Рецензия на «Червоне» (Петро Домаха)

Ну и Павлина, я Вам скажу, дорогой Пётр! Это ж прямо сатана в юбке! Я б таким запретила выходить замуж и портить жизнь людям. Но они умеют прикидываться, сразу и не разберешь, с кем имеешь дело, а уж потом являют себя во всей своей красе ненаглядной - бежал бы, куда глаза глядят, подальше от такой жены.
КРАСНОЕ
Все было красным на девочке Павлине - от бантика в косичках до ботинок. Она патологически любила этот цвет. Поэтому враждебно воспринимала любую попытку одеть себя в другие цвета. Матери это поднадоело, но ничего не поделаешь - баловала, угождала, шила, вязала, выменивала у людей и даже перекрашивала новую одежду в красные тона. Поперёк желаний дочери невозможно было становиться, потому что в гневе та падала на пол, закатывая истерику.
Миновали годы, девочка Павлина превратилась в упитанную, грубоватую девушку и вышла замуж за застенчивого парня, занятого своим внутренним миром. Цветную гамму своего наряда пришлось слегка расширить, потому что Тихон ей таки нравился, а он вскоре запротестовал. Ему хотелось мягких, спокойных тонов. Владелец богатой библиотеки, он увлекался историей великих цивилизаций и мог часами рассказывать жене о давних поселениях коренных жителей американского континента. Особенно восторженно и как-то яро Тихон говорил о непревзойденном умении индейцев различать до двухсот оттенков и что каждый ребенок у них знает название каждого оттенка. Павлина тонкие намеки мужа пропускала мимо ушей, украшенных красными серёжками.

Сама она не любила книг, и с тех пор, как вышла замуж, так ничего и не прочитала. Бесконечные телевизионные сериалы, особенно с кровавыми бандитскими разборками, игра с подругой в карты до первой обиды-поражения, раскладывание пасьянсов. Мужчину подавляли красные тарелки, чашки, которыми приходилось пользоваться. Такая посуда не давала возможности оценить свойственный блюду вид. Это все равно, что есть с закрытыми глазами, вкус уже был не тот, пищеварение нарушалось. Чтобы как-то спасти положение, он по-тихому прикупил себе минимальный набор белой посуды. Это вызвало у Павлины взрыв раздражения.
- Ты что, брезгуешь есть из моих тарелок? - нависала она над столом грудью.
- Вовсе нет, дорогая, просто мне нравится белый цвет. Не волнуйся.
- Нет, брезгуешь. Я вижу... Может, и я тебе уже не такая? Ты же никуда не выходишь со мной!

В руках Павлины большой кухонный нож рассекал воздух. Атмосфера угрожающе электризовалась, как перед грозой.

Так в семейном корабле появилась первая темно-красная трещина, через которую влились недоверие и подозрения. И хотя сидели они на одной палубе – качались каждый на своей волне. Дальше - больше. Тихон завел небольшую собачку, отдаленно напоминавшую болонку, и перенес на неё свои невостребованные чувства: сожаление, ласку и тепло. Жена уже едва сдерживала себя, видя, как он нежно обращается к Биллу, какие необычные слова слетают с его уст. Так длиться долго, конечно, не могло. Какая-то незначительная причина была найдена, и красное пламя, которое так долго теплилось в сумерках Павлининой души, вырвалось наружу. Неистовый крик, брань, раскрасневшееся лицо, размахивание руками…

Все, что сдерживалось, скрывалось, бурно выплеснулось наружу, и было так необычно, неожиданно для мужа, что он оцепенел. Молчание еще больше усилило гнев жены, правда, традиционного падения её тела не состоялись. Павлина выскочила из дома, и ее ошалевший взгляд остановился на Билле. Вот кто мешает им жить! А дальше уже совсем тормоза отказали, обвал, топор, который попался под руку, резкое его движение - и Билл окрасился в красное. Следом наступило облегчение и какое-то отупение.

На следующий день в голове женщины почему-то остались незначительные эпизоды вчерашнего, она мало что помнила, ходила молчаливая и даже улыбалась. Тихон с трудом переживал смерть болонки. Что-то очень тяжелое уселось на плече и не хотело слезать.
"Моя жена психически больна, - страдая душой, думал он, - истерический невроз или психопатия?" Терялся он в догадках, листая справочник фельдшера. Знаний из психиатрии не хватало, диагнозы в клинических проявлениях были так схожи, что спустя некоторое время в его голове все перепуталось, а обсуждать свои проблемы с чужими он не отважился.

Мужу казалось, что уже не склеить разбитый семейный кувшин, даже трудно соединить осколки вместе. Оставались короткие мгновения в отношениях с женой, когда Тихон чувствовал себя уверенно и уютно. Это когда длинные красные сережки ритмично и обреченно ерзали на кровати, а потом - все быстрее и быстрее...
В такие минуты владычества он наслаждался собственной силой. Слушал приглушенный сладкий стон... Преодолел, победил... И вот Павлина, еще недавно такая грозная – теперь увлажнена, размякшая, с закрытыми глазами... Почему-то он панически боялся потерять эти ощущения. Но новый день приносил новую утеху.

Как только пустую будку заселило сероватое, лающее создание, Тихон с новой силой стал заботиться о нём и баловать.

С Павлиной всё было иначе. Она привыкла, чтобы окружающие слушали и нахваливали её, как ту красную девочку-школьницу, которая всегда была в центре внимания. Мир должен был вертеться вокруг неё. Она жаждала этого постоянно. Однако новый день приносил разочарование, грубо нарушал её детские прихоти и привычки, серостью своей вымазывал цвета мечтаний Павлины. Людская молва о зарубленной собаке сделала свое дело. Уже никто не улыбался, увидев ее, люди перешептывались и молча расходились при её приближении. Бабушки тайком крестились и говорили, что она пьёт свежую кровь, поэтому у нее и посуда красная, и окрестили её Вампиршей.

Ежедневное созерцание окаменевших лиц, отведенных глаз было ей нестерпимо. Дома муж смотрел на неё как-то подозрительно и испуганно. Разочарование, недовольство снова накапливалось в ней и не имело выхода. А тут еще вечно лающий Туман оказался самой обычной сукой, которую Тихон стал звать Тумкой. Как только подруга подросла, так и пробил тот недобрый час.

Летним вечером двор наводнила стая косматых, бездомных, с оторванными хвостами и без ошейников собак. Их было так много, что около суки началась настоящая грызня за определение доминантных генов. Тихон выскочил на шум из дома и едва не грохнулся: какой-то косматый здоровяк, весь в репьях, с прокушенным ухом, оседлал Тумку.

Сколько сил было потрачено на выведение у суки блох! Какие дорогие собачьи шампуни!
Мужчина почти физически ощутил, как тысячи этих паразитов уже перепрыгнули на нежное тело его любимицы. Отвращение и возмущение его были безграничны, как будто блохи побежали по нему самому.
Отважно разогнал он стаю и взял суку в дом. Что было делать? Скоро вернётся жена и будет ругаться. Да, это запах привлекает самцов, надо его уничтожить. Как? Он налил полные горсти духов, дезодорантов, даже лака для волос и все это выплеснул на Тумку. Комнату наполнил "термоядерный" аромат, собака скулила и чихала.

Немного успокоившись, Тихон вспомнил о приятеле, у которого была сиамская кошка и который очень заботился о чистоте её породы. Нынешней весной он говорил о каких-то антисексуальных пилюлях. Надо немедленно ехать, пока парфюмерия действует. Он привязал Тумку и на мотоцикле помчался в соседнее село.

Раздраженная Павлина возвращалась с работы. В собственном дворике ей открылась совсем непонятная картина. Несколько собак окружили будку, куда каким-то образом залез и разместился здоровенный пес, гордо высунув косматую голову. Все другие вертелись вокруг и лаяли. Тумка, натянув цепь, стояла в сторонке. И здесь до женщины дошёл резкий запах от суки. Что это? С ноздрями, расширенными от вони, гнева и плохого предчувствия, молодая женщина вбежала в дом. Вокруг лежали упаковки, стоял нестерпимо тяжелый запах.

И опять этот знакомый красный свет перед глазами – и полное возмущение, половодье гнева. Его было так много, что он хлынул рекой, и в этом было свое наслаждение, облегчение. Земля уплыла под ногами, движение быстрое и уверенное, ничто не остановит его.

Уже начинало смеркаться, когда вернулся Тихон. Мимо ворот юркнул испуганный пес, поджав хвост. Мертвая тишина. В предчувствии непоправимого зашел он во двор. Окровавленная Тумка лежала у ворот с куском металлической цепи. Будка была изрублена вместе с косматым вожаком, который не смог вовремя выбраться. Здесь же недалеко валялся щербатый топор. И везде кровь. Тот ненавистный цвет выглядел в сумерках темным и почти незаметным. Но мужчина знал: наступит день, и всё проявится. То «завтра» еще нужно пережить. Лечить жену, слушать «страшный суд» соседей. Тяжело опустившись на порог, Тихон подумал о жестокости мира.

… Человеческий глаз за сотни тысяч лет так сформировался, что сегодня каждый человек имеет как бы по два глаза в одном. Одно видит днем голубое небо и красную кровь, другое - приспособлено для ночи, когда все красное исчезает. В сумерках наибольшая чувствительность смещена к голубому и подальше от красного. Почему так? Сколько времени было нужно для формирования «вечернего» глаза человека? Вероятно, в этом заложены тайные желания миллионов людей, ведь они тысячелетиями хотели видеть перед сном в сумерках своего жилья светлое голубое небо, а не страшный мрак ночи и кровь убиенных…

«Глаз изменился, - думал он, - ни один зверь не может похвастаться таким глазом. А мир жесток, кровав и сегодня».
Возможно, впервые в жизни Тихону захотелось, чтобы завтра не наступало и сумерки длились вечно.

Анна Дудка   01.03.2012 18:52   •   Заявить о нарушении