значение имеют чемпионаты мира и Олимпиады. В конце концов, несмотря на разговоры о любительском хоккее, мы, чехи, шведы были профессионалами.

В мое время были длительные сборы, в предсезонный период и в ходе первенства. Бывало, если тренеры были недовольны, то с игры ехали не домой, а на базу. Эти подходы к работе сейчас считают жесткими, мол, нарушаются права человека, нельзя его держать под замком. И в пример приводят НХЛ, где хоккеисты собираются прямо на игры. Так вот, канадцам как раз и не хватало времени, чтобы именно на сборах как следует подготовиться к мировым первенствам. Они играли, как говорят, с листа, уповая на общие тактические веяния в НХЛ.

Если говорить об Олимпийских играх, то они до сих пор остаются для меня центральными событиями в карьере игрока. С одной стороны, я счастлив, что выступал на Играх в Японии и Австрии, где мы выиграли золотые медали, но жутко огорчен поражением 1980 года от американцев в Лейк-Плэсиде. Нас тогда «размазали по стенке», заявив, что уступили мы каким-то студентам. Действительно, команда СССР была сильнее, но ее «сделали» чемпионом еще до решающих матчей. Зачем? Нельзя было унижать достоинства американцев. Подобные вещи к добру не приводят.

Сейчас, когда прошло много лет, надо взглянуть на вещи, так сказать, со стороны. Ни для кого не секрет, что страна — организатор Игр всегда готовит спортсменов с особой тщательностью. Если же взять американцев, то, принимая Олимпиаду-80, они стремились сделать все, чтобы в каких-то видах зацепиться за медали. Они и не планировали стать первыми в хоккейном турнире. Но придавали ему огромное значение. Позднее в одном из изданий я прочел статью, которая произвела на меня большое впечатление, поскольку знал я о команде США 1980 года немного.

Еще весной 1979 года тренером сборной назначили Херба Брукса, наставника команды, победившей в национальном студенческом первенстве. Четыре сотни кандидатов в команду получили тесты со специальными вопросами, не имеющими отношения к спорту, подготовленными профессорами психологии Университета Миннесоты. После этого отобрали 69 человек и пригласили их на первый сбор — в июле. Осенью к Олимпиаде готовилось 26 игроков, 12 из которых были выбраны на драфт-аукционах клубами НХЛ. Сборная провела более 50 контрольных матчей.

Мы, естественно, об этом ничего толком не знали. Обыграли сборную США перед Олимпиадой — 10:3. Думали, что вряд ли она может нам помешать. Но первый тревожный звоночек мы услышали вместе с финальной сиреной встречи Швеция — США. Шведы, имевшие классный состав, в который входили игроки высокого международного уровня — Томас Юнссон и Мате Нэслунд, впоследствии заметные фигуры в НХЛ — обладатели Кубка Стэнли, Мате Валтин, Томми Самуэлльсон, Дан Седерстрем, за 27 секунд до конца уступили победу — 2:2. Затем американцы разгромили чехов -7:3. Говорят, что ошибался вратарь Иржи Кралик, но это была мощная сборная. Трио лучших бомбардиров было чешским: Мариан Новы — 15 очков (7+8), Петер Штястны — 14 (7+7), Ярослав Поузар — 13 (8+5). И, самое главное, это поражение оставило чехов за бортом финальной четверки.

А потом американцы обыграли нас — 4:3. Не в порядке оправдания замечу, что замена после первого периода Третьяка на Владимира Мышкина пошла на пользу американцам, панически боявшимся Владислава. Да, он ошибся на 20-й минуте, неудачно отбив шайбу, после чего счет стал 2:2. Но все знали, что после этого Третьяк продолжает играть надежно. Во втором периоде игра шла в одни ворота, но американцы стойко оборонялись и пропустили одну шайбу — от Мальцева. В третьем периоде судьи ошиблись, удалив на две минуты Крутова. И это стоило нам золотых медалей. Американцы сравняли счет и на волне удачи тут же повели. Затем были моменты у Крутова, Мальцева, но шайба в ворота «не лезла». Обстановка была нервная, мы ощущали дефицит времени, а это не идет на пользу, начинается никому не нужная спешка. Зрители видят отчаянную борьбу, но КПД низкий.

Увы, эта Олимпиада стала для меня последней. В 1981 году меня аккуратно попросили из сборной.

Но остались и приятные воспоминания. В 1972 году в Саппоро мы без особых осложнений заняли первое место, обыграв, между прочим, американцев — 7:2. Тогда я еще не знал, что это последнее соревнование в сборной для Аркадия Чернышева и Анатолия Тарасова. Сама Олимпиада, ее дух, интересная борьба мне понравились, хотя на время нас разлучили с Харламовым, он играл в звене с Викуловым и Фирсовым, с нами выступал Юрий Блинов, когда я не играл, выходил Мишаков, стабильно выступали Мальцев, Шадрин и Александр Якушев.

В 1976 году в Австрии также проблем не было. Правда, сложной была встреча с чехами. У них поймали кого-то на допинге в поединке с поляками и сняли два очка. И чехам надо было нас только побеждать.

Целеустремленности им не занимать: после первого периода проигрывали 0:2, второй начался с двух удалений, мы остались втроем, но Юрий Ляпкин, Володя Шадрин, Гена Цыганков и, конечно, Владислав Третьяк отыграли тогда безошибочно.

Вот говорят, надо ценить момент. Все верно. Забрось чехи третью шайбу, скорее всего, не удалось бы отыграться. Но они не смогли сконцентрироваться, более полагаясь на то, что в подобной ситуации забьют. Ну, не вышло, вроде бы есть задел прочности. Однако соперник, сумев отбиться, получает как бы стимул к тому, чтобы бороться дальше, спасать игру. Это вообще правило хоккея. И надо стремиться к тому, чтобы в ключевых моментах забивать или не пропускать. Бывает, что эпизод все меняет круто. Так, собственно, и вышло — мы выиграли 4:3.

На мой взгляд, в течение многих лет Олимпиады были ареной спора советских, чешских и шведских хоккеистов. Безусловно, наши соперники стремились обойти сборную СССР. Но, в отличие от чемпионатов мира, ничего у них не получалось. Только в 1994 году шведы в драматическом матче с канадцами в серии буллитов добыли «золото». Но тогда сборная России имела скромный состав. А в 1998-м, когда уже играли профессионалы и все отдавали предпочтение канадцам и россиянам, блестяще выступила сборная Чехии. Особенно мне запомнилась потрясающая игра вратаря Доминика Гашека. И почему-то я вспомнил матч с американцами 1980 года. Что было бы, если в воротах остался Третьяк? Увы, ответа на этот вопрос нет. В том же 1998-м я предположил, что сборные Канады и США сильны только в играх на своем поле, как было в 2002 году. Тогда выиграли чехи. Интересно, это отдельный случай или я прав? Вот на этот вопрос будет получен ответ в феврале 2006 года на Олимпиаде в Турине.

Во все времена идет разговор о соперничестве школ, фирменных качествах сильнейших национальных сборных. Он, безусловно, увлекателен, хотя и здесь не стоит делать каких-то оценок. У каждой команды есть свои козыри, украшающие не только ее, но и весь хоккей.

Я всегда с уважением относился ко всем соперникам, выделяя, понятно, лучшие сборные. Они не похожи друг на друга, и эта разница подчеркивает широту хоккея, его огромные тактические возможности, способы ведения игры.

Меня не удивляет, что чехи строят игру от обороны. Я уже говорил об этом. И, наверное, зря, что их соперников устраивает территориальный перевес. Видимо, чтобы обыграть чехов, не всегда стоит стремиться к атакующей агрессивной манере. Стоит по ситуации поиграть в их ключе и посмотреть, что они будут делать. Но большинство сильных сборных склонно к атаке, да и вообще перейти на новую игру в конкретном матче далеко не просто. К этому надо специально готовиться.

Чехи играют от обороны не только в силу традиций, но и потому, что сильны в определенном ключе, в котором удачнее всего действуют хоккеисты. И всегда они созидательны в контратаке.

Например, на чемпионате мира 2005 года, когда мы смогли более или менее точно убедиться, что значат для чемпионатов мира профессионалы, мы увидели несколько иную манеру игры чехов. Многое зависит от исполнителей. Такой мастер, как Яромир Ягр, и шайбу держит, и в пас играет, и забивает много. Ну, зачем, спрашивается, использовать его в отрыве. И чешские тренеры к этому не стремились. Еще в зародыше атаки Ягр довольно часто занимал позицию справа у синей линии, партнеры знали, где его искать. Старались быстро отдать пас. И Ягр, в зависимости от ситуации, отдавал шайбу хоккеисту, выходящему на удобную позицию для решающего броска, сам входил в зону, держал шайбу, искал партнеров или, увидев «окошко», выкатывался в опасную зону и бросал. В других случаях чехи применяли свои фирменные контратаки с хода. Подобные вещи делают многие сборные, но у чехов острее развито ощущение момента. И в общем получается игра не однотипная. Я говорю это в связи с тем, что многое зависит от конкретных хоккеистов.

Например, в сборной России нельзя было ругать Алексея Ковалева за то, что порой как бы передерживает шайбу. Ведь он контролирует ситуацию, имеет, как говорят в хоккее, хорошие руки и, обладая техникой, может отдать пас и неожиданно произвести кистевой бросок. А Павел Дацюк, умеющий в одиночку прорваться к воротам, все-таки более эффективен в ситуациях, когда мгновенно освобождается от опеки и наносит решающий удар.

Может быть, и не была похожа в течение довольно длительного времени сборная России на команду СССР, но какие-то качества оставались. Сейчас ведь хоккей построен на высоких скоростях, на опережении, силовых единоборствах. Ориентироваться под жестким контролем сложно. И тут на первый план выходит индивидуальное мастерство. Я говорю не об умении забросить шайбу, об оценке ситуации и быстроте принятия решения, а о сумме личных и командных качеств.

У шведов своя, устоявшаяся годами манера игры. Они выбирают различные тактические схемы: 2-2-1, 1-3-1. И, скажем, обилие игроков в средней зоне связано не только с коллективной обороной, но и возможностью отобрать шайбу и создать острую атаку. В целом же шведы постоянно придерживаются академичной игры. У них есть все — техника, скорость, силовая борьба, они, наверное, лучше других смотрятся в позиционной атаке. При всем этом мы видели, что решающую роль в их победах сыграли личности. Например, в 1991 и 1992 годах в матчах с нашей командой результат делал Матс Сундин, звезда НХЛ.

Канадцы всегда исповедовали атакующий стиль игры. Они, действительно, в последнее десятилетие добились серьезного прогресса. Я думаю, это следствие и того, что в НХЛ много европейцев высокого класса, и, находясь рядом с ними, даже хоккеисты высокого уровня свою игру разнообразят. Но канадцы и американцы не уходят от своих излюбленных приемов. Кому-то, возможно, не нравится, что они возятся с шайбой у бортов, за воротами, топчутся на пятачке. Все это не просто так. Во-первых, североамериканцы часто выигрывают борьбу за воротами и атакуют сами или отдают пас партнерам, когда броски идут, скажем, от синей линии, они умеют изменить полет шайбы. Во-вторых, надо учесть, что у них прекрасное катание и владение клюшкой. И в-третьих — они не любят проигрывать.

Финны хорошо использовали советскую методику в развитии игры. Они чрезвычайно исполнительны. И на тренировках работают старательно. Вот, соединив хорошие наши качества и свои — скорость, напор, — они и вошли в элиту мирового хоккея. Но в последнее время, наверное, несколько остановились в росте.

Собственно, если провести параллель между выступлениями на льду моего поколения и нынешнего, то кардинальных перемен нет. Безусловно, современные хоккеисты действуют быстрее, выше темп игры, в техническом отношении они лучше, чем были мы. Это вполне естественно, хоккей развивается. Но в то же время магистральное направление школы ведущих держав не меняют, создавая тем самым неповторимый колорит традиционного соперничества.

Единственное, что беспокоит, желание руководителей НХЛ изменить правила игры. Речь идет, в частности, об игре в четыре полевых игрока, уменьшении размера ворот и так далее. Полагаю, подходить к новшествам нужно осторожно. Не факт, что они пойдут на пользу хоккею, привлекут особое внимание болельщиков. Изменения могут повлечь за собой массу проблем. Очевидно, что придется перестраивать тактику. И можно с определенной долей уверенности сказать, что отход от классического образца хоккея скажется не лучшим образом.

Очень многое в карьере игрока зависит от тренеров, партнеров. Безусловно, я имею в виду и клубы, и сборную. В моем формировании как игрока, в выходе на уровень сборной сыграли значительную роль несколько человек. И вообще мне с учителями и людьми, на которых надо равняться, повезло. В сборной с нами работали замечательные специалисты. Армейцам не приходилось перестраиваться, поскольку в мою пору и до распада Советского Союза сборную практически всегда тренировали наши наставники. К ним я причисляю и Кулагина, который пришел в сборную из «Крыльев Советов», но с богатым армейским опытом. И все мы его прекрасно знали.

Считаю выдающимся достижением тот факт, что в течение почти тридцати лет лидерами наших тренеров были Аркадий Иванович Чернышев и Анатолий Владимирович Тарасов. Во многом моя судьба связана с ними. К Тарасову я пришел в 23 года — это уже приличный хоккейный возраст. Тем не менее он дал мне понять, что надо еще учиться, чтобы выйти на уровень сборной.

Аркадий Иванович, как считали многие, был первым в тренерском дуэте сборной. Да, он руководил игрой, но немалый пласт работы выполнял Тарасов. Аркадий Иванович, внешне спокойный, выдержанный, пользовался у игроков уважением, имел на них влияние. Стратег и тактик, он руководил игрой, успевал осмыслить происходящее, быстро принимал решения.

Анатолий Владимирович во многом не походил на Чернышева. У него была живая творческая натура, он мог распознать в молодом игроке будущего мастера. Имея возможность, так сказать, получать игроков, Тарасов создавал звенья, которые были лидерами в ЦСКА и сборной. Он одновременно решал две задачи — национального и международного уровня. Были сильнейшими Александров — Альметов — Локтев, Викулов — Полупанов — Фирсов, Мишаков — Ионов — Моисеев, наша тройка.

Анатолий Тарасов был жестким, властным и еще, я бы сказал, — отважным. Ну, кто, кроме него, в начале пятидесятых годов мог написать письмо в ЦК КПСС, в котором он доказывал, что советский хоккей готов к победным выступлениях на международной арене. Могли погладить, могли и «к стенке поставить». Ведь спортивные деятели как огня боялись гнева Иосифа Сталина.

Анатолий Владимирович был прекрасным оратором и актером, кроме того, он обладал какой-то магической силой, даром внушения. Всем известна история о том, как он настраивал Полупанова на борьбу с канадцем Карлом Бревером. И Виктор не стушевался перед бывшим профессионалом. После силового единоборства с ним канадца показывали по телевизору с лицом, заклеенным пластырем. А как Анатолий Тарасов заводил нас на борьбу с чехами, стоя у бортика: что ждете, бейте, давите их! Был случай, когда Йозеф Голонка, знавший русский язык, услышал, что кричит Анатолий Владимирович, и со злости бросил шайбу прямо в нашего тренера.

С одной стороны, Тарасов был близок, невозможно забыть его тренировки, но все-таки держал всех нас на расстоянии. Мы не могли представить себе, о чем он в конкретный момент думает. Не знали, каков он в обычной — неспортивной — жизни. Ограничивалась наша информация тем, что у него был брат Юрий, игравший в хоккей за команду ВВС, которая погибла в авиакатастрофе. Знали, что дочь Татьяна замечательная фигуристка. Она, по-моему, многое унаследовала у Анатолия Владимировича. Сейчас, когда я смотрю за ее поведением во время соревнований, слушаю интервью, то в каждом движении, нотке вижу легендарный тарасовский стиль.

Как личность Тарасов не был чьим-то отражением. Он никого не копировал, не искал помощи, не прибегал к апробированным кем-то методам работы. У него все было свое. И по-моему, никогда до конца он не раскрывался, оставаясь фигурой в определенном смысле загадочной.

Не хочу вдаваться в подробности, но все-таки странно, что они ушли из сборной в расцвете сил — Чернышеву было 58 лет, Тарасову — 54. Мало того, судя по всему, они и в последнее время пребывания в сборной продолжали работу на перспективу. Как раз к 1972 году появилось много молодых защитников, в «золотом» хоккейном возрасте находилось наше звено, спартаковская тройка, Саша Мальцев.

На смену Чернышеву и Тарасову пришел Всеволод Михайлович Бобров. Он производил огромное впечатление. Это был редчайший знаток хоккея. Бобров был достаточно мягким человеком. С ним, в отличие от Тарасова, можно было обсуждать какие-то хоккейные вещи. При этом Бобров не давил на нас своим колоссальным авторитетом. Он мог согласиться с точкой зрения хоккеистов и в таких случаях просто говорил — давайте попробуем. Он умел прощать, и не было случая, чтобы кого-то в сборной при нем крепко наказывали за различные нарушения. У него было потрясающее чутье на игроков, он знал, что именно нужно сказать в конкретный момент или промолчать. Мы преклонялись перед ним как великим игроком. Умел строить взаимоотношения с игроками Борис Павлович Кулагин, становление которого как тренера прошло в ЦСКА. Он прекрасно знал хоккей и разбирался в любых ситуациях. Ведь он был тренером с армейским кредо, поскольку довольно долго работал с Анатолием Тарасовым. И в этом смысле был как на ладони. Очевидно, что Кулагин к началу семидесятых был готов к самостоятельной работе. Примером тому победа в чемпионате СССР 1974 года «Крыльев Советов». Это надо ценить, поскольку возможности «Крылышек», скажем, в формировании были ниже, чем в ЦСКА или московском «Динамо». Так, Кулагин брал свое за счет организации игры. «Спартак» при нем, не имея шансов бороться за «золото», четыре года подряд был вторым. Он из того, что имел, выжимал максимум.

Константин Борисович Локтев чем-то напоминал Боброва, мы в ЦСКА и в сборной чувствовали себя при нем замечательно. Он, как классный мастер, мог заглянуть в душу игрока, понять, что в ней происходит, и потому принимал верные решения. Константин Борисович был требовательным, но в нем не было злости, диктаторских замашек. Этот тренер доверял игрокам, это всегда ценили. И все старались помочь ему. Тем более что знал он хоккей досконально. И в профессиональном отношении я бы поставил его рядом с Тарасовым, Чернышевым, Кулагиным.

Можно по-разному относиться к Виктору Васильевичу Тихонову. У меня с ним взаимоотношения были и остаются непростыми. Но надо признать, что это на редкость работоспособный наставник, он находил игроков и делал из них звезд. Не случайно под руководством Тихонова ЦСКА и сборная добились многих ярких побед. И я удивлен, что под сводами катка ЦСКА нет свитера с фамилией Тихонов. Говорил об этом руководству клуба, но они, похоже, внимания не обратили.

Мне посчастливилось играть в сборной с выдающимися мастерами из других клубов. Очевидно, что все, кто входили в команду, были игроками международного уровня. Но и среди лучших есть лучшие.

Я бы назвал здесь несколько хоккеистов. Блестящим вратарем был Виктор Коноваленко из горьковского «Торпедо». У него были, что называется, стальные нервы. Что бы ни случалось, он нити игры не терял. И это положительно сказывалось на всей команде.

Из защитников назову динамовцев Валерия Васильева и Виталия Давыдова. Если их поставить рядом, то и не поверит никто, что Давыдов, явно не атлет невысокого роста, справлялся с нападающими весом под сто килограммов. Он прекрасно действовал позиционно, не лез в силовую борьбу, а чуть подталкивал соперника, тот терял равновесие, и Виталий в считанные секунды перехватывал шайбу. Валерий, наоборот, выделялся солидными габаритами, он вообще был одним из сильнейших защитников своего времени. В единоборствах с ним уступали самые задиристые нападающие, поскольку у Васильева была потрясающая природная сила, от бога он получил и такие качества, как видение поля, сильный бросок.

Я всегда восхищался мастерством Александра Мальцева. В 19 лет он дебютировал во взрослом чемпионате мира. И сразу стал лидером сборной. Я бы назвал его уникальным хоккеистом. У него, как и у Харламова, пожалуй, не было слабых мест. Мальцев классно катался, здорово действовал в обыгрыше, а как играл в пас, создавая партнерам массу возможностей забить! У Александра было как бы два отрезка в игровой карьере. На первом он больше был солистом, позднее, когда играть постоянно на реактивной скорости стало сложно, его основным оружием стал пас. Во все времена много говорится о взаимоотношениях хоккеистов из сильнейших команд мира. Сейчас все просто. Выходят на лед в разных сборных игроки НХЛ, прекрасно знающие друг друга, бьются нещадно, порой до крови. Но сразу после матча общаются, что-то обсуждают. Нет языкового барьера, это важно. Потом, отношение к делу профессиональное — мало кто смешивает ныне хоккей и политику, хотя, конечно, престижно быть первым. В общем, сейчас зря говорят, что, например, чехи относятся к россиянам с ненавистью. Не может этого быть, когда в недавнем чемпионате России выступало немало хоккеистов этой страны, в том числе и Ягр, имеющий № 68, показывающий его отношение к событиям 1968 года. Наверное, это его гражданская позиция, не касавшаяся прекрасных отношений с хоккеистами омского «Авангарда», в котором он был лидером, играл с полной отдачей. В мое время у Третьяка были теплые отношения с некоторыми чешскими игроками.

Какие-то трения, если не считать конца шестидесятых годов, в наших контактах с чехами были, пожалуй, точечными. Ну, не нравились мы Голонке, и он, забросив шайбу, изображал восторг. А однажды со злости, как я уже говорил, запустил шайбу в Тарасова, поняв, к чему тот нас призывает. Конечно, Анатолий Владимирович с его эмоциональностью кричал: «Вперед, бейте их!» — но имел в виду только игру.

Весьма уважительно относились к нам шведы. Они были и остаются истинными рыцарями хоккея, никогда не идут на компромиссы. Свидетельством тому несколько чемпионатов мира, на которых «Тре крунур», уже потеряв шансы на «золото», наносила роковое поражение чехословацкой команде. Интересно, что, встречаясь с нами уже после завершения карьеры, например, на каком-то чемпионате мира, они всегда подходят, улыбаются, дружески жмут руки. Однажды короткое свидание было у меня с Ульфом Стернером. Он прямо бросился ко мне, задал через переводчика несколько вопросов, пожелал удачи и здоровья. Шведы, наверное, все такие. Тот же Хольмквист, Свен Юханссон «Тумба», который с партнерами по тройке помог Виктору Якушеву, у которого были проблемы с ногой. Якушеву в Швеции сделали операцию, и он смог спокойно ходить без палочки.

А у нас? Мне рассказывали, что, когда Якушев болел, жил он на пятом этаже дома без лифта. К кому только не обращалась жена Виктора Прохоровича с просьбой дать новое жилье. По-моему, так ничего и не получилось.

Вот игрок, приносивший стране великие победы. Его судьба подчеркивает отношение к ветеранам в целом. Сейчас уже есть неплохие стипендии для олимпийских чемпионов. А как быть тем, кто только чемпионаты СССР выигрывал? То есть вопрос о пенсионном обеспечении спортсменов по-прежнему актуален и требует решения.

Игра в сборной помогла мне максимально расширить кругозор, приобрести знания о мире, укладе жизни в разных странах, о поведении болельщиков. Мне посчастливилось побывать во многих хоккейных государствах, на разных континентах. Я имел счастье встречаться со звездами, осознать, каково значение хоккея. Собственно, из обоймы после завершения карьеры не выпал. Как главный тренер сборной в девяностые годы и совсем недавно, в начале XXI века, находился в гуще международных событий. Как я уже говорил, нет смысла проводить параллели между прошлым и нынешним. По мне — все было и есть замечательно, если ты живешь хоккеем.

Великое противостояние

Особое место в жизни любого хоккеиста сборной СССР любого поколения занимают встречи с профессионалами из НХЛ. Они заслуживают отдельного разговора. Тем более что мне посчастливилось играть против клубов и сборной НХЛ в важнейших поединках. Несколько из них можно без малейшего риска назвать эпохальными, определяющими на отдельных этапах развития хоккея.

Мои встречи с заокеанским хоккеем НХЛ и ВХА пришлись на семидесятые годы. Безусловно, контакты с канадскими клубами у нас были и до 1972 года. Еще в 1954 году команда СССР обыграла сборную Канады на чемпионате мира и завоевала золотые медали, а в 1956-м добавила к ним и высшие олимпийские награды. Но оценить соотношение сил было практически невозможно, поскольку играли наши хоккеисты против различных любительских клубов представителей родоначальников хоккея. И в мое время перевес в поединках с канадцами на Олимпиадах или мировых первенствах был на стороне советских хоккеистов. Но опять-таки встречались советские мастера на Олимпиадах с любителями. А профи начали играть на чемпионатах мира ближе к восьмидесятым годам, и их в составах сборной Канады при мне было немного. Как известно, из игроков НХЛ на чемпионатах мира до 1977 года выступали считанные единицы профи. Болельщики запомнили только защитников Джека Боунесса и Карла Бревера. Затем, конечно, их стало больше, я играл против Фила Эспозито, Марселя Дионна, Жана Проново. А с восьмидесятых годов в команде «Кленовых листьев» профессионалов, как известно, было и остается много.

К тому же канадцы — в конце шестидесятых годов, как говорилось ранее, — отказались играть на чемпионатах мира. И выступали наши хоккеисты в ежегодных новогодних турне за океаном с любительскими командами. Ничем, кроме жесткой игры, они и не запомнились.

Чуть что, соперники потасовки затевали. Однажды, когда в какой-то встрече в драку втянули Валерия Васильева и Александра Гусева, ко мне неожиданно подкатил канадец, сбросил перчатки и занял бойцовскую стойку. Я смотрю, да он негр, удивился. Жалко мне стало его бить. Стою спокойно. И он стоит и не знает, что делать. В общем, разошлись с миром.

Так что интерес друг к другу у нас с профессионалами имелся. Соперники наши были весьма амбициозными. Поэтому к началу семидесятых годов канадцы стремились к поединкам с советскими хоккеистами на высшем уровне.

Встреча с профессионалами из НХЛ была мечтой Аркадия Ивановича Чернышева и Анатолия Владимировича Тарасова. Последний на этот счет беседовал с президентом НХЛ Джоном Зиглером еще в 1968 году. Но убедить в том, что серия СССР — НХЛ не так страшна, как ее малюют, спорткомитет СССР и ЦК КПСС было сложно. Проходило много различных совещаний, информация о которых доходила и до нашей страны. Все время возникали какие-то сложности. За океаном, казалось, проблем не было.

Но у нас тогда не знали, что и НХЛ согласиться на серию было не просто. Ее президент Джон Зиглер мог спокойно высказаться за проведение серии. Но ему требовалось, поскольку НХЛ была коммерческим предприятием, подумать о финансовой стороне вопроса. Зиглер понимал, что прибыли должны быть солидные. Ему, кстати, было выгодно, чтобы все игры прошли в США, но американцев тогда в Лиге почти не было. Поэтому Зиглер не имел права не учитывать пожелания канадских хоккеистов, согласие каждого играть было личным делом. В связи с чем он направил всем игрокам письма с вопросом, готовы ли они выступить против русских, предложив по тем временам солидный гонорар — по 5 тысяч долларов.

Для сравнения скажем, что за матчи в Канаде мы получили по 300 долларов, а в Москве — по 700 рублей. Однако в тот момент речь о деньгах была все-таки второстепенной — для советских хоккеистов и, думается, для канадцев. Согласие означало спор, который надо выигрывать. К слову, Зиглер включил «на всякий случай» в письма фразу о том, что «русские вас боятся». В общем, на уточнение деталей понадобилось немало времени. Тем не менее надо было как-то определяться, чья школа лучше. И договор о проведении серии состоялся.

За океаном в подготовку сборной включилась вся страна, в том числе и премьер-министр Пьер Трюдо. В общем, подход был государственный, как, впрочем, и у нас. Общественность требовала присутствия в составе Бобби Халла, который из НХЛ перешел в ВХА (Всемирную хоккейную ассоциацию). Но боссов Лиги уломать не удалось, готовились к матчам с нами только игроки НХЛ. Тренеры Гарри Синден и Джон Фергюсон пригласили на сборы 35 человек. Среди канадцев были блестящие мастера: вратари — Кен Драйден и Тони Эспозито, защитники — Брэд Парк, Ги Лапойнт, Серж Савар, Пэт Степлтон, нападающие — Фил Эспозито, Фрэнк и Питер Маховличи, Бобби Кларк, Пол Хендерсон, Жан Раттель, Род Жильбер. Собственно, в команде были собраны самые лучшие. Канадцы жалели только об отсутствии легендарного защитника Бобби Орра, не сумевшего сыграть из-за травмы. Правда, их тренер Гарри Синден — он, кстати, был и наставником клуба «Бостон Брюинз» — надеялся, что Орр будет в строю к московским матчам серии. Однако врачи играть ему запретили.

Нас было 28. Тройки Борис Михайлов — Владимир Петров — Юрий Блинов, Евгений Зимин — Владимир Шадрин — Александр Якушев, Александр Бодунов — Вячеслав Анисин — Юрий Лебедев были наиграны в клубах, Владимир Викулов — Александр Мальцев — Валерий Харламов выступали вместе на чемпионате мира 1972 года. Безусловно, были готовы органично вписаться в состав великий форвард Вячеслав Иванович Старшинов, боец до мозга костей Евгений Мишаков. Мы верили в силу нашей обороны, в легендарных мастеров Виктора Григорьевича Кузькина, капитана сборной СССР, и несокрушимого Александра Павловича Рагулина, в молодого и талантливого Владика Третьяка.

Естественно, ездили посмотреть на соперников и разведчики — в Торонто побывали Аркадий Чернышев и Борис Кулагин, в Москву приезжали Джон Маклеллан и Боб Дэвидсон из клуба «Мейпл Ливз». Наши тренеры, подчеркивая, так сказать, упрощенные способы работы в учебно-тренировочном процессе профессионалов, тем не менее отзывались о предстоящих соперниках с уважением и говорили нам о том, насколько сильны канадцы. И мы под руководством новых тренеров — Всеволода Боброва и Бориса Кулагина — настойчиво готовились к серьезным матчам.

Особенно на тему НХЛ не распространялись, Бобров лишь однажды сказал: мол, нечего их бояться, такие же, как мы, живые люди. В хоккей играть умеют — это точно, но особо подчеркнул, что и мы не лыком шиты.

В Канаде же общий тон был иным. Профессионалам, приезжавшим в СССР, не понравилась наша тактическая схема, и они заявили, что обязаны выиграть у русских все восемь матчей.

При всем том, что встречи эти имели определенную политическую окраску, встречались, как говорят, «Восток» и «Запад», для хоккеистов, болельщиков Советского Союза основополагающим был все же спортивный принцип. В Советском Союзе привыкли к тому, что наша сборная сильнейшая в мире, руководство НХЛ считало свои клубы выдающимися по мастерству. И, естественно, полагало, что сборная НХЛ — это, как у нас говорят сейчас, команда мечты. Собственно, боссы НХЛ, североамериканские поклонники хоккея были недалеки от истины. Действительно, большинство из тех хоккеистов, с которыми нашим мастерам предстояло встретиться, были звездами.

Как уже говорилось, советские хоккеисты играли до этого с канадцами много раз, но это были любительские команды. Среди тех, против кого затем игрокам сборной СССР пришлось выступать, был, пожалуй, лишь Кен Драйден, он к 1972 году стал известным вратарем НХЛ. И участвовал в серии.

То есть проводить какие-то сравнения не было смысла. Надо только обязательно подчеркнуть, что хоккеисты сборной НХЛ были на порядок выше, чем те, с которыми мы встречались ранее. Североамериканская пресса и специалисты называли команду НХЛ выдающейся. И были уверены, что она обязана только побеждать.

Наверное, подобная точка зрения сложилась в силу сложившейся годами традиции считать НХЛ и ее клубы неповторимыми, а нас, несмотря на олимпийские победы, золотые медали чемпионатов мира, соперниками не считали. Канадцы просто не могли предположить, что кто-то сможет не только играть с ними на равных, но и побеждать.

Упрекать канадцев в шапкозакидательских настроениях было бы несправедливо. В Канаде хоккей был и остается не только самым популярным видом спорта. Он считается неотъемлемой частью жизни почти всех жителей страны. Канадцы не мыслят себя без хоккея. У них тысячи катков, детских спортивных школ, много различных лиг. Посещения хоккея — праздник. Мне, например, приходилось видеть, как в Торонто на матч молодежных команд собралось десять тысяч зрителей.

Если же говорить о высшем мастерстве, то профессионалы не показались мне какими-то фантастическими личностями. Во время пребывания на новогодних турне несколько раз мы ходили смотреть матчи НХЛ. Да, производили впечатление силовая борьба, мощные броски, хорошее катание. Но не понравились длинные паузы, мы обратили внимание и на слишком простую, по нашим понятиям, манеру игры. Поэтому я был и остаюсь уверенным в том, что наши тренеры лучшие в мире. И именно они создали самую красивую и мощную школу советского хоккея.

Безусловно, основываясь только на визуальных впечатлениях, составить картину истинного лица НХЛ было невозможно. Это можно было сделать только после очных поединков.

Серии СССР — НХЛ за океаном придавали огромное значение. И организаторы обставили все по высшему разряду. Встречать советскую делегацию приехали официальные лица Лиги, для команды предоставили два комфортабельных автобуса и шесть «Кадиллаков». Естественно, мы, привыкшие к отечественному ненавязчивому сервису, втиснулись в один автобус. Провезли нас по городу, показали нью-йоркские небоскребы. Потом, перед стартовым матчем, так, впрочем, было всегда, автобус вкатился в подтрибунное помещение — прямо к раздевалке. Пошли посмотреть, что за дворец, увидели зал, в котором проходило цирковое представление. В общем, голова кругом пошла. Вообще организация серии была замечательной. Полагаю, что это было делом чести НХЛ, Канады, США в целом, тех городов, где мы играли. И это заслуживает уважения.

У меня нет желания скептически относиться к тому, что было и есть у нас для развития хоккея, но могу сказать точно — в отношении к нему, создании условий, популярности мы за ними, наверное, никогда не угонимся. Конечно, и у нас в группах подготовки при командах мастеров, в спортивных школах сделано немало. Но настоящие хоккейные центры в России — это точки на карте. А в Канаде в каждом местечке есть искусственные катки, где обучают хоккею. Когда-то в СССР был лозунг «От массовости — к мастерству». Так вот, он к Канаде имеет самое непосредственное отношение.

2 сентября 1972 года. Перед матчем с нами встретился руководитель советской делегации Рогульский и заявил, что наша первостепенная задача — крупно не проиграть. К такому заданию никто из нас не привык. Точнее, случилось это с каждым из нас в первый раз в жизни. И неверие в нас в некоторой степени отложило отпечаток на первые минуты встречи в монреальском «Форуме».

Канадцы намеревались поставить советских хоккеистов на место сразу. Они заиграли в высочайшем темпе. И уже через 16 секунд после вбрасывания Фил Эспозито, форвард, который как раз много говорил о том, что встречи с нами станут для канадцев легкой прогулкой, открыл счет. На 7-й минуте канадцы после броска Пола Хендерсона повели 2:0. Заброшены шайбы были в классическом канадском стиле: первый гол — на добивании, а второй после вбрасывания, которое выиграл Кларк, и мгновенного броска.

Позднее все мы поняли, что канадцы повели в счете во многом из-за наших ошибок. Но в тот момент я, сидя в интервалах на скамейке, видел, как нервничают ребята, да и сам, откровенно говоря, подумал, что они нас вот-вот «понесут». Но, во-первых, не растерялся Всеволод Михайлович Бобров, сказавший: «Успокойтесь, играйте, как умеете». Легко сказать! Канадцы были в восторге, они упивались своим преимуществом, снисходительно улыбались, под сводами дворца в паузах звучали похоронные мелодии.

Тем не менее нам удалось войти в игру. И Евгений Зимин забросил историческую шайбу в ворота Драйдена. А ближе к концу первого периода, когда мы играли в меньшинстве (удалили Александра Рагулина), нам удалась контратака: я перехватил шайбу, и мы вдвоем с Петровым умчались к воротам канадцев. Мой бросок Кен Драйден парировал, но Володя удачно сыграл на добивании.

Уже позже я понял, что это был ключевой момент матча. Канадцы были потрясены тем, что какие-то русские играют с ними на равных. Собственно, ничего особенного на площадке не происходило. Мы старались хорошо двигаться, искать партнеров, грамотно действовавших без шайбы, то есть — заиграли в комбинационном ключе. И канадцы за нами не поспевали. Во втором периоде Харламов после передач Мальцева провел две шайбы. В первом случае он легко обыграл на скорости двух канадцев, красивый получился гол!

Все это было воспринято соперниками и их поклонниками как катастрофа. Канадцы потеряли концентрацию. Никто не мог ожидать, что, например, «развалится» такое звездное звено, как Айвэн Курнуайе — Фил Эспозито — Фрэнк Маховлич. Но если бы они и другие асы хоккея НХЛ были в порядке, то кардинально ничего бы не изменили. Нас остановить было невозможно. И в перерыве Бобров, понимая, что все идет как по маслу, просто чуть подзадорил нас, сказав: «Вы умеете играть, не они, вы их учите».

Дело закончилось разгромом профессионалов — 7:3 в нашу пользу. Мне посчастливилось поучаствовать в этом вещественным способом — забросил пятую шайбу. Канадцы, даже не пожав нам рук, тихо отправились в раздевалку. Потом они извинились, сказав, что у них это не принято. Хоккеистов можно было понять.

Позднее в своей книге «Хоккей на высшем уровне» Кен Драйден написал об этом матче так: «Все было подготовлено для великого торжества канадского хоккея. Но приехали русские и все испортили, показав 60 минут такой игры, какая нам никогда не снилась. Они победили нас заслуженно». А один из руководителей НХЛ назвал этот матч «Трагедией века».

После этого, перед второй встречей в Торонто, изменилась точка зрения у руководства Госкомспорта. Рогульский заявил, что от команды ждут только победы. Легко сказать! Все же прекрасно понимали, что канадцы — бойцы и отменные мастера. Они сумели пережить провал и в Торонто играли более грамотно, с максимальной отдачей. Отнеслись к советским хоккеистам, как к самым грозным соперникам. Канадцы смогли сконцентрироваться, Гарри Синден произвел серьезные изменения в составе. И если учесть, что мастерства им было не занимать, они сумели навязать сборной СССР свою игру, плотную, жесткую, предельно аккуратно действовали в обороне и атаковали самоотверженно, напористо, используя свои лучшие качества.

Сейчас, вспоминая об этом матче и серии в целом, я бы хотел подчеркнуть, что встречались, действительно, две самые сильные команды мира.

Исход второго поединка во многом решился во втором периоде, когда канадцы играли в меньшинстве. Питер Маховлич с подачи Эспозито забросил нам шайбу, и хозяева повели 3:1. Их перевес в счете, конечно, не был внушительным. Однако если отталкиваться от построения игры сборной НХЛ, то отыграть две шайбы было сложно. Канадцы не «лазили» вперед всеми пятерками, а сумели сыграть дисциплинированно. К тому же у них, умельцев по выигрышу вбрасывания, было больше возможностей для развития атаки. Нам же приходилось заниматься этим чаще всего после потери ими шайбы в ходе встречи.

То есть организовать атаки было нелегко. Канадцы начинали обороняться в мгновение ока, мешая нам создавать моменты. Кроме того, они действовали жестко. В итоге — 1:4. Сборная НХЛ заслужила победу. Но не с перевесом в три шайбы. При качественном судействе канадцам пришлось бы не десять, а минимум минут двадцать сидеть на скамейке штрафников. И это могло в определенной мере повлиять на характер игры. Наши руководители после матча высказали претензии к судьям. Но кто их слушал?

Перед третьим матчем уже Всеволод Михайлович изменил состав сборной СССР. Он выпустил на лед звено Вячеслава Анисина, мы играли в шесть защитников — остались в резерве Александр Рагулин, Юрий Ляпкин и Евгений Паладьев, вышли на лед Валерий Васильев и Юрий Шаталов. Встреча в Виннипеге развивалась, как и в Торонто. Канадцы словно ураган понеслись на наши ворота и к концу второй минуты открыли счет. Но довольно быстро, причем при игре в меньшинстве, Владимир Петров забросил ответную шайбу. Тем не менее канадцы, пожалуй, и не обратили на это внимания. Они играли достаточно быстро в атаке, цепко в обороне. Наверное, у них был чуть выше коэффициент полезного действия. Они старались выжимать максимум из каждого момента. И забивали. К пятой минуте второго периода мы проигрывали 1:3. Удачно сыграло звено Фила Эспозито. Одну шайбу он забросил сам, а вторую с его паса провел Жан-Поль Паризе. Но нам опять удалось сократить разрыв в меньшинстве — последовал коронный советский первый пас, его сделал Цыганков, и Харламов, убежав к воротам хозяев, не промахнулся — 2:3. Затем, увы, разрыв восстановил Хендерсон.

Но тут на авансцену вышло звено «Крыльев Советов», которое ранее в полном составе в сборной СССР не использовалось. Их включение в состав не все восприняли с энтузиазмом, но Бобров сказал, что им надо в этих матчах поучиться. И вот в том же втором периоде с интервалом в 3 минуты и 29 секунд Лебедев и Бодунов сравняли счет — 4:4.

А в последней трети матча, как мне показалось, не хотели рисковать ни мы, ни они. Моменты, конечно, были, но классно сыграли вратари — Владислав Третьяк и Тони Эспозито (кстати, он и Кен Драйден по соглашению с НХЛ проводили по четыре встречи). Тем не менее все-таки было немножко обидно. Ведь за считанные секунды один на один с вратарем канадцев вышел Саша Мальцев, все он сделал правильно, но голкипер вытащил «мертвую» шайбу. Однако, если судить объективно, мы дважды уступали в две шайбы, и ничья при таком раскладе — результат хороший. В общем, огорчаться больше следовало канадцам.

Но они волосы на себе, как после игры в Монреале, не рвали, поняли, что соперник опаснейший. В прессе уделяли сборной СССР немало внимания, оценивая нашу игру положительно.

Тогда, в Канаде, со мной, Харламовым и Петровым произошел на редкость неожиданный по тем временам случай. Переводчик Сева Кукушкин сказал, что с нами хочет поговорить один из хозяев «Торонто». Мы встретились, и он предложил нам миллион долларов, если тройка в полном составе согласится играть в «Торонто». Мы переглянулись, а потом ребята говорят: ты старший, вот и отвечай, Я поблагодарил канадца за приглашение и, естественно, отказался, подчеркнув, что мы советские миллионеры, нам и дома хорошо Я сказал это искренне, а не потому, что за нашими спинами стоял человек, отвечавший за безопасность сборной СССР. Потом подобные предложения канадцы делали почти всем нашим ребятам — Владику Третьяку, Саше Якушеву, Жене Зимину, Саше Мальцеву.

Перед последним матчем канадцы поставили на кон, как говорится, все. Гарри Синден заменил восемь игроков. Но, наверное, это было ошибкой. Очевидно, что в трех матчах у канадцев наладились связи. Но не тренерские просчеты, а класс сборной СССР решил исход встречи.

До сих пор помню, как в первом периоде я дважды при игре в большинстве забросил шайбу в ворота Драйдена после пасов Владимиров — Лутченко и Петрова. Во втором периоде отличился Юрий Блинов, правда, канадцам удавалось сократить разрыв до минимума. Но при счете 5:2 они, пожалуй, потеряли веру в себя. И гол Денни Халла за 22 секунды до конца матча скорее стечение обстоятельств, а не следствие определенного давления на сборную СССР.

Безусловно, тем, что советские хоккеисты выиграли первую половину серии, были удовлетворены все. Болельщики, люди из ЦК КПСС и Госкомспорта находились в приподнятом состоянии. Борис Павлович Кулагин, подводя итоги матчей в Канаде, говорил, что если мы сумеем навязать им свою игру, вряд ли канадцы выдержат напряжение высочайшего темпа. Кроме того, канадцы должны были решить вопрос о том, как разобраться с нашим первым пасом, они не успевали перекрывать игрока, его отдававшего. Но хоккеисты, Всеволод Михайлович ни на секунду не сомневались, что в Москве нас ждут еще более сложные матчи. Так оно и вышло.

22 сентября советские и канадские хоккеисты вышли на лед Дворца спорта в Лужниках. Настраивались на игру по максимуму. Впрочем, в то время все матчи, как говорили хоккеисты, были «последними», надо было выиграть именно сегодня. Безусловно, это относится и канадцам с их победной мотивацией. И они начали встречу просто мощно. Нет, они нас не смяли, но, что называется, дорожили моментом.

В общем, после второго периода они вели 3:0. Причем по делу. Канадцы активно играли без шайбы, сумели наладить игру в пас, о чем свидетельствует первая шайба, заброшенная Жан-Полем Паризе после трехходовой комбинации. И, конечно, удачно использовали свои фирменные качества. Бобби Кларк смело пошел на ворота и буквально пропихнул шайбу в сетку, затем Пол Хендерсон, после того как шайбу парировал Третьяк, первым успел на добивание.

Наши болельщики и, главное, спортивные боссы, находились в стрессовом состоянии. Но мы не были надломлены, хотя и допустили массу ошибок. Не получилась сразу игра и в третьем периоде. На гол Юрия Блинова ответил Пол Хендерсон. При счете 4:1 канадцы были уверены в победе. Но на 49-й минуте мы нанесли им нокаутирующий удар — с интервалом в 8 секунд Вячеслав Анисин и Владимир Шадрин провели два гола, затем бросает Александр Гусев — и шайба, отскочив от клюшки канадского защитника, влетает в сетку ворот Тони Эспозито. И, наконец, Владимир Викулов с передачи Валерия Харламова выводит нас вперед — 5:4. За 5 минут и 41 секунду мы забросили канадцам четыре шайбы.

Эта победа, как посчитали многие, должна была сломить канадцев. Но я знал, что они будут яростно биться до конца.

В следующем матче мы имели преимущество, атаковали весь первый период, во втором открыли счет. Но Деннис Халл вскоре забросил ответную шайбу. И у нас на какой-то момент неожиданно «сломалась» игра. Канадцы повели 3:1. Как писали потом СМИ, это была вспышка молнии. И в том же втором периоде одну шайбу отыграл Александр Якушев. Потом до конца матча мы атаковали, и канадские хоккеисты, не справляясь со скоростями наших ребят, нарушали правила, спорили с арбитрами — Фил Эспозито за разговоры получил 5 минут штрафа. Мы, как я видел, забросили шайбу, после того как Валерий Харламов подправил ее в сетку с передачи Александра Якушева. Но судьи, наверное, не заметили, как она отскочила от сетки и попала в ловушку к Драйдену. Могли сравнять счет и даже выиграть, однако надо отдать должное канадцам, которые в основном мешали нам играть в течение всего третьего периода.

Седьмая встреча прошла в интересной, равной борьбе. Мы дважды уступали шайбу, сравнивали счет. Но не учли одной важной вещи — особого настроя канадцев на последние минуты игры. В этом, собственно, нет ничего неожиданного. В последнем выходе на лед перед отдыхом или концом матча они работают, как говорится, на износ. И за 2 минуты до финальной сирены Пол Хендерсон забросил решающую шайбу — 2:3. Произошло это, когда на льду находилось по четыре полевых игрока, и надо было играть внимательно и аккуратно, особенно против канадцев. Удалили меня и Гарри Бергмана, который, по-моему, умышленно затеял потасовку, рассчитывая на обоюдное удаление.

Счет в серии стал равным. И все решалось в восьмом матче. Начался он замечательно — Александр Якушев на 4-й минуте реализовал лишнего, и тут же цирк на льду устраивает вся канадская сборная. Все началось с удаления Жан-Поля Паризе за грубую игру. Он сразу обругал судей и получил еще 10 минут, а затем стал размахивать клюшкой, как саблей, под носом у судей, которые, естественно, отправили его в раздевалку. Тут канадцы начали бросать на лед полотенца, перчатки, клюшки. Мы же спокойно ждали, чем кончится это представление. Конечно, канадцы не потеряли контроль над собой, а пытались оказать психологическое давление на соперников и судей. После небольшой остановки игры они вышли на лед и играли вполне прилично, но грубо. Они, что соответствует духу канадцев, хотели не переиграть, а сломать сборную СССР.

Так оно и есть на самом деле, поскольку мне не раз приходилось сталкиваться с подобным приемом в исполнении родоначальников хоккея — на клубном уровне и в сборной. Но это было еще не все. В третьем периоде выскочил к борту один из канадских боссов Иглсон, он прорвался сквозь милиционеров, и его, как героя, на руках перенесли на скамейку игроки сборной Канады. А между этими эпизодами канадцы продолжали совсем неплохо играть. И, увы, в третьем периоде, когда мы вели 5:3, показали, на что способны в атаке.

От нас, собственно, требовалось не пропустить шайбу в течение первых минут, когда канадцы предпринимают, если хотите, психические атаки, но мы не справились с Филом Эспозито, он прекрасно сыграл на пятачке: сумел остановить шайбу рукой и затем переправить ее в сетку. И тут они понеслись вперед. Сравняли счет, а мы свои моменты не использовали. А за 34 секунды до конца, когда наши нервы были накалены до предела, решающую шайбу забросил Пол Хендерсон. Так они максимально использовали свои фирменные качества.

Специалисты много думали об этих встречах, старались вникнуть буквально во все. Канадцы в определенной мере превосходили нас в силовых единоборствах, в бросках, они ловко действовали в борьбе у бортов, на пятачке. У них игра вообще была построена с прицелом на ворота. В большинстве случаев атаки начинались и заканчивались бросками. И сейчас, когда канадцы стали куда более грамотными тактически, они не забывают об этом. Мы же превосходили их в темпе, были гибче в командной игре. Потом и у советских мастеров, как, к слову, и у канадцев, была прекрасная техника владения шайбой. Но наши играли в пас, они же грешили индивидуальными действиями.

В общем, канадцы были раздражены, когда хоккеисты сборной СССР на высокой скорости показывали неординарную командную игру. Они не успевали разобраться в наших намерениях. В этом было преимущество сборной СССР.

Надо вспомнить и еще об одной важной детали. До начала серии казалось, что минус канадцев заключается, в частности, в формировании сборной. У нас привыкли к клубному принципу. А в распоряжении Гарри Синдена была всего одна готовая тройка: Род Жильбер, Жан Раттель и Вик Хэдфилд из «Нью-Йорк Рейнджерс».

Однако в СССР тогда не все вполне четко представляли, что в Канаде есть выработанный десятилетиями фирменный стиль игры, предусматривающий использование разных вариантов звеньев в каждом матче. Например, в какой-то тройке выпадает центрфорвард — и тут же на его место выходит другой нападающий. Или вообще состав тасуется, и команда переходит с целью усиления на игру в две пятерки. И все получалось замечательно. Собственно, и у нас в стране использовали игру в два звена, но выпускали в решающие минуты звенья, наигранные иногда годами, а не формировали их из общего числа хоккеистов.

Так вот, Гарри Синден ближе к старту серии сформировал несколько вариантов звеньев отнюдь не спонтанно. В одной тройке он собрал звезд — Фила Эспозито с крайними нападающими из «Монреаля» Айвеном Курнуайе и Фрэнком Маховличем. По ситуации рассматривался вариант звена с Филом Эспозито и парой «рабочих лошадок» — Уэйном Кэшменом и Жан-Полем Паризе. И второе сочетание доставило нам немало неприятностей. Как и связка Бобби Кларк — Пол Хендерсон, с которыми играл Рон Эллис. К тому же легко вписывались в любые звенья другие форварды — Питер Маховлич, Ред Беренсон, Майк Рэдмонт. И, безусловно, надо подчеркнуть высокий класс канадцев в целом.

Приятно, что нам удалось развеять миф об их превосходстве над остальным миром. Более того, мне кажется, что только в звездном составе сборная Канады могла играть с нами на равных. Если бы канадцы собрали, скажем, вторую сборную, то нам было бы легче, поскольку наша игра в целом более сбалансированная, быстрая, и просто добротные игроки с нею вряд ли бы справились. Наверное, это относится и к советскому хоккею. Ведь звезд никогда не бывает много.

Это были незабываемые встречи, в которых сборная СССР показала миру, на что она способна. Произошло, в общем, не только столкновение школ, но и взаимное проникновение в них. Канадцы были и остаются приверженцами своего стиля, который все-таки изменился в сторону гибкости и слаженности с приходом в НХЛ большой группы замечательных европейских мастеров. Собственно, если не считать великого Марио Лемье, то к концу XX века, пожалуй, самыми яркими звездами в НХЛ были, кроме небольшой группы канадцев и американцев, хоккеисты Старого Света — Яромир Ягр, Сергей Федоров, Петер Форсберг, Павел Буре, Александр Могильный, Сергей Зубов. Они и многие другие классные игроки не случайно оказались за океаном. НХЛ не могла останавливаться в развитии, ей требовался прилив свежей крови. И это, несмотря на внутренние проблемы, локауты, позволяет НХЛ оставаться ведущей и самой привлекательной на планете.

На историческом матче 2 сентября в монреальском дворце «Форум» присутствовало более 18 тысяч зрителей. И по ТВ следили за ним сто миллионов болельщиков СССР, несколько миллионов в Европе и двадцать пять миллионов канадцев и американцев.

Мы были безмерно рады успеху, благодарны Всеволоду Боброву, но не забыли наших многолетних наставников Аркадия Чернышева и Анатолия Тарасова, которые «пробивали» окно в Канаду. Незадолго до серии, как уже отмечалось, они ушли из сборной. Произошло это сразу после Олимпиады72. Причем весьма неожиданно. На сей счет ходит много разных слухов. Во всяком случае, не сомневаюсь, что маститые тренеры не опасались встреч с профессионалами. Была какая-то другая причина, которая, при обилии версий, наверное, останется тайной.

После серии 1972 года наши пути с канадцами не пересекались. И они, наверное, не желая оставаться в полной изоляции от хоккейного мира, искали новые варианты для встречи с советскими мастерами, поскольку прямые контакты имели колоссальное значение во всех отношениях.

Так родилась идея проведения осенью 1974 года серии из восьми матчей между сборными СССР и ВХА. Очевидно, что канадские и американские болельщики, да и некоторые специалисты не считали предстоящие поединки суперсерией, как со сборной НХЛ. Действительно, ВХА не могла сравниться с НХЛ, но это была чрезвычайно крепкая Лига. И хотя к концу семидесятых она распалась, след о себе оставила навсегда. Такие клубы, как «Виннипег Джетс», «Квебек Нордикс», «Эдмонтон Ойлерз», не просто дополнили НХЛ. «Эдмонтон», в котором еще в ВХА начал играть Уэйн Гретцки, стал пятикратным обладателем Кубка Стэнли. На базе «Нордикс» был создан клуб «Колорадо Эвеланш», он также выигрывал этот почетный трофей и сегодня один из сильнейших в НХЛ. В ВХА играло немало блестящих мастеров — Джерри Чиверс, Гэри Роберте, Пэт Степлтон, Марк Тардифф, Жан-Клод Трамбле, Фрэнк Маховлич, конечно, Бобби Халл и Горди Хоу, Пол Хендерсон, шестикратный обладатель Кубка Стэнли Ральф Бекстрем, Серж Бернье, обидчик сборной СССР. Интересно отметить, что ВХА активно работала на европейском рынке, в ее клубах были шведы Андерс Хедберг, Томми Абрахамссон, Дан Лаабратен, Кент и Ульф Нильссоны, чех Вацлав Недомански, финны Вели-Пека Кеттола, Пека Раутакаллио, Хейки Риихиранта — все прекрасные мастера.

И совершенно справедливо не так давно еженедельник «Весь хоккей» обратил внимание на эту серию, в частности, привел выдержку из материала в еженедельнике «Хоки ньюс». В нем было сказано: «Команда Канады 1974 года, составленная из игроков ВХА, не имела столько звезд, как энхаэловская дружина в 1972-м, но сражалась она с «Красной машиной» достойно. Несмотря на поражение, «Кленовые листья» продемонстрировали, что ВХА — вполне конкурентноспособная лига».

Несмотря на то что за океаном к выступлению сборной ВХА относились скептически, кое-кто предрекал ей поражение во всех восьми матчах, недооценивать эту команду было легкомысленно. Наши хоккеисты представляли себе, сколь высоко мастерство сборной ВХА. В общем, это была команда, составленная из бывших игроков НХЛ, в том числе и звезд, которые, по нашим меркам, считались ветеранами — Бекстрему было 37 лет, Халлу — 35, Чиверсу — 34, пятикратному обладателю Кубка Стэнли Трамбле — 35, Хоу — 45! Но принимать это во внимание не стоило.

Хорошо узнав заокеанский профессиональный хоккей, я пришел к выводу, что возраст в нем не имеет никакого значения. Главное — уровень игры. И было немало случаев, когда с 35-40-летними хоккеистами заключали контракты на год-два, рассчитывая на то, что их уровень и опыт помогут достичь высоких результатов. За примерами далеко ходить не надо. Наш Игорь Ларионов в 34 года заключил контракт с клубом «Детройт Ред Уингз», играл в нем до сорока с лишним, дважды завоевал Кубок Стэнли. Так вот, забегая вперед, скажу, что именно ветераны ВХА сыграли лучше своих партнеров. Халл набрал 9 очков по системе гол+пас (7+2). Бекстрем — 8 (4+4) и Горди Хоу — 7 (3+4), у защитника Трамбле 5 очков (1+4). У нас лучшим по этим показателям был Харламов — 8 (2+6), по семь очков набрали я (4+3) и Саша Якушев (5+2). Этот фактор показывает, что не было у сборной СССР огромного перевеса, просто у нас выше оказалась сумма мастерства, более сбалансированным и ровным был состав.

Надо было учитывать и тот факт, что тренером сборной ВХА стал Билл Харрис, известный в прошлом игрок НХЛ. Он работал в 1972 году со сборной Швеции, которая, уступая команде СССР 1:3 на Олимпиаде, сумела сравнять счет. Харрис представлял себе, какова советская сборная. И избрал верную тактику игры против нас, уделив особое внимание действиям в обороне. У канадцев не было никаких шапкозакидательских настроений. Наоборот, они были предельно осторожными, собранными и, как это присуще им, удачно играли в завершении атак. В общем, хорошо, что мы настраивались на матчи столь же серьезно, как и с командой НХЛ.

После чемпионата мира 1974 года, несмотря на победу, пришлось уйти в отставку при содействии партийных органов Всеволоду Боброву. Никого не удивило, что его пост занял Борис Кулагин, тогда главный тренер «Крыльев Советов», выигравших чемпионат СССР. Помогали ему Константин Локтев, пришедший на смену Анатолию Тарасову в ЦСКА, и Владимир Юрзинов.

На этот период у нас была сильная команда. Ушли звезды шестидесятых, но приобрело прекрасный международный опыт новое поколение. На первую позицию вышла наша тройка, во втором звене играли Александр Мальцев — Владимир Шадрин и Александр Якушев. Естественно, Кулагин включил в сборную Юрия Лебедева, Вячеслава Анисина и Александра Бодунова. Уже поднялись на высокий уровень Сергей Капустин и Виктор Шалимов, опытной была оборона — Валерий Васильев, Александр Гусев, Геннадий Цыганков, Владимир Лутченко, Юрий Ляпкин. Ворота защищал лучший голкипер мира Владислав Третьяк.

Серию нам удалось выиграть: 4 победы, 3 ничьи и единственное поражение.

Первый матч, проходивший в Квебеке, получился на редкость напряженным. Мы вели 3:2. Причем по шайбе забросили Владимир Петров и Валерий Харламов. Однако хоккеисты ВХА ушли от поражения. Помню, гол Валерия был изумительным по красоте и исполнению. Он, как молния, проскочил между Жан-Клодом Трамбле и Пэтом Степлтоном, заставив их своими финтами открыть пространство на пути к воротам, и обыграл Джерри Чиверса.

Зато этот голкипер, сыграв надежно, вернул нам долги во второй встрече, проходившей в Торонто. Канадцы удачно провели первый период, забросив две шайбы. Они не были сильнее, но дорожили моментами, чего не хватало нам. И в итоге мы уступили 1:4. Наверное, счет мог быть иным, сборная СССР вообще имела шансы не проиграть, но уж больно помогал хоккеистам ВХА судья. Например, при счете 1:3 он не засчитал шайбу, заброшенную Петровым.

В Виннипеге нам удалось сравнять счет в серии. Матч получился открытым. Мы много атаковали, превосходя канадцев в скорости и быстроте мышления, зато они опять удачно бросали — 8:5. Мне такой хоккей, в общем, понравился, тем более что я забросил одну шайбу.

В последнем матче за океаном, в Ванкувере, мы с канадцами сыграли вничью — 5:5. Это была какая-то странная встреча.

После первого периода проигрывали 2:5. Это надо было умудриться — пять шайб пропустить. Не вдаваясь в подробности, скажу, что мы ошибались, но надо отдать должное и канадцам, умело нашими просчетами воспользовавшимся. В перерыве, конечно, разговор был серьезным, но Кулагин, понимая, что впереди 40 минут игры, никакого разноса не устроил, это вообще ему не было свойственно. Мы и сами представляли, в какую сложную попали ситуацию. Вышли с желанием отыграться, прибавили в скорости. Но максимум, что смогли, это сравнять счет. И опять одну шайбу забросил я. Канадцы пребывали в угнетенном состоянии. В случае победы они выиграли бы первую половину серии. Это стало бы хорошим ответом людям, которые в ВХА не верили. Тем не менее результат у ВХА оказался лучше, чем два года назад у сборной НХЛ.

Надо сказать, что канадцы отчаянно бились и в Москве. Безусловно, мы имели территориальное преимущество и по игре выглядели слаженнее. Однако умение здорово сыграть фрагментарно помогало канадцам, как говорят боксеры, держать удар. К слову, во всех матчах мы вели в счете, но создать задел прочности удалось лишь в шестом поединке — 5:2. Пятый и восьмой выиграли 3:2. А решающей оказалась седьмая встреча. Канадцы, понимая, что не имеют права даже сыграть вничью, сражались отчаянно. Но случилось именно так — 4:4. Однако они могли и выиграть, если бы судья засчитал шайбу, заброшенную Бобби Халлом вместе с финальной сиреной. Но он этого не сделал, чем навлек на себя гнев канадцев. Считаю, что нам в этом поединке повезло. Счет в серии не сравнялся, повела сборная СССР — 4:2.

В восьмом матче, который, собственно, ничего не решал, Борис Кулагин нас с Владимиром Петровым в состав не включил. Но это не имело принципиального значения. Надо же было и другим поиграть. Встреча получилась сложной. Канадцы стремились красиво хлопнуть дверью, но уступили — 2:3.

Серия оказалась для меня и всего звена удачной. Удалось забросить семь шайб, четыре из них я записал на свой счет. Против первой тройки соперники выставляли сильнейших игроков и не стеснялись в средствах нейтрализации. После второго матча в Москве, выигранного со счетом 5:2, защитник Лей затеял драку с Харламовым, к нему на помощь мгновенно принеслись еще несколько канадцев. Но их остановил Васильев, а то Валерия могли бы вывести из строя. Правда, Лей пришел к советским хоккеистам на тренировку и извинился, сказав, что разозлился из-за поражения, плохого, на его взгляд, судейства. И сорвался.

Сейчас, когда заходит разговор об этих сериях, большинство склонно к тому, чтобы выделить матчи со сборной НХЛ. Ничего не скажешь, это была неповторимая серия, был сделан колоссальный вклад в развитие хоккея. Произошло обогащение двух сильнейших школ. Но и встречи со сборной ВХА нельзя назвать второстепенными. И дело не только в том, что для победы нам пришлось приложить все силы. Для советского хоккея серия 1974 года имела немаловажное значение. Она дала ответ на вопрос, что только звезды НХЛ могут сравниться с русскими хоккеистами, доминировавшими на мировой арене. А если бы, к примеру, удалось тогда организовать матч НХЛ — Европа, то заокеанский хоккей мог получить серьезную пробоину. Я понимал это, считал, что контакты с канадцами могли бы принести нашим удачу. После встреч в 1974 году известный канадский тренер Скотти Боумэн, желая, видимо, скрасить горечь поражения сборной ВХА, хотя она в этом не нуждалась, сказал: «Ответить на вопрос, кто сильнее, мы или русские, можно будет только после встреч на клубном уровне». Я думаю, что он, как бы предвосхищая новые поединки, считал, что клубы НХЛ сильнее наших команд. И престиж заокеанского хоккея они смогут восстановить. В нем в тот момент, пожалуй, взыграло самолюбие. Это замечательно. Но загад не бывает богат, как говорят в России.

В этом североамериканцы убедились в первом противостоянии команд СССР и НХЛ на клубном уровне 1975–1976 годов. У нас тогда в первенстве страны шла острая борьба за золотые медали, за которые отчаянно боролись москвичи — ЦСКА, «Спартак», «Динамо», «Крылья Советов». И любая из этих команд была готова к ответственным международным матчам. Их нельзя назвать товарищескими, поскольку это неуместно. Игры имели огромное значение. На кон было поставлено все, ибо теперь уж окончательно болельщики должны были получить ответ на вопрос, кто сильнее — советские хоккеисты или энхаэловцы, положение которых было предпочтительнее, ведь серия проходила за океаном.

Безусловно, в ЦСКА специально готовились к этим встречам. Мы уже знали, что представляют наши соперники, которые, несмотря на общность стиля, не были близкими родственниками.

28 декабря в стартовом матче встретились с «Нью-Йорк Рейнджерс». Не знаю, почему именно этот клуб выбрали первым нашим соперником. Возможно, считали, что в нем есть игроки, которые во главе с Филом Эспозито готовы без проблем разобраться с нами. Но закончилась встреча со счетом 7:3 в пользу ЦСКА.

Конечно, Эспозито, как мог, старался вывести нас из себя. Во всяком случае, когда при вбрасывании мы оказывались рядом, он все время бил меня клюшкой — по конькам, щиткам и что-то при этом бурчал по-английски, я отвечал тем же самым и кое-что ему по-русски говорил. И мы друг друга понимали. Я чаще выводил Фила из равновесия. Впоследствии в своей книге он так и написал, что у него к Михайлову остался должок. Но это лишь деталь. В Канаде все были разочарованы поражением «Рейнджерс», я узнал от переводчика, что газеты буквально размазали команду по стенке. Если сказать коротко, то мы обыграли «Рейнджерс» за счет движения и комбинационной игры. В общем, этот день навсегда стал трагедией для НХЛ.

Но, конечно, центральным в серии был матч «Монреаль Канадиенз» — ЦСКА. Это была великая команда, в которой, казалось, не было слабых мест. Она отличалась достаточно гибкой по канадским меркам тактикой. Производил большое впечатление состав. Мы уже знали, например, Кена Драйдена, Питера Маховлича, Ги Лапойнта, Лэрри Робинсона, специалисты, видевшие игру «Монреаля», в первую очередь выделяли нападающего Ги Лефлера, сильнейшего в НХЛ во второй половине семидесятых годов. Это был хоккеист техничный, умевший управлять шайбой на сумасшедшей скорости, он мог сыграть и в пас, но главное — отличался блестящими качествами бомбардира. Ги, казалось, летал по площадке, нанося разящие удары. Но, как большинство игроков «Канадиенз», не отличался жестокостью по отношению к соперникам. Собственно, «Монреалю» ломать кого-то и не требовалось, он был в то время недосягаем по качеству игры. Очевидно, что о многом говорят и имена Стива Шатта, Сержа Савара, Боба Гейни, Марио Трамбле, Мишеля Ларока. Хочу назвать и Жака Лэмера — нападающего, который впоследствии стал прекрасным тренером. Одним из лучших в НХЛ.

Вечером 31 декабря, когда в Москве уже наступил Новый год, состоялась вошедшая в историю как лучшая встреча ЦСКА с «Монреаль Канадиенз». В ней было все: высокие скорости, силовые единоборства, красивые атаки, мощные броски. И, конечно, потрясающим был темп игры, шедшей, как говорят, без разрывов. Мы были готовы к тому, что канадцы устремятся в атаку. Это было вполне естественно, и до сих пор в НХЛ немного позиционной игры.

Так что разобрались, что к чему, и довольно стойко отражали атаки хозяев. Ведь у ЦСКА на тот период на редкость прочно выглядела линия обороны, где из ветеранов оставался только Виктор Кузькин, уверенно играли в сборной Владимир Лутченко, Геннадий Цыганков, Александр Гусев, к тому же к ним на помощь руководители хоккея отрядили динамовца Валерия Васильева. Для тех, кто не видел их в деле, могу сказать — это были рослые, мощные защитники, не боявшиеся никаких соперников. Они не только разрушали, но и умело поддерживали атаку, здорово бросали. Мне даже кажется, что канадцы были в определенной мере шокированы тем, что силовое давление, которое было и остается их козырем, не давало решающего перевеса. К тому же им постоянно приходилось внимательно следить за нашими нападающими — Валерием Харламовым, Александром Мальцевым, которые с их техникой и скоростью при случае могли убежать от защитников и самостоятельно точно завершить атаку. Были шокированы канадцы и хорошей игрой юного Бориса Александрова, который был быстрым, техничным, крепеньким и, несмотря на небольшие габариты, на редкость смелым парнем.

Если же говорить о сумме мастерства, в тот вечер на льду были действительно великие команды. По количеству бросков канадцы явно армейцев опередили — 38 против 13, но это не тот случай, когда можно говорить о подавляющем перевесе. Надо учитывать особенности канадского хоккея. Почти любая атака в нем начинается и заканчивается броском по воротам, в силе и точности которого профессионалы, безусловно, сильнейшие в мире. Но великолепно сыграл Владислав Третьяк.

Ничья была для нас положительным результатом, и мы, уступая 2:3, сумели сравнять счет. Виктор Жлуктов и Борис Александров вдвоем выкатились против одного защитника, и последний красиво забросил важнейшую шайбу.

Так канадцы оказались в критической ситуации. Для того чтобы победить в серии, нас должны были обыграть «Бостон Брюинз» и «Филадельфия Флайерз». Перед матчем в Бостоне я, наверное, единственный раз в жизни услышал установку, длившуюся пять секунд. «Ребята, — сказал Константин Локтев, — надо выиграть». И все. ЦСКА удалось выступить в своем фирменном стиле — быстро, неординарно. Когда моя тройка не играла, я внимательно следил за тем, что происходило на льду. Канадцы, видимо, понимали, что это не их день, старались «сломать» нам игру. Но объективно они были слабее «Монреаля». Да, в составе у «Брюинз» были звезды НХЛ — Джон Бюсик, Уэйн Кэшмен, но это не могло стать решающим фактором. Более того, когда Валерий Харламов забросил вторую шайбу и мы повели 2:1, Кэшмен увидел, что я поднял клюшку, приветствуя удачу Валерия, подлетел ко мне за ворота и с досады врезал клюшкой по ребрам. Конечно, больно было, но связываться с ним я не стал. Это было бы на руку канадцам, ведь могла получиться массовая потасовка, после нам было бы труднее войти в игру, чем соперникам, у которых это дело было в крови.

Мы выиграли 5:2 и повергли всех североамериканцев в траурное состояние. Был нанесен нокаутирующий удар НХЛ. Именно 8 января 1976 года, как я полагаю, все получили ответ на вопрос, кто сильнее — мы обыграли канадцев не только сборной, но и клубами. Ведь параллельно игравшие с клубами НХЛ «Крылья Советов» выиграли в итоге три матча из четырех.

После поражения «Брюинз» канадцам не оставалось ничего иного, как громко хлопнуть дверью. Они не могли позволить ЦСКА улететь в Москву с тремя победами и ничьей. В честной игре сделать это было крайне сложно, поскольку «Монреаль» был объективно сильнее «Филадельфии Флайерз», хотя в этом клубе были сильные лидеры — Бобби Кларк, Билл Бэрбер, Реджи Лич. По развитию событий, настрою соперников я еще до матча понял, что ожидает меня и команду. Знал манеру поведения на льду Кларка — любителя подраться, ударить соперника исподтишка.

Так оно и вышло. С самого начала матча игроки «Флайерз» начали «вязать» нас по всей площадке. Били, не стесняясь, а судьи вроде бы ничего не видели. В середине первого периода Эд Ван Имп, выскочив со скамейки штрафников, рванул к Валерию Харламову и зверски ударил его локтем. Харламов упал и на какое-то время отключился, но судья Ллойд Гилмор показал, что, мол, все в порядке, надо продолжать игру. И тогда Константин Локтев увел команду в раздевалку, сказав хозяевам через переводчика, что терять лучших игроков не собирается.

Я не сомневаюсь, что он поступил правильно. Этот ход был необходим, поскольку мы могли не выдержать. А я уже говорил, что смелости нашим ребятам не занимать. Мы вообще тогда никого не боялись.

На трибунах творилось что-то жуткое, как мне потом сказали, стоял дикий ор. Мы всего этого не слышали, спокойно сидели в раздевалке и говорили, что если бы нам разрешили, то от этого Ван Импа и других, кто полез бы в драку, осталось мокрое место. Ну что могли бы канадцы поделать с теми же Валерием Васильевым или Геннадием Цыганковым, да ничего. А в это время канадцы лихорадочно пытались уговорить Константина Борисовича продолжить игру. К нему подходили сотрудники нашего посольства, куда срочно позвонили из Москвы. И после того как руководители «Флайерз» пообещали, что будут играть в рамках правил, мы снова вышли на лед.

Но о какой нормальной игре могла идти речь? Во-первых, судьи не удалили Ван Импа, а наказали нас 2-минутным штрафом за задержку игры. И хозяева открыли счет. И потом весь матч они действовали грубо.

Мы уступили 1:4, но, думается, нормальным болельщикам США и Канады это удовольствия не доставило. Лишь недоброжелатели советского хоккея потирали руки. Тем не менее эта локальная неудача ничего не изменила. Наш хоккей на тот период был сильнее, чем в НХЛ. И это советские хоккеисты показали североамериканцам, сыграв красиво в выставочном матче с «Крыльями Советов». В нем было все, чем богат наш хоккей, — изящные комбинации, потрясающие скорости и так далее.

Для нашего звена серия была успешной. Прекрасно сыграл Валерий Харламов, набравший 7 очков (4+3). Всего два матча провел Володя Петров (его заменял Саша Мальцев), но сумел забросить две шайбы и сделать три результативные передачи. Такие же показатели были и у меня. Специалисты считают, что, пожалуй, именно к тому времени мы стали истинными лидерами сборной, хоккеистами, вокруг которых формируется коллектив. Естественно, произошло это не случайно. Если говорить о моих партнерах, то характер, принципиальность, работоспособность, мастерство сыграли здесь решающую роль.

Эта серия дала ответ на массу вопросов, касающихся развития мирового хоккея. Советские способы подготовки, концепция игры были на порядок выше, чем в НХЛ, располагавшей, надо честно признать, многими выдающимися игроками. Справедливо называли звездами Бобби Орра, который, к сожалению, в серии-72 и против ЦСКА не играл, Фила Эспозито, Ги Лефлера, Фрэнка и Пита Маховличей, Стэна Микиту, Бобби Халла, несмотря ни на что, Бобби Кларка. Но ничем не были хуже Валерий Харламов, Александр Мальцев, Александр Якушев, Владислав Третьяк, Валерий Васильев, Владимир Лутченко, Александр Гусев, Сергей Капустин. Я и мои партнеры просто играли в другой хоккей, более красивый, не похожий на представление с мордобоем. И, забегая вперед, скажу, что канадцы и сама НХЛ сделали после этой клубной серии определенные выводы. Они не постеснялись впоследствии, сохранив свои фирменные качества, использовать и элементы нашего хоккея, которые сделали игру клубов НХЛ более разнообразной и зрелищной. Например, ранее они при выходах вдвоем на одного защитника действовали просто: игрок, владеющий шайбой, бросал по воротам. Теперь они смотрят, как себя вести по ситуации — не только умело бросают, но и делают точные пасы. Например, на последнем чемпионате мира в матче сборных России и Канады Джо Торнтон в подобной ситуации сделал ювелирную передачу, и атака завершилась голом. Обязательно надо сказать, что канадцы стараются ныне держать клюшки на льду, не рубят с плеча. В то же время они отлично держат шайбу за воротами, эффективно, за счет точного броска, атакуют с хода, отчаянно борются на пятачке и забивают много, поскольку неустанно отрабатывают разные способы добивания. В общем, они стали умнее.

И, конечно, НХЛ стремилась к новым контактам с европейскими хоккеистами, особенно с командами СССР. Будучи коммерческим предприятием, Лига не могла позволить себе топтаться на месте и шла вперед. Да и сегодня в ее деятельности есть определенные шероховатости, свидетельством чему, например, локаут 2004–2005 годов. Но сам хоккей сегодня за океаном интереснее, чем прежде.

Осенью 1976 года состоялся первый розыгрыш Кубка Канады. У нас, к сожалению, отнеслись к участию в нем чересчур осторожно. Не исключаю, что рисковать не хотел именно Борис Кулагин, тогда главный тренер сборной СССР, и его поддержали в ЦК КПСС и Госкомспорте, поскольку не было у начальства желания уступать лидерство на мировой арене и доставлять удовольствие главным соперникам. В общем, за океан не стали отправлять меня, Владимира Петрова и Валерия Харламова, чтобы с нами там, не дай бог, чего бы нехорошего не случилось. Остался дома и Борис Павлович. Все было обставлено так, что едет в Канаду экспериментальная сборная СССР с новым тренером — Виктором Тихоновым, а также Борисом Майоровым и Робертом Черенковым.

Собственно, ничего сверхъестественного канадцы показать не могли. У них в составе были те игроки и тренеры, с которыми мы не раз встречались в победных матчах сборной и ЦСКА. Меня, например, такие игроки, как Фил Эспозито, Бобби Халл, Бобби Кларк, Ги Лефлер, в трепет не приводили. Наоборот, было бы интересно сыграть. Тем более что в составе канадцев выступал легендарный защитник Бобби Орр. Но, увы, никто не узнает, он бы с нами справился или мы с ним.

Как и ожидалось, выиграли канадцы, сборная СССР заняла третье место. Ребята рассказывали, что в самом боевом составе с ними можно было бы играть на равных. И после этого я вновь убедился в том, что не хватило там нашей тройки. Не хочу сказать, что мы бы обязательно всех обыграли. Но могли.

Что и было сделано в феврале 1979 года. Но еще дважды до этого прошли серии матчей нашей сборной и клубов ВХА. Разница между ними и предыдущими заключалась в том, что советские хоккеисты все матчи играли за океаном. Наверное, в ВХА полагали, что фактор своего поля позволит североамериканцам добиться положительного результата. Но эта Лига не прогрессировала. К ее клубам постепенно подбиралась НХЛ, и в 1979 году она ВХА, так сказать, «скушала».

Мое положение в сборной к этому времени, как говорили в СМИ, было прочным, мне тренеры отводили особую роль. Лидер, увы, ветеран, но играл! Мы с Володей Петровым и Валерием Харламовым оставались в ней, как и в ЦСКА, первым звеном. Я уже давно был капитаном армейцев и национальной команды. И ребята относились к этому доброжелательно. Думаю, они видели, что бьюсь до конца. И были готовы к тому, чтобы иногда выслушивать мои «упреки». Нет, я не был придирчивым. Просто хотел, чтобы все были добросовестными игроками. Наверное, я перебарщивал, поскольку и в ЦСКА, и в сборной с отношением к игре проблем никогда не было. Все понимали, какой груз ответственности лежит на нас всех. Но были моменты, когда требовалось «завести» ребят, вдохнуть в них жажду борьбы. И это у меня получалось. Не в последнюю очередь потому, что они меня уважали и относились к тому, что я делаю, с пониманием.

В конце декабря 1976 года под маркой сборной клубов СССР мы прилетели за океан на серию с клубами ВХА из 8 матчей. Сложно сказать, почему нашу команду не назвали национальной. Возможно, сама серия уже не вызывала раздражения у руководства. Или кто-то из боссов чувствовал, что сборная СССР чуть притормозила в развитии. Собственно, два чемпионата мира мы позднее не выиграли. Так что эту версию нельзя исключать.

Что же касается ВХА, то она придавала этим играм огромное значение. Как уже говорилось, ее дальнейшее существование было под угрозой. И встречи с советскими хоккеистами должны были в какой-то мере повысить ее жизнеспособность.

По моему мнению, да и многих других мастеров из СССР, безусловно, сравниться с нашей командой по мастерству ВХА было не под силу. И трудно сказать, на что именно в Лиге рассчитывали. В составах наших соперников не было обилия мастеров уровня НХЛ. Поэтому ВХА намеревалась добиться положительных результатов за счет самоотдачи, жесткости, судейства, плотного графика — с 27 декабря по 8 января мы сыграли 8 матчей, и каждый раз с новым соперником. Но физическая подготовка у всех нас была, конечно, выше, и в мастерстве мы клубы ВХА превосходили. Хотя в клубах, против которых играли в этой и последующей серии, было несколько известных хоккеистов — шведы Андерс Хедберг, Томми Бергман, Ларс-Эрик Шеберг, Дан Лаабратен, Кент Нильссон, Ульф Нильссон, финны — Вели-Пекки Кетола, Хейкки Риихиранта из «Виннипег Джетс». Этот клуб был самым сильным в ВХА, но мы шведов и финнов, составлявших его костяк, и на чемпионатах мира обыгрывали. Неплохой состав был у «Нордикс» — Жан-Клод Трамбле, Марк Тардифф, Роже Клотье, во второй серии за «Эдмонтон» против советских хоккеистов играл и юный Уэйн Гретцки. Но эти бесспорно отличные мастера погоды не делали, хотя вокруг них и троились боеспособные ансамбли. Общий уровень был ниже, чем в НХЛ. Пришлось, конечно, определенные усилия приложить. Так что итоги серии были для хозяев неутешительными — 2:6. Наверное, они полагали, что мы потеряем массу сил и потому на последние поединки выбрали в соперники самые сильные клубы — «Эдмонтон Ойлерз», «Виннипег Джетс», — у них мы выиграли с одинаковым счетом 3:2, а также «Квебек Нордикс», которые вскоре вошли в состав НХЛ. Победили они только в первом и последнем матче. Думается, произошло это не случайно.

В дебюте, еще не отошедшие от перелета и смены часового пояса, мы попали под жесткий прессинг клуба «Нью-Ингленд Уэйлерз». В общем, игра была ровной, мы нанесли 33 броска, соперники — 38, у нас было 18 минут штрафа, у них 32, но воспользоваться этим не удалось. В итоге — 2:5.

В последней встрече уступили «Квебек Нордикс» — 1:6. Клуб этот был довольно крепким по составу. Но не настолько, чтобы побеждать нас с перевесом в пять шайб. Скорее всего, сама встреча сложилась для нас неудачно — много моментов не реализовали, а «Квебек», наоборот, по этой части отличился.

Наше звено в полном составе сыграло не все матчи, тем не менее свои 10 шайб из 37 мы забросили: 6 — Петров (он, кстати, набрал больше всех очков — 10), 3 — яи1 — Харламов, зато он сделал 6 передач. И особых претензий к нам не было.

Через год мы опять встретились с клубами ВХА, но представляли сборную СССР. На этот раз — с 29 декабря 1977-го по 11 января 1978 года — пришлось сыграть 9 матчей. График был сложнейший. В ВХА сразу в четырех матчах выставили против нас, безусловно, сильнейший клуб «Виннипег Джетс». Три стартовых матча мы провели против него в Токио и все выиграли — 7:5, 4:2 и 5:1. А потом перебрались в «Эдмонтон» и, несмотря на смену часового пояса, легко выиграли у «Ойлерз» — 7:2. А затем уступили в Виннипеге — 3:5. Разозлились и переиграли вскоре «Квебек Нордикс» — 6:3, «Цинциннати Стингерс» — 9:2, «Индианаполис Рейсерз» — 8:3 и «Нью-Ингленд Уэйлерз» — 7:4. Здорово сыграли Харламов (7+8) и Петров (5+4), и у меня показатели были неплохие (3+6).

Я привел все результаты этой серии не просто так. Они довольно четко отражают соотношение сил, показывают, что мы выглядели солидно. Но надо признать: за исключением в какой-то мере «Виннипега» опасных соперников не было. Впервые сборной СССР руководил Виктор Тихонов. И состав уже изменился. Прочно вошли в состав защитники Сергей Бабинов, Василий Первухин, Зинэтула Билялетдинов, юный Слава Фетисов, нападающие Александр и Владимир Голиковы, Хелмут Балдерис, Сергей Капустин. Собственно, наша тройка продолжала оставаться не только ведущей, мы играли главную роль, как когда-то Константин Локтев, Александр Альметов, Вениамин Александров. Особенно здорово смотрелся Валерий Харламов, вне всякого сомнения, самый талантливый нападающий мира, в том числе и профессионального.

Именно тогда я пришел к выводу, сколь ценным было мое общение с Константином Борисовичем и дядей Веней. Команде требовался не только опыт нашего звена, на нас равнялись другие. Может быть, это слишком банальная фраза, но никто не отменял в советском хоккее связи времен. И это было чрезвычайно важно для того, чтобы сохранялась в сборной психология победителей. То же могу сказать и о ЦСКА, который по-прежнему притягивал НХЛ. Надо же было, наконец, с нами разобраться, чтобы сказать — нет сильнее НХЛ. Но в мою бытность игроком этого не произошло.

В 1979 году советская федерация и НХЛ договорились о выступлении советской команды против сборной НХЛ в «Кубке Вызова» и о второй встрече с участием ЦСКА — на клубном уровне. По общему мнению, они были по качеству выше, чем предыдущие. Да, поединки 1972 года действительно неповторимы. Но прогрессировал сам хоккей, в него пришли новые звезды, повысились скорости, в мире уже играли в четыре звена, тренеры работали с учетом современных требований. Канадцы стали более эластичными, мы прибавили в сумме скоростей — в катании, технике и быстроте мышления. Если говорить о противостоянии школ в рамках клубов, то приближался кульминационный момент — речь шла о том, кто должен был стать первым в десятилетии!

В Нью-Йорке готовились принять сборную СССР. Как всегда, в прессе подогревался интерес к «Кубку Вызова». Все, естественно, ждали победы команды НХЛ, в которой теперь выступали и европейцы. Я, например, запомнил классного шведского защитника Берье Сальминга. Но в основном в составе были канадцы — Ги Лефлер, Боб Гейни, Лэрри Робинсон, Серж Савар, Жильбер Перро, Бобби Кларк, Тони Эспозито, Марсель Дионн, особенно хороша была тройка из «Айлендерз» — Кларк Гиллис, Брайэн Тротье, Майк Босси. В общем, все старые знакомые — игроки экстра-класса. Но не совсем такие, как прежде. Они, сохраняя силовую манеру игры, уже не стремились положить нас на лопатки, как борцы, по ситуации играли тактически грамотно, у них появился хороший пас. То есть выиграть было сложно, если учесть и фактор «своего поля», сборную НХЛ яростно поддерживали болельщики.

«Мэдисон Сквер Гарден» напоминал, так сказать, огромную раскаленную сковородку, на которую плеснули холодной воды. Ведь, по данным хозяев, на первом и втором матчах присутствовало по 17 438 зрителей, а на решающем — 17 545.

Как и в 1972 году, канадцы на первых минутах стартового поединка применили свою излюбленную психическую атаку. Мы знали, что они понесутся вперед, как бронепоезд. Но при этом канадцы еще и сыграли в атаке лучше, чем наша команда в обороне. Надо же было умудриться — мы пропустили шайбу от Ги Лефлера, которому ассистировали партнеры по тройке Стив Шатт и Бобби Кларк, на 16-й секунде. Потом, на седьмой минуте, нас наказал Майк Босси. Не думаю, что наши игроки были обескуражены. Так, мне удалось отыграть одну шайбу, я ее добил после броска кого-то из наших защитников. Но Боб Гейни и Кларк Гиллис довели преимущество хозяев до 4:1. Канадцы добились решающего перевеса, завязав силовую борьбу на всех участках площадки, в особенности у бортов. Но успевали все делать в рамках правил, хватало сил, хотя тренер Скотти Боумэн использовал пять защитников. А играли в основном Лэрри Робинсон, Серж Савар, Берье Сальминг и Бэрри Бек.

В третьем периоде они сыграли от обороны столь строго и точно, что вообще обошлись без удалений, всего-то у них было 6 минут штрафа. Причем канадцы к воротам не жались, а начинали защищаться сразу после потери шайбы и вперед сломя голову не мчались. При таком раскладе забить было сложно. Лишь в одном моменте отличился Володя Голиков. Итак — 2:4 и перспектива досрочно проиграть серию.

В любой другой стране наверняка не стали бы искать «стрелочников», наоборот, сделали бы все, чтобы заставить хоккеистов поверить в себя. В данном случае все было иначе. Разбор встречи проходил до двух часов ночи. Вызова на ковер, как такового, не было, но Валентин Сыч, руководитель сборной, и Виктор Тихонов заявили, что виновато в поражении первое звено, да еще они подвергли критике замечательную тройку Виктора Жлуктова с крайними Хелмутом Балдерисом и Сергеем Капустиным. Слава богу, что эта информация дошла до нас уже после серии.

Как я узнал позднее, Скотти Боумэн вообще не ликовал, он подчеркнул, что все удалось сегодня, но второй матч, по его мнению, будет сложнее. И оказался прав.

Сергей Капустин открыл счет, но Майк Босси воспользовался удалением Владимира Ковина, а затем отличился Брайэн Тротье. В принципе, и перевеса у канадцев не было, но они точнее сыграли в концовках. А второй период начали со своей коронной атаки, и на 27-й секунде Жильбер Перро забросил третью шайбу. Михаил Варнаков сократил разрыв до минимума, вообще он и его партнеры Владимир Ковин и Александр Скворцов (все из горьковского «Торпедо») сыграли хорошо. Но, увы, Лэрри Робинсон опять сделал перевес сборной НХЛ приличным.

В подобной ситуации канадцы в первом матче смогли за счет свежести спокойно довести дело до конца. Но с середины второго матча они начали опаздывать. И мне, а затем Сергею Капустину на 17-й минуте с интервалом в 45 секунд удалось сравнять счет. И в начале третьего периода, на 42-й минуте, Владимир Голиков после передачи Сергея Макарова вывел сборную СССР вперед.

Чего можно было ожидать в дальнейшем? Жесткой силовой борьбы, игры на грани фола, всяких устрашающих выпадов? Но канадцы, наоборот, как и в первом матче, действовали аккуратно, экономно. И удалений снова, как и в первом матче, вообще не было. Они понимали, что при удалениях с площадки запросто могли пропустить шайбу, и искали ошибки у нас, за счет которых можно было бы отыграться.

Специалисты отмечали, что, получив перевес, профессионалы не смогли его удержать. Они всего 16 раз бросили по воротам Владислава Третьяка. Многие говорили, что это была классическая оборонительная игра, обычная для НХЛ, но русские при потере шайбы не вступали в единоборства, стараясь чисто играть в отборе. И заслуженно одержали верх — 5:4.

Уже после серии мы узнали, что сразу после второго матча, давая интервью, Бобби Кларк сказал: «Я не знаю, что мы можем противопоставить тому, что сделали русские. Скотти должен будет что-то придумать. Он под таким давлением, как Гарри Синден в 1972 году».

Перед третьим решающим матчем Виктор Тихонов озадачил канадцев, заменив Владислава Третьяка Владимиром Мышкиным. Он был отличным вратарем, но Третьяк?! Мышкина никто толком в НХЛ и не знал.

Никто не предполагал, что сборная СССР выиграет со счетом 6:0! Канадцы не могли двигаться так же быстро, как советские хоккеисты. Их хватило на первый период, в котором шайб не было. Но потом мы все чаще стали наказывать канадцев за нерасторопность. И на 26-й минуте мне удалось открыть счет. А вскоре отличился Виктор Жлуктов. В принципе, разгромом не пахло. Но, наверное, канадцы были надломлены. Они, как говорится, по самочувствию поняли, что выдержать предложенный темп невозможно.

В третьем периоде за 6 минут и две секунды Хелмут Балдерис, Владимир Ковин, Сергей Макаров и Александр Голиков забросили в ворота канадцев четыре шайбы, чем буквально потрясли соперников, особенно вратаря Джерри Чиверса.

И это были прославленные звезды НХЛ! После матча Бобби Кларк точно сказал, что в конце матча я посмеивался над канадцами. И добавил — и я мог бы смеяться, если бы мы выигрывали 6:0. После окончания матча хоккеисты НХЛ находились в состоянии шока, они толком еще и не осознали, что с ними произошло. Но на этот раз у них хватило мужества обменяться с нами рукопожатием. В Канаде и США признали, что это самое ужасное поражение звезд НХЛ.

Вообще эта выдающаяся серия проходила не так, как предполагали многие. Не было жестокой силовой борьбы, хамства. И канадцы, и мы стремились к тому, чтобы переиграть друг друга. Удалений почти не было: за три матча канадцы и мы набрали по 16 минут штрафа. Причем на скамью штрафников меня отправили последним в серии, и Саша Голиков в меньшинстве забросил шестую шайбу!

Дома нас встретили замечательно. Действительно, на победу надеялись, но не ждали триумфального финала.

Эта серия с профессионалами оказалась для меня заключительной на уровне сборных. Я, естественно, этого и не предполагал и радовался тому, что был назван лучшим игроком серии — это было как бы ответом на критику Валентина Сыча и Виктора Тихонова. Но если ты в СССР «попал под колпак», то жди беды. В 1981 году на Кубке Канады обошлись без меня. И вообще к тому времени я играть закончил. Не думал, что так случится, но это тема отдельного разговора.

На клубном уровне мои последние контакты с канадцами пришлись на конец 1979-го и начало 1980 года. Это была, пожалуй, самая сложная серия встреч ЦСКА с профессионалами НХЛ. Опять все происходило за океаном, и в соперники нам отрядили пять клубов, четыре из них были в то время в числе фаворитов Лиги. «Монреаль Канадиенз» и «Баффало Сейбрз» чуть позднее, к плей-офф, стали первыми в своих дивизионах, «Нью-Йорк Рейнджерс» и «Нью-Йорк Айлендерз» — вторыми, и все претендовали на победу в Кубке Стэнли, который в итоге выиграл «Айлендерз».

ЦСКА прибыл за океан в полном составе, в него по существовавшему в клубных сериях соглашению подключили звено Владимира Ковина из Горького.

27 декабря состоялась первая встреча — с «Нью-Йорк Рейнджерс». Конечно, нельзя назвать этот матч простым, но к этому времени в ЦСКА состав обновился, прекрасно смотрелось звено Виктора Жлуктова с Хелмутом Балдерисом и молодым Сергеем Макаровым (он заменил Сергея Капустина, ушедшего в «Спартак» к Борису Кулагину), мощным, напористым считалось трио Николай Дроздецкий — Александр Лобанов — Александр Волчков, плюс — горьковчане. Уже начали выходить на роль ведущих Вячеслав Фетисов и Алексей Касатонов, но они играли в разных парах — со Стариковым и Лутченко. Виктор Тихонов считал, что рядом с этими перспективными ребятами должны быть опытные защитники. Забегая вперед, скажу, что, как всегда, на высоте был Владислав Третьяк, сильнейший вратарь мира. То есть «Рейнджерс», у которого сильнейшими в атаке были шведы Андерс Хедберг и Ульф Нильссон, были обязаны с нами считаться.

Хозяева агрессивно сыграли только в первом периоде, повели 1:0. Это было в порядке вещей. У нас стартовый матч, волнение, у них — традиционное включение максимальных скоростей, жажда борьбы. Но затем ЦСКА заиграл в своей манере, и сразу стало ясно, что «Рейнджерс» уступает нам в сумме скоростей. В общем, за 15 минут мы забросили 5 шайб. Причем американцы не допускали каких-то грубых ошибок, мы просто их переигрывали. В итоге — 5:2.

Впоследствии вратарь хозяев Джон Дэвидсон, вышедший на замену на 30-й минуте, в беседе с одним из советских журналистов подчеркнул, что его команда была шокирована, никто не ожидал, что ЦСКА может выйти на столь высокий уровень. «Не думаю, что мы недооценили русских, — говорил он, — они летали по площадке, классно играли в пас, заставляя нас совершать просчеты. Они как будто поставили перед собой задачу опозорить нас перед болельщиками и сделали это во втором периоде».

А затем состоялся поединок с «Нью-Йорк Айлендерз». И тогда, и сейчас, воскрешая его в памяти, могу сказать, что эта игра была примерно такая же, как в серии 1975/1976 с «Монреалем». «Айлендерз» в то время мощно набирал обороты, выглядел солидно во всех отношениях, и в сезоне 1979/1980 завоевал Кубок Стэнли и затем выиграл его еще три раза подряд. Мы представляли, с кем нам придется играть. Состав у этого клуба был звездный, известное нам трио Кларк Гиллис, Майк Босси, Брайэн Тротье, также Боб Горинг, Стив Тамбеллини, шведы Андерс Каллур и Стефан Перссон, защитник Дени Потвен, Бобби Смит, обладатель приза НХЛ «Везина Трофи» для лучшего вратаря. И все-таки, как показал матч, особо опасной была для нас ведущая тройка «Айлендерз». Считаю, что этот поединок был центральным в серии. Выигрыш у такого соперника давал возможность говорить не только о конкретном результате, но и о состоянии лучших представителей школ. Игра получилась на редкость напряженной и отняла массу сил. Какого-то весомого перевеса ни у кого не было. Но наш плюс заключался в том, что одинаково слаженно и сильно играли все звенья. У соперника же особый груз висел на лидерах. Забегая вперед, скажу, что они были на высоте (Кларк Гиллис забросил две шайбы), но этого оказалось мало.

На 21-й минуте мне удалось открыть счет, вскоре отличился Хелмут Балдерис. Потом Гиллис одну шайбу отыграл. Но в третьем периоде Сергей Макаров восстановил перевес в две шайбы — 3:1. Этот перевес оказался решающим, поскольку ошибок ни мы, ни они почти не допускали, и все, что удалось «Айлендрз», — это сократить разрыв. Вообще в этом матче особенно высокой была цена момента. Да, как это всегда бывает в хоккее, моменты были и у нас, и у хозяев, но классно сыграли Владислав Третьяк и Бобби Смит.

После этой победы я еще раз убедился в том, почему в НХЛ ни один клуб не может пройти регулярный чемпионат с минимальным количеством поражений, как это не раз бывало у ЦСКА в первенстве СССР. В Лиге всегда есть немало клубов с примерно равными возможностями. И даже лидеры порой теряют, как у нас говорят, незапланированные очки. У нас подобное происходит при чрезвычайном везении, скажем, середняка, а у них более сбалансированные составы и выше средний уровень игры. Матч с «Айлендерз», как я говорил, был тяжелым. И восстановиться было сложно. Не в последнюю очередь поэтому мы проиграли 2:4 «Монреаль Канадиенз». Он не был для нас секретом — Ги Лефлер, Жак Лемер, Боб Гейни, Лэрри Робинсон, Серж Савар, Стив Шатт, против них и других хоккеистов «Канадиенз» мы играли не раз.

В общем, хватило нас на два периода, после бросков Виктора Жлуктова и Хелмута Балдериса мы вели 2:1. Но заключительную двадцатиминутку крупно проиграли — 0:3. Затем «оскандалились» в поединке против «Баффало Сейбрз» — 1:6. Все было бы ничего, но проиграли концовку, пропустили в последние пять минут три шайбы. Счет, на мой взгляд, не отражал соотношение сил. Просто, уступая 1:3, мы пошли на риск, сосредоточив все силы на атаке.

В этой ситуации колоссальное значение приобрел заключительный матч с «Квебек Нордикс». Да, этот клуб не блистал в чемпионате, но в нем играли замечательные мастера — Марк Тардифф, Роже Клотье, Роб Фторек, Жак Ришар. И это был клуб НХЛ.

Я понимал, что особый груз ответственности висит на нашей тройке. Мы с Володей и Валерой поговорили перед игрой, прикинули, как себя вести, знали — нам наверняка придется сразиться с первой тройкой соперников. Кроме того, Виктор Тихонов предложил нам сыграть в три пятерки. А это — дополнительная нагрузка, хотя и так мы проводили на площадке больше времени, чем другие.

Тяжелый был поединок. С удовлетворением отмечу, что в нем я и мои партнеры сыграли, как и подобает лидерам. Володя Петров открыл счет, затем, правда, наши пропустили две шайбы. Но Хелмут Балдерис (дважды) и Александр Скворцов поразили ворота Сержа Бернье. К третьему периоду армейцы вели — 4:2. Но игра была какая-то рваная. Не чувствовалось, что мы столь сильны, чтобы спокойно довести дело до победы. К тому же мы забыли, что надо особенно быть аккуратными в начале периода, и поплатились за это. Уже к 43-й минуте канадцы счет сравняли.

В тот момент я понял, что надо сыграть «через не могу». Звено было обязано сделать все, чтобы ребята успокоились. В целом же армейцы были сильнее.

В общем, включили мы запредельные скорости, и сначала мне удалось вывести ЦСКА вперед, а затем Валерий Харламов поставил точку — 6:4.

Таким образом, серию ЦСКА выиграл со счетом 3:2. Учитывая уровень соперников, успех был в высшей степени впечатляющим. В Канаде и США постарались быстрее забыть о поражении. Собственно, это обычное явление. За океаном никогда не унижают своих хоккеистов, как при поражениях в нашей стране. Правильно это, поскольку «полив», в том числе и в прессе, не приносит ничего, кроме вреда. Хоккеистам мешает отойти, восстановиться психологически.

НХЛ же не имеет права поступать так же, ибо надо сохранять престиж, не терять болельщиков. В общем, «уехали они» — это про ЦСКА, — и до свидания. Включается на полные обороты рекламная кампания регулярного чемпионата.

Разница между ними и советскими хоккеистами в мое время заключалась не только в этом. Считаю, что в НХЛ принципиально иным был подход к подготовке. Там не сидели до изнеможения на сборах, не собирали всех лучших в один-два клуба. На том же драфте наиболее способных новичков получают слабейшие клубы. Наконец, там и сегодня созданы все условия для подготовки, матчи проходят на огромных, по нашим понятиям, катках, вмещающих более пятнадцати тысяч зрителей. И они заполнены всегда. Это, кроме любви к хоккею, и свидетельство об уровне жизни. За океаном болельщик в среднем тратит на матче до ста долларов. И если речь пойдет о прибылях клубов, то кто у нас может себе это позволить?... Поэтому билеты недорогие и сервис ненавязчивый. После распада СССР в России хоккейные руководители упустили момент снижения интереса к хоккею. Не было принято мер к тому, чтобы правильно сориентировать СМИ, от которых всегда зависит многое. Не грех и многому другому поучиться у НХЛ. Посмотрите, сколько за океаном различных призов, которые завоевывали и россияне — Сергей Федоров, Сергей Макаров, Александр Могильный, Павел Буре, Сергей Самсонов. Как грамотно используются в рекламных целях статистические данные. И хоккей там хорош.

В семидесятые, когда играли мы с Володей Петровым и Валерием Харламовым, картина была куда радужнее. В СССР на высшем уровне отчетливо представляли себе огромную роль хоккея как средства пропаганды советского образа жизни. Я не могу сказать, что все делалось правильно, тем не менее за счет концентрации сил в Москве, особого отношения к сборной страны мы могли быть первыми на мировой арене. Это подчеркивают и наши встречи с профессионалами из НХЛ.

После того как я завершил играть, ЦСКА еще два раза выезжал за океан. И в НХЛ ничего не могли поделать с армейцами. В 1985–1986 годах москвичи поразили североамериканских специалистов, выиграв в пяти матчах из шести. Причем в числе проигравших оказались «Эдмонтон Ойлерз» — лидер НХЛ, титулованный «Монреаль». Их поражения были жестокими — 3:6 и 1:6. И в 1988–1989 годах ЦСКА выиграл серию у клубов НХЛ — 4 победы, ничья и 2 поражения. И в 1989 году в Москве мои одноклубники победили сильнейший по тем временам «Калгари Флеймз» — 2:1. Только под Новый год ЦСКА уступил клубам НХЛ в трех матчах 1:2. Но вышло так из-за того, что у армейцев начались проблемы с составом. Приближался распад СССР и огромный шаг назад ЦСКА.

Тренер — профессия неблагодарная

В сезоне 1979–1980 годов я был признан лучшим хоккеистом Европы. Несмотря на неудачу на Олимпиаде-80, собирался еще поиграть в сборной и ЦСКА. Но все получилось не так, как планировал.

Вообще в советское время к возрастным хоккеистам относились настороженно, даже если они были лидерами клубов и входили в сборную. Например, если случилось две-три травмы, то тренеры сразу с начальством это дело обсуждали, мол, пора тому или иному мастеру заканчивать. И, конечно, периодически в паспорт заглядывали, невзирая на качество игры, физическое состояние. Естественно, не просто игроков отчисляли, а готовили им замену.

Это вещь, на мой взгляд, небесспорная. Почему в НХЛ полно хоккеистов такого возраста, в котором я был вынужден закончить играть? Там надо показывать максимальный результат сегодня. Поэтому в июле 2005 года хозяева «Детройта» обсуждали варианты годового контракта с 40-летним Стивом Айзермэном. Стороны пришли к соглашению, и этот замечательный хоккеист продолжает играть в своем двадцать третьем сезоне именно за «Детройт», что является рекордом НХЛ. В том же возрасте, что и Айзермэн, и в том же клубе вполне прилично играл Игорь Ларионов, а Сергея Федорова вообще в тридцать шесть ветераном не считали. Правда, в последние два сезона ему пришлось пережить не лучшие времена, долго не складывалась игра после ухода из «Детройта». Но, посмотрите, Сергей весной 2008 года оказался в «Вашингтоне», и выяснилось, что он еще в состоянии играть вполне прилично. Не случайно его в сборную России на чемпионат мира-2008 пригласили. И отыграл он на нем замечательно, лишний раз показав, что нельзя о людях судить только по анкетным данным. Хороший пример и у Сергея Зубова, он в 38 лет остается одним из лучших защитников в НХЛ и, естественно, в «Далласе» на первых ролях. Один из самых последних примеров — капитан «Детройта» шведский защитник Никлас Лидстрем, ему, как говорится, под сорок, но как великолепно он играет! В финальной серии-2008 между «Красными Крыльями» и «Питсбургом» Лидстрем был центральной фигурой в своем клубе, проводил на льду, и по меркам НХЛ, огромное количество времени, в пятом матче, длившемся более 109 минут, отыграл почти час, в решающем — шестом — провел на льду 28 минут из 60 игровых. Согласитесь, здесь комментарии излишни, поскольку вклад Никласа в выигрыш хоккеистами из «Детройта» поистине бесценен. Ну а про Криса Челиоса, которому сейчас под пятьдесят, и говорить не стоит... Таких примеров в НХЛ было и есть множество. Собственно, это для заокеанского хоккея — традиция. К тому же не секрет, что звезды солидного возраста довольно часто делали результаты. В НХЛ, если надо, не стесняются пригласить возрастного игрока на сезон. Или вообще на плей-офф.

Справедливости ради замечу, что и у нас в России сейчас понимают, что надо выигрывать сегодня, приглашают опытных хоккеистов для решения конкретных задач. И те оправдывают надежды. Например, Андрей Коваленко был истинным лидером «Северстали», а в последнем плей-офф чемпионата России великолепно отыграл в ярославском «Локомотиве» Алексей Яшин, названный лучшим в решающих поединках. Увы, в мои времена были, как говорилось выше, иные правила. Я считаю, не слишком справедливые. И я удовлетворен тем, что сейчас все обстоит иначе. Мы живем в профессиональном хоккейном мире, где, как и прежде, первостепенное дело — результат. Однако хозяева клубов ждать не особо хотят, они ждут быстрых побед. И поэтому не стесняются пригласить возрастного хоккеиста на один сезон. Действительно, какой смысл думать, скажем, на пять лет вперед, когда в ходу рыночные отношения, есть широкий спектр агентских услуг, возможность выбора, если, конечно, имеются средства. И ветераны на хоккейном рынке нынче, я подчеркну, в цене.

Действительно, чей вклад в игру того или иного клуба вызывает наибольшее уважение? Не умаляя достоинств хоккеистов, находящихся в расцвете сил, наших современных российских звезд, позволю себе сказать, что это классные хоккеисты с огромной практикой, те, которым за тридцать. Это естественно, с возрастом приходят опыт, умение контролировать себя, понимание игры, такие мастера умеют экономить силы, стараются не делать ничего лишнего. И, в общем, неплохо подготовлены в физическом отношении. Конечно, есть у нас в клубах способные игроки золотого хоккейного возраста, есть неплохая молодежь. Но ветераны точно не доигрывают. При этом надо подчеркнуть, что, безусловно, по сравнению с прошлым ситуация изменилась. Новые методы подготовки, восстановления помогают возрастным хоккеистам находиться в полном порядке.

В мое время с психологической точки зрения расставаться с большим хоккеем было, как известно, далеко не просто. Это этапный период в жизни. Сегодня не все знают, сколь сложным и опасным был этот процесс в советские времена. Сейчас все по-другому. Современные хоккеисты, в отличие от нас, советских, люди более прагматичные, в основном состоятельные, у них не возникает финансовых проблем. Они находят себе место в жизни. Причем далеко не все стремятся стать тренерами, зная, сколь это сложная и трудоемкая работа, требующая, кроме всего прочего, огромных нервных затрат. Есть, конечно, звездные мастера, решившие стать наставниками и работающие с командами мастеров в России. Например, Вячеслав Быков и Андрей Хомутов, бывший энхаэловец Андрей Назаров... Но Александр Могильный, Павел Буре, Алексей Касатонов, Сергей Макаров и многие другие асы не стоят у бортика и игрой не руководят.

Если говорить о выборе профессии после завершения хоккейной карьеры на сегодня, то настоящее положение дел, в целом, можно назвать достаточно благоприятным, поскольку есть главное — возможность выбора, при котором ошибка не имеет решающего значения. Ну, не получилось ничего, скажем, в бизнесе, можно вернуться в хоккей. А если просто затягивается все с перспективами, то есть время подумать основательно, не беспокоясь о том, как содержать семью, поискать новое для себя занятие. Но все равно и теперь, при всех положительных моментах, на мой взгляд, сама перестройка отнимает массу энергии. Ведь меняется образ и ритм жизни. В конце концов, и организму надо перестраиваться.

В Советском Союзе, если говорить просто, у многих ломался не только привычный жизненный уклад. С одной стороны, приятно постоянно находиться вместе с семьей, но рядом по старой памяти были друзья, желающие посидеть в компании с известным человеком. Кто-то привыкал к спиртному. И, если этого и не случалось, то все равно у многих начинались финансовые проблемы, не все жены помогали пережить трудное время — помочь, поддержать, успокоить. Собственно, им самим предстояло справиться с массой проблем, и это требовало прежде всего психологической устойчивости, терпения. Не в последнюю очередь нужна была любовь, которая помогала бы сохранять семьи, находить новое место в жизни и добиваться самодостаточности.

Мне предложили работу тренера в команде мастеров. В подобной ситуации я как бы продолжал жить в привычном ритме. Но так казалось только на первый взгляд. Окунулся в новую для себя сложнейшую работу и понял — надо еще доказать, что готов к роли наставника.

Если кто-то занимает пост главного тренера, то это налагает на человека большую ответственность. Требуется выработать манеру поведения, форму общения с игроками, научиться быть педагогом в полном смысле этого слова. Конечно, хорошо, если ты Мастер, тогда ребята тебе доверяют, с ними легче общаться. Но все равно надо учиться, иначе подопечные поймут, что ты не лучше их, а это самое страшное. Наставник просто обязан идти впереди хоккеистов хотя бы на пару шагов.

Считаю, что у тренера серьезные физические нагрузки. Ведь кроме тренировок, матчей требуется заниматься многими важными вещами. Готовить планы, определять нагрузки, выбирать тактику игры, нельзя было ошибаться в приобретении хоккеистов. Поскольку в мое время поменять того, кто не подошел в состав, было сложно. Это не сейчас — купил десяток хоккеистов, просмотрел их в межсезонье и ненужного игрока выставил на трансфер — на продажу. И почти всегда находятся покупатели.

Наверное, имеет немалое значение и тот факт, что в советские времена тренер был в клубе первым лицом и отвечал за все, вплоть до того, что «выбивал» подопечным квартиры или машины, решал вопросы по премиям. Руководство добровольного спортивного общества или ведомства доверяло ему, в учебно-тренировочный и селекционный процесс не вмешивалось. Пожалуй, я принял все эти условия игры. Причем по ходу новой работы пришлось после распада СССР перестраиваться. Роль тренера изменилась, он стал во многом зависимым человеком, которого при случае можно, что называется, «турнуть». Да и сами взаимоотношения тренера с руководителями и хозяевами клубов сегодня, на мой взгляд, довольно сложные. У тех, кто правит балом, довольно часто находятся советчики, нашептывающие, что, мол, наставник ваш то и это неправильно делает. Так порой зарождается сомнение, которое затем в недоверие перерастает. И как ты ни тужься, что-либо изменить трудно. Причем весьма огорчительно, что в спорных ситуациях профессионал не может доказать свою правоту дилетанту. Согласитесь, унизительно выслушивать претензии, являющиеся в основном плодом воображения. Есть тренеры, которые отвечают на критику резко. Возникает конфликт, заканчивающийся, как правило, отставкой.

В целом мое становление проходило как бы поэтапно. Даже при удачном развитии событий перестройка «игрок — тренер» требует дополнительных усилий. Здесь, независимо от уровня игры, хоккеист должен все переосмыслить, почувствовать, что он в состоянии провести свои задумки в жизнь. Потом, к тренерской профессии, как говорят, должна лежать душа. Необходимо, как в игре, сказать себе — надо — и вступать в новую роль с яростным желанием добиться успеха. Кроме того, в любом случае сам момент завершения карьеры мало у кого проходил безболезненно.

Вообще, тренер и игрок — профессии разные. Хоккеист отработал, скажем, шесть часов и свободен. Тренер занят примерно по двенадцать часов в день. Это неудивительно — надо поработать над планами, посмотреть по видео тот или иной матч, в то время, когда я работал в Питере, и, естественно, впоследствии это отнимало немало времени. Тогда еще не было возможности вырезать какой-то отдельный фрагмент, и оператор крутил весь матч, множество раз «отматывая» пленку назад.

Так вот, переход к новой работе был у меня далеко не безоблачным. Сложными стали сразу несколько периодов. Сначала — непосредственное завершение карьеры. После того как сборная СССР на Олимпиаде 1980 года уступила золотые медали американцам, в ЦСКА после завершения сезона состоялся банкет, посвященный выигрышу нашим клубом первенства страны. Как капитан сборной и ЦСКА, я выступил на нем и высказался откровенно, подчеркнул, что не надо неудачу в США сваливать только на игроков. Не стоит вдаваться в чисто хоккейные подробности, поскольку всегда надо в первую очередь спрашивать с себя. Но в определенной степени сосредоточиться на злополучной игре с американцами нашим хоккеистам мешали. Как правило, в ту пору на Игры ездило немало начальников, и они перед матчем с американцами буквально нашептывали хоккеистам: проворачивайте в пиджаках дырочки для наград. И эти приступы эйфории явно не шли на пользу. До начала Олимпиады советская команда сборную США несколько раз крупно обыграла, казалось, нет у них шансов, но тут и выплыл этот злополучный матч.

Я не сказал на том банкете ничего лишнего, хотел, чтобы не унижали ребят. Но искать справедливость — дело, мягко говоря, неблагодарное. В общем, что называется, попал под «колпак». Мною начали заниматься капитально.

Через некоторое время меня вызвали в Главное политическое управление Министерства обороны СССР — я, член партии, обязан был дать объяснение, почему так выступил на банкете. В этот момент я уже понял многое, почти наверняка знал — меня хотят убрать, но отступать не собирался, заявил, что отвечаю за свои слова и готов повторить все сначала, если потребуется. Рассказал откровенно, что я теперь фигура неугодная и от меня будут избавляться. В ГлавПУРе меня выслушали внимательно, говорят — посмотрим, не надо заранее прогнозы делать.

На мой взгляд, это была лишь отговорка, отсрочка объявления приговора. Я ни на мгновение не сомневался, что информация о том, как со мной поступят, в ГлавПУРе имелась. В общем, стал ждать, как будут разворачиваться события. Понимал, что торопиться «убирать» меня нет смысла. Осенью включили в сборную. Я оставался ее капитаном, участвовал в серии товарищеских матчей в гостях со сборными Финляндии, Швеции и ЧССР. В них не играл из-за травмы Владимир Петров, и звено выглядело так: Борис Михайлов — Валерий Харламов — Владимир Кругов. Семь встреч сборная СССР выиграла и одну завершила вничью. Тройка смотрелась совсем неплохо, регулярно забивала. 12 сентября в самом сложном поединке в Праге Харламов и Кругов забросили по шайбе, сыграли 2:2. А перед этим, когда победили 5:3, мне удалось провести два гола. Чувствовал, что нахожусь в оптимальном состоянии. Но тогда не знал, что эти две шайбы были для меня последними в составе национальной команды.

Начался чемпионат Советского Союза, и Виктор Васильевич Тихонов перестал доверять мне место в составе ЦСКА. Перед важным матчем со «Спартаком» подошел и сказал, чтобы я помогал ему на скамейке — опять не прошел в состав. Тут я пришел к выводу, что больше вообще за ЦСКА не выступлю, не говоря уж о сборной. Естественно, не имея игровой практики, не мог рассчитывать на участие в призе «Известий». Это, собственно, решало практически все. Тем более что незадолго до этого Тихонов подошел и предложил закончить играть, то же самое советовал Валентин Сыч, начальник управления зимних видов Госкомспорта. Причем Валентин Лукич делал это мягко, но дал понять, что вариантов нет. Подчеркнул, что Михайлова, конечно, уважают и намереваются принять участие в его дальнейшей судьбе.

«Борис, — говорил Сыч, — мы решили, что ты должен стать главным тренером молодежной сборной, на носу чемпионат мира, и можешь хоть завтра ехать принимать команду».

Я с предложением Сыча согласился. Оно действительно было довольно лестным. С молодежной сборной было бы интересно работать. Много классных игроков через эти соревнования проходили, те же Игорь Ларионов, Владимир Кругов, Мате Нэслунд и Томми Самуэльссон из Швеции, чехи Владимир Ружичка и Петр Бжиза, Уэйн Гретцки и Майк Гартнер из Канады, в общем, список внушительный можно составить, и по тем годам, и позднее. Взял я имена просто наиболее звездных игроков.

Считал, что молодежная сборная — это, по советским временам, удачное продолжение карьеры, я же оставался в большом хоккее. И не требовалось кардинальной перестройки.

Однако мне не хотелось ничего делать в спешке, я сказал, что приступлю к работе чуть позже, с прицелом на следующий чемпионат мира. Кроме того, я не мог бестактно поступить по отношению к тренерам молодежной сборной. Проще сказать, прийти на «живое место».

В общем, проводили меня из большого хоккея. Я начал готовиться к работе со сборной, написал план, посмотрел конспекты, которые я вел, играя в ЦСКА, наверное, последние лет пять, после беседы с Кулагиным и Колосковым, которые посоветовали мне подумать о выборе профессии. Потом лег в госпиталь, сделал операцию на ноге, восстановился. И отправился в управление хоккея Госкомспорта СССР, как говорится, наниматься на работу. Но, смотрю, его начальник Анатолий Михайлович Кострюков что-то мнется, ни да, ни нет. Ничего путного не говорит Сыч. Я конечно, понял, что меня «отцепили» от сборной. И, скорее всего, предложения делались для того, чтобы я играть закончил. Собственно, на мне это никак не отразилось. Переживать не стал, поскольку знал, что я такой не один. А чуть позже я убедился, что руководители хоккея знали о том, что меня ждет дальше.

Самостоятельно заниматься трудоустройством я, естественно, не мог. Как майор Советской Армии, был обязан явиться к армейскому начальству. Отправился в спорткомитет Министерства обороны. Его председатель — контрадмирал Анатолий Шашков — принял и сразу сказал, что все знает про молодежную сборную, понимает мое состояние. «Но, может, это совсем неплохо, — заметил он, — ты имеешь шанс сразу начать работать с командой мастеров, хорошая будет проверка». Вот это да — подумал я про себя. А Шашков тут же предложил отправиться в Ленинград — возглавить СКА. Казалось, что может быть лучше? Сразу со льда на пост главного тренера высшей лиги. Такого в практике отечественного хоккея почти не случалось. Во всяком случае, помнится, что Борис Майоров меньше чем через год после завершения карьеры принял «Спартак».

Получил я командировку в Ленинград, встретился там с командующим Ленинградским военным округом и начальником СКА. Но не торопился принимать СКА, поскольку на это была веская причина. Сразу сказал, что работать не могу, ибо в команде есть главный тренер — мой друг Игорь Ромишевский. Тянуть в СКА не стали: не хотите соглашаться — не надо, мы в любом случае Ромишевского снимем. Команда выступает неудовлетворительно, ей придется играть в переходном турнире. Так что решайте.

Это меняло дело, я успокоился, потому что не шел на место Ромишевского. Посмотрел две встречи СКА в Москве. Понял, что проблем много, но армейцы были сильнее явных аутсайдеров из уфимского «Салавата Юлаева» и минского «Динамо». Уже в начале переходного турнира приехал на матч СКА со спортклубом имени Урицкого в Казань. Там 1 февраля 1981 года меня и представили как главного тренера.

Надо сказать, что команда по составу была способной решить на тот период задачу остаться в высшей лиге. Так оно и вышло. Из опытных игроков в СКА тогда были вратарь Сергей Черкас, защитники Александр Малюгин, Виктор Кузьмин, Владимир Локотко (он вместе со мной играл в ЦСКА), нападающие Саша Андреев, Владимир Боков, братья Солодухины, Сергей Жуков, Андрей Андреев, Александр Михайлов. Все они отнеслись ко мне с уважением, я не чувствовал себя в СКА инородным телом. И город меня принял хорошо. На встречах в округе, в клубе, в горкоме партии меня поддержали. Сразу выделили квартиру на улице Рубинштейна, служебную машину. Устроила меня и база на Звенигородской улице, в черте города.

Конечно, я отдавал себе отчет в том, что СКА — не ЦСКА, но хотел получить максимально возможный результат. Летом успешно защитил свой план учебно-тренировочного процесса в управлении хоккея, принимали его Анатолий Кострюков и сотрудники комплексной научной группы. Анатолий Михайлович был удовлетворен. «Борис — говорит, — план у тебя сделан грамотно. Теперь надо приобретать практический опыт. Надеюсь, получится. Хорошо, что ты второй раз нашел себя в хоккее». В общем, поддержал.

Да, в СССР существовала такая практика как бы сдавать экзамены — защищать план подготовки к сезону. Тогда был профессиональный тренерский совет, имеющий немалые полномочия, контролирующие функции. На нем вырабатывалось наиболее перспективное направление в подготовительном процессе, на тренировках в ходе сезона, естественно, обращали внимание на то, чтобы работа шла в традиционных рамках советской хоккейной школы. Именно подготовка в межсезонье была фундаментом успеха. Заложив основу, было проще решать задачи ледовой подготовки.

Я понимал все это, видел, как работают многие знаменитые тренеры, но не собирался кого-то копировать, хотя имел планы, как использовать опыт Анатолия Тарасова, Аркадия Чернышева, Константина Локтева, Всеволода Боброва. Но скажу, что манера поведения, подход к работе у меня были собственные. Стремился находить свои пути решения различных задач. Конечно, сложна тренерская профессия. Наставник должен беззаветно любить хоккей, уметь заниматься анализом, подбором стиля игры, тактическими построениями, знать, как точно расставить хоккеистов по позициям, сочетаниям. Естественно, я работал над устранением ошибок, изучал соперников.

Тем не менее поначалу дела складывались далеко не просто. Результаты предсезонной подготовки оказались ниже, чем я запланировал. Были претензии к хоккеистам в смысле организации игры, коллективных действий. Проще сказать, я не мог добиться от игроков заметного роста, нервничал. Происходило это, конечно, от недостатка опыта.

В то время у меня состоялся важный разговор с Валентином Александровичем Быстровым, первым ленинградцем, выступавшим в сборной СССР, заслуженным тренером России. Он сказал: «Борис, ты подходишь к игрокам по привычным для тебя меркам. Но ЦСКА и СКА — не одно и то же. Здесь хоккеисты классом ниже, надо оценивать ребят по возможностям, отношению к делу и с учетом этого строить тренировочный процесс. А вы говорите сейчас на разных языках».

Я проанализировал положение дел. В ЦСКА, например, при атаке двое против одного за три неудачные попытки тренеры нас ругали. В Питере я требовал забросить в подобной ситуации хотя бы одну шайбу с пяти-шести попыток, но и это не всегда получалось. Тем не менее я трагедии из этого уже не делал, смотрел на вещи реально. Но при всем том я все-таки чувствовал, что команда готова прибавить, готовился к тренировкам, которые стал проводить более разнообразно и интенсивно. Претензий со стороны хоккеистов практически не было. Я бы даже сказал, что они стараются помочь мне, уважая как игрока, против которого кто-то из питерцев не раз выступал. Полагаю, и поэтому чемпионат СССР 1981–1982 годов провели мы неплохо. Думаю, что здесь мне здорово помог Владимир Петров. Он решил заканчивать выступления, но я его уговорил стать моим помощником в СКА.

На первом этапе питерские армейцы заняли седьмое место при 12 участниках. В турнире за 5-8-е места также стали седьмыми. Собственно, за исключением ЦСКА, московских «Динамо» и «Спартака», против всех остальных было можно играть.

Считаю, неплохо мы выступили против других команд, стоявших выше. Поделили очки с горьковским «Торпедо», занявшим четвертое место. Один раз обыграли ЦСКА, чемпиона СССР, это был для меня в высшей степени принципиальный матч. Конечно, не случайно так все получалось. Я уже понимал, что при дефиците мастеров нужно сосредоточиться на организации игры. Команда стала более дисциплинированной, научилась играть от обороны, строить контратаки против лидеров, вести активную игру с клубами примерно равными с нами по силам. То есть у меня появилось собственное тренерское кредо. Я не был диктатором, еще с питерских времен старался стать тренером достаточно гибким, умеющим работать на результат, в зависимости от ситуации, и находить контакты с игроками.

Конечно, СКА был командой во всех отношениях со скромными возможностями. Всегда сложно проходил процесс комплектования. В клубе в основном рассчитывали на воспитанников ленинградского хоккея, призывали ребят в армию, но и теряли многих. И в первенстве 1982–1983 годов дела не пошли. В команде не хватало опытного мастера с высоким менталитетом.

Тогда собрались мы с Петровым помочь СКА, так сказать, личным примером. Обратились к председателю спорткомитета Министерства обороны СССР Анатолию Шашкову с просьбой разрешить нам с Петровым играть, чтобы решить задачу сохранения места в высшей лиге. Но он не мог самостоятельно решить этот вопрос. Тогда мы попросили, чтобы нас принял министр обороны СССР Дмитрий Федорович Устинов. Встреча состоялась. Мы объяснили ему ситуацию, говорим — мол, сейчас надо выйти из кризиса, потом будем народ искать. Он понял нас, но принял свое решение. Предложил мне остаться тренером, а Володе рекомендовал играть. С его помощью мы сохранили позиции. А потом потихоньку начали собирать новую команду. Игра стала вырисовываться, костяк появился — Сергей Мыльников, Сергей Жуков, Власов, Всеволод Лавров. В моем третьем сезоне СКА был единственным клубом высшей лиги, обыгравшим ЦСКА. Столичные армейцы шли на рекорд, победили в 39 матчах, оставалось выиграть последний — у скромной команды СКА. Я помню, какие пошли разговоры, что начальство решит этот вопрос в пользу ЦСКА. Мне на этот счет до матча много вопросов задавали — ну как, давят сверху? Давления никакого не было, Тихонов и его команда, наверное, были на все сто процентов уверены в себе. Но мы сдаваться не собирались. Получился увлекательный и напряженный матч. И нам удалось-таки выиграть — 3:1 и лишить ЦСКА рекорда!

Я смело могу назвать Ленинград хоккейным городом. До меня, при мне, после того как я уходил в ЦСКА, снова возвращался, в Питере всегда были талантливые мастера. Например, мои партнеры по сборной Игорь Щурков, Игорь Григорьев, Валентин Панюхин, Василий Адарчев, Владимир Шеповалов, Юрий Глазов, Виталий Кустов, братья Солодухины — все они в сезоне семидесятого года под руководством Николая Георгиевича Пучкова стали бронзовыми призерами чемпионата СССР. Вообще СКА был командой цепкой, и против него надо было держать ухо востро. Хорошо начинали многие молодые. Например, игроки сборной Алексей Касатонов, Николай Дроздецкий, Евгений Белошейкин, Сергей Шенделев, Алексей Гусаров, Максим Соколов, Максим Сушинский и другие. На моих глазах возмужал Соколов. Этот вратарь, который сейчас вернулся в СКА, коренной питерец. Он начинал играть у меня еще в девяностые годы XX века. Я видел, что парень достаточно способный, решил направить его на специальные занятия к легендарному голкиперу Николаю Пучкову. Через неделю Максим вернулся и сказал: я не могу переучиваться — Пучков хочет, чтобы я учился играть, как он. Естественно, я уважал Николая Георгиевича — классного тренера, вратаря легендарного. Но спорить с Максом не стал, поскольку в хоккее целесообразнее не переучивать, а развивать лучшие качества.

Что же касается меня самого, то, работая добросовестно, я все-таки не испытывал удовлетворения. Мне не хватало результата. Такой команде, как СКА, в советские времена, да и позднее тянуться за лидерами было практически невозможно. Ну, сезон мог сложиться, можно было войти в пятерку — не более. Что делать, если нет подбора опытных высококлассных мастеров, то нет и стабильности. С моим менталитетом так жить было тяжко. И держался я исключительно за счет серьезного отношения к делу и поддержки ленинградских партийных руководителей, командования округа. Там были разумные люди, они все понимали.

В общем, вариантов у меня не было. Все потихоньку шло к тому, что Борису Михайлову оставалось смириться и не роптать на судьбу. Наверное, со временем я бы окончательно адаптировался в СКА, ибо в Санкт-Петербурге, как я сказал выше, ко мне относились доброжелательно, как могли, поддерживали, помогали в работе. Тут уж ничего не попишешь — тренерская судьба.

Но в одночасье все круто изменилось. Причем в высшей степени неожиданно. В конце сезона ко мне вдруг подошел Виктор Тихонов и сказал: «Петрович, как ты смотришь на то, чтобы вернуться в ЦСКА в роли второго тренера? Юрий Моисеев уходит в московское «Динамо».

Откровенно говоря, я опешил, ну, не мог и предположить, что мной заинтересуется Тихонов. Поэтому говорю: «Виктор Васильевич, у нас же непростые взаимоотношения, надо начистоту побеседовать». Он быстро согласился, дал телефон и попросил позвонить после сезона. 3 мая я приехал к нему, в дом на Тишинской площади, в считанных минутах ходьбы от того места, где я в свое время жил.

Состоялся действительно профессиональный разговор, который меня вполне устроил. Тихонов конкретно объяснил, как будет строиться моя работа. Подчеркнул, что ни о каких шероховатостях личного характера речи не идет, надо заниматься командой. В принципе, задачи были ясны. Отказываться от такого предложения я не мог. Мне было приятно вернуться в ЦСКА. С этим клубом была связана моя хоккейная жизнь. Я понимал, что это полезно и в смысле расширения тренерских знаний. Состав был прекрасным, вызывала интерес работа с классными игроками. Вместе со мной пришли в ЦСКА питерцы Евгений Белошейкин и Алексей Гусаров, который впоследствии стал одним из лучших в клубе НХЛ «Квебек Нордикс».

После встречи с Тихоновым я вернулся в Ленинград, переговорил с руководством. Безусловно, никто моему переходу в ЦСКА не был рад, поскольку ситуация с командой была достаточно стабильная. Но нельзя забывать, что клубы были армейские и ЦСКА стоял рангом выше. Все решалось на уровне Министерства обороны. Поэтому никаких трений не возникло — майор Михайлов получил новое назначение и отправился к месту службы.

Естественно, красиво и легко все было только на словах. В Ленинграде я привык к работе главным тренером. И надо было перестраиваться на деятельность с иным содержанием. Короче говоря, я стал как бы связующим звеном между Тихоновым и игроками. Начал работать, во всем разобрался без проблем, но переключаться все равно было трудно. Тем не менее получилось. Наверное, не в последнюю очередь потому, что у меня хватило терпения. В целом же это была замечательная работа с интересными парнями-максималистами, с высокими задачами и, что весьма важно, в привычной для меня атмосфере.

Время было потрясающее. Великолепно играла первая пятерка — Алексей Касатонов, Вячеслав Фетисов, Сергей Макаров, Игорь Ларионов, Владимир Кругов, на моих глазах прибавляли Вячеслав Быков, Андрей Хомутов, Валерий Каменский, Евгений Белошейкин и Алексей Гусаров.

Но вдруг произошло неприятное событие. Против меня выступили ведущие игроки во главе с Вячеславом Фетисовым. Им надоела моя требовательность. Я решил объясниться с ними и откровенно сказал: ребята, я выполняю задание главного тренера, что же будет, если пойду у вас на поводу. Результат оказался довольно неожиданным. Как ни странно, но Виктор Васильевич занял сторону хоккеистов. Тогда я пришел к нему и заявил, что в такой обстановке работать не буду. Опять серьезно поговорили, он попросил меня остаться. Затем два года все было нормально. Но потом по инициативе начальника ЦСКА Анатолия Акентьева возникла такая идея: Тихонов, оставаясь главным в сборной, становится консультантом ЦСКА, а я — главным тренером армейцев. Я был категорически против.

И это не была, скажем, спонтанная вспышка протеста. По складу характера я не агрессивен, умею держать себя в руках и не вступаю, как правило, в какие-либо эмоциональные разбирательства. Просто для меня ситуация была неприемлемой, получалось — главный, но по подсказке.

В общем, пришлось уйти из команды в марте 1990 года. Выяснять отношения ни с кем не стал. Это было бы глупо — тратить время на разговоры с руководством. Кроме всего прочего, и в этом заключается сложность тренерской профессии. Если не сложились отношения или самого тебя что-то не устраивает, то уходить должен ты. Таковы правила игры.

После этого состоялось несколько встреч на уровне Министерства обороны, предлагали работу в спорткомитете. Пообещали присвоить звание полковника. Но уже не было желания оставаться в армии. В этом точно определился. Временно выполнял какую-то работу в клубе. А после окончания сезона написал рапорт и демобилизовался.

Понятно, отходить от хоккея не собирался. Пришел в клуб «Звезды советского хоккея», президентом которого был Владимир Петров, вице-президентом — Александр Шигаев, старшим тренером — Александр Рагулин. Там все свои были. Начал играть за ветеранов. С одной стороны, это было интересно, с другой — поддерживал форму, рассчитывая, что вновь получу приглашение в команду мастеров. Сам никуда не напрашивался.

И вот во время поездки в Швейцарию ко мне в городе Рапперсвилль подошли руководители местного клуба высшей лиги и предложили работу в качестве главного тренера. Это было неожиданно, но, естественно, весьма заманчиво. Как тренер, я был заинтересован в подобной работе, это было расширением профессионального кругозора.

Разговор получился вежливый, благожелательный, за рубежом вообще не принят повышенный или резкий тон. Но могут утром улыбнуться, пожелать успехов, а вечером сказать, что в твоих услугах не нуждаются. Однако, что это может случиться быстро, я не предполагал.

С помощью своего агента швейцарца Луи Клюнегера просмотрел условия контракта, который вскоре подписал. Всей семьей приехал в Швейцарию, выделили машину, поселили в благоустроенной трехкомнатной квартире. И начал работать, пошел на курсы немецкого языка. Переезд в эту страну прошел, в общем, безболезненно. Были очень хорошие отношения с Луи, его семьей, и тот мне во многом помог.

Не могу сказать, что столкнулся с чем-то неожиданным непосредственно в работе. Сам чемпионат Швейцарии по уровню, понятно, ниже нашего, но, как и во всех национальных первенствах, в нем были лидеры, середняки, аутсайдеры. «Рапперсвиль» по составу совсем уж слабым не был, но я попал в него в непростой момент. Меня откровенно насторожила продажа довольно большой группы игроков. Тем не менее что-то изменить я не мог, ибо команда была среднего достатка, ей требовалась финансовая подпитка. В общем, мне пришлось заниматься в основном с молодыми хоккеистами. Безусловно, о выходе в плей-офф речи не шло. Тем не менее со мной заговорили о новом контракте. Я объяснил, как собираюсь работать, предупредил, что команду за год не сделаешь. То есть придерживался советских методов подготовки, не во всем сходной с европейской по части ротации состава. Полагал, что разговор своевременный, до конца сезона оставалось две игры. Мне, как я полагал, официально предложили продолжить готовить команду. Но через три дня вновь пригласили в клуб. Я сказал Татьяне, что, скорее всего, контракт продлевать не будут. Пришел. И меня поставили в известность, что прошло заседание совета клуба, на котором пришли к отрицательному для меня выводу. Я цепляться за этот клуб и не собирался, сказал — делайте, что хотите, претензий к вам у меня нет. Швейцарцы вежливо подчеркнули, что все мои условия по контракту выполнят, предложили пожить какое-то время в Швейцарии. Пришел домой, говорю Татьяне — не продлевают с нами контракт. Она, привыкшая к более крупным неприятностям, отнеслась к этому спокойно — нет и не надо — и попросила, чтобы я себе нервы не трепал. В общем, мы остались, потому что мой младший сын Егор учился в школе. А после завершения учебного года вернулись домой.

В стране тогда наступило время больших перемен. Развалился СССР, и, естественно, начался процесс создания новых федераций по видам спорта. В хоккее все проходило весьма бурно, и я сразу оказался в гуще событий, но в основном наблюдал, анализировал обстановку. Не искал для себя должностей, а более всего был озабочен будущим игры, которое представлялось весьма туманным. В конце концов, не чужой же я хоккею человек. Довольно мощным был отток за океан. Это было естественно, поскольку тогда классных игроков было много, все они заслуживали достойной жизни. Я бы сказал, что было три волны отъездов: сначала уехали звезды восьмидесятых Макаров, Ларионов, Фетисов, Касатонов и вскоре еще десятка три добротных мастеров, потом была волна ребят, выигравших в 1992 году Олимпиаду, и, наконец, подписали контракты с клубами НХЛ хоккеисты, которые были молоды, но прошли советскую школу, в том числе и те, кто у меня в 1993 году за сборную играл. Забегая вперед скажу, что со временем ситуация как-то стабилизировалась. С одной стороны, потому, что никого нынче не интересуют европейские клубы, у которых, по нынешним меркам, весьма скромные по сравнению с Россией контракты. И поэтому основная масса игроков среднего уровня остается дома. Что касается НХЛ, то туда едут звезды, которых много не бывает. Ну, кого мы к ним сегодня можем отнести? Сашу Овечкина, Илью Ковальчука, Женю Малкина... Мне могут сказать, а как же Сергей Гончар, Павел Дацюк... Так это ж воспитанники советской школы. Ни для кого не секрет, что мальчишек способных в поле зрения селекционеров и агентов НХЛ стало гораздо меньше. Вот, смотрите, у каждого клуба НХЛ есть селекционеры, которые живут в России. Среди них немало настоящих профессионалов. Они внимательно следят за подростками, дают скаутским службам клубов НХЛ рекомендации. Однако в последнем драфте и десятка россиян не набралось.

Однако вернемся в май 1992 года, отмеченный борьбой за хоккейные кресла. Свои интересы были у лидеров бывшей Федерации хоккея СССР, в такой же организации на уровне РСФСР полагали, что именно они правопреемники всего российского хоккея. В конце концов, дело дошло до скандала. После чемпионата мира-92, на котором наша сборная проиграла в четвертьфинале шведам и впервые в истории осталась без медалей, в Москве, в помещении Госкомспорта на Лужнецкой набережной, состоялась выборная конференция нового руководства хоккея страны. Во время нее, в перерыве, у меня состоялся разговор с председателем Спорткомитета России Виталием Смирновым. Он предложил выдвинуться на пост президента ФХР. Это была идея Анатолия Тарасова. Я ответил, что не могу, поскольку дал согласие работать в Санкт-Петербурге. Но все равно остаться, как говорится, в стороне мне не удалось.

Обстановка была на этой конференции запутанной. Насчет реорганизации федерации существовали полярные мнения. Президент хоккейной федерации РСФСР Владимир Леонов полагал, что надо просто передать власть ему. Оппозиция, в основном люди из Федерации хоккея СССР, ведущие тренеры, имели своего ставленника — опытного аппаратчика Альберта Поморцева, возглавлявшего одно время управление зимних видов Госкомспорта. Был еще один претендент на пост руководителя хоккея — мой бывший тренер, начальник сборной СССР Роберт Черенков, человек уважаемый, профессионал, но он в ходе собрания свою кандидатуру снял. Думается, Черенкову не было смысла участвовать в этой «потасовке». К тому времени уже появилась Межнациональная хоккейная лига, и он был ее президентом.

Откровенно говоря, ничего подобного я в своей жизни не видел. Леонов, который зачем-то привел с собой юриста, сцепился с Поморцевым за право ведения конференции. Они рвали друг у друга из рук микрофон. Народ веселился, хотя ничего смешного не было. В тот момент я подумал, что нас ждет, если такие люди будут руководить российским хоккеем.

Все это безобразие прекратил Виталий Смирнов. И люди как-то сразу поняли всю ответственность момента. После выступления кандидатов отказали в доверии почти всем, в том числе и председателю спорткомитета Москвы Анатолию Ковалеву, а Роберт Черенков, как я сказал, сам отказался участвовать в выборах. Тогда и выступил Анатолий Тарасов, сразу же направивший разговор в нужное русло. И тут же на пост председателя появилось три претендента: Владимир Петров, Юрий Васильевич Королев, известнейший хоккейный специалист, человек во всех отношениях достойный, и Борис Михайлов. Я, естественно, отказался, и, как говорится, мои голоса перешли к Петрову.

Я же был практиком и более всего стремился к живой тренерской работе. В итоге меня назначили на пост главного тренера сборной. Я понимал, что это — огромное доверие и максимальная с моей стороны ответственность. Сразу вникать в ситуацию не стал. Вернулся в СКА, где было немало забот. Ну, а президентом избрали Петрова. Вроде бы все завершилось благополучно, но до порядка было еще далеко.

В российском хоккее сразу же образовались, так сказать, две противоборствующие организации — ФХР и Межнациональная хоккейная лига, созданная президентами клубов, которую возглавлял Роберт Черенков. Пошел спор за власть. С одной стороны, на права ФХР никто не посягал, но МХЛ, в состав которой входили все клубы, диктовала свои условия. И работали в Лиге конструктивно, дружно, массу проблем решали на президентском совете без особых трений. Я входил в совет, поскольку одновременно был президентом и главным тренером СКА. Но единого руководства российским хоккеем не было. И это не способствовало развитию игры.

Уже позднее, в 1994 году, перед чемпионатом мира в Италии на авансцену вышел Валентин Сыч. Он сумел с помощью МХЛ, контролирующей ситуацию на местах, занять место Петрова.

Я не умею плести интриги, что думаю — говорю открыто. Но не позволяю себе отзываться о людях оскорбительно. В этом случае вообще все было ясно как божий день. Все решалось на высшем уровне, выбравшем Сыча. У меня с ним были непростые взаимоотношения, как могло быть иначе, когда однажды он меня обманул. Кроме того, иногда наши точки зрения имели противоположный характер. Но надо отдать должное Валентину Лукичу, он быстро разобрался в проблемах, ситуация в ФХР стабилизировалась, стало больше порядка. В общем, при нем в нашем хоккее дела постепенно пошли на лад. Он ставил общественные интересы на первое место, в чем я лишний раз убедился позднее. Что касается меня, то сложилась весьма оригинальная ситуация. В 1992 году сборная СНГ под руководством Виктора Тихонова выиграла Олимпиаду в Альбервилле. Потом, как уже говорил, она неудачно сыграла в Праге. Но когда решался вопрос о назначении тренера в сборную страны, Олимпийский комитет России, который владеет правами на утверждение главного тренера олимпийской команды, решил, что останется Тихонов. ФХР же для руководства команды, которая будет представлять Россию на чемпионате мира 1993 года, выбрала меня. Так и появились две сборные.

Мне, надо признать откровенно, работать было сложнее. После победы на Олимпиаде-92 за океан отправился очередной десант наших хоккеистов. Пришлось вместе с моим помощником Петром Воробьевым создавать, по сути дела, новую команду. Мы решили опереться на пятерку московского «Динамо»: Сергей Сорокин — Александр Карповцев, Сергей Петренко — Алексей Яшин — Ян Каминский. И стали постепенно просматривать кандидатов. Разобрались с теми, кто сможет войти в состав сборной из россиян, выступавших в чемпионате Межнациональной хоккейной лиги. Но определиться полностью не могли, в Европе и за океаном играли хоккеисты, которые могли усилить команду. Договориться с ними был шанс ближе к чемпионату.

От олимпийского состава 1992 года в сборной осталось мало игроков — вратарь Андрей Трефилов, защитник Дмитрий Юшкевич, нападающий Вячеслав Буцаев. Стало легче, когда дали согласие играть Вячеслав Быков и Андрей Хомутов из швейцарского «Фрибурга». Оба — выдающиеся хоккеисты, харизматические лидеры, они создали в команде замечательную рабочую обстановку, помогли мне сформировать боевую команду. Укрепил оборону опытный Илья Бякин. К слову, в этой линии все хоккеисты — Сергей Шенделев, Сергей Сорокин, Александр Смирнов, Александр Карповцев, Дмитрий Фролов, Андрей Сапожников, Дмитрий Юшкевич — были игроками международного уровня. В НХЛ выступали Бякин, Карповцев, Сорокин, Юшкевич, остальные в европейских клубах. Причем играли в них заметную роль. Например, я видел, как играет за финский клуб ТПС из Турку Смирнов, и сразу убедился, что он один из лидеров этой сильной команды, которую, кстати, тренировал Владимир Владимирович Юрзинов. В атаке, кроме Быкова и Хомутова, рассчитывал с прицелом на высокий результат в той или иной степени на всех хоккеистов. Впоследствии в НХЛ из форвардов на звездном уровне заиграл Яшин, не последними игроками в своих зарубежных клубах были Герман Титов, Андрей Николишин, Валерий Карпов.

Перед стартом чемпионата мира сборная России сыграла два матча с немцами. В первом уступила 4:6, во втором победила — 2:0. Игры, от которой еще не отвыкли в России, не показала. Поэтому сразу же пошли разговоры и появились публикации, что, мол, от команды Михайлова ничего хорошего не дождешься. Безусловно, обстановка была, скажем так, не вполне благоприятная. Но я на все это не реагировал. Тренеру нельзя отвлекаться от работы. Тем более в ситуации, сложившейся в команде на тот момент. Понимал, что прибавить можно только в ходе первенства мира, когда у ребят появится уверенность. Кроме того, сразу требовать многого от Вячеслава Быкова и Андрея Хомутова не имел права, у них был за плечами сложный чемпионат Швейцарии, высокие нагрузки. Поэтому игра наладилась не сразу.

В стартовом матче с итальянцами после второго периода проигрывали 0:1, но в итоге кое-как сыграли вничью — 2:2. Очевидно, что наши хоккеисты были быстрее, но они как бы не притерлись друг к другу, совершали ошибки. Потом сборная России обыграла команды Австрии и Швейцарии. Но понять, что россияне представляют, помогли только поединки с опытными соперниками. Безусловно, хорош был состав у шведов — Микаэль Ренберг, Томас Рундквист, Юнас Бергквист, Патрик Юлин, Микаэль Нюландер, юные дарования — Петер Форсберг и Маркус Нэслунд. Все они — нападающие. И, естественно, столкнулись мои подопечные с массированной, мощной атакой шведов. В тот момент они были сильнее и заслуженно выиграли — 5:2. Потом мы проиграли канадцам — 1:3, у которых в составе были профессионалы, например Шон Корсон и будущие звезды НХЛ Эрик Линдрос и Пол Кария. После этого в России команду, что называется, списали со счетов.

Но я так не считал. В игровом режиме смогли прибавить все ребята. В команде был хороший микроклимат. Не было каких-то панических настроений, накачек. Обстановка была на редкость спокойная, каждый занимался своим делом. Понятно, ребята понимали, что велика мера ответственности, но гонки за результатами не было. Наоборот, мы — тренеры, Слава Быков, Андрей Хомутов в тот момент подчеркивали, что борьба за золотые медали начинается с плей-офф.

Естественно, я по ходу турнира постоянно отслеживал игру каждого звена, искал, кто наиболее продуктивно может сыграть в компании с лидерами. В четвертьфинале в тройке с Вячеславом Быковым и Андреем Хомутовым я отвел место на левом фланге Вячеславу Буцаеву, что касается остальных троек, то и они к плей-офф выглядели достаточно сбалансированными. Например, динамовская, где Сергея Петренко пару раз менял Андрей Николишин, хорошо смотрелись Валерий Карпов — Герман Титов — Игорь Варицкий. Хоккеисты, как я уже отмечал, почувствовали меру ответственности. И очень важно, что они уже не были закрепощенными. Вот так состав, который весьма резко критиковали, на поверку оказался во всех отношениях достойным. Оценка была такова: работать на результат могут в сборной России не только лидеры. И, вопреки прогнозам, в четвертьфинале мы нанесли поражение хозяевам чемпионата немцам — 5:1.

После этого матча я уже окончательно определился с первым звеном, таким игрокам, как Вячеслав Быков и Андрей Хомутов, нужен был мощный, боевой и умеющий обороняться партнер. На эту роль и подошел Слава Буцаев, что я и проверил на практике. Они забросили немцам по шайбе и вообще смотрелись отлично. Но это было еще не все. Прибавили Валерий Карпов, Герман Титов, Андрей Николишин, вошел в ритм чемпионата Трефилов.

Я с самого начала понимал, что самое главное — подобрать состав, сами по себе ребята были приличные. И выбрать манеру игры в соответствии с их возможностями. Хоккеисты не лезли вперед, а в первую очередь организовали игру в обороне, в одних случаях старались играть на контратаках, в других, по ситуации, действовали в нападении активно. И не в последнюю очередь игровая дисциплина, психологическая устойчивость помогли завоевать золотые медали, хотя, наверное, в сумме мастерства мы были не сильнее шведов.

Ключевым же в Мюнхене стал матч с канадцами. Большинство наших хоккеистов не привыкло к тому, что они весьма агрессивны, включаются в игру без раскачки. Пока разбирались, уже проигрывали. Момент был сложный, забрось канадцы еще одну шайбу, то, наверное, в финал мы уж не попали бы. Но этого не произошло. Ребята сумели успокоиться, наладили игру и победили.

После того как мы обеспечили себе серебряные медали, чего мало кто ожидал, я сказал ребятам, что они сделали много, и не стал призывать их к победе любой ценой. Мы посидели, прикинули, как лучше играть со шведами. Лезть на них было бы смешно, учитывая силу атаки «Тре крунур». Значит, требовалось аккуратно сыграть от обороны. Этот план сработал, мы выиграли 3:1 и стали чемпионами мира. Финальный матч самоотверженно провели все. Но выделю Трефилова, Андрей сыграл просто здорово. Причем именно за него я особенно опасался: вратарь — ведь это полкоманды.

У Андрея тот сезон не сложился, он уехал в НХЛ, не закрепился в составе «Калгари Флеймз», несколько фармклубов поменял, короче говоря, провел все время в переездах. И вообще ему за океаном не повезло, провел восемь сезонов, но совсем немного играл. Однако потом, в Германии, стал лучшим голкипером, сумел реализовать себя.

Однако более всего меня поразил Быков. Я, конечно, знал, что он мастер, боец, но в Мюнхене я пришел к выводу, что Слава наиболее профессиональный игрок из тех, с кем мне пришлось встречаться в качестве тренера, — по отношению к делу, по характеру, уровню игры.

Позднее я проанализировал весь ход чемпионата. И пришел к выводу, что серьезных ошибок не допустил. Мы с Петром Ильичем Воробьевым ничего заранее не планировали, перед каждой игрой, что называется, «заряжали» ребят, говорили, что надо выиграть сегодня. И помогал нам в этом Вячеслав Быков. Невозможно переоценить его роль, ведь он находился на льду, теснее общался с партнерами. И я ему за это безмерно благодарен. И искренне верю, что его тренерский путь в ЦСКА, который он сегодня возглавляет, будет успешным.

Казалось бы, к чемпионату мира 1994 года в Италии обстановка была более благоприятной. Под начало ко мне приехало из НХЛ много хороших игроков — Михаил Шталенков, Алексей Житник, Дмитрий Юшкевич, Игорь Уланов, Андрей Бякин, Андрей Коваленко, Алексей Яшин, Валерий Каменский, Валерий Буре, Вячеслав Козлов. Были в составе Сергей Березин, Александр Смирнов, Юрий Цыплаков, Андрей Николишин. Все были готовы играть. Настроение в команде было оптимистичное. Может быть, в этом таилась опасность. Ведь бывали случаи, когда сильная команда с хорошим микроклиматом вдруг уступала. То есть ни на секунду нельзя было расслабляться.

Начали турнир спокойно, без проблем вошли в плей-офф. И в четвертьфинале проиграли американцам 1:3. Было их всего пятнадцать человек, по уровню приличная лишь тройка Дженни — Подейн и Янг. Она провела всего несколько атак, но забросила россиянам три шайбы. Создавалось какое-то странное впечатление — атакуем все время мы, а счет растет в пользу американцев, это можно было бы назвать фатальным невезением, в третьем периоде бросили по воротам тридцать раз, но забили только один гол.

Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, в чем причины поражения. Чемпионаты мира не те турниры, на которых можно, как говорится, выехать за счет голого мастерства. Немаловажное значение имеет мотивация, серьезная оценка всех без исключения соперников.

Я вспомнил, как играли мы с Петровым и Харламовым, пришел к выводу, что моим хоккеистам в Италии не хватило именно настроя и спортивной злости. Для меня это был тяжелый урок. Я был благодарен тем, кто приехал из НХЛ, но если рассматривать вопрос аналитически, то это не решение проблемы.

Включение в сборную профессионалов из НХЛ вещь довольно сложная. Здесь ни в коей степени нельзя поддаваться рекламной кампании этих игроков в газетах. На телевидении, СМИ, как правило, до старта высказываются весьма оптимистично. Подогревают интерес к турниру, настраивают общество патриотично.

В привлечении профессионалов существует сразу несколько ключевых моментов. Во-первых, ктото приезжает на чемпионат мира с корабля на бал, и есть риск, что игрок далек от оптимального состояния — усталость, травмы. Во-вторых, надо обязательно учитывать настрой хоккеиста. В-третьих — не решает проблемы сам резкий крен в сторону НХЛ. Так, в 2000 году на чемпионате мира в Санкт-Петербурге, имея сильный по именам состав, сборная России не попала в четвертьфинал.

Вспомню 1994 год. Тогда чемпионами мира стали канадцы, за которых играли многие звезды НХЛ, например, Джо Сакик, Пол Кария, Стив Томас, Брэнден Шенэхен, Майк Риччи, Род Бриндамур, Люк Робитайл, Джейсон Эрнотт, Роб Блэйк, Стив Дюшейн. Но это была команда не с шапкозакидательскими настроениями. Сезон в НХЛ труден, игроки устали. И пробивались к цели за счет игровой дисциплины. В финальном матче финны имели территориальный перевес в физическом отношении, как минимум, не уступали канадцам, местами даже превосходили их. Но перед сборной Финляндии, если хотите, была стена, и развалить ее оказалось не под силу таким мастерам, как Саку Койву, Яри Курри, Сами Капанен, Кристиан Рууту, Эсе Кескинен, Тимо Ютила, Марко Кипрусов. Причем большинство из них к тому моменту в НХЛ еще не перебрались. И были прекрасно готовы в физическом отношении, а жажды борьбы им не занимать. Канадцы сыграли гибко, ради достижения цели отказались от присущей им агрессивной игры и вытянули ничью — 2:2. И в серии буллитов психологический перевес был на их стороне, да и вообще канадцы выполняют этот элемент увереннее, чем европейцы. Так «Кленовые листья» стали чемпионами мира после многолетнего перерыва.

Много профессионалов или мало? Все это палка о двух концах. Наверное, может быть в современном хоккее золотая середина в комплектовании сборной. Скорее всего — это оптимальный вариант. Но лишь в том случае, когда профессионалы в физическом отношении выглядят прилично и готовы справиться с нагрузками того или иного чемпионата мира.

Плохо и когда никого нет. Из-за локаута в НХЛ в 1995 году на чемпионате мира в Стокгольме заокеанских профи не было. Вот тут финны, сохранившие костяк команды с 1994 года, уже были сильнее всех. По мнению специалистов, произошло это еще и потому, что большинство хоккеистов сборной Финляндии — в целом вполне добротных — к тому времени еще не достигли уровня НХЛ. То есть немало сильнейших мастеров могли играть на чемпионате мира. И результат показали отменный. Одна победа в финале над хозяевами чемпионата шведами со счетом 4:1 дорогого стоит.

Мне же пришлось прибегнуть к помощи хоккеистов, выступавших в России и в европейских клубах. К тому времени в России уже сократился отток в НХЛ, в национальном первенстве играли хоккеисты среднего уровня, добротные, но не более. Я и мой помощник Игорь Николаевич Тузик это понимали. Успех мог прийти в основном за счет организации игры. Но мы не могли предусмотреть всего.

Сложно было найти достойных кандидатов на определенные позиции. Но все-таки определились заранее и по ходу турнира в Швеции состав не тасовали. С прежней уверенностью рассчитывали на Быкова и Хомутова, они оставались лидерами. К ним подключили быстрого Березина. Звено получилось забивающим, Быков и Хомутов, хоккеисты тактически грамотные, помогли Сергею Березину сыграть результативно, он забросил в шести матчах семь шайб. В принципе, добротными были и остальные звенья: московские динамовцы Равиль Якубов — Александр Прокопьев — Владимир Воробьев, Андрей Тарасенко — Олег Белов — Станислав Романов, Алексей Саломатин — Игорь Федулов — Павел Торгаев. В обороне положились на проверенных в деле Шенделева, Фролова, Сорокина, Смирнова. Больше всего беспокоились за вратарей. И, как оказалось, не зря. Первый этап прошли успешно, выиграли пять матчей, в том числе и у канадцев. Но в четвертьфинале уступили чехам — 0:2. Матч был равным, как и всегда, больше атаковали мы, но ресурсов, чтобы забить, не хватало. Чехи поймали нас в первом периоде на контратаке. Но это не имело решающего значения. Игра шла, как говорят, до гола. И здесь на пустом месте ошибся наш вратарь Червяков, он укатил из ворот к борту где-то на линию точки вбрасывания. Потерял шайбу, и, конечно, чехи этим воспользовались.

Конечно, чемпионат был для нас сложным. Но не могу сказать, что мы были слабее кого-то на голову. Играть можно было со всеми. Вот мы говорим о цене момента. На чемпионатах мира она возрастает. Хоккеисты звездного уровня более нацелены на ворота, у них не дрожат руки и есть какой-то кураж. Собственно, никто из моего звена в подобных ситуациях не нервничал, мы даже не думали, что промахнемся, старались в считанные секунды придумать, как удобнее обыграть вратаря или бросить. Этого и других качеств в 1995 году нашим игрокам не хватало, а Быкова и Хомутова чехи опекали внимательно и не позволили им решить исход встречи.

После этого меня попросили из сборной, хотя срок контракта не истек. Мне это не понравилось. И я решил оспорить это решение ФХР в суде. Подал иск на ФХР. Но проиграл.

Продолжил работать в Питере. Конечно, СКА не мог соперничать с состоятельными клубами, но команда была, по общему мнению, цепкой и периодически лидеров обыгрывала. Собственно, требовалось попасть в плей-офф. Конечно, сложно жить, находясь в прямой зависимости от денег. Я не хочу ничего худого сказать про тренеров, которые работали тогда в богатых клубах. Они, безусловно, хорошие специалисты. Тем не менее чемпионат был бы интереснее при определенном равенстве сил. С точки зрения сборной, это крайне важно.

Однако недолго работал я только со СКА. На матче в Нижнем Новгороде один из руководителей ФХР сказал, что со мной хочет встретиться Валентин Лукич. Откровенно говоря, этого не ожидал, полагая, что отношения с Сычом по известным причинам не предполагают контактов. Догадок не строил, но понимал, что речь пойдет о сборной. Она в сильном составе осталась без медалей на чемпионате мира 1996 года в Вене. А затем главный тренер Владимир Васильев подал в отставку. Не будем вдаваться в причины, но скажем, что произошло это незадолго до начала очередного розыгрыша Кубка Канады, он тогда получил новое название — Кубок мира. И, естественно, в состав могли пройти только россияне, играющие в НХЛ.

Я приехал в Москву, встретился с Сычом, и он откровенно рассказал, почему меня попросили из сборной. Естественно, ему советовали это в ФХР, но основной причиной стал тот факт, что в споре за кресло президента федерации между ним и Владимиром Петровым я занял позицию своего бывшего партнера.

Я понял его. Сыч почти никогда не работал по подсказке, полагаясь на собственные знания и интуицию. Мало того, он нашел в себе силы честно признать, что одно путать с другим не стоит. В общем, беседа закончилась тем, что Валентин Лукич предложил мне вновь работу в национальной команде. «Игорь Дмитриев болен, — сказал он, — и не против, чтобы сборной занялся именно ты». Я согласился.

Во-первых, потому, что уважал Игоря Ефимовича, без которого не было бы в России московской команды «Крылья Советов». Он, можно сказать, на нее жизнь положил. Сколько раз его хотели лишить Дворца спорта, скольких игроков он потерял. Все это сказалось на здоровье, и в 1997 году после чемпионата мира его не стало.

Во-вторых, в сборной в то время работали Игорь Тузик и Борис Майоров, люди, с которыми у меня были и остаются хорошие взаимоотношения.

Но скажу откровенно, этот период работы в сборной оставил неприятный осадок. Пришло такое время, когда тренеров перестали считать за людей. В 1996 году перед Кубком мира наши хоккеисты из НХЛ капризничали, обижались на то, что им уделяют мало внимания. Сами желали выбрать тренера. Наверное, все это можно в определенной степени назвать анархией. Вместо того чтобы договориться, выясняли отношения.

Тренеров в итоге оказалось много — я и Игорь Тузик, Сергей Макаров и Евгений Зимин, работавший со звездами НХЛ на Кубке «Спартака». Толку от этого не было. Сыграли неудачно. Вообще, я бы этот 1996 год, если говорить о сборной, выбросил бы в пропасть. Я не привык кого-то обвинять, поэтому скажу, что ничего не получилось из-за непрофессионального подхода к делу.

Перед мировым первенством-97 убили Сыча, и на его место пришел Александр Стеблин, победивший на выборах за явным преимуществом. Игорь Дмитриев провел чемпионат мира, но потом его окончательно сразила болезнь. И по контракту место Дмитриева должен был занять я. Для меня это было важно, надвигалась Олимпиада-98, мне очень хотелось поработать на этих грандиозных соревнованиях, как тренеру. Но время шло, и никакой информации касательно Олимпиады из ФХР на мой счет не поступало.

Мне надоело находиться в неведении, я позвонил Стеблину, спросил, кто будет работать со сборной на Олимпиаде. Он ответил, что я. Но через день в печати Александр Яковлевич назвал главным тренером Юрзинова. Я считал, что он должен отстаивать мою кандидатуру в ОКР. Но Стеблин от этого вопроса ушел. Правда, подчеркнул, что к чемпионату мира-98 команду буду готовить я. Правда, верилось в это с трудом. Я же понимал, что Стеблин и Юрзинов когда-то работали вместе. И, конечно, когда президента ФХР спросили — кто, он точно мою фамилию не назвал. Однако что тут поделаешь. Я только предположил, что решалось все на высшем уровне, кто-то, кроме Стеблина, порекомендовал в сборную более опытного Юрзинова, как говорится, для обеспечения результата.

На Олимпиаде наши заняли второе место. Это расценили как огромный успех. Юрзинов и Павел Буре были отмечены правительственными наградами. Никто не заикнулся, что сборная России в финале уступила 0:1 чехам. Случись подобное в мое игровое время, то тренерам после такого финала пришлось бы оправдываться за поражение.

Но меня впрямую все это не касалось, откровенно говоря, я был огорчен, что чехов не обыграли, но винить кого-то, выступать в прессе не собирался. Если бы спросили, ничего бы, что могло унизить наставников, игроков, не сказал бы. Важнее было настроиться на подготовку к мировому первенству. Я и не предполагал, что меня обманут во второй раз. Тот же Стеблин объявил «приговор» — поскольку есть успех на Играх, то есть мнение оставить в сборной Юрзинова. Очевидно, что Владимир Владимирович ничего не имел против меня. Скорее всего, решение поехать на чемпионат мира в роли главного тренера он принял на волне успеха, полагаясь на высокий результат. Увы, сборная не дошла до полуфинала, и Юрзинов опять уехал за границу. А сборную принял Александр Якушев.

После неудачного выступления в 2000 году в Санкт-Петербурге, когда россияне не попали в четвертьфинал, как ни странно, со мной начался новый этап переговоров на предмет работы со сборной. Я привык к тому, что у нас много обещают, но ничего не делают. Поэтому никакого энтузиазма не проявил. Тогда Стеблин спросил, на каких условиях я могу согласиться. Ответил — с соблюдением всех условий контракта, естественно, включая Олимпиаду-2002. Кроме того, потребовал создать вторую сборную. Без нее в современных условиях обойтись сложно. Много кандидатов, и на одном европейском туре всех не проверишь. Естественно, получил клятвенные заверения. Но вскоре начались старые песни в исполнении Александра Яковлевича. Второй сборной не было, но еще не все. Перед Олимпиадой на российском горизонте появился Вячеслав Фетисов. И мне в ОКР и ФХР предложили войти к нему в штаб. То есть предлагали помочь начинающему тренеру. Пришлось от этого отказаться.

После Игр-2002 у меня состоялась встреча с Игорем Тузиком и Борисом Майоровым. Мне совсем не хотелось работать в сборной. Но они убедили меня не уходить из команды. Я остался, кроме всего прочего, и потому, что тогда в штабе были Тузик и Майоров — прекрасные специалисты и порядочные люди, помогали мне Валерий Белоусов и Владимир Крикунов — опытные тренеры, люди, с которыми у меня наладились замечательные отношения. Я не имел права их подвести. Тем не менее я решил, что отработаю в сборной только до конца чемпионата мира.

А раньше, еще в 1999 году, в моей жизни произошло важное событие. Меня пригласили в ЦСКА, начальник клуба Александр Барановский предложил возглавить команду мастеров. Не ХК ЦСКА Виктора Тихонова, а, как он мне сказал, — некоммерческую, армейскую команду. Я дал согласие, рассчитывая на то, что все права на ЦСКА будут у нас. Мне гарантировали занятия и матчи во Дворце спорта на Ленинградском проспекте. Но ничего не вышло. Тогдашний министр обороны России Игорь Сергеев поддержал Тихонова. И на меня как бы рукой махнули, хотя штатное расписание было у моей команды и она представляла Министерство обороны.

То время было не самым лучшим во всех отношениях. После дефолта были проблемы с деньгами, нам месяца три не выдавали зарплату. Потом ЦСКА нарушил контракт, освободив без согласия со мной второго тренера Игоря Тузика. Я посчитал это вызовом в свой адрес. Попробовал объясниться с руководством, все без толку. Пришлось написать заявление об уходе — никто не возражал. Вот такой получился отрезок. Я пришел к выводу, что спортивным армейским руководителям команда не так уж и нужна. Собственно, для меня подобные вещи не были неожиданностью. Я уже привык держать удар, за себя, за ребят, за родной клуб, и переживать не стал. Вот сейчас прошло время, пришли к руководству ЦСКА новые люди, в российском Министерстве обороны о команде не забывают, есть надежные спонсоры. И ЦСКА играет гораздо лучше, чем в девяностые годы XX века.

Однако обратимся к сборной 2001 года. Конечно, фиаско в Санкт-Петербурге стало для всех россиян серьезным ударом. Люди желали восстановления престижа. Я смотрел на вещи реально — понимал, что сделать это далеко не просто. Поэтому за работу взялся серьезно. По подбору игроков особых проблем не было. С прицелом на чемпионат мира я ориентировался на ребят, играющих в России, ближе к турниру в Германии подключились к подготовке несколько хоккеистов из НХЛ во главе с Алексеем Яшиным. Обстановка в сборной, состояние игроков опасения не внушали. По матчам стартовых этапов пришел к выводу, что мои подопечные не слабее фаворитов. Но все-таки одна проблема оставалась. У нашей команды не было мощного первого звена, способного противостоять грозным соперникам. И в полной мере россияне ощутили это в четвертьфинальной игре со шведами, у которых выделялась тройка Кении Юнссон — Аксельссон — Альфредссон. И она практически решила исход поединка в пользу «Тре крунур». В начале второго периода после бросков Альфредссона и Юнссона наши хоккеисты проигрывали 0:2, но довольно быстро Карпов и Твердовский счет сравняли. Потом мы вообще вышли вперед. Однако на 54-й минуте шведы забросили третью шайбу: судья дал свисток до момента взятия ворот. Но потом свое решение отменил, помог шведам, а в овертайме Юнссон принес им победу — 4:3.

Учитывая опыт прошлых лет, я отдавал себе отчет в том, что без профессионалов выиграть чемпионат мира практически невозможно. Но одного их присутствия в команде было мало. Требовалось, чтобы профессионалы еще и делали результат, как те же шведы. Увы, нашим легионерам это оказалось не под силу. Тем не менее я не считал чемпионат мира-2001 провальным. В конце концов, россияне играли со шведами на равных и все решал один момент.

И на чемпионате мира-2002 в Швеции профессионалов было немного. Хотелось взять вратаря Николая Хабибуллина, Сергея Гончара, Олега Твердовского, согласились только Максим Афиногенов, Дмитрий Калинин и Роман Ляшенко. Тем не менее настроение было оптимистичное. Подобрались ребята с характером. Почувствовал, что можно сыграть прилично. Не в последнюю очередь потому, что ситуация была похожа на ту, которая имела место в 1993 году. В команде был лидер — Андрей Коваленко, который сцементировал коллектив, отлично помогал ему в этом Валерий Карпов.

Нам одновременно было и просто, и сложно. На команду особо ставку не делали, хотя об этом не говорили открыто. И мне было важно доказать, что и без звезд сборная способна показать высокий результат. Тем более что точно решил уйти из сборной после чемпионата мира.

Для себя я поставил задачу войти в число призеров. Для этого надо было выбрать определенную тактику игры. Нельзя было делать акцент на атаку, у нас для этого не было ресурсов, поэтому решил попробовать сыграть осторожно, но не уходить в глухую оборону. Этот вариант требовал дисциплины, самоотдачи. Поговорил с хоккеистами, они со всем согласились.

Как и в 1993 году, сначала игра не шла. Мы закономерно уступили чехам. Затем и вовсе свели матч с командой Украины вничью — 4:4. Пожалуй, именно эта встреча оказалась переломной в психологическом плане. Впереди, в плей-офф, были грозные соперники — чехи. Готовясь к матчу с ними, я вспомнил слова Виктора Тихонова о том, как обыграть команду, которая играет от обороны. Самим сыграть от обороны. Мы были к этому готовы, в частности, и потому, что здорово играл Максим Соколов, ставший лучшим вратарем чемпионата, и победили сборную Чехии — 3:1.

Надо сказать, что удалось это сделать прежде всего за счет соблюдения игровой дисциплины. В отличие от 2001 года, когда нас обыграла первая тройка шведов, мы сумели нейтрализовать мощное чешское звено Глинка — Грдина — Ягр. И удачно сыграли наши лидеры, решающие две шайбы забросил Карпов. Причем третий гол он провел на 22-й секунде третьего периода с подачи Коваленко. Потом мы после ничьей в основное время — 2:2 — в серии буллитов одолели финнов. И опять отличились Карпов и Коваленко. И, конечно, блестяще сыграл Соколов, отразивший четыре штрафных броска.

Так сборная России сделала то, чего от нее и не ждали. Сам выход в финал был успехом. Но в решающем матче мы в равной борьбе уступили сборной Словакии — 3:4. Повторилась картина 2001 года, нам не удалось справиться с тройкой Паллфи — Штумпел — Бондра, на счету которой три шайбы. Причем при счете 3:3 победную точку Бондра поставил на 59-й минуте.

Мне жаль, что не удалось повторить успех 1993 года. Но выигрыш серебряных медалей значил немало, поскольку почти десять лет у нашей команды на чемпионатах мира наград не было.

После чемпионата мира-2002 я сосредоточился на работе в СКА, решив больше в сборную не возвращаться. Скажем откровенно, это был непростой период в жизни. СКА не входил в список состоятельных клубов, не мог претендовать на высокое место, не хватало мастеров. Тем не менее хоккеисты с берегов Невы старались давать соперникам бой в каждой встрече. И в сезоне 2004–2005 годов уже были вполне конкурентоспособны. Мы вели спор за восьмую путевку в плей-офф чемпионата России. Сформировали два звена, которые могли решать достаточно серьезные задачи. Это Александр Шинкарь — Константин Горовиков — Александр Гольц, с защитниками Валерием Покровским и Яном Голубовским, и Максим Кузнецов — Алексей Горшков — Егор Михайлов, я рассчитывал на Алексея Акифьева, Федора Тютина, Николая Сырцова. И, конечно, мне здорово помог опытнейший Валерий Зелепукин. Этот нападающий, чемпион мира еще в составе сборной СССР, вернулся из НХЛ и дал согласие играть за СКА. Два сезона он был капитаном команды, отличался не только высоким мастерством, но и серьезнейшим отношением к делу. Глядя на Валерия Зелепукина, старательно работали многие ребята.

В это время сборная России ничего путного не добилась. Если учесть то, что по нынешним временам требуют быстрый результат и, если его нет, с тренерами не церемонятся. В общем, после поражений сборной в 2003 и 2004 годах обо мне опять вспомнили. Обратился Александр Яковлевич Стеблин с просьбой вернуться.

Я сказал, что смогу сделать это только в одном случае, если за стол переговоров вместе со Стеблиным сядут глава Федерального агентства по физической культуре и спорту Вячеслав Фетисов и президент ОКР Леонид Тягачев. Как я и предполагал, этого не произошло.

Но перед мировым первенством 2005 года со мной встретился Владимир Крикунов, его назначили главным, и попросил помочь в национальной команде. Второй локаут — сезона 2004–2005 годов — позволил собрать на чемпионате мира в Вене звездные составы. Все ждали интересного турнира.

Я решил посоветоваться дома, как поступить. Мне просто страшно было вновь сотрудничать со Стеблиным. Но, поскольку главным тренером был Крикунов, я мог и обойти Александра Яковлевича, как говорится, стороной. Кроме того, я был многим обязан Крикунову, который здорово помог мне в 2002 году. В общем, работать согласился.

Безусловно, венское первенство по уровню превосходило многие предыдущие турниры. Фаворитов было предостаточно. И в этой ситуации на первый план выходил, наряду с мастерством и физической подготовкой, волевой настрой.

На двух стартовых этапах ничего значительного не произошло. Сразу же обозначилась разница в классе между сильнейшими сборными и остальными участниками. И никто не сомневался в составе плей-офф. Сборная России сыграла достойно. Да, мы не смогли нанести в полуфинале поражение канадцам — 3:4. Но в поединке за бронзовые медали уверенно переиграли шведов — 6:3. Это достойный результат. И вот что любопытно. Со времени появления сборной России мне посчастливилось быть в команде в те годы, когда она заканчивала мировые первенства успешно. Это — «золото» 1993 года, «серебро» — 2002-го и «бронза» 2005-го. А на последнем чемпионате было интересно работать с такими мастерами, как, например, Павел Дацюк, Алексей Ковалев, Алексей Яшин.

К осени 2005 года я был свободен от практической работы. Безусловно, смотрел много матчей. Обращал внимание на игроков, которые могут войти в состав сборной. С интересом ждал старта хоккейного турнира на Олимпиаде в Турине. Но в качестве зрителя остаться не вышло. По просьбе Владимира Крикунова я стал его помощником в олимпийской сборной. Так, собственно, сбылась моя мечта поработать к качестве тренера на Играх. До начала туринских баталий участвовал в этапах европейского тура. Ребята тогда в сборной подобрались неплохие, мы смотрели на них, главным образом, не столько на Олимпиаду, ибо на нее должны были приехать профи из НХЛ, а еще и на чемпионат мира-2006 в Риге. В общем, такой была обстановка на начало января 2006 года.

В преддверии Игр мы работали спокойно. В руководстве, куда входили генеральный менеджер Павел Буре, главный тренер Владимир Крикунов и тренеры — Владимир Юрзинов и ваш покорный слуга, трений практически не было. Мы отчетливо представляли себе возможности команды, понимали, что будет нелегко. Однако вариантов не было, под началом у нас имелись блестящие мастера из НХЛ, от которых спортивная общественность ждала победы.

Играть пришлось, что называется, с листа, поэтому в стартовом матче со сборной Словакии наши парни выглядели не лучшим образом. Тем не менее, если отталкиваться от развития поединка, проигрывать не должны были. Однако в третьем периоде пропустили острые контратаки, в которых удачно сыграл нападающий Габорик. В итоге — 3:5. Зато следующую встречу нам удалось провести против шведов гораздо лучше — 5:0. Следующие выигранные матчи у казахов, латышей и американцев сложными не были. Впрочем, обольщаться смысла не было. Уже давно на Олимпиадах и чемпионатах мира первые этапы хоккеисты проводят весьма экономно, не показывают своих истинных возможностей. Если ситуация складывается удачно, то бывают длинные победные серии, но в плей-офф все иначе. Команды преображаются на глазах, начинается соперничество по гамбургскому счету. Так все произошло и в Турине.

В четвертьфинале нашими соперниками стали канадцы. Наверное, это была самая классная игра всего турнира. Быстрая, с обилием красивых атак. Болельщики увидели открытый контактный хоккей, присущий НХЛ. Правда, с той разницей, что на трибунах в основном находились многочисленные российские поклонники хоккея. Вооруженные флагами России, они дружно нас поддерживали. И весьма приятно, что в концовке наши ребята оказались сильнее — 2:0. Но, к сожалению, это был последний наш успех в Турине. Сборная России уступила в полуфинале финнам — 0:4, они играли от обороны по системе 1-2-2 и быстро сумели забить. А наши хоккеисты выглядели какими-то скованными, вроде моменты были, но до конца их не доигрывали. И вообще много ошибались. Затем в поединке за третье место мы проиграли чехам — 0:2. Откровенно скажу, не ожидал, что останемся без медалей. Я полагал, что хоккеисты такого уровня могут выдерживать удары и приходить в себя, но после игры с финнами этого не последовало. Не буду кого-то из хоккеистов обвинять, они старались, но что-то не сошлось. Что именно? Ответ на этот вопрос я искал уже после Турина. Когда анализировал ситуацию, вспомнил 1980 год, часы перед заключительным матчем с американцами. Нас тогда заранее поздравляли, пошло какое-то расслабление, от игры отвлеклись... Вот и в Турине подобное имело место, руководители нам руки жали, будто все уже было решено. Я сказал одному нашему официальному лицу — зачем эта эйфория, мы еще ничего не выиграли. Но все равно общий тон был превосходным. И хоккеисты, пожалуй, выпустили пар, к финнам оказались психологически не готовы, они, пожалуй, утратили мотивацию, полагали, что все можно решить за счет мастерства. Потом, мы к этому матчу готовились не так, как к поединку с канадцами, перед игрой с ними у нас был колоссальный настрой. Конечно, финнов мальчиками для битья никто не считал, но где-то в подсознании у ребят, как мне кажется, «прогуливалась» мыслишка, что мы сборную Суоми наверняка пройдем. И дело не в том, что здорово играли финны, сборная России не была готова к борьбе на каждом метре площадки — у бортов, на пятачке, в любых единоборствах, в силовом соперничестве, не преуспели и в тактике... По ходу встречи перестроиться не удалось. Я не случайно вспомнил 1980 год. В Турине, как и тогда, предполагаю, наши хоккеисты думали: не я — так кто-то другой сейчас забьет. Ничего не вышло. Произошел надлом. Поэтому был проигран матч за третье место.

Наверное, надо признать, что ошиблись и мы — тренеры. Не надо было соглашаться на следующий день после победы над сборной Канады на поездку в «Русский дом», да еще вечером. Оказались прямо в праздничной атмосфере, нас встречали как победителей. А надо было закрыться от внешнего мира и готовиться по максимуму. Я бы даже сказал, требовалось добавить обороты.

В целом этот олимпийский турнир произвел на меня большое впечатление. По-моему, любая из семи ведущих команд, имеющих в составе игроков НХЛ, могла победить. Например, словаки прекрасно сыграли на предварительном этапе, в четвертьфинале попали на сборную Чехии, которая выглядела скромнее, но она-то знала, как действовать против словаков. И чехи нанесли им поражение, потом нас одолели. Хотя почти весь матч провели в обороне. Вот так, со средненькой игрой, но грамотно построенной, они стали бронзовыми призерами.

Шведы на предварительном этапе, наоборот, ничего особенного не показали, они и не стремились раскрывать карты. Такое бывало не раз, например, на чемпионате мира в 1991 году они с трудом в плей-офф попали, а потом выиграли золотые медыли. То же самое произошло и в Турине. «Тре Крунур» выглядела замечательно, закономерно стала чемпионом. Важно, что в составе у шведов было лидирующее звено, в котором играли Петер Форсберг — Мате Сундин — Фредрик Модин, отлично выглядели Даниэль Альфредссон и Никлас Лидстрем, защитник просто выдающийся, я бы его в ряд с Бобби Орром поставил. Да что там говорить, все шведы — мастера высочайшего класса. Не стоит принижать и достоинства финнов, имевших мощную первую тройку Теему Селянне — Саку Койву — Йере Лехтинен. В нашей команде я бы отметил первую пятерку, в нее вошли: Данил и Андрей Марковы, Алексей Ковалев — Павел Дацюк — Илья Ковальчук. Хорошо сыграли Александр Овечкин, Виктор Козлов, голкипер Евгений Набоков.

Из особенностей олимпийского турнира я более всего отметил бы новые правила. Они жесткие, предусматривается наказание за малейшую грубость. На мой взгляд, и это показало время, нововведение оказалось удачным. Оно сделало хоккей более интересным и зрелищным.

После Олимпиады мы возобновили подготовку к рижскому чемпионату мира. В столицу Латвии я отправился в приподнятом настроении. Произошли изменения в руководстве федерации хоккея, ее возглавил Владислав Третьяк. Я надеялся, что с его помощью наш хоккей, наконец, сделает серьезный шаг вперед. Забегая вперед, скажу, что не все мои мечты воплотились в жизнь, мне, например, не понравилось, что ФХР стала излишне склонна к зарабатыванию денег на легионерах, особенно — на вратарях. Распалась ПХЛ — Профессиональная хоккейная лига, были трения у тренеров и руководителей клубов с ФХР. Но есть позитивные моменты, в том числе создание Континентальной хоккейной лиги. И самое главное случилось — мы выиграли чемпионат мира 2008 года. Мне очень приятно, что к победе сборную привел Вячеслав Быков, капитан сборной России 1993 года, он как бы мою победную традицию продолжил.

Произошли немаловажные события, так сказать, и в моем личном плане. Незадолго до поездки в Ригу у меня состоялись переговоры с руководителями питерского хоккея, президент клуба Борис Николаевич Винокуров предложил мне возглавить СКА. Разговор получился конструктивным и откровенным. К тому моменту в СКА к лучшему стали меняться финансовые дела, команду взял под свою опеку «Газпром», где мне в ходе переговорного процесса также пришлось побывать. В принципе, каких-то жестких требований не предъявляли, но подчеркивали — нужен результат, имея в виду на первых порах, как минимум, выход в плей-офф. Скажу честно, задача эта представлялась не самой простой. Дело в том, что в плей-офф попали всего лишь восемь команд. И борьба за путевки ожидалась острая. Тогда же я встретился с Александром Ивановичем Медведевым, ставшим несколько позднее председателем попечительского совета клуба. Он хотел быстрого результата. Я же наставивал на том, что команда за год не делается — нужно два сезона.

Дело кончилось тем, что отказываться не стал, подписал контракт 2+1 год. Для меня было это крайне важно, ибо я тренер-практик. Работа с командой — это, если хотите, моя жизнь, источник, из которого я черпаю силы. Ну, естественно, мне было приятно вернуться в Санкт-Петербург, который люблю и которому я многим обязан.

Чемпионаты мира, следующие непосредственно за Олимпиадами, как правило, особого настроя у болельщиков не вызывают. Однако умалять их значения никто не собирается. И от нас снова ждали медалей. Все шло вполне прилично, но в четвертьфинале мы опять проиграли чехам, которые на предварительных этапах ничего выдающегося не показали. Да, канадцев — 6:4 — одолели, но, например, с латышами сыграли вничью 1:1, американцам уступили 1:3. В плей-офф попали вообще с четвертого места в своей группе, а мы в своей — с первого места в четвертьфинал попали, имея единственную ничью 3:3 со шведами, остальные встречи выиграли! И чем это кончилось — 3:4 проиграли в овертайме. К сожалению, часть вины за поражение точно лежит на нас — тренерах. В овертайме вообще должны играть сильнейшие, устал не устал, бейся. А мы выпустили на вбрасывание не тех игроков, они и позицию неверно заняли, и вбрасывание уступили, тут нам и забили.

Обидно было жутко. Ведь по зубам была сборной России эта команда. Что же касается чехов, то до чего же они везучие в поединках с россиянами, они нам с 1994 по 2007 год все долги на чемпионатах мира и Олимпиадах за поражения в советский период вернули. И в Риге, как мы говорим, «доигрались» до финала, но там попали на шведов, которые действительно были сильнейшими в столице Латвии. Они чехов обыграли без проблем. Чемпионат мира-2006, несмотря на то что оказался в тени Олимпиады, был по-своему интересен. Я, например, могу сказать, что он был показательным в плане содержания игры, не по качеству, по традиционным подходам. Если говорить о качестве, то на первом месте были шведы, сыгравшие в свой классический хоккей, россияне стремились к разнообразию, но не хватило удачи, чтобы одолеть чехов, действовавших исключительно от обороны. У них и контратак-то фирменных было немного, но, надо признать, они нас на просчетах здорово поймали.

После мирового первенства я отдохнул, а затем приступил к работе со СКА. Все в целом шло по плану. Единственное, вызывал беспокойство тот факт, что в межсезонье не удалось в полной мере укрепить состав, поскольку СКА еще только начинал раскручиваться. И я, естественно, был ограничен в возможностях. Поэтому складывалось далеко не все. К началу ноября питерцы отставали от клуба, занимавшего восьмое место, на 6 очков. В этот момент, после матча в гостях с ХК МВД, ко мне подошли руководители СКА и сказали, что учредители недовольны результатом, просят, чтобы Михайлов ушел из клуба. Для меня это и неожиданностью не было. Примерно за месяц до этого в СМИ стали появляться заметки, в которых говорилось о том, что долго Михайлов в своем кресле не усидит. Безусловно, виноватым я себя не считал, но спорить и доказывать свою правоту в подобных случаях бесполезно. Я только сказал следующее: вот сейчас СКА до восьмого места 6 очков, если к концу сезона отставание будет меньше 12 очков, то я признаю, что мое увольнение было справедливым. А когда закончился первый этап, СКА отставал на 19 очков. Но это было потом.

Сразу же после встречи с руководителями пришел в раздевалку, поблагодарил ребят, сказал, что в такой ситуации продолжать работать не могу. Ну а потом написал заявление об уходе по собственному желанию.

На мой взгляд, стремление при неудачах делать «стрелочником» тренера — дело нехитрое. У нас в сезоне-2008 почти во всех командах главные поменялись. Причем не сами уходили... Но само то, что наставник меняет команду, процесс вполне естественный. Довольно часто бывает, что не складывается работа в одном коллективе, а в другом все идет на лад. Так же, как и у игрока, у тренера может быть предрасположенность к работе в каком-то конкретном месте. Во всем мире снимают тренеров, бывает же и после ярких побед. И они переходят в новые клубы. Таков профессиональный спорт.

Вот и я без работы не остался. Буквально через месяц меня попросили консультировать один из клубов. Этим и занимался до ноября 2007 года, а потом раздался звонок из Новокузнецка от одного из руководителей «Металлурга» Александра Ивановича Китова, он от имени мэра города Сергея Дмитриевича Мартина пригласил меня на пост главного тренера. Я приехал в Новокузнецк, провел переговоры, на которых сказал, что хотел бы пока отработать до конца сезона. А потом, если ко мне не будет претензий, можно контракт продлить. Что, собственно, в мае и произошло — я заключил договор сроком на год.

Работать с «Металлургом» было легко и интересно, никто на меня не «давил». В Новокузнецке хоккей любят, там есть хороший Дворец спорта. Любопытно, что мы оказались, наверное, первой командой в России, которая не жила в ходе турнира на сборах. У «Металлурга» нет своей базы, и хоккеисты приезжают на тренировки и игры прямо из дома. На первый взгляд, это может показаться странным, как это так, чтобы не собрать команду вместе для целенаправленной подготовки... Но, как выяснилось, можно жить и так без всяких приключений. Во-первых, со сборов уже никто не отлучится — их просто нет, во-вторых, все люди взрослые и за свои поступки отвечают, в-третьих, они чувствуют себя раскрепощенно и действуют на тренировках и в матчах с прекрасной самоотдачей. У меня не было ни одного случая, чтобы кто-то нарушил наш распорядок. В обычные тренировочные дни мы с утра занимаемся, потом обедаем, за сутки до матча вместе ужинаем. В день игр собираемся утром на раскатку, потом обедаем во Дворце спорта, после этого ребята едут домой, отдыхают, готовятся сами, и за два часа 15 минут до начала все встречаемся в раздевалке. Установку делаю либо утром, либо перед игрой. И никто из хоккеистов не сказал, что не доволен. Мне могут возразить: может быть, именно поэтому, что сборов не было, тяжело очки к нам приходили... Я с этим в корне не соглашусь. Да, трудно было, но надо же учитывать подбор игроков, их возможности.

У меня и сегодня немало проблем. Задача № 1 — подбор игроков. К сожалению, после первенства России-2008 из «Металлурга» ушли сильнейшие хоккеисты — Кривокрасов, Александров, Хасанов, распались два лучших звена. Были неплохие игроки, которых мы арендовали у ярославского «Локомотива», но они еще в ходе сезона уехали. Вообще, аренда — вещь в высшей степени неприятная. Вроде бы берешь игрока, занимаешься с ним, даешь ему игровую практику, а его раз — забрали. Как вышло у нас, например, со способным защитником Аникеенко, который после нас успел в плей-офф за «Локомотив» сыграть. В общем, получается, работаешь на «дядю». Хорошо, что сейчас, в новой Континентальной хоккейной лиге, аренду отменили. Я считаю, что ее создание было продиктовано временем. Безусловно, КХЛ предприятие перспективное, по задумке вполне современное, способное внести немалый вклад в развитие отечественного хоккея, люди там профессиональные, грамотные. Но гладко не все. Вот шел разговор о выравнивании команд по принципу НХЛ. Здесь мне, например, не нравится, что после сезона клуб защищает 20 хоккеистов. В этой ситуации предпочтительнее положение, скажем, сильнейшей десятки. Каждый из ведущих клубов спокойно защищает 20 человек, и нам брать-то некого. Забрать же у середняков и аутсайдеров могут сильнейших. Вот, если бы защитить можно было только 15, то картина была бы иная, во всех отношениях более перспективная. Не знаю пока, что получится с «потолком» зарплат. У меня из Новокузнецка лидеры ушли потому, что им куда более крупные гонорары предложили. Сделал в мае 2008 года предложение одному хоккеисту, согласился он, но через несколько дней его другой клуб перехватил. Знаю, КХЛ хочет навести здесь порядок, но получится ли...

Меня совсем не пугает, что КХЛ создала новую формулу проведения своего турнира, отличную от той, что была в сезоне-2008. Команды сейчас разбиты на группы по рейтингу. И получается, что, например, рижане потратят на дорогу в Хабаровск и обратно крупные суммы, а у ряда клубов статья расходов по этой части будет меньше. Между тем взносы в КХЛ у всех одинаковые. Мне же думается, что они, в зависимости от проездных расходов, могут быть дифференцированными. Вообще же, на мой взгляд, наиболее комфортным во всех отношениях был бы региональный принцип разбивки, такой, какой имеет НХЛ. И, думаю, со временем мы придем к этому.

Безусловно, незабываемыми стали два последних чемпионата мира. Конечно, все мы надеялись, что в 2007 году в Москве сборная России, наконец, выиграет золотые медали. Естественно, мнение о росте команды складывалось не на пустом месте. Изменилось отношение к ней в ФХР, я бы сказал, что ей уделяли максимальное внимание, создавали все условия для работы, о чем я, когда работал со сборной, и не мечтал. Но, к сожалению, выйти в финал россиянам не удалось. Потенциально они не были слабее финнов, но все решила единственная шайба, заброшенная в наши ворота в овертайме после ошибки российского голкипера Еременко. Да, он допустил просчет, но почему не удалось хотя бы раз отличиться нашим нападающим? На мой взгляд, были допущены некоторые неточности. Так, Овечкин играл в четвертом звене, а он лидер, бомбардир, его надо было использовать по максимуму. Вообще, если говорить о возможностях игроков, приезжающих на чемпионаты мира из-за океана, то уповать на имена, звездность не стоит. Надо внимательно смотреть, как тот или иной хоккеист шел, что называется, по сезону, как складывалась игра, не мешали ли травмы. Бывали же случаи, когда в сборные приходили известные мастера, но погоды не делали — один выжат, как лимон, у другого болячки и так далее. Вот выиграли канадцы чемпионат мира в Москве, но никакой не было гарантии, что они повторят успех на своем льду, хотя чемпионат2008 был приурочен к 100-летию канадского хоккея, да и на своем льду, как мы знали, родоначальники хоккея почти не проигрывают. А что вышло?... Победили россияне, бронзовые медали которых 2007 года я слабым утешением не считаю. Ибо давно нет СССР, когда все были дома и целенаправленно готовились к главному турниру сезона. Сейчас же в мире пять-шесть команд, способных, если у них решатся вопросы по подбору состава и физическому состоянию энхаэловцев, добраться до «золота». Я сам столкнулся с этим в финале чемпионата мира 2002 года, когда наша команда в финале уступила словакам. То есть каждый сезон надо рассматривать отдельно.

Вот в Квебеке все наилучшим образом получилось у россиян. Вячеслав Быков смог привлечь в сборную лучших. Они находились в оптимальной форме, были заряжены на максимальный результат. Может быть, поначалу были какие-то шероховатости, но игра по ходу наладилась. Удачно решилась проблема голкипера — появление в составе Евгения Набокова было на редкость своевременным. Я не хочу обижать Бирюкова, он парень способный, но нет ничего ценее опытного звездного голкипера, при нем полевые хоккеисты как бы раскрепощаются, у них повышается КПД, выше результат. Они знают, что даже если ошибутся, то голкипер выручит. Я сам через это проходил, когда ворота сборной СССР защищал Владислав Третьяк.

Конечно, прекрасное впечатление произвела игра звена Александр Семин — Сергей Федоров — Александр Овечкин. Отменно проявил себя герой финала Илья Ковальчук, сумевший забросить две решающие шайбы в ворота канадцев. Про Илью говорили, что у него игра на чемпионате мира не складывается, но лидер ценен тем, что он проявляет себя, забивая не шестую-седьмую-восьмую шайбы в ворота слабого соперника, а решает судьбу главных поединков. Ковальчук, которого, к слову, тренеры использовали достаточно грамотно, это и доказал. Если говорить о содержании финала, матча, так сказать, исторического, то оно было весьма интересным. Канадцы, понятно, полезли вперед и использовали свои возможности, а мы как-то долго раскачивались. Да, было тревожное состояние на протяжении двух периодов, уступали 1:3, 2:4. Но когда наслоилась усталость, стали очевидными наши козыри, мы были более скоростными, собранными, вели игру живо, не прямолинейно, сборная России была выше в сумме мастерства, предпочтительнее выглядела в физическом отношении. Ее выигрыш — 5:4, - естественно, простым не назовешь, но любой специалист скажет, что успех был закономерным. Вспомним, как здорово играли в НХЛ в сезоне-2008 Овечкин, Ковальчук, Семин, как ожил после переходов в «Детройт» Федоров, проделавший на чемпионате мира огромную работу, пожалуй, не меньшую, чем его молодые партнеры. И вообще все, кто был в составе сборной, проявили себя молодцами. Во всех отношениях заслуженная победа над мощнейшим соперником. Вне всякого сомнения, отменно отработал главный тренер Вячеслав Быков и его помощник Игорь Захаркин.

Для меня развитие событий в финале не было неожиданным. Мы, как говорится, испокон века с канадцами примерно в одном ключе играли. Они сразу лезли вперед, но если нам удавалось сдержать их, то ситуация, максимум, к середине матча менялась, они кисли, а мы летали и добивались желаемого.

Вопрос, конечно, чего ждать дальше. Ведь не факт, что соберутся вместе в 2009 году все сильнейшие. Не надо ничего загадывать, посмотрим, как сложатся дела. Мне бы хотелось сосредоточиться на другом. У нас в России самый сильный чемпионат в Европе, надеюсь, турнир КХЛ еще более повысит рейтинг отечественных команд. В отличие от российского футбола, в нашем хоккее в ближайшее время не ожидается наплыва легионеров. Их нужного качества просто нет. И взять, скажем, из Чехии или Словакии можно максимум трех-четырех игроков, которые могут быть конкурентоспособными на фоне лидеров наших клубов. Даже скромные российские команды на легионерах шибко дел не в состоянии поправить, прикрыть одну-две позиции можно, но не более. Наверное, есть проблемы с вратарями, но сколько их нужно для сборной — четыре-пять, и у нас есть такое количество способных голкиперов. Другой вопрос, с вратарями заниматься надо. Нельзя забывать, что они — полкоманды. Здесь не грех поучиться у НХЛ, где культ голкиперов.

Я уже говорил о том, как много в жизни хоккеиста и тренера значит семья. Мне в этом смысле жаловаться не на что — дом, как говорят англичане, — это моя крепость.

Мне было 16 лет, когда я встретился с Татьяной. Случилось это в пионерском лагере. Брат попросил ее на вечере пригласить меня на танец. Но я с ней тогда толком и не познакомился. Вскоре уехал в Саратов. И вот спустя четыре года, когда летом отдыхал в Москве, отправился купаться в Серебряный бор. Там на пляже увидел девушку. И подумал — я ведь с ней где-то встречался. Подошел, мы узнали друг друга, стали проводить свободное время вместе. А когда ей исполнилось восемнадцать, поженились — 4 июня 1966 года.

Не думаю, что все произошло случайно, наверное, эта встреча была, как говорят, предначертана судьбой. У нас сложились замечательные взаимоотношения, не было в семье размолвок, взаимных обид. Таня понимала, что у меня тяжелая работа, и всегда помогала мне. И не было такого случая, что я, принимая какие-то решения, не посоветовался с ней. Когда рассуждаю, что в определенной ситуации надо бы сделать, она не скрывает свою точку зрения, но всегда в итоге соглашается, понимая, что я на что-то себя уже настроил. Только раз, когда я в последний раз дал согласие принять СКА, она сказала: «Раз решил, что поделаешь. Но из Москвы никуда уезжать не хочу».

Не подвели меня и сыновья, старший — Андрей, он родился в 1967 году, занимался фигурным катанием у заслуженного мастера спорта Александра Горелика, но ему больше нравился хоккей. Сначала он хотел стать вратарем. Все время говорил: я буду Третьяком. Все просил, чтобы ему ловушку сделали. Мне это совсем не нравилось. Думал, как его «перевести» в полевые игроки. Однажды на дворовом катке посоветовал — поиграй десять минут в воротах и десять в поле. Он согласился. И надо же было такому случиться — кто-то из ребят постарше бросил по воротам, и шайба попала Андрею в грудь, пробила пальто. Он сморщился от боли. После этого в ворота не вставал. Он учился хоккею в СДЮШОР ЦСКА у тренера Владимира Ивановича Викулова, команда была хорошая, выиграла первенство СССР среди молодежи. Не могу сказать, что у Андрея не было способностей, он играл неплохо, хоккей понимает. Однако предложений из клубов высшей лиги не поступило, в то время московские команды были укомплектованы солидно. Особенно ЦСКА, где еще играли звенья Ларионова и Быкова. Так что приглашали в первую лигу. Он пришел и спросил — как поступить, учиться или играть. Я хотел, чтобы он сам определился. И когда мы разговаривали, Андрей сам сказал — папа, я лучше институт закончу. Учился он серьезно. И в 1993 году, когда я поехал в Питер, взял Андрея в СКА — в комплексную научную группу. В тот момент я искал помощника, но желающих работать со мной не нашлось. И получилось, что Андрей вместо КНГ стал тренером. Вместе со мной он был и в ЦСКА, сейчас тренирует клуб высшей лиги из Клина. Для меня это важно — ведь это самостоятельная работа. Он, как и я, удачно женился — на симпатичной девушке Марии. У них сейчас две дочки — Василиса и Лиза. Живут они в Москве, и поэтому в свободное время с ними занимаюсь я. У Егора недавно родился сын — Никита, ему сейчас чуть больше годика, не исключаю, будет у нас еще один хоккеист. В общем, дедушка! Но возраста не чувствую, наверное, потому, что все время была и остается живая работа. В спорте вообще не бывает пожилых людей. Конечно, года есть года, но в душе все мы остаемся молодыми.

А вот мой второй сын — Егор в хоккей пришел сразу. Он стал добротным хоккеистом. Он начинал у меня в СКА, но потом его стали приглашать состоятельные команды, сейчас он играет у меня в Новокузнецком «Металлурге».

У спортсменов и тренеров мало времени для отдыха. По сути дела, есть всего один месяц в году, когда можно постоянно находиться дома с семьей, позволить себе какие-то развлечения. Такова спортивная жизнь. И поэтому я, как и многие другие мастера, ценю свободное время.

В молодости мы с Володей Петровым проводили отпуска с семьями на юге, в основном в СССР, раз только в Варне удалось побывать. Там я, кстати, познакомился с министром обороны Болгарии, отдыхали в одном армейском санатории. В последние пятнадцать лет езжу со своими в Турцию, Италию, Испанию, на Кипр. Дома за рубежом не имею, скромно живем в гостиницах. С удовольствием нахожусь дома, на даче. С цветами занимаюсь, читаю газеты, детективы. Смотрю по телевизору спортивные передачи. Люблю теннис, хотя сам играть в него не умею, легкую атлетику, переживаю за наших спортсменов.

Конечно, постоянно хожу на хоккейные матчи, без этого тренер обойтись не может. Причем важен не только сам просмотр, но и контакты со специалистами. Постоянно встречаюсь с Владимиром Петровым, Валерием Васильевым, Александром Якушевым, Игорем Тузиком, поддерживаю хорошие отношения практически со всеми тренерами.

Бываю на футболе, баскетболе. У меня немало знакомых ветеранов — Вадим Никонов, Сергей Ольшанский, Евгений Ловчев, Сергей Белов, Иван Едешко, Станислав Еремин.

Когда лечу на игры, в командировки или поездом еду — наушники надену, плеер включаю, слушаю музыку. Мне нравятся Алла Пугачева, Лариса Долина, София Ротару, Юрий Антонов, Валерий Леонтьев, Александр Розенбаум. То же самое и свободное время. У меня, наверное, больше семидесяти кассет, есть диски. Отвлекаешься, это ведь и есть релаксация. С удовольствием читаю детективы, особенно наши.

Ем все подряд, с детства приучен, люблю домашние пельмени, шашлык, пиво.

Мне нравится отдыхать на даче, особенно когда вся семья в сборе, в саду цветами занимаюсь, читаю много газет.

Все это, конечно, замечательно, но о каком отдыхе может идти речь у тренера-практика, работающего в клубе Континентальной хоккейной лиги «Металлург» (Новокузнецк)...

Анализируя нынешние события, я часто возвращаюсь к истории. Ведь все взаимосвязано. Много думаю о роли тренера. Опытный наставник помогает хоккеисту раскрыться, выйти на высокие результаты. Тренер — психолог, педагог, воспитатель. От него зависит в команде почти все.

Для хоккеиста прежде всего важно выполнять задание, а уж потом включать творчество, мысль. Если игрок высокого класса, то ему сделать это проще, но все равно на первом месте остается задание.

С течением времени многое изменилось. Иные взгляды в России на развитие хоккея, подходы к игре, формированию команд и так далее. Собственно, это не какой-то замкнутый процесс. А следствие перемен в стране.

Скажу откровенно, после распада СССР чувствовалась какая-то нервозность. Наверное, такое ощущение было у многих людей, выросших в советское время. Действительно, не просто людям, выросшим в СССР, было научиться жить по-новому. И выработавшийся стереотип на определенном временном отрезке создавал трудности, отбирал массу нервной энергии. Но к концу XX века я понял, что имеет место не спонтанная перестройка, а продвижение вперед с учетом новых условий. Поэтому, когда президентом России стал Владимир Путин, у меня появилось ощущение, что изменения в стране позитивные, обнадеживающие. Позднее, отталкиваясь от реалий, я в этой мысли, как говорится, укрепился. Об этом можно судить по вниманию к спорту, в том числе и к хоккею, первых лиц государства. Вообще, сейчас очевидно, что о здоровье россиян заботятся по-настоящему, появляются новые стадионы, дворцы спорта, бассейны. И крайне важно, чтобы с мальчишками и девчонками работали квалифицированные тренеры, у которых должна быть достойная оплата труда. У нас в хоккее и на сегодня есть такая проблема. Причем, на мой взгляд, нужно разработать систему поощрения людей, подготовивших игроков для команд мастеров, чемпионов и призеров Олимпиад и мировых первенств. Полагаю, детский тренер вправе рассчитывать на какой-то процент при заключении контракта игрока с клубом НХЛ.

Конечно, хочется, чтобы еще быстрее шел процесс развития, но, полагаю, и торопиться не надо, надо все делать основательно. Я искренне верю, что новый президент страны Дмитрий Медведев окажет влияние на дальнейшее развитие спорта, что Владимир Путин в роли председателя правительства России сделает в этом направлении все возможное. Надо признать, что качественно работают Государственная Дума и Совет Федерации. Полагаю, что хорошим шагом, для нас крайне важным, стало создание спортивного министерства, которое возглавил Виталий Мутко. Все идет, как говорится, по восходящей. Иначе быть не должно. Тем более впереди Олимпиада 2014 года в Сочи. От наших мастеров, в том числе и от хоккеистов, ждут золотых медалей. Значит, надо засучить рукава и работать.

Не скрою, даже при позитивных делах у нас много говорят о проблемах. Действительно, они существуют. Но не стоит все оценивать излишне критически. Главное — движение в нужном направлении, а жизнь все расставит по местам.

На мой взгляд, есть и положительные финансовые изменения. Люди стали более раскрепощенными, открытыми, могут вслух спокойно высказывать собственную точку зрения по тому или иному вопросу.

Много внимания сегодня уделяется идеологическому и физическому воспитанию, что было утрачено в ходе перестройки. Это придает уверенность, что мы на правильном пути. Спорт стал профессиональным во всех отношениях, спортсмены материально в полном порядке, им не надо опасаться за будущее. Вне всякого сомнения, колоссальное значение имеет национальная идея, я вижу, какая гордость переполняет наших чемпионов, которые находятся на пьедесталах почета, когда поднимается флаг России и звучит ее гимн. Надо любить свою страну. Тогда и с проблемами, трудностями мы справимся быстрее. Такова моя гражданская позиция.

Фотоприложение

Другие статьи в литературном дневнике:

• 30.11.2018. ***
• 29.11.2018. ***
• 28.11.2018. ***
• 27.11.2018. ***
• 26.11.2018. ***
• 25.11.2018. ***
• 24.11.2018. ***
• 23.11.2018. ***
• 22.11.2018. ***
• 21.11.2018. ***
• 20.11.2018. ***
• 19.11.2018. ***
• 18.11.2018. ***
• 17.11.2018. ***
• 16.11.2018. ***
• 15.11.2018. ***
• 14.11.2018. ***
• 13.11.2018. ***
• 12.11.2018. ***
• 11.11.2018. ***
• 10.11.2018. ***
• 09.11.2018. ***
• 08.11.2018. ***
• 07.11.2018. ***
• 06.11.2018. ***
• 05.11.2018. ***
• 04.11.2018. ***
• 03.11.2018. ***
• 02.11.2018. ***
• 01.11.2018. ***