Милый Олег, рада встрече! Но мне, если честно, даже Августина понять в этом утверждении трудно. Кто бы мне пояснил, как можно быть предназначенным для спасения, и как это изначально все может становиться добром, если мы каждую минуту делаем выбор между светом и не-добром? Ведь ошибаться - в человеческой природе, и всякий просто до последней секунды этот выбор делает, определяя этим свое место в бытии. Даже когда "обречен" быть близким к светлости и любви, насколько это возможно. Может переведены слова не точно, но мне их не понять до конца.

А вот что касается вопроса - кажется, понимаю. Но, думаю, суть здесь в том, что нельзя творить "гигантское" добро - идя против своих близких, не "творя добро" для тех, кто рядом, не думая о них. Это уже извращает всякое "большее" добро.
В целом, тут задача была изначально такова. Лора обрекает себя на свой личный ад, решая отдать то, что может помочь другим, самое ценное для мира, в ее понимании - отдает "врагу" - и только, чтобы спасти друга. Это из рода тех решений, о каковых писал ап. Павел - готов пойти в ад, только бы мои друзья спасены были". Отсюда вопрос о степени правды любви как таковой, и о привычной второй новозаветной заповеди - "возлюбить другого как себя". В сюжете высказывается предположение, что все же заповедей любви возможно положено в основание бытия не две (о Боге и человеке), как мы привыкли, а есть лишь одна - "возлюбить другого больше себя". А иначе это не любовь - если она не выше и не больше нас. И второе. Если Бог в нас - то вторая заповедь включает первую. То есть - отношение к человеку, а тем более любовь к нему - предполагает понимание присутствие Бога в каждом из нас.
Может отсюда и вспомнился Августин?

Анна Ивинска   28.10.2013 14:58   Заявить о нарушении