Замеряем религиозную обидчивость

Артем Ферье: литературный дневник

Не хочется писать лишний раз о Пусси Райот или о мусульманских этих истериках, но в целом тема оскорбления чувств верующих – такова, что заставляет с собой считаться.
Лично моё мнение: если человек полагает, что какие угодно его чувства могут быть оскорблены неким символическим актом или произведением искусства, не наносящим реального, физического вреда и не сопряжённым со вторжением в его частное пространство, и на данном основании этот обиженный считает себя вправе применять насилие к реальным или мнимым уязвителям его попранных чувств, то лучший способ посчитаться с его обидой – уебать этого сраного дикаря к херам собачьим. Ибо наша Цивилизация не для того выстрадала принцип свободы слова, действительно важный для мирного сосуществования зрелых и потому взаимоопасных людей, чтобы теперь, в двадцать первом веке какое-то пещерное инфантильное чмо получало бы возможность затыкать кому-то глотки, подвергая цензуре публичное информационное пространство.


В связи с этим, конечно, я крайне отрицательно отношусь к законопроекту об уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих постольку, поскольку он может коснуться не частного, а публичного пространства. То есть, я не имею ничего против ответственности за вандализм и хулиганство, совершённые в церкви (хотя при отсутствии материального или телесного вреда наказание не должно быть связано с лишением свободы, и тут вполне хватило бы общих норм, без выделения религиозной составляющей), но если они попробуют расширить эти нормы на, скажем, антирелигиозные выставки или какие-то глумливые фильмы, - это, конечно, будет мрачный ****ец для светской современной страны (как будто бы мало дикой 282-й статьи!) Пока же – сложно вообще сказать, в каком виде этот законопроект будет окончательно утверждён.


Тем не менее, многие добрые люди говорят, что, поскольку у верующих есть чувства, то жестоко это, оскорблять их, и нужно как-то возмещать обиду от глумления над их верой.
Я обычно возражал, что с такой логикой нужно тогда возмещать обиду и рыжим, если они вдруг окажутся уязвлены детским стишком «Рыжий-рыжий, конопатый».


Но тут подумал: а вдруг случай с верующими – действительно особенный? Вдруг для них издевательство над религией действительно гораздо более мучительное, нежели для рыжих – издевательство над цветом их волос? Вдруг они, верующие, действительно претерпевают ущерб, сравнимый с физическими страданиями и утратой здоровья?


Но как, однако ж, оценить силу этого ущерба? - задавались вопросом многие разумные люди. Ведь нельзя же подключить к религиозной жопе амперметр и замерить интенсивность их баттхёрта в момент просмотра антиклерикального фильма или при виде иного какого-то глумления над символами веры?


Да, эти люди разумны и пытливы – но не гении. А я – типа того. И я сумел найти верный способ оценки глубины нравственных религиозных страданий.


Для этой цели я распорядился выявить и доставить в погребок моей виллы несколько персон, как православного, так и магометанского вероисповедания, кои ранее заявляли (и в резкой форме) о своих страданиях от нападок на их религию и даже подавали иски (а то и участвовали в погромах). Разумеется, конкретные их имена не подлежат разглашению, поскольку я умею хранить свои и чужие маленькие секреты.


Далее, когда подопытный экземпляр убеждался, что бесполезно кричать, звать на помощь и грозиться какими-то суровыми своими заступниками, ему излагались условия эксперимента. Они же были очень просты.


Во-первых, он мог претерпеть чудовищное, кощунственное унижение своей веры, совершаемое прямо перед ним. Скажем, мы берём одигитрию (бумажную копию, конечно, ну да ведь это не имеет значения для символического мировосприятия?) и подрисовываем Богоматери усики. Или – берём распятие и накрашиваем Иисусу губы помадой. Или – рисуем карикатуру на Магомета, где он совершает похабный эротический акт с Аллахом.


Но, во-вторых, сего кошмарного богохульства – можно легко избежать. И это – целиком во власти подопытного. От него лишь требуется маленькая искупительная жертва во славу его веры, совершенно ничтожная в сравнении с тем колоссальным нравственным страданием, какое он мог бы претерпеть от нашего святотатства. Именно: если он согласится пожертвовать одною лишь фалангой мизинца левой руки – мы гарантируем, что не станем при нём глумиться над иконами, богами и пророками.


И более того, мы отрежем ему фалангу под качественной анестезией, совершенно безболезненно (хотя, конечно, и без анестезии тот смехотворный физический дискомфорт не мог бы идти ни в какое сравнение с болью от попранной веры). И умелый врач обработает рану, сформирует культю, чтобы ничего не загноилось (хотя, конечно, это тоже маловажные вещи в сравнении с религиозной твёрдостью духа).


Возможно, кому-то оно покажется удивительным, но все двенадцать персон, привлечённых нами для эксперимента, принимали своё решение без колебаний.
Именно: они тотчас заявляли нам, что если мы оскверним символы веры – то будет на нашей совести, и Бог(Аллах) покарает нас в самом лютом виде. Более того, продолжали они, истинную веру, истинного Бога и невозможно оскорбить, тем более – таким пошлым и мелким нечестивым актом. Они – слишком высоки и недосягаемы для наших жалких нападок. Но мерзость содеянного останется на наших руках, и грех столь тяжкий не будет иметь прощения. Ну и так – по десятому кругу.


Мы напоминали условие: можно избежать и поругания религии, и нашего впадения во грех, если пожертвовать одним пальчиком (вернее, одной его фалангой).


Однако ж, мученики веры держались стойко и непреклонно, настаивая на невозможности осквернить её рисованием мадонне усиков или карикатурой на Магомета.


И такая последовательная, несгибаемая позиция заставляла нас склониться к мысли, что если верующие и испытывают какие-то страдания, наблюдая символическое оскорбление дорогих их сердцу вещей, то всё же меньшее, чем если б они лишились одной фаланги мизинца. И всё же как-то могут его пережить, резко включив логику и мигом признав, что вера – она в душе, и вера – категория нематериальная, а потому её и нельзя как-то уязвить какими угодно актами во внешнем мире.


Не знаю, возможно, на свете существуют и такие верующие, что готовы не то что палец, но и руку себе отсечь, только бы не допустить кощунства. Но вот чего-то не задалось таких повстречать. Во всяком случае – не в авангарде публичных и страстных борцов за неприкосновенность религиозных чувств, весьма гораздых избивать и даже убивать других людей под предлогом своей оскорблённости, но совершенно неохочих пожертвовать хоть чем-то от себя.


Соответственно, приходится признать: в общем случае, как бы ни были сильны, трепетны и дороги религиозные чувства тех, кто наиболее яро о них заявляет, - они всё же не стоят и фаланги мизинца в глазах самих же заявителей (когда им предоставляется возможность выбора).


Между тем, что такое умышленное отсекновение конечной фаланги мизинца с точки зрения Уголовного Кодекса? Это не тяжкий вред здоровью. И даже не средней тяжести. В соответствии с приказом Минздравсоцразвития №194, такого рода повреждения оцениваются по критерию стойкой утраты трудоспособности. И сообразно приложенной к приказу таблице, при потере концевой фаланги мизинца падение трудоспособности оценивается в 5%. А это – считается ЛЁГКИМ вредом здоровью, ст. 115 Уголовного Кодекса. Что, в самом прискорбном случае, при доказанности квалифицированного состава и при максимально суровом отношении суда, может повлечь наказание в виде двух лет лишения свободы (столько же, сколько дали панкушкам из Пусси Райот за непочтительные телодвижения на солее ХХС). А вообще-то, за умышленный лёгкий вред здоровью можно отделаться и штрафом в сорок тысяч рублей.


И честно скажу, если б кто-то из подопытных согласился пожертвовать фалангой – я бы её отрезал. Ибо я держу слово. Но – оплатил бы операцию по приживлению (вернее, её бы там же и произвели), и дал бы хоть полмиллиона за моральное неудобство во имя науки. И, возможно, испытал бы некоторое уважение к человеку, который последовательно придерживается заявленных им принципов (как бы нелепы они ни были).


Но уважать дутые религиозные обидки распоясавшихся фриков, которые, на поверку, сами в грош не ценят свои принципы и чувства? Увольте! Это достойно уважения не больше, чем истерика избалованного ребёнка, выхныкивающего себе новую игрушку, но готового тотчас заткнуться, если показать ему ремень.



Другие статьи в литературном дневнике: