Подвиг Юрия Янова и Бориса Капустинаhttp://rslovar.com/taxonomy/term/87/all/feed Огромное небо капитана Капустина - Юра, прыгай, - голос Капустина был спокоен.
В годы моего детства в Советском Союзе была очень популярна песня Эдиты Пьехи "Огромное небо". Она была посвящена двум советским летчикам, Борису Капустину и Юрию Янову, которые ценой своей жизни предотвратили падение боевого самолета на густонаселенные кварталы Берлина. Об этом товарищ не вспомнить нельзя: Уже когда я вырос, то с удивлением узнал, что один из этих легендарных летчиков, Борис Капустин, мой земляк, он вырос в Ростове-на-Дону. Здесь, на Братском кладбище в центре города, покоятся останки героя. Борис Капустин родился в соседнем Краснодарском крае, но с трехлетнего возраста жил в Ростове, так что его можно считать коренным ростовчанином. В десять лет он пережил ужасы войны: налеты на Ростов немецкой авиации, взрывы, горящие дома, душные бомбоубежища и глубокие щели, вырытые прямо посреди улиц.
Закрытая воинская часть по сути одна дружная семья. Все живут рядом, все друг у друга на виду. Благодаря неунывающему характеру Борис стал душой коллектива. Его называли "Профессор" и "Седой". Первое прозвище потому, что Капустин был летчиком первого класса и знал о самолетах все или почти все. А второе _ из-за ранней седины в волосах: летная наука не дается легко. Капустину доверили возглавить суд офицерской чести, который решал многие вопросы жизни полка. Двухместный сверхзвуковой истребитель-перехватчик Як-28П был создан в 1960 году, и в то время считался новейшей, секретной разработкой наших конструкторов. Самолет предназначался для борьбы с воздушными целями на малых и средних высотах, в большом диапазоне скоростей, днем и ночью, при любой погоде. Он был вооружен ракетами с тепловой и радиолокационной головками наведения, тоже новейшим словом в вооружении. Выпускался на Новосибирском авиационном заводе.
Вспоминает Галина Андреевна Капустина:
Что же произошло в небе над густонаселенным берлинским районом Шпандау? Как явствует из документов, на 12-й минуте полета, или через четыре минуты после набора высоты произошел отказ сразу двух двигателей. В тот день была низкая облачность. Когда Капустин и Янов снизились под облака, то увидели под собой Берлин. Вдали виднелись река Шпрее, озеро и широкая поляна за ним. Решение пришло мгновенно: попытаться, пользуясь набранной скоростью, дотянуть до озера и приводниться на нем. И надо бы прыгать не вышел полёт, Янов и Капустин погибли на глазах сотен свидетелей, которые потом рассказывали о трагедии в немецких газетах. Так, строитель Юрген Шрадер, работавший на строительстве 25-этажного дома, описывает, как из-под облаков вдруг вынырнул самолет, за которым тянулся черный шлейф дыма. Он двигался толчками: видимо летчики отчаянно пытались запустить двигатели. Самолет последним усилием преодолел два жилых многоэтажных дома, едва не чикнув фюзеляжем по антеннам на крыше. Летчикам еще удалось перелететь через дамбу, по которой шло оживленное автомобильное движение. - Мне рассказали, что фонарь самолета был открыт, - говорит Г.А. Капустина. - Боря и Юра могли катапультироваться в любой момент, но этого не сделали. Самолет на два метра зарылся в донный ил. Руки Бориса намертво впились в штурвал, да так, что ногти прорвали кожаные перчатки. Они боролись до последней секунды!
Высокопоставленные советские офицеры лишь бессильно наблюдают издалека, в мощные бинокли, как натовцы поднимают истребитель из озера
Ничего поделать было нельзя: самолет упал на чужой территории
Когда англичане передали наконец самолет и тела наших летчиков советской стороне, в самолете отсутствовала система СРО ("свой-чужой"). В заводских документах не оказалось сведений об установке системы самоликвидации этого секретного блока. Военно-техническая разведка НАТО с удовольствием познакомилась еще и со станцией радиокомандного наведения "Лазурь", и с другими техническими новинками Як-28П. Натовцы потешались издалека над нашими военными
В родной части с Капустиным и Яновым простились как с героями. Их последний раз пронесли мимо боевых самолетов. Потом, по воздуху, два гроба с останками летчиков, были отправлены в Советский Союз. Такой памятник из черного габбро, работы скульпторов Аведикова и Кондакова, был установлен на могиле Капустина в Ростове
- Ко мне подошел побеседовать немецкий генерал, порученец Эриха Хоннекера, - говорит Г.А. Капустина. - Он передал предложение похоронить летчиков в Трептов-парке, а нам предоставить квартиру в Берлине и пожизненную пенсию от правительства ГДР. Пока я раздумывала, как мне ответить, вмешался стоявший рядом замполит: "Она здесь не останется, а поедет в Ростов к родителям". В принципе для меня, члена партии, другого решения в то время и не могло быть. Я сама хотела в Ростов: Борин папа для меня был как отец. С похоронами вышла задержка. В те дни шел XXIII съезд КПСС, и когда о случившемся доложили Л.И. Брежневу, он распорядился: хоронить будем как героев, но по окончании съезда.
Отец Бориса Капустина не смог прожить и дня после гибели сына. Некролог по поводу смерти В.А. Капустина, опубликованный в газете "Вечерний Ростов" (кликабельно, можно прочитать, если сделать крупнее). Прощание с отцом и сыном Капустиными на Братском кладбище, проститься пришли сотни людей
Когда пришли другие времена, кое-то попытался взглянуть по другому на подвиг наших летчиков. Была скандальная публикация в "Комсомольской правде", где авторы (скрывшиеся за псевдонимами) утверждали, что экипаж Як-28П погиб из-за воздушного хулиганства в небе над Берлином. И что из-за этого, якобы, едва не разгорелась третья мировая война.
На Братском кладбище в Ростове в 2010 году на могиле отца и сына Капустиных был установлен новый памятник из светлого мрамора.
В могиле лежат посреди тишины
tormishovJune 25th, 2011 Долгие годы потом эстрадные певцы многих стран, переведя песню на свой язык, включали ее в концертные репертуары. «Огромное небо» в те годы можно было часто слышать по радио и телевидению, а грампластинки с записью песни расходились миллионными тиражами у нас в стране и за рубежом.
Да, они служили в одной эскадрилье, оба были влюблены в небо и в свои серебристые крылатые машины. Оба много и с упоением летали, любили большие высоты и захватывающие дух скорости, от которых становилось вдруг необъяснимо радостно и хотелось подниматься все выше и выше, чтобы еще дальше заглянуть за горизонт. Оба были первоклассными военными специалистами. Парторг эскадрильи капитан Капустин слыл в части отменным летчиком. Это было отражено даже в его аттестаций: «Имеет ряд благодарностей командования за отличную технику пилотирования». А старшего лейтенанта Янова товарищи по службе считали «профессором» в штурманском деле. В его служебной характеристике говорилось: «В достижении цели смел и решителен. Серьезно готовится к каждому полету, независимо от его характера и важности. В воздухе спокоен, инициативен. Свой опыт выполнения полетных заданий активно передает товарищам». Оба они любили землю. И , если между полетами выпадало побольше свободного времени, они с детьми и женами шли на свидание с природой куда-нибудь в тихий, укромный уголок, где можно было полюбоваться таинственной величавостью красавиц берез, целомудренной нежностью цветов, послушать пение птиц, шелест листьев, шум ветра. Капустин из таких лесных вылазок часто приносил домой охапку причудливой формы корешков и веточек и садился делать своему сынишке Валерику старичка-лесовичка, Бабу Ягу, Буратино и разных смешных зверюшек. Мальчонка потом радуется, от восторга в ладоши хлопает - папа из леса сказку принес! А еще они очень любили жизнь, а жить собирались долго и счастливо. Поэтому, видно, всегда слыли целеустремленны, уверены в себе и веселы. В компаниях слыли заводилами, любили петь хорошие русские песни, а уж если срывались в пляс, то плясали так, что пятки горели. Они даже внешне были чем-то похожи друг на друга: стройные, русоволосые, ясноглазые. Недаром товарищи по службе в шутку звали их «небесными близнецами». Было у обоих и еще одно увлечение, без которого жизнь летчика представить невозможно, -спорт. Но Юрий Николаевич, склонный к размышлениям и анализу, любил шахматы. А Борис Владиславович всегда следовал немудреному совету своего прославленного деда, бывшего земского врача, а позже заслуженного врача РСФСР, кавалера ордена Ленина, Александра Федосеевича Капустина : «В здоровом теле - здоровый дух, - подняв палец, назидательно говаривал тот. - А в движении, внук мой Борька, - жизнь. Так что не ленись - шевелись». И смышленый внук не ленился, знал, что без крепкого здоровья не быть ему военным. А мечта непременно стать офицером Советской Армии не давала покоя с раннего детства. Вот только долго не мог Борис решить, кем быть: моряком или летчиком. Хотя точно знал, что пойдет служить туда, где есть техника. Поэтому после седьмого класса поступил он в Ростовский индустриальный техникум, а когда пришло время явиться на призывной пункт военкомата, уже решил точно: если пройдет медкомиссию, будет проситься только в авиацию. Но ему вдруг и самому предложили Кировобадское военное авиационное училище летчиков имени Хользунова. Значит, не зря нажимал он на спорт, не зря закалялся, не зря воспитывал в себе мужество и выдержку, занимаясь автоспортом. И потом, когда он уже сам поднимал в заоблачные выси стремительные крылатые машины, когда стал летчиком первого класса, спорт остался для него верным помощником в достижении вершин воинского мастерства. А крылья мечты уже уносили его выше того потолка, которого мог достичь он на своей крылатой машине. Он теперь мечтал о звездах. О космосе говорили тогда много: всему миру были уже известны имена первой десятки советских космонавтов, а Алексей Леонов видел землю из открытого космоса. Правда , об этой своей мечте Капустин пока никому из товарищей не говорил, но жене своей, Галине, однажды открылся, что носит в душе тайную надежду: может, и в их части когда-нибудь будет отбор в группу космонавтов, и , чтоб в этот ответственный момент не подвело здоровье, он к обычной своей спортивной нагрузке прибавил еще и зимнее плавание, став скоро одним из самых заядлых моржей в части. Янов и Капустин жили рядом, и как-то уж заведено было, что перед тем, как идти на аэродром, Янов заходил к Капустину , а потом по узкой тропке через березовый лесок они шли на свою «работу». Так было и в этот день. Но с утра повисли над городом хмурые тучи, вылет несколько раз откладывался, и лишь после обеда позвонили наконец с аэродрома, предупредив, что часа через полтора надо быть готовыми к вылету. А минут десять спустя к Капустину зашел Янов . Борис Владиславович, что-то мастеривший своему сынишке-первокласснику Валерке, тут же все отложил в сторону, быстро собрался. Надев фуражку, он по привычке еще раз взглянул на себя в зеркало и увидел сзади сына. Валерка стоял, прижавшись щекой к дверной ручке, и грустно смотрел на отца: - Пап, не лети сегодня, а? Пошли в лес, я там цветочки видел. Маме нарвем. Борис Владиславович поднял сына на руки, заглянул ему в глаза: - Нет, сын. Не лететь я не могу. Служба такая, приказ. Вот когда вырастешь и будешь военным, поймешь. - Давай, сынок, договоримся так: ты сейчас делай уроки, а мы с дядей Юрой быстренько выполним наше важное боевое задание, а потом пойдем с тобой гулять. Честное слово. Согласен? - Согласен, - повеселел Валерка. - Только ты недолго, я буду ждать! Они пришли на аэродром как обычно, раньше положенного времени, поздоровались с друзьями, обменялись домашними новостями, пошутили, посмеялись и , хотя интересных полетов в тот день как будто не ожидалось, пошли переодеваться в свои летные костюмы: командиру и штурману не терпелось побыстрей сесть в кабину самолета, чтобы скорей подняться выше этих серых туч, к ласковой синеве неба, к солнцу.< Только в 15.30 Капустин услышал в своих наушниках голос диспетчера: «Взлет разрешаю!» Крылатая машина легко пробежала по бетонной ленте взлетной полосы и , мягко оторвавшись от земли, быстро набирая высоту, устремилась вверх. Следом за ней поднялся в воздух еще один самолет. Задача у летчиков в тот день была проста и обыденна - перегнать два самолета с одного аэродрома на другой. Проколов серую пелену тумана, стремительные машины вскоре поднялись над клубящейся пеной облаков, и сразу же в глаза летчикам ударило яркое весеннее солнце. Хотя в кабине нельзя было почувствовать нежного тепла его лучей, Капустин по привычке подставил им лицо, на секунду закрыв глаза. Ему вдруг вспомнилось детство: будто стоит он посреди огромного-преогромного желтого поля, солнце поднялось над горами, тепло, а пшеница стоит вокруг него такая высокая, что ему и рукой не дотянуться до тяжелого колоса. Он смотрит вверх, прикрывая ладошкой глаза от солнца, и в круглую «полынью», обрамленную усатыми колосьями, видит голубое небо, а в нем, широко раскинув крылья, парит большая птица. Он смотрит на нее с завистью - вот бы и ему такие крылья, он поднялся бы тогда еще выше и смог бы увидеть, что там, за этим бесконечным пшеничным морем... Капитан Капустин улыбнулся: «Что это вдруг родина о себе напомнила? Надо бы как-то выбрать время да съездить на Кубань, погостить у няни. Как она там, добрая старушка Наталья Герасимовна Плахова? Узнает ли теперь его? Столько уж лет прошло...» Борис Владиславович родился в 1931 году на Кубани, в Отрадненском районе, в совхозе № 28 Урупской зоотехнической станции, которая сейчас носит название госплемзавод «Урупский». А у истоков организации завода стоял его отец Владислав Александрович Капустин , крупный специалист в области сельского хозяйства, профессор, кавалер орденов Ленина и Трудового Красного Знамени.
Летали, дружили На магнитофонной ленте у руководителя полетов осталась запись: Летчики уже знали - произошло что-то с двигателями, но они летели над облаками и не могли пока видеть, что там внизу, под ними. Проваливаясь левым крылом, самолет все ниже и ниже спускался к рваным серым тучам, закрывшим землю. Но вот крылатая машина вынырнула наконец над густо населенной частью большого города. Это был Берлин. Капустин пристально смотрел вперед, туда, где ровные квадраты городских кварталов, прямые, как стрелы, улицы сливались с туманным горизонтом. Пилоту теперь было совершенно ясно, что долго продержать машину в воздухе не удастся, и капитан Капустин лихорадочно искал выход из опасной ситуации, стараясь определить, над какой частью города они летят и далеко ли отсюда до его окраин. Но город был огромен, он плыл под ними, красивый, многолюдный, с широкими площадями и улицами, высокими белокаменными зданиями, и даже с этой высоты, сколько ни вглядывался Капустин вдаль, не видел его конца. Летчик представил себе, что может произойти, если самолет рухнет на город. И сами собой в его сознании вдруг всплыли совсем другие картины... Ростов-на-Дону. Война. Бомбежка. Черные самолеты с противным, леденящим душу воем пикируют на город. Рушатся огромные здания, огонь вырывается из окон, тех из них, что пока еще уцелели, а люди, такие маленькие, такие беззащитные, в страхе мечутся по улицам, ища спасения в подъездах и подвалах, под стенами этих домов. Но бомбы, со свистом летящие из дымных небес, рушат эти стены на головы людей, на детей, на него, маленького изголодавшегося мальчугана, на таких же, как он, его сестер Людмилу и Елену, на их мать, которая в отчаянии бросается к детям, пытаясь заслонить их собой от этих страшных черных самолетов, от несущих смерть и разрушения бомб... Капустину вдруг пришла в голову страшная аналогия: будто и он сейчас тоже сидит внутри такой же смертоносной бомбы, которая летит на город, и только от него, от его действий, от его решения зависит, упадет она на людей или нет. От такой дикой мысли у него на лице выступил холодный пот. Капустин до боли в суставах сжал штурвал самолета и что есть силы потянул его на себя. Он пытался выровнять машину, поднять ее повыше от крыш домов, от чистых улиц, по которым ходит сейчас столько людей, не подозревающих, какая беда в любую секунду может обрушиться на них. Самолет какое-то мгновение как будто подчинялся воле летчика, медленно, тяжело поднимал вверх острое жало носовой антенны, но проходила минута-другая, и он снова, будто обессилев, наклонял вниз свое длинное серебристое туловище. И надо бы прыгать – Самолет, огибая жилые кварталы города, уходил все дальше и дальше от домов, от людей. Но машина быстро теряла высоту и скорость и почти не слушалась рулей. Один западногерманский рабочий В. Шрадер позже вспоминал: «Я работал на 25-этажном здании, когда из мрачного неба вылетел самолет, я видел его на высоте примерно полторы тысячи метров. Машина начала падать, затем поднялась вновь, вновь падала и вновь поднималась. Так было трижды. Очевидно, пилот пытался выровнять самолет». Мелькают кварталы, Им все же удалось удержать машину в воздухе. С ревом пронесся терпящий бедствие самолет над берлинскими пригородами и скрылся за деревьями большого лесного массива. Капустин немного успокоился, главная опасность миновала, город остался позади. Но теперь надо было посадить машину. Куда? Как? Вдруг Борис Владиславович прямо по курсу увидел большое поле, а чуть в стороне, среди леса, озеро. «До озера навряд ли удастся дотянуть, - подумал он, - надо попытаться сесть на поле». Он уже приготовился к посадке, как всегда сосредоточился, поудобней ухватился за штурвал, но тут, к своему ужасу, заметил, что на этом поле движутся какие-то точки, много точек. «Люди, - осенила догадка, и капитан сразу вспомнил карту этого района Берлина. - Да это же кладбище, а на нем полно народа!» Капустин онемевшими от напряжения руками снова что есть силы потянул штурвал на себя. Теперь оставался единственный шанс - посадить самолет на озеро. Но до него еще надо долететь, на него еще надо вырулить. Капустин начал осторожно поворачивать штурвал, и машина стала медленно отклоняться в сторону стремительно приближающейся водной глади. Наконец, покачиваясь, она устремилась к озеру. Даже на этой небольшой высоте старший лейтенант Янов мог еще катапультироваться без риска для жизни. Остались на пленке самолетного магнитофона последние фразы летчиков. Нет, не мог штурман выполнить этот приказ. Пожалуй, впервые он не подчинился воле командира, просто не мог оставить его одного в непослушной машине. Юрий Николаевич Янов родился в 1931 году в Вязьме в семье железнодорожника. Отец был убит белофиннами на Карельском перешейке, когда сыну едва исполнилось восемь лет, а всего их, ребятишек, осталось у матери четверо, и все мал-мала меньше. Всякое потом было: и война, и холод, и голод, и болезни, не было только одного - уныния. Мать, наплакавшись досыта после полученной похоронки, собрала детей, обняла всех сразу, прижала к себе и сказала: «Ну вот, родные мои, остались мы одни, без папки. Теперь нас пятеро, и надо нам друг за друга держаться крепко, как пальцам в сжатой руке, и помнить: если какой палец вполсилы держать будет - вся рука ослабнет». Так решили однажды, и потом на всю жизнь хватило этого мудрого совета - друг за друга стояли горой, работу на твое-мое не делили, а когда выросли и сами стали работать, то все шло в общий котел, пока не разлетелись птенцы из материнского гнезда. Этот семейный коллективизм Яновых и на друзей их перекинулся. Все знали: Яновы, если случится что, не оттолкнут, свое последнее отдадут, но в беде не оставят. А тут, видишь, командир в приказном порядке хочет отменить этот железный яновский принцип: «Нет уж, прыгать я не буду. Вместе, так вместе до конца. Да и зачем теперь прыгать, - подумал про себя штурман, - главное сделано - от города ушли, осталось только аккуратно посадить самолет на озеро, и все. Уж на это командир мастер, он посадит. А завтра отдохнем, если погода наладится, в лес сходим, да и письма пора писать на родину. Только об этом случае своим пока ни гу-гу. Потом когда-нибудь расскажу...» - Спокойно, Юра, садимся, - услышал Янов уверенный голос Капустина . Они бы приземлились благополучно, но на пути оказалась дамба. Капустин из последних сил, буквально в трех метрах от крыш ярких разноцветных «фольксвагенов», непрерывной вереницей проносившихся по широкому шоссе, проложенному по дамбе, смог перебросить машину через эту последнюю преграду. Но... за дамбой для посадки уже не хватило места... Стрела самолета Самолет упал в английском секторе Западного Берлина. С начала аварии и до столкновения с землей прошло всего 30 секунд. Советское командование, узнав о случившемся, тут же попросило у другой стороны разрешения начать спасательные работы. Но английские военные власти отвергли эту просьбу, утверждая, будто самолет взорвался над рекой Кафель в западноберлинском районе Шпандау. Наконец, спустя сутки, англичане заявили, что боевая машина русских найдена в окрестностях озера Штёссензее и что они уже начали там соответствующие работы. Однако к месту подъема самолета не были допущены даже советские корреспонденты. Только позже английские водолазы, участвовавшие в поисковых работах, рассказывали представителям печати, что, когда сквозь толщу ила они добрались до пилотской кабины, увидели там и летчиков. Командир и штурман, как и во время полета, сидели на своих местах, в кислородных масках, с застывшими на рулях управления самолетом руками. Руками, спасшими тысячи человеческих жизней, спасшими город. Несколько дней героический подвиг двух русских летчиков был одной из ведущих тем западногерманской прессы. Не оставили без внимания это событие и различные враждебные СССР газеты и радиостанции. Они тут же развернули клеветническую кампанию вокруг аварии советского военного самолета, пытаясь дезинформировать население, скрывая подробности происшедшего и, наоборот, всячески искажая очевидные факты, с тем чтобы максимально очернить присутствие советских войск в Германии. Антисоветская пропаганда, видимо, имела и еще одну задачу - отвлечь внимание мировой общественности от подобного же случая, произошедшего с самолетом ВВС США в районе испанской деревни Паломарес, где при аварии самолета американские летчики, спасая свою жизнь, сбросили на землю бомбы с ядерной начинкой. Однако падкой на дешевые сенсации прессе не удалось достичь цели. Многочисленные граждане Западного Берлина заявили властям и редакциям газет о своем восхищении мужеством и гуманностью советских летчиков, о сочувствии семьям погибших, осуждая при том попытки реакционных сил и враждебной западногерманской прессы использовать эту катастрофу для антисоветской пропаганды. В заявлении корреспонденту ТАСС западноберлинский врач Альфред Менчель сказал: «Геройский поступок двух граждан Советского Союза заслуживает самого высокого уважения. Я склоняю голову перед их памятью. Подобные чувства разделяют многие мои сограждане». «Самоотверженный поступок двух советских летчиков заслуживает глубокую благодарность и высокое признание населения нашего города, - заявил газете «Вархайт» представитель западногерманского общества германо-советской дружбы Рольф Элиас. - Можно лишь сожалеть, что этот трагический случай используется определенными кругами в Западном Берлине, чтобы попытаться вновь разжечь антисоветские настроения». В этой же газете под заголовком «Благодарность за самопожертвование двух пилотов» один из свидетелей последних минут полета советской военной машины Карин Зондеман писал: «Это очень печальная авария. Но в одном случае пилоты теряют голову, и им ничего не стоит ради собственного спасения сбросить куда попало водородные бомбы, как это было вблизи Паломареса с американским самолетом. В другом - они идут на верную смерть ради жизни других. Так поступили советские летчики!». Несколько позже бывший в то время бургомистром Западного Берлина Вилли Брандт так отозвался о происшедшем: «Мы можем исходить из предположения, что оба они ( Капустин и Янов ) в решающие минуты сознавали опасность падения в густонаселенные районы и в согласовании с наземной службой наблюдения повернули самолет в сторону озера Штёссензее. Это означало отказ от собственного спасения. Я это говорю с благодарным признанием жертве, предотвратившей катастрофу». Через несколько дней состоялась траурная церемония передачи представителям Группы советских войск в Германии останков летчиков, сопровождавшаяся воинскими почестями. В почетном карауле стояли советские солдаты и шотландские стрелки, воины Национальной народной армии ГДР и члены Союза свободной немецкой молодежи. Юрий Николаевич Янов был похоронен в городе Вязьме, а Борис Владиславович Капустин в Ростове-на-Дону, где в последнее время жили родители и где теперь школа № 51 и одна из улиц города носят его имя. А вскоре в центральных газетах нашей страны был опубликован Указ Верховного Совета СССР о награждении героев-летчиков орденами Красного Знамени посмертно. Тогда же властями города Эберсвальде-Финов, что близ Берлина, было принято решение высечь имена Б. В. Капустина и Ю. Н. Янова на памятнике советским воинам, погибшим в борьбе с фашизмом при освобождении этого населенного пункта в годы Великой Отечественной войны. В могиле лежат Нет героев, но живет о них память, осталась о них песня, которую поют на всей планете. Однажды Эдита Пьеха была на гастролях в Афганистане. Ее пригласили выступить в одной из воинских частей афганской армии. С интересом слушали бойцы задушевные русские песни, бурно аплодировали, когда исполняла она современные советские песни, но когда зазвучала со сцены мелодия песни «Огромное небо», то зал встал. И хотя большинство бойцов не знали русского языка, на котором пела артистка, они знали, о чем говорится в этой песне, и тихонько подпевали ей на афганском языке. А потом, когда кончилась песня, в зале долго стояла тишина. И , может быть, в эти минуты каждый из солдат еще и еще раз подумал о смысле своей жизни, свободе и справедливости, о будущем страны и ее народа, которые сейчас надо защищать, не жалея себя. После концерта Эдиту Пьеху познакомили с двумя летчиками, которые повторили подвиг Капустина и Янова , но остались при этом в живых. Эти летчики знали о подвиге советских братьев из песни и сверяли свои действия с их мужественным поступком в самые трудные свои минуты. Память. Одних она обрекает на вечное проклятие, а других - на бессмертную жизнь. Б. В. Капустин и Ю. Н. Янов живут в названиях улиц в нашей стране и в Германии. Но, пожалуй, беспокойней и острей всего живут эти память и боль в сердцах их товарищей, их сослуживцев, написавших вот это стихотворение буквально через несколько часов после гибели героев: Ценой нечеловеческих усилий, Но вот прошло тридцать три года. Песню «Огромное небо» и до сего времени, хоть теперь и не часто, можно услышать. Она по-прежнему любима, особенно у летчиков. Современные средства массовой информации о советских песнях, да еще патриотического направления, почему-то стараются писать поменьше. Но вот 7 февраля 1997 года « Комсомольская правда » вдруг дает текст песни «Огромное небо», а рядом коротко - историю ее создания. Но, что странно, авторы публикации И . Паров и С. Чернов весьма своеобразно излагают факты, которые положены в основу написания этого известного музыкального произведения. По их мнению, никакого подвига и не было, а был безответственный поступок капитана Капустина , решившего в небе над Берлином закрутить «бочку», продемонстрировав тем самым возможности советского истребителя. В результате двигатели нового военного самолета захлебнулись и произошло то, что произошло. Авторы ссылаются на якобы свидетельство одного из пилотов, который летал в этой же группе самолетов. Но как поверить в это, если фамилии свидетеля они не приводят. У них трагедия над Берлином произошла не 6 апреля, как это было на самом деле, а почему-то 2 марта. В их публикации самолет упал не в озеро Штёссензее, откуда его потом поднимали англичане, а в реку Шпрее. Да и с орденами у Парова и Чернова тоже вышел конфуз. Бориса Капустина и Юрия Янова посмертно наградили орденами Красного Знамени, а не Красной Звезды, как пишут эти авторы. Собственно, из таких вот, мягко говоря, «фактов» состоит вся история песни, написанная авторами «Комсомолки». Похоже, они рассчитывали, что молодежь, которая «выбирает пепси», не будет копаться в архивах в поисках истины и всю эту блажь примет на веру, что называется, с лету. Но за Бориса Капустина и Юрия Янова вступились их сослуживцы, военные журналисты. Валентин Руденко в газете «Красная звезда» от 2 июня 1998 года приводит массу других фактов, искаженных Паровым и Черновым. В отличие от «Комсомолки» «Красная звезда» опирается на документы, на свидетельства людей, которые высказывают свое мнение по поводу случившегося, приводят выдержки из акта с выводами комиссии, расследовавшей причины катастрофы советского самолета над Берлином. Помните слова песни: «Однажды в полете мотор отказал...»? Это было именно так на самом деле. Причиной аварии самолета, как сказано в акте, был «конструктивно-производственный дефект», в частности - «помпаж двигателей». Акт с выводами комиссии авторы статьи в «Комсомолке» без труда и сами могли бы найти в архиве Минобороны в городе Подольске под Москвой. Но, как видно, это не входило в их планы. Более того, они попытались провести аналогию между экипажем капитана Капустина и предателем Беленко, угнавшим новейший советский самолет в Японию, что нанесло в то время огромный урон обороноспособности нашей страны. Чернов и Паров и заголовок своей статье придумали похлеще: «Так могла начаться третья мировая». Но в том, 1966 году мужеством Капустина и Янова во время спасения города, даже не попытавшихся воспользоваться катапультой, восхищались тысячи жителей Берлина, руководители Германии, журналисты и английские военные, извлекавшие искореженные остатки самолета из лесистого берега у озера Штёссензее. В память о подвиге русских парней в Германии установлено несколько обелисков. Наши же доморощенные толкователи современной истории, пусть даже не считающие поступок летчиков подвигом, принялись по-своему трактовать действия молодых офицеров, погибших при исполнении воинского долга. Они, конечно же, понимали, что прежде всего наносят душевные раны родственникам погибших летчиков, унижают людей, чья творческая биография была связана с песней «Огромное небо», что вселяют в души наших детей, молодых воинов недоверие к фактам истории. Грустно, но нашлись люди, которые поверили этой публикации. Даже в Ростове-на-Дону, в школе имени Капустина, судя по публикации в газете «Красная звезда», закрыли музей, бюст летчика спрятали в подвал. Жена капитана Капустина Галина Андреевна, прочитав статью в «Комсомолке», была потрясена и , чтобы защитить честь и достоинство погибшего мужа и его товарища, подала на Чернова и Парова в суд. Вот что Галина Андреевна рассказала по этому поводу: «Мы с сыном Валерием, который к тому времени стал уже полковником, кандидатом философских наук, преподавателем академии имени Петра Великого, отстояли честь и достоинство Бориса Капустина . Назначалось девять судов, я ездила на семь, состоялось три. Суд заставил «Комсомолку» опубликовать опровержение. Но сколько все это стоило мне здоровья, я стала инвалидом. Очень тяжело было переносить все эти выверты, неприкрытое вранье. Так Чернов и Паров отстаивали честь своего мундира. Ну что ж, от этих «правдолюбцев», пожалуй, ничего другого и ожидать-то не стоило. Но как бы ни старались всякие там черновы и паровы умалить подвиг героев-летчиков, навряд ли им это удастся. А вот опус московских «сочинителей», пожалуй, уже сейчас мало кто вспомнит. Так что зря они тратили пасту в ручках. На родине Бориса Владиславовича Капустина в школе № 10 п. Урупский Отрадненского района создан музей. Материалы для него собирали ребята этой школы под руководством учителя Бориса Васильевича Чернявского, они переписывались с родственниками, ездили к Галине Андреевне в Ростов-на-Дону, где, кстати, одна из улиц носит имя героя-летчика. А в поселке в память о подвиге Б. В. Капустина установлен самолет, подаренный урупчанам Армавирским военным училищем летчиков. Стрела самолета устремилась в огромное голубое небо. Пусть над нами оно всегда будет мирным! © Copyright: Наталья Алексеевна Исаева, 2016.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
