начало:http://www.proza.ru/2017/04/20/896
На пароходе мы ходили постоянно голодными, потому, что кормили нас в ресторане, и пища естественно стоила дорого. Поэтому на наши солдатские деньги кормежка получалась два раза в день и то очень мало. Естественно солдаты начали воровать. Воровали у гражданских и в ресторане. Однажды парням удалось стащить в ресторане целый ящик панировочных сухарей. Сухарей хватило всем, зато ночью выстроилась длинная очередь в туалет. Всех пронесло.
Мы везли с собой солдатское снаряжение, и поэтому на ночь выставлялся часовой охранять эти шмотки. Назначались двое, чтобы ночью сменять друг друга. Дошла очередь и до меня быть часовым. В паре со мной был земляк по фамилии Гогин. Как-то я отдежурил свои два часа и лег спать. Проснулся от того, что меня тряс Гогин.
— Пойдем, я там варенье надыбал и огурцы. Я вскочил, быстро оделся и отправился в темноте за Гогиным. На палубе стояли целый бидон варенья из черной смородины, а рядом бидон с солеными огурцами. С голодухи оказалось очень вкусно есть варенье и закусывать кислыми огурцами. В этот раз не пронесло. Забегая вперед скажу, что Гогину не суждено было дожить до дембеля, он погиб, что отражено в http://www.proza.ru/2016/01/25/1859
От нечего делать мы болтались по пароходу или любовались красотами берегов. В основном это была тайга, а иногда гористая местность. Природа была очень красивой.
Развлечением было меняться часами, особеннно, не глядя. Было занятно наблюдать. Подходит кто-то к другому и предлагает:
— Шух, часами, не глядя, - и показывает изнаночную сторону часов.
— Дай послушать, — просит другой.
— Пожалуйста, слушай…
Наконец вдоволь наслушавшись, они, не глядя, отдают друг другу часы, и оказывается, что один получает часы без стрелок, а второй вообще один корпус. Тогда звучал громкий хохот присутствующих. Мне удалось так выменять пивную пробку на корпус, а затем и на часы, правда, страшненькие, но все равно часы.
Еще любили петь песни под гитару:
На меня надвигается
По реке по битый лед
На реке навигация
На реке пароход
В пути не обошлось без скандала. Кто-то из солдат обнаружил в спальном помещении бутылку, в которой находилась моча. Кому-то явно было лень ночью ходить в туалет. Начали следить, кто воспользуется бутылкой. И вот среди ночи всех подняли. Двое ребят держали за руки третьего.
— Вот он, гад, попался. Проснулся и за бутылку. Я его и поймал. — гнусавя, хвастал один из державших парня солдат.
— Что будем делать? — спросил самый авторитетный.
— Морду набить,— кричали одни.
— Заставить выпить, — кричали другие.
— Давайте проголосуем,— предложил авторитетный. — Кто за то, чтобы ему набить морду.
Руки подняли два человека.
— Кто за то, чтобы он выпил мочу.
Тут поднялся лес рук.
— Прошу вас, сэр, — галантно поклонившись, предложил авторитетный.
Парень отрицательно потряс головой.
— Пей, козел, пей, — кричала толпа.
Но парень отрицательно мотал головой и категорически отказывался.
Тут авторитетный брезгливо взял бутылку и под всеобщее улюкание принялся поливать бедолагу. Закончив, несколько раз двинул кулаком по лицу. Больше бутылок с мочей замечено не было.
Вот если бы взять туристическую путевку и прокатиться вниз по Енисею, был бы наверно очень хороший отдых. Во-первых, это проплываешь по очень красивым местам Сибири. Лесистые высокие скалистые берега, с постепенно все редеющими и редеющими деревьями, становящимися все ниже и ниже. А к концу путешествия деревья становятся вообще карликовыми. Во-вторых, постепенно меняются часовые пояса. Чем дальше мы двигались, тем короче становилась ночь, а к концу путешествия вообще ночей не стало. В то же время, с продвижением на север, заметно холодало. А какие великолепные места Игарка, Дудинка. Но, увы, это была не туристическая путевка.
Наконец показался Диксон, окутанный сизым холодным туманом. Пароход причалил к пристани и нам дали команду выгружаться. Мы сошли на берег. Нас построили, и перед строем выступил сопровождающий нас подполковник:
— Мне много раз приходилось сопровождать новобранцев, были, конечно, безобразия, но с таким я столкнулся в первые, не солдаты, а уголовники какие-то. Сплошное воровство, — и он зачитал большой список из пятидесяти наименований, пропавших на пароходе вещей. В этом списке фигурировали различные, дешевые и дорогие вещи пассажиров, а так же бинокль и пистолет капитана. — Пока не отдадите бинокль и пистолет будете стоять в строю по стойке смирно.
Простояли мы больше получаса, но желающих отдать так и не нашлось. Подполковнику пришлось уступить, и он отдал команду двигаться к месту расположения.
Нас привели в огромный сарай с круглой, сделанной из железных бочек печью. Вместо коек были сколочены из досок деревянные нары.
В столовой еда резко отличалась от Красноярской и тем более от пароходской. На обед нам подали суп с большими кусками мяса, а на второе картошка с огромной котлетой, на третье кисель с пончиком, который мы давно уже не пробовали.
Утром прокричали подъем. Я проснулся и увидел, что на одеялах наших лежал иней. Вылезать из теплой постели было выше всяких сил. Нас построили по пояс голыми, и по команде сержанта побежали. Был легкий морозец, а в воздухе завис сизый, холодный туман. Мы бежали по скалистой местности, спотыкаясь о камни.
Тут я увидел, как загажена территория Диксона. Повсюду валялись бумажки, тряпки и многий другой хлам. Давала себя знать особенность севера, в том, что здесь долгие годы ничего не гниет и не разлагается. Рассказывали, что здесь как-то отколи покойника, пролежавшего в неглубокой могиле долгие годы. Он был совершенно без признаков тлена.
Наконец прибежали до конца тропы. Сержант приказал остано-виться и отлить. Вытащив свои достоинства, мы, ежась от холода, с превеликим удовольствием поливали дикую окаменевшую природу.
Потом все также на морозе делали физзарядку. Умывались ледяной водой из повешенных около сарая садовых умывальников. Этот сарай, эта погода и ледяная вода создавала, прямо скажу, не комфортную обстановку.
Тут я услышал выражение: — «Чтоб служба медом не казалась»
На Диксоне мы находились для распределения и отправки на точки, разбросанные в Заполярье. Постепенно кое-кого начали отправлять. Время свободного было навалом, мы общались и пели под гитару:
А на улице дождь
Дождь и серый туман,
Когда смотришь в окно,
Будет больно глазам
И не только глазам
Больно сердцу моему
То, что я потерял
Никогда не найду
Песня была под стать погоде и настроению, поселившемуся тогда в нас.
Наконец дошла наша очередь отправляться.
Нас четверых посадили на самолет Ан-2. Было немножко страшновато, ведь раньше на самолете я не летал не разу. Летчик закрыл дверь, и завел двигатель, который начал набирать бешеные обороты. Самолет тронулся и побежал по взлетной полосе, в конце которой оторвался от земли. Мы вдруг оказались над Диксоном с его скалистым ланшафтом, на котором располагались маленькие, быстро удаляющиеся от нас, домики. Потом внизу была только тундра покрытая, как ковром зеленой травой да большим количеством озер. Самолет набрал высоту, и перед нами открылась очень красивая панорама. На фоне синего неба, которое теперь было не только вверху, но и вокруг нас плыли, как горы, белые облака самых различных конфигураций и огромное солнце. А внизу красовалась зеленым ковром тундра изрезанная многочисленными водоемами.
Дорогой мы проболтали, вернее больше всех говорил Гена Уткин. Рассказывал он о Московской жизни, о Московских девочках и время полета пролетело быстро.
продолжение: http://www.proza.ru/2017/03/21/2210