02.11.2016 г., 07:47. Наверное, я испортил своей излишней заботой всё дело... Вчера, после уколов, у кота появился довольно хороший аппетит, а у меня – надежда, что всё теперь образуется. Глядя, как он ест, я дал ему немножко молока. Он с такой охотой полакал! Правда совсем чуть-чуть, но это живое "чуть-чуть" так внушило, что кот выздоравливает! Я оставил его под ванной, а сам вышел. А через несколько минут услышал истошный кошачий вопль... Я подбежал к ванной, открыл дверь и увидел кота сидящим у порога. В следующую секунду он уверенно кинулся в комнату. Я подхватил его тёпленькое, легче лёгкого тельце, и снова уложил на тряпки под ванной, предварительно осмотрев его постель на наличие рвоты и испражнений. Всё было чисто. Кот послушно лёг, от прыти не осталось и следа, затем подёргал немного задними лапками, как человек при зубной боли, и затих.
Мне кажется, после этого молока он сдал... Утром я застал его в том положении, в каком и оставил. Истрёпанная, ломкая шёрстка на его исхудавшем брюшке приподнималась, кот дышал, а глаза были полуоткрытыми. Я погладил его. В ответ он только беззвучно мяукнул, раскрыв на секунду рот. Он ещё перебирает лапками и пытается мурчать, когда я его глажу или разговариваю с ним. Вообще, чувствует и реагирует на внимание, уделённое ему. Но, по сравнению со вчерашним, вяло. На предложенную еду, на столь полюбившееся ему говяжье филе, не реагирует.
Ничего, сегодня понесу на систему, может, полегчает. Но пока состояние животного меня очень тревожит...
Всё будет хорошо.
13:15. Мой котик убежал на радугу... Малыш, – как я обращался всё это время к нему, – не дождался, должно быть, каких-то 29 минут до моего прихода. (Случайно нажал 9 вместо 0. Видимо, так оно и есть). В его зелёных глазах, уже чуть подёрнутых матовой плёнкой, так и не угасла жажда жизни, за которую он боролся, мечась в агонии: придя, я застал его ещё не окоченевшее тельце на другом месте.
Бедняга пролил под себя воду из крышечки, которую я оставил ему, уходя на работу.
Когда я утром уходил, Малыш, чувствуя это, раскричался. Он не хотел оставаться один, и сейчас я понимаю, что он чувствовал, что умрёт. Только я не хотел в это верить, и уходя, сказал ему, что обязательно вернусь в обед и мы пойдём с ним к ветеринару. После этого я пощекотал его пальцами по горлышку, которое он уже с едва слышным мурлыканьем мне доверил, с трудом подняв свою головку. Это оказалось его последней кошачьей радостью на земле...
Я ничем не смог ему помочь. Котик до последнего не переставал шевелить лапками, как кулачками, сжимая и разжимая их. И сейчас, вспоминая эти три дня, что я провёл с Малышом, я плачу и по моим щекам текут слёзы. Единственное утешение, которое я себе нахожу – это то, что я не дал ему умереть в поганых условиях от пинка дворника или от уличных заморозков.
Прости, ласковый котик, что меня не было рядом с тобой в твои последние минуты. Ты ведь так этого хотел... Поверь, в это утро я непрестанно думал только о тебе и твоём выздоровлении. А когда шёл домой на обед, представляешь, на улице светило солнце, снег стал оседать, таять, как при весенней оттепели, и я ещё больше поверил, что с тобой всё будет в порядке! Но осень жестоко обманула меня.
У меня остались твои фотографии, и я обещаю, что сохраню их. Знай, Малыш, пока я жив, ни одна существующая на земле сила не убедит меня, что животные не имеют душ! Ты, твои эмоции, твоё понимание – очередное яркое тому доказательство.
