О свидании и пасквиле

Татьяна Григорьевна Орлова: литературный дневник

АБРАМОВИЧ:
http://www.modernlib.ru/books/abramovich_stella/pushkin


"Видимо, 2 ноября случилось нечто из ряда вон выходящее, так как эту же дату с особым подтекстом называет и Пушкин в своем ноябрьском письме к Геккерну. Как известно, это письмо Пушкин не отправил по назначению, он его потом разорвал, и лишь сто лет спустя оно было прочитано и реконструировано П. В. Измайловым и Б. В. Казанским по уцелевшим клочкам.
Обратимся к сохранившимся обрывкам пушкинского черновика. Для нас сейчас важнее всего прочесть первоначальный текст, то, что потом было вычеркнуто Пушкиным, так как именно зачеркнутые строки приоткрывают тайну 2 ноября. Вот как выглядит один из уцелевших фрагментов этого письма:


"2-го ноября у вас был с вашим сыном вследствие одного разговора <...>ешен, анонимное письмо <.....> нанести решительный удар <.....> <со>ставленное вами и <.....> <экзем>пляра <.....> были разосланы <.....> было сфабриковано с <.....>".
Из черновика видно, как мучительно ищет он подходящую словесную формулу для обозначения происшедшего. В конце концов незачеркнутым остается: "вследствие одного разговора...". Все упоминания о жене, которые в первый момент непроизвольно вырвались у него, Пушкин затем тщательно вычеркивает ("моя жена опасается...", "она от этого теряет голову...").
Если сопоставить эти первоначально легшие на бумагу строки с тем, что рассказывает Александр Карамзин о событиях тех дней, становится очевидным, что 2 ноября, как уже говорилось, оказалось переломным моментом во взаимоотношениях Натальи Николаевны с Дантесом. До этого дня ее умоляли, заклинали и т. п. Но внезапно все изменилось: Геккерны стали грозить ей местью... Она оказалась в ужасном положении... опасалась гнева мужа... теряла голову...".
Так рассуждает Абрамович.
Но любопытно напомнить, "кто кроме Натальи Николаевны, мог после смерти Пушкина рассказать о содержании этого разговора, состоявшегося 4 ноября? Александр Карамзин в письме к брату не так осторожен. Он пишет о событиях накануне 4 ноября следующее: «Дантес в то время БЫЛ БОЛЕН ГРУДЬЮ
и худел на глазах. Старик Геккерн сказал госпоже Пушкиной что он умирает из-за нее, заклинал спасти его сына, потом стал грозить местью; два дня спустя появились анонимные письма <...> За этим последовала исповедь госпожи П.<ушкиной> мужу, вызов, а затем женитьба Геккерна...».


Вот здесь есть сомнения.
Дантес болел, "был болен грудью", можно со всей уверенностью сказать, ради одного: чтобы заманить Пушкину к себе на квартиру: дата возможного события с Натали должна быть обозначена с 19 по 27 октября, так отмечено в приказе по полку! Тогда что значит фраза Пушкина «2 ноября вы от вашего сына узнали новость, которая доставила вам большое удовольствие…»? Что Натали, в промежуток времени с 19 по 27 октября, движимая «неопытностью на почве сострадания» к умирающему от любви к ней Дантесу, пришла его проведать и утешить платоническими признаниями? Если она поверила в тяжёлую болезнь Дантеса, то явиться к нему (и не одна!) могла бы ради утешения и ободрения, пожелания выздоровления и т.п., не иначе!


Значит, «2 ноября» или написано было с ошибкой или говорит о другом событии, «доставившем удовольствие» Геккерну и, якобы, заставившем его нанести "окончательный удар"!
Нам известен текст "окончательного удара", диплома "Рыцари Большого Креста ... под председательством Д.Л.Нарышкина ..." . И Пушкин этим уже всё сказал!



«Мне не подобало видеть, чтобы имя моей жены было в данном случае связано с чьим бы то ни было именем. Я поручил СКАЗАТЬ это г-ну Дантесу. Барон Геккерен приехал ко мне и принял вызов от имени г-на Дантеса, прося у меня отсрочки на две недели».
Пушкин, не поясняя этого в своем письме-вызове, изустно, с кем-то посыльным, даёт понять адресату, что намёк на то, что имя его жены связано с именем "кого бы то ни было", ЦАРЯ, и потому Дантес должен ответить на этот оскорбительный не только для него намёк.



Другие статьи в литературном дневнике: