Про идеальное убийство. Окончание.

Артем Ферье: литературный дневник

Решил дописать историю единственного «действительно замороченного» убийства, с которым мне довелось лично соприкоснуться.


Итак, что обычно думает человек, когда узнаёт, что из головы вице-мэра была извлечена пуля, семь лет назад выпущенная им в плечо одному борзому баклану в воспитательных целях?
Во-первых, конечно, я подумал, что затейник, вложивший эту пулю в охотничий патрон – большой оригинал и явно дилетант. В ином случае он бы понимал, что экспертиза легко расколет его «розыгрыш».
Во-вторых же, этот затейник должен был знать кое-что о происхождении этой стрелянной пули. Иначе, если она как-то случайно попала ему в руки, - нужно уж совсем быть алогичным психом, чтобы использовать её для убийства.


Насколько я помнил ту историю с вразумлением юных рэкетиров, моя пуля прошла насквозь через трицепс «клиента» и завязла в спинке кресла. Значит, кто-то её вытащил. И что же, хранил семь лет, дожидаясь подходящего случая? И кто бы это мог быть?
Конечно, кое-какие мысли возникли – и я решил разузнать о дальнейшей судьбе этого Антона, поискать точки пересечения с новопреставленным вице-мэром.


Оказалось, что такие точки есть. Городок небольшой, все деловые люди друг друга знают, и в конце девяностых будущий вице-мэр был коммерсом. Держал кабак и, естественно, отстёгивал местному этому бугру, Мирону, дяде Антона.
Ну а поскольку именно в этом кабаке обычно тусила мироновская братва – несложно было догадаться, что владелец был для них не просто «данником», а скорее приятелем, своим человеком.
Когда рубоповцы разгромили бригаду Мирона, кабатчик не забыл его родню. Продолжал платить племяннику сотоварищи, первым признав новую крышу.
Правда, после беседы со мной ребятишки вроде бы решили завязать с игрой в мафию. Видимо, поняли, что не все бандосы такие добрые, как я, и что в следующий раз их жалкую четвёрку просто размажут, если перейдут дорогу неким серьёзным мужчинам.
Но работать, конечно, в их планы не входило. Трое пошли в ментовку, обычными патрульными, а сам Антон – занялся легальным бизнесом. Завёл автосервис и автомагазин. В чём ему помог этот кабатчик, войдя соучредителем.
Потом, когда сей последний пошёл в политику, он, конечно, формально раздал свои бизнесы доверенным людям. К тому времени он был довольно крупным магнатом районного масштаба, владел много чем. И, конечно, продолжал заправлять делами, подкидывая своим предприятиям выгодные муниципальные заказы. В частности, рембаза Антона обслуживала все городские автобусы и служебный транспорт мэрии.
Всё, вроде, было у них замечательно, но полгода назад они с Антоном чего-то не поделили. Был некий скандал с завышением смет и, соответственно, хищением бюджетных средств. На Антона завели дело, но он оставался под подпиской.
Немного зная его, я был уверен, что он вполне способен грохнуть своего партнёра-чиновника, за такую подставу. Следствие непременно ухватилось бы за эту версию, если б не один нюанс.
Тогда же, вскоре после заведения уголовного дела, Антон не справился с управлением и разбился в хлам на своём Кайене. Насмерть. Я посмотрел материалы по тому ДТП и даже запись регистратора. В чистом виде – авария по небрежности. Ехал датый, сильно превысил, не вписался в поворот и влетел в стену жилого дома. Подстроить такое абсолютно нереально.
Но, вероятно, проблемы, нависшие над ним – всё же имели отношение к аварии, хотя бы косвенное.
Думаю, с ним вышло примерно то же, что с тем ростовским ментом, Чупруновым. Когда какие-то не очень добрые люди слили через МК запись якобы «воровского сходняка», где обсуждались криминальные движухи по всей России, а также – идея ликвидировать этого подпола. Разумеется, фуфло голимое. Примерно как запись Мельниченко, где «Кучма заказывает Гонгадзе». Чупрунов, как профессионал, конечно, не мог купиться на эту лажу. Но понял, что кто-то хочет его понервировать, попугать. Видимо, от того он стал гонять на своём мотике несколько быстрее, чем обычно, демонстрируя самому себе презрение к опасности, – и влетел под Камаз.
Так и здесь. Немного зная этого паренька, Антона, я не сомневался, что, столкнувшись с таким накатом, - он начала хорохориться. «Чо? Меня – тюрьмой пугать? Дело заводить? А хрен!» Ну и принял чуть больше, чем следовало, да перегазовал, от нервов.


Так или иначе, он убить вице-мэра никак не мог, поскольку уже полгода как отсутствовал на сём свете. Но что, если за него решили отомстить? Кто-то из очень близких людей?


Я пробил тех троих ребят, что были с ним тогда, и решил навестить одного, который перевёлся в Москву и заделался здесь участковым. Если за Антона мстил кто-то из них – то уж вряд ли этот парень. Те – хоть оставались на малой Родине и были в курсе тамошних дел, а этот – явно отдалился. Но мог знать многое, что меня интересовало.


Я завалился к нему на опорный пункт без приглашения, и судя по тому, как он сглотнул и дёрнулся – он меня помнил. Это радовало, что не придётся лишний раз объяснять, кто я и зачем я.


«Расслабься, - говорю. – Мне твои махинации с квартирами – до одного места. Я по другому делу».


Я не хотел как-то особо выказывать свой интерес к той пуле (зачем этому менту лишняя информация?), но он рассказал о её судьбе сам, между делом.
«Не, на самом деле, спасибо, майор, что вразумил нас тогда. Сейчас-то я понимаю, что мы как полные дебилы встряли. А тот разговор – он заставил задуматься о многом. Вон, даже Антоха, земля пухом, уж на что чертила бесоватый был – а тоже подостудился. Можно сказать, катарсис у него приключился. Ты прикинь, он потом даже пулю из кресла выковырял, да в медальоне на шее носил. Типа, счастливая».


Ну, картина стала проясняться. Значит, пуля была у него на шее и тогда, когда он разбился. И медальон с нею, скорее всего, взял кто-то из близких родственников. Причём такой, что знал, откуда эта пуля.
Я осторожно поинтересовался:
«А тогда – как, менты не слишком донимали его вопросами насчёт ранения?»
«Да не, мы сделали, как ты и советовал. Обратились к очень такому «частному» доктору. У меня друган был, на хирурга учился. Он рану и обработал. Да там и рана-то – царапина была. А менты – вообще официально ничего не знали. Хотя неофициально – Антоха не особенно-то и скрывал. Даже как бы гордился. Бывало, с матушкой едет, она ему: «Тоша, не гони ты так». А он: «Не переживай, мамуль. Меня бог любит. В меня, знаешь ли, киллер гэбэшный стрелял – да недострелил. Я теперь ваще, по ходу, бессмертный».


Да, это было очень на него похоже.
«А что же мамаша его? – спрашиваю. – Не интересовалась, что за киллер и по какому случаю сыночку её трицепс попортил?»


«Да ты чо? Она ж сеструха Мирона. Приучена вопросов лишних не задавать, ни брату, ни сыну. Понятливая такая тётка. Если стрелял – значит, было за что. Чай, не в песочнице играют. Не добил – вот оно и ладненько. Реально, кстати, умная женщина. Жалко, мало ей жить осталось».


«А что там?»


«Да рак в последней стадии. Лежала в хосписе – полная безнадёга. Недавно выписалась. Говорит, там и обезболивающих толковых нет, а дома ей хоть гердос подгоняют, по старой памяти».


Как было видно, хотя этот парень и переехал в Москву, но с приятелями связь держит, и в курсе событий. Это радовало. Что радовало ещё больше – его открытость и готовность к сотрудничеству. Смышлёный паренёк: знает, когда молчание – не золото.


Даже – слишком смышлёный. И внезапно его озарило:
«Слушай, а ты, часом, не в связи с убийством нашего этого вице-мэра ко мне пришёл? То-то я смотрю: с чего б вашей конторе такие старые дела-то ворошить? Угадал?»


Я отметил про себя, что надо бы его завербовать. Участковый, конечно, птица не бог весть какого полёта, ну да нам толковые менты на всех уровнях не помешают. Да и потом, можно ж его куда повыше продвинуть.


Не отвечая на вопрос, говорю:
«Ты оказал мне услугу, поведал кое-что интересное – а мы в долгу не остаёмся. Хочешь проявить бдительность и предотвратить, скажем, теракт? Или – изъять килограмм хмурого на сбыте? Или – опознать на улице и прихватить отморозка в федеральном розыске? Сегодня – я твоя золотая рыбка!»


Это было важно, оставить парня грезить о карьерных перспективах, а не ломать голову, каким образом та давняя история может быть связана с убийством вице-мэра. Впрочем, было почти исключено, что он как-то спугнёт и заставит лечь на дно ту персону, которую я подозревал.


Направляясь в тот подмосковный городок, я подумал, что и официальное следствие вышло бы на эту персону очень скоро и со всей неизбежностью. Просто – у них не было такой зацепки, как моя пуля. Вернее, была, но они не знали, что она моя и в чьих руках могла оказаться. А в окружении вице-мэра – десятки людей, которые так или иначе могли иметь с ним конфликты. И всех приходилось отрабатывать.


Старушка оказалась не то что бы «божий одуванчик», но вполне благопристойного облика. Даже – аристократичной. Да и не старушка, по хорошему счёту. Немного за полтинник. Только очень исхудавшая и измождённая, по понятной причине.


Чувствовалось, незадолго до моего визита дама приняла наркотик, и теперь была совершенно умиротворённой, спокойной и будто бы отрешённой.


Представившись и показав удостоверение, я поинтересовался:
«Вы, вероятно, догадываетесь, Людмила Сергеевна, по какому я поводу здесь?»


Она улыбнулась:
«Конечно, догадываюсь. И отпираться не буду: это я убила этого мерзавца, Блинова».


«А за что, можно полюбопытствовать?»


«Да ничего любопытного. В смерти сына я его, представьте, не виню. Они там вместе, конечно, мухлевали да бабки пилили, но Антоша должен был понимать, что в случае проверки крайним выйдет именно он. Да он бы отмазался, если б не эта трагическая случайность. И он, конечно, сам виноват, что сел за руль таким пьяным и так гнал. Но он всегда гонял».


«Вы обвиняете Блинова в осуждении брата?» - догадался я.


«Именно. Видите ли, о покойных, конечно, не пристало говорить дурно, но Блинов – антр ну, та ещё была сволочь. Я совершенно точно знаю, что это он слил ментам моего брата и его ребят. И тогда знала. Но не трогала его, пока он помогал Антону. Теперь, когда Антона не стало, - у меня уже не было причин терпеть эту крысу. Поскольку же мне терять нечего – я решила его убить. Но не сразу, поскольку лежала в этом хосписе, пока ещё была надежда. Только на похороны сына выбралась. А как выписалась – так и убила. Ты ведь именно поэтому на меня вышел, а не на других Антошиных близких? Их не трогайте: они не при делах».


У Антона оставались ещё младшая сестра и невеста, которые, теоретически, тоже могли взять пулю из медальона, но дама была права: я вышел на неё именно потому, что она одна из всех имела вескую причину для отсрочки приговора. Действительно, умная женщина.


«Довольно странно, - продолжала она. – Я хорошо подготовилась. Хорошо всё продумала. Карабин – выбросила в реку. Создала себе алиби. Знаешь, как? Попросила одного знакомого сделать программу, которая бы отсылала на один форум в Интернете заготовленные заранее «посты». С интервалом минут в пятнадцать-двадцать. Как будто я сидела дома и набивала их. Купила чистый, незасвеченный мобильник, чтобы отправить эсэмэску Блинову. Пригласила на его «тайную» квартиру, где он встречается с любовницами. Он не мог не прийти, и пришёл один, без охранника. Меня никто там не видел, а если бы видел – то не опознал бы. Убийство, можно сказать, идеальное».


«Так что же странного?» - спрашиваю.


«А то и странно, что невозможно было под меня подкопаться. И даже если подозревать – ничего нельзя доказать. Я все концы в воду спрятала. Но сделав это – почти сразу подумала, что всё это напрасно. Просто – не стоит того. И как тебя увидела – решила, что не буду темнить, не буду врать. Как-то несолидно, в моём-то положении. Я даже начала писать признание, но тут пришлось уколоться и закемарить. Я и думала отправить признание, куда следует, а потом принять кубиков тридцать. Говорят, блаженная смерть. Но теперь, надо полагать, мы отправимся в тюрьму?»


Я подумал, что хотя эта тётка малость подставила меня, использовав мою пулю, но ничего по-настоящему плохого она мне не сделала. В конце концов, только наши знали, что пуля – из моего ствола. И мы не собирались откровенничать с ментами.


«У меня нет причин, - говорю, - мешать вашим планам. Об одном лишь попрошу: не указывайте, почему именно решили вложить в патрон пулю из медальона. То есть, я прошу не писать, откуда эта пуля у вашего сына. Ведь это, по хорошему счёту, к делу не относится».


Несмотря на героиновое оцепенение, она вдруг оживилась, глянула на меня чуть ли не весело:
«А, так вот оно что? И как же я сразу не догадалась? Антон ведь описывал твою внешность. Так значит, это был ты? Ну, спасибо, что не грохнул его тогда, дурачка. Мирон бы, братец мой, точно грохнул, за такую наглость. Хотя добрый, по сути, малый был. Он, к слову, на зоне умер, если ты не в курсе. Но в курсе, конечно. Ты, я думаю, много чего знаешь. И, согласись, идея отличная была. Офицер ФСБ, с «левым» явно пистолетом. Если ты так легко Антона подстрелил, пусть и не насмерть, - можно догадываться, сколько всего на этом волыне висело. Стали бы пробивать – решили бы, что серьёзная какая-то заказуха. Может, вообще бы связываться не рискнули. Ушло бы дело в висяки – и всё. Ну да теперь мне без разницы. Так не указывать, говоришь? Хорошо. Это, конечно, тогда будет немножко нелогично, что я стреляную пулю в патрон запихнула, ну да пусть думают, что это имело какой-то символический смысл. Или вообще ничего пусть не думают. Я ведь всё подробно опишу, они проверят – и дело раскрыто. Хоть невиновных людей терзать не будут, за мои грехи».


Надо признать, даме этой трудно было отказать в логике и изобретательности. Но она, конечно, не могла знать, что на том моём Глоке ничего не «висело», поскольку я и воспользовался-то им всего один раз. И что мы меняем оружие ровно для того, чтобы какой-нибудь особо дотошный прокурорский следак не слишком богатый материал получал для поиска закономерностей. Понятно, что пулегильзотека ментовская – «ни о чём», но схожие случаи с боевым применением люггеровских боеприпасов могут отдельно пробить, назначить сравнительные экспертизы.


Ещё же я подумал, что как эта дама ни «шифровалась» - менты бы на неё всё равно вышли, рано или поздно. У них уже была основная версия, что убийца – женщина, и непрофессионалка, с каким-то сильным личным мотивом для мести, а значит, она автоматически попадала в круг подозреваемых. Посылка постов с её айпишника – может, поначалу и смутила бы следствие, но скорее, заставила бы искать следы «бота» на компе. Всё же, мокрухой такого уровня – занимаются не полные валенки. И местонахождения той левой мобилы в момент отправки эсэмэски – они был тоже узнали. И если даже тётушка специально отъехала куда-то, подальше от своего дома, - вряд ли она догадалась отключить свою основную мобилу. А когда они обе в одной соте – считай, паззл сложился.


В общем, зацепок там по-любому было масса, и я укрепился в своём мнении: чем более вычурным и хитроумным представляется задуманное им преступление дилетанту – тем больше он оставит улик и тем проще его раскрыть. Обычно, правда, дилетанты, совершающие убийства, - люди не очень изящного ума, поэтому преступления их невероятно тупы и прямолинейны. Здесь, следует отдать должное, задумка была интересная. Но, повторю, это было единственное лично мне известное убийство, спланированное столь витиевато, в классическом детективном жанре. И оно – не имело никаких шансов остаться нераскрытым.


Но я не стал огорчать эту больную женщину. Не стал разочаровывать. Позволил её думать, в последние часы жизни, что я на неё вышел только из-за этой пули, и что ничего бы не удалось доказать, когда б не собственное её признание.


Хотя правда жизни в том, что непрофессионал – он так или иначе признаётся в столь важном для него деле, как совершение убийства. Даже если совесть его чиста, для него рано или поздно становится невыносимым сознание, что окружающие считают его обычным человеком, когда он – вовсе не обычный. Когда он – «хищник», покоривший вершину внутривидовой конкуренции. Именно: грохнувший себе подобного.


Скрыть свою причастность к убийству, для человека, не имеющего особой психологической подготовки, почти так же трудно, как барышне – утаить от подружек нового шикарного бойфренда. И знает ведь, что рискует его потерять, что отобьёт кто-нибудь из подружек, «инстинктивно», а и не похвалиться не может. С мокрушниками-«казуалами» – та же фигня. Хоть кому-то по пьяни – обязательно проболтается, хоть намекнёт, какой он крутой и резкий. А уж утаить это от хорошего сыщика, когда он на прямой базар выходит, пусть и окольными путями, - ну просто нереально.


Когда сложности возникают с выявлением причастности конкретного лица к конкретному мочилову – это если про него заведомо известно, что у него руки по плечи в крови, и хотя сам этот факт не больно-то скрывается, но сложно сказать, в чьей именно крови. Допустим, если клиент – бывший офицер спецназа, и для него грохнуть очередного человека – никакого особо нового впечатления. Но новичок-мокрушник – он просто радиирует переполняющими его чувствами. И не может ими не поделиться, в той или иной форме.


Поэтому, я лично считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Врачи – больных лечить, педагоги – детишек учить, а киллеры – людей мочить. Когда же некий самонадеянный пижон берётся за чужую работу, да ещё такую суровую, как убийство, - получается сплошной конфуз и профанация.


В данном случае, правда, я не судья той даме. У неё были резоны, и она не собиралась терзаться сознанием своего преступления всю оставшуюся жизнь. Вернее, ей и жизни-то оставалось пара месяцев, а она ещё более сократила.


Потом я навёл дополнительные справки об убиенном вице-мэре, и вынужден согласиться: покойный действительно малосимпатичным персонажем. Оказалось, в своё время рубоповцы прижали его, взяв на притоне, в ходе рейда, с тринадцатилетней лоли. Тогда-то, отмазываясь, он и слил все расклады по бригаде Мирона. И потом ему помогли продвинуться в политику, крепко держа за яйца. Он бы далеко мог пойти. А оно кому надо – ещё один подонок во власти да на крючке у весьма нечистоплотных вервольфов в погонах? Нет, я не ханжа и не идеалист, но всё-таки есть вещи, которые даже для мира российской политики – перебор. Возможно, поднимись этот деятель повыше – его бы пришлось уже нам грохнуть. Так что, несмотря на превратности пути, моя та пулька, возможно, правильный адрес нашла, в конце концов.



Другие статьи в литературном дневнике: