Рецензия на «как я была женой сталина» (Хома Даймонд Эсквайр)

Три года я была женой Клайва Льюиса. Это такой писатель. Теперь он занимал в церкви какой-то ответственный пост. Мы совсем не виделись.

Жизнь моя! Ломоть мой пресный,
Бесчудесный подвиг мой!

С.Я.Парнок

Потом я поняла, что он не виделся со мной для того, чтобы я не узнала в нём своего бывшего знакомого, Сатану. Так у меня тогда в голове сложилось, что их два брата, Сатана и этот церковный, только в храме, в отличие от обиталища Сатаны, чисто, спокойно и без перебоев с энергией.

Я думала, мы отличаемся от Сатаны качественно другой работой с энергией. У нас энергия присутствует ровно, без всплесков, но и не пропадает. Наконец, думала я, Сатана тоже оценит все преимущества и станет работать с энергиями так же как мы, и тогда два мистических пространства, Сатаны и храмовое, сольются в одно общее.

В храме ко мне вернулись все нормальные человеческие желания, в том числе жажда плотской любви. Но удовлетворить её значило выйти из храмового пространства. А там вовне опять ничего не захочешь, навалится пустота. Мне больше нравились желания без возможности их удовлетворения.

В храме я как бы снова вернулась в детство, заново стала радоваться первому снегу и всякое такое, и, кстати, снова полюбила своих родителей. Вообще при взгляде из храма прошлое и настоящее как-то очищалось, оказывалось не кошмаром, а чем-то светлым посреди кошмара. Окружающий кошмар набрасывается на светлое и пытается его перемолоть, но ему это не удаётся. Мне казалось, это про моих родителей:

1

Под вечер он видит, застывши в дверях:
два всадника скачут в окрестных полях,
как будто по кругу, сквозь рощу и гать,
и долго не могут друг друга догнать.
То бросив поводья, поникнув, устав,
то снова в седле возбужденно привстав,
и быстро по светлому склону холма,
то в рощу опять, где сгущается тьма.

Два всадника скачут в вечерней грязи,
не только от дома, от сердца вблизи,
друг друга они окликают, зовут,
небесные рати за рощу плывут.
И так никогда им на свете вдвоем
сквозь рощу и гать, сквозь пустой водоем,
не ехать ввиду станционных постов,
как будто меж ними не сотня кустов!

Вечерние призраки! -- где их следы,
не видеть двойного им всплеска воды,
их вновь возвращает к себе тишина,
он знает из окриков их имена.
По сельской дороге в холодной пыли,
под черными соснами, в комьях земли,
два всадника скачут над бледной рекой,
два всадника скачут: тоска и покой.

2

Пустая дорога под соснами спит,
смолкает за стеклами топот копыт,
я знаю обоих, я знаю давно:
так сердце звучит, как им мчаться дано.

Так сердце стучит: за ударом удар,
с полей наплывает холодный угар,
и волны сверкают в прибрежных кустах,
и громко играет любимый состав.

Растаял их топот, а сердце стучит!
Нисходит на шепот, но все ж не молчит,
и, значит, они продолжают скакать!
Способны умолкнуть, не могут -- смолкать.

Два всадника мчатся в полночную мглу,
один за другим, пригибаясь к седлу,
по рощам и рекам, по черным лесам,
туда, где удастся им взмыть к небесам.

3

Июльскою ночью в поселке темно.
Летит мошкара в золотое окно.
Горячий приемник звенит на полу,
и смелый Гиллеспи подходит к столу.

От черной печали до твердой судьбы,
от шума в начале до ясной трубы,
от лирики друга до счастья врага
на свете прекрасном всего два шага.

Я жизни своей не люблю, не боюсь,
я с веком своим ни за что не борюсь.
Пускай что угодно вокруг говорят,
меня беспокоят, его веселят.

У каждой околицы этой страны,
на каждой ступеньке, у каждой стены,
в недальное время, брюнет иль блондин,
появится дух мой, в двух лицах един.

И просто за смертью, на первых порах,
хотя бы вот так, как развеянный прах,
потомков застав над бумагой с утра,
хоть пылью коснусь дорогого пера.

4

Два всадника скачут в пространстве ночном,
кустарник распался в тумане речном,
то дальше, то ближе, за юной тоской
несется во мраке прекрасный покой.

Два всадника скачут, их тени парят.
Над сельской дорогой все звезды горят.
Копыта стучат по заснувшей земле.
Мужчина и женщина едут во мгле.

И.Бродский

Любовь Ляплиева   14.07.2018 00:03   •   Заявить о нарушении