Четыре дня. Ч. 11

Игорь Федькин
продолжение, предшествующее http://www.proza.ru/2012/01/28/1057

- Ну, беги же, - Сергей подтолкнул мальчишку сзади правой рукой.
- Нее, я боюсь, дяенька.
- Ты чё там бормочешь? Тебе ясно сказали, пацана давай и вали. – Глухов вышел вперед и сжал кулаки. – Где наган, шкет?
Мальчишка испуганно прижался к Сергею, пытаясь спрятаться за его спиной.

- Нет у меня нагана, дяеньки, отпустите.
- Ага. Щас. – Кондратий зло усмехнулся. – Паря, ты глухой? От-ва-ли, - по слогам произнес матрос, делая шаг вперед.

Сергей оттолкнул мальчишку назад. Тот упал в темноту и стал потихоньку отползать. Два матроса попытались обойти Есенина сбоку. «Вот ведь повезло, - с грустной иронией успел подумать Сергей.  – Ну, что ж, поехали». Он сделал резкий выпад в сторону этих матросов и двумя короткими ударами отбросил их к противоположной стороне подворотни. Один из матросов поскользнулся и, ударившись головой о стену, затих на земле.

- Всё, бля, тебе п…ц, - взревел Кондратий и, обернувшись к оставшимся матросам, махнул рукой. – Наших бьют, полундра!

«Как в юности в деревне, - снова усмехнулся Сергей, – четверо на одного, пожалуй, многовато будет».  Он ударил Глухова в челюсть, вложив в удар всю свою силу. Предательски хрустнули костяшки пальцев, руку обожгло болью. Сергей успел оглянуться назад – мальчишки в подворотне уже не было. «Ну и слава Богу», - он снова нанес удар по ближайшему матросу, прежде чем успел почувствовать резкую боль в левом боку. Нога одного из матросов достала его ребра…

Глухов, получивший удар одним из первых, отлетел в сторону и потерял сознание. Есенин почти профессионально отправил матроса в нокаут. Когда тот очнулся, увидел троих своих дружков, окруживших наглого мужика и методично наносящих ему удары.

Сергей долго держался и успел сломать нос одному из нападавших, прежде чем его повалили наземь. «Неудачно, - подумал он. – Неужели всё?» Это была его последняя мысль. Он потерял сознание…

Глухов, шатаясь, подошел к избивавшим.
- А ну, дай я. Расступись. – Он раздвинул матросов и ударил ногой по лицу лежащего. – Бля, теперь клёш не очистишь. – Матрос брезгливо мотнул ногой: по ботинку растекались капли крови, которая фонтаном брызнула из разбитого глаза Есенина. – Сука, - он рванул рукав пальто, вытер им ботинки, отбросил в сторону. – Всё, братва, хватит с него.

Разгоряченные матросы нанесли ещё несколько ударов и отошли в сторону. Один из них вернулся, подцепил носком ботинка лежащее тело, перевернул его навзничь.

- Живой? – Глухов потрогал руками челюсть, выплюнул остатки раскрошенного зуба вместе с кровью.
- Вроде живой, - матрос наклонился ниже. – Бля, рожа знакомая. На поэта одного похож, мне сеструха портрет показывала.
- Гонишь, - Глухов зло скривил рот. – Чё те поэт будет делать ночью с пацаньем? В стрелялки играть? Придурок. Лучше думайте, чё делать будем.
- Чё делать? Увольнение кончается через час. Ноги надо делать.
- А этого?
- А чё этого, пусть лежит.
- А ну сдохнет? Ты чего на нары захотел? Пацан, тем более, сбежал. Заложит – и кранты.

Словно в подтверждение слов вдали послышалась трель свистка. Это мальчишка добрался-таки до площади и заскочил в гостиницу. Да-да, в общежитие «Интернационал», откуда дежурный, слушая сбивчивый рассказ пацана, вызвал военный патруль. Милиционер, дежуривший в фойе, побежал за мальчишкой, показывавшим место. Вот его-то свисток и услышали пьяные матросы красной балтийской флотилии.

- Всё, сматываться надо. – Глухов оглядел матросов. – Вы берите Васю, - он кивнул двоим.- Сам он не дойдет. А вы, - он обернулся к другим матросам и показал на Есенина, - хватайте со мной этого…
- И куда мы теперь?
- Не ссыте, есть тут поблизости место.

***

Уходя дворами улицы Гоголя, матросы двигались по направлению к Исаакиевскому собору.

- Ты чё, Кондратий, - возмутился один, когда понял, что Глухов ведет их к площади. – Сдать нас хочешь? С поличным? - Он бросил ноги Есенина и с поднятыми кулаками двинулся на Кондратия.

- Остынь, придурок, - сказал Глухов, сплевывая. – Дружок у меня тут недалеко служит. – Он нехорошо усмехнулся. – Все концы в воду, не боись.

Кондратий Глухов не врал. Он слукавил, пожалуй, лишь в одном: не совсем приятелем был человек, к которому он шел. Служил матрос четвертый год, до дембеля оставалось всего ничего, а неприятности ему были не нужны. И только один человек мог уладить эти неприятности. Кондратий не знал, кто этот человек на самом деле, ему он назвался Борисом.
 
Первая встреча Кондратия и Бориса произошла в далеком уже 1922 году. Исхудавший так, что кожа была натянута на кости, Глухов был призван на службу. Рослый и плечистый, он тогда напоминал ходячий скелет, но среди других новобранцев больше приглянулся матросу-краснофлотцу, приехавшему в уездный городок на Владимирщине. Так Кондратий попал в Кронштадт, а потом и на корабль. Тогда, в Кронштадте, в самый первый день по прибытию, его вызвали к командиру. В кабинете сидел невысокий невзрачный человек в очках, по виду очень сильно напоминавший одного из вождей мировой революции – Льва Давидовича Троцкого. Сходство это, однако, было лишь приблизительным. Впрочем, это не так важно.

Этот самый Борис в душевном разговоре с новобранцем долго интересовался жизнью села, спрашивал, как они пережили голод. А потом вдруг спросил Кондратия, хочет ли тот жить в Ленинграде и получить после службы хорошее место, паек и квартиру. Кондратий, с дрожью вспоминавший два последних года в деревне, согласился.

- Тебе ничего особенного делать не нужно будет, - спокойно сказал ему тогда Борис. – Только раз в неделю, когда тебя будут отпускать в увольнение, а тебя будут отпускать в увольнение, - предвосхищая его вопрос, сказал он, - будешь приходить ко мне и рассказывать, как прошла неделя, кто и о чем говорил, что случилось. Согласен?

Кондратий тогда пожал было плечами, что Борис расценил как сомнение, и сразу же пожалел об этом. Борис неожиданно схватил его за грудки, оторвав гюйс с пуговицей, и, вплотную приблизившись к новобранцу, прошипел:

- Ты же не хочешь сдохнуть вместе с семьей от голода или сгнить за решеткой?
- Да, согласен я, согласен, - испуганно проговорил Кондратий, а по комнате стал расплываться неприятный смердящий запах.

- Ты что, обосрался? – Борис захохотал. – Пшёл отсюда. Через неделю придешь ко мне, вот тебе адрес. Запомнишь, бумагу сожги. Или сожри, голодный, небось. – Он снова захохотал.

Вот так Кондратий и оказался осведомителем ГПУ. К слову, это ему не доставляло особых хлопот. Он не задумывался о том, что делает. Да и что особенного было в том, что он рассказывал о происходящем в Кронштадте, на корабле. Зато у него всегда водились деньги, и отъелся Кондратий быстро. Родных, конечно, не забывал, передавая с оказией на родину деньги и продукты, особенно в первые два года службы.

Сегодняшняя встреча должна была уже давно состояться. Однако веселая компания и потом погоня за мальчишками помешали этому. Теперь Кондратий шел на встречу с Борисом. И думал, заодно, решить свои проблемы.

Путь его лежал к дому, своим острым носом утыкавшемуся в площадь Исаакиевского собора. Вот уже несколько лет здание пользовалось мрачной известностью, поэтому народ, как правило, старался обходить его стороной. Это был дом Шиля, про который ходили разные слухи. Среди прочего говорили, что там располагается чекистская тюрьма.

Была ли там тюрьма, Кондратий не знал. Да и незачем ему было знать. Последние два раза он приходил именно сюда, поднимался на второй этаж в кабинет к Борису. Неделю назад в коридоре он столкнулся с двумя солдатами, которые вынесли из кабинета тело. Лицо человека напоминало кровавое месиво, но в нем было что-то знакомое. Уже уходя после очередного доклада, засовывая хрустящий червонец в карман, Глухов остановился. Он вспомнил, где видел ЭТО лицо. Это было лицо его бывшего капитана корабля. Весь экипаж удивлялся в начале недели, когда капитан не явился на службу. А днем позже им представили нового капитана. А еще неделей раньше, вспомнил Кондратий, он в разговоре с Борисом упомянул о том, что капитан на разводе ставил им в пример патриотизм какого-то Эссена…

***

Аня…Аня…Москва…Он со свертком. Как он пробежал пол-Москвы с этим свертком? Печь…Бумаги…Всё не то, не то…Горит огонь, яркий огонь, жжет глаза, слезы…Фотографии горят, записи…слезы…По-че-му? И она, стоит сзади, прижавшись, такая родная и далекая…почему? Почему сейчас?

Огонь… огонь…огонь… Один чемодан с бумагами в деревне, ах, надо бы сжечь тоже…Бежать… Бегу… Снова огонь…Тишина…Шаги? Откуда шаги…Голова…Боже, кто бьет по голове? Адская боль…Огонь…Аня…Юра бежит с вытянутыми руками…Иди ко мне, малыш…Огонь…Боль… Руки, руки горят в огне…

Бумага…Желтая уже…стихи…Глупо…

Вечер, как сажа,
Льется в окно.
Белая пряжа
Ткет полотно…

Сажа…Руки черные…Сгорело…Всё сгорело…Теперь всё…

Аня…Аня…Стой, не уходи…Боль…Господи, боль какая…Аня…

Стихи на салфетке…Запах кофе…Кровь…Откуда кровь?

Мама…Мама, родная…Я скоро приеду, мама…С Аней приеду…Ты увидишь, она хорошая…Слышишь?.. Ма…

***

Глухов вжался в стену подворотни и приложил палец к губам. Мимо проехала машина с патрулем. Взвизгнули тормоза и десять матросов высыпали на дорогу за три дома от них. Двое осталось на улице, остальные побежали во двор. Нужный ему дом был следующим по улице. Пройти по улице в открытую, не привлекая внимания всем было невозможно. Матрос вгляделся внутрь двора и махнул рукой. Вся группа вошла в колодец двора, на обратной стороне которого виднелся выход на противоположную сторону – проспект Майорова или Вознесенский, в недавнем прошлом, проспект.

Кондратий постучался в дверь и что-то сказал открывшему. Снова махнул рукой, и вся группа вошла в здание. Он первым поднимался  по темной лестнице. Двое матросов несли за ним Есенина. Дважды болтающаяся голова ударялась о мраморные ступени. Матросы волокли тело, не глядя.  Не доходя нескольких ступенек до двери коридора второго этажа, процессия остановилась. Тело Есенина с шумом бросили. Голова снова ударилась о ступеньки, лоб с разлету ударился о круглый прут перил. Сергей застонал, на несколько секунд приоткрыл целый глаз и прохрипел:

- Аааа…ааа.

- Живой ещё, сука, - Глухов пнул его по ребрам, отчего голова снова впечаталась в прут.

- Сам…сука… - почти не разжимая окровавленных губ, еле слышно прошептал Сергей. Он сделал судорожный вдох и совсем тихо прошептал:

- Прости…Аня…

продолжение, http://www.proza.ru/2012/02/07/1616