Келейные записки иеромонаха Серапиона
Тетрадь четвертая
Отец Петр
Проводив взглядом поезд, уносящий от меня Алису, я вернулся к главному входу в здание вокзала. Татьяны Львовны на площади не было, но я не опечалился – мне нужно было какое-то время побыть с самим собой. Надвигавшаяся было гроза прошла стороной. Филер, который крутился около вагона, увязался за пышнотелой женщиной средних лет, вероятно, только что проводившей кого-то на отошедший поезд. Я пошел в другую сторону.
Некоторое время бродил без цели, без мыслей по улицам, потом вышел к Александровскому мосту. Ветер гнал по Неве барашки волн. Я спустился к воде. Постоял на берегу. Что-то было общее у нас с ней. В какой-то миг я почувствовал себя рекой. Сколько в моей жизни было мыслей, чувств, желаний. Они вздымались, как эти гонимые ветром волны, потом наступал кратковременный штиль. Все, что было таким значимым в детские годы – поломка самоката, обида на школьного товарища, – кануло в Лету. Потом были волнения перед экзаменом по химии, мелкие и большие потери, суета с переездом. Все казалось таким огромным. Ничего этого больше нет. Прошлое осталось позади, неподвластное мне, а будущего еще не существовало.
Кто я? Этот исчезающий между прошлым и будущим миг? Нет. Эти воспоминания? Нет. Мысли, чувства, желания? Нет, нет, нет. Все, что приходит, будоражит, кажется значимым – это волны на поверхности воды. Я что-то другое – глубина; то, что остается неизменным, объединяя в единое целое младенца в колыбели, петербургского студента и расставшегося с любимой женщиной мужчину.
Человеческое «я» огромно, безгранично – вбирает в себя мысли и чувства, простирающиеся за пределы времени и пространств, и оно неуловимо – тоньше тончайшего. Оно – ничто. Более того, «я» только тогда и становится всем, когда ощущает свою неуловимость. Когда человек опустошается от внешнего – дум, переживаний, любых отождествлений. Когда он становится чистым и невинным, полым и пустым, готовым все принять и все отпустить, как вечно новая вода в реке, как ребенок.
Боже мой, как об этом просто и до предела ясно сказано в Евангелии – будьте как дети!*
Я просил ее простить меня, но мне не в чем себя винить. Не в чем винить и Алису – она жертва нашего безбожного времени, его писанных и неписанных законов. Я сделал все, чтобы спасти ее, и она обязательно спасется – она чище, искреннее меня. Рано или поздно она придет в церковь, об этом после знакомства с ней говорил и отец Петр**.
Молиться надо не за нее и не за себя, а за всю Россию, за целый мир. Чтобы люди не почитали зло добром, чтобы благими целями не оправдывали ложь, насилие и их апофеоз – революцию. Первыми в ряду сил добра, защищающих и возвеличивающих традиционные нравственные ценности, стоят монастыри. Значит, отныне мое место там, среди воинов Христовых – спасать Россию, спасать мир.
Уйти в монастырь – эта мысль моментально завладела всем моим существом. Следом за ней потянулся целый рой других: о том, что надлежит завершить все незаконченные дела, распорядиться имуществом, попрощаться с друзьями… Неожиданно вспомнилось, что со вчерашнего вечера я ничего не ел, кроме кусочка колотого сахара и маленькой сушки с чаем у Татьяны Львовны. Желудок властно требовал уважить его. И все же я решил вначале встретиться с отцом Петром, священником новой Скорбященской церкви, рассказать ему о своем решении, испросить благословения.
В церковь я успел еще до начала вечерней службы. Однако подойти к отцу Петру было невозможно – он был окружен плотным кольцом прихожан, вероятно, работниками окрестных заводов, потому что разговор шел о распространяемых в цехах и мастерских прокламациях, призывающих к забастовке.
Я помолился у святых икон, постоял в благоговейном молчании перед чудотворным образом Богоматери «Всех скорбящих Радость с грошиками», мысленно испрашивая защиты от суетных желаний и мыслей. Потом началась всенощная. Только глубоким вечером мне удалось подойти к отцу Петру. Мы уединились в ризнице.
Выслушав меня, он закрыл глаза и, помолчав несколько секунд, ответил:
– Я не могу дать тебе благословения на монашеский подвиг. Решение твое слишком скороспелое, не выстраданное. Источники его поверхностны: «Ах, меня бросила Алиса» и гордыня.
– В чем тут гордыня?
– Ты возмечтал, ни больше ни меньше, как спасти Россию. В монастырь приходят за другим. Монах с Божьей помощью послушанием, постом и молитвами очищает душу, добровольно становясь орудием Христа. «Господи, помилуй» уступает место возвышенному «Да будет воля Твоя!». Монах живет в Господе, а не навязывает Ему своих идей, пусть даже самых благородных и возвышенных, которыми полна сейчас твоя голова. И потом, ты потратил много лет на то, чтобы стать квалифицированным инженером. Эти годы будут брошены коту под хвост. Ты подумал об этом?
– Когда страна на грани гибели, необходимо все бросить и спасать ее.
– Кто тебе сказал, что Россия на краю гибели? Да, у нас, как и в других развитых странах, в сознании некоторых людей произошел перекос: духовность оттеснена на второй план, уступив место алчности. Но большинство россиян не таковы. Христианские ценности остаются незыблемым фундаментом общества. Сегодня перед вечерней службой я разговаривал с рабочими и их женами – какие светлые люди!
– А разве не эти люди, не их братья и сестры три года назад шли за Гапоном*** с петицией**** к царю, разве не они возводили на улицах баррикады?
– Георгий Гапон – боль нашей церкви. Им тоже двигала гордыня. Он тоже мнил себя спасителем России – вождем пролетариата! При этом сеял в сердца паствы семена ненависти. К сожалению, часть из них дала свои ядовитые всходы. Жало ненависти потянулось и к православной церкви, поскольку она посмела поднять голос в защиту традиционных общечеловеческих ценностей и мирного, доброжелательного диалога всех противоборствующих сторон. В адрес церкви посыпались обвинения в том, что она находится в услужении у господствующих классов. Число прихожан снизилось. Я ходил в дома рабочих. Разъяснял, что угрозы и насилие ни к чему другому, кроме как к ответному давлению, привести не могут; что решение «рабочего вопроса» надо искать не в вооруженной борьбе и отрицании Бога, а в принятии христианских ценностей как основы миропорядка, основы взаимоотношений между работниками и работодателями. «В народ» пошли и другие священники. В результате сегодня число прихожан не только восстановилось, но и возросло даже по сравнению с предреволюционными годами. Рабочие окрестных заводов со слезами благодарят Господа за явленную им благодать, за очищение сердец от скверны. Гапон – вчерашний день. Сегодняшняя Россия встала на путь духовного исцеления, и если мы всем миром поддержим это начавшееся возрождение, баррикады навсегда останутся в прошлом!
– Вы чересчур оптимистичны и судите обо всех петербуржцах и россиянах по прихожанам своей церкви. Но у меня нет другого выбора, как только смириться, – ответил я и поднялся, намереваясь тотчас откланяться.
Он остановил меня движением руки:
– Вижу, не убедил. Но пойми: я даю тебе время все взвесить, – он снова замолчал, отпустив голову, потом распрямился, поднял на меня глаза: – Подумай еще вот над чем: ты привык, что с тобой рядом находится любимая женщина, к ее нежности и ласкам. Понимаешь, о чем я говорю? В монастыре женщин не будет. Задумывался ли ты над этим?
– Страсть можно побороть. Она сильный враг, но и я настроен решительно.
– Души «борца со страстями» и сластолюбца в равной степени полны мыслей о блуде. Тьму кулаками не разгоняют. Истинным монахом может стать лишь тот, чье сердце заполнено светом любви ко Христу так, что нет в нем темных уголков, нет места земным страстям. При свете солнца свечи не нужны. Бесстрастие – по силам ли оно тебе?
Я обратил взор внутрь: в душе поднималась волна протеста – меня, взрослого самостоятельного человека учат азбучным истинам. Но такие ли они азбучные, если до сих пор не стали частью меня? Я не нашелся, что ответить батюшке.
– Что-то еще тебя беспокоит? – спросил он.
В памяти почему-то всплыло утро сегодняшнего дня: письмо Алисы, груда оставленных ею книг, ядом которых она отравлена. Не было бы всей этой подпольной литературы – жили бы мы с ней сейчас в любви и согласии спокойной семейной жизнью.
– Я сегодня буду жечь в печи книги, – озвучил я неожиданно пришедшую в голову мысль.
– Жечь книги???
Я объяснил батюшке причину.
– Ты снова хочешь разгонять тьму кулаками, – ответил он. – Авторы крамольных книг мечтают об обществе равных прав, свободном от алчности и жадности капиталистов; они всеми силами стремятся к свету. Что в этом плохого? Разве не к тому же стремится и церковь? Разве не мечты о всеобщем счастье привлекают в ряды революционеров умных, образованных людей, огромные массы рабочих, крестьян? Разве не ради этих высоких целей Алиса отказывается от личного счастья? Разве ты не желал бы сам жить в таком обществе?
– Не желал бы.
– Почему?
– Они отвергают Христа.
– Да! Их беда в том, что, стремясь к свету, они отвернулись и удаляются от его источника. Заблудились в лабиринтах новомодных идей. Обманулись теориями об очищающем огне революции, о сладости анархии, всеобщей эмансипации, необходимости установления диктатуры пролетариата, правомочности террора угнетенных против угнетателей и тому подобных изобретениях воспаленного ума. А почему?
– Земная церковь сама не без грехов. И пьянство, и мздоимство, и страсти греховные разъедают души не только мирян, но и священнослужителей. Однако если про мирянина посудачат и оставят, то про священника раздуют на всю страну. Вот люди и теряют веру, ищут иных путей.
– В какой-то степени ты прав: неразвитый ум склонен отождествлять идею с ее носителями, церковь со священниками. Грубо говоря: раз наш поп пьет или сквернословит – значит, Бога нет! Примитивный, но распространенный взгляд на религию. Но не это главное. Гордыня! Вот что создает революционеров. Мы знаем, как надо! Революционеры возомнили себя богами, имеющими право разрушать и создавать миры. Весь мир насилья мы разрушим! Бог для них конкурент, помеха. «Да будет воля Твоя» не вписывается в сценарии революций. Отсюда и ненависть к религии, и террор, и призывы к восстанию, и готовность не только самому умереть за свою идею, но и убить других, думающих по-своему, мечтающих об ином. Авторы крамольных книг невольно обманывают и себя, и своих читателей. Но жечь их книги означает уподобляться им. Это бессмысленно. Стань светом – и тьма исчезнет. Лучшее орудие против лукавого – преданность Христу и молитва. Вера очищает общество от жадности и других пороков. Вера обеспечивает настоящее равенство, подлинную свободу всех граждан. Пред Богом все равны. Ты согласен?
Я молчал.
– Если тебя беспокоит нахождение в квартире запрещенных цензурой книг, – подвел итог нашей беседы батюшка, – отдай их мне. Я найду время и познакомлюсь с ними. Постараюсь лучше понять чувства и мысли тех из прихожан, кто подпал под обаяние изложенных в них теорий и идей. Это подскажет мне, каким путем выводить заблудшие души из лабиринтов. Договорились?
Я ответил согласием.
*Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Евангелие от Матфея, 18: 3).
**Петр Иванович Скипетров (4 июля 1863–19 января 1918) – священнослужитель Русской православной церкви, протоиерей. С 1898 года – священник, а с 1912 года – настоятель Скорбященской церкви, возведенной на месте явления в 1888 году чудотворной иконы «Всех скорбящих Радость с грошиками». Отец семерых детей. Подробнее – в заключительной главе «Обращение лейтенанта Байдера».
***Георгий Аполлонович Гапон (1870-1906) – священник, политический деятель, организатор массового шествия рабочих к царю 9 (22) января 1905 года, закончившегося расстрелом участников шествия. В феврале 1905 года выступил с инициативой объединения всех революционных партий России в деле вооруженного восстания и провел предварительные переговоры с их лидерами. По итогам встречи с Гапоном Ленин написал статью «О боевом соглашении для восстания». Выступая на III съезде РСДРП, Ленин характеризовал Гапона как «человека безусловно преданного революции». Некоторое время Гапон скрывался от преследования охранки за границей. После возвращения в Россию он поддержал царский Манифест 17 октября, ополчив против себя все левые партии, и в марте 1906 года был убит эсерами по обвинению в сотрудничестве с властями и предательстве революции.
****Петиция рабочих и жителей Санкт-Петербурга 9 января 1905 года — исторический документ, с которым петербуржцы во главе со священником Георгием Гапоном шли к царю. Петиция извещала царя о том, что рабочие и жители Петербурга пришли к нему искать правды и защиты. В ней утверждалось, что существующие законы несправедливы и противоречат божественным установлениям – при таких законах простому народу невозможно жить. Авторами несправедливых законов назывались узурпировавшие власть чиновники. Главным требованием петиции было уничтожение власти чиновников и созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, прямого, тайного и равного голосования. Всего в петиции содержалось 17 требований. Политические требования, такие как принятие мер против гнета капитала над трудом, ограничение самодержавия, были расценены правительством как «дерзкие» и послужили причиной разгона шествия.
Иллюстрация: Протоиерей Петр Скипетров. Фото начала ХХ века.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/08/20/434
К аннотации и оглавлению http://www.proza.ru/2018/08/19/768