- Останови, - приказал Миоци вознице у дома воеводы Зарэо, утопающем в буйной зелени. Пегие кони пряли ушами и фыркали, жадно вбирая в широкие ноздри вечернюю свежесть. Миоци спрыгнул на землю и стоял, ждал, пока из повозки выберется притихшая Раогай.
- А ты останься, Сашиа, - негромко сказал он сестре. – Ты едешь со мной в Тэ-ан.
- Я могу забрать свои вещи, брат? – спросила Сашиа – глухо, из-под плотного покрывала.
- Нет, - коротко ответил старший Ллоутиэ.
Он отвел Раогай к Зарэо, который читал только что полученное письмо от Оэлай, своей племянницы из Энни-оиэ.
- Вот, стал я дедом, ли-шо! – закричал он, выбежав навстречу гостю и обнимая его. – Эх, Миоци! Приходи на пир! Когда твои посты заканчиваются? И Игэа пригласим! Баранов зажарим, курятины твоему другу натушим! Фроуэрцу нашему!
Он несколько раз хлопнул ли-шо-шутиика по спине.
- Поздравляю тебя, Зарэо, - ответил Миоци, отступая на шаг. – Это хорошая весть.
- Что натворила Раогай? – сдвинул брови суровый отец и расхохотался. – Дочушечка! Надо и тебя замуж выдать! Миоци, рассказывай, неужто она в Белые горы сбежать решила? Ну и девчонка у меня, то ли дело твоя Сашиа… А они подружились, подружились, я так рад…
- Расскажи, Раогай, что произошло, - сухо сказал жрец.
- Мы… мы…я…это я виновата, отец! – выдавила из себя Раогай.
- Что случилось, дочка? – добродушно нахмурился Зарэо. - Эй, Миоци, а где Сашиа? – спохватился воевода.
- Она в повозке. Я запретил ей выходить. Мы едем в Тэ-ан.
- Как… в повозке? Она же с утра дома была… Ну и девки! – захохотал воевода. – Нет, ты посмотри, ли-шо, это я думал, что она мою рыжую вышивать научит! Хо-хо! Научила! Кровь Ллоутиэ свое берет! – он с размаху хлопнул Миоци по плечу.
- Подожди, - поморщился Миоци, - подожди, Зарэо.
- Папа, я сейчас все объясню! – Раогай подошла к отцу и нежно прижалась к его расшитой золотом праздничной рубахе.
- Давай, дочка, - тщетно стараясь казаться строгим, велел он, взъерошивая ее рыжие волосы.
- Я учила Сашиа ездить верхом, - заявила Раогай. – Не думаю, что даже великий жрец Всесветлого найдет это предосудительным.
- Да ну, Миоци, право же! Девчонки всего-то на коняшках покатались! – развел руками воевода.
- Но, папа, ты знаешь, мы заблудились, и добрались с трудом до дома Игэа. Там мы и встретились с ли-шо-Миоци.
- Ну, хорошо, что все обошлось! – сказал Зарэо. – Прошу к столу, Миоци! Заночуйте у нас.
- Нет, - кратко ответил жрец. – Мне надо спешить.
- Постой, а вещи Сашиа? – закричал воевода вслед странному гостю, но фигура Миоци уже слилась с вечерней мглой.
… Они ехали домой молча. Сашиа сидела, закутавшись в покрывало так, что не было видно ни глаз, ни алеющего следа от пощечины брата. Миоци сидел напротив сестры, смотря прямо перед собой – мимо нее, сжавшейся в углу повозки на тяжелом ковре с темно-бордовым узором. Миоци снова первым вышел из повозки и долго стоял, отвернувшись, пока Сашиа выбиралась наружу.
Он взял ее за локоть – Сашиа через покрывало и платье ощутила силу его стальных пальцев – и повел по ступеням особняка.
Миоци привел ее в убранную для гостей комнату – она показалась девушке нежилой и холодной, несмотря на богатые ковры, покрывала и утварь, кивнул на поданный рабом поднос с едой.
- Поешь. Потом придешь.
Он даже не назвал ее по имени. Голос ли-шо-шутиика был ровен, спокоен и бесстрастен.
- Брат! – протянула она к нему руки, словно не желала поверить во что-то, открывающееся ей.
- Потом придешь. Я должен побыть один.
Она села, вернее, упала, на ковер. Миоци не повернул головы и медленно вышел. Его шаги быстро затихли на коврах.
Сашиа не притронулась к еде, и пролежала на ковре до тех пор, пока раб не пришел позвать ее – «к мкэ ли-шо-Миоци».
Была уже глубокая ночь. Светильники покачивались от холодного ветра из щелей. Сашиа шла по коридору мимо золотых и серебряных статуй, словно слепая, натыкаясь на стены и дверные проемы. Когда она вошла в комнату, где на простой циновке у огромного очага сидел великий жрец Шу-эна, ей достало сил только на то, чтобы произнести:
- Приветствую служителя Всесветлого…
Он кивнул и молча встал, подошел к ней.
Сашиа закрыла глаза.
Миоци подвел ее к очагу и заставил сесть рядом с собой.
- Рассказывай все, - сказал он и отвернулся.
- Все? – переспросила сестра.
- Здесь не детская игра в глупое эхо, - заметил Миоци, не поворачивая головы.
- Я не буду тебе ничего рассказывать, - ответила громко Сашиа.
- Отчего?
Он повернулся к ней – блики огня отсвечивали на его осунувшемся, исхудалом лице.
- Когда… когда ты стала карисутэ? – спросил он обреченно.
- Очень давно, - ответила Сашиа, и покрывало упало с ее плеч на землю.
Миоци сжал голову в ладонях и пригнулся, застонав от боли.
- Где это случилось? Это он… он тебя научил?
- Каэрэ? Нет, он не карисутэ, о ли-шо-Миоци, - ответила спокойно она.
- Ты научилась их хитростям… - медленно, со страданием в голосе, проговорил Миоци. – Он говорит, что ты – не карисутэ, ты говоришь – что это не он…тайком ты прибегаешь к нему, а Игэа вас покрывает… он – тоже карисутэ… о Всесветлый!
- Каэрэ только сегодня узнал, что я карисутэ. В тот самый миг, что и ты, брат…
- Не называй меня больше так, - ответил ли-шо-шутиик, прижав руку к горлу.
- Ты можешь запретить мне тебя так называть, но ты навсегда останешься моим братом, сыном моей матери, Ийи Ллоиэ, и моего отца, Раиэ Ллоутиэ - неожиданно звонко прозвучал голос Сашиа.
- Не смей называть их имен, - обреченно произнес Миоци. – Ты ушла к карисутэ, я ушел к белогорцам. Мы – врозь, и у нас нет родни.
- Наши с тобой мать и отец были карисутэ, брат, - ответила Сашиа.
Северный ветер громко хлопал занавесью, задувая пламя в светильнике. Миоци молча встал и ушел. Огонь в очаге погас, и Сашиа осталась одна в наступившей темноте.
…Великий ли-шо-шутиик велел позвать к себе Тэлиай. Она пришла и стала на пороге его простой кельи в домике в саду.
- Дитя мое, Аирэи, - вырвалось у нее, - на кого ты похож…
- Тэлиай, - он поднял голову, и, встретившись с ним взглядом кормилица испуганно умолкла, - Тэлиай, ты – карисутэ?
Она растерялась и, пошатнувшись, прижалась к дверному косяку, чтобы не упасть.
- Итак, - продолжал Миоци, - ты – карисутэ. Отец Огаэ был карисутэ. Игэа – карисутэ… и Аэй, надо полагать, тоже…
Лицо Тэлиай стало землисто-бледным.
- Сашиа и Каэрэ – еще одна пара карисутэ, - с нехорошим смешком добавил великий жрец. – Ты видишь, я много знаю. Тебе лучше признаться во всем.
- Мне… признаться? – прошептала Тэлиай. – В чем… признаться?
- В тех гнусностях, в которые… в которые… - у него перехватило горло, - в которых вы втянули Сашиа!
Он прыжком вскочил на ноги и схватил за плечи Тэлиай. Та смотрела ему в лицо широко раскрытыми от ужаса глазами и ничего не говорила.
- Отвечай! Не бойся меня удивить! – крикнул он.
- Удивить? – ответила кормилица, мягко отводя его руки. – Что же, слушай… Сын мой, Аэрэи, был карисутэ. Его приемные родители – Ийя Ллоиэ и Раиэ Ллоутиэ – были…
- Тэлиай! – взревел Миоци. – Не лги!
- Твой дядя…
- Не лги!
На лице великого жреца появились пунцовые пятна – такие же, как пятно на лице Сашиа.
- Ты ударил свою сестру, сынок… - горько сказала Тэлиай. – Хороший же путь прошел белогорец…Твой дядя неспроста не хотел видеть тебя в Тэ-ане.
- Мой дядя? – зло засмеялся Миоци. – Откуда ты знаешь про Аирэи Ллоиэ? Или ты подавала ему лук при Ли-Тиоэй? Как вы лживы, карисутэ… О, Всесветлый…
- Я не подавала ему лук при Ли-Тиоэй. Но дева Шу-эна перевязала его раны и вернула к жизни, - сурово ответила Тэлиай. – Что ж, прикажи казнить и ло-Иэ, странника-белогорца, странника-карисутэ – того, кто занял место своего старшего брата, растерзанного псами Нэшиа!
Миоци отпрянул от нее, отступил назад, на циновки, споткнулся о корзину со свитками и, потеряв равновесие, упал на пол, опрокидывая на себя светильник.
- О, дитя мое! – испуганно закричала Тэлиай, и они вместе начали тушить жадное пламя, охватившее старую циновку.
…Сашиа выбралась из ледяной залы, по которой гулял ветер, неслышно прошла по коврам, потом – по дорожкам сада, потом – осторожно подошла к дверям домика в саду. Там горел свет, и пахло чем-то сладко и вместе с тем - горько, будто в непраздничный вечер кто-то зажег горный ладан - благовоние Солнцестояния.
Миоци сидел на циновке, перед ним стоял раб.
До стоящей в темном саду и прильнувшей к дверной щели Сашиа донеслись слова брата:
- Нээ, ты завтра пойдешь с Сашиа на рыночную площадь и сделаешь, как я тебе сказал…
Девушка толкнула дверь и бросилась к ногам Миоци:
- Брат! Аирэи! Ли-шо-Миоци! Жрец Всесветлого! Нет! Не делай этого! Пощади! Пощади! Накажи меня сам! Избей, как хочешь! Только не приказывай наказывать меня на рыночной площади!
Она рыдала, целуя его ноги и край рубахи, долго не замечая, что он сам содрогается от рыданий и целует ее.
- О, бедная, бедная сестра моя, - наконец, смог он сказать. – Неужели я был так жесток к тебе, что ты решила – я могу отдать тебя палачам на рынке, как распутную девку?
- Брат мой…- она обвила его шею руками. – Ты понял все? Ты не сердишься?
- Нет, о нет. Не сержусь. Я хотел отправить Нээ с тобой на рынок – чтобы ты купила себе всего, чего ты хочешь – тканей, украшений…ниток для вышивания – самых драгоценных…
Она разрыдалась снова, повторяя: «Аирэи! Аирэи!»
- Ты ведь помнишь матушку? - спросил он вдруг сестру.
- Да, конечно, помню – она любила тебя, и ожидала встречи.
- Как? – не понял Миоци. – Вы же считали меня умершим.
- Карисутэ верят, что Повернувший ладью вспять приведет всех живыми с собой.
Миоци покачал головой.
- Какая она была, матушка? – спросил он.
- Люди говорили, что я на нее очень похожа, - ответила Сашиа, улыбаясь сквозь слезы.
…Они долго говорили – о родителях, о их доме, о сыне Тэлиай, ставшим наследником Раиэ Ллоутиэ, о том, как жила Сашиа в общине, как она стала карисутэ…
- Ничего дурного мы не делаем, брат мой, - перебила она свой рассказ и заглянула в его усталые глаза, отливающие темно-зеленой водой лесных озер.
- Не бойся меня, - уже в который раз повторил ли-шо-Миоци. – Не бойся. Я был суров. Я был… очень несправедлив. Теперь все будет иначе.
Он поцеловал ее в лоб и встревожено произнес:
- Ты вся горишь! У тебя лихорадка, Сашиа!
Предыдущий отрывок: http://www.proza.ru/2010/03/02/538
Продолжение: http://www.proza.ru/2010/05/22/673
Начало: http://www.proza.ru/2009/04/26/635 и http://www.proza.ru/2009/06/19/987