10-11

Ааабэлла
                (до того http://www.proza.ru/2018/11/13/947)


  На следующий день, пока я одевался к выходу, Лика сбегала с биноклем на лестницу.
  - Вит, за тобой прислали Роллс Ройс! – сообщила она, вбегая, - А их в городе – много пальцев одной руки, чтоб посчитать.
  - И что это значит? – улыбнулся я ей.
  - Что ты – важная персона. Смотри, не загордись, а то начнёшь нос кверху задирать, меня не замечая.
  Она забавно показала, как я это стану делать, рассмешив меня.
  «Такая же девчонка, как Ия», - подумал я, обнимая её, и почувствовал, что мне не хочется от неё отрываться. Она это тоже ощутила и принялась осыпать моё лицо поцелуями.
  - Вернись, - просила Лика при этом, - только вернись, Вит…
  - Я вернусь, милая, не беспокойся.

  Она побежала за мной на лесницу с биноклем следить, как сяду в машину и отъеду.

  Мик не отреагировал на мою протянутую руку, а поклонился мне, открывая дверцу.
  - Как Геля? – спросил я, садясь в машину.
  - Шлёт вам привет, Мастер.
  «Что это с ним? – подумал я, - Значит, отец крут. Видно, перед ним все лебезят. А я не буду».
 
  Меня повезли в тот же ресторан. Там Мик отвёл в отдельный кабинет, где никого не было, усадил за сервированный стол и вручил меню.
  - Выбирайте, отец с минуты на минуту будет, - сказал он и покинул меня.
  Я читал вслух названия через одно неведомых мне не только блюд, но и слов.
  - Пури, хачапури имеретинский… менгрельский… аджарский… на шампуре… назуки…чвиштари… 
  - Это всё названия нашего хлеба! – сообщил мне весёлый голос с почти неощутимым акцентом, и, подняв голову, я увидел плотного, темноволосого мужчину, неизвестно откуда появившегося в кабинете. Я мог бы поклясться, что в дверь он не входил. В лице его было отдалённое сходство с Миком.
  - Сидите-сидите, Мессинг Иоганнович, - улыбнулся он, протягивая руку, которуя я пожал.
  Сам он не представился, не поздоровался, и я заметил, что когда он улыбался – его жёлтые глаза не улыбались, сохраняя свой холодный звериный блеск.
  - Сегодня я закажу для вас то, от чего вы пальчики оближете. Надеюсь, не пожалеете.
  Он щёлкнул пальцами и вошёл официант. Нет, судя по виду, это был, как минимум метрдотель. Он подобострастно изогнулся, ожидая приказаний.
  - Бадриджани, как я люблю. Уважаемому гостю не столь остро. Обоим по две порции.
  - Будет исполнено.
  - Пхали… и мцвади в ткемали. Ну, и лимонад, боржоми, «Кипианское вино». Да, по назуки каждому. Пока этого достаточно. Иди!
  Когда он отдавал распоряжения, я попробовал с помощью своего дара прочесть этого человека. Он оказался абсолютно непроницаем. Однако отец Мика почувствовал, что я его изучаю и вновь улыбнулся, повернувшись, но опять глаза его при этом смотрели холодно и строго.
  «Как у него это получается?» - удивился я, внешне этого не показывая.
  - Хотите я скажу вам, дорогой Мастер Вит, о чём вы думали, направляясь сюда?
  Я смотрел на него, ожидая.
  - Вы думали: «Этот бандит, Гурам Тариэлович, хочет меня купить. Но задёшево я не продамся». Так?
  Я растянул губы в улыбке, словно оценив шутку, стараясь не улыбнуться глазами. Не получилось. 
  - Молчание – знак согласия, - сказал он, и я понял, что за время моего нахождения здесь ещё не произнёс ни слова.
  - Смотрите, дорогой Мастер, деньги никому не помешают. Они необходимы и на добрые дела. Георгий упоминал вам, что я шефствую над детским домом, чьи воспитанники в наше не самое простое время ни в чём не нуждаются. Если мои дела пойдут лучше, то возьму второй под опеку. Ведь если я пообещал, значит, не брошу тех, за кого отвечаю. Не люблю хозяев своего слова, которые его дают, а потом берут обратно, раз оно их.
  Он вновь улыбнулся одним ртом, показывая прекрасные белые зубы.
  «Наверняка, - подумал я, - первоначально улыбка была оскалом, предостережением об укусе, угрозой. Как она стала улыбкой?»
  - Те, к кому я предложу вам отправиться, либо мои партнёры по бизнесу, либо люди влиятельные. Партнёры могут обмануть, люди в нужных структурах – изменить.
  Так ведь?
  Он взглянул на меня.
  Я кивнул.
  - Поэтому, если вы станете моим человеком у них, я стану об этом знать заранее. Понимаете?
  Я понял, чего он хотел.
  - Если вы станете им полезны и даже жизненно необходимы, в то же время оставаясь моим человеком, они будут знать, что я могу им помочь через вас, но не вы напрямую. Понимаете?
  Я слушал.
  - За это я обеспечу вашу безопасность и безопасность вашей семьи, вы ни в чём не будете нуждаться. Вам не придётся даже прикасаться к деньгам. Зачем это ангелу? Вы не совершите ничего плохого, продолжая лечить, ставя диагнозы, предсказывая… Только я должен обо всём этом знать. Клиентам сообщать, что вы мне об этом рассказываете, ненужно. Более того, это опасно для вас. Скажете им, что помогаете по моей просьбе, поскольку мы с вами в дружеских отношениях. 
  В ряде случаев, а вы – умный человек, сами почувствуете, когда не стоит говорить о чём-то прямо тому, у кого будете. Не обязательно лукавить. Например, умолчать о чём-то или сказать так, что истолковать можно двояко.
  «Он говорит мне то же, чему учили моги, предлагая этот дар».
  А хозяин ресторана продолжал:
  - Ванга это понимала. Один человек, с семьёй которого она была в хороших отношениях, вспоминал, как перед смертью его жены он посетил слепую провидицу. Вот вы видите с закрытыми глазами, а она не видела совсем. Расставаясь, Ванга подарила ему красивую кофейную кружечку. Вернувшись к ней после смерти супруги, он спросил: почему ясновидящая не предупредила его о беде? Ванга ответила: «А ты обратил внимание, что я подарила тебе ОДНУ кружечку?» Она понимала, когда что-то стоит говорить, а когда нет. Думаю, вы не глупее её, раз молчите всё это время.
  Он вновь улыбнулся, как умел только он – не улыбаясь.
  - За это приличная часть появивишегося в результате нашей совместной деятельности дохода пойдёт на благотворительность. Захотите – сами истратите, помогая нуждающимся, не захотите – сам выберу кому помочь, а можете и указать кому, чтобы не погрязнуть во всех необходимых формальностях в делах такого рода. Вы не представляете себе, сколько нужно бюрократических препон преодолеть, чтобы совершить доброе дело. Всё проклянёшь, пока тебе разрешат, наконец, избавиться от денег в чью-то пользу. Да ещё проследить, чтобы всё пошло кому надо, а не украли. Почему-то плохие дела совершать гораздо легче.
  Его улыбка.
  Я молчу.
  Тогда он добавляет:
  - Я играю честно. Кто со мной честен, тому всегда помогу. Не нужно никакого контракта, никаких договоров на бумаге. Достаточно вашего «да» и всё завертится. В случае нарушения вами нашей договорённости пострадают,  в первую очередь, ваши близкие. И так далее по нарастающей. У вас прекрасная подруга, и очень хотелось бы, чтоб вы были счастливы. Всё в ваших руках.
  Он замолчал, ожидая ответа.
  «А чего ты ожидал, Виталь?»
  - Да, - впервые произнесли мои губы, а я подумал: «Вот как становятся оборотнями… Правда, у большинства это происходит незаметно, поэтому они не мучаются совестью».
  - Отлично, Мастер! Сейчас мы это отметим. Только помните: после вашего «да» обратного пути нет. Нет никого из тех, кто подвёл меня, кто бы мог этим похвастаться.
  Он молчит, давая время мне осознать эту угрозу.
  Я снимаю очки и гляжу ему в глаза.
  Он выдерживает мой взгляд, не мигая. Первый из людей, кто выдерживает. Да человек ли он?
  Я не отвожу глаз, и он, продолжая в них смотреть, говорит:
  - Вы будете на особом положении, имея дело только со мной. Иногда с моим сыном, которому предсказали нашу встречу. Он ещё мало разбирается в делах, но хватка у него есть. Вы запомнили? Всё через меня! Любая проблема, угроза вам или близким, всё, что нужно – звоните.
  Желтоглазый опускает глаза на визитку, протягивает её мне, поясняя:
  - Здесь мой номер. Пошлёте со своего телефона на него сообщение со словом: «Мастер», и я запишу вас под этим именем. Как понимаете, не всё стоит говорить в эфире. Но всегда можно договориться о встрече. Обычно вопрос у меня прорабатывают несколько человек, часто не подозревающие друг о друге. Каждый замкнут на меня, и потому я имею полную картину, даже когда у них лишь части мозаики. Иногда я объединяю усилия участников, если вижу, что так будет лучше для дела.
  Я слушаю его с интересом.
  - Сейчас назову лишь три темы, к которым, как понимаю, вы имеете минимальное отношение. Над ними бьётся мой сын и ещё кое-кто, но пока без особых результатов. Попробуйте в этом помочь.
  Я вопросительно гляжу на него.
  Он откидывается на спинку кресла, прикрывает глаза и рассказывает:
  - Речь о трёх разных бизнесах. Не удивляйтесь, они не имеют  отношения к вашим целительским и предсказательским способностям. Но… если вы хоть чем-то сможете тут помочь, то буду очень признателен.
  Сейчас поймёте о чём речь.

  То, что он дальше поведал было весьма любопытно.
  Он попал в каждом бизнесе в свою ловушку.
  - Проклятые айти-технологии, за которыми будущее! – иронично воскликнул он, - Я послушал совета сработать на опережение, заполнить пустующую нищу. Несложно ввозить компьютеры, обоюдовыгодно решая вопросы по пошлине с таможней. Но быть в первых рядах введения пластиковых карт, в торговле программным обеспечением – уже не столь просто. А когда ещё начинаешь уступать конкурентам без ясной картины происходящего… Я завишу от этих ребят, в чьей работе ни хрена не понимаю. Продать этот бизнес не могу, ибо парни могут мне нагадить так, что и не узнаю, а потом разбирайся с покупателем, который решит, что ему подсунули гнилой товар.
  Аудит тут не поможет, здесь иная сфера и нужны мозги покруче моих и тех ребят, что работают на меня.
  - Не покруче, - поправился он, - а иные мозги.
  Понимаю, что задача вам «не по профилю», но вдруг…
 
  Второй засадой для него оказался брокер. Прежде мой собеседник или хозяин играл на бирже через него довольно успешно. В последнее время – одни убытки. Тоже область неведомая ему, да и мне. Брокер неудачи объясняет объективной ситуацией на рынке, однако следует его прощупать, как и взглянуть на аналитику.
  Последние слова он произнёс с важным видом, но я понял, что это кто-то ему напел.
  Третьим осложнением стала алкогольная тема. В стране собирались вводить компьютерную систему, учитывающую оборот спиртного, в связи с чем его оптовая фирма ждала указаний: следует ли летом забирать возвраты из розничных магазинов, куда поставляли, неся одни траты и потери или уходить с рынка, перестав грузить клиентов и ничего не забирать, вытаскивая деньги?
  Этот вопрос мне показался наиболее решаемым в силу того, что не так давно трудился на этой ниве, где надеялся разобраться, в отличие от первых двух проблем.
  Я не стал показывать к ней интерес, а только кивнул, в знак того, что понял задачи.
  Получив от меня подтверждение, он улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой, и сказал:
  - Вы – потрясающий собеседник, Мастер! Но – довольно о делах, приступим к приятной части нашей встречи.
  Он опять щёлкнул пальцами и через минуту вкатили столик с вкусно пахнущими блюдами.

  Бадриджани оказались баклажанами, фаршированными орехами, гранатом, кинзой и прочей зеленью. Очень вкусная штука! Откуда здесь среди зимы баклажаны и прочее?
  Добавку я тоже умял, запивая лимонадом.
  - Теперь, - сказал он, - имеет смысл выпить за наше сотрудничество.
  И показал официанту: налить.
  Подобного вина я прежде не пил никогда. Оно было необычайно приятным на вкус, а попав внутрь меня, вскоре заиграло в крови, ощущаясь там слегка шершавым.
  Я сдвинул губы и покачал головой, признавая насколько оно хорошо. И заметил, что хозяину это понравилось.
  - Настоящая Хванчкара, - поделился он, - из Рачи, а не то, что продают под её названием. Только из винограда Александроули и Муджуретули, никаких добавок! Это вино пил Сталин и Шеварнадзе. Если бы я вас так не уважал, то напоил бы Напареули, тоже отличное вино. Но это… вне конкуренции. Лучше у нас не делают.
 
  Тогда я указал на блюдо, где недавно лежали бадриджани и показал большой палец.
  Он в ответ склонил голову, соглашаясь.
  - Сейчас подадут пхали и мцвади, - сказал он, - Нет ли у вас каких-либо пожеланий, раз мы так славно сидим?
  И я решился.
  - Моей прекрасной подруге нужен адвокат для развода с мужем.
  Гурам Тариэлович рассмеялся. Смеялись на этот раз даже его глаза!
  - А вы – шалунишка, Ангел Иоганнович! Вас опасно знакомить с женщинами, как погляжу… Вот оно – ваше слабое место. Будет вам адвокат. Это – его телефон, скажите, что от меня. Эх, какую женщину отбили! По-белому завидую. Видел её. Обязательно ей передам через вас подарок. Она ведь сейчас ждёт вас, волнуется. Как же, поехали в пасть льву!
  Вновь глаза его смеялись.
  - Позвоните ей, успокойте. Я набираю ваш номер, возьмите! Вот, ответила.
  Он нажал зелёную клавишу и протянул мне дорогой телефон.
  - Лика?
  - Вит? У тебя всё в порядке?
  - Да, не беспокойся. Сидим с Гурамом Тариэловичем, окаем. Он любезно предложил тебе позвонить.
  - Я так волновалась… спасибо тебе. И ему. Не стану отнимать у вас время. Целую, любимый!
  - И я тебя.
  Я вернул ему телефон.
  Он посмотрел на меня и с сожалением сказал:
  - Эх, и я когда-то терял голову от женщин… Теперь, увы, не имею права. Репутация! Очень многое на мне завязано. Людей подведу. У вас – умная женщина, повезло. Лишнего не говорит. Совсем, как вы. С ней скучно не будет.
  - С ней совсем не скучно, - согласился я.
  - Верю, - ответил он, - Мне вы за всё время сказали одиннадцать слов вместе с этими, (я считал), а с ней за минуту – пятнадцать. Ничего не подумайте, у меня с детства страсть такая – считать. А для это надо иметь, что считать, не так ли?
  Глаза его смеялись.
  Еще год назад, да даже меньше, чем год, я бы наивно решил: какой, на самом деле, отличный мужик этот Гурам Тариэлович! Ну, приходится ему по положению напускать на себя свирепость, чтобы принимали всерьёз, а в действительности он – что надо.
  Но сейчас я искал иную причину его весёлости. И нашёл. Он радовался тому, что обнаружил моё слабое место. Теперь, если я взбрыкну, то ясно куда будет направлен первый удар. Теперь я весь – его, с потрохами. Этому он радовался. 

  Пхали оказалось розовыми и зелёными шариками из свёклы, травы и орехов.
  Здесь я тоже отдал должное повару, за искусные руки которого мы тут же выпили с хозяином.
  Да, Хванчкара была хороша. Тёмно-рубиновая, терпкая и одновременно чуточку сладковатая, со слегка ягодным вкусом и послевкусием жареного миндаля.
  Продегустировав второй бокал, мы почтили память его содержимого почти минутой молчания.
  Когда подали мцвади, то я понял, что это – шашлык.
  Поймав мой взгляд, Гурам Тариэлович пояснил:
  - Из шеи. Мясо парное. Не маринуется.
  - Да? – удивился я.
  - Только свежее, не замороженное мясо можно так готовить. Остальное требует маринада. Вы сейчас попробуете настоящий грузинский шашлык. Обязательно полейте ткемали.
  И я попробовал. Язык можно было проглотить, так было вкусно и сочно, одновременно за счёт соуса – слегка кисловато и пряно. 
  На этот раз с полным ртом я показала ему два больших пальца.
  Он кивнул, соглашаясь.
  - Повторить? – спросил мой радушный хозяин.
  К этому моменту я съел и лепёшку – назуки, запивая её.
  - Нет, спасибо! – поднял я руки вверх, моля о пощаде.
  - Тогда только пеламуши и фрукты, - отпустил он официанта.
  А мне сказал:
  - Почему бадриджани был на один палец, а мцвади на два?
  И сам ответил:
  - Потому что оценивал мужчина. Мясо для него всегда перевесит траву. Отсюда мой третий и последний тост: «За мужское начало!» Думаю, не только ликом прекрасная Лика не возразила бы против такого тоста.
  Я улыбнулся и вспомнил, что не благодарил хозяина. Как это у них называется…
  - Алаверды! – сказал я.
  - Пожалуйста, Мастер.
 Я поднялся из-за стола.
  - Мы пили сегодня за наше сотрудничество, за искусность повара, теперь за мужское начало, но не пили за радушие и щедрость хозяина. Полагаю необходимым добавить и такой тост! За вас, уважаемый Гурам Тариэлович!
  - Алаверды! Последний тост обычно пьётся и за гостей. Что и предлагаю в лице единственного сегодня и в своём роде, моего уважаемого гостя! Гаумарджос, Виталий Иоганнович! До дна, чтоб не оставить сомнений в нашей искренности!
  Мы выпили.
  Мне было хорошо, хотелось верить в доброту этого мира, столь внимательного ко мне сегодня.
  Я спросил:
  - А есть в грузинской культуре очерёдность тостов?
  - Есть, - подтвердил он, - Но этих тостов около полутора сотен.
  - Полторы сотни? – не поверил я, смеясь.
  - Да.
  - Но ведь столько выпить за один раз нереально…
  - Если компания хорошая, то почему не продолжить на следующий день? – с улыбкой спросил он.
  - Двумя днями тут не обойдёшься, - покачал я головой.
  - Разумеется. Потребуется не меньше двух недель. А то и больше. Потому что если пить правильно, то каждый день за столом должны звучать десять главных тостов, а потом уже другие.
  - И что это за десять главных? – поинтересовался я.
  - За Бога и Мир, им созданный. Чтобы Создатель не стал им тяготиться, желая от мира избавиться. Вместе с нами, искушающими Его на это.
  За благословенный край, родину винограда и вина, край веселья и настоящих мужчин, короче, за Грузию!
  За то, чтобы память об ушедших родных сохранялась среди потомков, что является залогом, что и самих потомков, когда и они уйдут – не забудут их дети и близкие. За предков!
  За тех, кто ещё неразумен, но дарит нам море счастья и смеха, за неподвижных, ползающих и прыгающих… детей наших, иначе – за Жизнь, продолжением которой они станут!
  - Продолжить? – лукаво посмотрел он на меня, - Или верите, что знаю все десять?
  - Верю! – засмеялся я.

  Внесли фрукты, орехи и нечто вроде красноватого мусса или желе.
  - Пеламуши, - сказал хозяин, - Из виноградного сока.
  Попрбовав, я озадаченно покрутил головой:
  - Своебразно…
  - Ничего, - утешил он меня, - Грузинские сладости не всякий принимает. Предлагаю выйти в люди, то есть, в зал, где скоро начнётся концертная программа. Послушаете мужское хоровое пение. Сегодня вы хлебнёте Грузии через край! Будет, что прекрасной ждущей рассказать.
  Мы поднялись из-за стола и вышли из кабинета. Снаружи ждал метрдотель, которому Гурам Тариэлович что-то сказал по-грузински, а тот кивал и тотчас ушёл.
  Недалеко от сцены нам поставили два кресла и столик. Принесли и налили ещё Хванчкары. 
 
  Пока музыканты не вышли, я разглядывал людей в зале, почти полном. Мне показалось или там прошли двое знакомых мне? Один – седой, а второй в надвинутой на глаза широкой кепке. Это несколько испортило мне настроение, но тут зазвучала музыка и вступил мужской хор. Я заслушался, настолько это было красиво и мелодично. Песня была без слов, да они и не требовались. Мне очень понравилось. Судя по аплодисментам, публике тоже. «Надо будет сводить Лику», - подумал я.
  Следующая была с неведомыми мне словами и торжественная, чем-то напоминающую церковный гимн.
  Затем быстрая, и, хотя её пели, под неё хотелось танцевать. Ноги сами просились. Видимо, не только у меня, потому что пространство перед сценой освободили и туда кинулись выплясывать посетители, выбивая ногами чечётку вокруг плывущих над полом женщин. В середине танца вступил инструмент вроде флейты под аккомпанемент бубна, там-тама (так я себе его представлял) и чего-то наподобие гармошки.
  Музыка закончилась только, когда все уже были не в состоянии отплясывать.
  Тогда душевно запел солист, позже поддержанный собратьями. Я заслушался.
  Очнулся от лукавого вопроса Гурама Тариэловича:
  - А у вас, Мастер, корни не из Грузии случайно? Грузия тоже православная, почему бы ангелу не быть оттуда?
  Я улыбнулся:
  - Кто знает? Блондины в Грузии есть?
  - Там это редкость, - признал он, - но зато вы могли бы стать редкостью и национальным достоянием.
  - Признайтесь, - пошутил я, - вы меня вербуете в грузины?
  - Ээ, грузин – это состояние души, а это не подделаешь! Сейчас будет «Сулико».
  И спели «Сулико», а после «Тбилисо», а потом…
  Я был очарован этим музыкальным вечером, и не сразу пришёл в себя, когда музыканты ушли со сцены на перерыв. Мне захотелось чем-то отблагодарить принимающего меня и подарившего столько радости. Я забыл кто он и кто я, зачем здесь нахожусь, (а к этому моменту мы допили вторую бытылку и были уже на ты и по именам)  и предложил:
  - Хочешь, полетаю здесь? В качестве ответного…
  Я не договорил, не найдя слова.
  - Конечно! Сейчас объявлю… и пусть свет притушат. Только закрой лицо. Придумаем чем. Ты же видишь и так… А по окончании залетай в кабинет, где мы были, я туда же приду. Нужно будет тебя вывести незаметно.
 
  Мне накинули на голову большую полотняную салфетку, закрывающую волосы и лицо, завязав сзади. Я нетвёрдыми шагами пошёл к сцене. Летать в этом состоянии, право, было легче. Оттуда уже Гурам объявлял, что его дорогой гость решил удивить собравшихся. Мол, у меня от прекрасной грузинской кухни и вина прорезались необыкновенные способности. Я просто готов летать от радости.
  - Судите сами! – показал он на меня, уступая сцену.
  Я поглядел в зал (салфетка в этом мешала не больше, чем мои веки) и поднялся над сценой на метр, удобно усевшись там, подвернув под себя ноги в воздухе.
  - Ууу… - пошло из зала, а кто-то закричал:
  - Что ты пил? Скажи! Я тоже это хочу!
  Посетители засмеялись. От моего смеха заколыхалась салфетка. Я чувствовал, что музыканты, забыв про отдых, сгрудились сзади, глядя во все глаза на мой номер. 
  Я вытянулся над сценой параллельно полу, улёгшись спать в воздухе. Потом, загребая руками, «поплыл» на спине над сценой – туда и обратно. Перевернулся вниз головой, зависнув. Вернулся в вертикальное положение, но вверх головой, а затем  изобразил, что лезу по невидимому канату, забравшись под самый потолок. Оттуда я пролетел над залом, так что все заворочали головами, следя за мной, и спикировал к двери кабинета Гурама, за которой и исчез.
  Оставшись один, я прислушался. Посетители обсуждали увиденное.
  Вскоре появился Гурам, который сообщил, что может предложить мне отдельный… как это? анга… жемент, кажется.
  Я только рукой махнул.
  Выяснилось, что со мной он посылает Лике попробовать всё то, что мы ели плюс бутылку Хванчкары!
  - И цветы, - добавил он.
  - Гурам…
  - Что, Вит? Нужно ещё что-то?
  - Нет, спасибо тебе. Я хотел спросить: трудно выучить грузинский язык?
  - Как тебе сказать… Когда учишь с детства, то нет.
  Я засмеялся.
  - А взрослому трудно, - признал он, - У нас в языке три разных «к», представляешь?
  - Нет, - покачал я головой.
  - И есть слово, обозначающее квакающую лягушку, в котором присутствуют все эти три.
  - Как это звучит? – спросил я.
  Он в ответ произнёс что-то среднее между бкеклебес и бак*аки.
  «Нет, - подумал я, - грузином лучше быть с детства».

  В машине я уснул, и проснулся у своего дома. Или водитель с Миком ждали, пока проснусь? Боже, там же Лика заждалась!
  Выбравшись наружу, я понял, что, по-прежнему, мне лететь легче, чем идти. Мик вручил мне букет роз, а сам с двумя пакетами последовал за мной до квартиры.
  - Ликочка… - состроил я жалобную рожицу, когда открылась дверь, но не успел никого увидеть, как оттуда высунулась рука и втянула меня внутрь, благо, я был легче воздуха, раз летал.
  Мик успел просунуть в проём ногу, не дав закрыть дверь, и предупредил:
  - Тут подарки, осторожнее! И стекло!
  - Что истекло? – поинтересовалась моя подруга, упираясь изнутри в дверь.
  - Стекло… внутри пакета.
  - Оставьте на площадке и уходите!
  - Слушаюсь!
  Мик ретировался. 

  Я сидел на приступке для обуви, посаженный туда Ликой, зачем-то накрутившей себе на голову тюрбан из полотенца, и следил за её действиями.
  - Что там в пакетах? – поинтересовалась она у меня, прежде, чем взять их.
  - Няма… вкусная. Гурам прислал. То, чем меня угощал.
  - Аа…
  Она внесла пакеты внутрь и закрыла дверь.


                (дальше http://www.proza.ru/2018/11/13/958)