Древнеримский скульптурный портрет

Константин Рыжов
Бюст так называемого Брута. Бронза. Первая половина III в. до Р.Х. Рим. Дворец Консерваторов.

В отличии от греков, которые  были озабочены созданием обобщенного образа идеально прекрасного человека и редко стремились к портретному сходству, римляне изначально испытывали острый интерес к индивидуальному. Этому способствовала свойственная им любовь к конкретности и достоверности.

Еще в первые века существования Римской республики римляне заимствовали у этрусков  культ почитания предков. С тех пор в приемных богатых домов стояли портретные изображения предков хозяина дома, являвшиеся предметом фамильной гордости. Эти портреты отличались большой достоверностью в передачи черт лица. Широкий спрос на подобные изображения способствовал развитию у скульпторов навыков точного изображения человеческого лица со всеми его неповторимыми индивидуальными чертами. Позже развитию портрета благоприятствовало предоставленное крупным римским чиновникам право воздвигать в общественных местах свои портретные статуи.

В портрете знаменитого полководца Помпея (http://www.proza.ru/2015/05/24/885) скульптора привлекает не только своеобразие внешности, но и общее впечатление, которое рождает некрасивое, однако по-своему значительное лицо. Перед нами предстает немолодой человек с небрежной прической, мясистым носом, двойным подбородком и короткой шеей. В гордой постановке головы чувствуется самодовольное упоение властью и некоторая ограниченность. Портрет относится к последним годам жизни Помпея, когда он, находясь на вершине славы, возомнил себя вторым Александром Македонским. Но, несмотря на некоторые черты, сходные с великим завоевателем, героизация не получилась.  Трезвая будничность римских портретов доминирует не только во внешних чертах Помпея, сам внутренний облик этого человека лишен героического подъема. Помпей периода создания этого бюста, времени борьбы с Цезарем, - это человек беспринципный, обуреваемый тщеславием, мнящий себя вершителем судеб Республики, но уже утративший широту кругозора. Именно таким самодовольно-ограниченным, но в то же время властным и еще сильным повелителем изобразил его ваятель.

С падением республиканского строя и установлением Империи перед искусством Рима встала задача прославления императоров и возвеличивания их власти. Образ властителя должен был олицетворять мощь и силу Рима. Поэтому, при сохранении индивидуальных черт, скульпторы прибегали к сознательной идеализации. Образцом для подражания им служили классические греческие статуи, в которых римлян привлекали величавый пафос и благородная сдержанность, ясная простота форм и красота пропорций. Прежде всего сказанное можно отнести к Юлию Цезарю. До наших дней не дошли достоверные прижизненные портреты Цезаря. Его изображения эпохи Юлиев-Клавдиев (http://www.proza.ru/2009/11/15/1136) представляют Цезаря уже не простым гражданином, но обожествленным героем во всей его значительности и величии. При несомненном сходстве с реальным портретом здесь отброшены мелкие натуралистические детали, формы лица обобщены и облагорожены. Прикрыт лоб с залысинами, которые, как известно, сильно раздражали диктатора. Ощущается налет грусти в сосредоточенном взгляде затененных глаз, в глубоких складках уголков губ, но его подавляет выражение  мудрого спокойствия и силы, наполняющие этот образ.

После смерти в 68 г. Нерона, когда пресеклась династия Юлиев-Клавдиев, в скульптурном портрете ненадолго возобладали реалистические тенденции. Примером может служить портрет императора Веспасиана (http://www.proza.ru/2015/06/03/184). Скульптор правдиво изобразил крупную, тяжелую голову императора, большие уши, характерный рисунок рта, массивный подбородок, жилистую шею. С нарочитой тщательностью в портрете переданы признаки старости: обострившиеся черты лица, глубокие морщины, набухшие веки. Но взгляд сохраняет остроту и насмешливый блеск, а линия рта – прямизну и твердость. В выражении лица чувствуется твердая воля, настойчивость и деловитость, которые сочетаются с практицизмом и хитростью умного хозяина.
Со времен Адриана (117-138) вновь заметно сильное подражание  древним греческим памятникам. В изображении фаворита Адриана – юноши Антиноя, обожествленного после таинственной смерти в Египте (в 130 г.), где он будто бы пожертвовал жизнью  для спасения императора, явно чувствуется влияние Праксителя (http://www.proza.ru/2011/02/18/338).

В портретах III в. появляются образы новой исторической эпохи – грубые и жестокие лица «солдатских императоров», лишенные всякой идеализации. Жажда власти и сознание постоянной опасности оставили неизгладимый след в их внешнем облике. Используя опыт мастеров предыдущих столетий, скульпторы обращаются к беспощадному изображению и непредвзятой передаче натуры, словно увиденной в самой жизни. Неизвестные скульпторы старательно воспроизводили отвисшие жировые складки, мешки под глазами, щетину на плохо выбритых подбородках. В работах этой поры сказывается удивительная свежесть художественного видения, точность  исторического документа и вместе с тем повышенная экспрессия.

В портрете Каракаллы (http://www.proza.ru/2010/04/02/497) нет даже следа  спокойного величия и сдержанности правителей Рима I-II веков. Голова императора изображена в резком повороте и прекрасно передает особенности его характера. Стремительность движения и напряженные мускулы шеи подчеркивают вспыльчивость, решительность и силу. Курчавые жесткие волосы и волнистая бородка оттеняют великолепную пластику лица. Гневно сдвинутые брови, изборожденный морщинами лоб, тяжелый подозрительный взгляд исподлобья, упрямо сжатые чувственные губы и массивный подбородок заставляют почувствовать беспощадную жестокость и капризную раздражительность Каракаллы. Словом, здесь прекрасно схвачены  черты деспота и тирана, каковым в действительности и был этот император.

Другой впечатляющий римский портрет – бюст Гелиогабала (http://www.proza.ru/2015/06/15/1731) -  позволяет глубоко заглянуть в психологию молодого императора, запятнавшего себя неслыханным распутством. В обращенных к небу широко расставленных глазах, высокомерном, чуть приподнятом лице выражена уверенность правителя, требующего поклонения. Вместе с тем напускная величавость сочетается в портрете с беспощадно фиксируемыми грубыми, чувственными чертами лица.

 Чрезвычайно многогранен портрет Максимина Фракийца (http://www.proza.ru/2015/06/19/1260) - первого варвара на императорском троне, известного своим неукротимым нравом и суровостью.  Скульптор показал этого государя  человеком, умудренным большим жизненным опытом, усталым и сумрачным. Однако перед нами не просто портрет, но обобщенный образ сильного, сурового, лишенного всякой утонченности и жестокого правителя. Именно такими людьми изобиловала эта бурная эпоха, когда у власти утверждается грубая физическая сила, подчиняющая все, что только оказывается в ее пределах.

Младший современник Максимина  Филипп Аравитянин  (http://www.proza.ru/2015/06/20/1222) изображен всматривающимся  вдаль и слегка подавшимся назад. Черты лица выработаны глубокими, почти грубыми линиями. В его позе сочетается  одновременно горделивость и настороженность чувствующего опасность, готового к отпору, недоверчивого и подозрительного человека.

Император Деций (http://www.proza.ru/2015/06/23/1312), сменивший на престоле убитого Филиппа,  был темпераментным человеком, приверженцем староримских идеалов и добродетелей. Однако его некрасивое старческое лицо не имеет в себе никакой идеализации. Великолепно вырезаны дряблая кожа щек, тонкий с горбинкой нос и жилистая шея. Глубокие морщины на лбу, складки, собранные у переносицы, мешки под глазами и страдальческий изгиб рта сообщают лицу Деция выражение мучительного раздумья. Напряженный взгляд тоскливых устремленных вдаль глаз и резкие тени, падающие на них, таят в себе страх и отчаяние, а сжатые губы словно сдерживают крик. Искаженное гримасой душевной боли лицо Деция как бы несет в себе отпечаток трагических противоречий гибнущей империи.

Быстрый упадок римского скульптурного портрета начинается  со времени правления Константина (306-337 гг.), когда Римская империя окончательно обращается в восточную деспотию. Теперь император стоит высоко над народом и является персонификацией абсолютной власти, существом высшего мира.  Прежняя жесткая реалистическая манера навсегда уходит в прошлое. Скульпторы обращаются к классическим прообразам, позволяющим создать идеально совершенный образ властителя. О портретном сходстве здесь уже говорить не приходится. «Человеческое» начало, лежащее в основе создания античного портрета и являющееся его содержанием, исчезает.

Лицо Константина (http://www.proza.ru/2011/05/07/281) является отвлеченным образом императора – земного божества. Огромные глаза с широкими зрачками придают ему выражение замкнутого, недоступного для простых смертных величия. Перед зрителем только символ власти и недосягаемости

Античность  http://proza.ru/2010/12/19/444

Культура Древнего Рима http://proza.ru/2010/07/27/1457