Назад, Глава 1. Ночь: http://www.proza.ru/2018/03/28/2084
Иной раз бывает трудно решить, с чего начать повествование. Одна моя знакомая,
рассказывая о соседке, которая, спускаясь в подвал, упала с лестницы и сломала
при этом ногу, успевала перечислить все браки и смерти, случившиеся в семье
пострадавшей на протяжении нескольких поколений, и лишь после этого излагала
суть дела.
Эдгар Берроуз, Тарзан и потерпевшие кораблекрушение.
Кажется, все тайны камней и земель предгорий Северного леса, своими кронами восходящего почти до неба, открывались здесь, на этом странном ступенчатом склоне, словно выложенном из огромных мозаик. Иногда они были белыми пластинами, наподобие крокодиловой кожи или парковых дорожек, поросших в прожилках между камнями ярко-зелёным упругим и влажным мхом, обычным для тенистых и старых лесов, или редкими, как облака над пустыней, пучками пустынных травок, каких-то цветочков, скупых в своём цветении, как скупа влагой земля степей и пустынь. Иногда же это были угловатые и острые, источенные ветрами и отчего-то похожие на пчелиные соты участки серого и невзрачного кремня, или мягкого изумрудного сланца, или плещущие на солнце иллюзией влаги россыпи и осыпи слюды, – что угодно.
Бобриэль выбирала склоны, где был белый камень. Точнее, он был желтоватым и как слоновая кость глянцевым – там, где касались его потоки ветра и вод горных блуждающих ручьёв, дождевые секущие струи или мягкие обволакивающие каждую щель и травинку покровы осенних и весенних туманов.
А сейчас стоял прекрасный солнечный день, может быть, один из самых прекрасных, когда ясное и чистое небо, достигающее земли своей прозрачностью, было тихим и безветренным. И белый камень в это время был особенно белым. Одна лишь только была трудность – на этих склонах то и дело встречались обвалы. Видимо камень этот в случившихся погодных переменах оказался особенно хрупким... Но какие, собственно, перемены? Кажется, ведь ничего не менялось. Откуда же тогда обвалы? Непонятно. Одно было ясно, что идти по ним не только трудно, но и небезопасно, – то есть опрометчиво и нерассудительно.
Однако Бобриэль шла и шла, выбирая между похожими на недостроенные контрфорсы грядами обвалов сохранившиеся нетронутыми места ступенчатых склонов, ставшие теперь похожими на узкие тропки. Просто этот путь был ей уже знаком, поскольку она всегда, когда ходила за теми цветами или, лучше сказать, к тем цветам – выбирала склоны из белого камня. Может быть, это было для неё каким-то символом? Не знаю. Но «белый камень»... и правда, само по себе это уже прекрасно.
Думаю, и Бобрисэй Бобриан с Бэмсом Шваркенбаумом не знали точного ответа на этот вопрос. По крайней мере, они хмуро поглядывали ей вслед, прячась в ближайшей... ну, не рощице, а каком-то валенке из горных кустарников, редких среди них деревец, всегда причудливо искривлённых, и полупустынных трав. Они всё ещё старались соблюсти своё педагогическое реноме и остаться ею незамеченными.
Им приходилось так дожидаться каждый раз, когда она проходила открытые места, а потом какие-то поросли, – как только она оказывалась на следующем прогале и, соответственно, возникал шанс, что она не увидит их, прячущихся друг за другом, за тенистым горным воздухом, а также маленьким растительным укрытием, выпавшим на их долю, двое попечителей-преследователей тотчас нагоняли её, перетекая подобно стелющимся меж камней ящерицам и теням к следующему на пути за ней логову.
И тут случился самый большой прогал и безрастительный отрезок пути. Это было довольно ровное место... меньше, чем плато, но больше, чем уступ или плечо. Бобриэль поднялась на него и остановилась, не сделав и трёх шагов. По всей длине этого каменного поля, там, где оно вновь переходило в горный склон, красовались следы обвала.
– Хм, – озадаченно пробормотала Бобриэль. – Как специально прямо кто-то здесь всё тряс... – и, тяжело вздохнув, она сделала-таки эти несколько шагов, а потом уселась на рюкзак с палаткой и остальным и стала рассматривать окрестности.
Этот обвал и в самом деле уже не только выглядел, но, судя по всему, и был непроходимым. Оставалась только сущая мелочь: решить, что теперь делать, поскольку какой-либо другой путь, корме этого, заваленного, насколько мне известно, в этой местности ни разу не был ею пройден.
А Бобрисэй и Бэмс сидят внизу, в унылой своей пластунской рощице, да смотрят вверх, пытаясь догадаться по таинственным движениям воздуха, что-то там, на этом каменном поле делает теперь Бобриэль. Потому как обвала с их места видно не было, как не было видно и Бобриэли, которая поднималась бы выше и давала тем им возможность подняться ещё вслед за ней. Перископа-то они с собою не захватили.
Не знаю, догадались ли они хоть о чём-то или нет, – так или иначе, они продолжали сидеть, точнее, лежать в своём укрытии, если можно назвать укрытием три веточки и жалкую горстку травы. Но, как говорится, за неимением лучшего, опытный вожжеватель должен уметь мимикрировать и прикрываться самим собой. И, как потом оказалось, они из-за этого сильно отстали от Бобриэли, а точнее, полностью утратили ориентацию.
Безуспешно прождав несколько часов, по очереди уснув, проснувшись, проголодавшись и ещё раз уснув и проснувшись, они наконец выбрались из своей глущобы и мрачно поплелись наверх, готовые ко всему и в том числе к тому, что она их обнаружит и весь их укрывательный труд пойдёт насмарку. Однако этого не произошло. Я имею в виду, не произошло в этот момент. Потому что Бобриэли, как они увидели, нигде не было, как не было и никакого зримого прохода наверх через весь этот каменный хаос и бурелом. И они тоже, досадливо крякнув, уселись на камне и стали осматриваться. Но что можно заметить среди камней, камней и камней? Ясно, что заметить что-то новенькое можно было лишь только...
– Ага, – сказал Бэмс, – я кое-что вижу.
– И я, – кивнул головой Бобрисэй.
Они поднялись и быстро пошли влево, где среди кучки кустарников, удержавших собою падение камней, просматривалась какая-то щель. Это был, конечно, не выход, а только вход, но хоть что-то. А войти им удалось на следующую каменную поляну, подобную предыдущей, словно она была продолжением какого-то гигантского пояса, охватывающего эти горы по их протяжению. Полянка плавно уходила ещё левее и потом вправо, вглубь неожиданно открывшегося им ущелья. Выглядело-то оно, конечно, непроходимым и падоопасным, но другого пути, по которому могла уйти от них Бобриэль, явно не было.
И это оказалось уже значительным уклонением от привычного курса. Даже вездесущий Бэмс, похоже, здесь не хаживал.
– М-да-а... – почёсывая напечённые полуденным солнцем затылки, протянули они на краю этой поляны, обрывающейся в никуда.
Точнее, в пустое пространство метров сто лёту, а потом в прекрасный хаос ущельной поросли. Где-то там, в глубине ущелья, шумела вода, – судя по звуку, небольшая, но быстрая речка. Или полноводный ручей. Оттого заросли там были густыми и непроглядными. Так что Бобриэли нигде и не было видно.
– Так, ну и куда она могла отсюда уйти? – спросил Бобрисэй и огляделся.
А Бэмс уже увидел справа поднимающееся выше какое-то подобие ступенек или просто удачно расположенное скопление горных выпуклостей. Их цепочка плавно огибала сверху глубоко врезавшийся в гору обрыв. Они стали карабкаться по ним. Через каких-нибудь пару часов они преодолели метров пятнадцать пути и очутились на следующей каменной полянке, с которой уже был спуск вниз, в упомянутое лесистое ущелье, где их ждала вода, пища, прохлада и все прочие блага летней полуденной жизни. Только вот Бобриэли всё равно не было видно.
– Ясно, что ничего не ясно, – хмуро буркнул Бэмс и начал спускаться.
Бобрисэй потопал за ним.
А Бобриэль тем временем шла глухой лесной стороною примерно на север и северо-запад. Как вы понимаете, одна. Не то чтобы она была одинокой, но... да, она была всегда одинокой. А потому ей было к этому не привыкать, так что и расстраиваться за неё, наверное, незачем. Хотя... Ну, это ладно. Зато вот за двух попечителей расстроиться точно можно было бы. Потому что они облазили уже все закоулки этого ущелья, успели пообедать подручным, подножным и подголовно-надголовным кормом, не обнаружить ни одного, даже самого маленького признака присутствия здесь Бобриэли, изодраться с ног до головы ветками, камнями и прочими остротами, изжечься крапивой, дикими ядовитыми улитками, отчаяться, обнадёжиться и снова устать. А уйти она могла отсюда абсолютно в любую строну, вплоть до возвращения отсюда низом обратно в Город. Она бы вышла в него где-нибудь в районе замка Стреластр. Но этот вариант, зная её характер, они отмели. Оставалось обмести ещё несколько сторон света, не очень в сущности много. Только вот сил на поиски уже было маловато.
И тут Бэмс заметил дымок. Был уже вечер и это, скорее всего, означало, что она решила поужинать. А может, и позавтракать – кто знает, на что способна эта несгибаемая и вечно старающаяся объять необъятное девчонка? Дымок был от них далеко, в северной стороне, и совсем слабый. Но они успели его заметить. Видимо, там, обогнув отрог, она нашла путь наверх и рассудительно решила заночевать не на открытом всем ветрам и непогодам полпути, а в каком-нибудь укромном и прочном месте. Что ж, они пошли туда, надеясь, что это в самом деле она.
И да, это была она. Но что толку? Всё равно ведь близко подойти нельзя.
– Ладно, – сказал тогда Бобрисэй. – Слушай, Бэмс, присмотришь дальше за ней, а? А то мне очень надо... У меня ведь ещё один есть путешественник...
– Хорошо, – ухмыльнулся Бэмс и тут же поправился: – То есть нет, конечно, это весьма... э-э...
– Я понял, – улыбнулся тоже Бобрисэй и, махнув на прощанье лапой, исчез в чаще в направлении города.
Впрочем, нет, уже не в направлении города. Он обогнул каменную осыпь и уже поднимался на северные склоны по другую сторону этой длинной лощины. Бэмс ещё немного посмотрел ему вслед и лёг спать. Ещё предстояло много работы и нужно было быть в форме.
И он не ошибся. Его неожиданно возникшая форма утром оказалась весьма кстати.
Проснувшись, он поплёлся к ручью умыться и попить водички и застал там весьма знаменательную с научной точки зрения сцену: Бобриэль балансировала на середине ручья на двух ходулях (нашла где-то две жерди), а по краям оного водоёма сидели толпы клаашей и созерцали, восхищаясь прекрасной эквилибристикой юной вожжевательницы. Правда, они при этом ещё как-то подозрительно скалили зубы. И облизывались.
– Гм-гм, – со значением произнёс Бэмс.
И у него это получилось весьма хорошо (сказалось преступное прошлое начальника клаашного караула), потому что через несколько секунд русло ручья оказалось свободным. От диких невоспитанных клаашей и прочего мусора. Потому что они заодно и всё подмели вокруг, и мусор за собой убрали.
– Ну вот, – деловито пробубнил Бэмс, топая к ручью, – наконец и умыться можно человеку... Не возражаешь? – подмигнув, спросил он Бобриэль, всё ещё стоящую на двух тросточках над водой.
– Дядя Бэмс! – радостно выдохнула Бобриэль и, само собой, тут же свалилась в воду, откуда выбралась уже совершенно насупленной, не говоря о том, что мокрой. – Я вам, конечно, рада, но зачем вы... я даже резцов толком не успела применить!
– А может, это и к лучшему, что не успела толком? – улыбнулся Бэмс, спокойно закончив водные процедуры и как ни в чём не бывало удаляясь в лес
Будто он здесь оказался вообще случайно, просто гуляя неподалёку и, к примеру, собирая гербарии и поя свои незамысловатые песенки. Ну, или ловя бабочек для коллекции. А что? Кстати, очень познавательное для настоящего следопыта дело.
Дальше, Глава 3. Исчезновение: http://www.proza.ru/2018/03/29/528