Рецензия на «Заповедь любви 28. Келейные записки иеромонаха С» (Дмитрий Красавин)

Понимаю, что не видела еще окончания, и все же дерзну написать впечатления сейчас.

В начале повествования мне показалось, что автор подает, или я так увидела вместе с вроде бы главной "камерой" произведения - еврейчиком НКВД, иеромонаха Серапиона прозорливым старцем, живым примером образов из патериков, из житий, с чудотворением и видением сути человека. То есть наделенным теми атрибутами, которые должны убедить и меня-читателя, и мальчишку советского, что вот носитель истины, выразитель главной идеи произведения: он так ощутимо наполнен Духом Святым, что не может ошибаться.

А далее с вроде бы подведением базы идет странный экуменизм с участием просто всех, и как тут где-то на Вашем сайте прокомментировала одна дама - экуменизм перерастающий в буддизм-йогу и "прочую вивекананду". И, хотя мне этот подход чужд, я не могу не признать Вашей авторской и человеческой свободы исповедовать и писать то, что именно Вы считаете правильным. Однако я ощущаю, что меня обманывают. Потому что все встречающиеся до сей поры на страницах православные люди, включая священников, исповедуют именно это. Вроде бы говорят, что "Христос в каждом", и не поспоришь, но забывают отчего-то тот постулат христианства, что вне Христа - веры в Него как в Того, Кто Единственный может соединить Творца с сотворенным Им и обволакиваемым бесами/страстями человеком - нет спасения. И то, что писал в т.ч. вроде бы цитируемый в комментариях Игнатий Брянчанинов, что более того, нет спасения вне православия. У Вас и мусульманин остается таковым, и иудей, и все вокруг - и да, это реальность, так дело и обстоит, и, разумеется, любовь как то солнце светит всем и отражается от кого-то дальше... Но...

Не дочитав, я не решалась судить об авторском замысле, складывая в уголок все странные и непонятные для меня вещи. Такие, как факт творения крестного знамения сыном иудея, помнящего к тому же молитвы на иврите (возможно, у Вас есть примеры, я сужу по своему опыту человека из иудейской семьи, работающего в еврейской организации). Я бы поверила, не помни он молитв: был бы шанс, что его отец выкресток или атеист. В ином случае даже запудренные атеизмом мозги парня не могли бы даже в магическом суеверном смысле признать Николу помощником.

Так вот... я складывала, складывала... и поняла, что мой предел наступил, когда стало ясным, что под "близкими отношениями" с "лучшей женщиной земли" скрывался банальнейший блуд, и с этим два года длящимся смертным грехом будущий духоносный старец и выразитель авторской истины о любви считал себя в праве рассуждать о любви, поучать двадцатилетнего паренька, а главное запросто причащался! А священник Петр, к которому молодой Михаил вроде бы прислушивался, прекрасно об этом был осведомлен и вспомнил во всей этой ситуации с брошенным любовником только про гордыню (она, конечно, мать всех грехов, но тут есть кое-что поочевиднее и поактуальнее), ни пол-словом не напомнив даже, что блуд с любовью не совместим (ну, каждый для себя решает сам, а православие и католичество глаголют так). Но на самом деле, и это я бы сочла за ступеньку к вершине авторской идеи. Кабы не тон записок...

Понимаете, в чем штука. Когда записки пишет человек светский, он часто хочет или идею донести какую-то, или (а чаще "и") себя оправдать. Дескать, да, молодой был, глупый, зеленый. Любил и Глашу, и Машу, и Наташу, и Аркашу... Со снисхождением к себе в плане грехов и с одновременным признанием своих тогдашних идей/суждений - тем не менее - вполне верными. Это такая рефлексия с "погружением", как мать Кира у Вас говорила.

Но записки ведь не светского человека. Записки - иеромонаха, священника, более того - выведенного автором фактически с нимбом на голове человека! А про сокрушение тогда еще Михаила о житии во блуде, про осознание хотя бы скотского состояния в смертном грехе, - одна строчка в письме Алисы. А я, как читатель, не вижу этого. Словно можно вот так вот, из теплой постели разврата, называемого почему-то любовью до сих пор, когда стоило бы пересмотреть в зрелом возрасте (когда оковы влечения к конкретной женщине уже не ослепляют) отношение к прошлому, вот словно можно прыгнуть так вот, без осознания и покаяния, к монастырской службе и Причастию. Тот, кто пишет записки, смотрит на умершего уже Михаила. Михаил почил в момент пострига, нет его уже. И можно честно признать и не грех сокрушиться, что в молодости наделал дел. Что Алиса была даже права в чем-то, ведь все его убеждения и вера разбились о блуд, а он даже не понял этого, в то время, как она-то, Алиса, своим убеждениями следовала с такой самоотдачей, что отказалась от отношений с любовником! А Михаил совсем не готов был продемонстрировать Алисе верность своей вере и убеждениям - отказаться от плотских утех с ней.

У Вас столько слов о любви и Боге, цитат, Вы, кажется, поразительно начитанный и умный человек с широчайшим кругозором... а правды о блуде больше у Толстого с Карениной и Достоевского с Сонечкой, хотя оба эти женские образа всегда казались мне... очень идеализированными и далекими от христианства.

Мне очень интересен Ваш текст с т.з. истории исчезнувшей цивилизации, интересно про Мологу. Думаю, что дочитаю. И думаю, что выраженное мною мнение недорогого стоит. Но. Чувство неудовлетворенности и разочарования пока что крепнет к моему большому огорчению.

С уважением, Мария

Мария Молчанова   23.08.2018 14:31   •   Заявить о нарушении