Filius Hominis Сын Человеческий. Глава 1

Сергей Сергиеня
                FILIUS HOMINIS

                СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ

                Вместо введения.

       Эта повесть завершает историю трилогии, которая началась в DEUS EX MACHINA (Бог из машины). http://www.proza.ru/2015/06/25/490 близко к нашему времени, и продолжилась спустя 20 лет в EX DEO NATUS EST (Рожденный богом) http://www.proza.ru/2016/09/15/581

       Еще через триста лет, история завершится...

       Повесть FILIUS HOMINIS (Сын человеческий) еще пишется, и будет выкладываться главами по мере готовности.


                Глава Первая.

       Оливия просыпалась тяжело.

       Сон, потревоженный шумом, ушел, но сознание растерялось между явью и навью. Ночные образы перемежались с неуместными звуками, которые резали слух и звали из забытья.

       Она машинально протянула руку к будильнику и непонимающим взглядом уставилась на циферблат – будильник безмолвствовал, указывая на три часа ночи.

       Оливия резко села, словно вынырнув из воды. Комната была заполнена воем тревожной сирены, а эхом вторил зуммер телефона. Она схватила трубку, даже не прочитав имя на экране.

       – Лив?– голос Лероя был скорее удивлен, чем обрадован.– Ты где?

       – Где я могу быть в три часа ночи?– она с трудом наполняла заспанный голос звуками.– Сплю в казарме. В последний раз, к слову...

       – Убирайся оттуда! Начинается эвакуация Апоногетона. Через десять часов его затопят!

       – Ага… Бегу, волосы назад,– Оливия потерла ладонью лицо, сбрасывая остатки сна.– Его уже семьдесят лет никак не затопят… У меня вчера забрали жетон. Так что моя стажировка закончилась. Утром сдаю форму и возвращаюсь в общежитие. Думаю, меня там уже ждет предписание…

       – Ты меня не слушаешь!– закричал в трубку Лерой.– О чем ты говоришь?! Апоногетон тонет! Беги оттуда!

       – Не шуми,– поморщилась девушка.– Я больше не констебль-стажер… Здесь трубят обычный сбор для личного состава. А меня это больше не касается.

       – Оливия!– его голос наполнился отчаянием.– Час назад новая трещина порвала внешний корпус города. Затоплены три палубы. Сотни погибших. Я подслушал разговор отца. Инженеры открыли кингстоны в шахту старого реактора, чтобы столб воды поддержал конструкции города и не дал ему сложиться под давлением затопленных палуб… Это только отсрочка, чтобы успеть эвакуировать людей. На этот раз Апоногетон обречен. С минуты на минуту начнется паника…

       Резкий скрежет прокатился по каюте волной металлических стонов и на мгновение перекричал даже сирену. Звук в воде распространяется особенно, щедрый, насыщенный красками.

       Оливия приложила ладонь к поверхности переборки и почувствовала дрожь Апоногетона, который мелкими вибрациями и судорогами торопился рассказать о своей боли.

       – Перезвоню,– прошептала она, даже не позаботившись, чтобы ее услышали, и отбросила трубку телефона.

       Теперь она отчетливо ощущала, как палуба вздрагивает под ней, свидетельствуя агонию обветшалой столицы. Апоногетон был рассчитан максимум на двести лет службы, но уже прибавил к ним лишнюю сотню. Когда-то он был сердцем Арка, подводной колонии, приютившей последних людей.

       Он был главным из четырех подводных городов вовсе не потому, что здесь разместился тогда еще рабочий реактор, правительство, больница, телестудия и прочие атрибуты столицы. В отличие от других городов, Апоногетон был устроен именно так, как жили люди когда-то на поверхности, в мегаполисах и небоскребах: палубы, каюты, коридоры, лифты и лестницы. Огромная пирамида города всегда была чужда пейзажам океанского дна, но оставалась символом Арка, памятником исчезнувшей цивилизации.

       Потому Совет постоянно откладывал затопление столицы, словно боялся утонуть вместе с ним. Реактор давно остыл, госпиталь переехал под купол Увирандры, инженеры обосновались в пещерах Элодеи, а правительственная знать уютно устроилась в сферических садах Валлиснерии.   
               
       Четыре разных по устройству города обрели такие же разные судьбы. Пока монументальный Апоногетон ветшал в своей чопорной неизменности, шахтеры Элодеи осушали и осваивали пещеры под морским дном, отвоевывая пространство для бедняков и производственных цехов. Рядом с  куполом Увирандры выросли новые, такие же светлые, заполненные плодоносными фермами. А Валлиснерия высоко подняла грозди своих сфер над коралловым лесом почти до самой поверхности океана, став обителью аристократии.

       Оливия ненавидела Арк во всех его проявлениях. Для нее он был Апоногетоном – уродливым, дряхлым, нелепым… умирающим.

       Она схватилась за телефон, еще не осознав до конца, что хочет сделать:

       – Курт? Ты где?

       – Я набирал, но ты не ответила,– его голос был как всегда болезненно тихим.– У меня сейчас ночная вахта на раскопках. Слушай, здесь какие-то слухи ходят об Апоногетоне…

       – Ты сможешь через час быть у входа в Центральный архив?

       Курт сопел в трубку, но молчал. Он не был красавчиком, как Лерой, и тем более не был  сытым фэмиликом, выросшим в полноценной семье. Как и Оливия, он носил клеймо анфолка – единственного разрешенного ребенка одинокой женщины. Говорили, что Арк стоит на характерах анфолков, но это не мешало им быть сословием отбросов.

       – Я сейчас в шахте Элодеи,– медленно произнес Курт.– До конца вахты еще три часа. Ночью подземка не работает, хотя технические шахты между городами открыты. Да… Я могу через час быть возле архива Апоногетона.

       – Звонил Лерой,– Оливия едва сдерживала радость от услышанного.– Говорит, через час город закроют, а к полудню он затонет. Мы должны уйти сегодня! Ты со мной?

       Курт выдержал долгую паузу, прежде чем ответить, но девушка терпеливо ждала. Они росли вместе, и Оливия знала цену его слов, знала, что свои решения он принимает сам.

       – Лерою уже предложила?– он не отказал сразу.

       – Нет. Без тебя я не смогу уйти, даже если он захочет,– солгала девушка.– Но это наш единственный шанс... Мы готовились к нему два года. Я не сказала тебе, но вчера меня отчислили. Утром я сдам форму и вернусь в общежитие, где меня уже дожидается предписание от Центра репродукции. Через девять месяцев я стану матерью очередного анфолка, а все мои яйцеклетки изымут в инкубационный фонд, чтобы вырастить сотню исинисов для шахт Элодеи. Арк сожрет меня, как и мою мать…

       Она говорила все громче, пока не сорвалась на крик. Оливия хотела лишь подтолкнуть Курта, чтобы избежать отказа, но затаившееся в ней отчаяние вырвалось эмоциями.

       – Я буду через час у архива,– услышала она в трубке.– Я так понял, ты хочешь вломиться туда за древним роботом…

       – Мы отдали за кулон от него две сотни литров кислорода!– вспыхнула девушка.– Я сама задушу барахольщика, если у робота не окажется встроенной навигационной системы.

       – Кислород, вода, провиант у нас есть,– Курт был неумолим в своей рассудительности.– Допустим, будет навигационная система от робота. Будем считать, лодку мы тоже отремонтировали достаточно, чтобы она пережила путешествие. Но, Лив, у нас только пять полу заряженных аккумуляторов. Чтобы добраться до берега, нам нужна, по меньшей мере, дюжина. Я смогу сейчас стащить еще один из своего погрузчика, но проблему это не решит.

       – Лерой! Он достанет,– уверенно произнесла Оливия.– Через час встречаемся у архива. Поторопись. Всю казарму констеблей подняли по тревоге. Скоро начнут эвакуацию, и проходы к городу заблокируют.

       Она выключила телефон и откинулась на подушку кровати. Сердце билось так, словно она проплыла марафонскую милю, а мысли разлетелись яркими образами, подогретые фантазиями детства. Еще вчера, когда старший констебль объявил ей о том, что стажировка завершилась для нее провалом, отчаяние заполнило душу.

       Нет, она не мечтала о службе Арку – форма давала отсрочку от исполнения долга перед Центром репродукции. А еще она давала возможность жить в казармах Апоногетона и иметь легальный доступ ко всем его древностям. Это позволило быстро завершить ремонт старой лодки, которую они восстанавливали в одном из эллингов заброшенной верфи.

       Детская мечта вырваться из Арка, сбежать на запретную сушу, объединила когда-то трех непоседливых подростков и спустя годы воплотилась реальностью. Оставалось протянуть руку, чтобы коснуться грез. Ощущать ветер в волосах и капли дождя на лице, щуриться на солнце и разглядывать плывущие в ослепительной голубизне облака… Оливия накопила тысячи желаний, которые могли сбыться только на поверхности, стоило ступить ногами на сушу и полной грудью вдохнуть свободу запретной земли.      

       – Ты еще в городе?– выпалил Лерой в трубку, не дав сказать и слова.

       – Ненадолго,– уверенно произнесла девушка, потребовав интонациями в голосе тишины.– Лерой, мы сегодня уходим. Курт сейчас пробирается в Апоногетон. Мы заберем робота из архива и оттуда сразу к лодке. Будем ждать тебя на верфи. Нам очень нужны аккумуляторы. Хотя бы полдюжины батарей. Больше – лучше. Сможешь?

       – Дурацкая затея!– выпалил Лерой. В отличие от Курта, ему было, что терять в Арке, и Оливия опасалась, что он откажется. А ей очень хотелось, чтобы он был рядом.– Лив, это глупо! Сейчас не подходящий момент. Это опасно! Апоногетон гибнет, мы не готовы…

       – Сейчас идеальный момент,– перебила его девушка.– В неразберихе мы сможем уйти незамеченными. У нас все есть. Остались только аккумуляторы. Но главное, что мое время закончилось. Утром я должна вернуться в общежитие Элодеи, а уже завтра Предписание приведет меня в Центр репродукции! И это будет конец!

       – Какое Предписание?– повысил голос Лерой.– Тебе только шестнадцать. Тебя призовут к материнскому долгу только через два года.

       Оливия резко встала с кровати и почувствовала, как качнулась палуба под ее ногами, но это был не Апоногетон – ее мир терял опору. Она понимала, что какая-то часть ее грез рассыпается в это мгновение.

       – Наследственность,– твердо произнесла девушка.– Она у всех разная. Я состою на специальном учете. Моя мать родила меня в семнадцать. А мои яйцеклетки уже давно посчитаны и зарезервированы инкубационным фондом. Для меня другого шанса не будет. Ты пойдешь с нами? Сегодня! Ты достанешь аккумуляторные батареи?

       Ее голос дрогнул, и она почувствовала, что еще немного, и он выдаст ее рыданиями:

       – Я тороплюсь,– выпалила Оливия.– Мы будем ждать тебя у лодки.

       Отбросив трубку, она закрыла лицо руками и замерла, вслушиваясь в свое дыхание сквозь вой сирены. Собравшись с силами, девушка шумно выдохнула и сосредоточенно обвела каюту взглядом – ей предстояли быстрые сборы.

       Она долго не могла застегнуть комбинезон: форма констеблей была традиционной – вычурной, изобилующей бесполезными, но яркими деталями, неизменная за последние триста лет. Но причина заминки была не в одежде – Лерой не выходил из головы, смущал сомнениями и отравлял самый важный день в ее жизни горечью.

       Оливия рассовала по карманам давно заготовленные мелочи и поправила знаки отличия на кителе. На груди не хватало жетона – признака власти констеблей, который отобрали накануне. Но его еще надо суметь разглядеть среди ярких пуговиц, перевязей и нашивок!

       Девушка решительно вышла из каюты в пустой коридор казармы, даже не оглянувшись. Она умела жить, не оглядываясь, и сохранять твердость там, где взрослые мужчины подгибали колени.

       Лерой был в ее жизни случайностью, как когда-то показалось, счастливой.

       Он возник из ниоткуда. Детство анфолков и фэмиликов проходило вдали друг от друга: разные районы, разные школы, интересы – ничего общего. Они бы никогда и не пересекались, если бы не существенный недостаток Арка – он был очень тесным местом.

        Она столкнулась с Лероем в госпитале Увирандры на ежегодном медосмотре. Это была нелепая ситуация, в которую могла попасть только Оливия, устроившая потасовку с несколькими заносчивыми представительницами высшего сословия. Размолвка быстро привлекла новых участников и переросла в ожесточенную драку, в которой мальчишки не слишком церемонились со слабым полом. Именно Лерой вступился за зачинщицу, дерзкую анфолк, а потом каждый день навещал ее в том же госпитале, пока заживали раны.

       Это были неловкие встречи и скомканные разговоры с длинными паузами. Каждая такая встреча казалась Оливии последней – уж слишком он был красив и статен. И еще он был из рода Виндзоров, а его отец вскоре стал членом Совета Арка – самая белая кость аристократии. Но Лерой продолжал навещать, даже когда ее отправили выздоравливать в общежитие.

       Он оказался отличным собеседником, рассудительным и здравомыслящим. На удивление, его взгляды и ценности совпадали с ее мировоззрением, и даже подозрительный Курт признал, что парень не был похож на представителя своего сословия, хотя Лерой был единственным фэмиликом, которого они знали. 

       – Куда собралась?– грубо окликнул ее констебль на выходе из казармы.

       – Воплощать мечты,– огрызнулась девушка.

       – Утром комендант должен принять твою каюту,– выкрикнул он с возмущением в спину.

       – Я буду держать за него кулаки: пусть у него все получится.

       Палуба ощутимо качнулась под ногами, и Оливия ухватилась за стену. Апоногетон заметно сдал, и оценить происходящее можно было уже невооруженным взглядом. Навстречу по коридору пробежала пара угрюмых парней в комбинезонах инженерной службы, а где-то впереди истеричными окриками раздавались команды. Сирена не смолкала.

       Девушка уверенно свернула в служебный коридор и задраила за собой дверь. Она быстро преодолела несколько туннелей, и успела опуститься на три палубы ниже, прежде чем уперлась в закрытую дверь.

       Ручка поддалась, но замок щелкнул предохранителем и оставил дверь запертой. Каждый замок, каждая дверь Арка была снабжена простейшим механическим предохранителем, который срабатывал при перепаде давления только в единственном случае – за дверью была вода! В этот момент Оливия по-настоящему осознала происходящее, и волна панического страха пробежала по ее телу.

       Существовала даже поговорка: в Апоногетоне всегда что-то не работает. Аварии стали привычным делом, постоянная суета ремонтников, периодические сигналы тревоги. Но сейчас она стояла перед дверью, за которой начинался студенческий блок с их общежитиями и аудиториями – огромное помещение, занимавшее почти всю палубу. Даже ночью здесь кипела жизнь. Два дня назад Оливия несла вахту в этом блоке.

       Девушка держалась за ручку, и понимала, что за дверью не только соленая вода океана. За дверью притаилась смерть, которая уже настигла кого-то. Она отдернула руку, словно коснулась ядовитого щупальца донной твари, и заторопилась к люку вертикальной шахты.

       Во время сирены вертикальными шахтами пользоваться было запрещено. Это были самые уязвимые места города – каждая сообщалась практически со всеми палубами. Как правило, именно они и страдали первыми, превращаясь в быстро затапливаемые колодцы, через которые вода стремилась забраться в любое незащищенное место.

       Оливия с опаской заглянула в шахту, едва освещенную аварийными фонарями. Та вопила разноголосием как гобой, разнося эхо звуков, собранных со всех палуб города. По стенам журчала вода, а сверху проливался настоящий дождь – конденсат, ставший городской легендой Апоногетона. Поговаривали, что отпетые романтики, специально приезжали в столицу, чтобы своими глазами увидеть настоящий дождь. Только сейчас от него веяло опасностью.

       Если инженеры откроют кингстоны, пока она будет в колодце, выбраться уже не получится – ее сбросит с лестницы поток воды. Ступая на лестничную площадку, девушка вздрогнула, но не опрометчивость этого шага взволновала ее, а мысль о Лерое: сможет ли он добраться до верфи, преодолеть все трудности на пути. Решится ли он на это ради нее...

       Она понимала, что не жажда свободы и побег из Арка заставляли Курта и Лероя приходить на  тайные встречи, открыто соперничать и каждую новую затею принимать как вызов. Их союз держался на ней, на том, что они испытывали к ней.

       Оливия торопливо побежала вниз по лестнице. Пользоваться колодцем шахты было рискованно, но оправданно – это был самый короткий и быстрый путь. На обходные маршруты не было времени, а до встречи с Куртом у архива еще предстояло решить непростую задачу.

       Оказавшись на нижних палубах, девушка успокоилась и приободрилась. Эти уровни строились для обслуживания реактора и обладали чрезмерным запасом прочности. Когда помещения переоборудовали под новое назначение, выяснилось, что прокладка коммуникаций будет неоправданно хлопотной и дорогой. Поэтому самые надежные помещения Апоногетона достались барахольщикам, которые превратили их в хранилища и архивы.

       Кровь стучала в висках, а тело звенело от возбуждения, насыщенное адреналином. От этого ее походка стала пружинящей, а движения суетливыми. Оливия скользила по трапам на нижние палубы с такой скоростью, что рисковала свернуть себе шею. Она не знала, сколько у нее осталось времени, и не была уверена в том, что авантюра удастся.

       Оказавшись на нужном уровне, девушка первым делом перерезала единственный провод, тянувшийся вдоль стены.

       – Оливия?– Доусон вскочил навстречу, едва заслышав в коридоре шаги.– Что случилось?

       Массивная дверь архива находилась в глухом тупике длинного тоннеля. Когда-то здесь располагались вспомогательные системы выгоревшего реактора Апоногетона. Поэтому переборки были выполнены из сверхпрочной стали, а тяжелую дверь могли открыть только гидравлические приводы. На фоне монументального сооружения пост охраны, собранный из вторичных материалов, выглядел картонной коробкой.

       Таким же неуместным казался и сам Доусон в помятом кителе с подозрительными и наспех затертыми пятнами. Всклокоченные волосы, не признававшие расческу, и бусинки близко посаженных к переносице глаз делали его непропорционально маленькую голову венцом нелепости на обрюзгшем теле.

       Вид поста и констебля вызывали ощущение уныния и запустения, которыми славился старый Апоногетон.   

       – Ты еще здесь?– девушка застыла перед вахтенным офицером в напускном недоумении.

       – А где мне быть?– опешил тот.– У меня здесь ночная вахта.

       – Тебе не звонили? Ты ничего не знаешь!

       Он растерянно оглянулся на массивный проводной телефон без наборной клавиатуры.

       – Что стряслось?– побледнел Доусон.

       – Мы тонем, остолоп! Идет эвакуация,– девушка вплотную придвинулась к констеблю.– Ты оглох и не слышишь сирену? Для кого протрубили общий сбор?

       – Я же на посту,– промямлил толстяк.– По уставу меня только разводящий может отозвать. В Апоногетоне всегда что-то не работает…

       – Тебя здесь быть не должно!– Оливия сверкнула глазами.– У меня приказ запечатать архив. Сюда уже направляются инженеры. Звони дежурному!

       – Я должен связаться с дежурным,– покорно повторил Доусон и взялся за телефонную трубку, но, не услышав гудков, испуганно протянул ее девушке.– Не работает…

       – Мы тонем! Счет идет на минуты!– закричала Оливия, раздувая угольки ужаса, тлевшие в глазах констебля.– Здесь и в лучшие времена ничего не работало. Убирайся! И на верхние палубы не суйся – там уже везде вода.

       Доусон с головой окунулся в паническое настроение, овладевшее им, и преисполнился  решительностью и целеустремленностью. Когда людей не смущают сомнения выбора, они действуют быстро и уверенно.

       – Куда?!– Оливия ухватила за рукав проявившего прыть констебля.– Вахту сдай и табельное.

       – Конечно…

       Доусон суетливо отстегнул кобуру, приложил палец к регистрационному планшету и бросил магнитный ключ на стол. Неуклюже переваливаясь из стороны в сторону, он засеменил мелкими шагами по коридору прочь. Возможно, он просто не умел бегать, потому что никогда раньше этого не делал.

       Девушка покачала головой, глядя ему в след, и вздохнула. Для таких увальней место на службе всегда найдется, потому что он мужчина, рожденный в полноценной семье. А такие как она, анфолк, не могут даже мечтать о форме констебля.

       Оливия уселась на скрипучий стул и несколько раз крутанулась на нем. Она еще не поверила в то, на что решилась, но пока все складывалось в ее пользу. Она расстегнула кобуру и проверила оружие: двадцать два патрона в пистолете с учетом подствольного магазина и две запасные обоймы по восемь патронов – хороший арсенал. Девушка рассовала приобретение по карманам.

       Послышался отдаленный глухой удар, и стены коридора зашипели осыпающейся пылью. Город умирал, и надо было торопиться, пока электричество не отключилось, иначе дверь архива уже не откроется.

       Оливия приложила магнитный ключ к считывателю и уверенно провернула колесо замка. Гидравлика вздохнула и выдавила тяжелую плиту двери наружу, открыв проход. Воздух едва качнулся, выравнивая давление, и легко потрепал рыжие волосы девушки. Она машинально закрыла глаза, стараясь лицом ощутить дуновение рукотворного ветра.

       Скоро она сможет стоять на ветру, бросать ему вызов, жадно пить его плоть глубокими вдохами. А еще она хотела ощущать свою руку в крепкой ладони Лероя. Его атлетическая фигура с широкими и сильными плечами, вьющиеся светлые волосы и лицо с правильными чертами были созданы для того, чтобы стоять навстречу ветру.

       Коридор принес эхо приближающихся шагов, но Оливия не обернулась. Походку хромоногого Курта она бы никогда не спутала – его левая нога была с рождения короче. Редкий житель Арка, не нес на себе печать ущербности, включая фэмиликов. Но Курту досталось от природы сильнее других. Худой, низкорослый, с болезненно бледным лицом и неровной челкой, которая закрывала поблекшие глаза с бесцветной радужной оболочкой – так он их прятал, отводил взгляд в сторону и никогда не смотрел прямо. Она не помнила, чтобы видела когда-либо его глаза, хотя безошибочно чувствовала на себе его взгляд.

       – Палубу под нами затапливает,– тихо произнес он, приблизившись к девушке, и сбросил на пол тяжелый рюкзак.– Я прихватил кислородные маски, но они нам не помогут, если пойдет вода. Надо поторопиться, пока проход к заброшенной верфи не заблокирован.

       Оливия кивнула, не оборачиваясь, и молча толкнула плечом тяжелую дверь. Она бы многое отдала, чтобы на месте Курта стоял Лерой.

       Архив был скудно освещен аварийными фонарями, которые едва обозначали бесконечные коридоры между стеллажами. Зато запахи, разбавленные в сыром воздухе, изобиловали красками. Это были запахи сырости и тления, прелой ткани и гнилой древесины – кладбище разлагающихся артефактов.

       Оливия посветила фонариком на клочок бумаги с изображением схемы, указывающей на место хранения робота. Она осмотрелась и неуверенно указала рукой на нужный коридор.

       Пройдя несколько шагов, Курт закашлялся:

       – Надеюсь, он не заржавел в труху…

       – Вот,– Оливия остановилась перед бесформенной грудой, накрытой запыленным брезентом, и резко сорвала с нее покрывало.

       Барахольщик не соврал – робот, действительно, не был похож ни на что, виденное ранее. Он походил на человеческий скелет, который сидел, опустив голову, и обхватив колени руками. Но при этом его вид не вызывал отторжения или брезгливости. Наоборот, тонкие линии его корпуса и конечностей были изящными и исполненными безупречно – в них не было грубости и даже признаков устройства. Складывалось впечатление, что его создавали не инженеры, а скульпторы с воображением, ушедшим за горизонт человеческой фантазии.

       – Ого,– восхитился Курт.– Для трехсотлетнего артефакта он здорово сохранился.

       Девушка извлекла из кармана амулет и покрутила его в свете фонарика:

       – По описанию барахольщика, его должен включить этот амулет, но тут нет никаких кнопок,– Оливия сдвинула брови и на мгновение растерялась.

       Ей овладели сомнения. Вылазка в архив, вдруг, показалась абсурдной и нелепой. Она за безумную плату выкупила у сумасшедшего барахольщика амулет, наслушавшись его старых сказок. Он рассказывал о загадочном роботе, которого первый Канцлер Арка спрятал на дне впадины в первые дни поселения. После переворота, когда Генерал-Констебль казнил Канцлера, тот успел передать амулет доверенному лицу. Спустя сотню лет робота нашли, и долго провозились, пытаясь его включить, а после спрятали в архиве. Но амулета так и не нашли. Барахольщик клялся, что он прямой потомок ближайшего соратника Канцлера.

       – Может, его надо куда-нибудь вставить,– предположил Курт.

       – Ничего не надо вставлять,– раздался мягкий баритон, и робот медленно выпрямился, встав в полный рост.

       Оливия услышала, как за спиной попятился Курт, срывая дыхание, но сама не шевельнулась, подавив вспышку испуга. Она, не отрываясь, смотрела в окуляры робота, который навис над ней.

       – Выведи интерфейс,– скомандовала девушка, овладев голосом.

       – Нет,– отозвался робот, разведя руки в стороны, как это сделал бы человек, и покачал головой.– Так это не работает. Я и есть интерфейс. Меня зовут Каэм – коммуникационный модуль.

       – Ты исправный?– Оливия растерялась, не зная, что спросить.

       – Более чем.

       – У тебя есть навигационная система?

       Робот выдержал паузу, прежде чем ответить:

       – Связи со спутниками нет,– мягко произнес он.– Но я могу позиционировать лодку и определенно сумею доставить ее до берега.

       Его голос и манерность движений, не свойственная роботу, были нарочито дружелюбными и вызывали невольное расположение к себе. Даже подвижность элементов на механическом лице напоминала человека.

       – Откуда ты знаешь, что нам надо?– хрипло возмутился за спиной девушки Курт.

       – Я непрерывно сканирую окружающую среду,– Каэм по-свойски кивнул парню.– У меня большие возможности. Просматриваю базы данных, частоты, магнитные поля… Думаю, мне известно об Арке больше, чем вы себе представляете.

       – Мы ошиблись,– запротестовал Курт.– Я знаю. Сам скоро буду инженером. Это какая-то игрушка. Таких роботов нет в Арке, и не было у прежних людей.

       – Это верно,– Каэм повернулся к девушке.– Можем обсудить это позже. Я бы рекомендовал безотлагательно двигаться. Боюсь, ваши инженеры переоценили прочность конструкций города.

       – Вода!– Курт обернулся в направлении, на которое указывал робот.

       По полу стремительно растекалась лужа, быстро продвигаясь между стеллажами. Они бросились к выходу, не проронив ни единого лишнего слова, а робот бесшумно последовал за ними.

       Через открытую дверь из коридора заливалась вода. Ее уровень поднимался медленно, но заметно. Оказавшись снаружи, Курт потянулся за своим тяжелым рюкзаком, но робот предупредительно его перехватил:

       – Надо добраться до технического коридора, прежде чем замок двери заблокирует нас здесь.

       Оливия побежала, громко шлепая по воде. Ноги уже проваливались глубоко, не давая бежать. Робот двигался намного быстрее и увереннее. Он легко ее опередил и скрылся за поворотом коридора. Девушка оглянулась на Курта, который с трудом справлялся, удерживаясь одной рукой за стену.

       – Не отставай,– крикнула она и устремилась вперед.

       Вода уже была выше колен и двигалась на встречу волнами, образовав настоящее течение. Впереди нарастал шум падающей воды, который уступал только скрежету металла. Сирена замолкла, и Оливия увидела, как мембраной выгнулась панель на стене, прежде чем погас свет.

       Это была самая ужасающая тьма в ее жизни. Она слышала воду, слышала суетливое плескание Курта позади, и голос умирающего Апоногетона, который стонал ломающимся железом, хрипел раздавленными палубами. Но она не видела ничего, не видела пути к спасению. Отчаяние обожгло ее изнутри, перехватило дыхание.

       Глупая смерть в поисках глупых грез.

       Яркий свет ударил в глаза совсем близко, сменив черноту тьмы белизной слепоты – удивительно, но между ними не было разницы.

       – Идите на свет,– громким, но спокойным голосом прокричала слепота.

       Оливия с закрытыми глазами преодолевала течение, которое обхватило ее за пояс. Она не способна была смотреть и слушать, отдав все силы движению. Шаг за шагом, подавшись вперед, хватаясь руками за дрожащую стену, она продвигалась через толщу воды, которая набирала силу.

       Внезапно тянувшая ее за ноги стихия сменила настроение и потянула ее вперед – теперь течение увлекало навстречу слепящему свету. Споткнувшись, Оливия больно ударилась плечом о дверной косяк и, увлекаемая водой, вывалилась в соседний коридор через дверной проем, дверь которого придерживал робот. Она едва успела встать под давление напора, как на нее свалился Курт, окунув в воду с головой.

       Металл застонал и закричал: робот с усилием задвигал дверь в проем, преодолевая давление воды, но та не могла уже встать на место, в прогнувшийся косяк.

       –  Не туда,– выкрикнул робот, когда Оливия, подталкивая Курта, устремилась в конец узкого коридора.– В обратную сторону. Ищите в потолке люк в кабельный тоннель между палубами.       

       Девушка подчинилась, не раздумывая. Лестницы под люком не оказалось, и она бесцеремонно забралась на плечи смиренного Курта, чтобы дотянуться до него. Оказавшись в темном тоннеле, больше похожем на трубу метрового диаметра, она перегнулась и ухватила Курта за грубую ткань комбинезона. Показалось, что связки на руках порвутся от того усилия, которое она приложила, чтобы втащить его в кабельный тоннель.

       –  Не задерживайтесь,– услышали они голос робота.– Через триста метров будет такой же люк в следующий коридор.

       – Двигаем,– скорее себе, чем Курту скомандовала Оливия и на четвереньках устремилась по темной трубе, продвигаясь на ощупь.

       Воздух пропах соленой водой, которая теперь была повсюду: сочилась через щели, слезилась по стенам, хлюпала под ладонями. Пугающие звуки переливами разносились по дрожащим стенам – они не могли противостоять чудовищной мощи океана, который расправлялся со старым городом, как хищник, вгрызающийся в конвульсирующее тело поверженной жертвы.

       Тоннель подпрыгнул под девушкой и больно ударил в колени. Она вновь выпрямилась, и почувствовала спиной давление потолка, который просел и стал ниже. Сбивая ладони в кровь, она почти бежала на четвереньках, а вода уже заполняла кабельный тоннель. Нащупав зажимы нужного люка, она сорвала их в стороны и выдавила его вниз.

       Вода первой устремилась в образовавшийся проход. Девушка услышала сбившееся дыхание Курта за спиной и, не оборачиваясь, спрыгнула в коридор. Через несколько мгновений тот последовал за ней.

       Они стояли по колено в воде в коротком коридоре между двумя запертыми дверями. Оливия подбежала к одной из них и дернула ручку, но предохранитель замка неумолимо щелкнул. Прежде чем Курт потерпел неудачу и со второй дверью, девушка поняла, что они оказались в западне.

       – Нет выхода,– прошептал Курт, переведя дыхание, и постучал по двери, которая глухо отозвалась, выдавая давление океана за ней.

       Они подняли голову к люку кабельного тоннеля, напор воды из которого заметно усилился.

       – А кислородные маски где?– обреченно спросила Оливия.

       – В рюкзаке. У нашего железного спасителя,– устало отмахнулся Курт и натянуто улыбнулся.– Похоже, добегались.

       – Похоже на то,– девушка улыбнулась, хотя предпочла бы выпустить на волю затаившиеся в ней рыдания.

       Что-то хрустнуло за стеной, и вода, падавшая из открытого люка, превратилась в ревущий столб, который теперь бил с такой силой, что разбегающаяся от него вода прижала обоих беглецов к двери – каждого к своей.

       –  Хотела сказать тебе спасибо, что пошел за мной,– закричала Оливия, стараясь перекричать шум искусственного водопада.

       Он что-то прокричал в ответ, но она не расслышала, как, была уверена, не услышал ее и Курт. Вода легко приподняла девушку над полом, заставив держаться поверхности на плаву. Потолок быстро опускался – оставались секунды до того, как поверхность воды сомкнется с ним, но перед глазами Оливии жизнь так и не пронеслась. Наоборот, пришло умиротворение и безразличие. Она смотрела, как Курт борется с падающей водой, чтобы добраться до нее. Он растрачивал последние секунды жизни на то, чтобы умереть рядом с ней.

       Действительно, Арк стоит на характерах анфолков.

       Оливия не сразу поняла, что ее беспокоит какой-то посторонний звук, неуместный, но важный: стучала дверь за ее спиной. Это были короткие, равномерные удары: тук-тук.

       Тук-тук. Курт вынырнул в полуметре от нее, прижав лицо к потолку, чтобы схватить глоток воздуха. Тук-тук. Он хотел что-то выкрикнуть на последнем выдохе. Тук-тук. Но осекся, заглянув в глаза девушки, которые загорелись догадкой. Тук-тук.

       – Набери воздух,– крикнула она прежде, чем Курт растратил последнее дыхание на ненужные слова.

       Она глубоко вдохнула и нырнула под воду. Поверхность воды сомкнулась с потолком, образовав пузырь воздуха, похожий на гигантскую каплю ртути. Пузырь распался на несколько и юркнул в провал люка, из которого мгновение назад била вода.

       Аварийный фонарь моргал, но не гас, и девушка заглянула в глаза Курта. Блеклые,  лишенные радужной оболочки с черными колючими зрачками, они могли показаться жуткими, но Оливия видела в них тепло любящего человека. Курт подплыл к ней вплотную, сдвинув брови, словно хотел о чем-то спросить.

       Тук-тук.

       Они резко повернулись к двери, издавшей звук, и девушка ухватилась за ее ручку. Та поддалась, и дверь открыла проход в следующий затопленный коридор, из которого к ним навстречу выплыл робот. В его движениях под водой проявилась неожиданная грация. Каэм протянул им кислородные маски и внимательно проследил, чтобы их правильно надели. Любой житель Арка умеет обращаться с кислородными масками, и сумел бы ее надеть даже во сне.

       Оливия глубоко вдохнула, погасив разгоравшийся пожар удушья в груди – она не умела надолго задерживать дыхание. Робот поманил их за собой жестом, а потом мягко сгреб двоих одной рукой и увлек в глубину коридора.

       Последний аварийный фонарь вспыхнул и погас, погрузив затопленный коридор в кромешную тьму. Девушка крепче ухватилась за металлическую руку Каэма и закрыла глаза. Ей овладело странное чувство – она была смертельно напугана, ощущая, что стоит на самом краю бездны, за которой разлился океан смерти, но, в то же время, ей овладело спокойствие и уютное томление. Она чувствовала тепло Курта, надежность робота и леденящий холод океана.

       Они плыли затопленными палубами, петляли в коридорах и шахтах, но Оливия ничего не видела во мраке утонувшего города. Она была вынуждена беспрекословно доверять Каэму и смиренно следовала за ним, держа его за руку.

       То, что они оказались снаружи, девушка поняла по волне холода. К тому моменту она уже успела продрогнуть – океан всегда холодный на такой глубине, и те, кто выходил наружу, всегда облачались в термогидры, чтобы не окоченеть. Но реальный озноб коснулся ее только в момент, когда через широкую трещину в корпусе, они выбрались в открытый океан.

       Оливия подняла лицо вверх, следом за убегающими пузырьками воздуха, и ей показалось, что где-то там высоко над головой она увидела свет, который первыми лучами рассвета как раз сейчас должен был окрасить поверхность. Но в этот момент Каэм включил свой яркий прожектор и осветил стену Апоногетона.

       Девушка не смогла увидеть город таким, как его изображали столетиями. Она вообще не смогла его увидеть. Перед ней кипел грязный океан, поднимая вдоль ржавой городской стены клубы пыли и мусора, сверкающего мелкими пузырьками воздуха. Пирамида была похожа на гору, извергающую клубы дыма. А еще она вздрагивала и временами проседала внутрь, выплевывая из своих недр огромные облака молочной пены.

       Апоногетон завывал, как раненый кит, оплакивая навзрыд принесенные Посейдону жертвы.

       Робот выключил свой прожектор, избавив от чудовищного зрелища, и потянул в глубину, навстречу мраку и холоду.

       Оливия поняла, что они забрались в какой-то шлюз, только когда Каэм отпустил их с Куртом и начал крутить колесо ручной помпы, чтобы откачать воду. Несмотря на усилия робота, вода уходила из шлюза медленно, и девушка не могла дождаться момента, когда можно будет освободиться от маски.

       – Не могу поверить, что мы живы,– выкрикнула она, срывая маску, когда уровень воды позволил держать голову над поверхностью.

       – Я в этом еще не уверен,– Курт закашлялся, стуча зубами от холода.– Где мы?

       – Это шлюз в купол заброшенной верфи,– спокойно произнес Каэм.– Тот самый, где стоит ваша лодка.

       – Никогда не ходили этим путем,– призналась девушка, обхватив плечи руками.

       – Не удивительно,– совсем по-человечески покачал головой робот, продолжая вращать колесо помпы.– Обычно люди замечают только один путь, который им кажется самым коротким.

       Когда вода опустилась до уровня колен, Каэм ухватился за рычаги замка и с силой их потянул:

       – В эллинге у лодки вас дожидается человек,– без единой интонации произнес он, преодолевая сопротивление замков шлюза. 

       «Лерой»,– Оливия вздрогнула, но успела придержать слова, прежде чем они вырвались из нее. Курт, который пережил вместе с ней чудесное спасение, был рядом, и она не смела оскорбить его чувств таким неуважением.

       Остатки воды хлынули из шлюза на палубу верфи, и они вышли под ее огромный купол. В эллинге царил полумрак, едва потревоженный несколькими аварийными фонарями. Девушка не чувствовала под собой ног, спотыкаясь и пробираясь через горы мусора, и замерла, только заметив знакомый силуэт, склонившийся у края бассейна возле их лодки.

       Это был не бассейн, а открытый шлюз для подводных кораблей, который напрямую сообщался с океаном.

       – Лерой?– тихо произнесла Оливия и отпрянула, встретив взгляд знакомых глаз.

       Глаза были знакомыми, как и вьющиеся волосы и фигура, но принадлежали они человеку, который был на тридцать лет старше.

       – Что Вы здесь делаете, советник Виндзор?– выдохнула изумленная девушка, всматриваясь в отца Лероя. Они были невероятно похожи.

      Тот странно улыбнулся в ответ и сделал уверенный шаг навстречу:

       – Хотел остановить сына. Чтобы он не совершил роковую ошибку.

       – Зря беспокоились,– ядовито прошипел Курт, встав рядом с Оливией.– Ищите его в своих апартаментах.

       – Он не справился,– солгал советник, внимательно рассматривая девушку.– Его задержали констебли, когда он грузил аккумуляторные батареи на арендованную плоскодонку. Утром заберу его из заточения.

       – Вы нас не остановите,– Оливия высоко вскинула подбородок.

       – И в мыслях не было,– советник Виндзор махнул рукой и повернулся к лодке.– Если бы я этого хотел, то прекратил бы все еще два года назад. Я, к слову, поднялся на борт, и должен сказать, что восхищен проделанной вами работой. Настоящая двухкорпусная лодка. Вы прекрасно поработали над этим динозавром.

       Он повернулся к ним и, насмешливо улыбаясь, развел руки в стороны:

       – Я к слову, поднял на ваш борт десять заряженных аккумуляторов.

       – Что Вам нужно?– Оливия не скрывала своей растерянности.

       – Вы подслушивали наши разговоры?– возмущенно выпалил Курт.

       – Конечно, служба безопасности прослушивала ваши разговоры!– советник мгновенно посуровел и, вдруг, сощурился, рассмотрев за их спинами Каэма.– А это тот самый робот, за которого вы заплатили моими жетонами на кислород… Лерой не крал их. Я сам ему дал.

       – Это все из-за меня?– не выдержала девушка.– Вы хотите нас разлучить. Потому что фэмилику не чета якшаться с анфолками…

       – Конечно, это все из-за тебя,– советник кивнул головой и, осмотревшись по сторонам, уселся на грязную бочку у края воды.– Но не для того, чтобы вас разлучить. Если бы он привел тебя в дом, то получил бы мое благословение, даже если бы мой отец после этого проклял меня и выставил из дома.

       – Говорит человек, который строит в Валлиснерии усадьбу в личной сфере!– выкрикнул Курт.

       – Осторожнее молодой человек,– с угрозой произнес советник.– Я не такой безобидный, каким могу показаться. Ненавидеть Арк очень легко, как и проклинать правительство. А вот любить его таким и служить его народу намного сложнее. Я сам был таким, и очень счастлив тем, что мой сын имеет достаточно воли самому выбирать себе судьбу и достойных друзей.

       – Тогда зачем все это?– Оливия не понимала, к чему советник вел этот разговор.

       – Мать Лероя была анфолком, и мы тоже мечтали построить лодку и сбежать на сушу.

       – Леди Винтер анфолк?– округлил глаза Курт.

       – Леди Винтер моя жена, но не мать Лероя. Маргарет была моей первой женой. Брак прокляли мои родители, а при родах она умерла… Это была шумная история, но в очень узких кругах. Ты похожа на Маргарет. Такая же упрямая, характерная, увлеченная… Я бы не желал лучшей жены своему сыну.

       – Это ложь,– насупилась Оливия.– У меня незаметная грудь и плоская задница. А в Ваши дома входят племенные матроны с румянцем на щеках. Только в сказке безродная сирота анфолка становится избранницей фэмилика.

       – У тебя отличные гены,– махнул на нее рукой советник.– Кроме базовых, ты с отличием освоила восемь дополнительных дисциплин, самостоятельно изучила двенадцать языков… Я бы сказал, что скорее одаренная, чем заурядная. А твои яйцеклетки отмечены золотым стандартом в инкубационном фонде.

       – Восемнадцать языков,– прошептала Оливия и подошла вплотную к советнику, не скрывая вызов в своем взгляде.– Я говорю на восемнадцати языках. Выучила все, по которым были доступны учебники в библиотеках. Я всю жизнь готовилась к тому, чтобы вырваться из этого подводного ада на сушу. Нам незачем бороться за выживание в этих отстойниках, когда мы были рождены для жизни на поверхности. Почему Вы не отпустите Лероя с нами. Вы же сказали, что сами мечтали об этом!

       – Есть разница между мечтой и реальностью,– повысил голос Виндзор.– Мой сын станет членом Совета и еще послужит народу Арка. Очень легко решать за себя. А пожертвовать своими мечтами, чтобы сделать жизнь миллионов чуточку лучше, потребует от тебя больше воли, чем броситься с закрытыми глазами в омут.

       – Скажите это тысячам утопленников, которые сегодня сожрал в Арке океан,– процедил сквозь зубы Курт.– Не Ваш ли совет обрек их на гибель, позволив жить и работать в тонущем городе.

       Советник побагровел лицом, но сдержался и ответил спокойно:

       – Счастливы простаки, которые слепнут, глядя на солнце… Я скажу вам об Апоногетоне то, что вы не хотите знать. Он не только давал кров и работу шестидесяти тысячам горожан. Его колодцы и шахты использовались для отвода влажности в системе очистки воздуха городов Арка, снимая конденсат. Знаменитые дожди Апоногетона делали воздух сухим и пригодным для дыхания, выводя из него токсины и споры грибков. Основные жертвы сегодняшней трагедии придутся на следующие полгода. Аналитики прогнозируют до полумиллиона жертв. Практически никто с легочной недостаточностью не доживет до завершения новой системы очистки воздуха в Элодее.

       Советник Виндзор замолчал и внимательно посмотрел на Курта, который не удержался под его взглядом и закашлялся.

       – Но это все мелочи, хлопоты Арка, а у вас впереди прямая дорога к мечтам – осталось руку протянуть.

       – Ваши слова не изменят Арк!– девушка нахмурилась, узнавая в старике то, что так нравилось в Лерое, и что ненавидела в нем.– И дела тоже! Пока живет Арк, анфолки и исинисы будут его рабами, обреченными на лишения. Люди спустились в океан, чтобы переждать время и вернуться на сушу, а не сотворить рукотворный ад.

       Советник вытянул ноги, рассматривая носки своих ботинок. Потом он кивнул на бочонок напротив, приглашая сесть.

       – Что ты знаешь о гибели своей матери, девочка?

       – Обрушение в шахте Элодеи, когда мне было три года,– Оливия послушно села и замерла, заинтригованная словами советника.

       – Тебе было три года…– покачал головой старый Виндзор.– Твоя мать никогда не работала в шахтах. У нее было отличное образование, она училась у опального Нориджа, автора теории вырождения. Очень яркая женщина. Она ушла в составе последней экспедиции к побережью, оставив свою трехлетнюю дочь в интернате. Как и двенадцать предыдущих экспедиций за последние двести лет, эта закончилась трагедией. Они не вернулись – никто не выжил.

       Он внимательно смотрел на девушку, плечи которой опускались от его слов, как под ударами плетей. Но советник не щадил ее:

       – Ненавидеть Арк легко… Но для нас путь на сушу теперь заказан. Твоя мать знала о вырождении больше других. Мы хотели обмануть природу, изымая яйцеклетки у женщин и выращивая в пробирках исинисов. Хотелось быстро восстановить популяцию, но контроль рождаемости и генетическая инспекция себя не оправдали. Вырождение стало цепной реакцией. Три четверти исинисов рождаются дегенератами с генетическими отклонениями. Не знаю как, но это передается даже чистой крови – один воздух, одна среда обитания.

       Он мельком глянул на завибрировавший телефон и сбросил звонок:

       – Проводы затянулись. Вам пора в путь. Снаружи лодка службы безопасности. Но она вас пропустит.

       – Отпустите Лероя с нами,– выдохнула Оливия.

       – Нет,– твердо ответил Виндзор.– Мне пора принимать сложные решения и их последствия. Возможно, я многих обреку ими на погибель. И однажды эту ношу я взвалю на его плечи. И он ее выдержит, я знаю. Арк болен, и его народ страдает. Он сделает все, чтобы это исправить. А вот вам здесь не место. Арку нужны те, кто будет ему служить, а не предаст его, не разрушит своими иллюзиями. Уходите за своими мечтами.

       – Люди должны жить на земле!– Курт сжал кулаки, выдавая тем бессилие.

       – Они там и живут!– советник встал и расправил широкие плечи.– Мы уже сотни лет наблюдаем их деревянные корабли под парусами, которые снуют у побережья. Они выжили и сумели пережить чуму. А мы нет. Чума теперь вошла в океан и подбирается к нам. Коралловый лес опустился на глубину в триста футов, а теплые течения приносят к нам тысячи странных тварей, прежде невиданных.

       – Вы все это время знали, что на суше сохранилась цивилизация людей?– округлил глаза Курт.

       – А что это изменит для деградирующих исинисов и утопленников Апоногетона?– сощурился советник.– Я понимаю то, что вам еще предстоит понять: есть люди на земле, а есть люди Арка. Разные миры, разные вселенные. И им не время сейчас встречаться. А какой источник питания у этого робота?

       Советник внимательно посмотрел на Каэма, который в ответ выступил из полумрака и слегка поклонился:

       – Генератор магнитного поля.

       – Генератор поля?– удивился Виндзор.– Наш самый миниатюрный генератор двадцать футов в диаметре… Ну, что же. Это было достойное вложение средств. А теперь убирайтесь. Кто знает, если мы не найдем спасение для Арка, может, вы его найдете.

       Советник Виндзор отвернулся и пошел к противоположному краю бассейна, где стояла его персональная плоскодонка. Он тоже умел уходить, не оборачиваясь.

       – Арк держится на характере анфолков,– прошептал он себе под нос, забираясь в подводную лодку.

       Горечь сжигала его изнутри и комом подкатывала к горлу. Сын уже трижды позвонил ему с домашнего телефона: Лерой не просто не пришел на заброшенную верфь к девушке, которая его так ждала – он даже не попытался.
 
                *****

       Кузнец несколькими резкими движениями сдавил меха, раздувая ослабевший уголь. Горн в ответ выдохнул жар, заставив лицо раскраснеться. Черная заготовка меча приняла оранжевый цвет сначала краями, а потом вся налилась светом.

       Он едва ухватился за железо, чтобы положить его на наковальню, как за спиной послышался топот и резкий окрик:

       – Мечи в ножны!

       Он нехотя обернулся на ворвавшихся в кузню мечников курфюрста и криво улыбнулся. Кузнец бросил заготовку в ведро с водой, и струя пара вырвалась под потолок, заставив пугливых гостей отпрянуть.

       Поклонившись низкой двери, порог переступил здоровяк, закутанный в черный плащ, под которым скрывался изящный камзол подшитый золотом. Он расправил широкие плечи и, сдвинув брови, осмотрелся в кузне. 

       – Пошли прочь,– рявкнул на мечников здоровяк.– И присмотрите, чтобы никто не крутился рядом!

       Кузнец молча уселся на табурет у кривенького стола, заваленного грубым инструментом, и приложился к кружке с квасом, исподлобья поглядывая на незваного гостя.

       – Бедно живешь, Ингварр,– хмыкнул здоровяк и, не дождавшись приглашения, придвинул к столу разбитую колоду. Он отстегнул ножны и, небрежно бросив их на грязный стол, степенно уселся напротив.– Видно, оружейник из тебя никудышный.

       – А с чего это курфюрст сам пожаловал?– прищурился кузнец.– Нешто послать некого было?

       – А ты бы пришел?

       – С мечом!– Ингварр ударил кружкой по столу, расплескав квас, и угрожающе сверкнул глазами.

       Здоровяк широко оскалил зубы в улыбке и погладил седую бороду, собранную по бокам в косички с золотыми клипсами. Седина подчеркивала его зрелость, но не была свидетельством старости:

       – Я не собачиться пришел, у меня дело к тебе.

       – Не будет у меня дел с убийцей отца,– процедил сквозь зубы кузнец.

       – Хватит!– здоровяк наотмашь ударил ладонью по столу, опрокинув кружку, и устроив смятение в разложенных на нем железках.

       Его лицо на мгновение загорелось свирепостью, но быстро остыло, оставив только угольки гнева в глазах. Было видно, что он делал над собой усилие:

       – Угомонись, Ингварр, или, клянусь, добром это не закончится. Я любил твоего отца даже больше, чем своего. Мы вместе с ним стояли против поморов, делили хлеб у костра, врачевали друг другу раны. Это он научил меня держать оружие в руках, еще юнцом взял в поход, не дал сгинуть бесславно в первом же бою. Но он убил моего отца. Своей рукой. И не я опустил топор на шею Фолкора, а палач.

       Кузнец сжал зубы до хруста и заиграл желваками. Он сопел, с трудом сдерживая дыхание:

       – Мои предки поставили этот город и защищали его столетиями,– задыхался от гнева Ингварр.– Твой отец поднял мятеж и был убит в бою. А моему твоим повелением отсекли голову на колоде, как скоту! И вот теперь ты, Ярл, курфюрст славного Бьернскугена…

       – И что?– здоровяк привстал, перегнувшись к кузнецу через стол.– Фолкор хотел пойти войной против Ойвинда. И где бы мы были?

       – Слышал, сидишь по правую руку от него,– понизил голос Ингварр.– А где бы был Ойвинд, если бы ты тогда не преклонил колени перед ним? Мы могли объединиться против земли Свартстайна с другими городами.

       – Никто не знает, как бы сложилось,– Ярл снова уселся на колоду, внимательно поглядывая на кузнеца, который заметно убавил пыл.– Фолкор был великим воином, но не правителем. Кто-то должен был объединить города, чтобы прекратить бесконечные споры и остановить резню. И пусть это был Ойвинд, пусть столицей девяти княжеств стал Свартстайн. Мы отогнали поморов к самому побережью, забрали у них Вересковую долину и Поющий лес. Уже пять лет без войны. Даже набегов на окраины нет… Да, сижу по правую руку Ойвинда. По правую! Не все победы даются на ратном поле…

       Кузнец поднял из-под стола кувшин с квасом, аккуратно перевязанный поверху чистой тряпицей, и вторую кружку. Он тонкой струей налил пенистый напиток, позволив ему плескаться и расточать кислый запах, который приятно щекотал ноздри.   

       – Говори, зачем пришел,– кузнец придвинул кружку с квасом гостю и сложил руки на столе.

       Ярл без охоты отпил квас, обтер бороду, и отставил кружку в сторону:

       – Удивлю я тебя новостями, Ингварр. Квасом не обойдемся. Доставай штоф с первачом,– он терпеливо выждал, пока кузнец выставил на стол самогон, кубки и солености, и только пригубив крепкий напиток, продолжил.– Три дня назад купец один заехал к Ойвинду просить за кочевников, чтобы проход в земли девяти княжеств дал. Подношения от них привез такие, что Ойвинд сам решил поехать к восточной границе своими глазами все посмотреть.

       Заметив, как кузнец поморщился при упоминании кочевников, Ярл гневно сверкнул глазами и покачал головой:

       – Я сам не верю в байки кочевников! Они живут с вранья… Да только я и сам поехал с Ойвиндом на границу. Вчера в ночь вернулся,– он залпом отпил из кубка, шумно выдохнул, и пригнулся к кузнецу.– Так вот у них на каждое слово десять доказательств нашлось. Эти вправду пришли издалека, с того Востока, который за Заброшенными землями.

       – Дай угадаю,– Ингварр лукаво улыбнулся, разжевывая маринованную луковицу.– Воду привезли из Проклятого озера, что теперь на месте города Света лежит, и доспехи Черных рыцарей показали…

       Ингварр осекся, когда Ярл шумно засопел, сощурив на него глаза. 

       – Нам всем бабки перед сном по детству сказки о древних людях рассказывают,– неторопливо начал он, не отводя тяжелого взгляда от кузнеца.– Какие-то истории заезжие купцы и кочевники добавляют. И мы привыкли к тому, что есть жизнь, а есть бабкины сказки. Чума, паровозы, черные рыцари с оружием древних, железные города... Ты верил ли когда-нибудь в это, или, как я, думал, что Заброшенные земли от того и заброшены, что до края земли там нет ничего?

       – Что-то там есть,– неопределенно кивнул Ингварр.– Меня матушка по книжкам учила. Много странных вещей мне объяснила. И то, что земля круглая, я уж не верю, но знаю точно. А запомнился мне один болтливый ратник, Готфрид. Трусливый был, шельмец, за спинами в бою прятался. А вечером у костра так языком чесал, что на него одного половина забитых поморов приходилась. Его частенько побивали за то. Однажды отца допекло, и он ему ухо отсек да выгнал из лагеря прямо в ночь. А по осени я его видел на ярмарке, где он детворе да бабам рассказывал о своих ратных подвигах, и раны показывал, дескать, ухо в бою отсекли.

       Кузнец улыбнулся и наполнил кубки:

       – Я это к тому, что все эти истории где-то рядом с правдой. А что в них быль, и что Готфрид наплел – поди, разберись. Потому матушке я поверил, что земля круглая, а вот кочевникам… Кто б их пускал на свою землю и слушать стал, если бы в том забавы не было?

       – Земля, говоришь, круглая,– хмыкнул Ярл, приложившись к самогону.– Я с Ойвиндом один вечер у их костра посидел, послушал, да так и не заснул потом до утра… А все потому, что они сперва показали то, из чего истории слагают. Много рассказывать не буду – сам увидишь. Они встали за рекой восточнее Алезунда. Сейчас к ним со всех городов люди собираются.

       – Далеко встали. За день туда не доберешься. И что там за невидаль?

       – У них зверинец настоящий,– перешел на шепот Ярл.– Не медведь с шестью лапами, как у прошлых ходоков, и не чучела с разных зверей сшитые. У них сорок клеток с живыми тварями. Такой мерзости я бы и спьяну не придумал. И половина этих тварей от человека… Кто с крыльями, кто с клешнями. Живые, разговаривают. А еще оружейник у них, не чета тебе. У него оружие древних! И оно работает. Ты бы выдел Ойвинда, когда ему показали, что оно может. Его щит с одного выстрела в щепки разлетелся. Оружейник порох знает и еще многие науки…

       Ингварр растерялся в задумчивости, отведя взгляд на затухающие угли горна, и раскрасневшийся Ярл принял это как признание своих слов.

       – Кочевники просили место под поселение. Возвращаться не хотят. Говорят, земли тут замечательные, чистые и безлюдные. На востоке, сказывают, много такой нечисти, и живется туго.

       – Они еще наших варгов не видели,– поднял взгляд кузнец.

       – Видели!– князь ударил кулаком по столу.– Смеялись. Показали нам шкуру одного – сказали, с такой зверушки даже чучело делать не станут! Волк и волк – только, что большой. Но не это меня задело, а то, что они о Востоке рассказали. Говорят, что пошли в Заброшенные земли, чтобы до океана добраться. Не знали, что по другую сторону люди живут. Там все думают, что Заброшенные земли до самого океана тянутся. Слышишь? А Восток, говорят, большой. Городов сотни, большие, дороги между ними мощеные, торговля идет. Школы всякие, детей уже с малолетства грамоте учат. Свои книги делают, оружие с порохом производят.

       – Тварей дивных посмотреть можно,– Ингварр отодвинул кубок к штофу, показывая, что душевная беседа подходит к концу.– А сказки Готфрида оставим детям да бабам. Ты, Ярл, ко мне пришел, кочевников сватать, или у тебя ко мне дело было?

       Князь, взявший было наполненный кубок, брезгливо его отставил и поджал губы.

       – Завтра утром Ойвинд разошлет вестников по городам,– сухо ответил он.– Собирает поход на Восток через Заброшенные земли. Кочевники обещали проводников дать и толмачей – эти кочевники по-нашему не говорят. Только трое из них язык знают. А на Востоке разные языки. От каждого города должно выставить пять копий. Я обещал от Бьернскугена собрать шесть. Хочу, чтобы ты возглавил одно копье.

       Ярл запустил руку за пояс и извлек изящно расшитый кошель, размером с кулак. Он бросил его на стол так, чтобы металл в нем звякнул громко и красноречиво:

       – Этого хватит, чтобы снарядить в копье десять конных. Сам решай, сколько возьмешь людей, и кого. Не хватит этого, еще дам.

       Кузнец прикрыл рот и сдержанно посмеялся, зная, что тем злит курфюрста:

       – Поход на Восток? За чумой через Заброшенные земли?– он не скрывал иронии.– Долгий мир хорошему воину спать не дает… И теперь Ойвинд решил собрать пятьсот воинов, чтобы потоптать болота Заброшенных земель и проверить байку об исчезнувшем городе? Или ангелов будет искать, которые его построили, а потом перенесли невесть куда?

       Ярл неторопливо поднялся и уперся руками в стол, нависнув над кузнецом.

       – Ты, Ингварр, хороший воин, как и твой отец. Но ты поганый собеседник. Как и твой отец. Будь дерзким в драке, но не в разговорах.

       Кузнец тоже медленно поднялся, уверенно выдержав тяжелый взгляд курфюрста:

       – А с чего ты взял, что я пойду за тобой или Ойвиндом?

       – Не за мной и не за ним. Я его долго убеждал, и он согласился. Этот поход поведет его старший сын, Эспен. А копья от Бьернскугена я доверю своему первенцу, Хакону.

       – Тебе, видно, первач в голову дал, раз ты мне за Хаконом идти предлагаешь,– Ингварр раскраснелся от возмущения и сжал кулаки.– Ему годов, небось, семнадцать. У него еще ветер в голове и муравьи в штанах! Как и у Эспена! Они ни в одном бою не были! Не знают, что такое человека убить, и как в поход собраться! А ты мне…

       – Потому к тебе и пришел!– закричал Ярл, с силой ударив по столу.– Ты мне нужен в этом походе, чтобы Хакон живым вернулся. Чтобы присмотрел за ним. И за это я отдам то, что должен!

       – Отца вернешь!?– взвился Ингварр, подавшись вперед.

       – Нет! Бьернскуген… Верну тебе земли княжества и руны курфюрста,– тихо, но твердо ответил тот.

       Кузнец отпрянул, округлив глаза – никогда воин, а тем более курфюрст, не произнесет вслух обещания, которого не сможет выполнить.

       – Ты что удумал?– сощурился Ингварр.

       – Сказано – отдам. Фолкора не верну, но Бьернскуген отдам. Вернешься в свои хоромы и будешь править. И земли поморов, которые я присоединил, тоже будут твоими. Жену в дом приведешь, детьми обзаведешься – уже давно пора. Да не в кузне их ковать.

       – Как?– кузнец быстро трезвел от услышанного, но не мог собраться с мыслями.– Чего ты ждешь от похода на Восток?

       – Об этом после,– Ярл прибрал ножны со стола, расправил плащ и сделал шаг к порогу.– Все расскажу. Когда выступите, пойду вас проводить до Заброшенных земель. По пути расскажу, но не раньше. Сейчас ничего не решай. Утром поезжай к кочевникам – к вечеру доберешься. Я их предупредил о тебе: будут ждать. Осмотрись, поговори. А там и решишь. Что надумаешь, скажешь, как вернешься. И еще. Ойвинд собирает в поход не пятьсот, а тысячу воинов: поморов тоже позвал город Света искать.

       Он остановился у порога и обернулся, широко улыбнувшись:

       – Говоришь, земля круглая. И вокруг солнца вращается… Слыхал и я про такое. Где-то она, может, и круглая. А где-то плоская! И есть у нее край, и звезды не дальше купола небесного, который твердь покрывает.

       Ярл вышел, оставив кузнеца в смятении и задумчивости.         
 
                *****

       Снежинка упала с заснеженной еловой ветки и, сверкнув в полуденном солнце, опустилась на острый наконечник. Охотник разжал пальцы, и стрела звонко сорвалась с тетивы, со свистом разрезав воздух. Снежинка взметнулась вверх, закружилась и легла потухшей звездочкой на искристый снег.

       Олень вздрогнул и рванул с места, замотав головой, но вскоре замер и подогнул колени. Горячая кровь алыми кляксами падала на холодную белизну снега, пропитывая его и остывая, чтобы сомкнуться мертвым льдом.

       Проваливаясь в глубокий снег, охотник подошел к оленю и быстрым движением вскрыл ему горло, чтобы выпустить кровь, пока бьется сердце. Взгляд зверя потускнел и потерялся забытьем, отпуская жизнь в тишину и покой, где нет боли, страха и страданий. 

       Это было славное завершение охоты, и хороший выстрел. Три дня он блуждал без удачи по замерзшему лесу, выслеживая добычу, и даже добрался до края земли – слышал шум бегущей воды. Возвращаться пришлось с парой окоченевших кроликов, а это, почитай, с пустыми руками. И уже у порога дома, где слышен дым печных труб, он нашел своего зверя.

       Охотник спутал еще теплого оленя парой жердей, уложив поверх заплечный мешок, и тем сладил сносную волокушу. Через час он будет дома отпиваться горячим чаем, заправленным жиром, пока женщины соберутся гурьбой разбирать свежую тушу. Он будет слушать щебетание детворы, прижавшись к горячим каменьям печи, чтобы тепло дома согрело бока. А вечером ему справят сытную похлебку с потрохами, грибочками и душистыми кореньями. Но это только после баньки, чтобы насытить удовольствиями распаренное тело перед долгим, крепким сном в мягкой постели.

       Рассказывать об охоте он станет только завтра, и хлопоты домашние вернутся завтра. Лучшие часы в жизни охотника – это возвращение с удачей, когда вокруг суетятся домашние, отдавая щедрую заботу кормильцу.

       Он уже, казалось, чувствовал аромат стряпни и слышал треск поленьев в печи, когда над головой с раскатом грома сверкнула сухая молния и безветренный день вздрогнул единственным порывом ветра. Поземка нехотя пробежала поверх сугробов и замерла.

       Мост открылся.

       Охотник нахмурился и ухватился за жерди волокуши, налегая на путь быстрым шагом. Ему до дома не меньше часа с поклажей добираться, а пришлым от моста до порога от силы четверть от этого. До прихода менял оставалось две недели – ему предстояли еще три похода за зверем, чтобы собрать заказ. Значит, пришли по другой нужде, а охотник не любил, когда в размеренную жизнь входили нежданные перемены.

       Он добрался до хутора скоро, хотя и задохнулся, взбираясь на последний холм, допустив испарину на спине. По зиме вдали от дома такая оплошность принесла бы беду, но не сейчас, когда у его сруба встали две крытые повозки. Это были не менялы, и гости вошли уже в его дом.

       Охотник бежал с холма, едва удерживая у пояса жерди волокуши, и клял день, который принес ему нежданное беспокойство. Его приметил от дома сержант, которого легко было признать по выпирающей из-за спины рукояти меча. Сержант бодро двинулся ему на встречу, не разбирая дороги. Обычно он сопровождал менял и казался хорошим парнем, любившим поболтать и поесть за чужой счет.

       Охотник насторожился, но сержант лишь перехватил жердь волокуши и помог ее протащить на задний двор.

       – Добрая добыча,– смирным, против обыкновения, голосом поприветствовал сержант, когда они подбросили тушу к разделочному камню.

       Охотник выпрямился и молча посмотрел не него сверху вниз, требуя взглядом иного.

       – Гостей к вам привез. И они не с пустыми руками,– исправился сержант, кося глаза на стройного гостя, который стоял поодаль.

       Закутанный в тонкий плащ, непригодный для зимы, тот с интересом рассматривал прижавшиеся друг к другу избы хутора, словно был оценщиком.

       – Кто такие?– буркнул охотник, оглядываясь на повозки, в которых по убранству скорее свадьбы возят, чем по остовам ездят.

       Сержант раздул щеки, как человек, в котором не может уместиться доверенная ему большая тайна, и возбужденным шепотом произнес:

       – Это он!

       – Кто?– нервно переспросил охотник, взмокшая спина которого уже подстывала на морозе.

       – Крылатый!

       Охотник округлил было глаза, но быстро собрал их в щелки, приметив, что гость с улыбкой направился к ним:

       – Доброй охоты,– махнул тот охотнику.– Вижу, зверя хватает. А волки беспокоят?

       – В этом году не особенно. Вот прошлой зимой у самого порога выли.

       – Прислать стрелков?– гость избавился от приветливой улыбки, но, даже будучи серьезным, располагал к себе.

       – Не стоит,– нахмурился охотник.– Мы лет семь назад, еще отец был жив, сами их логова разорили. За год зверья так развелось, что можно было во дворе охотиться. А потом у них мор случился. С другого острова волков щенками завозили. Два года промысла, считай, не было. Только на еду и хватало. Каждой твари свое место в этом мире.

       – Разумно говоришь,– кивнул гость.– А, почему лук? Может, ружья нужны?

       – От них грохота много. Остров маленький. На одном краю пальнешь, в другом все подскочат. Какая тут охота?

       – Остров мал?– поднял бровь гость.– Хочешь больше?

       – Мне в размер,– охотник понизил голос и окинул откровенным взглядом гостя. Он иначе себе представлял Крылатого, и был откровенно разочарован увиденным и разговором с ним.– В доме будет лучше варианты перебирать.

       – Веди,– усмехнулся гость и повернулся к сержанту.– Там мешки с гостинцами подай в дом: специи, ткани, фрукты свежие.

       Зайдя в избу, охотник глубоко вдохнул пряный аромат домашнего уюта, который совмещал дымок печи, запах сухого сена и испеченного хлеба. Он бы снял с порога свои меха и боты, но не при гостях, чтобы вонь трехдневного похода не ударила им в нос.

       – Собери на стол и поди оленя разбери,– окрикнул он жену и осекся.

       За столом, усадив его младшую дочь себе на колени, сидела красивая гостья, с ярко голубыми глазами и о чем-то весело щебетала той на ухо. На столе перед ними были разложены рисунки дочери, которые они рассматривали и перебирали.

       Охотник остолбенел – это могла быть только Альфа, сестра Крылатого, о которой легенд было сложено больше чем о нем самом.

       – Хозяин в доме,– тихо произнес Крылатый у него за спиной, обращаясь к сестре.

       – Ой, мы заболтались,– кокетливо улыбнулась гостья, говоря со странным, едва заметным акцентом.– Мы тут с Вашей дочерью ее рисунки рассматривали. Если честно, то мы здесь из-за них. Мне случайно на глаза попался диковинный рисунок, который она подарила своей тетушке из города Света. И мы очень захотели познакомиться с автором.

       Охотник любил баловать детей, особенно дочерей. И очень любил младшую. Но ему с самого начала не нравилась ее затея рисовать свои картинки. Беда была не в том, что бумага для них от менял доставалась дорого. Ему не нравились картинки, на которых она очень подробно рисовала то, чего сама не видела, и чему не было места в его мире.

       – Как она их рисует?– гостья перехватила взгляд охотника и заставила тем его отвернуться.

       Смущенный охотник сел на колоду у порога, сложив руки на коленях:

       – Я печную сажу с жиром перетираю, потом выпариваю и сушу. Лучше покупных получается.

       – Я не об этом. Она, может, картинки в книгах каких видела, истории ей кто-то рассказывал?

       Охотник, бросил гневный взгляд на мать, и старуха прикрыла рот рукой, округлив глаза в ужасе.

       – Мне сказки, только бабушка рассказывает,– поторопилась вмешаться девочка.

       – И о чем эти сказки?– улыбнулась ей в ответ гостья.

       –  Про волка… про Кромункула,– стала перечислять девочка, загибая пальцы.– Про город Света… Про то, как Крылатый острова создает… про его сестру, женщину-волка с голубыми глазами… Как у тебя!

       Девочка весело засмеялась, указывая пальцем в лицо гостьи.

       – Как у меня,– повторила та.– Но город Света настоящий, хотя в нем много сказок прячется. Хочешь его увидеть?

       – О,– девочка округлила и глаза и губы в выражении высшего восторга.

       – А ты мне расскажешь, что на твоих рисунках? Вот это что такое?

       – Не знаю,– искренне развела руками девочка.– А ты тоже живешь в городе Света?

       – Да, в городе Света… А где ты увидела такой дом? Или вот это как называется, знаешь?

       – Это я все приснила себе,– небрежно махнула рукой девочка.

       Охотник замер, с подозрением вслушиваясь в разговор, а его жена побелела, предчувствуя развязку. В дом шумно ввалился сержант, держа в охапке мешки и коробки с подарками. Гостья отвлеклась на его шум, обвела молча взглядом присутствующих, задержавшись надолго на Крылатом, словно разговаривая с ним безмолвно.

       Она посмотрела на жену охотника:

       – Ей лет шесть?– спросила она и на молчаливый кивок в ответ добавила,– Значит, осенью уже собираетесь в школу?

       – Нам городская школа не по карману,– вмешался охотник.– Мы детей на дому учим. И наукам и ремеслу, и дети при нас.

       – К чему такие лишения?– сверкнула голубыми глазами гостья и обернулась к девочке.– Поедешь со мной в город Света прямо сейчас?

       Девочка быстро закивала головой, не понимая, почему взрослые не разделяли ее радость.

       – Тогда собираемся!

       Охотник тяжело встал с колоды у порога, заставив занервничать сержанта, а его жена тихо, но протяжно заскулила:

       – Я так понял, у меня нет шанса отказаться?– выдохнул охотник.

       Гостья встала и подошла к нему вплотную, двигаясь с животной грацией:

       – О ней позаботятся,– она говорила тихо, но твердо, не отводя взгляда.– Она поживет какое-то время во дворце на Белой горе. Вы сможете навещать ее без ограничений и, если захотите, даже жить с ней вместе. Это допустимо. Сержант оставит ключ от моста к городу Света. Сможете открывать его, когда вздумается. И нуждаться ни в чем не будете. Просто скажите сержанту, чего вы хотите. Но девочка пойдет с нами прямо сейчас.

       – Уймись и собери ребенка,– глухо прикрикнул на завывшую жену охотник и заглянул в голубые глаза гостьи, как в горящую бездну.– Просто верните мне дочь как можно скорее.

       – Не беспокойтесь об этом. Обещаю: все будет в порядке,– она обернулась к девочке.– Дорогая мы ждем тебя на улице!

       Гостья вышла во двор, мягко ступая на искрящийся снег, и втянула носом холодный воздух.

       – Он принес матерого оленя,– сказала она Крылатому, вышедшему следом.– Как бы я хотела сейчас пробежаться по этому лесу и загнать добычу…

       – Ты их и без того напугала,– ответил тот.– Представь, как это все выглядит для них.

       – А как это выглядит для тебя?– она повернулась к нему.– Бесспорно, девочка видит Внешний мир. Ты был прав, рано или поздно разорванная тобой связь восстановится и проявит себя. Но, Вал, прошло больше тысячи лет, как мы оказались здесь. Это наш мир, мы отстроили его! Ты его создал! Тысячи островов, миллионы творений. Они живут. А ты по-прежнему рвешься туда, где прожил всего двадцать лет и едва не сгинул.

       Пока не видели посторонние, он повел рукой, заставив ветер подняться метелью у его ног и наполнить вихрь снегом. Густое снежное облако закружилось над девушкой, глаза которой засветились детской радостью:

       – Даже не думай!– она легонько ударила его кулаком в грудь и громко запищала: огромный сноп снега высыпался из облака прямо на нее.

       Крылатый заботливо стряхнул снег с ее волос и покачал головой:

       – Ты постоянно попадаешь в переплет,– улыбнулся он, но в следующее мгновение стал серьезным.– Тот мир не Внешний, а реальный. И наша история тогда не закончилась. Не забывай, кто мы. Мы отсрочили исполнение замысла отца, но никогда не сможем его избежать.


Следующая глава http://www.proza.ru/2017/07/06/1310