Рецензия на «20. Б. Кривошеев. Я посадил дерево» (Конкурс Копирайта -К2)

Добрый день всем!

Большое спасибо и судьям, и зрителям, и, конечно же, устроителям этого замечательного литературного клуба. Ведь, если честно, конкурс – это только форма, а на самом деле мы просто собрались, чтобы поговорить о Литературе и поделиться опытом. Вот это и есть то, чего всем нам так остро не хватало.

Не буду скрывать, удивлен результатами конкурса. Нет, в том, что первое место займут "Белые кружева", я не сомневался - это был самый зримый и насыщенный из всех рассказов. Но вот то, что "Месяц март" не попал в тройку – это странно. С точки зрения мастерства он явно сильнее, чем "Кружева", несмотря на предопределенную самой темой заштампованность.

С другой стороны, не ожидал, что мое "Дерево" дорастет до пятого места. Судя по первоначальной реакции, рассказ был воспринят скорее с недоумением, что, собственно, меня как раз не удивило и не расстроило. Дело в том, что с самого первого своего рассказа, написанного специально для проекта Открытый Текст, я занимался довольно неблагодарным делом: экспериментировал с читательским восприятием интертекстуализма.

Тут для начала нужно кое-что пояснить. Как-то на первом курсе университета я впервые прочитал "Мастера и Маргариту" до конца. В школе пытался начинать раза три, застревал на одном и том же месте и бросал это дело. Но то в школе – там, вообще, ничего программного не читалось ни за какие ковриги. А в университете – лекционная скука, от которой тянет спать, если не занять мозг чем-нибудь, например, чтением. На этот раз я проглотил роман так быстро, что захотелось тут же перечитать его еще раз: такой восхитительной прозы я, честно говоря, просто не ожидал. Колоритные герои, тонкая ирония и виртуозные стилистические игры потрясли мое воображение. "МиМ" стал одной из моих любимейших книг, и я перечитывал ее неоднократно.

И вдруг натыкаюсь на статью, трактующую текст романа как виртуозную вязь намеков, кодов, шифров и прочих вложенных в текст сакральных знаний. У героев, оказывается, есть не только реальные прототипы, но и определенные смысловые функции, которые нужно выявить и осознать, и только тогда – но не раньше! – придет понимание всего грандиозного замысла романа. Я был не то что потрясен, но заинтересован – точно. Я тогда впервые почувствовал, что трактовка текста может быть не менее интересна, чем сам текст. Говорят, в свое время книга Гаспарова "Из наблюдений над мотивной структурой романа М. А. Булгакова Мастер и Маргарита" по популярности не уступала самому роману.

Потом я все чаще стал сталкиваться с модернистскими и постмодернистскими текстами, идеями, теориями, и декодирование текстов как-то само собой вошло в привычку, но вопрос-то - самый главный вопрос! - остался: а нужно ли это?

Нет, ну, действительно, так ли важно то, что зашифровал автор? И с другой стороны, а шифровал ли автор вообще что-нибудь? Или он просто не мог иначе? И более конкретно: можно ли на живой текст наложить искусственный код так, чтобы не нарушить ткань текста, а наоборот - усилить? Или же все эти отсылки и переклички возникают как-то сами собой?

Моим первым экспериментом стала "Бамбуковая флейта", в которой я буквально по живому имплантировал формулу алхимической свадьбы в текстуру вдохновенно сочиненной истории. Честно признаюсь, это было нелегко, приходилось выгибать и сюжет, и образы так, чтобы все смотрелось более-менее естественно. Получилось немного натянуто, но в целом вполне приемлемо. Однако, результат эксперимента оказался предсказуемым: рассказ восприняли как он есть, и совсем немногие вскользь обратили внимание на расставленные во множестве интерссылки.

Второй рассказ, "Пикник на траве", вообще проигнорировали, хотя там было гораздо больше всяких прелюбопытных интересностей. Правда, этот рассказ, в отличие от "Флейты", был насквозь искусственным, даже сюжетно выстроенным в соответствии с изначально продуманным кодом.

Но вот с "Деревом" все получилось немного по-другому.

Первоначальная идея возникла сразу и была совершенно абстрактной. Прочитав условия конкурса, я немедленно представил себе сюжет: вот кто-то посадил дерево, привязался к нему чисто по-человечески, а тут вдруг все вокруг начинают кричать, что дерево плохое и его нужно срубить. Простой и заманчивый сюжет: тут и пафос, и сентиментальность, а главное, ничего кодировать не надо. Но – не судьба.

Стоило мне только взяться за работу, как рассказ повел меня сам. В абсолютно конкретном и непреодолимом направлении. Видимо, все началось с первой же фразы: "когда мне исполнилось двенадцать". Двенадцать – это возраст, в котором еврейских детей приводили в храм, чтобы подготовить к обряду взросления. Это один из возрастов Христа. Евангелические мотивы замаячили в сознании.

Конечно, еще не все было потеряно, но, задумавшись над тем, какое дерево сажать, я с неизбежностью выбрал осину – дерево, на котором повесился Предатель. И тут уж история побежала по такому узкому руслу, что свернуть с него у меня не было ни времени, ни сил.

Все, что появляется дальше в рассказе, имеет непосредственное отношение к мифам, окружающим Иуду. Единственное, что я добавил от себя, это сдвиг кровосмесительного греха по фазе: в одном из преданий Иуде действительно приписывают весь Эдипов комплекс ("трахнул свою мать и завалил отца"). Для любопытных, ищите "Сказание Иеронима о Иуде предателе". Так что в этом отношении я почти ничего не выдумывал: просто приписал плотский грех отцу, а виртуальный – с деревом – сыну.

Все персонажи рассказа имеют прототипов в Евангелиях. Например, Папинкин сынок – это Варавва. Если вдруг кто не знает, имя этого разбойника – Бар-Абба, Сын Отца.
Дядя - это Симон, которого исследователи называют либо старшим братом, либо дядей Иуды. Гаматвил, как правильно обнаружили полюбопытствовавшие, - Иоанн Креститель, большой и гневливый поборник праведности, во времена служения Христова ожидавший казни в тюрьме – за то, что обвинил в кровосмесительстве царя Ирода.
Мальчик в финале – Иоанн, любимый ученик Христа.

С выбором именования самого Христа у меня были небольшие трудности. Сначала хотел назвать просто "учитель", с маленькой буквы, но когда дошел до финальной сцены, понял, что можно уже раскрывать карты и называть, как есть: Равви. Причина очень проста: "Радуйся, Равви!" – это самая знаменитая реплика Иуды, не менее известная, чем поцелуй или тридцать серебряников.

В общем, впервые получилось, что код возник из сюжета и гармонично лег на него без лишних моих усилий. Видимо, так, действительно, тоже бывает.

Теперь мои впечатления по результатам проведенного эксперимента. Насколько я понял из осторожных реплик участников обсуждения и судейских протоколов, рассказ читался двояко: те, кто не стал задумываться над кодом, получили чисто литературное удовольствие (или, наоборот, неудовольствие). Думаю, им лучше было бы и не читать эти мои разоблачения. А вот те, кто заметил расставленные маячки, смогли оценить и самую большую, на мой взгляд, удачу текста: его название.

Я был потрясен формулировкой, которую дал Юра Аникутин:

"Опоясывающая композиция. Как в скульптуре. Что бы понять замысел ваятеля, нужно обойти скульптуру вокруг, и, вернувшись в изначальную точку, взглянуть на неё другими глазами".

Когда я дописал рассказ и задумался над названием (в голову лезли "Осина" и прочие банальности), я вдруг осознал, что же именно я написал. Вы просто задумайтесь: человек посадил дерево, и это дерево было единственным в мире, что он любил, - но именно на этом дереве ему предрешено повеситься. По-моему, нет ничего более трагичного и ужасного. Вот эта горечь и зашифрована в названии: если вы поняли в конце, что за плод созреет на этой осине, то будничная констатация – "я посадил дерево" – должна пронять до глубины души. Меня проняло, хоть я и автор.

И в заключение, пару слов о той фразе, которая вызвала суровое нарекание. Видите ли, русский язык настолько живой и разнообразный, что иногда трудно предугадать, какое выражение может быть воспринято неадекватно. Как, например, это случилось с идиомой "потрясти мошной". Никогда не думал, что есть люди, которые воспринимают это выражение исключительно буквально, так сказать, по фразеологическому словарю. Даже если вы просто чуть-чуть глубже исследуете этот вопрос, то никакого удивления контекст употребления фразы у вас не вызовет. Начнем с того, что в некоторых словарях (гугл даст вам ссылку на первой же странице) значение этого выражения трактуется как "бравировать, хвалиться". Кроме того, некоторые словари (в том числе, и словарь Даля) называют устоявшимся значением слова "мошна" мошонку (у Даля отмечается, что мошонка (у животных – "мешочек с ядрами") есть "умалительное" от мошна). Отсюда уже давно возникло смысловое смещение семантики фразы в скабрезную сторону: фраза стала выражением архаичной привычки нашего мужского племени меряться мужскими достоинствами. Лично я гораздо чаще встречал это выражение именно в смысле "бравировать, демонстрировать превосходство", чем в буквальном его значении "раскошелиться".

А напоследок, всем еще раз большое спасибо! Отдельное спасибо Иве и Виктору за вдохновение, с которым я написал этот совершенно случайный, незапланированный рассказ.

Всегда ваш,
Кривошеев Борис.

Борис Кривошеев   03.02.2012 12:05   •   Заявить о нарушении