Политика Англии в Прибалтике и генерал Юденич.
(Продолжение, предыдущая глава:http://www.proza.ru/2017/11/28/1170)
Продолжим рассказ о том, как складывались судьбы наших белоэмигрантов после окончания Гражданской войны.
Чтобы у читателей не создалось впечатления, что только лишь один генерал Д.Г. Щербачев «жировал» там в то время, расскажем о другом известнейшем «герое» Гражданской войны генерале Н.Н. Юдениче и о «высокой политике» Великобритании в отношении прибалтийских владений Российской империи.
Несколько слов о генерале Н.Н. Юдениче.
В годы Первой мировой он успешно воевал на Кавказском фронте и был широко «распиарен» газетчиками той поры.
В 1914 году Юденич стал начальником штаба Кавказской армии, которая вела бои с войсками Османской империи.
В ходе драматического сражения войска Кавказской армии наголову разбили турецкие войска под командованием Энвер-паши в Сарыкамышском сражении.
24 января 1915 года Юденич был произведён в чин генерала от инфантерии и назначен командующим Кавказской армией.
13-16 февраля 1916 Юденич выиграл крупное сражение под Эрзурумом, а 15 апреля того же года овладел городом Трапезунд.
За это сражение (ещё до его окончания) Юденич Николаем Вторым был награждён орденом Святого Георгия 2-й степени (после него этот орден такой степени в Российской Империи больше никто не получал).
После Февральской революции Юденича назначили командующим Кавказским фронтом. Однако после ухода с поста военного министра А. И. Гучкова 2 (15) мая 1917 года новый военный министр А. Ф. Керенский снял Юденича с должности, и отправил в отставку.
В январе 1919 года Н.Н. Юденич, пользуясь документами на чужое имя, вместе с женой и своим родственником, адъютантом Н. А. Покотило пересёк финскую границу и прибыл в Гельсингфорс.
В начале 1919 года он стал во главе размещенной на территории Эстляндии Северо-Западной армии «белых», нацеленной на взятие Петрограда.
Казалось бы, столь грозный и прославленный полководец, должен был бы легко разбить недисциплинированные и малобоеспособные части Красной Армии, и овладеть «Красным Питером».
(Тем более что в руководстве «красных» войск, оборонявших Петроград, все было подготовлено к началу белогвардейского восстания, приуроченного к выходу передовых отрядов Юденича к Обводному каналу).
Однако этого, ко всеобщему изумлению, не произошло. (Почему так получилось – тема отдельного разговора, и мы к нему когда-нибудь еще вернемся).
Пока же рассмотрим некоторые подробности того, как вообще Юденич оказался во главе этой самой Северо-Западной армии, какую жизнь он вел в Париже, после ее бесславного краха и, последовавшего за этим, своего отбытия в эмиграцию.
О малоизвестных деталях назначения Юденича командующим Северо-Западной армии интересно рассказано в «Воспоминаниях» генерала Эрнеста фон Валь.
Он был зятем Военного Представителя русских армий при союзных правительствах и союзном Верховном командовании в Париже генерала от инфантерии Д.Г. Щербачева, который руководил вопросами формирования и пополнения «белых» армий.
Вот, что на счет назначения Юденича, рассказывает генерал Э. фон Валь:
«Другой вопрос, решённый тоже при мне, был вопрос о Северо-Западном фронте.
Действия корпуса Родзянко, отряда кн. Ливена и прочих формирований надо было объединить под начальством лица, которое не навлекло на себя подозрения в германофильстве, - иначе не было бы поддержки со стороны французов.
В это время ген. Юденич в качестве частного человека, эмигранта, мирно жил в Финляндии. Об этом было известно Щербачёву.
Дать знать Юденичу о своих планах Щербачёву было невозможно, т.к. связи с Севером не было. Щербачёв решил, что он в своих бумагах к союзникам будет писать об «армии Юденича», который своевременно об этом узнает и тогда и выступит.
На совещании я возразил против этого в том смысле, что роль Юденича на Кавказе была не столь уж блестящая.
Я указал на то, что недостаточно назначить Юденича, не действующего на Севере, на должность Командующего, раз тут себя уже проявили другие. Но решение было принято против моего голоса.
Изумлённый Юденич узнал, что уже целый месяц пишут и получают снаряжение на его армию, которая фактически не существовала. Продолжали существовать ничем не связанные между собой группы Родзянко и т.д.»
Тут требуется небольшой комментарий.
Дело в том, что действовавшие тогда в Прибалтике «белые» воинские части располагались на довольно большом расстоянии друг от друга (в Эстляндии, Лифляндии и Курляндии), и подчинялись разным командирам (А. Родзянко, «светлейшему князю» Ливену, Бермондт-Авалову, Вырголичу, Булак-Балаховичу и другим), которые считали себя самостоятельными «полководцами», не слишком-то доверяли друг другу и отнюдь не мечтали подчиняться неведомо откуда взявшемуся (впоследствии) на их голову Юденичу.
Их можно понять:
В то время как они, с переменным успехом, в 1918 году воевали с красными отрядами в Прибалтике, Юденич тихо и мирно весь этот год прожил в на положении обывателя, никак себя не проявляя.
Однако, в глазах союзников по Антанте, все «белые» части, находившиеся в Прибалтике, были скомпрометированы их тесным сотрудничеством с германским командованием, которое фактически и создало «Северо-Западную армию», поставляло для неё оружие, боеприпасы, продовольствие и занималось обучением командного состава.
(Более подробно об этом: http://www.proza.ru/2016/11/16/548)
«Белые» части, подчинявшиеся Бермондт-Авалову, к примеру, были одеты в германское обмундирование, носили «рогатые» немецкие каски, образца 1916 года, имели немецкое же оружие.
Некоторые его части, вообще, более чем на половину состояли из немецких наемников (офицеров, унтер-офицеров и солдат германского рейхсвера).
Союзники и, прежде всего Великобритания, не без оснований предполагали, что при помощи этих войск, побежденная Германия может постараться закрепить свое военное и экономическое присутствие в Прибалтике, где издавна проживало множество остзейских немцев, чьи симпатии традиционно были на стороне «исторической родины».
Поэтому, когда англичане решили подчинить эти территории своему влиянию, и объединить разрозненные «белые» части в Северо-Западную армию, потребовалось срочно найти кандидатуру, незапятнанную сотрудничеством с немецким командованием и политиками в Берлине.
Юденич, живший в Финляндии, казался идеальной кандидатурой: популярный у русских генерал, «победитель турок», «герой Эрзерума» и т.д.
Вот почему выбор пал на него.
В это время в парижском эмигрантском Представительстве, возглавляемом Д.Г. Щербачевым, был изрядный «раздрай»:
«Начальником штаба Щербачёва был Головин, человек умный, талантливый, хитрый и тщеславный. Уже будучи в Академии Генерального Штаба, а потом в 7-й армии на роли помощника Щербачёва, Головин стремился затемнить своей деятельностью личность Щербачёва.
В Париже он столкнулся с другим помощником Щербачёва Адмиралом Кононицыным.
Между ними произошла «руготня». Щербачёв должен был вмешаться, причём адмирал оказался прав. Головин после этого стал открыто в оппозицию Щербачёву.
Штаб, чувствуя в Головине восходящую, а в Щербачёве – нисходящую – звезду, принял сторону Головина, в том числе племянники Щербачёва Гриша и Гриля, всю жизнь пользовавшиеся положением дяди и ставшие людьми благодаря ему.
Правительство Деникина не могло забыть Щербачёву подчинения Деникина Колчаку.
Принятый с царскими почестями Деникиным, Щербачёв уехал тогда от Деникина под знаком всеобщей ненависти.
Это чувство захватывало всё большее число людей на фронте, когда стали ходить слухи о безумных тратах Щербачёва и о его капризности и бездеятельности.
Много лиц во Франции придерживались того же мнения. Это происходило потому, что масса сановников и прочих лиц, попавших в тяжёлое материальное положение, обращались к Щербачёву за казённым вспомоществованием, - у Щербачёва же кредиты были ограничены. Он не мог удовлетворить этих просьб. Это создало ему на месте врагов».
Как видим, слухи о «безумных тратах» жившего в Париже Щербачёва и о его нежелании помогать офицерам-эмигрантам доходили даже до Добровольческой армии!
В связи с этим, было решено послать в Париж, в качестве «ревизоров», генерала Абрама Драгомирова с группой офицеров.
Генерал от кавалерии А.М. Драгомиров в это время занимал должность председателя Особого совещания при командующем Добровольческой армии А.И. Деникине.
Его миссия закончилась провалом:
«Дурные толки приняли такие размеры из-за жизни его семьи, что на фронте решили прислать А. Драгомирова посмотреть, что делается в Париже.
Драгомиров в Париже на улице и в соборе в сопровождении казаков выступал в кавказской форме.
Это раздразнило и так уже недовольных русскими французов. Вследствие этого и нетактичностей по отношению к Щербачёву Драгомиров провалился во французском мнении.
Он увидел, что не так просто ревизовать Щербачёва, а потом его удалить.
Щербачёв, делая вид, что он не замечает невоспитанностей Драгомирова, позвал его со всей свитой в Севр. Я жалею, что не был в этот день дома. Тут происходило обычное угощение с подчёркиванием роскоши и гостеприимства – именно того, в чём миссия Драгомирова и должна была уличить Щербачёва.
По возвращении Драгомирова на фронт один из членов его штаба сделал сообщение всему обществу офицеров о личной жизни Щербачёва, сопоставляя её с лишениями на фронте».
В общем, Деникину и прочим белым офицерам, недовольным «безумными тратами» Щербачёва, оставалось только «утереться»: Париж был от них далеко, а «кадровую политику» в нем определяло руководство Антанты, которое к этому времени уже считало и Колчака и Деникина своими вассалами и не слишком-то интересовалось их мнением.
«В то время как Париж был центром мировой политики, - там заседал Верховный Совет, - фактическая сила была вся у Англии. Только Англия могла давать снаряжение и припасы белым армиям.
Военный агент в Англии, престарелый Ермолов, милый, популярный у англичан старик, обангликанился. Он давно уже не знал, для чего служат военные агенты, и не мог оказать давления на Английское правительство. Щербачёв поэтому отправил туда Головина. Это было большой ошибкой.
Головин, гораздо менее разборчивый, чем благородный Щербачёв, понял, что в Париже лишь разговаривают, а в Лондоне делают дело. Где дело, там и сила, почему туда же перейдёт в конце концов власть.
Обставив с помощью Щербачёва свою поездку в Лондон так, что военно-политический мир не мог не обратить на эту поездку внимания, и зная значение такой предварительной пропаганды, Головин добился приёма у Черчилля и очаровал его ясностью своей мысли и простотой своих взглядов. Головин умел убедительно говорить.
Вместо того чтобы вернуться в Париж, Головин задержался.
Вскоре выяснилось, что Головин обосновался окончательно в Лондоне и не считает себя более в подчинении Щербачёва.
Он выбрал себе помощником талантливого, но беспринципного генерала Геруа, приехавшего представителем Юденича из Финляндии, и профессора Гарднера, хитрого, ловкого человека, искусного интригана…
У Щербачёва же не было в те времена ни одного выдающегося помощника, т.к. полковник Мельчаков, который своей честностью и своим несложным, но ясным умом сослужил большую пользу Щербачёву, отсутствовал. (Он застрял в Румынии.)
Борьба при таких обстоятельствах склонилась бы на сторону более молодого и деятельного Головина.
Но поддержка Фоша, популярность Щербачёва во Франции и честолюбие Головина оставили победу на стороне первого.
У Колчака не было настоящего Начальника Штаба. Колчак в качестве адмирала не мог обладать познаниями, нужными для крупных операций.
Головин, обеспечив нужное для победы над тогда ещё слабыми большевиками, решил оставить за себя Геруа, думая им заменить вскоре Щербачёва, а сам поехал к Колчаку, чтобы взять в свои руки операцию. После победы он, по-видимому, думал захватить и всю власть.
Как только он уехал, Щербачёв принял меры, чтобы уничтожить самочинно создавшееся Управление в Лондоне, – он это делал осторожно, но умело и тонко. Вследствие длительности переезда на Дальний Восток расчёт Головина уволить Щербачёва от имени Колчака не удался; ещё менее удалось ему создать для самого Щербачёва затруднения в Париже, пользуясь было гр. Игнатьевым, бывшим военным агентом, известным негодяем, ставшим после революции на сторону большевиков и продолжавшим быть во Франции военным агентом.
Не было власти, которая назначала бы или могла сменить военные кадры России. Игнатьев продолжал существовать рядом с Щербачёвым, хотя никто уже с ним не считался. Но это положение создавало Щербачёву много затруднений, которые и Головин не преминул использовать через Геруа».
Как видим, в самый разгар Гражданской войны, белогвардейское руководство активно враждовало друг с другом и всячески пыталось решать свои «шкурные» и карьерные вопросы.
Для того, чтобы постараться через Юденича «скинуть» в Лондоне генерала Геруа (а заодно и «вытащить из банка в Ревеле свои личные деньги), Щербачев и направил своего зятя, генерала Эрнеста фон Валь в командировку в Эстляндию. Однако добраться туда из Франции было очень сложным делом:
«Щербачёва побудили пойти мне навстречу два соображения: 1) то, что у меня в банке в Ревеле лежали его русские деньги, ещё не потерявшие тогда цены; 2) необходимость устроить уход Геруа. Геруа на предложение покинуть Лондон мог сказать, что он представитель Юденича, командированный последним для обеспечения снабжения С.-З. армии, что Юденич не подчинён Щербачёву и что он, Геруа, поэтому не обязан исполнять требования Щербачёва. Оставаясь на месте, он мог продолжать работу Головина и ждать удаления Щербачёва. Щербачёв решил попросить Юденича отозвать Геруа.
Т.к. не существовало средств сообщения, он захотел воспользоваться мной и дал мне командировку к Юденичу. Это мне давало возможность устроить мои денежные дела и привезти деньги Щербачёва. Хотя из Эстонии в последнее время и выбрался во Францию какой-то офицер с письмами, - но он это сделал на торговом судне, случайно проскочив через английский контроль. Из Франции же никому до меня не удавалось уехать в Эстонию. Между тем, туда шли военные грузы и, казалось, можно было устроить сопровождающих груз. Так мы и решили.
Однако выяснилось, что соответствующие пароходы идут сперва в Англию и от англичан зависит, кому сопровождать груз. Без англичан обойтись нельзя было.
Военным представителем Англии в Париже тогда был молодой генерал Спирс. Щербачёв ему написал письмо. Я поехал к нему. Он работал в штабе Фоша. Спирс любезно меня принял и ещё более внимательно меня выслушал…
Мы с ним стали в дружеских отношениях. Спирс обеспечил мне поездку из Лондона на пароходе с грузом для Юденича в Ревель».
Сделаем еще один небольшой комментарий.
Дело в том, что главные союзники по Антанте уже четко разграничили территорию России на сферы своего влияния.
Франции достался Юг России (Новороссия, Крым, Кубань), а Великобритания, в качестве сферы своего влияния, получила Прибалтику (и много что еще, кстати).
Поэтому попасть в Прибалтику, минуя Англию, даже для их лучших союзников-французов, тогда было категорически невозможно.
ВСЕ корабли с военными грузами из Франции, следовавшие в прибалтийские порты, шли ТОЛЬКО через английские порты и с разрешения английских властей.
Генерал фон Валь, следовавший в командировку в Ревель, несмотря на поддержку английского представителя в Париже генерала Спирса, тоже обязан был прибыть в Лондон за разрешением!
Вот, что из этого вышло:
«Я поехал к назначенному дню в Лондон и, согласно указанию Спирса, пошёл в военное министерство к Черчиллю. Там меня заставили ждать полчаса, а потом адъютант Черчилля попросил меня прийти через день.
Через день мне сказали, что пароход уйдёт через 10 дней. Я вернулся во Францию. Через 10 дней я вернулся.
В английском министерстве мне сказали, что пароход ушёл без меня, т.к. мне на нём не могли предоставить места. Когда я указал на переговоры с ген. Спирсом, адъютант мне ответил, что этот вопрос от представителя во Франции не зависит, а решается в Английском Военном министерстве.
Не помню, сколько раз я ездил в Англию и приходил за билетами, но только выяснилось, что я никогда билетов или виз для поездки в Эстонию не получу.
Спирс рвал и метал, - Англия не желала, чтобы Париж сносился непосредственно с Юденичем».
Но самое интересное, вовсе не это.
Во время этих поездок в Англию (и встреч там с представителем Юденича генералом Геруа), генерал Э. фон Валь осознал, что англичане вовсе не желают всерьез помогать «белой» Северо-Западной армии, а исподволь ведут дело к легитимизации созданных, в прибалтийских республиках, националистических режимов.
Эти режимы в Литве, Латвии и Эстонии были созданы в условиях германской оккупации и при политической поддержке правительства Германской империи. После поражения Германии, Антанта, опасаясь того, что там будет установлена Советская власть, разрешила Германии оставить в Прибалтике крупные контингенты немецких войск, «для поддержания порядка».
В 1919 году Англия взяла курс на признание этих правительств и начала оказывать им всяческую поддержку.
Летом 1919 года английское правительство, например, отказалось предоставить кредит Политическому совещанию при генерале Юдениче.
Вот что об этом пишет русский генерал Э. фон Валь:
«При поездках я посещал Геруа и Брюллова и выяснил ряд таких вопросов, которые бросали свет на готовящуюся измену англичан. Собранное и систематизированное мной в обширном докладе открывало Щербачёву глаза на готовящуюся катастрофу белой армии.
Мой доклад Щербачёву был для него неожиданным и убедительным. Он меня попросил поехать к Сазонову и изложить мой материал и мои доклады.
В Русском Посольстве состоялась моя встреча с этим человеком, погубившим Императорскую Россию и счастье и мир всего земного шара.
Мы сели рядом на диван.
Я вытащил свой материал и, на основании ответов Английского Военного министерства на запросы С.-З. армии и окраинных государств и числа и состава военного груза, отправленного или подлежащего отправлению на С.-З. фронт и окраинным государствам, показывал, что англичане не настроены поддержать русские интересы и собираются использовать русские отряды, чтобы совместно с войсками Эстонии, Латвии и Литвы обеспечить этим трём государствам самостоятельность в ущерб России (но в интересах Англии), после чего прекратить помощь как непосредственную, так и посредством этих окраинных государств, оказать на них давление и дать русской смуте углубиться.
Цель Англии была – на многие годы вывести Россию из числа опасных соседей.
Сперва Сазонов смотрел материалы, потом начал возражать, потом оспаривать, наконец, мы стали кричать друг на друга, ставши красные, как раки.
Кончилось тем, что Сазонов сказал: «У Вас чисто немецкая точка зрения». И, сухо попрощавшись со мной, ушёл.
В этой фразе крылась угроза: «Вы, может быть, защитник русских интересов, но одновременно и интересов балтийских баронов, а потому я постараюсь Вас обезвредить как «германофила»».
У меня создалось убеждение, что Сазонов состоит на службе у англичан и всегда был на их службе.
Потому-то он и настаивал в 1914 году на войне, потому-то Россия была им направлена, вопреки желанию Государя, изменническими приёмами на дело, которое в результате не могло не кончиться падением Монархии и гибелью государства.
Я в Сазонове увидел не патриота, а купленного англичанами изменника. С тех пор у меня накопилось столько убедительного в этом отношении материала, что сомнения никакого быть не может в правильности взгляда.
Да разве может быть чистый человек виновником мирового развала.
Он произошёл на почве всемирной войны, созданной Сазоновым в интересах Англии. Моя оценка намерений Англии была верна.
Мне пришлось на месте увидеть то, что никто кроме меня не видал и не слышал. Когда Щербачёв получил на руки post factum документы английской измены на фронте, он спросил Сазонова, что же тот на это теперь скажет.
Сазонов ответил фразой, достойной быть записанной в историю России: «Ну да, что же делать! Это ведь теперешние англичане, а не прежние».
Думаю, что в данном случае генерал Э. фон Валь очень точно описал цели английской стратегии в Прибалтике и роль царского министра иностранных дел Сазонова в развязывании Первой мировой войны.
Вернемся к рассказу о генерале Н.Н. Юдениче.
После того, как его поход на Петроград провалился, Северо-Западная армия откатывалась к Нарве. Белые войска стремительно разлагались и теряли боеспособность, а Юденич – остатки командирского авторитета.
Друг и соратник Н.Н. Юденича контр-адмирал В.К. Пилкин, был его помощником по морским делам и морским министром Северо-Западного правительства.
Необходимо пояснить роль В.К.Пикина в истоках похода Н.Н.Юденича на Петроград.
Дело в том, что Колчак лично Юденича не знал, а контр-адмирал Пилкин был хорошо знаком с адмиралом Колчаком по совместной службе. В январе 1919 г., познакомившись с Юденичем, Пилкин предложил ему обратиться с информационным письмом о том, что им, Юденичем формируется Северо-Западная армия для борьбы с большевиками в этом регионе.
Послал Пилкин Колчаку и личные рекомендации о Юдениче. И именно на основании этих рекомендаций адмирал Колчак проникся доверием к генералу Юденичу.
В.К. Пилкин вел дневник, который ныне опубликован под названием «В Белой борьбе на Северо-Западе: Дневник 1918–1920».
Вот несколько записей из его дневника, демонстрирующих обстановку на фронте и в тылу Северо-Западной армии:
«13 ноября 1919 года.
Армия медленно и стихийно отходит.
Очевидно, придется ей перейти на эстонскую территорию. Пустят ли? Это не выяснено… Замечается озлобление эстонцев, главным образом солдат, против русских, главным образом офицеров. Много эксцессов. Конечно, виноваты обе стороны…
14 ноября
Ямбург взят. Пален еще 8-го телеграфировал, что не может больше держаться.
В сущности говоря, войска отходили без боев, и он просто не мог их удержать… Первый раз я слышал, как Юденич рассердился и ругался в телефон, разнося Третьякова, начальника военных сообщений…
17 ноября.
Из Ревеля вернулись Глазенап, Владимиров и Родзянко. Глазенап мне рассказывал, что Родзянко показывал Лайдонеру телеграммы Палена и Арсеньева, в которых они передавали свои войска в распоряжение Лайдонера. Глазенап имел с Родзянко крупные разговоры: он мастерски передразнивал мне косноязычного Родзянко… Глазенап настаивает на необходимости убрать Родзянко из армии, отрешить Палена и Арсеньева.
Я бы сказал, что их надо поставить к стенке.
18 ноября.
Много эксцессов в Нарве и со стороны эстонцев, солдат и переодевшихся в солдаты, обезоруживающих наших офицеров, и со стороны наших белогвардейцев. На улице сегодня видел труп эстонского солдата.
Армия медленно, но верно деморализуется. Говорят, были случаи избиения офицеров…
20 ноября.
Вообще ужасная организация армии, у которой сейчас около 7 тысяч штыков и более 7000 повозок в обозе.
Около 3 тысяч офицеров на учете и только 400 на фронте... Ужасно…
Вечером Прюссинг со своим апломбистым видом долго распространялся на тему о неспособности Н. Н. Юденича командовать армией…прав, этот наглый человек, пользующийся до настоящей минуты и кровом, и хлебом Юденича…
Прюссинг сказал даже, что на Кавказе Юденич был нулем, а все делал какой-то Драценко. «Рыба с головы воняет», — повторил несколько раз Прюссинг, с видимым удовольствием передавая подробности о дезорганизации армии».
(О том, что «кавказская слава» Юденича, как полководца во-многом оказалась «дутой» и через чур «распиаренной» газетчиками говорили и писали многие белоэмигранты, тот же генерал Эрнест фон Валь, к примеру).
Упомянутый в дневнике В.К. Пилкина полковник Эдмонд фон Прюссинг занимал в Северо-Западной армии должность Генерал-квартирмейстера Штаба Главнокомандующего армией.
Иначе говоря, он был третьим, по значению, должностным лицом в ней, человеком компетентным и знающим реальную ситуацию а армии и ее Штабе.
Даниил Павлович Драценко, о котором говорил Э. фон Прюссинг, действительно был заметной фигурой в штабе Кавказской армии, которой в годы ПМВ командовал Н.Н. Юденич. Перед этой войной, он в чине подполковника возглавил разведывательное отделение штаба Кавказского военного округа. Затем отличился в сражении у Саракамыша (1915г.), после чего был начальником разведывательного отделения полевого штаба Кавказской армии. За штурм Эрзерума Драценко был удостоен ордена Св. Георгия 4-й ст...
С 1918 года он в Добровольческой армии, командовал отрядом в составе 3-го армейского корпуса на территории Терско-Дагестанского края, в июле 1920 г. — начальник штаба десантного отряда генерала Улагая, в августе — октябре 1920 г. — командующий 2-й армией в Северной Таврии.
Многие сослуживцы Юденича по Кавказской армии действительно считали, что в основе его тамошних успехов была организаторская деятельность группы штабных офицеров во главе с Д.П. Драценко.
Посмотрим записи В.К. Пилкина о конце командования Юденичем Северо-Западной армией:
«24 ноября 1919 года.
…Есть случаи перехода к красным не только отдельных солдат, но и целых частей, рота, например, одна перешла.
Юденич подписал приказ о назначении командующим армией Глазенапа. Я рад, хотя не могу судить, насколько Глазенап опытен. Может быть... он просто батальонный командир. Впрочем, как-нибудь да сделался он генералом!
26 ноября.
…Я видел генерала Дзерожинского. Он рассказывал, что эстонские полки на его участке настоящие большевики. Они мешают сражаться нашим, не позволяют стрелять и т. п. Здесь, в Нарве, он убедился, что не вся эстонская армия такова. Здесь она сражается.
Со всех сторон, отовсюду слышатся жалобы на грабежи эстонскими солдатами русских. Идет разоружение, отбирают вместе с тем деньги, портсигары и т. п. Это все действия солдат. Но они настроены прессой.
Конечно, такое бесправное состояние деморализует и офицеров и солдат…
Потом приехал Глазенап со своим начальником штаба Самариным. Они были у Лайдонера.
«Наглотался я позора, — сказал Глазенап. — Но я готов все мое самолюбие спрятать под каблук, если от этого будет польза для русского дела»… Лайдонер сказал, что вся небольшая польза, которую он видит от русской армии, нивелируется тем громадным вредом, который приносят безобразия, царящие в тылу.
Тысячи голодных, вооруженных людей, готовых обратить свое оружие неизвестно против кого, готовых бунтовать и грабить.
Он категорически и в ультимативном тоне сообщил Глазенапу, что Северо-Западная армия отныне подчиняется во всех отношениях генералу Теннисону.
Он потребовал, чтобы в 24 часа были убраны из армии генералы Долгоруков и Пермикин, позволившие себе несдержанно говорить с Теннисоном. Они будут высланы из пределов Эстонии.
Разоруженным дивизиям оружие не будет возвращено, за оказанное ими при разоружении сопротивление и за то, что они отошли на эстонскую территорию без разрешения».
Это – была уже агония остатков Северо-Западной армии…
Её командование СОГЛАСИЛОСЬ на подчинение своих частей командующему эстонской армией (состоявшей из 3-х дивизий) генералу Лайдонеру (бывшему царскому офицеру, кстати).
Н.Н. Юденич вместе с контр-адмиралом В.К. Пилкиным на поезде переехали из Нарвы в Ревель:
«28 ноября 1919 года.
В Вейзенберге Юденич вышел погулять на платформу. Кучка эстонских солдат сначала молча смотрела на нас с ним.
Потом из толпы стали раздаваться возгласы: «Золотопогонники!.. Навоевались!» и т. п. Настроение было явно враждебное…
В Ревеле на вокзале меня встретил Новопашенный с Шишкиным. Тут же был и Новицкий. Они предупредили меня, что только что производились аресты русских…
29 ноября
По улицам расклеен приказ полицмейстера:
По распоряжению министра внутренних дел, приказываю всем офицерам и солдатам бывшей... (бывшей!!!) Северо-Западной армии и их семьям зарегистрироваться в 3-дневный срок. Тем, которые регистрируются, выдаются документы как беглецам. Мне также была сделана попытка вручить такой документ. Во всяком случае, мне отказывают во всяком другом.
Ясно, что через несколько дней будет сделано распоряжение, чтобы все «беженцы» или «беглецы», как их называют по-эстонски, выехали в такие-то концентрационные лагеря…
30 ноября
Скверные дни! И на улице плохо, и дела плохи. По квартирам офицеров делаются обыски. Отбирается оружие. Есть приказ полиции или коменданта о снятии погон, кокард и т. п. Запрещено печатать бюллетени армии в нашей газете. Эстонские газеты полны ругани. Дело ясно: Эстония желает заключить мир с большевиками. Наша армия ей мешает, и ее надо уничтожить. Для этого все средства хороши….
11 декабря
…Я думаю и об участи Нарвы, и думаю, что все висит на ниточке и что, если бы только большевики знали, как легко ее взять... Но они, наверное, отлично это знают, а Нарва все держится. Может быть, у них еще хуже, чем здесь. Но как бы там ни было, а наша Северо-Западная армия доживает свои последние дни…
Политовский вернулся из Ревельского полка, который сейчас в Иеве.
Он говорит, что наши разоруженные войска там в ужасном положении, голод, болезни, сыпной тиф, издевательства жителей. Жители, понятно, стараются не пустить к себе никого. Полковнику отвели угол в кухне.
Когда эстонские солдаты узнали, что русский полковник там помещается, они пришли ночью, устроили в кухне танцы, заставили... танцевать полковника угрозами с ним покончить и т. д. Конечно, полковник оказался не героем! Конечно, его следовало бы сместить, т. к., наверное, войска знают случившееся и смеются.
13 декабря.
… И Англия и Германия желают расчленения России. Одна Франция должна бы была желать Россию единой, могучей, как единственного естественного своего союзника.
Но не удивительно ли, и Англия и Франция проводят политику Германии, еще до войны опубликовавшей свой план создания на территории России малых государств.
Много удивительного на этом свете: разве не удивительно, что большевики кричат из окопов: кто за единую, неделимую Россию, тот иди к нам».
18 декабря.
Мы обедали вместе. Прюссинг говорил всякую дрянь об Юдениче. Рассказывал вновь о Сарыкамыше и о Драценке.
Между прочим, новая деталь: Драценку уговорил командир одного из полков в резерве (имени его, к сожалению, не знаю). Он был местный житель, знал отлично дороги и вызвался провести полк через горы в тыл Энверу-паше.
(Вероятно, речь идет о выходе 17-го Туркестанского полка полковника Довгирда на Бардусский перевал 20–21 декабря 1914 г. при подготовке контрнаступления под Саракамышем – примечание.)
Прюссинг намекал даже на то, что Юденич... не честен в самом вульгарном смысле этого слова.
Я решительно оборвал этот разговор. Во-первых, я этому не верю, а во-вторых, я как-никак начальник штаба Юденича…
7 января 1920 года.
В тылу митинги, агитация, наши офицеры переходят к красным. Это ненависть к эстонцам толкает их отчасти на такой поступок. Рассказывают, что какой-то исправнейший унтер-офицер перебежал к красным, оставив записку: «Не могу больше переносить унижения родины, иду бить эстонцев».
10 января.
Афанасьев, начальник артиллерии, разослал по своим подчиненным листы для записывания желающих ехать к Деникину, в Архангельск или... в «Совдепию».
Он рассказал еще, что в Нарве эстонские офицеры давали обед большевистским офицерам.
Приехал офицер Уланского Ее Величества полка и кирасир, с ординарцами, вестовыми и т. п., отлично одетыми, в шикарных полушубках, все бывшими гвардейскими унтер-офицерами. Тянутся, щелкают шпорами... пропаганда, и действительная, по крайней мере на наших офицеров.
Говорят: видно, совсем не так плохо в Красной армии.
Крузенштерн мне сказал: «Одно остается, идти в Германию». Я слышал, между прочим, что масса офицеров едет разными путями к немцам. У Палена и его группы давно заготовлены визы».
В довершение всех прочих бед, в Ревеле разыгрался грандиозный финансовый скандал, касавшийся Юденича ЛИЧНО.
В январе 1920 года, на страницах газеты «Верный путь» было опубликовано «Открытое письмо руководителям Северо-Западной армии».
В этом письме «группа беженцев-общественных деятелей», в частности, спрашивала: «Куда расходованы колоссальные суммы, предназначенные на нужды Армии и находившиеся в распоряжении генерала Юденича и будет ли когда-нибудь предоставлено на всеобщее сведение отчет в израсходовании этих денег?»
Кроме того задавались и другие нелицеприятные вопросы:
«Куда расходовали 100.000 солдатских пайков, получавшихся Армией, которая во времена наибольшего своего укомплектования насчитывало не более 20.000 штыков?».
И наконец:
«Будет ли пролит свет на валютные операции генерала Юденича, относительно которых по Ревелю ходят самые фантастические слухи, набрасывающие оскорбительную тень на русское дело?» (Верный путь (Ревель). 1920. № 3. 15 января. С.2).
В.К. Пилкин в своем дневнике гневно записывает:
«16 января 1920 года.
В газетах появились наглые статьи каких-то общественных деятелей, не подписавших, однако, своих фамилий. Эти деятели или эти анонимы требуют у Юденича отчет в израсходовании им громадных сумм…
Кто же может требовать сейчас у Юденича отчет?
Науськивают офицеров, и они желали бы разделить остатки данных Колчаком денег. Ведь и во время революции первое, что делали, — это делили казенные суммы. Это делали матросы; теперь это желают делать офицеры…
Гарденин мне рассказывал, что в смете правительства указано, что в Финляндию послано 65 миллионов. Но денег этих «они» (т. е. Гарденин и Юденич) найти не могут...»
Интересно, что возмущение у адмирала Пилкина (друга Юденича) вызвал сам факт того, что кто-то СМЕЕТ просить у Юденича отчет о том, куда тот израсходовал «громадные суммы» валюты!!!
Видимо, эти «превосходительства» считали, что могут тратить ее, по собственному разумению, совершенно бесконтрольно…
Мало кто думал, что эта заметка окажется предвестником, последующего вскоре после нее, скандального ареста генерала Юденича.
Считая свою роль в проваленной военной кампании законченной, Юденич собирался 28 января отбыть на пароходе «Посейдон» в Гельсингфорс.
Однако в ночь на 28 января группа лиц, во главе с Булак-Балаховичем арестовала Юденича!!!
Вот как события описывает занимавший тогда должность командующего Северо-Западной армией генерал Глазенап:
«В «Коммерческой» гостинице, где жил Юденич, вечером как то собрались Глазенап с офицерами, - гр. Паленом, Владимировым и другими, чтобы сговориться о суммах, которые Юденич должен был передать Ликвидационной комиссии Северо-западной армии».
Иначе говоря, какие-то предварительные обсуждения этого вопроса происходили, но неясно, каким образом Юденич собирался передать деньги Ликвидационной комиссии, намереваясь на следующее утро отплыть из Ревеля, и собирался ли их вообще передавать? По слухам, подхваченным противниками генерала Юденича, он собирался оставить Глазенапу лишь 4 млн эстонских марок, т.е. около 17 тыс. фт.ст.
(Рассказ ген. Глазенапа об аресте ген.Юденича в Ревеле. // Маргулиес М.С. Соч. Кн.3. С.268-269 (приложение № 1). )
Наиболее вероятная версия последующих событий такова:
«Эстонцами была разработана и реализована специальная операция, чтобы принудить Юденича предоставить деньги на содержание СЗА, полученные им от Колчака. Разработал и руководил операцией эстонский министр внутренних дел А.Геллат.
Для выполнения операции были выбраны два очень удачных исполнителя – во-первых, руководитель партизанского отряда Балахович, отряд которого не входил в СЗА, а тяготел к эстонской армии. На него в случае неудачи операции можно было свалить вину, представив дело так, что он добивался денег лишь для себя и своего отряда. Второй персонаж – бывший военный прокурор Р.С. Ляхницкий придавал официальный статус всей операции.
Балаховичу помогали несколько офицеров его отряда.
Для поддержки силового варианта развития событий Геллат придал группе Балаховича троих эстонских полицейских.
По «официальной» версии в поезде Юденич отказывался беседовать с арестовавшими его лицами, а после вмешательства представителей военных миссий союзников поезд с Юденичем был возвращен в Ревель.
О происходившем в поезде свидетельств не сохранилось, но нам представляется, что Балаховичу все же удалось запугать Юденича и генерал обещал оставить эстонцам деньги на ликвидацию армии.
(Косвенно подтверждает эту версию и заявление Балаховича о том, что якобы Юденич обещал ему выплатить 2,5 млн э.м. Об этом сообщала позже эстонская газета «Ваба маа». Общие претензии Балаховича к Ликвидационной комиссии составляли 7 млн э.м.)
После этого эстонцы не дожидаясь вмешательства союзников дали сигнал прекратить спектакль и повернуть поезд вспять, в Ревель.
Кстати, и эстонцы потом настаивали именно на независимости своих действий.
После возвращения Юденича в Ревель газета «Верный путь» продолжала свои наскоки на него: «Чего хочет армия? Чего хотят представители общества?
- Немедленного лишения всех полномочий и средств бывшего главнокомандующего, передачу таковых военно-общественному органу для законной ликвидации и гласного суда над всеми деяниями, «победами» и панамами распорядителей сев.-зап. армии».
Через день после ареста Юденичу было вручено предписание эстонского правительства об обязательной передаче оставшейся у него валюты правительству Эстонии на содержание бывших русских военных. Но Юденич, как это не раз с ним бывало, чувствуя себя в безопасности (он находился в помещении английской миссии), свое обещание выполнил лишь частично – он оставил деньги, но не эстонцам, как они этого требовали, а главе Ликвидационной комиссии генералу Глазенапу.
Передача чеков на 227 тыс. фт.ст. и 250 тыс. ф.м. Юденичем происходила в помещении английской военной миссии в присутствии офицеров союзных миссий и руководства СЗА27. При передаче денег Юденич дал расписку в том, что «больше у него денег для обеспечения Сев.-Зап. армии нет».
После передачи денег газета «Верный путь» не без пафоса заявляла, что Балаховичу своим поступком удалось добиться от Юденича передачи денег на ликвидацию армии: «История оправдает тех, кто в дни шатания и распада не побоялся принять на себя всю тяжесть ответственности за решительное, хирургическое вмешательство на помощь погибающей и оставленной армии»…
( Чернявский А. Дело сделано…// Верный путь (Ревель). 1920. № 23. 7 февраля. С.1.)
В связи с передачей денег эстонское правительство 4 февраля постановило «разрешить Юденичу выезд из пределов Республики» (Свобода России от 6 февраля). А вскоре - 19 февраля Юденич берет еще один грех на душу - направляет письмо Лианозову, в котором он также сообщает об отсутствии у него сумм, помимо переданных; к письму приложена расписка Глазенапа о получении этих сумм. Наконец, через 20 дней после разрешения на отъезд, 23 февраля Юденич получает выездную визу и отбывает в Ригу». (М.В. Владимирский
«Рубли и валюта генерала Юденича»).
После окончания этого шумного скандала, ранней весной 1920 года, и Юденич, и Пилкин, со своими семьями, разными путями, эмигрировали во Францию, совершив обязательную тогда, для русских, остановку в Лондоне.
Для Юденича она чуть не закончилась еще одним скандалом.
Адмирал Пилкин так вспоминает об этом:
«21 апреля 1920г.
Утром я был у нашего charg; d'affaire (поверенного в делах (фр.)) в Лондоне Саблина…
Он мне прочел потом письмо кого-то из офицеров Северо-Западной армии к Юденичу, язвительное и злобное. Он сказал, что Юденич хотел сделать здесь в Лондоне доклад, но принужден был отказаться, т. к. ему грозили скандалом офицеры Северо-Западной армии. Так не похоже на Николая Николаевича это намерение устроить доклад, совсем это не в его духе и характере. Я это высказал Саблину.
От Саблина я же узнал, что сейчас здесь, в Лондоне, Деникин, но никого не принимает. Я не имел, впрочем, намерения с ним увидеться…»
Еще жестче описывает эпизод с несостоявшимся докладом Юденича М.С.Маргулиес: «…Публики собралось масса, но Юденич не явился …
Все офицеры сходились на том, что Юденич – дутая знаменитость («приписал себе Эрзерумскую победу, одержанную начальником его штаба»), погубил Северо-западный фронт, а наиболее решительные прибавляли: убежал с северо-западного фронта, забрав с собою деньги. Распорядитель, проф. Гарднер, видя такое настроение публики, предупредил Юденича, чтобы он не являлся. Юденич будто бы уже уехал в Париж, где, надо думать, больше не пожелает читать докладов».
Чуть позже, уже в Париже, Юденич и Пилкин и встретились.
Давайте посмотрим, как семья Юденичей там устроилась:
«25 апреля 1920 года.
Мы встали рано утром и после чая вышли всей семьей на Champs Elys;es на мост Александра III…
Кто-то хватает меня за руку! Вандам, да каким щеголем. А вот и Александра Николаевна Юденич. Она отошла здесь, спокойная, бодрая. «Николай Николаевич сидит в садике на скамейке», — говорит она нам.
Я иду в садик. «Вот где пришлось встретиться, Николай Николаевич!» Он с радостным видом поднимается мне навстречу: «Владимир Константинович, позвольте мне Вас поцеловать». Мы целуемся. Я тронут, потому что нежность не в обычае у Николая Николаевича…
Я ему рассказываю о делах по ликвидации армии после его отъезда…и говорю ему об его деньгах, которые у меня остались: 200 тысяч крон. Он знает о них. Я доволен, что первый о них заговорил. Не то, чтобы я думал, что Николай Николаевич сомневается во мне, а все-таки...
Он мне рассказывает о себе. «Знаете, Владимир Константинович, я плачу в день 200 франков за номер, живу в Meurice Hotel («Мерис» — шикарный отель на улице Риволи - примечание), как-то скверно, ну прямо скверно».
Это Александра Николаевна, конечно, его заставляет действовать не так, как бы следовало.
«Конечно, совестно, Николай Николаевич, — говорю я ему, — переезжайте непременно. Зачем людей смущаете».
Я знаю, что Александра Николаевна богатая женщина, знаю, что она привыкла жить всегда хорошо и широко и не видит причины, почему бы ей теперь от этого отказываться, но... народ смущен...»
Как видим, даже контр-адмирал В.К. Пилкин, неплохо представлявший какие суммы валюты остались у Юденича был «смущен» его тратами на проживание в шикарном отеле «Мерис», где Юденич платил за номер по 200 франков в сутки.
Спустя несколько дней Юденич сумел убедить свою, привыкшую к роскоши супругу, что нужно перестать «смущать народ» и переехать жить в менее дорогой отель:
«4 мая.
…Юденичи переехали в Clarence Hotel (отель «Кларанс»- примечание), более скромный, чем Hotel Meurice, где останавливаются одни миллиардеры американские».
Но, видимо, жить в таком «скромном» отеле Юденичам не понравилось и вместе с Пилкиными они принялись искать для себя виллу на лето:
«8 мая
Мы ездили с Юденичами и Н. А. Покотило в «Bois le Roi» (Буа-ле-Руа, поселок в 80 километрах на запад от Парижа – примечание), искать виллу на лето…
Но вилл подходящих мы не нашли. Было две, но такие крохотные... Но, правду сказать, как бы мы устроились, я не знаю».
Между тем и в Париже продолжалась борьба за деньги, бывшие в распоряжении Юденича:
«12 мая.
Я узнал от Николая Николаевича, что весь кредит его, находящийся у Гулькевича, без ведома и без согласия Юденича был Гулькевичем передан политической делегации, т. е. Сазонову, Львову и другим. Книги он им передал, когда они это потребовали, т. к. ведь это они ему платят жалованье. Но как некрасиво поступили эти господа, не обратись непосредственно к Юденичу и, не сообщив ему ни слова о том, что сумма (переведенная Колчаком ему, а не им) от него отобрана. Между тем, у Юденича есть ряд обязательств, к нему предъявляют иски, любопытно, примет ли делегация эти обязательства на себя.
Общая сумма взятых у Николая Николаевича денег около 70 тысяч фунтов. Забавно, что это я ему сохранил небольшую сумму, взяв ее заблаговременно у Гулькевича...
17 мая.
Николай Николаевич читал мне переписку свою с князем Львовым. Он принял некоторые мои замечания и исправил свое письмо. Он требовал в нем, чтобы князь Львов признал свои действия неправильными и вернул отчужденные деньги. По моему совету, Николай Николаевич предъявил требование, чтобы деньги эти были переданы Львовым в распоряжение Врангеля.
28 мая
Утром были у Юденичей. У Николая Николаевича Самарин. Вопрос об организации офицерского труда. Николай Николаевич дает Самарину деньги на грузовой автомобиль. Спрашивали меня, как у нас был устроен офицерский труд. Я доложил принятые нами основания. «Мне это нравится», — сказал Юденич. Он взял у меня «Положение», которое мы составили с Лушковым.»
Сложно сказать, что там за «Положение» об офицерском труде» сочинили адмирал Пилкин со своим помощником Лушковым. Во всяком случае, в своем обстоятельном дневнике, В.К. Пилкин, почему-то не стал рассказывать о деталях его предполагаемой деятельности и бюджете.
Да и абсолютное большинство бедствовавших в Париже эмигрантов тоже о нем ничего не слышали.
В середине лета Юденичи и Пилкины переехали из Парижа:
«9 июня
Попрощался я сегодня с Н. Н. и А. Н. Юденичами. И я, и они уезжаем завтра. Я — в St. Jacut, они — в Vichy (Виши-примечание). Я спросил у Н. Н., что мне делать с деньгами, которые он мне перевел. Собственно говоря, я их спас, вынув у Гулькевича…
«Пусть они пока у вас полежат, — сказал мне Юденич, — переговоры мои с Львовым пока еще не кончились».
— «Вы мне должны за провоз танков французских 7 тысяч крон», — сказал я ему. «Эту сумму вычтите».
А. Н. зовет и нас в Vichy. Но это невозможно, не по средствам…
31 июля.
Утром в префектуре, где счастливо получаем наши cartes d'identit;s (Удостоверения личности (фр.))…
Маруся уговаривает сейчас же поехать по записанным ею адресам искать квартиры. Первая rue Ernest Renan, 6.
Мне нравится! Высоко, нет ванны, нет комнаты для прислуги, но нам нравится. И не так уж дорого 550 ф. Квартиру пересдает генерал Гриппенберг...
И консьержка симпатичная. Но мы не даем ей окончательного ответа, а едем по другим адресам.
19 квартир, многие лучше, многие расположены в отличных кварталах, у avenue du Bois de Bologne, но... цены около 850 и 1000 франков».
Я специально привожу эти цитаты из дневника контр-адмирала Пилкина, чтобы мы видели сколько стоила тогда аренда квартир, даже во французской «глубинке».
Интересно, что многие наши «богатенькие» эмигранты (тот же вышеупомянутый генерал Гриппенберг) могли себе позволить оплачивать эти огромные счета!
(Напомню, что капитан Борис, о котором рассказывал Дж. Оруэлл, в это же время спал в Париже на полу в «клоповнике» и существовал на 2 франка в сутки, (на которые можно было купить чашечку кофе и 3 рогалика).
Это - наглядный пример пресловутого «социально-имущественного расслоения» среди белоэмигрантов!
А вот какую эмоциональную запись делает В.К. Пилкин о политике англичан:
«15 августа 1920 года.
Черт знает что делают подлецы англичане. Предлагают опять Врангелю капитулировать. Вызывают его в Лондон, чтобы выработать совместно с большевиками условия капитуляции. Но если бы он поехал (он не поедет, конечно), они способны его не выпустить, задержать заложником.
Я понимаю, что революция в Англии продолжит наш большевизм, но мне трудно не желать этой революции.
Юденич так прямо желает ее. Он говорит: «Мы там комиссарами будем».(!!!)
Вот как возненавидел Юденич своих бывших союзников и кормильцев-англичан, что даже мечтал, в случае английской революции, принять в ней участие в качестве … комиссара!
Ну, да ладно.
Пора и заканчивать эту главу.
То, что Н.Н. Юденич «прижучил» изрядную сумму полученной от Колчака, на нужды Северо-Западной армии, валюты, нет никакого сомнения.
(А по распоряжению Колчака в Лондон, в исключительное распоряжение Юденича, была переведена огромная по тем временам сумма: 860 тысяч фунтов стерлингов. И это – только ОДИН, наиболее известный, из «траншей», направленных Колчаком для нужд армии Юденича. А ведь в его распоряжении были и другие суммы в валюте. Общие перечисления для него составили около 22 млн фр. в первой половине 1919 г. и около 18 млн фр. в сентябре того же года.).
На эти деньги он широко и богато жил в Париже, в то время как подавляющее большинство эмигрантов там нищенствовало.
На эти же деньги им были куплены виллы для своей семьи (дом в предместье Ниццы Сен-Лоран-дю-Вар) и, рядышком, дом для семьи его родственника Н.А. Покотило.
Из этих же денег он выделил десятки тысяч франков для контр-адмирала В.К. Пилкина.
Продолжал открыто обвинять Юденича в махинациях с валютой такой авторитетный деятель белой эмиграции как генерал Миллер.
Еще 7 января 1921 года В.К. Пилкин сообщает в письме Н.Н. Юденичу следующую информацию:
«Разрешите мне, Николай Николаевич, высказать Вам мое мнение.
Вам следовало бы обратить внимание ген. Миллера, который, вероятно, очень на Вас наседает, стараясь под тем или другим предлогом получить эти деньги, что от Вас взято (присвоено) около 70 тысяч фунтов, т. е. четыре миллиона 200 тысяч франков, и Вы даже не знаете, на что истрачены эти деньги, пошла ли хоть часть из них на чинов Северо-Западной армии и было ли что-нибудь сделано для них. Требование Ваше, чтобы деньги, от Вас полученные, были переданы непосредственно в распоряжение генерала Врангеля, исполнено не было».
Все это продолжалось довольно продолжительное время.
10 месяцев спустя, 12 октября В.К. Пилкин записывает в своем дневнике:
«Теперь Миллер пишет Юденичу опять письмо... Миллер пишет: что Юденичу грозят со стороны французских властей большие неприятности вплоть до конфискации имущества и выселения из Франции, если он не заплатит по иску. Так как для Врангеля якобы это дело будет очень неприятно и потому он, Миллер, убедительно просит Юденича передать ему для уплаты по иску остатки денег Северо-Западного правительства, находящиеся у него, Юденича, и у адмирала Пилкина. Вместе с тем он обращает внимание Юденича, что ближайшие его сотрудники генералы Самарин и Владимиров признают иск Bayau бесспорным.
И это пишет русский генерал русскому генералу. Каждое слово возмутительно, и особенно возмутителен тон письма…
Миллер или дурак и пляшет под чужую дудку, или... непорядочный человек. Я посоветовал Николаю Николаевичу ни в коем случае не платить и ждать решения суда; о чем и сообщить Миллеру».
Что еще можно сказать о деньгах Юденича?!
Об этом подробно рассказывает М.В. Владимирский в статье «Рубли и валюта генерала Юденича»:
«Основная часть сохранившейся у Юденича валюты осталась на его личных лондонских счетах. Первоначально деньги находились в «Каунтри Весминстер банк» на счету «Скандинавика».
Но после потери для него средств со счетов в Стокгольме, он специально заехал в Лондон, чтобы перевести лондонские счета во Францию, поскольку собирался осесть в этой стране. Скорее всего, он разместил их в банке «Лионский кредит» (в переписке Пилкина с Юденичем упомянут именно этот банк). В дальнейшем он распоряжался этими средствами единолично, прожив несколько месяцев в Париже, а затем окончательно осев на Лазурном берегу Франции.
Относительно объема этих денег процитируем В.Л.Горна: «Из заявлений ген. Юденича, сделанных в заседании правительства 4 декабря 1919 года, можно было заключить, что ко дню ликвидации правительства в Ревеле им единолично было израсходовано около 400 тысяч фунтов стерлингов. Если к этой сумме прибавить 250 тысяч фунтов (приблизительно , сумма 227 тысяч фунтов плюс ; миллиона финских марок, оставленных на ликвидацию армии), то из присланного Колчаковского фонда оставалось еще по крайней мере 200 тысяч фунтов стерлингов, которые улетучились неизвестно куда..».
(Горн В.Л. Гражданская война в Северо-Западной России. Берлин, «Гамаюн», 1923, с.224).
…по приблизительным прикидкам у Юденича от этой суммы осталось более 100.000 фт.ст. Косвенным подтверждением наличия таких денег у Юденича является запись в дневнике Пилкина от 16 января 1920 г. о распоряжении Юденича Гулькевичу о переводе 100 тыс. фт.ст. в Лондон. Отказ в переводе этих денег ни в каких известных нам документах не фигурирует.
Английский фунт стерлингов в 1919 г. был довольно весомой денежной единицей.
Средняя зарплата английского рабочего составляла 5-6 фт.ст. в месяц. Но как-то прожить месяц можно было и на два фунта, а ребенка прокормить на один фунт.
Именно такие субсидии русским беженцам просили при эвакуации Новороссийска русские власти у английской администрации. Но просили тщетно.
(Заявление начальника штаба ВСЮР П.С.Махрова в Британскую миссию от 23 апреля 1920 г., исх. № 567.// РГВА. Ф.40055. Оп.1. Д.5, Л.38.)
Однозначный ответ на вопрос о том, преднамеренно ли вывез Юденич такую сумму, по сути, ему не принадлежащую, находим в том же дневнике В.К.Пилкина (запись от 29 апреля 1920 г.):
«Я обратил внимание Юденича, что деньги эти, которые не истрачены по непредвиденным обстоятельствам, у него [оказались] только случайно. «Это у Вас они только случайно…» - чистосердечно признался Юденич. (Пилкин В.К. В белой борьбе на Северо-Западе. М. Издательство: Русский путь. 2005. с.330)
Как же собирался распорядиться генерал Юденич столь значительными суммами? Ведь на первых порах он мог оправдываться тем, что вывозит деньги для продолжения белой борьбы. Газета «Верный путь» даже приписывала ему фразу «Деньги нужны мне для боеспособных, а не для умирающих и больных».
Произнесено это было якобы в ответ на тщетную просьбу министра общественного презрения о помощи больным и раненым воинам. Но после отказа в деньгах Врангелю стало ясно, что потратить утаенные суммы он собрался по-другому…»
В течение 1920 г. чета Юденичей лишь устраивала свои личные дела: после безбедного житья в Париже с перерывом на отдых в Виши в жаркий период, осенью они окончательно отбыли на Лазурный берег Франции, где и осели, приобретя ферму в окрестности Ниццы.
Там они безбедно и прожили до самой смерти.
На фото: бойцы 1-1 роты Балтийского полка май 1919 года, Гдов.
(Продолжение:http://www.proza.ru/2017/12/12/624)