Армейские зарисовки 1

Геннадий Маврин
 
начало:http://www.proza.ru/2017/04/20/896
 О боже, как быстро течет время, ведь прошло пятьдесят лет, как я служил в Армии, а кажется, что это было совсем недавно. Как-то от одного молодого человека я услышал, что служба в Армии для него это зря потраченное время. Я же так не считаю и испытываю сильную ностальгию по тем временам. Вспоминаю: дикие северные просторы, тундру, полярную ночь и полярный день,Карское море,страшные морозы с северным сиянием,пурги, кричащих бакланов и многое, многое другое. А самое главное хороших настоящих друзей, наша взаимовыручка, которая помогла выжить в экстремальных условиях.

 Был 1964 год. Работал я тогда на Моторном заводе в Автоматном цехе электриком. В цеху постоянно со страшным шумом работали токарные автоматы, которые изготовляли болты и гайки.  Шум был таким, что при разговоре приходилось кричать, а еще везде было масло. Масло было и на станках, и на полу, его парами был пропитан воздух в цеху.

 Как-то я, ремонтируя оборудование, залез на станок, поскользнулся и упал на бетонный пол. Самостоятельно встать не мог, кружилась голова. Меня отвели в медпункт, где дали больничный лист. Начальство не любило производственные травмы,  за это их лишали премии и поэтому на следующий день ко мне домой заявился мастер, который начал уговаривать выйти на работу. А мне так захотелось тогда отдохнуть от этого шума, вони и грязи и поэтому категорически не согласился.
  - Ну, ты пожалеешь об этом! - со злостью сказал он и хлопнул дверью.
Через некоторое время меня вызвали в военкомат проходить медкомиссию. Года два назад я, катаясь на лыжах, сломал лодыжку на левой ноге и предполагал, что в армию меня не возьмут.
  После похода по всем врачам медкомиссия дала заключение - годен к нестроевой службе. Я спросил в военкомате у заместителя военкома, куда меня могут отправить?
  - Поедешь туда, где Макар телят не пас, - с усмешкой ответил он.
  - Почему? – удивился я, - поближе нельзя?

  - Нельзя, у тебя такая характеристика с работы, что в пору на нары сажать, - уже с сочувствием ответил он. – Зато белый свет повидаешь.
Один парень на работе сказал, что армия меня уничтожит из-за того, что я не приспособлен к жизни. И кое в чем он был прав. Но я благодарен армии, за то, что она сделала из меня МУЖИКА, да и повидал многое.

  Вскоре пришла повестка, явиться с вещичками на сборочный пункт.
   Мать собрала тогда стол, и я позвал парней, с которыми гулял. Девушки у меня не было, и ее роль заменила Люба, подруга моего друга Володи, который в то время где-то отсутствовал.
 Парни под гитару и аккордеон пели песни.

                Есть у юности начало
                Нет у юности конца
                На свиданиях у причала
                А прощания до утра

   Мы шли по бульвару и орали песни. Рядом была Люба. Постепенно парни по одному ушли и мы с Любой отправились к ее дому. У дома я прижал Любу к себе и начал уговаривать:
— Ведь я же в армию еду.
— Ну и что, у меня есть Володя, — упиралась она.
   Так и не добившись желаемого, я на прощание поцеловал Любу взасос и отправился домой.
   Утром вместе с матерью мы пришли на сборочный пункт. Сначала долго кого-то ждали, а потом вдруг подъехали автобусы и, попрощавшись с матерью, я вместе со всеми сел в автобус. Мать плакала и махала мне рукой.
   Но в этот день нас не отправили, а целые сутки продержали на воинской площадке. Там сначала нас погнали мыться, а всю нашу одежду поместили в камеры для санобработки. Когда вышли из душевых и достали шмотки из этих камер, оказалось, что одежда наша стала очень мятой.
— Как в заднице, побывала, — недовольно бурчали парни.
— Какая разница, — говорили другие, — все равно в скором времени наша одежда пропадет.
На воинской площадке мы слонялись без дела, не зная, куда себя деть. Парни уговаривали сбегать в самоволку, но мне не хотелось лишний раз нервировать мать.
   Наконец день закончился, и мы легли спать. Спали прямо на полу, нам даже матрасов не дали так и спали на голых досках, подложив под головы рюкзаки.
   Утром нас построили, выдали сухой паек и через некоторое время погрузили в вагоны. Мы ожидали, что поедем в грузовых теплушках, и были приятно удивлены, когда к перрону подошел вполне современный поезд с общими пассажирскими вагонами и даже сидения были мягкими, обтянутые дермантином.
   Моими соседями были Коля Бурыкин, Валера и машинист. Длинной дорогой мы сдружились и договорились держаться вместе.

   Поезд тронулся, и мы поехали, набирая скорость. Вокзал мед-ленно уплывал и, сидевшие в вагоне, понимали, что позади оста-вался не только вокзал, но и наша вольная гражданская жизнь, юность и мы делаем шаг из юности во взрослую жизнь. Впереди нас ждало что-то новое неизведанное, и поэтому на душе было немножко тревожно. Дорогой пели песни,
                Ах, война, что ты сделала подлая
                Опустели все наши дворы
                Наши мальчики головы подняли
                Повзрослели они до поры.

                На пороге едва помаячили
                И ушли за солдатом солдат
                До свидания мальчики, мальчики
                Постарайтесь вернуться назад

разговаривали, вспоминали гражданскую жизнь, смотрели в окно, где постоянно менялась панорама, а перед Красноярском, хулиганя и смеясь, начали друг у друга рвать одежду. Все равно пропадет.

   Наконец и Красноярск. Мы вышли из вагонов и построились. На солдат мы похожи не были. Это было сборище оборванцев. Затем дали команду двигаться и мы двинулись вдоль по Красноярску. Сначала шли по улице потом по очень длинному мосту через Енисей. Наконец мы дошли до дымящего и парящего здания, это была баня. Перед баней стояла толпа местных жителей, которые просили отдать им нашу одежду. Ехавшим в нашем вагоне отдавать было нечего, а другие, отдав все, вошли в баню босиком и в одних трусах. Там в первую очередь нас заставили снять остатки одежды и дали несколько ручных машинок, чтобы мы подстригли друг друга Стрижка была для всех одна – только наголо. Тут не обошлось без юмора. Любители похохмить выстригали передние волосы и говорили, что машинка сломалась. Будущие солдаты становились похожи на Ленина и вызывали всеобщий смех.
   Мы помылись, нам выдали солдатскую форму и построили перед баней. Оказалось, что в военной форме и наголо стриженные мы стали все друг на друга похожи, и я с трудом смог разыскать своих друзей.
   Дали команду двигаться, и мы вновь пошли по дорогам Красноярска только теперь в солдатской форме. Привели нас в летний лагерь. Кругом стояли палатки. Нас тоже заставили ставить для себя палатки. Пока ставили, наступил вечер. Тут нас покормили первый раз солдатской пищей, это была ячневая каша на воде. Есть эту кашу не хотелось.
   После ужина сержант выдал каждому из нас по подворотничку и мы начали их пришивать к гимнастеркам. Затем в палатки занесли кровати и застелили постели. Потом заиграл в лагере горн команды отбой. Нас построили сделали перекличку и все, по команде отбой, раздевшись, легли. Я, как только положил голову на подушку, тут же заснул. Разбудил крик команды:
— Подь-ем! Сорок пять секунд подъ-ем! Выходи строиться.
   Явно была ночь, и очень хотелось спать. Я вскочил, кое-как в темноте нашел брюки и одел их, затем начал наматывать портянку, которая, как нарочно не наматывалась.
   — От-бой! От-бой! — заорал опять сержант, — сорок пять секунд истекло, а вы даже не успели одеться. Будете тренироваться до тех пор, пока за сорок пять секунд не оденетесь и не встанете в строй.
   Мы разделись и легли. А через некоторое время опять:
— Подъ-ем! — скомандовал опять сержант, — сорок пять секунд подъ-ем. Выходи строиться.
В этот раз действовал я намного быстрее. Надел брюки, и тут же не наматывая, сунул в сапог правую ногу вместе с портянкой, затем таким же образом сунул левую. На ходу натянул гимнастерку вместе с ремнем и встал в строй, таких же как и я, застегивающих пуговицы солдат. Перед строем стоял сержант и смотрел на часы.
   — Теперь намного лучше, но все равно плохо. Вон там военный еще сапоги не одел.
   Действительно через некоторое время из палатки показался толстый парень в одном сапоге.
   —- Вот из-за него придется вам еще раз повторить. — сказал сержант, — как фамилия? — обратился он к парню.
   —- Петров.
— Неправильно называетесь. Нужно ответить рядовой Петров. Давай повторим. Как ваша фамилия?
— Рядовой Петров. Медленно выдавил из себя парень.
— Опять не правильно. Говорить надо громко четко и быстро. Повторим. Как ваша фамилия?
— Рядовой Петров — гаркнул во всю мощь парень.
— Вот примерно так. А теперь давайте снова. От-бой!
Мы снова разделись и легли. Как только улеглись, последовала команда сержанта:
— Сорок пять секунд подъ-ем! Выходи строиться.
Я уже почти автоматически оделся и встал в строй. Петрова опять в строю не было. Появился опять в одном сапоге.
— Где ваш сапог Рядовой Петров?
— Я его не нашел, товарищ сержант.
— Ну что, все вместе пойдем искать? Разой-дись! Всем искать сапог Петрова.
Сапог оказался почему-то не у кровати Петрова, а в противоположном углу палатки, видимо кто-то подшутил.
   Подняв так еще пару раз, сержант, наконец, успокоился, и мы легли, тут же уснув.
   — Подъем! Сорок пять секунд подъем, — услышали мы утром знакомую команду. В этот раз мы управились раньше времени.
   После зарядки и завтрака мы строем отправились на плац, находившийся в войсковой части примерно в километре от лагеря.
   — Раз два, левой   левой, — командовал сержант. — Запевай!
— Под железный звон кольчуги, под железный…, — запел кто-то.
— Эй, кто там такой шустрый, — рассердился сержант, строевую, запевай, а не трезвон балабон! Или сортир захотел чистить?

           Путь далек у нас с тобою
           Веселей солдат гляди
           Вьется, вьется знамя полковое
           Командиры впереди.
   Мы пели, и тут я поймал себя на том, что мне нравилось вот так в ногу со всеми идти и орать песню. Настроение резко улучшилось.
   Мы пришли на плац, который представлял из себя, большую асфальтированную площадку.
   — Равняйсь! Смирно! На ле-ву! Шагом марш! Раз два, левой   левой, — командовал сержант, ногу тяни, ногу.
Как нарочно была жаркая погода, и приходилось туго, особенно туго было ногам. Распаренные ноги быстро стирались и образовывались ссадины, тем более мало кто умел заматывать портянки. Оказалось, что даже я, пропадающий в лесах в резиновых сапогах, и то не умел правильно намотать портянки. Среди нас был хохмач с фамилией толи Мокин, толи Фокин. Он стер свои ноги так, что ходить ему пришлось только в тапочках. Естественно, наш взводный освободил его от строевой. Мы даже завидовали ему. Нас гнали на плац, а он шел в копну сена и там отсыпался. Как-то по окончании занятий строевой наш младший сержант пошел его будить и оказалось, что Мокин спал не один, а с девушкой. Смеху было. Как она очутилась в копне и как он с ней сумел договориться было большой загадкой.
 
   Так начались нелегкие солдатские будни. Каждый день нас гоняли на плаце. Как нарочно стояла жара и мало того, что мы все ходили со стертыми ногами, и наши гимнастерки пропитались от пота солью так что стояли. Нас постоянно мучил голод, и даже ячневую кашу съедали с добавкой. Оставшийся на столе хлеб рассовывали за пазухи, а при удобном случае съедали.
   Командовавший нами младший сержант, резко отличающийся от нас. Он выглядел мужиком и требовал беспрекословного подчинения.
   Вначале мы его жутко ненавидели, но постепенно начали уважать.
   Наконец карантин кончился, мы приняли присягу и нас погрузили на пароход, отправляющийся вниз по Енисею до Диксона. Расположили нас в трюме, называемым третьим классом. А в первом и втором классе в комфортабельных каютах разместились гражданские и офицеры. Пароход начал отчаливать и тут зазвучал оркестр. Он исполнял «Прощанье славянки», а мы, стоя на палубе, дружным хором запели.
                Лица дышат отвагой и гордостью
                Под ногами гудит полигон
                И мы носим с заслуженной гордостью
                Славу наших полярных погон.

                Прощай, не говори
                Напрасно слез не лей
                Лишь крепче обними
                И поцелуй
                Когда придем из лагерей.



  продолжение:http://www.proza.ru/2017/03/22/572