предыдущее - http://www.proza.ru/2017/12/26/1645
Небо было окрашено светленько, невнятно. Мне сложно было определить время суток. Какой-то затянувшийся, зависший в одной точке рассвет. Или это просто туман? Я шёл довольно уверенно, почти не задумываясь. Почти не удивляясь, почему ориентируюсь в незнакомом месте и не удивляясь, почему одет в чужую одежду.
И я почти не удивился, когда, свернув глубоко в сторону от дороги, почти наткнулся на домишко. Он словно выпрыгнул на меня из тумана, из полурассвета, уютно скрытый зарослями.
Отсюда ещё отчётливее тянуло жилым, жильём, людьми.
Я осмотрелся. Что там, за туманом? Город? Деревня? Хутор? А за зарослями? Огород? Горы? Я понятия не имел. Но одну вещь я знал точно: всё получится. И никто не погибнет. По крайней мере, на этом этапе.
Рука моя нашарила мокрое дерево калитки, я уверенно шагнул к тёмному крыльцу, торкнул в дверь. Конечно, было заперто – брякнул засов, и где-то внутри, в глубине домишка глухо заворчала собака.
Я постоял, раздумывая. Там, на обрыве, я сумел-таки оттащить раненого от опасного края так, чтобы даже случайное движение больше не грозило ему гибелью. Он так и не пришёл в себя, только иногда еле слышно стонал. Насколько я мог определить на глаз, рана в боку была огнестрельная, и крови было потеряно порядочно. Я оставил его, подложив под него обнаруженное в вещмешке, свёрнутое одеяло и замаскировав сверху ветвями. Я понимал, что от овчарок это не спасёт, но это было всё, что я смог сделать.
Я снова постучал, и собака опять заворчала.
Постояв секунду, я сошёл с крыльца и прильнул к окошку - там, в глубине, в темноте, вдруг затеплился светец и снова погас. Занавеска отодвинулась, я понял, что меня рассматривают. Я приветливо махнул рукой и вернулся к двери.
Опять пришлось подождать. Наконец, что-то там внутри скрипнуло, стукнуло, шаркнули шаги, и дребезжащий голос спросил:
- И кто-й-та?
- Откройте, нужна помощь раненому, - быстро сказал я.
Почти сразу я услышал ещё движение, зажурчал негромкий, но бойкий свежий девчоночий голос, дверь приоткрылась, а потом распахнулась.
Передо мной стояла невысокая девушка в ватнике, накинутом на синее фланелевое платье. Две светлые косы лежали на груди. Из-под стрельчатых бровей на меня смотрели смелые глаза.
- Что нужно?
- Подводу найдёте для раненого?
- Далеко раненый?
- Километра полтора.
- Баб Рада! – девчонка стремительно обернулась в глубину тёмных сеней. - Надо к Терентию. Я сбегаю!
- Сиди, как договорено, - сказала старушечий голос из темноты. – Сбегает она... Сам найдёт.
- Баб Рада, он не найдёт!
- Я найду, - сказал я.
- Найдёт, - баба Рада, выдвинулась из темноты.
Была она сухая и чёрная, как ветка фисташника, в повязанном туго платке, в простой кофте налегке. За её спиной глухо колотилась в дверь и мягко повизгивала собака.
- Стой тут, - сказала хозяйка строго, - сейчас выйду, обскажу.
Она скрылась, шикнув на собаку. Девчонка смотрела на меня с открытым приязненным любопытством.
- Ты из Москвы?
- Я? – я изумлённо уставился на неё. – С чего ты взяла?
- Нездешний, - уверенно сказала девчонка. - Не похож на здешних.
Я пожал плечами. Я на самом деле понятия не имел, насколько я был нездешним. Я не знал вообще, где нахожусь. Может быть, я и был нездешним для этого мира.
- Ну, нездешний, - сказал я. – А ты?
Я вдруг сообразил, что у неё-то как раз твёрдый, не местный выговор, да и глаза - смелые, прямые...
- А ты здешняя?
- А я… - она вздохнула легко, - а я…
Она не успела договорить, как дверь крякнула, выпуская старуху вместе с собакой, которая тут же опрометью метнулась ко мне, сунулась мягким шаром в ноги, обнюхала и завиляла хвостом.
- Та гляди, свой, - сказала старуха с удивлением.
- Баб Рада, - девчонка обернулась – я ж говорю: это наш.
- Наш-наш… В хату иди, бядовая голова… И язык не чеши зря, скольки раз сказано…
- Я не чешу! – девчонка вскинулась. - Я помочь хочу!
- Ступай, - старухе без церемоний развернула её в темноту сеней и подтолкнула, из-за бабкина плеча пальнули на меня весёлые глаза, смутно мелькнули две косы, стукнула дверь - и всё пропало. И сразу стало как будто темнее на крыльце.
Баба Рада запахнула тёмный салоп, припадая, сошла с крыльца, сразу почти наполовину утонув в туманных сумерках, махнула мне идти за ней и двинулась вдоль забора. Я послушно потопал вслед, не спуская глаз с её спины и удивляясь несоразмерной дому длине забора.
Несмотря на возраст и туман, баба Рада шла резво, и я прибавил шагу, боясь упустить её из вида.
Однако внезапно она остановилась, оглянулась на меня и замахала мне рукой так, как машут человеку, чтобы он уступил дорогу.
Я послушно отшагнул в сторону, взглянул назад, никого не увидел, взглянул вниз, чтобы не оступиться – и замер: снег лежал под моими ногами. Сырой, нехолодный на вид. Он уже начал подтаивать, сквозь него волнисто проглядывала листва. Не может быть – успел подумать я, никакого снега не было, когда я шёл к обрыву, и потом, когда я шёл от обрыва, тоже не шёл никакой снег, откуда ему быть, не мог же он нападать за то короткое время, что я смотрел на девчонку, ничего не замечая вокруг.
В мгновение ока во мне прокрутилось дежавю – и девчонку я где-то видел, и косы эти, и я всё-таки покачнулся и не удержался, упал – сначала на забор, а потом на землю, в снег. Влажный холодок коснулся щеки и шеи… я автоматически захватил губами мокрый комок, холод растаял во рту, обжигая нёбо, в голове прояснилось.
- Ментоскопирование – сказал надо мной женский голос, и я тут же почувствовал руку бабы Рады на своём плече:
- Вставай парень… слышь… поднимайся… Вставай, давай, Маугли… Маугли, школу проспишь…
продолжение http://www.proza.ru/2017/12/27/1284