Рецензии на произведение «Чорна весна»

Рецензия на «Чорна весна» (Петро Домаха)

Дуже сильний твір... Просто вражає...

Шон Маклех   29.04.2016 23:18   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Чорна весна» (Петро Домаха)

...як я люблю Ваш стиль....

З повагою.

Мира Мора   27.11.2011 19:18   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Чорна весна» (Петро Домаха)

Важка тема...
Текст - добрий!

Валентин Лученко   12.11.2011 20:05   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Чорна весна» (Петро Домаха)

Й орли, й вітряки, й ґави - усе несе смислове навантаження. Класика, пане Петре. А тема болючою буде доти, доки ми не навчимося зрівнювати свій біль з болем інших. У мене бабуся й дід жили на Ставропіллі, там у 46-47 р.р. було майже те саме. Як і на Підкарпатській Русі середини-кінця 30-х. А наш край же тоді був у складі Чехо-Словаччини.
Сподобалося оповідання.

Ирина Мадрига   07.11.2011 12:08   •   Заявить о нарушении

Рецензия на «Чорна весна» (Петро Домаха)

Холодом моросило с неба того весеннего дня. Остатки снега на лугах, в поле, на крышах сараев и хат быстро съедались под мелкими каплями дождя. Только в глубоких оврагах сугробы крепко прицепились к северным склонам, пуская черную слезу. А еще молчаливый лес неподалеку держал, не отпускал от обнаженных деревьев лоскуты снега, испещренные вмерзшими дубовыми листьями.

С поля напрямик приближалась к селу одинокая длинноногая фигура. Мужчина шествовал только ему ведомым путем. Совсем промокший, в изношенной одежде и без шапки. Не обращал никакого внимания на морось, холодный ветер, жижу под ногами. Что-то жуткое и яростное было в его истощенном лице, в блуждающем хищном взгляде, которым он прощупывал околицы, в упрямой стремительной походке по лужам. Длинные волосы спадали на плечи мокрыми серебристыми лохмами.

Путник приблизился к сельскому кладбищу. Тщательно обошел все недавние могилы без крестов. Около каждой наклонялся, будто хотел рассмотреть покойников под кучами глины.
Потом быстро спустился в небольшой овраг, отделявший кладбище от села. Потревоженная огромная воронья стая шумно поднялась, закружила, а потом медленно, неохотно полетела к черному лесу.

Мужчина приблизился к глубокой яме-копанке, в которой когда-то вымачивали коноплю. В копанке кучей лежало с десяток мертвецов. Не довезли. Сгрузили здесь, потому что, видать, уже и буксиры утомились копать ямы в мерзлой кладбищенской земле.
Путник мелко дрожал всем телом то ли от холода, то ли от напряжения и внимательно рассматривал исклеванные птицами тела. Будто пытался узнать знакомые черты в искаженных посиневших ликах. На какое-то мгновение его небритое лицо исказила судорожная, болезненная улыбка. Вверху послышался клёкот:

– Ть-яф! Ть-яф! Ть-яф!

Медленно поднял он голову и увидел над собой двух распластанных орлов-могильщиков. Те величественно парили в небе, шевелили растопыренными перьями на концах могучих крыльев.

– О, и вы уже здесь. Кончилась жатва. Добычи хватит всем. Что, обжинки праздновать? Пируйте. Не буду мешать. Мельничихи здесь нет.

Внезапно перед его глазами все стало расплываться. Пекло огнем внутри. Воздух, пропитанный вонью, казался мужчине совсем непрозрачным.
"Скорее бы до села", - гнала мысль вперед. Но никто ему не встречался на пути. Шел по главной улице. Свистуновка. Состоятельные люди жили на этом углу. Когда-то. А теперь слышались, вторили издалека только его собственные шаги. Не видно ни людей, ни котов, ни собак. Ни одного воробья под крышей и ни одной струйки дыма над хатами.

Наконец остановился у крайнего дворика. Перевел дыхание у перелаза. Неспешно подошел к колодцу с высоким журавлем. Там, на срубе, стояло небольшое бочарное ведро. Мужчина опознал эту дубовую бадью. Вспомнилась сладкая вода из нее. Тогда, 16 лет назад.
Юная мельничиха рядом. Высокая, сильная и красивая. Сколько же часов простояли с Оляной вечерком у этого колодца? Тут и прощались. Потому что шел на войну. Плакала, прижималась нежно и шептала:

– Уцелей и возвращайся, Борис. Возвращайся скорее, дорогой.

То твердо произнесенное имя из ее уст всегда волновало. Оно звучало по-особенному.
Воспоминания прервались, когда взгляд Бориса остановился на приоткрытых домашних дверях, которые жутко раскачивал ветер. Опять затуманилось перед глазами, задурманилось в голове, сильной болью отдало в спину.

– Боже ж ты мой! Опоздал я, Оляна. Опять не успел. Как и тогда, после проклятой войны.
Зачерпнул ладонью из ведра дождевой водицы, перемешанной с талым снегом. Приложил к пылающим от жара губам и челу. Черная полоска приоткрытых дверей казалась Борису щелью приоткрытой крышки гроба. Боялся туда заглянуть.

И все же превозмог страх, зашел в хату. Пустота. И только на широкой дубовой скамье под образами лежал в глиняной миске комочек расплавленного воска. Превратившийся в огарок.

– Вот и все, что от тебя осталось?

Внутри что-то перевернулось. Остатки его собственных искромсанных "я" растаяли, свернулись в такой же комочек. Пустота, страшная бездна в душе. Внезапно стерлись предметы перед глазами. Сплошной мрак. Сидел на скамье, сгорбленный и молчаливый. И только руки, как у слепого, шаркали по дереву, будто выискивали затерянные следы женщины.

Потом напряженно поднялся, достал из кармана сухарик, завернутый в платок. Осторожно положил в миску. Вышел на улицу. Закрыл двери и все ставни на окнах хаты и направился за село. Недалеко на холме расположился целый ряд ветряков. Свежий весенний ветер, разгоняясь в поле, цеплялся за их крылья, расшатывал, но не мог закрутить мельницы на привязи.

Борис поднялся к крайнему от дороги, самому высокому. Быстрым уверенным движением заглянул в короб. Там прилепилась только куча наметенного снега. Жернова были разведены. Провел ладонью по нижнему камню – ничего. Все подметено, вискоблено, вылизано. Серый снег на лотке и портлице. Ни одного мышиного следа.

Закипал черный гнев внутри. Побелело лицо. Дрожали руки. Мужчина кричал, яростно выплевывал короткие кличи в выбитое окно мельницы. Он словно хотел заглушить свист ветра:
– Ну где же вы все?
– Голосняки, Марченки, Сотниченки.
– Чей хлеб мелете? Кого кормите?
– Мирошниченки, Пушкари, Кириленки.
– В чьих копанках лежите?
– Кончилась жатва.
– Ветряки на привязи. Одно воронье.

Порывисто, стремительно ухватил рычаг тормоза и отпустил крылья мельницы на волю. Потом, в безумной спешке, освободил тормоза на других ветряках. Все вместе они благодарили, тихонько поскрипывали застоялыми парусами, набирали обороты.
На этом у Бориса закончилась какая-то внутренняя заведенная пружина. Та, что вынуждала идти уже несколько суток подряд, что не давала заснуть.

Сначала сидел напротив ветряков, блаженно улыбался. Щурился-приглядывался, как они соревновались в безумной скорости. А потом свернулся калачиком, припал щекой к земле, закрыл глаза. Наконец его измученное лицо окутало первобытное спокойствие ребенка, как перед сном.
Смеркалось. Дождь прекратился, но над полем и дальше нависали черные тучи. Стая сытых ворон, что летела к лесу на ночевку, стелилась над землей. А она, холодная, застуженная, растерзанная, все высматривала лучи солнца.

Согреется ли эта земля черной весной 33 года?

Анна Дудка   07.11.2011 21:17   •   Заявить о нарушении