Письмо 6. Головы триумвиров И снова мне снился Сизиф-Скарабей. Наяву эти насекомые были не больше мелкой медной монеты и такие же блестящие на солнце, а во сне вырастали до громадных размеров. Наяву бывало так, что если священное, почитаемое египтянами среди сонма птице- и собакоголовых богов насекомое, попадалось на пути египетского войска, полководец мог изменить план сражения, а мы давили подошвами наших сандалий этих неутомимых трудяг, растаскивающих на шарики лепёхи слонового навоза, и они похрустывали, словно грецкие орехи в окрестностях славящейся рощами грецких орехов Капуи. Во снах или театральных постановках комедии Аристофана "Мир"(а театральную сцену вполне можно считать полусном-полуявью) я мог лететь на навозном жуке в гости к Зевсу, чтобы в обличии виноградаря Тригея пытаться остановить кровопролитие, наяву же я сам проливал кровь, рассекая своим гладисом ,любого, кто посягал на моего серебряного орла.Моя должность аквалифера к тому обязывала.Богиня мира Эйрена была наглухо замурована в пещере и засыпая виноград в жернова точила для вина Тигрей видел, что то не виноградные гроздья, а человеческие головы-и вместо вина из точила струится кровь. И демон войны Полемос продолжал толочь в своей ненасытной ступе города и царства. Вслед за Испанией Галлию, за Галлией - Египет.На очереди были -Парфия, Армения, Египет. И вдруг римское войско поделилось надвое -и римляне стали воевать с римлянами. В моём навязчивом сне Жук -Сизиф катил два громадных навозных шара. Один шар- голова Гнея Помпея. Другой-голова Марка Красса. Соревнование жуков. Катясь и переворачиваясь, навозные головы успевали переругиваться и никак не могли договориться о том, как они будут править римом и миром. В глазницах и ртах голов червями копошились, льстивые титулы, которыми их награждали при жизни "magnus"(великий),"labor in negotis"(вынослив в труде),"fortitudo in periculo"(силён в опасностях),"industria in agendo" (энергичен),"cousilium in providendo" (разумен в предвидении будущего). Мы плавили египетских богов и разливали их на слитки совсем так же, как парфяне заливали расплавленное золото в рот не знавшего меры в алчности Красса. Затем из тех слитков должны были начеканить монет с профилем Цезаря. И уже само по себе его присутствие на этих сверкающих кругляках указывало на его божественную сущность,разве не так, Лициний?Ведь монеты эти разбредались по всему свету, оказываясь в кошельках и ларях и римлян, и галлов, и иудеев, и армян, и парфян. Не доходили они только до рабов. Но и невольники пытались нарушить этот порядок, поднимая бунты , сея смуту среди граждан и страх в сенате. "Разумен" ли был Красс "в предвидении будущего", когда рассчитывал расправиться с парфянским войском с такой же лёгкостью, как и с охлосом, восставшим под предводительством гладиатора Спартака? Как ты думаешь? Я думаю , он был так же недальновиден и жаден до богатства и почестей, как и в пору, когда наживался на перепродаже имущества попавших под проскрипции Суллы. С каким ликованием, вычитав в вывешанных на форуме свитках фамилии приговоренных, чернь врывалась в дома и на виллы , чтобы вынести оттуда всё. И пока вчера ещё заседавшие в сенате патриции умывались в крови, ухватистая рука Марка Лициния Красса загребала их богатства. Она являлась мне во снах вместе с мёртвыми головами триумвиров. Отрубленная кривым мечом парфянского катафракта, проворно перебирая пальцами, она передвигалась по осыпающемуся песчаному склону со скоростью скорпиона.И я разил её черенком моего штандарта. Головы триумвиров явились мне впервые ещё тогда, когда отправившись принести по просьбе матушки жертву Плутону, чтобы умилостивить его дабы он не забирал к себе отца, я наткнулся на легионеров, выносящих из эрария казнохранилища сундуки с сокровищами. Мне даже показалось, что в одном из солдат я узнал отца,но он уже почти десять лет отсутствовавший в Галии не признал меня, повзрослевшего. Да и легионеры были так заняты грабежом, что им было не до какого-то паренька, направлявшегося в храм с жертвенной курицей под мышкой-для Плутона и кувшином вина в сумке -для Юпитера на горе. Но удар кулака поверг его на мраморные ступени. Когда я вошёл под своды, оглашаемые рыданиями жрецов, увидел я и мраморного Плутона( как и позже, когда сам я участвовал в изъятии египетских долгов довелось мне видеть богов с собачьими и птичьими головами). У ног царя Подземного Царства сидел помянутый жрецом, который после удара кулаком ещё хватал легионера за ноги, в ответ на что получал пинки воинов, грузивших сундуки на телегу. Три головы Цербера скалились и, казалось, пёс вот- вот готов был броситься - и растерзать не приготовленную для заклания курицу, а меня, ведь среди грабивших Плутона наверняка был и мой отец. А в храме Плутона под Капитолийской горой, подойдя к жертвеннику, я хотел было всё-таки прирезать курицу. Но уже после того , как я отсёк хохлатке голову,птица вырвалась, неуклюже хлопая крыльями и обливая хлещущей кровью тоги жрецов, пролетела , бухнувшись под ноги мраморному Плутону. И хотя я был Дионисом и в руках моих ни тогда , ни потом не было увитого плющом тирса* из "Вакханок" Еврепида, хотя мне все же и довелось сыграть в пьесе древнегреческого трагика слепого прорицателя Тиресия. Но зато, когда я был произведён в аквалиферы, ты , Лициний, Октавия и Клавдия могли гордиться тем, что я хранитель имперского орла. И когда я озолотил орла, легионеры воздавали мне почести подобно хору вакханок, и Цезарь , уподобясь новому фиванскому царю Пенфею, внимал песням и танцам египтянок среди которых главной танцовщицей была голопузая Клеопатра. Но тогда, когда мы разыграли пьесу на подмостках театра Помпея, только что пришла весть о разгроме Красса и о том, что в далёкой Армении голову полководца использовали в качестве бутафории . И мы, дерзкие, повторили это, правда , насадив на тирс не столь многими достоинствами обладающую "мыслилильню" консула и полководца из олигархов, а обычный капустный кочан. _______ *"Царь Ород как раз праздновал свадьбу своего сына Пакора с сестрой своего нового союзника, армянского царя Артавазда, когда прибыла от его визиря весть о победе и одновременно, по восточному обычаю, отрубленная голова Красса. Трапеза уже была окончена, труппа странствующих малоазийских актеров, очень многочисленных в то время и распространявших эллинскую поэзию и сценическое искусство далеко на Восток, как раз исполняла перед собравшимся с.285 двором «Вакханок» Еврипида. Актер, игравший роль Агавы, которая, в припадке безумного, чисто дионисовского восторга, разрывает на части своего собственного сына и возвращается с берегов Киферона, неся на жезле его голову, заменил ее окровавленной головой Красса и запел, к великой радости публики, состоявшей из полуэллинизированных варваров, известный напев:
Т. Моммзен Письмо 7. Консулы -гладиаторы Полемос, которого играл ты, Лициний . Полемос заточил богиню мира Эйрену в глубокую пещеру , завалив вход неподъёмными булыгами. За компанию с услужливым Ужасом Пол Дионис (II) Слуга (III)
Когда Красс приказал привести свою лошадь, Сурена сказал: «Не надо, царь дарит тебе вот эту», — и в ту же минуту рядом с Крассом очутился конь, украшенный золотой уздой. Конюшие, подсадив Красса и окружив его, начали подгонять лошадь ударами. Первым схватился за поводья Октавий, за ним военный трибун Петроний, а затем и прочие стали вокруг, силясь удержать лошадь и оттолкнуть парфян, теснивших Красса с обеих сторон. Началась сумятица, затем посыпались и удары; Октавий, выхватив меч, убивает у варваров одного из конюхов, другой конюх — самого Октавия, поразив его сзади. Петроний был безоружен, он получил удар в панцирь, но соскочил с лошади невредимый. Красса же убил парфянин по имени Эксатр. — Плутарх. Красс, 31Тутта. © Copyright: Юрий Николаевич Горбачев 2, 2023.
Другие статьи в литературном дневнике:
|