Зерно 2
Снег выпал рано,
Мороз и стужа покрыли землю в ноябре.
В деревни колосился дым из печки
А Люсин муж ушел в загул.
Не успел я досочинить стихотворение, как из дома выпорхнула Люся в причудливом берете. Данный головной берет, натянутый на всю голову, создавал из его хозяйки образ перезревшей студентки, так и не сдавшую ни одну сессию, но продолжавшую самоотверженно грызть гранит науки.
Люся, не смотря на свою массивность, передвигалась весьма быстро, проворно и уже через минуту вскочила в наш бус, заняв место возле меня. Раскрасневшиеся, в порыве сбора на "охоту", дышавшая так интенсивно, что по всей кабине машины стал стелиться сквозняк. Лицо ее выражало что то среднее между сосредоточенностью на проблеме дня, злости и целеустремленности в поставленной цели.
"Мощная женщина" - подумалось опять.
Я завел машину и мы помчались на ферму Мичислава.
В данной ситуации не уместно было заводить разговоры на любые темы с гостьей моей машины. Она лишь интенсивно дышала и смотрела на дорогу. Я поглядывал краем глаза на ее лицо и мне было жалко женщину. Вспомнил как она сама молола нам зерно, одним ловким движением подымая пятидесяти килограммовые мешки,а затем высыпала все в мельницу. Проворна бегала с деревянной лопатой и отодвигала уже перемоловшеюся муку по дну ванной, ближе к краю, с которого затем, так же проворно, ведрами насыпала готовую муку нам в мешки. Еще тогда я восхитился этой не дюжей силе женщины. Она стала для меня образом крестьянки останавливающей коней на ходу и входившей в горящие избы. Это Вам не городские мамзели, обмытые Шанелем в салонах Жак де Санж, и не способные поднять что либо тяжелее букета роз. Это женщина из настоящей жизни, со всеми ее "прелестями" и тяготами.
С этими мыслями мы подъехали к ферме. Снова послышался вой голодной животины.
Эдуард выскочил из машины и дал возможность Люси вылезти на свободу.
После их высадки я развернул бус задними дверями к воротам из которых нам обычно подавалось зерно, заглушил машину и направился во внутрь помещения, где располагалось хозяйство Мичислава.
Прямо у входа стоял самодельных столик, на нем расположилась корзина с яблоками и полупустая бутылка с какой то бормотухой, из местного сельпо.
"Коньяк местного разлива" - решил я, но даже не стал смотреть на этикетку. Мне эта информация была ни к чему. Я выбрал в корзине более менее красивое яблоко, протер его рукой откусил. Вкус мне понравился, не обычный.
"Интересно, что за сорт такой?" - с этой мыслью я направился в ту часть помещения, где расположилась вся животина, свиньи, коровы и охранявшие их собаки. На меня тут же выскочила хозяйская овчарка. Но будучи уже знакомыми она лишь поднялась на лапы и припала на меня для получения порции ласки и почесывания за ухом. После этого выклянчила у меня яблоко, схватила его в пасть и умчалась куда то.
Люся была там, где и положено быть настоящей хозяйке. Что меня восхитило в этой женщине, она не побежала по хутору и деревне в поисках своего не путевого мужа. Не стала заламывать руки и причитать "послал же Бог муженька"! Нет! Она скинула пальто, надвинула смешной берет лицеистки на бок и стала кормить свиней. Делая это все с толком и быстро. Не смотря на холод в помещении от ее тела шел легкий пар. Люся работала и я не стал ей мешать, развернулся и направился в другое крыло хозяйской постройки, где располагался амбар с зерном.
В амбаре тоже работа не стояла и не ждала моего пришествия. Что мне нравится в людях трудавитых, так это отсутствие, как таковое синдрома лодырничества. Им не надо давать команды, если они знают для чего приехали.
Эдуард уже стоял и насыпал в мешки зерно.
Я достал из машины весы и когда уже несколько мешков было готово к погрузке, поднял первый и разместил на платформу весов. Затем записал полученный результат в блокнот, перетащил мешок в машину.
- Эдуард! Возьмем сегодня одиннадцать мешков.
- Понял!
Я окинул количество готовых мешков к взвешиванию и погрузке, и решил, что пожалуй взвешивать надо в присутствии хозяйки. Животина подождет, а вот зерно дело денежное и все должно быть по честному.
Я позвал Люсю контролировать загрузку зерна.
Она записывала, мы с Эдуардом загружали, с начало на весы, затем в машину. Все это время я краем глаза наблюдал за ее состоянием. Люся была сосредоточена и не много запыхавшись. От ее тела валил пар. ХОЗЯЙКА!
Погружая зерно в машину я отметил про себя, что стал слабее. Надо больше физического труда. Раньше такие пятидесяти килограммовые мешки кидал как пушинки, а сейчас тяжело, а все потому, что перестал двигаться. Эдуард все проделывал проворно, а я плелся в лузерах. Стыдоба!!
- Люся мы подождем, пока Вы покормите животных. Не волнуйтесь. Сколько надо, столько и подождем. - Сказал я после погрузки мешков. Люся кивнула и помчалась опять в то крыло здания.
Мы с Эдуардом закрыли двери машины, отогнали чуть в сторону и направились в помещение, где было теплее чем на улице.
Эдуард все это время был в задумчивости и под впечатлением происходящего.
- Что? - Улыбнувшись спросил я.
- Я удивлен Мичиславу. Все понимаю, но скотина то при чем здесь. Гули - гулями, но скотина должна быть покормлена. Животина не должна страдать. Я был иного мнения и нем.
Я посмотрел внимательно на Эдуарда. На него действительно произвело впечатление происходящее. Мне сразу вспомнился наш конфликт и примирение с ним. Ну что же такой живой пример как наука другим. Хорошо, что мы стали свидетелями этой сцены.
Я глянул в сторону Люси. Женщина ПАХАЛА! Все делала быстро и четко. Не смотря на свой огромный вес и мощную стать, она носилась по хозяйству как пушинка на ветру, а еще лучше сравнить с грациозной ламой в берете, небрежно надвинутом на бок.
"Какие же мы, мужики, мудаки" - проскользнула в голове мысль. Все что я сейчас наблюдал в режиме реального времени, дело рук наших "стараний". Люся такая, какая она есть по нашей вене, и только. Жалко женщину. В какой то момент я понял кого она мне так напоминает, это же моя бабушка в молодости. Та точно так же, трудяга держала все хозяйство под своим чутким контролем, не давая деду спуска.
Однажды они возвращались со свадьбы домой. Шли по улице, лето, смеркалось. Дед был пьян и в голове летали мысли, свойственные в таком состоянии только хулиганам и барону Мюнхгаузену: совершить подвиг, разогнать тучи, полетать на ядре. Туч не было, ядра ушли в прошлое и оставался лишь подвиг.
Впереди, им на встречу шла компания поддатых мужиков. И здесь, можно сказать, встретились интересы дедушки и встречной компании. Все стороны потянуло на подвиг. Бабушка все время причитала "Не надо, Шура! Не лезь!". Но Шура полез в драку, получил по зубам с первого удара и свалился в канаву в полной отключке.
Моя бабушка посмотрела на лежащего деда, на компанию из трех мужиков, подошла к рядом стоящему забору и выдернула от туда здоровенный кол. Через минуту рядом с дедом лежали в полной отключке все три мужика, а она, отбросив кол в сторону, взвалила на плечи отключившегося "героя", и потащила домой.
Глупой связываться с женщиной, матерью героиней, воспитывающей пятерых детей, прошедшей войну и Минское подполье в Великую отечественную, будучи связной с партизанским отрядом. Пережившей голодомор на Украине и аресты братьев в 37м. Глупо вообще связываться русском женщиной и затевать противостояние.
- Ты знаешь - тихо сказал я Эдуарду.
- Глядя на Люсю вспоминаю фильм "Тихий дон"! Вот женщины были. А фильм какой красивый. Вот смотрю на Люсю и понимаю фразу, что раньше женщина могла одним ударом мужика на жопу посадить. Теперь верю, правда могла.
- Да! Раньше мужики и бабы были другими. Сейчас уже не то. Да и фильмы смотреть можно было только старые. Душевные. Сейчас снимают только драки.
Эдуард все еще находился под впечатлением от поведения Мичислава и мусолил эту тему.
В это время Люся отыскала большой брезентовый лист и потащилась с ним на улицу. Спустя какое то, не продолжительное время, влетела в помещение с большой копной сена, неся завернутым в этом брезенте на своих плечах. Сбросила все и начала раскладывать вдоль загона для бычков.
Животные были на столько голодные, что ринулись тут же поедать, всё, что им принесли. Один из бычков так мчался к корму, что головой пробил ограждение. Балка отскочила и с грохотом упала на землю. Люся тут же, без промедления полезла в угол, где стоял плотницкий ящик с гвоздями и молотком. Стояла и выбирала гвозди, держа в своей мощной, не по женски, руке массивный молоток.
- Люся оставьте. Мы сами прибьем, а Вы идите кормите животных, они и так голодные.
Люся молча протянула молоток Эдуарду, схватила лист брезента и помчалась на двор за новой порцией сена.
Эдуард выбрал пару подходящих гвоздей и пошел прибивать балку.
За все время нашего нахождения на ферме, Мичислав так и не удосужился появиться. Ушел в глубокий загул!
Мы закрыли все ворота, погрузились в машину и направились, по извилистой, проселочной дороге, мимо заброшенного хутора, отвозить домой Люсю.
Люся к этому времени уже расслабилась, успокоилась и была разрумяненная и раскрасневшийся от работы на морозе.
Все развеселились, с упокоением на душе. я радовался, что ни кого не зарезали, в порыве ревности, а мы с Эдуардом не стали свидетелями не приятной сцены выяснения отношений между двумя супругами. Нам было хорошо, и запретных тем уже не было. Можно было упомянуть и виновника этой поездки.
- Даааа! Чувствую Мичиславу сегодня будет баня! - Начал я разговор.
- Не в первый раз! Не в первый раз. Мы уже один раз приезжали сюда, когда его долго не было. Дети в гости приехали, а его все нет и нет. Так меня зять на машине привез. Смотрю скотина не кормлена, бардак. Я всех покормила и тихо поехала домой. Приходит вечером. "Ты кормила животных?" Спрашивает меня. "Нет. А что ты их не кормишь, что меня спрашиваешь?" Молчит. Так ему и не призналась, что была на ферме.
Я посмотрел на женщину и мне еще грустнее стало от ситуации.
Мы въезжали в ближайшую деревню. По краям стояли заброшенные избы.
- Разбежалась деревня. - прокомментировал Эдуард.
- Я смотрю, дома те, что двух этажные, бетонные, развалились совсем. Умирает деревня, да? - Обратился я к Люсе.
Лицо женщины изменилось, проскочила, почти не заметно, боль от происходящего.
- Большая раньше была деревня. Эти дома - она в этот момент указала на пустующие, без окон двух этажные, бетонные коробки - продали, каждый за тысячу долларов. Тысячу долларов! Почему же не брать? Готовый дом и всего то за копейки. Народ по скупал и вывозит по тиху.
Я еще раз бросил взгляд на пустующие окна сооружения. Картина напоминала город Припять, спустя десятилетия после Чернобыльской трагедии.
- А вот там - указывая куда то, в сторону деревни, одной ей известное место - бывший детский садик. Теперь там дом престарелых.
И снова в голосе женщины была боль за происходящее. Это не объяснить и не описать, этот звук голоса можно лишь услышать и на себе прочувствовать энергетику и боль. Только тогда ты поймешь, что переживает человек от происходящего в окружающей его жизни.
Я ее понимаю чувства. Деревня, та, которая еще была в советские времена, где прошла ее молодость, мечты и надежды, умирает. Умирает медленно и в муках. Молодежи на улочках не видно, лишь старость с посохом в руках ходит от креста к кресту.
Вспомнилась весна, когда мы приехали за зерном и кормовым картофелем сюда к Мичиславу. Погрузив на хуторе все в машину мы стояли и перетирали возможности сотрудничества. В этот момент момент, вдалеке, показалась Нива, переваливающаяся с боку на бок, на проселочной дороге. Нас не было видно, спрятанными за деревнями и кустами заброшенного хутора, за то мы видели всё.
- Председатель едет! - прокомментировал Мичислав.
Мы пристально посмотрели в сторону машины.
Нива остановилась. Из нее вышел пузаты мужик подошел в поле, где "стояла" сухая прошлогодняя трава. нагнулся, что то по-колдовал и спустя секунду вспыхнуло пламя, побежав, достаточно быстро по полю.
Трава горела как порох.
- Вот он сейчас спалит всю траву в поле, а себе припишет топливо, потраченное на обработку земли.
Я не совсем понимал всю авантюру председателя, но масштаб пожара меня впечатлил.
- А твой хутор не сгорит?
- Нет! Вон те рвы не пустят пламя сюда. - Мичисав вскинул руку в сторону рвов, окружавших хутор вдоль всего поля. Такие же рвы были и вдоль деревни.
- А разве так можно делать?
- Нет, конечно! - Мичислав посмотрел на меня, давая всем своим выражением лица понять, что здесь лучше держать язык за зубами.
Я еще раз посмотрел на горящую траву. Жуть и безнадега!
- Вот классно жить на хуторе, который расположен прямо в лесу! - Голос Эдуарда вернул меня в реальность и я посмотрел в сторону леса, на которую указывал он. Это уже был край деревни и хутор стоял, действительно, в лесу. Чуть в отдаленности от последних домов села. Красиво! Дом и хозяйственные постройки почти не было видно. Все хозяйство стояло вреди высоченных сосен и берез. Островок леса посредине поля.
- Там ни кто не живет - Прокомментировала Люся. - Бабка померла. Сын приехал хоронить, пошел в машину и тоже помер. Так и пустует хутор, разваливается потихоньку.
На конец то мы выскочили на трассу и груженная машина зерном и Люсей проворно помчалась в сторону деревни хозяйки.
Подъезжая к "Липнишкам" мы увидели грандиозное зрелище, которое меня будоражило каждый раз, когда мы возвращались с фермы Мичислава.
Грациозное сооружение местного костела возвышалось над всей деревней. Правильные, резанные и строгие формы сооружения вселяли в меня уважение к создателю этого храма.
- Красиво очень! - Прокомментировал я.
- Да! Это же надо так каждый камень подогнать, что бы вот такое выстроить сооружение. - Согласилась с моими переживаниями Люся.
- Со всей округи на службу народ сюда ходит.
Мы проехали медленно мимо величественного здания, огражденного забором из такого же массивного камня.
- Вы же только отвезите меня домой. - Испугалась вдруг Люся.
Но я в этот момент повернул машину в сторону ее дома и женщина успокоилась.
мы заговорили о прихожанах, о церкви и влиянии католицизма на местное население.
По левую руку я увидел огромную котельню с каменной старой трубой и выбитыми стеклами. В пустых окнах здания виделось ржавеющее оборудование.
- А что котельня больше не работает, Люся?
- Ай! Её даже не достроили. Так и стоит. А вон теплицы видите?
В поле стояла группа стеклянных сооружений. Кое где уже выбиты стекла и пустота внутри.
- Стекло для этой теплицы везли аж из Москвы. И что? Председатель продал все кому то. И вот так и стоит ни кому не нужное. Ржавеет и рушится.
Жуть. Сколько добра пропадает. Сколько денег вложено в пустую.
Мы уже подъезжали к повороту в деревню Мичислава и Люси, когда Люся резко запротестовала:
- Не надо меня везти дальше. Пешком дойду. Высаживайте меня на повороте и езжайте себе спокойно домой.
Я остановил машину, а Эдуард выпустил женщину из машины, предусмотрительно подав руку.
Она медленно и уставшая поплелась в сторону своего участка, а я смотрел ей в спину и лишь сожалел, что так складывается судьба этой сильной женщины.
Развернул машину обратно, в сторону нашей фермы и помчался по асфальту, уже так знакомому мне.
Какое то время мы с Эдуардом ехали молча, каждый осмысливая произошедшее с нами за день.
Потом переглянулись и заржали в голос.
- Бедный Мичислав!! Ему трындец!!
Другие статьи в литературном дневнике:
