Рецензия на «О Евгение Евтушенко» (Вионор Меретуков)

Глава первая. «Пора корпорации», - сказали по рации (Название к содержанию отношения не имеет).

Один из героев нашего романа, дорогой читатель, неугасимый поэт, с виду губошлеп, в вечном шарфике, по кличке «помещик Троекуров» (языкастые соседи по даче прозвали). Не скроем – не молод, но и не так, чтобы стар, как Ринго Стар. Многие из его собратьев уже «вознеслись», а он все никак, и продолжает творить на бумаге черти что. Вот и сейчас, склонившись над листом формата «А 4», при свете изящной настольной лампы в виде «фиги» (кукиша), выводит импортным куриным пером каллиграфические каракули. Любитель вымучивания слов, их искажений, он создает, так называемые «неологизмы». По образованию - архитектор, поэтому имеет профессиональную тягу ко всяким балясинам, бельведерам, консолям и прочим излишествам. Питая слабость к музыке, притом серьезной, и дружа со многими известными композиторами, и исполнителями, решил посвятить им нечто вдохновенное

Ода скрипачам.
- Ой, страх!
Этот Ойстрах.

«И» идущее за «И»
Приведет нас к Изаи.

Порхает, легок, без оков,
Любитель пива Спиваков.

Часто игрою своею растроган
Сам Леонид Коган.

Хоть ты падай, хоть ты плач,
Коль смычком владеет Грач.

Очень мил соседке Нине
Этот дьявол-Паганини.

Поэт, работая, много курил, несмотря на запреты врачей, и поэтому вечно переполненную пепельницу называл «окурки табака», вспоминая о любимом блюде из цыплят.

Вот играет сам Менухин,
Словно муха бьется в ухе!

( Пожалуй, вышло не очень! Но оставим. Потом переделаю. Не надо прерывать процесс!)

Есть скрипач и Хейфец Яша –
Мировая гордость наша!

(Это лучше!)

Стерн еще есть Исаак,
Но не едет к нам никак.

(Похоже, ступор наступает. Надо завязывать и сделать перерыв.)

Поэт включил радио, где горланил хор волго-донских казаков знакомо-щемящую с детства песню:

«Муравьи, муравьи, не кусайте солдат!
Пусть солдаты немного поссат…»

В гневе выключил приемник. «Что за кощунственное изменение текста? Вот до чего довели новые вольные нравы! И вообще: эта пресловутая русская душевность с топором за пазухой! Ну и народец! Довелось нам с Пушкиным здесь родиться…»

Включил телик. Шла вульгарно-пошлая реклама.

«Этот сыр Эдамский
Вкусен. Верно!
В туалете дамском
Пахнет скверно.
В очередь за сыром
Встали дружно дамы.
Очередь наддала –
Выдавили рамы».

Гастрономический стишок вызвал у поэта шок: - Куда смотрит начальство? В гневе переключил канал и услышал сетование футбольного болельщика: «Что же, Джаваньоли, твой «Спартак» проиграл?» Значит, нынешний тренер однофамилец знаменитого писателя? Что творится, господа! Выключил с треском проклятый «ящик» и вспомнил, как недавно смотрел неплохой боевик с Брюсом Уиллисом в главной роли. А не посвятить ли ему стишок? Присел к столу.
Вот вчера я, как на грех,
Расколоть хотел орех.
Крепким оказался, гад.
Ну, и эдак! Ну, и так!

От ударов он звенел
Словно был железнотел.
От усилий я вспотел.
Он колоться не хотел.

Молотком я посильнее
Хряп по пальцу – тот синеет.
Я от злости весь не свой.
«Что ж ты крепкий-то какой!»

Не колите впредь орех,
Коль не светит вам успех.
Курам все пойдет на смех,
Опозоритесь при всех!

Кажется, достойно телевизионного конкурса «Минута позора». «Да, изменяет мне вдохновение. Кажется, мой Пегас давно угас!» Покопался в кипе исписанных листов. Нашел недавно написанное. Название глумливое – «Так не говорил Заратустра!»
Снится Ницше Заратустра.
Он сидит в пещере.
От безделья ест капусту.
Дух все крепнет в теле.

Дух настолько уж окреп,
Что на волю хочет.
Заурчало в животе –
Дух внутри хохочет.

«Выпустить его пора,
- думает пещерный житель.
- Ох, какая здесь жара!
Вот бы освежитель».

В задний дух прошел проход.
Спящий улыбнулся.
Сна прервался мерный ход.
Ницше вдруг проснулся».

- Ты гений тоже! – раздался над головой сиплый тенорок коллеги, долговязого, скелето-подобного, но живуче-живучего Иссущенко, к тому же еще и способного к осеменению (недавно в сотый раз женился).
- Как ты незаметно подкрался, Арсений!
- На то я и гений, чтобы всюду проникать как эльф. Дверь ты не запер по своей «борисо-пастернаковской» привычке. Только у тебя и спереть-то нечего. У того хоть «Живаго» без прописки проживаго…
- Да ты прав, - беззубым ртом покаялся хозяин.
-Я тоже намедни частушку сварганил, - похвалился гость. - Послушай, дружбан»

Тимофей пришел с трофеем –
Подстрелил он зайца.
А Иван принес в портфеле,
Как ни странно, яйца.

Продал ушлый Тимофей
На базаре свой трофей.
А Иван стал яйца кушать,
Чтоб обмен веществ нарушить.

- Ну, каково? – заржал троянским конем поэт и, наконец, присел к столу, положа одну конечность на другую, напоминая своим остро-угловатым видом хищного насекомого богомола, изготовившегося к нападению на беззащитную гусеницу.
- Лихо, лихо, брат! Но как-то похабненько, - запищала «гусеница».
- А твой Заратустра не похабненько? Сейчас, брат, такой расклад! Называется - «ниже пояса». И поэт, как свидетель эпохи, должен идти в ногу тоже ниже… Эх, порой простота, хуже простатита, дружок!
- Да, истина, конечно, бескорыстенна, - согласился «Троекуров» - Вот так эпоха! Эпохолодало-то как!
- Теперь Тургенева знаешь, как называют?
- Как?
- Мастургеньев!
- Выходит по аналогии, что и ты у нас не Арсений, а Мастурсений.
- Ну, это уж хватил лишнего! Одно с другим не вяжется. Короче, не зная Заболоцкого, не суйся в Бродского!
- Это верно: не зная броду – не суйся в моду!
- Любит Абрам говорить о Брамсе! – расхохотался веселый гениальный гость.

Хозяин на мгновение напрягся и выдал экспромт:

- Прежде, чем пойдешь ты в тир,
Загляни в мужской сортир.
Очень развивает меткость
Тамошнего духа едкость!

- Браво, браво, дружище! Есть еще перепела в перепелицах! Кстати, а может, и нет! Ты слышал?

Из Парижа в Ленинград
Приезжал Мишель Легран.
Выступать был очень рад,
А затем махнул в Иран.

- Ты меня, если не Мирей мытьем, так катаньем! – засмеялась гусеница-поэт. – Французом хочешь удивить?
- Ах, не лай, ты, Менелай! – снова троянским конем заржал хищный «богомолец».

- Долго жил в Бухаре Нассредин,
Много он там наследил! – огрызнулся Троекуров. А гость, войдя в раж, посыпал как из рога Браззавиля:
- Любознательный Иван
Почитать лег на диван.
Яростный Иван читатель,
Детективов почитатель.
Но уснув под скрип пружин,
Он забыл про свой ужин.

Хозяин тоже не хотел сдаваться без боя, и начал, чуть не воя:

На выставку Пикассо
Огромный хвост у кассы.
В дверях и свалка, и возня.
Как привлекательна мазня!

- С каких пор Великого Кубиста не уважаешь? – возмутился Иссушенко и вздыбился своими остроконечностями. Стал похожим не на богомольца, а на скорпиона или фалангу, бегающую по потолку в общем вагоне поезда «Бухара – Ташкент».

-Восточный лекарь Ибн Сина
Лечил сверчка за печкой, - сказал невозмутимо Троекуров.
Не знал тогда он керосина –
Лечил при свете свечки.

- О бедном архитекторе замолвим мы словечко, - съязвил фаланга-скорпион.
Страдал он комплексом мемориальным,
Создал проект мимореальный,
сверчком подох за печкой.

- А пошел бы ты, - обиделся хозяин, - на Канары!
- От такого слышу! – хлопнул дверью и вышел Иссушенко.

- Я во всем ортодоксальный! – крикнул вслед Троекуров.
Взял билет в вагон я спальный
И, зайдя в буфет вокзальный,
скромно встал за столик сальный.
- Эй, прислуга! Стол протри! -
Крикнул я сурово.
Появилась с тряпкой грязной толстая корова.
- Эт меня штоль ты зовешь,
Не мужик, а дохла вошь?
- Попрошу не оскорблять,
Вытри столик, стара ****ь!
- Больно говорлив, соколик!
Перейди за тот вон столик.
- А я здесь стоять хочу
И с тобою не шучу.
- Хошь, шути со мной, миленок,
Только не обсерь пеленок!

Да, русской бабе сальце в рот не клади – в миг им закусит!

Георг Альба   27.06.2009 13:32   •   Заявить о нарушении