Илья Виноградов - написанные рецензии
На странице отображаются рецензии, опубликованные 04.2024 в обратном порядке с 5 по 1
Показывать в виде списка | Развернуть сообщения
Показывать в виде списка | Развернуть сообщения
Рецензия на «Фак!» (Наблюдателъ)
У нас было примерно так же. У нашего малыша так сочно это звучало, что мы валялись (дома было, не на улице), он это заметил и с радостью стал повторять. Похоже было, будто в ребенка вселился ниггер из американских боевиков.
Илья Виноградов 07.02.2011 23:58 • Заявить о нарушении
У нас было примерно так же. У нашего малыша так сочно это звучало, что мы валялись (дома было, не на улице), он это заметил и с радостью стал повторять. Похоже было, будто в ребенка вселился ниггер из американских боевиков.
Илья Виноградов 07.02.2011 23:58 • Заявить о нарушении
Рецензия на «На пути в поэзию и прозу. Моя борьба» (Сергей Козий)
Да, столько регалий - а русский язык ваш "чернодыроват"... уж извините; метафоры, добросовестно вами выученные из классиков, похожи на кладку без цемента, со всей их "эквивалентностью"... "и наполняют разум пустотой".
Илья Виноградов 05.02.2011 12:32 • Заявить о нарушении
Да, столько регалий - а русский язык ваш "чернодыроват"... уж извините; метафоры, добросовестно вами выученные из классиков, похожи на кладку без цемента, со всей их "эквивалентностью"... "и наполняют разум пустотой".
Илья Виноградов 05.02.2011 12:32 • Заявить о нарушении
Рецензия на «Мешая пепел со слезами...» (Протоиерей Павел Великанов)
Мне кажется, это бесплодная позиция: как бы с точки зрения Бога объяснять людям, какие они... Все равно мы живем в мире людей, и, как бы церковь ни относилась к "технологиям" и "прогрессу", сама она не в малой степени часть общества и довольно широко пользуется всеми благами цивилизации. Не правильнее ли радоваться, например, тому же электричеству, которое ярким светом заливает темные пространства квартир; и мобильным телефонам, благодаря которым люди быстрее общаются друг с другом и успешнее решают какие-нибудь вопросы.
Илья Виноградов 26.01.2011 02:04 • Заявить о нарушении
Мне кажется, это бесплодная позиция: как бы с точки зрения Бога объяснять людям, какие они... Все равно мы живем в мире людей, и, как бы церковь ни относилась к "технологиям" и "прогрессу", сама она не в малой степени часть общества и довольно широко пользуется всеми благами цивилизации. Не правильнее ли радоваться, например, тому же электричеству, которое ярким светом заливает темные пространства квартир; и мобильным телефонам, благодаря которым люди быстрее общаются друг с другом и успешнее решают какие-нибудь вопросы.
Илья Виноградов 26.01.2011 02:04 • Заявить о нарушении
Илья! Ваше имя - имя пророка. Поэтому и говорите Вы все правильно. Один из смертных грехов - уныние. А этот пртоиерей мало того, что сам за два пальца от вешалки, так и других туда втуляет. Жить - хорошо и весело. Продолжайте и дальше пребывать в нормальном состоянии духа и не верьте всяким глупостям, которые подписаны словорм "протоиерей". Никакой нормальный поп такой околесицы не напишет. Только - поп-расстрига.
Алиса Айсберг 06.04.2011 00:26 Заявить о нарушении
Алиса Айсберг 06.04.2011 00:26 Заявить о нарушении
Рецензия на «Не знаю, о чём писать» (Дмитрий Юров)
Ну, это "убойный" текст! "Из коробки вылезла еле живая кошка и, прижав уши, нырнула в подвал". На какой-то момент показалось, что реальность "сошла с экрана" и воцарилась вокруг. Читая Бродского, я иногда натыкался на такие определения им любимых поэтов (Фроста, Одена и др): у них "ужас реальности", т.е. то содержание произведения, которое волнует, восхищает, вызывает эмоции, содержится в самом произведении, а не в осмыслении читателем прочитанного. Боюсь,что не точно передал это определение. Но тут в какие-то моменты почувствовал легкий холодок этого ужаса - не ты воображаешь, как это может происходить, а это (то, что в тексте) уже происходит, помимо твоего воображения.
Илья Виноградов 09.12.2008 17:38 • Заявить о нарушении
Ну, это "убойный" текст! "Из коробки вылезла еле живая кошка и, прижав уши, нырнула в подвал". На какой-то момент показалось, что реальность "сошла с экрана" и воцарилась вокруг. Читая Бродского, я иногда натыкался на такие определения им любимых поэтов (Фроста, Одена и др): у них "ужас реальности", т.е. то содержание произведения, которое волнует, восхищает, вызывает эмоции, содержится в самом произведении, а не в осмыслении читателем прочитанного. Боюсь,что не точно передал это определение. Но тут в какие-то моменты почувствовал легкий холодок этого ужаса - не ты воображаешь, как это может происходить, а это (то, что в тексте) уже происходит, помимо твоего воображения.
Илья Виноградов 09.12.2008 17:38 • Заявить о нарушении
Рецензия на «хороший ли писатель Хармс» (профиль удален)
Ответ на «хороший ли писатель Хармс?»
Прочитав Ваш очерк, я проникся теплым чувством к Хармсу и перечитал некоторые его вещи; мне кажется, вы также испытываете симпатию к нему и то, что вы как бы отказываетесь от любви к нему, говоря: «вначале я полюбил творчество Даниила Хармса…», как бы подразумевая, что теперь-то «глаза открылись», не исключает того, что вам он продолжает нравиться. «В рассказе «Сонет», например, герой спорит о том, что идет раньше, - 7 или 8 . «Мы спорили [бы] очень долго, но, по счастию, тут со скамейки свалился какой-то ребенок и сломал себе обе челюсти. Это отвлекло нас от нашего спора». «Мы спорили бы очень долго» - речь идет, видимо, о всех сюжетах на десятки страниц; весь рассказ строится на совершенно простом допущении, которое знакомо каждому: «Я вдруг забыл, что идет раньше – 7 или 8». Сколько таких «забывств» у каждого человека – когда идешь, скажем, из одной комнаты в другую, а потом мучительно вспоминаешь, зачем или за чем шел. «Но, по счастию (не «к счастью»), тут со скамейки свалился какой-то ребенок и сломал себе обе челюсти». Счастье в том, что наконец-то длинный сюжет испарился, опять весело и хорошо. «Тут» - абсолютная реальность, «здесь и сейчас», почти «тута», - для того, чтобы – как обухом по голове - «ребенок свалился… какой-то… сломал себе обе челюсти». «Челюсть» и «ребенок» - гротеск, несочетаемое соединение тяжести и легкости, «обе» - гротеск в квадрате, своеобразное ускорение образа. Для чего? для того, чтобы элегантно-издевательски «выразиться»: «Это отвлекло нас от нашего спора». («На этом наш спор прервало маленькое нелепое происшествие»). Это, по-моему, не «яркий образ обывателя», как вы говорите; «образ» - задача реализма; здесь языковой и стилистический «ядерный взрыв», громко выражаясь. Одним взмахом показано и содержание всей «литературы», т.е., в отрицательно-назидательном смысле – литературы, как способа этического воздействия на читателя: «Что раньше – 7 или 8?». «Ребенок свалился и сломал себе обе челюсти». Это не реальный ребенок, а тот «очищенный от литературной и обиходной шелухи предмет», который «делается достоянием искусства» и который провозглашали обериуты. Ребенок – потому же, почему в комедиях на голову падают обыкновенно предметы, которые в реальной жизни могут покалечить – ведра, кирпичи и т.д. - образ смерти и увечья в литературе есть сильное изобразительное средство. Хармс это средство выводит, на мой взгляд, на «космический» уровень: «…еще два шага, и господин скрылся бы за дверью. Но он почему-то задержался, будто нарочно для того, чтобы подставить голову под кирпич, упавший с крыши. Господин даже снял шляпу, обнаружив свой лысый череп, и таким образом кирпич ударил господина прямо по голой голове, проломил черепную кость и застрял в мозгу.
Господин не упал. Нет, он только пошатнулся от страшного удара, вынул из кармана платок, вытер им лицо… и, повернувшись к толпе, которая мгновенно собралась вокруг этого господина, сказал:
- Не беспокойтесь, господа, у меня была уже прививка. Вы видите, у меня в правом глазу торчит камушек? Это тоже был однажды случай. Я уже привык к этому. Теперь мне все трын-трава!
И с этими словами господин надел шляпу и ушел куда-то в сторону, оставив смущенную толпу в полном недоумении».
«Один англичанин никак не мог вспомнить, как эта птица называется.
- Это, - говорит, - крюкица. Ах нет, не крюкица, а кирюкица. Или нет, не кирюкица, а курякица. Фу ты! Не курякица, а кукрикица. Да и не кукрикица, а кирикрюкица.
Хотите, я вам расскажу рассказ про эту крюкицу? То есть не крюкицу, а кирюкицу. Или нет, не кирюкицу, а курякицу. Фу ты! Не курякицу, а кукрикицу. Да не кукрикицу, а кирикрюкицу! Нет, опять не так! Курикрятицу? Нет, не курикрятицу! Кирикрюкицу? Нет, опять не так!
Забыл я, как эта птица называется. А уж если б не забыл, то рассказал бы вам рассказ про эту кирикуркукукрекицу». Переписывая этот рассказ, я смеялся, как не смеялся уже давно. Не гоготал, как реагируют на современные шутки в «Comedi Club»; это на самом деле – блеск русской литературы, ее настоящий заразительный смех. Почему Вы говорите, что «чтобы оценить уровень… литературного мастерства Хармса, нужно видеть какое-либо здоровое проявление его творчества. А они полностью отсутствуют»? А рассказы его, письма – к той же К.В.Пугачевой. «Дорогая Клавдия Васильевна, Вы удивительный и настоящий человек! Как ни прискорбно мне не видеть Вас, я больше не зову Вас в ТЮЗ и мой город. Как приятно знать, что есть еще человек, в котором кипит желание! Я не знаю, каким словом выразить ту силу, которая радует меня в Вас. Я называю ее обыкновенно чистотой.
Я думал о том, как прекрасно все первое!...» и т.д. (16 октября 1933 года). По-моему, это вполне осмысленные, лишенные даже намека на шизофрению слова. Творчество его – стихия абсурда, гротеска и парадокса; но в нем нет ни следа монотонности и бедности языка, характерного для самовыражения душевнобольных; то, что он вытворял, среди ночи поднимаясь «ради шутки покрасить печку в розовый цвет» или поохотиться на крыс – по-моему, в условиях, когда у власти в стране был настоящий параноик, есть проявление мужества. Возможно, он действительно «болезненно» воспринимает женщин, вообще, с повышенным интересом относится к проблеме пола: «Голая еврейская девушка раздвигала ножки и выливала на свои
половые органы из чашки молоко. Молоко стекает в глубокую столовую тарелку.
Из тарелки молоко сливают обратно в чашку и предлагают мне выпить. Я пью; от
молока пахнет сыром…» (описание сна). Если воспринимать текст «в лоб», то есть, представлять себе называемые предметы согласно читательскому реализму, действительно, ощущение чего-то неестественного. Тут надо понимать, что Хармс – экспериментатор. Такой «порнографии» у него в текстах немного; может быть, ему и самому не понравилось. Как поэт, человек, чувствующий слово, материю, из которого оно рождается, Хармс понимал, что максимально эффективной в творческом плане может быть лишь искренность с самим собой, откровенность и непосредственность в передаче мыслей. Он не просто пишет «не думая», он «вынимает» осознанность, т.е. преподносит бумаге себя другого, старается уйти от себя, от условностей своего «Я». Он опережает себя… Возможно, я не очень понятно выразил это. Мне кажется, что я Хармса понимаю - на уровне эмоций. Мы на самом делы очень несмелы, когда обращаемся к бумаге. Несмелость эта выражается не в том, что мы не описываем наши потаенные желания и «низменные» инстинкты, а в том, что привычная картинка своего «Я» уже с первого письменного знака на листе диктует нам направление и ритм. «Я пишу о том, как… Случилось то-то, потому что…». И становится скучно, минуте к 20-й.
Потом, Хармс ироничен, также и по отношению к себе. «Когда-то у меня была поза индейца, потом Шерлока Холмса, потом йога, а теперь раздражительного неврастеника. Последнюю позу я бы не хотел удерживать за собой. Надо выдумать новую позу». Плюс к этому – он, особенно в последние годы, пишет с ярко выраженным покаянным ощущением – «Спасибо Тебе, Боже, что по сие время кормил нас. А уж дальше да будет Воля Твоя». «Боже, теперь у меня одна единственная просьба к тебе: уничтожь меня, разбей меня окончательно, ввергни в ад, не останавливай меня на полпути, но лиши меня надежды и быстро уничтожь меня во веки веков». Шизофренику не свойственны подобные терзания. Ну, и он просто хороший писатель – отвечая невольно на вопрос, вынесенный Вами в заглавие. Хороший писатель – это: ясный синтаксис, любовь к слову, внимание к его, слова, метаморфозам, и – творческий поиск. В том, что Хармс прежде всего занимался поиском, можно не сомневаться: «Было у Наташи две конфеты. Потом она одну конфету съела, и осталась одна конфета. Наташа положила конфету перед собой на стол и заплакала». Все ясно – сейчас придет конец и второй конфете. «Вдруг смотрит – лежит перед ней на столе опять две конфеты». Довольно интересно, правда, но еще не бог весть что. «Наташа съела одну конфету и опять заплакала». А это уже «развивающий ход», как в шахматах. Персонаж «раскручивает» ситуацию, и она набирает скорость; сюжет набирает скорость, как автомобиль на хорошем покрытии. « Наташа плачет, а сама одним глазом на стол смотрит, не появилась ли вторая конфета. Но вторая конфета не появлялась.
Наташа перестала плакать и стала петь. Пела, пела и вдруг умерла». Здесь заканчивается «реализм», т.е. автомобиль сюжета выбрасывает в стороны крылья и взлетает, происходит это в момент произнесения слова «умерла». «Пришел Наташин папа, взял Наташу и отнес ее к управдому.
- Вот, - говорит Наташин папа, - засвидетельствуйте смерть.
Управдом подул на печать и приложил ее к Наташиному лбу». Подул на печать – разве можно найти что-то более точное. Это только кажется, что при таком раскладе – делай что хочешь, герои могут летать, ходить по потолку или вытворять несусветную (в смысле – бесцельную) чушь: описывается смерть, и «подул на печать» при засвидетельствовании смерти – создает и прозаическую, и мистическую картинку. «- Спасибо, - сказал Наташин папа и понес Наташу на кладбище.
А на кладбище был сторож Матвей, он всегда сидел у ворот и никого на кладбище не пускал, так что покойников приходилось хоронить прямо на улице.
Илья Виноградов 14.05.2008 16:01 • Заявить о нарушении
Ответ на «хороший ли писатель Хармс?»
Прочитав Ваш очерк, я проникся теплым чувством к Хармсу и перечитал некоторые его вещи; мне кажется, вы также испытываете симпатию к нему и то, что вы как бы отказываетесь от любви к нему, говоря: «вначале я полюбил творчество Даниила Хармса…», как бы подразумевая, что теперь-то «глаза открылись», не исключает того, что вам он продолжает нравиться. «В рассказе «Сонет», например, герой спорит о том, что идет раньше, - 7 или 8 . «Мы спорили [бы] очень долго, но, по счастию, тут со скамейки свалился какой-то ребенок и сломал себе обе челюсти. Это отвлекло нас от нашего спора». «Мы спорили бы очень долго» - речь идет, видимо, о всех сюжетах на десятки страниц; весь рассказ строится на совершенно простом допущении, которое знакомо каждому: «Я вдруг забыл, что идет раньше – 7 или 8». Сколько таких «забывств» у каждого человека – когда идешь, скажем, из одной комнаты в другую, а потом мучительно вспоминаешь, зачем или за чем шел. «Но, по счастию (не «к счастью»), тут со скамейки свалился какой-то ребенок и сломал себе обе челюсти». Счастье в том, что наконец-то длинный сюжет испарился, опять весело и хорошо. «Тут» - абсолютная реальность, «здесь и сейчас», почти «тута», - для того, чтобы – как обухом по голове - «ребенок свалился… какой-то… сломал себе обе челюсти». «Челюсть» и «ребенок» - гротеск, несочетаемое соединение тяжести и легкости, «обе» - гротеск в квадрате, своеобразное ускорение образа. Для чего? для того, чтобы элегантно-издевательски «выразиться»: «Это отвлекло нас от нашего спора». («На этом наш спор прервало маленькое нелепое происшествие»). Это, по-моему, не «яркий образ обывателя», как вы говорите; «образ» - задача реализма; здесь языковой и стилистический «ядерный взрыв», громко выражаясь. Одним взмахом показано и содержание всей «литературы», т.е., в отрицательно-назидательном смысле – литературы, как способа этического воздействия на читателя: «Что раньше – 7 или 8?». «Ребенок свалился и сломал себе обе челюсти». Это не реальный ребенок, а тот «очищенный от литературной и обиходной шелухи предмет», который «делается достоянием искусства» и который провозглашали обериуты. Ребенок – потому же, почему в комедиях на голову падают обыкновенно предметы, которые в реальной жизни могут покалечить – ведра, кирпичи и т.д. - образ смерти и увечья в литературе есть сильное изобразительное средство. Хармс это средство выводит, на мой взгляд, на «космический» уровень: «…еще два шага, и господин скрылся бы за дверью. Но он почему-то задержался, будто нарочно для того, чтобы подставить голову под кирпич, упавший с крыши. Господин даже снял шляпу, обнаружив свой лысый череп, и таким образом кирпич ударил господина прямо по голой голове, проломил черепную кость и застрял в мозгу.
Господин не упал. Нет, он только пошатнулся от страшного удара, вынул из кармана платок, вытер им лицо… и, повернувшись к толпе, которая мгновенно собралась вокруг этого господина, сказал:
- Не беспокойтесь, господа, у меня была уже прививка. Вы видите, у меня в правом глазу торчит камушек? Это тоже был однажды случай. Я уже привык к этому. Теперь мне все трын-трава!
И с этими словами господин надел шляпу и ушел куда-то в сторону, оставив смущенную толпу в полном недоумении».
«Один англичанин никак не мог вспомнить, как эта птица называется.
- Это, - говорит, - крюкица. Ах нет, не крюкица, а кирюкица. Или нет, не кирюкица, а курякица. Фу ты! Не курякица, а кукрикица. Да и не кукрикица, а кирикрюкица.
Хотите, я вам расскажу рассказ про эту крюкицу? То есть не крюкицу, а кирюкицу. Или нет, не кирюкицу, а курякицу. Фу ты! Не курякицу, а кукрикицу. Да не кукрикицу, а кирикрюкицу! Нет, опять не так! Курикрятицу? Нет, не курикрятицу! Кирикрюкицу? Нет, опять не так!
Забыл я, как эта птица называется. А уж если б не забыл, то рассказал бы вам рассказ про эту кирикуркукукрекицу». Переписывая этот рассказ, я смеялся, как не смеялся уже давно. Не гоготал, как реагируют на современные шутки в «Comedi Club»; это на самом деле – блеск русской литературы, ее настоящий заразительный смех. Почему Вы говорите, что «чтобы оценить уровень… литературного мастерства Хармса, нужно видеть какое-либо здоровое проявление его творчества. А они полностью отсутствуют»? А рассказы его, письма – к той же К.В.Пугачевой. «Дорогая Клавдия Васильевна, Вы удивительный и настоящий человек! Как ни прискорбно мне не видеть Вас, я больше не зову Вас в ТЮЗ и мой город. Как приятно знать, что есть еще человек, в котором кипит желание! Я не знаю, каким словом выразить ту силу, которая радует меня в Вас. Я называю ее обыкновенно чистотой.
Я думал о том, как прекрасно все первое!...» и т.д. (16 октября 1933 года). По-моему, это вполне осмысленные, лишенные даже намека на шизофрению слова. Творчество его – стихия абсурда, гротеска и парадокса; но в нем нет ни следа монотонности и бедности языка, характерного для самовыражения душевнобольных; то, что он вытворял, среди ночи поднимаясь «ради шутки покрасить печку в розовый цвет» или поохотиться на крыс – по-моему, в условиях, когда у власти в стране был настоящий параноик, есть проявление мужества. Возможно, он действительно «болезненно» воспринимает женщин, вообще, с повышенным интересом относится к проблеме пола: «Голая еврейская девушка раздвигала ножки и выливала на свои
половые органы из чашки молоко. Молоко стекает в глубокую столовую тарелку.
Из тарелки молоко сливают обратно в чашку и предлагают мне выпить. Я пью; от
молока пахнет сыром…» (описание сна). Если воспринимать текст «в лоб», то есть, представлять себе называемые предметы согласно читательскому реализму, действительно, ощущение чего-то неестественного. Тут надо понимать, что Хармс – экспериментатор. Такой «порнографии» у него в текстах немного; может быть, ему и самому не понравилось. Как поэт, человек, чувствующий слово, материю, из которого оно рождается, Хармс понимал, что максимально эффективной в творческом плане может быть лишь искренность с самим собой, откровенность и непосредственность в передаче мыслей. Он не просто пишет «не думая», он «вынимает» осознанность, т.е. преподносит бумаге себя другого, старается уйти от себя, от условностей своего «Я». Он опережает себя… Возможно, я не очень понятно выразил это. Мне кажется, что я Хармса понимаю - на уровне эмоций. Мы на самом делы очень несмелы, когда обращаемся к бумаге. Несмелость эта выражается не в том, что мы не описываем наши потаенные желания и «низменные» инстинкты, а в том, что привычная картинка своего «Я» уже с первого письменного знака на листе диктует нам направление и ритм. «Я пишу о том, как… Случилось то-то, потому что…». И становится скучно, минуте к 20-й.
Потом, Хармс ироничен, также и по отношению к себе. «Когда-то у меня была поза индейца, потом Шерлока Холмса, потом йога, а теперь раздражительного неврастеника. Последнюю позу я бы не хотел удерживать за собой. Надо выдумать новую позу». Плюс к этому – он, особенно в последние годы, пишет с ярко выраженным покаянным ощущением – «Спасибо Тебе, Боже, что по сие время кормил нас. А уж дальше да будет Воля Твоя». «Боже, теперь у меня одна единственная просьба к тебе: уничтожь меня, разбей меня окончательно, ввергни в ад, не останавливай меня на полпути, но лиши меня надежды и быстро уничтожь меня во веки веков». Шизофренику не свойственны подобные терзания. Ну, и он просто хороший писатель – отвечая невольно на вопрос, вынесенный Вами в заглавие. Хороший писатель – это: ясный синтаксис, любовь к слову, внимание к его, слова, метаморфозам, и – творческий поиск. В том, что Хармс прежде всего занимался поиском, можно не сомневаться: «Было у Наташи две конфеты. Потом она одну конфету съела, и осталась одна конфета. Наташа положила конфету перед собой на стол и заплакала». Все ясно – сейчас придет конец и второй конфете. «Вдруг смотрит – лежит перед ней на столе опять две конфеты». Довольно интересно, правда, но еще не бог весть что. «Наташа съела одну конфету и опять заплакала». А это уже «развивающий ход», как в шахматах. Персонаж «раскручивает» ситуацию, и она набирает скорость; сюжет набирает скорость, как автомобиль на хорошем покрытии. « Наташа плачет, а сама одним глазом на стол смотрит, не появилась ли вторая конфета. Но вторая конфета не появлялась.
Наташа перестала плакать и стала петь. Пела, пела и вдруг умерла». Здесь заканчивается «реализм», т.е. автомобиль сюжета выбрасывает в стороны крылья и взлетает, происходит это в момент произнесения слова «умерла». «Пришел Наташин папа, взял Наташу и отнес ее к управдому.
- Вот, - говорит Наташин папа, - засвидетельствуйте смерть.
Управдом подул на печать и приложил ее к Наташиному лбу». Подул на печать – разве можно найти что-то более точное. Это только кажется, что при таком раскладе – делай что хочешь, герои могут летать, ходить по потолку или вытворять несусветную (в смысле – бесцельную) чушь: описывается смерть, и «подул на печать» при засвидетельствовании смерти – создает и прозаическую, и мистическую картинку. «- Спасибо, - сказал Наташин папа и понес Наташу на кладбище.
А на кладбище был сторож Матвей, он всегда сидел у ворот и никого на кладбище не пускал, так что покойников приходилось хоронить прямо на улице.
Илья Виноградов 14.05.2008 16:01 • Заявить о нарушении
Похоронил папа Наташу на улице, снял шапку, положил ее на том месте, где зарыл Наташу, и пошел домой.
Пришел домой, а Наташа уже дома сидит. Как так? Да очень просто: вылезла из-под земли и домой прибежала». Фантастически быстро. «Вот так штука! Папа так растерялся, что упал и умер». Чередующаяся смерть, не успев осознаться читателем, как «ненастоящая», становится добавочным ускорителем сюжета. «Позвала Наташа управдома (вариация ранее встретившегося мотива) и говорит:
- Засвидетельствуйте смерть.
Управдом подул на печать и приложил ее к листку бумаги, а потом на этом же листке бумаги написал: «Сим удостоверяется, что такой-то действительно умер». Мы опять в реальности, и окончательно сбиты с толку – где мы, «на небе или на земле», - на протяжении каких-нибудь десяти строчек. «Взяла Наташа бумажку и понесла ее на кладбище хоронить. А сторож Матвей говорит Наташе:
- Ни за что не пущу.
Наташа говорит:
- Мне бы только эту бумажку похоронить.
А сторож говорит:
- Лучше не проси.
Зарыла Наташа бумажку на улице, положила на то место, где зарыла бумажку, свои носочки и пошла домой». Субъективно мне эти «носочки» очень нравятся – какой-то фонетический «излом». «Приходит домой, а папа уже дома сидит и сам с собой на маленьком бильярдике с металлическими шариками играет.
Наташа удивилась, но ничего не сказала и пошла к себе в комнату расти.
Росла, росла…» Новый поворот сюжета, кажется сразу, как бы лишний. Дескать, автор, закончи сначала тему с кладбищем. Мне кажется, Хармс здесь сам себе так и сказал, и вовремя повернул: «… и через четыре года стала взрослой барышней. А Наташин папа состарился и согнулся. Но оба как вспомнят, как они друг друга за покойников приняли, так повалятся на диван и смеются. Другой раз минут двадцать смеются.
А соседи, как услышат смех, так сразу одеваются и в кинематограф уходят. А один раз ушли так и больше не вернулись. Кажется, под автомобиль попали». Бессмысленно, на мой взгляд, искать здесь некие зашифрованные истины, например, «как они за покойников друг друга приняли» не есть торжество жизни над смертью, поскольку рассказ – чистой воды творчество, нет здесь столь любимого критиками «писательства», «учительства», а есть сюжет и поиск средств сумасшедшего ускорения сюжета. Зачем? Вывести мышление читателя из нравственного тупика.
Напоследок позвольте вставить в комментарий одно из писем Хармса. Без причины, просто для удовольствия. Наверняка Вы его знаете; я повторяю, что вставил его для удовольствия. Может, Вам тоже оно доставит удовольствие, потому что мне оно доставило удовольствие, и я надеюсь, что то, что доставило удовольствие мне, как читателю, субъективно, возможно, доставит удовольствие и Вам, поскольку Вы также читатель Хармса.
:)
Дорогой Никандр Андреевич,
получил твоё письмо и сразу понял, что оно от тебя. Сначала подумал, что оно вдруг не от тебя, но как только распечатал, сразу понял, что от тебя, а то было подумал, что оно не от тебя. Я рад, что ты давно женился, потому что когда человек женится на том, на ком он хотел жениться, то значит, что он добился того, чего хотел. И я вот очень рад, что ты женился, потому что, когда человек женится на том, на ком хотел, то значит, он добился того, чего хотел. Вчера я получил твоё письмо и сразу подумал, что
это письмо от тебя, но потом подумал, что кажется, что не от тебя, но распечатал и вижу -- точно от тебя. Очень хорошо сделал, что написал мне. Сначала не писал, а потом вдруг написал, хотя еще раньше, до того, как некоторое время не писал -- тоже писал. Я сразу, как получил твое письмо, сразу решил, что оно от тебя, и, потому, я очень рад, что ты уже женился. А то, если человек захотел жениться, то ему надо во что бы то ни стало жениться. Поэтому я очень рад, что ты наконец женился именно на том, на ком и хотел жениться. И очень хорошо сделал, что написал мне. Я очень
обрадовался, как увидел твое письмо, и сразу даже подумал, что оно от тебя. Правда, когда распечатывал, то мелькнула такая мысль, что оно не от тебя, но потом, все-таки, я решил, что оно от тебя. Спасибо, что написал. Благодарю тебя за это и очень рад за тебя. Ты, может быть, не догадываешься, почему я так рад за тебя, но я тебе сразу скажу, что рад я за тебя потому, потому что ты женился, и именно на том, на ком и хотел жениться. А это, знаешь, очень хорошо жениться именно на том, на ком хочешь жениться, потому что тогда именно и добиваешься того, чего хотел. Вот именно поэтому я так рад за тебя. А также рад и тому, что ты написал мне письмо. Я еще издали решил, что письмо от тебя, а как взял в руки, так подумал: а вдруг не от тебя? А потом
думаю: да нет, конечно от тебя. Сам распечатываю письмо и в то же время думаю: от тебя или не от тебя? Ну, а как распечатал, то и вижу, что от тебя. Я очень обрадовался и решил тоже написать тебе письмо. О многом надо сказать, но буквально нет времени. Что успел, написал тебе в этом письме, а остальное потом напишу, а то сейчас совсем нет времени. Хорошо, по крайней мере, что ты написал мне письмо. Теперь я знаю, что ты уже давно женился. Я и из прежних писем знал, что ты женился, а теперь опять вижу -- совершенно верно, ты женился. И я очень рад, что ты женился и написал мне письмо. Я
сразу, как увидел твое письмо, так и решил, что ты опять женился. Ну, думаю, это хорошо, что ты опять женился и написал мне об этом письмо. Напиши мне теперь, кто твоя новая жена и как это все вышло. Передай привет твоей новой жене.
Илья Виноградов 14.05.2008 16:04 Заявить о нарушении
Пришел домой, а Наташа уже дома сидит. Как так? Да очень просто: вылезла из-под земли и домой прибежала». Фантастически быстро. «Вот так штука! Папа так растерялся, что упал и умер». Чередующаяся смерть, не успев осознаться читателем, как «ненастоящая», становится добавочным ускорителем сюжета. «Позвала Наташа управдома (вариация ранее встретившегося мотива) и говорит:
- Засвидетельствуйте смерть.
Управдом подул на печать и приложил ее к листку бумаги, а потом на этом же листке бумаги написал: «Сим удостоверяется, что такой-то действительно умер». Мы опять в реальности, и окончательно сбиты с толку – где мы, «на небе или на земле», - на протяжении каких-нибудь десяти строчек. «Взяла Наташа бумажку и понесла ее на кладбище хоронить. А сторож Матвей говорит Наташе:
- Ни за что не пущу.
Наташа говорит:
- Мне бы только эту бумажку похоронить.
А сторож говорит:
- Лучше не проси.
Зарыла Наташа бумажку на улице, положила на то место, где зарыла бумажку, свои носочки и пошла домой». Субъективно мне эти «носочки» очень нравятся – какой-то фонетический «излом». «Приходит домой, а папа уже дома сидит и сам с собой на маленьком бильярдике с металлическими шариками играет.
Наташа удивилась, но ничего не сказала и пошла к себе в комнату расти.
Росла, росла…» Новый поворот сюжета, кажется сразу, как бы лишний. Дескать, автор, закончи сначала тему с кладбищем. Мне кажется, Хармс здесь сам себе так и сказал, и вовремя повернул: «… и через четыре года стала взрослой барышней. А Наташин папа состарился и согнулся. Но оба как вспомнят, как они друг друга за покойников приняли, так повалятся на диван и смеются. Другой раз минут двадцать смеются.
А соседи, как услышат смех, так сразу одеваются и в кинематограф уходят. А один раз ушли так и больше не вернулись. Кажется, под автомобиль попали». Бессмысленно, на мой взгляд, искать здесь некие зашифрованные истины, например, «как они за покойников друг друга приняли» не есть торжество жизни над смертью, поскольку рассказ – чистой воды творчество, нет здесь столь любимого критиками «писательства», «учительства», а есть сюжет и поиск средств сумасшедшего ускорения сюжета. Зачем? Вывести мышление читателя из нравственного тупика.
Напоследок позвольте вставить в комментарий одно из писем Хармса. Без причины, просто для удовольствия. Наверняка Вы его знаете; я повторяю, что вставил его для удовольствия. Может, Вам тоже оно доставит удовольствие, потому что мне оно доставило удовольствие, и я надеюсь, что то, что доставило удовольствие мне, как читателю, субъективно, возможно, доставит удовольствие и Вам, поскольку Вы также читатель Хармса.
:)
Дорогой Никандр Андреевич,
получил твоё письмо и сразу понял, что оно от тебя. Сначала подумал, что оно вдруг не от тебя, но как только распечатал, сразу понял, что от тебя, а то было подумал, что оно не от тебя. Я рад, что ты давно женился, потому что когда человек женится на том, на ком он хотел жениться, то значит, что он добился того, чего хотел. И я вот очень рад, что ты женился, потому что, когда человек женится на том, на ком хотел, то значит, он добился того, чего хотел. Вчера я получил твоё письмо и сразу подумал, что
это письмо от тебя, но потом подумал, что кажется, что не от тебя, но распечатал и вижу -- точно от тебя. Очень хорошо сделал, что написал мне. Сначала не писал, а потом вдруг написал, хотя еще раньше, до того, как некоторое время не писал -- тоже писал. Я сразу, как получил твое письмо, сразу решил, что оно от тебя, и, потому, я очень рад, что ты уже женился. А то, если человек захотел жениться, то ему надо во что бы то ни стало жениться. Поэтому я очень рад, что ты наконец женился именно на том, на ком и хотел жениться. И очень хорошо сделал, что написал мне. Я очень
обрадовался, как увидел твое письмо, и сразу даже подумал, что оно от тебя. Правда, когда распечатывал, то мелькнула такая мысль, что оно не от тебя, но потом, все-таки, я решил, что оно от тебя. Спасибо, что написал. Благодарю тебя за это и очень рад за тебя. Ты, может быть, не догадываешься, почему я так рад за тебя, но я тебе сразу скажу, что рад я за тебя потому, потому что ты женился, и именно на том, на ком и хотел жениться. А это, знаешь, очень хорошо жениться именно на том, на ком хочешь жениться, потому что тогда именно и добиваешься того, чего хотел. Вот именно поэтому я так рад за тебя. А также рад и тому, что ты написал мне письмо. Я еще издали решил, что письмо от тебя, а как взял в руки, так подумал: а вдруг не от тебя? А потом
думаю: да нет, конечно от тебя. Сам распечатываю письмо и в то же время думаю: от тебя или не от тебя? Ну, а как распечатал, то и вижу, что от тебя. Я очень обрадовался и решил тоже написать тебе письмо. О многом надо сказать, но буквально нет времени. Что успел, написал тебе в этом письме, а остальное потом напишу, а то сейчас совсем нет времени. Хорошо, по крайней мере, что ты написал мне письмо. Теперь я знаю, что ты уже давно женился. Я и из прежних писем знал, что ты женился, а теперь опять вижу -- совершенно верно, ты женился. И я очень рад, что ты женился и написал мне письмо. Я
сразу, как увидел твое письмо, так и решил, что ты опять женился. Ну, думаю, это хорошо, что ты опять женился и написал мне об этом письмо. Напиши мне теперь, кто твоя новая жена и как это все вышло. Передай привет твоей новой жене.
Илья Виноградов 14.05.2008 16:04 Заявить о нарушении
Я понимаю, о чем Вы говорите; настолько, насколько может понимать это человек, сам безмятежно читающий то, что велит душа и направляющий внимание и поиск к вещам, которые ему никто не навязывает. Не могу представить себе до конца Хармса, чьи произведения изучаются и трактуются как нечто обязательное для изучения; например: «Рассказ «Оптический обман» со всей прямотой Абсурдности и Доведения-до-крайности показывает нам необычайную эффективность средства уплотнения читательского внимания методом повторения синтаксического периода». (Последняя фраза, кстати, синтаксически правильна. :) Образы «сосны» и «мужика» в данном рассказе сообщают читателю зрительные ассоциации, отождествляемые бессознательно с «взглядом извне», т.е., ощущением, что читатель находится в поле внимания некоторых враждебных сил». Сейчас прочел несколько «колов» текста работы о Хармсе М.Ямпольского «Беспамятство как исток» (Читая Хармса):
«Тип литературы, с которым экспериментирует Хармс, можно назвать «идеальным». Он строится на своеобразно понятой онтологии литературного умозрительного мира, возникающего в результате распада мира исторического…. Одна из наиболее радикальных утопий Хармса – это его попытка создать литературу, преодолевающую линеарность дискурса, казалось бы, соприродную любому литературному тексту и со времен Лессинга считающуюся основополагающим свойством словесности». «Линеарность дискурса» - это «строгая последовательность событий, изображаемых текстом», как я понимаю. Работу М.Ямпольского еще можно читать, хотя она насыщена терминами, часто употребляющимися «ради них самих». («Интерес к геометрии, квазиматематике для Хармса мотивирован тем, что она относится к области идеального, вневременного, трансцендирующего историю, и одновременно объективного»).
Мне кажется, что Хармс чрезвычайно удобен для исследовательских целей. Как удобен Кэрролл. У Г.Честертона есть работа, посвященная юбилею Л.Кэрролла. Там есть такие слова: « …Я с замиранием сердца подумал: «Бедная, бедная Алиса! Мало того, что ее поймали и заставили учить уроки; ее еще заставляют поучать других. Алиса теперь не только школьница, но и классная наставница. Каникулы кончились, и Доджсон снова вернулся к преподаванию. Экзаменационных билетов видимо-невидимо, а в них вопросы такого рода: 1) Что такое «хрюкотать», «пыряться», «зелюки», «кисельный колодец», «блаженный суп»? 2) Назовите все ходы шахматной партии в «Зазеркалье» и отметьте их на диаграмме; 3) охарактеризуйте практические меры по борьбы с меловыми щеками, предложенные Белым Рыцарем; 4) проанализируйте различия между Труляля и Траляля»… :)
Это пишется о нынешнем месте в литературе «Алисы», о ее воздействии на образование (Англии), которые привели бы в ужас Кэрролла; потому что «тот веселый задор, который во время каникул завладел душой математика, окруженного детьми, превратился в нечто застывшее и обязательное, словно домашнее задание на лето». «Всякий образованный англичанин, в особенности англичанин, имеющий (что гораздо хуже) отношение к системе образования, торжественно заявит вам, что «Алиса в Стране чудес» - это классика»…
Видимо, беда в том, что Хармс – это тоже теперь «классика». Может быть, именно потому, что в текстах Хармса сплошь всякого «нелогичного», «иррационального», они прямо-таки просятся быть истолкованными в терминах филологии, лингвистики и всего остального.
«Существует небольшой, заданный круг авторов, которых мы обязаны любить».
Я, кстати, некоторое время назад «сам в себе» был недоволен именно способом Хармсовского письма; как ни крути, а «методом» это вряд ли может быть. Я не настолько «оторван от реальности», чтобы получать в с е г д а удовольствие от того, что у меня, допустим, будут в произведениях вываливаться из окон старухи и необоснованно повторяться строчки про Семен Семеныча. Попробовать «под Хармса» можно, но все равно придется искать что-то свое. Ваш очерк пробудил во мне, однако, дух противоречия, и я опять нашел в Хармсе «нечто». Наверное, суть в том, что Хармс писал как жил, его творчество неотделимо от жизни его и смерти (банально, но правда).
«В наши дни сказать что-то плохое о Хармсе – все равно что во времена Сталина рассказать антисоветский анекдот».
Все-таки то, что не расстреливают – это большой плюс. :)
Сейчас беда, наверное, в другом – много неискренности, снобизма, элементарного чванства – и в литературе, и везде. Тем, кто живет за счет подпитываемого чувства превосходства над другими, неважно, кого ставить на пьедестал – Хармса или кого другого; с Хармсом просто неприятнее, чем, скажем, прикрываться «гением Ахматовой». Потому что Хармса по-настоящему не любят, даже те, кто, может быть, на его имени делает себе карьеру. «Вот рядом, на соседней скамейке, сидит дура в коверкоте и читает «Теорию литературы», демонстративно подчеркивая на страницах карандашом. Дура!» (Дневник, 1935 г.). Представить себе Хармса, штудирующим учебник… теории стихосложения, скажем, чтобы сдать экзамен… можно, конечно, но... Неприятнее (возвращаясь к сказанному), потому что Хармса не любили, скорее всего, и те, кого мы даже для себя постоянно «возводим на пьедестал» - Б.Пастернак, например. Письмо Хармса и А.Введенского Б.Пастернаку (1926 г.) «Уважаемый Борис Леонтьевич, мы слышали от М.А. Кузмина о существовании в Москве издательства «Узел». Мы оба являемся единственными левыми поэтами Петрограда, причем не имеем возможности здесь печататься…» (далее идет просьба о содействии этому желанию). Письмо, видимо, осталось без ответа, а стихи, прилагавшиеся к письму, пропали. Может, Борису Леонидовичу не понравилось (явно ненамеренное) искажение его отчества в обращении. Потом Хармс причисляет Пастернака к числу своих врагов (литературных; как явление «массовой культуры») и называет в одном экспромте «полупоэтом» (кстати, очень точно, как мне кажется, подмечая некоторую «неуклюжесть», на мой взгляд, стиха Б.П.). Да и теперь многие, не знакомые с Хармсом, читают его (потому что им рекомендовали) и восклицают «Какая чушь?! и это вы называете достойным внимания?!». Так что непросто, по-моему, делать из Хармса идола и при этом не получать «в лоб» его же текстами:
«Ольга Форш подошла к Алексею Толстому и что-то сделала.
Алексей Толстой тоже что-то сделал.
Тут Константин Федин и Валентин Стенич выскочили на двор и принялись разыскивать подходящий камень. Камня они не нашли, но нашли лопату. Этой лопатой Константин Федин съездил Ольге Форш по морде.
Тогда Алексей Толстой разделся голым и, выйдя на Фонтанку, стал ржать по-лошадиному. Все говорили: «Вот ржет крупный современный писатель». И никто Алексея Толстого не тронул». (Написано Хармсом по случаю 1-го съезда Союза Писателей СССР. – комментарий Сергея Винницкого).
Возможно, конечно, я не в курсе именно «тоталитарного» навязывания Хармса. Возможно ли такое? «Я знаю, о чем говорю». Я очень даже верю Вам, потому что… Система может сотворить с человеком такое, о чем и представить нельзя.
Всего Вам самого наилучшего.
Илья Виноградов 15.05.2008 22:33 Заявить о нарушении
«Тип литературы, с которым экспериментирует Хармс, можно назвать «идеальным». Он строится на своеобразно понятой онтологии литературного умозрительного мира, возникающего в результате распада мира исторического…. Одна из наиболее радикальных утопий Хармса – это его попытка создать литературу, преодолевающую линеарность дискурса, казалось бы, соприродную любому литературному тексту и со времен Лессинга считающуюся основополагающим свойством словесности». «Линеарность дискурса» - это «строгая последовательность событий, изображаемых текстом», как я понимаю. Работу М.Ямпольского еще можно читать, хотя она насыщена терминами, часто употребляющимися «ради них самих». («Интерес к геометрии, квазиматематике для Хармса мотивирован тем, что она относится к области идеального, вневременного, трансцендирующего историю, и одновременно объективного»).
Мне кажется, что Хармс чрезвычайно удобен для исследовательских целей. Как удобен Кэрролл. У Г.Честертона есть работа, посвященная юбилею Л.Кэрролла. Там есть такие слова: « …Я с замиранием сердца подумал: «Бедная, бедная Алиса! Мало того, что ее поймали и заставили учить уроки; ее еще заставляют поучать других. Алиса теперь не только школьница, но и классная наставница. Каникулы кончились, и Доджсон снова вернулся к преподаванию. Экзаменационных билетов видимо-невидимо, а в них вопросы такого рода: 1) Что такое «хрюкотать», «пыряться», «зелюки», «кисельный колодец», «блаженный суп»? 2) Назовите все ходы шахматной партии в «Зазеркалье» и отметьте их на диаграмме; 3) охарактеризуйте практические меры по борьбы с меловыми щеками, предложенные Белым Рыцарем; 4) проанализируйте различия между Труляля и Траляля»… :)
Это пишется о нынешнем месте в литературе «Алисы», о ее воздействии на образование (Англии), которые привели бы в ужас Кэрролла; потому что «тот веселый задор, который во время каникул завладел душой математика, окруженного детьми, превратился в нечто застывшее и обязательное, словно домашнее задание на лето». «Всякий образованный англичанин, в особенности англичанин, имеющий (что гораздо хуже) отношение к системе образования, торжественно заявит вам, что «Алиса в Стране чудес» - это классика»…
Видимо, беда в том, что Хармс – это тоже теперь «классика». Может быть, именно потому, что в текстах Хармса сплошь всякого «нелогичного», «иррационального», они прямо-таки просятся быть истолкованными в терминах филологии, лингвистики и всего остального.
«Существует небольшой, заданный круг авторов, которых мы обязаны любить».
Я, кстати, некоторое время назад «сам в себе» был недоволен именно способом Хармсовского письма; как ни крути, а «методом» это вряд ли может быть. Я не настолько «оторван от реальности», чтобы получать в с е г д а удовольствие от того, что у меня, допустим, будут в произведениях вываливаться из окон старухи и необоснованно повторяться строчки про Семен Семеныча. Попробовать «под Хармса» можно, но все равно придется искать что-то свое. Ваш очерк пробудил во мне, однако, дух противоречия, и я опять нашел в Хармсе «нечто». Наверное, суть в том, что Хармс писал как жил, его творчество неотделимо от жизни его и смерти (банально, но правда).
«В наши дни сказать что-то плохое о Хармсе – все равно что во времена Сталина рассказать антисоветский анекдот».
Все-таки то, что не расстреливают – это большой плюс. :)
Сейчас беда, наверное, в другом – много неискренности, снобизма, элементарного чванства – и в литературе, и везде. Тем, кто живет за счет подпитываемого чувства превосходства над другими, неважно, кого ставить на пьедестал – Хармса или кого другого; с Хармсом просто неприятнее, чем, скажем, прикрываться «гением Ахматовой». Потому что Хармса по-настоящему не любят, даже те, кто, может быть, на его имени делает себе карьеру. «Вот рядом, на соседней скамейке, сидит дура в коверкоте и читает «Теорию литературы», демонстративно подчеркивая на страницах карандашом. Дура!» (Дневник, 1935 г.). Представить себе Хармса, штудирующим учебник… теории стихосложения, скажем, чтобы сдать экзамен… можно, конечно, но... Неприятнее (возвращаясь к сказанному), потому что Хармса не любили, скорее всего, и те, кого мы даже для себя постоянно «возводим на пьедестал» - Б.Пастернак, например. Письмо Хармса и А.Введенского Б.Пастернаку (1926 г.) «Уважаемый Борис Леонтьевич, мы слышали от М.А. Кузмина о существовании в Москве издательства «Узел». Мы оба являемся единственными левыми поэтами Петрограда, причем не имеем возможности здесь печататься…» (далее идет просьба о содействии этому желанию). Письмо, видимо, осталось без ответа, а стихи, прилагавшиеся к письму, пропали. Может, Борису Леонидовичу не понравилось (явно ненамеренное) искажение его отчества в обращении. Потом Хармс причисляет Пастернака к числу своих врагов (литературных; как явление «массовой культуры») и называет в одном экспромте «полупоэтом» (кстати, очень точно, как мне кажется, подмечая некоторую «неуклюжесть», на мой взгляд, стиха Б.П.). Да и теперь многие, не знакомые с Хармсом, читают его (потому что им рекомендовали) и восклицают «Какая чушь?! и это вы называете достойным внимания?!». Так что непросто, по-моему, делать из Хармса идола и при этом не получать «в лоб» его же текстами:
«Ольга Форш подошла к Алексею Толстому и что-то сделала.
Алексей Толстой тоже что-то сделал.
Тут Константин Федин и Валентин Стенич выскочили на двор и принялись разыскивать подходящий камень. Камня они не нашли, но нашли лопату. Этой лопатой Константин Федин съездил Ольге Форш по морде.
Тогда Алексей Толстой разделся голым и, выйдя на Фонтанку, стал ржать по-лошадиному. Все говорили: «Вот ржет крупный современный писатель». И никто Алексея Толстого не тронул». (Написано Хармсом по случаю 1-го съезда Союза Писателей СССР. – комментарий Сергея Винницкого).
Возможно, конечно, я не в курсе именно «тоталитарного» навязывания Хармса. Возможно ли такое? «Я знаю, о чем говорю». Я очень даже верю Вам, потому что… Система может сотворить с человеком такое, о чем и представить нельзя.
Всего Вам самого наилучшего.
Илья Виноградов 15.05.2008 22:33 Заявить о нарушении
Спасибо, Роман! Тема зацепила, может, на что другое не так бы многословно реагировал...:))
Илья Виноградов 16.05.2008 02:09 Заявить о нарушении
Илья Виноградов 16.05.2008 02:09 Заявить о нарушении