Павел Басинский: "Софья Андреевна и Чертков разорвали Толстого на части" ПОДЕЛИТЬСЯ В новом романе писателя - любовь и детективная интрига — Прошло десять лет с момента выхода вашей книги «Лев Толстой: бегство из рая». Тем не менее она до сих пор пользуется успехом. За эти годы изменился ваш взгляд на события, описанные в книге? И, может быть, — на саму книгу?
Но если бы я писал эту книгу сегодня, она была бы совсем другой. Я стал иначе смотреть на многие обстоятельства жизни Льва Николаевича, Софьи Андреевны, «демона» Владимира Черткова, да и всего окружения Толстого. Это как «Анна Каренина»… Каждый раз роман читаешь как будто заново. Вдруг замечаешь, что у Вронского… выросла борода, а раньше ее вроде бы не было. Вдруг понимаешь, что вся проблема Анны и Вронского заключалась в том, что в православном государстве развестись с нелюбимым мужем было практически невозможно. Ну и многое другое. Так и с сюжетом ухода Толстого. Многое я десять лет назад понял правильно, даже в некотором роде открыл какие-то вещи. Но многое писал вслепую. Например, только сейчас я понимаю, насколько безвыходной была ситуация конфликта Софьи Андреевны и Черткова. Оба отдали Толстому свои жизни. Оба после его смерти не могли обрести какой-то другой жизни. Не могла Софья Андреевна, как Наталья Пушкина, выйти замуж второй раз. Не мог Чертков заниматься чем-то еще, кроме наследия Толстого. Вот и разорвали старика на части, как он сам написал в своем тайном дневнике. Виноват ли он в этом? Виноват ли он в том, что слишком велик для этого мира, для обычных людей? Не знаю… — Как сохранять беспристрастность, когда пишешь о жизни классиков?
Вероятно, это было открытием и для наших читателей. Их запугали в школе Великим и Ужасным стариком с огромной бородищей. А он, оказывается, плакал постоянно, впадал в истерики, страдал больной печенью… И это не отменяет его величия как писателя и философа.
Что касается других «байопиков» и экранизаций произведений Толстого, мне категорически не нравится только один фильм — «Уход великого старца» Якова Протазанова 1912 года, где жена Толстого изображена алчной, хищной бабой, которая думает только о деньгах. Толстого уже не было в живых (он бы вызвал Протазанова на дуэль!), но Софья Андреевна-то скончалась только в 1919 году. Каково было ей! Все остальные версии можно обсуждать. Фильм Сергея Герасимова «Лев Толстой» 1984 года — это в целом достойная работа очень крупного режиссера и актера. Хотя Толстой там иногда ведет себя, как… Ленин, говорит едко и с эдаким прищуром. Фильм Майкла Хоффмана «Последнее воскресение» 2009 года тоже по-своему хорош, хотя без «клюквы» там, конечно, не обошлось. Лучшая роль в этом фильме — последнего секретаря Толстого Валентина Булгакова, которого играет актер, которого я очень люблю, — Джеймс МакЭвой. А о бесконечных экранизациях «Войны и мира» и «Анны Карениной» вообще можно бесконечно говорить и спорить. Последняя киноверсия «Войны и мира», сделанная BBC, мне понравилась. Изумительно красивый фильм! Павел Басинский раскрыл нюансы «Тотального диктанта» 2 МАТЕРИАЛА ПО ТЕМЕ — Мне было интересно: почему ее нашли в горах Тироля мертвой и голой? С этого факта я начал изучать ее жизнь, проводя своего рода расследование, как в сериале «Твин Пикс», который я считаю гениальным. Там ведь похожая история с Лорой Палмер. Девушку нашли мертвой, а что случилось — непонятно. Но, конечно, раскручивая эту историю, я вникал в более глубокие темы: русский феминизм, русское купечество, студенчество и даже история становления мировой психиатрии. Так и сложилась эта книга. К феминизму я отношусь с пониманием. Я «слышу» голоса женщин, недовольных тем, что мир устроен на патриархальных принципах. Просто я не знаю, что такое феминизм сегодня. Раньше это было движение за права женщин. Они их получили наравне с мужчинами. Сегодня это движение за что, против чего? Они ведь и между собой не могут договориться. Но, в отличие от многих мужчин, я не считаю, что феминистки — это просто некрасивые девушки, которые не могут выйти замуж. Это серьезное движение, но очень пестрое. — Герои ваших книг, будь то такие титаны, как Горький и Толстой, или трагически погибшая Лиза Дьяконова, пережили серьезные семейные драмы. Исследуя их судьбы, вы находили какие-то закономерности? И прав ли Толстой, утверждая, что «все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастная семья несчастлива по-своему»? — Если женщина или мужчина не пережили семейной драмы — значит, он или она никогда не были замужем или женаты. Я знаю только одну счастливую семью в русской литературе: «Старосветские помещики» Гоголя. Жаль только, жить этим старичкам недолго. Семья — это всегда драма, драматургия, «ролевая игра», неужели не понятно? Что касается сентенции Толстого, которой он начинает «Анну Каренину»… Толстой для меня — литературный Бог. Но если бы я был редактором его романа, я бы вычеркнул эту фразу в первую очередь. Это же такой бессмысленный «мем», который тиражируют с умным видом уже полтора века. Не похожи счастливые семьи друг на друга, а несчастливые, наоборот, имеют общую типологию. Да простит меня Лев Николаевич, но это не самое умное, что он написал. — Вы недавно завершили роман о писателе, задумавшем написать любовный роман. Что это? — Это и литературная игра, и не игра. Роман называется «Любовное чтиво» (только не напоминайте о глупой песне Тимура Шаова, от которой сходят с ума домохозяйки!), и в нем несколько сюжетов. Один из них — да, о том, как «серьезный» и очень известный писатель пытается поработать в массовом жанре и терпит фиаско, а в это время в его жизни происходит настоящий любовный роман, с очень запутанной и почти детективной интригой, которую я не буду раскрывать. В моем романе много пародийного элемента, надеюсь, что местами он довольно смешной. В то же время это вполне серьезная психологическая проза о любви, верности, ревности, ненависти, отцах и детях… и далее по списку. Позволю себе устроить заманку для читательниц. Одной из главных героинь романа является… собачка, ирландский шпиц. Сегодня дико популярная порода! — Сейчас применительно к современным писателям говорят о «языковой брутальности». Как вы это понимаете? — Давайте не будем ходить вокруг да около. Речь идет о нецензурной лексике, которая в советское время в литературе была запрещена. Я в принципе против нее, если ее можно избежать. Когда мне говорят: ну, ведь в жизни-то матерятся, — я отвечаю: у нас есть великая проза о Великой Отечественной войне, где нет ни слова мата. А на войне матерились, да еще как! Но в какой-то момент я сдался, каюсь. Мат, если с ним работает мастер, придает литературе и кино своеобразную энергию. А вот в театре я слышать мат не могу — не знаю почему. В моем романе нецензурная лексика минимальна, я ее буквально на аптекарских весах взвешивал. Но, увы, на обложке книги, которая уже готовится к выходу, будет и сакраментальное 18+, и «содержит нецензурную брань». Наверное, я зря это сделал. Но после того, как на моей невиннейшей книге «Лев в тени Льва», о третьем сыне Толстого, поставили гриф 16+, запечатали книгу в целлофан и не продали моей студентке Литературного института, потому что у нее не было с собой паспорта… я понял, что уже можно пускаться во все тяжкие. Шутка! © Copyright: Анна Дудка, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|