Предыдущая глава http://www.proza.ru/2017/07/04/642
Глава Вторая.
Оливия почувствовала приближение приступа, едва лодка вышла из шлюза заброшенной верфи. Обычно она смиренно принимала последствия недуга, преследовавшего ее с детства. Но не сейчас. Судьба обошлась с ней несправедливо, отбирая беспамятством самые важные мгновения жизни. Приступ мог продлиться несколько часов или дней, но, очнувшись, она не вспомнит ничего, кроме присутствия пустоты.
Девушка боролась изо всех сил, пытаясь удержать сознание. Она с напряжением цеплялась за реальность, сосредоточив волю: вслушивалась в угасающие звуки, всматривалась в тусклый фонарь над гамаком. Фонарь сжимался, уплывал во мрак, растекался в нем бесформенным пятном. Первой пришла глухота, погрузив в тишину, а следом тьма…
Очнулась Оливия резко, словно кто-то включил свет, и уверенным движением спрыгнула с гамака на палубу:
– Как долго я была в отключке!?– звонко выпалила она.
Курт присел от неожиданности и подался в сторону.
– Чуть более шестидесяти часов,– Каэм отпустил рули и повернулся к девушке.– Как себя чувствуете?
– Три дня,– застонала Оливия.– Я все пропустила?
– Не думаю,– успокоил ее робот.– Вы как раз вовремя.
– Мы тонем,– Курт точно передразнил бодрые интонации Каэма.
– Как?! Опять?!– девушка с беспокойством осмотрела отсек лодки.
– Не здесь,– Курт кивнул на дверь у нее за спиной.– Моторный заливает.
– Худшее позади,– спокойно заверил робот.– И ситуация не безвыходная.
Оливия подошла к задраенной двери и постучала по ее металлической поверхности.
– Не настолько все плохо,– прокомментировал Курт.– Мы уже трижды поднимались на поверхность, чтобы откачать воду. Но помпа не рассчитана на такой объем. И мы на этом теряем много времени.
– Наши заплатки дали течь?– подавленно спросила девушка, заглянув в моторный отсек.
Она смотрела на гудящий электродвигатель, закрепленный высоко над палубой, покрытой водой, сигнальные панели и гудящий редуктор, но могла думать только о том, что они уже трижды успели подняться на поверхность.
Курт видел своими глазами солнце, стоял на ветру и дышал воздухом морских просторов. А возможно, и попал под дождь! Но он говорил об этом так, словно, поверхность была для него чем-то обыденным. Она столько пропустила за три дня, и злилась на Курта не за то, что он изведал предназначенные ей ощущения раньше, а за то, что не способен был их оценить, как она.
– Наоборот,– робот легонько отодвинул Оливию в сторону и задраил дверь.– Вы сделали хорошую работу, но надо было переварить все старые швы корпусов, а не только поврежденные. То, что было возможно, я подправил на ходу. Но эти работы нужно делать в сухом доке. С каждым часом течь увеличивается.
– Мы успели пройти часов пять, прежде чем начались проблемы,– Курт сел в поворотное кресло пилота и крутанулся на нем. Он старался казаться небрежным и бывалым в глазах девушки.– Нам пришлось повозиться с Каэмом, чтобы все уладить. Если бы не он, очнулась бы сейчас на дне... Но идти на заданной глубине уже не смогли. Нас бы раздавило, как Апоногетон. Сейчас мы на глубине тридцати футов. И это проблема. Донные течения привели бы нас прямиком к побережью. Но на этой глубине теплые воды несут нас на север со скоростью в пять узлов. А лодка не дает и десяти.
Из сказанного девушка услышала только то, что ее от поверхности отделяет всего ничего.
– Учитывая состояние корпуса, мы не нагружаем ходовую,– уточнил робот.– Другое дело, что мы практически полностью израсходовали запас аккумуляторных батарей. Я, конечно, смогу на своем генераторе выдать мощность, достаточную, чтобы держать пять узлов. Но, боюсь, этого не хватит, чтобы добраться до берега прежде, чем корпус окончательно развалится.
– Вижу, вы хорошо поладили,– язвительно заметила девушка, заставив Курта и Каэма переглянуться.– А, почему мы тащимся на такой маленькой глубине, вместо того, чтобы подняться на поверхность? Можно воду откачивать, и скорость была бы выше…
Курт поморщился, как от зубной боли:
– Это хорошо, что ты знаешь историю древних и восемнадцать мертвых языков, но для жителя Арка непростительно не знать мореходных качеств подводных кораблей!
– Все наоборот,– поторопился пояснить робот прежде, чем возмущение парня разгорится.– Надводная скорость лодки вдвое ниже, чем подводная. Кроме того, на поверхности для нас проявится губительная качка, которая способна окончательно разрушить корпус. Мы идем на минимально возможной глубине – в подповерхностном слое. Несколько футов выше, и нас начнет болтать. Форма нашего корпуса оптимальна для подводного плавания. Тем более, на поверхности скоро начнется шторм. И мы его не переживем.
Оливия нахмурилась и поджала губы:
– Очень хорошо, что робот опять всех спасает. И я рада, что вы оба такие умники, все знаете о мореходстве. Только я не понимаю, откуда в вас столько оптимизма!– она демонстративно развела руками.– Батареи закончились, мы тонем, а до берега еще далеко…
Курт торжественно улыбнулся и вытянул руку в сторону Каэма, доверив ему раскрыть глаза девушке.
– Мы уже три часа маневрируем, чтобы оказаться на пути двухмачтового парусника.
– Корабль!? Люди!?– Оливия ухватилась за стойку переборки, почувствовав слабость в ногах.– Вы их видели?
– Только Каэм может их видеть своими датчиками,– уточнил Курт, восприняв реакцию девушки, как удивление.– Мы сейчас прямехонько у них по курсу. Они делают восемнадцать узлов, убегая от шторма. Через час окончательно стемнеет, и мы всплывем у них перед носом, чтобы они не видели нашего появления из-под воды. Зажжем фонари, нас заметили и поднимут на борт. Вот такой план спасения.
Оливия неопределенно взмахнула рукой, беззвучно открыв рот. Палуба уходила у нее из-под ног, а в голове смешались обрывочные образы, в которых шумел дождь, слепило солнце и скрипели мачты деревянного корабля, по которому сновали роботы и Курты, выставляя паруса…
– Надо еще подготовиться к этой встрече,– врывался в ее нагромождение фантасмагорий голос Каэма.– Нужна убедительная легенда нашего появления …
Парусник прыгал по волнам, а команда роботов и Куртов металась на палубе. Волны ударяли в бушприт, заливая холодными брызгами демоническую фигуру кариатиды над ним. И было в этой ростовой женской фигуре что-то невыносимо знакомое, родное... Изогнутое полуобнаженное тело, вросшее в нос корабля, венчала голова с всклокоченными рыжими волосами и… ее лицом. Это она, Оливия, при каждом ударе о волну, окуналась в пенистый океан, который касался ее лица и смачивал губы прохладной водой.
Вода была немного сладковатой и… пресной.
Оливия открыла глаза и машинально отстранила механическую руку Каэма, который заботливо прикладывал флягу с водой к ее губам и смачивал лоб мокрой тканью. Мир постепенно возвращался к ней звуками и красками – девушка лежала на палубе, а склонившийся над ней Курт придерживал за голову, которая все еще кружилась, но уже покинула кариатиду парусника.
– Это обморок,– полушепотом произнес робот.– Организм ослаб, пока длилось беспамятство. Мы, конечно, следили, чтобы не началось обезвоживание, я даже сделал несколько инъекций, в основном глюкозу. Вам надо пить больше жидкости, хорошо питаться. Полезно и отдохнуть, но в наших условиях это не получится. Должен отметить, вы очень плохо запаслись для такого путешествия медикаментами. Точнее, вообще не позаботились об этом.
Девушка села, отстранив руками робота и Курта, чтобы вернуть себе личное пространство и способность дышать полной грудью. Она не сразу поняла, что к ее головокружению добавилась настоящая качка, которая монотонно кренила палубу слева направо. Оливия приложилась к фляге, ощущая, как вода наполняла ее тело жизнью и силой, правда, вызывая при этом озноб.
– Ваш приступ,– заговорил Каэм, когда прочел в глазах девушки твердость сознания.– Мне Курт сказал, Вы с детства страдаете сомнамбулизмом. У меня с определенного момента нет доступа к необходимым источникам информации. Но судя по известным мне симптомам, этот приступ к сомнамбулизму никакого отношения не имеет.
– В Арке никто не обращает внимания на недуги, которые не носят массовый характер,– криво улыбнулась Оливия, с трудом справляясь со слабым голосом.– Знаю, что у матери были такие приступы. Ни у меня, ни у нее отклонений не обнаружили. В госпитале сказали, что это либо сомнамбулизм, либо симуляция. Дескать, мозг работает в момент приступа как при обычном бодрствовании. Я должна не только все осознавать в этот момент, но и все помнить. А я ничего не помню – просто вырванный кусочек жизни… как будто кто-то другой в этот момент живет за меня. А ко мне приходит маленькая смерть – мрак и пустота…
– А Вы знаете свою родословную?– неожиданно перебил ее робот.
– В Арке никто не знает своих корней, кроме фэмиликов,– эхом отозвалась Оливия.
– А знаете, что нам уже пора всплывать на поверхность, если хотим попасть на парусник и увидеть если не сушу, то хотя бы завтрашний день?– требовательно привлек к себе внимание Курт.
– Мне была известна структура дезоксирибонуклеиновой кислоты первого и единственного Канцлера Арка, Юджина Купера,– проигнорировал его Каэм.– Я проверил Вашу ДНК: Вы, определенно, его потомок.
– Я потомок Купера?– Оливия даже позволила себе приоткрыть рот от удивления.
– На тебе очень скоро закончится славная родословная, если мы не поторопимся,– терял терпение Курт.
– Ты вспомнил об этом, потому что он тоже был припадочный?– сверкнула глазами, озаренная догадкой девушка.
– Он не был припадочным,– совсем по-человечески покачал головой Каэм.– Но у него был уникальный дар, которым он так и не овладел, хотя и догадывался о его возможностях.
И прежде, чем Курт снова открыл рот, робот повернулся к нему:
– Не стоит суетиться. Они только рифят паруса, чтобы сменить курс с фордевинда на бейдевинд и принять ветер в борт. Чтобы лечь в дрейф и подобрать нас, им все равно придется сначала лечь в бейдевинд. Если мы всплывем раньше времени, они пролетят мимо нас на несколько миль, и поднять нас на борт будет слишком хлопотно, чтобы они решились на это. Мы словим тот момент, когда они начнут готовиться к шторму и лягут в дрейф для разворота судна носом к ветру. Это не прибрежный шторм, который можно пересидеть в дрейфе под рангоутом. Здесь им придется работать штормовыми парусами и килем, чтобы принимать волны форштевнем, а не в борт. Мы появимся на поверхности в нужный момент и в нужном месте.
Оливия ничего не поняла из слов робота и украдкой посмотрела на поникшего Курта, который, она была уверена, осознал главную мысль Каэма: «Сиди и молчи, пока я не скажу, что надо делать». Курт смирился.
Робот вернулся к рулям и, спустя какое-то время, активировался, заставив лодку дрожать и раскачиваться сильнее. Натужная работа редуктора была слышна даже в их отсеке, и его гул проникал в девушку сильным волнением. До встречи с реальным миром оставались считанные мгновения.
– Мы на поверхности,– тихо произнес робот и повернулся к двум парам смотрящих на него глаз, в которых он безошибочно прочел страх.– У нас очень маленькая рубка, а волна уже высокая, поэтому нас будет заливать. Мы продержимся на плаву не более получаса. Корабль в тысяче футах от нас, но через пять минут расстояние сократится вдвое. Максимально близко он подойдет к нам на триста футов.
Робот сделал короткую паузу, давая осмыслить услышанное:
– Мы легко привлечем их внимание. Важно, чтобы они решились поднять нас на борт. Мы для них сомнительные пассажиры. Поэтому кричать и взывать о помощи будет Оливия,– он протянул девушке выгнутый из тонкой жести рупор.– Максимально используем инстинкты, заложенные в мужскую природу. Там сильный ветер и шумно. Кричите так, словно это вопрос жизни и смерти. Потому что так и есть.
Прежде чем девушка успела осознать то, что от нее требуется, и окончательно запаниковать, робот провернул замок люка над ее головой и резко откинул его вверх.
Мокрый ветер ворвался в отсек, и каплями холодного дождя ударил в лицо. Это не было похоже на долгожданное касание нежного друга, выдуманного ее грезами – это была жесткая оплеуха свирепой стихии. Девушка застыла от неожиданности и испугалась того, что не только не сумеет выкрикнуть призыв о помощи, но в любое мгновение вовсе лишится чувств.
Робот одним движением обесточил лодку, погрузив ее во тьму, а в следующее мгновение в его руках вспыхнул настоящий факел, шипящий ярким огнем, который коптил и разбрызгивал капли горящего вонючего масла. Каэм привстал на трапе, высунув наружу торс с высоко поднятым над головой факелом.
Палуба прыгала под ногами, толкая девушку из стороны в сторону. Время сжалось в пружину, и она ухватилась за ступень трапа, подтягиваясь вверх. Холодная вода брызгала из открытого люка на лицо и жгла глаза солью, но Оливия боялась моргнуть, переставляя онемевшие ноги по ступеням трапа.
Сперва она ничего не могла различить, не отрывая взгляд от слепящего факела, и с ужасом прислушивалась к новым для нее звукам. Она привыкла к тому, что океан суровый увалень, который неспешно ворочается тяжелыми водами за рукотворными стенами ее хрупкого мира. На поверхности океан был неистовым зверем, который не просто свирепствовал волнами, он оглушительно ревел и выл ветрами, взбивая воду в пену.
Ее коснулся не ветер, а отбирающий дыхание поток воздуха, который создавал ощущение падения. Над океаном лежала черная ночь, заполненная гулом и грубым ветром. Девушка едва справилась с дыханием, как в небе сверкнула ослепительная молния, на мгновение осветившая мир, в который она входила, до самого горизонта.
Время остановилось, отдав это застывшее мгновение Оливии для осознания реальности.
Горизонт был непостижимым в своей перспективе. Выросшая в тесных помещениях подводных городов, никогда ранее она не видела и не могла себе вообразить такого пространства, никогда ранее она не ощущала себя настолько ничтожно малой пылинкой.
Ее взору открылся огромный мир, бесконечно чужой и невероятно страшный. Изломанная волнами поверхность воды уходила в бесконечную даль, где на нее опирался небесный купол из бугристых черных тучам. Два чудовища смотрели друг на друга: взбешенный океан и склонившийся над ним тяжелый небосвод. А между ними с криками и стонами метался ветер.
Одновременно далеко и рядом – Оливия не воспринимала расстояние новой реальности – за поверхность волн цеплялся парусник с двумя острыми мачтами, направленными к небу. Он был единственным в этой пустыне, где царствовали две стихии, и казался совершенно уязвимым.
Девушка остро ощутила, насколько безопасна и уютна та глубина, из которой они поднялись и которую предали в своем опрометчивом бегстве. Даже ее протекающая и тонущая лодка теперь казалась более надежным местом, чем парусник, гонимый стихиями им навстречу.
Время вернуло свое течение, перелистнув застывшее мгновение в прошлое, и мир снова навалился на нее, ударив волной в железный борт лодки. Волна накрыла их целиком, придавив всей массой, и попыталась укусить огонь факела в руках робота. Лодка послушно наклонилась в сторону и едва не зачерпнула рубкой воду. Оливия только успела выдохнуть, отплевываясь от соленой воды, которая заполнила рот, и жгучей пеной ударила в нос, как почувствовала падение.
Они падали по крутому склону прокатившейся через них волны к подножию следующей, которая неумолимо надвигалась, чтобы ударить с новой силой. И Оливия закричала.
То был пронзительный крик нового человека, рожденного в этом мире и возмущенного своим рождением, неизбежностью того, что должен принять.
– Хвем ер ду?– ветер на мгновение притих, словно прислушиваясь к голосам, и принес далекий окрик с корабля.
– Спаре!– закричала девушка, приложив самодельный рупор к губам, оцарапав щеку в кровь.
Она даже не задумалась над тем, что слышит чужую речь и говорит на другом языке. Новая волна окатила ее и ворвалась через люк в лодку, а когда сошла, ветер принес новый окрик:
– Хвем ер данне шэле?
Оливия оглянулась на робота, который, действительно, в свете факела выглядел как скелет.
– Да эр ик т шэле,– отчаянно закричала она, ужаснувшись тем, что моряки, увидев в роботе демонического скелета, поднявшегося из глубин, откажут в помощи.– Да эр ерн мон.
Она не знала, почему ей пришло в голову назвать Каэма железным человеком, и будет ли такое объяснение лучше. Но девушка стояла на тонущей лодке в центре бушующего океана и перекрикивала штормовой ветер, чтобы ухватиться за ускользающий шанс выжить.
Реальным был только океан, несущий гибель, а все остальное было игрой разума.
– Ви ер друкнин!– закричала она в рупор, перекрикивая ветер.– Вор ерн фот строммир! Спаре!
Корабль был совсем близко, и Оливия могла рассмотреть людей с фонарями, снующих у высокого борта, широкие черные доски, обнимающие силуэт корабля от кормы до носа, паутину снастей и прочие детали, имеющие смысл только для моряков. Она увидела, как над бортом выдвинулась широкая шлюпка, подвязанная к деревянным фермам, и в нее забираются люди.
Вблизи корабль уже казался гигантским, величественным и достойным тех стихий, которые он покорял. Она уже могла различать голоса моряков, которые что-то выкрикивали друг другу.
– Ду кан свомме наемере?– закричали со шлюпки, когда она шлепнулась о воду.
Девушка растерянно обернулась к Каэму:
– А ты, вообще, умеешь плавать?– с недоверием спросила она.
– Боюсь, только вниз,– пожал плечами робот.
– Айрн мон флитер сом эн окс,– крикнула она в рупор.
Со шлюпки послышался раскатистый грубый хохот, а после ритмичные окрики, в такт которым весла били о воду.
– Плаваю как топор?– переспросил Каэм.– Удачное и, что важнее, уместное сравнение.
Оливия не поняла, была в словах робота похвала или осуждение. Но видела, что стихия умерила гнев, и волны, хотя и продолжали толкать ее лодку, уже не набрасывались с такой остервенелостью и не заливали с ног до головы. Парусник выслал им навстречу шлюпку, а значит, скоро она взойдет на его борт и сможет выдохнуть спокойно.
Она была всего в шаге от спасения – уже вошла в большой мир и выжила в первые минуты новой жизни. Совсем скоро она окончательно оставит крохотный и ненавистный мир Арка позади и встанет на одну ногу с бескрайним океаном и бесконечным небом, потому что они приняли ее.
Вблизи шлюпка оказалась просто огромной – она по размеру не уступала их подводной лодке. Но сильнее Оливию впечатлили моряки – они казались великанами. Огромные руки, могучие плечи, лохматые головы под ломаными шляпами или туго подвязанными косынками, обветренные лица с бородами, прибранными массивными украшениями и заплетенными в косы. Даже робот, на их фоне выглядел хрупким недорослем.
Они были частью большого мира, сильные, могучие, наполненные жизнью. Из памяти на мгновение всплыл образ Лероя, который был для нее образцом мужественности и стати, и тут же погас – он едва ли доставал этим морякам до плеча. У нее перехватило дыхание: ей даже не могло прийти в голову, что мужчины бывают такими. Теперь она понимала, что они должны быть именно такими.
– Фо и!– крикнул из шлюпки один из здоровяков и бросил в нее тяжелую бухту скрученной веревки.
Если бы веревка прилетела по назначению, то обязательно что-нибудь сломала Оливии, но Каэм выбросил железную руку вперед и перехватил швартов прямо перед ее лицом.
– Трекке ен фортоининслинне,– поторопил его моряк.
Робот, обвернув веревку вокруг битенга рубки, уверенно подтянул шлюпку вплотную к лодке и закрепил швартовый конец так, чтобы он натянулся как струна, образуя надежный поручень. Оливия не колебалась ни мгновения и, выбравшись из рубки, твердо стала обеими ногами на внешний корпус лодки, которая продолжала ворочаться и крениться. Девушка сделала несколько шагов по зыбкой опоре, держась за швартов, и ловко запрыгнула в шлюпку, повалившись на дно между скамьями, на которых сидели моряки.
Она закрыла глаза и задержала дыхание – ее накрыла неведомая ранее гамма чувств. Она, вдруг, почувствовала, что впервые прожила несколько мгновений своей жизни, а все что происходило с ней более шестнадцати лет, было даже не сном – наваждением.
Рядом, на дно шлюпки, брякнулось сопящее тело Курта, а следом ловко опустился Каэм. Весла ударили воду, и размеренными толчками шлюпка устремилась к паруснику. Девушка не торопилась открывать глаза: она с восторгом вдыхала резкий и поначалу неприятный запах, в котором смешались морская соль, терпкость мореного дерева и вонь, исходившая от моряков. Но запах пота, грязи и мочи нисколько ее не смущал – все это было естественным, живым, дышащим силой и здоровьем.
Дождь и соленые брызги стегали лицо, а холод разбирал тело ознобом, но Оливия никогда ранее не чувствовала себя настолько уютно и спокойно. Она поджала колени и обхватила их руками, быстро поборов дрожь и смятение. Она так и не открыла глаза, вслушиваясь в перебранку моряков и вой ветра, словно люди и стихия переговаривались между собой на равных. Она не видела, как крепили стропы и поднимали шлюпку на борт – чьи-то крепкие руки подняли ее со дна и заботливо перенесли на палубу парусника.
Корабль скрипел связанными из массивных бревен мачтами и звенел на ветру, натянутыми в струну снастями, стучал палубной доской под тяжелыми ботинками моряков и жил тысячей новых для нее звуков. Девушка послушно последовала за увлекающей ее куда-то рукой, спустилась по трапу и окончательно очнулась, только когда ударила закрытая за спиной дверь, отгородив от нее звуки палубы.
Они стояли втроем в обитой грубыми досками каюте, окруженные моряками, перед таким же огромным, как и остальные, капитаном. Только взгляд его был более суровым, а китель ухоженным. Он смотрел только на робота, разглядывая его с ног до головы:
– Что ты такое?– раскатистым басом спросил он.
– Чудом уцелевший робот прежних времен, механическое устройство, созданное древними людьми, чтобы учить детей,– невозмутимо ответил Каэм вкрадчивым голосом.– Учитель.
– И чему ты можешь научить?
– У меня обширные знания,– понизил голос Каэм.– Они Вас удивят.
– И откуда вы такие, умные, взялись в этих водах?– капитан перевел взгляд на Курта и Оливию.– Никогда не видел таких бледных детей. Они больны?
Оливия вскинула подбородок и сверкнула глазами на капитана – она была едва выше его пояса и выглядела на фоне загорелых и обветренных лиц моряков, белым пятном:
– Мы неделю скитались в море в железной бочке без еды и воды, обреченные на смерть,– звонко заявила она.– Мы бесконечно признательны Вам за спасение.
Капитан прищурился, заинтересовавшись говорливостью девушки:
– А мне сказали, что ваша железная бочка больше похожа на подводную лодку. Прямо как у древних людей.
– Откуда ей взяться?– улыбнулась Оливия.– У нас на острове в этой бочке опускали ныряльщиков на дно, чтобы собирать моллюсков и водоросли. Она и плавает как бочка, поэтому мы едва не погибли.
– А где твой остров?– нахмурился капитан и отошел в сторону, показав на стол за спиной, где была разложена карта.– Покажешь?
– Я не знаю карт,– солгала Оливия, изобразив удивление.– Наше селение было на острове. И мы никогда не отходили от берега. Нам говорили, что за морем людей нет, потому что их погубила чума, и другие земли населили чудовища.
Ее слова вызвали ропот среди моряков, в голосах которых звучали одобрение и участие – адаптированная под слушателей история Арка показалась им убедительной.
– И вы сбежали со своим учителем с острова?– с недоверием спросил капитан.
– Мы бы не посмели,– возмутилась девушка.– Было страшное землетрясение, и наш остров провалился в океан! Мы чудом спаслись…
Оливия умело дрогнула голосом к концу фразы, и ее глаза наполнились лживыми слезами. Курт, который не понимал ни слова из сказанного на неведомом ему языке, забеспокоился реакцией девушки.
Капитан неожиданно подошел к Оливии вплотную и осторожно провел по ее щеке открытой ладонью. Та вздрогнула, ощутив царапающее прикосновение шершавых пальцев.
– Никогда не видел, чтобы те, кто живут при море, имели такую… нежную кожу,– тихо произнес он.– Как шелк. Как будто никогда не знала ни соли, ни солнца.
Курт слышал лишь звуки грубой речи и видел перед собой суровых здоровяков, от которых исходила угроза. Он выступил вперед и заслонил собой Оливию. Курт угрюмо посмотрел бесцветными глазами на капитана, не скрывая во взгляде вызова.
Капитан удивленно поднял бровь, пораженный то ли неуместной реакцией парня, то ли диковинным видом его блеклых глаз.
– Он не понимает язык,– тихо прокомментировал Каэм.– Ему кажется, вы ее хотите обидеть.
Моряки одобрительно загудели, оценив характер тщедушного паренька, который готов был заступиться за спутницу, не имея ни единого шанса на успех.
– Ты тоже не сможешь показать остров на карте?– поморщился капитан, посмотрев на робота.
Тот развел железные руки в стороны:
– Я даже не представляю, где мы сейчас находимся.
Палуба завалилась на бок, сбросив со стола кружку и заставив всех, сделать шаг в сторону. Оливия едва не упала от неожиданного крена, но капитан машинально схватил ее за плечо и удержал на ногах.
– Возвращайтесь на палубу!– рявкнул он на моряков.– И поставьте, наконец, штормовые паруса!
Моряки сорвались с места, не дослушав капитана даже до конца.
– Размести их где-нибудь подальше от остальных,– распорядился он единственному крепышу, который остался в каюте.– Мало ли какую заразу могут занести со своего острова…
Он говорил что-то еще, но девушка теряла его голос, поддавшись размеренной качке, которая нарастающей слабостью увлекала вниз, в падение. Она чувствовала бесконечную усталость, которую подарил ее новый, настоящим мир. Он принял ее в свои объятия и теперь кружил, ускоряя и ускоряя свое вращение. И она верила ему – она доверилась зову.
Оливия закрыла глаза и упала. Она даже не заметила, что ее подхватили грубые руки капитана, а потом куда-то понесли – она спала, глубоко и спокойно, как, возможно, в младенчестве спала в объятиях матери.
*****
Ингварр очнулся от грубого толчка. Он едва не ударил спросонья в ответ, но Митька предупредительно заверещал, и кузнец придержал кулак.
– Вставай, она пришла и ждет внизу,– поторопил его паренек, придвинув к носу кружку с кислым рассолом.
Ингварр ухватился за спасительный напиток и сразу залил его в сухое горло, смакуя резкий вкус, который вычищал изо рта мерзость похмелья. Голова осталась тяжелой, а язык деревянным, но рассол ударил бодростью в ноздри и затылок. Пришло облегчение, и кузнец свесил ноги с кровати.
Митька помогал Ингварру по кузне с того дня, как стал сиротой. За последний год паренек прижился у него окончательно и перебрался из сарая в дом на правах приемыша. Руки ему от родителей достались не для работы, зато пройдоха он был знатный, и многие дела, на которые больше хитрости требовалось, чем умения, давались ему с легкостью.
– От тебя воняет,– пробубнил Митька, сгружая на кровать рядом охапку одежды, где одной кучей были собраны нарядная рубаха, штаны и грязные сапоги.
– Так я не фея,– Ингварр назидательно запустил сапоги в парня, но тот легко увернулся.– Я не пыльцу ем, чтобы от меня цветочками пахло.
– Судя по тому, чем от тебя воняет, похоже, ты ешь…– Митька вовремя осекся, заметив на себе выжидающий взгляд кузнеца, и улыбнулся,– слишком много.
– Это да,– согласился кузнец, успокоившись, и залез в рубаху.– Вчера отведал лишнего. А сейчас было бы недурно чего перекусить.
– Шутишь?!– подпрыгнул Митька.– Она ждет!
– А мы ее со вчерашнего дня ждем! Ладно, потом. Только флягу наполни.
– Уже! Холодная, из родника,– паренек хоть и был ростом почти с кузнеца, костью еще оставался узок и рядом смотрелся совсем тощим.
Они спустились с гостиного этажа корчмы и прошли по питейной зале мимо хозяина, который взял плату вперед. Митька опасался, что за ночной разгул тот захочет стребовать дополнительно. Но то-ли хозяину такие гости были не в диковинку, то-ли не захотел связываться со вспыльчивым и скорым на драку Ингварром.
За порогом их встретила скуластая и приметная на внешность Анникин, у которой размашистая татуировка проходила через половину лица, шею и расползалась по правой руке до кончиков пальцев. Если бы не эта татуировка, она бы казалась красавицей, хотя к худобе еще надо было привыкнуть.
Кузнец сощурился на солнце, которое давно перевалило за полдень, и тяжело выдохнул. Девушка поморщилась и отвернулась в сторону:
– От тебя воняет,– с легким акцентом брезгливо произнесла она.
– Это потому что он не фея,– заступился за кузнеца Митька.– Оружейник ждет?
– Поторопимся! Скоро бой в Яме начинать, а мне еще переодеться,– девушка развернулась и быстрым шагом двинулась по мощеной улице Алезунда к городским воротам.
– Ты участвуешь?– восторженный Митька забежал вперед, чтобы заглянуть в глаза Анникин.
– Я ружья подаю Рамзе,– ответила та нарочито небрежно.
– Какай бой?– Кузнец остановился, приложившись к фляге с водой.– Что еще за Рамза?
Девушка встала, как вкопанная, и с нескрываемым пренебрежением посмотрела на Ингварра:
– Рамза, мой хозяин, оружейник, к которому идем,– она говорила резко и звонко.– А ты должен был появиться на два дня раньше, если ты тот, за кого просил Ярл.
– Я же тебе рассказывал,– вмешался Митька, с укором посмотрев на кузнеца.– Свартстайн выставил молодого варга против алезунского вепря, который порвал зимой медведя. Это будет величайшая битва Ямы. Ойвинд поставил своего коня на победу варга …
– Знаю!– прикрикнул на него Ингварр.– А при чем здесь этот Рамза?
– Против победившей твари с оружием древних выйдет Рамза,– торжественно произнесла девушка.
– Опять представление?– скривился кузнец.
– Ты о чем?– насторожилась Анникин.
– О вашем цирке уродов!– развел руки Ингварр.– Днем держите их в клетках, как монстров с Востока, а вечером они у вас пляшут в театре!
– О чем он?– девушка раздраженно повернулась к пареньку.
– Мы вчера смотрели ваших зверей в клетках,– пояснил тот.– Там были и все эти… страшные люди: с крыльями, с медвежьей головой, русалка, облезлая пантера с женской головой, или кто она там... Они его впечатлили. А потом, когда вечером было представление о городе Света, тот же крылатый из клетки летал над декорацией и изображал ангела, укравшего город.
– И что с того?– теряла терпение Анникин.
– Он разозлился!– развел руками Митька.– Сказал, что от всех кочевников только обман. Ушел с представления и напился.
– А в чем обман?– она резко повернулась к кузнецу.– Его зовут Гельмут. И у него настоящие крылья за спиной! Так в чем обман?
Ингварр даже попятился под ее напором.
– А, зачем его в клетку садить рядом с гигантскими жуками, где он зубы скалит, как зверь, если он на самом деле Гельмут?
– А потому что толпа, и такие как ты,– она ткнула его острым пальцем в грудь,– хочет видеть его в клетке, рядом с другими клешнями и щупальцами. Тебе тоже понравилось, когда он сидел в клетке. А вот если Гельмут сядет рядом с тобой в корчме пива выпить, тебе уже не понравится!
– С чего взяла?– опешил кузнец.
– Я сотни городов повидала. Потому мы и кочевники,– она отвернулась и заторопилась вниз по улице.
– Не понравилось бы,– шепотом подтвердил Митька и побежал следом за ней.
Ингварр тяжело переставлял ноги, стараясь не отставать.
Вестники Ойвинда взбудоражили народ Девяти княжеств, и даже те, кто не собирался в поход за Заброшенные земли, искали теперь выгоду в его обозе, предлагая на продажу все, что может сгодиться в пути. Казне каждого города, каждому курфюрсту пришлось открыть сундуки, разжигая торговлю, бесконечные ярмарки и базары. Кочевники лишь подлили масло в огонь, отдав Алезунд на растерзание невиданному наплыву гостей.
Днем правила торговля, а к вечеру разгорались костры, и начинались гуляния и празднования, на которых пиво и самогон лились рекой. Алезунд был маленьким городом, в треть от Бьернскугена, а потому не смог принять ярмарку в городских стенах, и она разлеглась на огромном лугу между городскими воротами и рекой. За мостом, на другом берегу Плакучей реки стоял лагерь кочевников, пройти к которому можно было только с сопровождающим.
Они преодолели нагромождение шатров и повозок, потолкались в торговых рядах, отмахиваясь от зазывал и вдохнули ароматы ярморочной кухни, прежде чем пробрались к мосту и попали в лагерь кочевников.
Рамза оказался низкорослым лысым коротышкой с вороватыми раскосыми глазками и неприятным визгливым голосом. Он был обернут в цветастые халаты, полы которых волочились по земле, собирая пыль и грязь. Бормоча что-то под нос, он подвел их к повидавшей многие дороги повозке, затянутой побитым покрывалом, и отдернул его.
– Он предлагает тебе выбрать ружье,– перевела Анникин.
Ингварр долго всматривался в выставленные в деревянной стойке ружья с украшенными резьбой прикладами. Их было не больше десятка, и каждое не было похожим на остальные.
– А где оружие древних?– наконец, спросил кузнец.
– Что ты имеешь в виду?– напряглась девушка.
– Это же какие-то самоделки, которые твой коротышка смастерил, пока вы сюда ехали,– Ингварр начинал наливаться яростью.
– Хочу, чтобы ты знал: он родной брат старейшины и второй человек в клане,– быстро заговорила девушка.– Ему бы не понравились твои слова…
– А мне не нравится то, что я вижу!– сдвинул брови кузнец.– У поморов давно есть порох. Они льют пушки и ставят их на корабли. Там эти гладкоствольные пугачи еще на что-то годятся. Я пришел увидеть оружие древних. Оно есть у вас, или это вранье?
Анникин о чем-то долго переговаривалась с Рамзой, старательно загораживая от него свирепое лицо Ингварра. В результате оружейник выставил на стол десять картонных трубочек, положил рядом топор и высыпал на его лезвие горстку черного порошка.
– Что он вытворяет?– раздул ноздри кузнец.
– Ты же не думаешь, что я ему перевела твои слова,– нервно улыбнулась девушка, пока Рамза что-то лепетал, показывая на трубочки.– Я ему сказала, что ты хочешь увидеть заряды к ружьям, и как горит порох.
– А какие еще чудеса для неотесанного дикаря будут?– зашипел, рассвирепевший Ингварр.
– О каком оружии древних ты говоришь?– шепотом возмутилась Анникин, пока Рамза жег порох, полыхавший ярко, но почти без дыма.– За триста лет города древних в пыль рассыпались, исчезли бесследно, лесами съедены. И железо ржавеет! Или ты ждал, чтобы мы принесли тебе мифический пулемет?
Коротышка остался доволен своим огненным представлением и что-то торопливо спросил.
– Ты выбрал ружье?– улыбнулась девушка.
– С бумажными патронами?– кузнец ответил ей улыбкой.– Моему топору больше ста лет! Если оружие в заботе, будет служить поколениям воинов. Я видел оружие древних! Держал его в руках!
– Послушай, просто выбери ружье,– Анникин начинала заметно беспокоиться.– Ярл уже заплатил за него.
Рамза сощурил раскосые глазки, почувствовав неладное, и начал визгливо что-то тараторить девушке. Она робко ему вторила и кивала головой. Оружейник выглядел взбешенным и его резкие взмахи руками ничего хорошего не обещали.
– Возьму бочонок пороха и сотню капсюлей,– решился вмешаться Ингварр, но татуированная девушка и визгливый карлик продолжали, не обращая больше на него внимания.
Рамза резко повернулся к кузнецу и что-то грозное прокричал ему, глядя в глаза, потом отвернулся и быстро зашагал, волоча по земле полы своих халатов. Девушка какое-то время молча смотрела на Ингварра, а потом перевела взгляд на Митьку:
– Я дам тебе дощечки для прохода к первым рядам Ямы. Дождитесь окончания боя,– она снова посмотрела на кузнеца.– Он в бешенстве. На Востоке люди научились делать огнестрельное оружие сами. У него хорошие ружья. Рамза хочет, чтобы ты увидел это, когда он убьет зверя.
Митька, затаив дыхание, принял из рук Анникин две расписанные дощечки и собрался высказать кузнецу что-то восторженное, но остановился, заметив угрюмость на его лице.
– Ингварр больше других знает об оружии древних,– быстро пояснил он девушке, которая уже повернулась уходить.– Его отец собрал, наверное, тысячу старых книг об оружии и заставил его все прочесть.
– Знаешь грамоту?– Анникин с удивлением посмотрела на кузнеца.
– Он сын Фолкора, прежнего курфюрста Бьернскугена,– выпалил Митька и, заметив изумление девушки, тише добавил,– казненного Ярлом.
– Опальный принц,– прошептала Анникин, отведя взгляд.
Она быстро удалилась к повозкам, вокруг которых разгоралась суета, и паренек вцепился в руку кузнеца, увлекая его к мосту.
Яма расположилась в низине между городской стеной и двумя близлежащими холмами. Она представляла собой вырытую в земле арену почти в сотню метров в диаметре с глубокими пятиметровыми стенами, которые были утыканы частоколом заостренных кольев, обращенных внутрь. По холмам ступенями были разбросаны камни, окружавшие Яму амфитеатром, а на вершине городской стены выстроились деревянные лоджии для знатных зрителей.
Утопленная в низине, яма походила на раззявленную пасть мерзкого чудовища с бесчисленными клыками, и хорошо просматривалась с холмов для зрителей, которых собралось с ярмарки за сто тысяч. В Яму не было ни единого входа, но от небольшой сцены под городской стеной начинался подъемный мост, противоположный край которого мог опуститься в самый центр арены.
Когда Ингварр с Митькой благодаря дощечкам пробрались через заставы алезунских мечников, в яме уже находился вепрь. Если его предки и были когда-то дикими кабанами, потомок перерос их раз в десять и значительно превосходил в размерах даже тяговых лошадей.
Он с ревом носился по арене Ямы, поднимая фонтаны грязи, подпрыгивал, громко фыркал и бросался на острые колья стен.
– Как же они его изловили?– восхищенно вздохнул Митька.
Им достались лучшие места – у хлипкой ограды рядом со сценой под городской стеной, как раз у подъемного механизма моста. Они не только могли видеть арену в мельчайших деталях и вдыхать вонь ее утробы, но и все, что попадало в Яму, проходило мимо них на расстоянии вытянутой руки.
Раздвигая зевак окриками возницы и торсами лошадей, к сцене приближалась упряжь, тащившая огромную железную клеть. Та дрожала и раскачивалась под ударами варга, возвещая приближение второго участника поединка.
– Их двое!– завопил Митька, подпрыгивая с места, чтобы запустить взгляд подальше.– Это самка с детенышем!
Ингварр сохранял неподвижность, все еще пребывая в раздражении от встречи с оружейником, но даже он вытаращил глаза, когда клеть мимо него протащили на сцену. Варг всегда был больше, чем просто огромный волк – в нем жил древний хищник, в котором хитрости и ума было не меньше, чем свирепости. Разозленная тварь, размером с коня, билась боками о тесные стены, обступив ногами вжавшегося в пол щенка, который только огрызался на окружающих и скалил клыки.
Толпа загудела, приветствуя поднявшиеся флаги над городской стеной.
– Един народ!– звучно поприветствовал толпу Ойвинд, поднявшись в своей ложе.
– Кроме Ойвинда, вижу только курфюрста Алезунда,– прокомментировал Митька, запрокинув голову.– Других курфюрстов нет.
– И Ярл не сидит по правую руку?– злорадно улыбнулся кузнец.
– Говорят, поморов уехал встречать.
– Мой отец их бил, а он встречает,– нахмурился Ингварр, но в следующее мгновение отвлекся на происходящее.
Пока Ойвинд театрально вздымал руки к приветствовавшей его толпе и выкрикивал никчемные фразы, которыми забита голова любого правителя, кочевники выкатывали клеть с варгами на подъемный мост. Им предстояла нелегкая задача установить ее так, чтобы с опущенным мостом можно было столкнуть зверей в Яму к неистовствовавшему там вепрю.
У них почти получилось, несмотря на то, что мост был слишком узок для такой клети, когда варг очередной раз ударил в ее стены, заставив покачнуться всю конструкцию. Кузнец как раз всматривался в спину крепыша, который в одиночку толкал клеть с его стороны. Крепыш был закутан в серый потертый плащ с огромным капюшоном, скрывавшим не только лицо, но и голову, и плечи. Если с другой стороны заметно упирались четверо здоровяков, то этот ладно справлялся в одиночку.
От толчка крепыш сделал шаг к краю моста и оступился, заваливаясь на спину, а внизу его встретили бы колья Ямы. В последний момент он выхватил руку и вцепился в невесть откуда взявшегося оружейника. Рамза был разодет для парада в цветастый камзол и широко опоясан голубой тканью, которая нелепо смотрелась с яркими красными штанами, прибранными в такие же красные сапоги.
Крепыш удержался на краю, но Рамзе это стоило разорванного с треском камзола и пышного головного убора. Мало того, что скрученная из ярких лоскутов и перьев шляпа упала на дно Ямы, она открыла развеселившейся публике лысину оружейника, обрамленную взлохмаченными волосами.
Толпа даже не успела потешиться над разоблаченным, как Рамза резко и неожиданно ловко ударил обидчика. Его удар был неожиданным и точным: крепыш вскинул руки и прямиком полетел в Яму, вслед за шапкой, чтобы встретиться там с заостренными кольями. Если бы не они, то фыркающий в ожидании вепрь довели бы судьбу неудачника до яркого финала.
Ингварр, как и часто по жизни, действовал быстрее, чем думал. Он успел ухватиться одной рукой за вкопанный столб ограды, далеко свесившись над краем, а другую вытянул в сторону пролетающего мимо крепыша. Кузнец имел широкий обхват рук и большую силу в них, но вытянувшись полностью, он понимал, что все равно не дотянется до крепыша…
Его удивлению не было границ, когда размахивающий полами, как крыльями, плащ, описав непонятную дугу, захлестнул его запястье, а крепкие пальцы ухватились замком за его ладонь. Крепыш подобрал ноги и, провиснув на руке Ингварра, наотмашь ударился о стену ямы прямо над кольями. Он легко оттолкнулся и с такой силой потянул кузнеца за руку, что вкопанный кол ограды, за который тот держался, качнулся в земле и хрустнул.
«Хоть бы это были не мои кости» – подумал кузнец, с удивлением наблюдая, как крепыш вылетел из Ямы и, отпустив его руку, уверенно ухватился за край моста. В следующее мгновение, он уже вскочил на его поверхность и, как ни в чем не бывало, налег на железную клеть, чтобы тащить ее с остальными дальше.
Под впечатление увиденного Ингварр бы задержался в своем провисшем положении надолго, но Митька уже тянул его за руку, что-то выкрикивая оказавшейся рядом с ним Анникин, которая тоже ухватилась руку кузнеца цепкими пальцами.
Толпа загомонила, разочарованная тем, что отвлеченные на разговорчивого Ойвинда, не все рассмотрели происшествие, а его счастливый финал, явно их не устроил. Они шумно переговаривались, каждый по своему трактуя увиденное, но курфюрста уже никто не слушал. Быстро осознав это, Ойвинд торжественно взмахнул рукой и уселся, доверив горнистам перекрикивать толпу медными трубами.
Оказавшись на ногах, Ингварр несколько раз сжал и разжал пальцы, удивленный, что ему не оторвали руку этим цирковым трюком.
– Поблагодарил бы хотя,– кузнец с недоумением посмотрел на крепыша, который под натужный вой горнов старательно толкал клетку к краю моста.
Он не замечал в этой покрытой плащом фигуре той силы и ловкости, которые только что засвидетельствовал.
– Он немой,– услышал он возбужденный голос Анникин.– Я благодарю тебя за двоих! За него и от себя!
Она положила открытые ладони ему на грудь и низко наклонила голову. Это был странный для Ингварра поклон, но он почувствовал даже через рубаху тепло ее жарких ладоней.
– Он с нами почти год,– быстро заговорила девушка, косясь взглядом на оружейника.– Даже не помню, где прибился. Ни слова не проронил, ни о чем ни разу не попросил, но никому ни в чем не отказал. Поэтому ему самая грязная и опасная работа достается…
Рамза, бросавший на нее со сцены красноречивые взгляды, что-то визгливо закричал, и девушка торопливо нырнула в толпу, пробираясь к сцене, но обернулась и беззвучно одними губами произнесла:
– Опальный принц…
Кузнец перевел гневный взгляд на Митьку, который пожал плечами:
– И что? Я мог бы держать язык за зубами,– поторопился он предупредить взбучку.– Но она должна была знать, кто ты. Они все должны это знать. Тебя должны уважать!
Сумел ли хитрец убедить кузнеца, или лишь выиграл достаточно времени, но в следующий момент городские стены вздрогнули от рева толпы, ознаменовав начало схватки. Кочевники наклонили с моста над Ямой клеть, и щенок варга упал в ее грязь к ногам вепря. С протяжным воем следом спрыгнула рассвирепевшая мать.
На потеху людям два ужасных чудовища начинали смертельную схватку.
Щенок варга, перебирая широкими лапами, с поджатым хвостом забился между кольев частокола у стены Ямы, изредка поскуливая. Его оскалившаяся мать рычала на замершего неподвижно в полуметре от нее вепря и изредка приседала, угрожая прыжком. Совсем по-кошачьи она взмахнула передней лапой и ударила противника по опущенной к земле морде.
Вепрь словно очнулся, сорвавшись с места, и, быстро перебирая короткими ногами, метнулся к варгу. Та успела высоко прыгнуть, отскочив в сторону, и едва оказавшись на земле, вновь взметнулась в воздух. Она должна была в своей атаке оказаться на холке гигантского вепря, но тот проявил неожиданное проворство, и челюсти варга щелкнули далеко от шеи.
Противники ненадолго разбежались в стороны, и было заметно, что в скользкой грязи вепрь чувствовал себя намного увереннее, в то время как лапы варга разъезжались и при каждом резком толчке лишь подбрасывали вверх комья земли. Самка вытянула морду и, приоткрыв пасть, протяжно завыла, призывая в помощь своих демонов. Щенок, оказавшийся слишком далеко от нее, заскулил и попытался забиться под колья частокола еще глубже.
Выстояв неподвижно несколько мгновений, вепрь резко пригнул голову к земле так, чтобы длинные, как копья, клыки нижней челюсти встали параллельно земле, и с угрожающим визгом устремился к щенку. Прежде, чем обезумевшая самка варга, сумела преодолеть половину расстояния, вепрь по касательной ударил в колья, между которыми скрывался щенок, легко расколов их в щепки, и резко сменил направление. Он двигался невероятно быстро навстречу противнику, который не мог тягаться с ним в прыти, и был вынужден принять столкновение.
Самка варга подставила под клыки прочные ребра, чтобы уберечь бока и живот, куда целил вепрь. Толпа выдохнула, когда гигантская волчья туша, перевернувшись, высоко взлетела в воздух и, выбросив фонтан яркой крови, упала в грязь арены. Самка варга взвыла, ударяя задними лапами, но так и не смогла справиться со скользкой поверхностью, продолжая лежать повернутой уязвимым брюхом к вепрю. А тот уже торопился воспользоваться слабостью поверженного противника, выставив вперед клыки, и быстро набирал скорость.
Трибуны огласились ревом, и даже Ингварр закричал во все горло, когда самка варга показала свое коварство. За мгновение до того, как туша ее врага настигла уязвимую плоть, она легко изогнулась, перевернулась в скользкой грязи и перебросила свой круп на другую сторону так, чтобы оказаться сбоку от промахнувшегося вепря. Самка так и не поднялась на ноги, зато ее пасть оказалась в непосредственной близости от переднего копыта врага.
То был истошный поросячий визг, звук которого раскладывался на многоголосие, словно верещало сразу несколько тварей. Попав в капкан волчьей пасти, вепрь словно зацепился за что-то – его тушу занесло по инерции и развернуло на пол оборота. Если бы самка варга с силой сомкнула челюсть, ухватившую переднее копыто, возможно, его бы вывихнуло, но никогда бы не сломало, а еще и досталось бы клыкам, его удерживающим. Но самка ослабил прикус, просто запустив клыки глубоко в голень жертвы, чтобы провернувшись в пасти, мышцы и сухожилия вепря сами распоролись об острые зубы.
Она вовремя разжала челюсть, отдав тушу стремительного врага инерции, и тот боком влетел на колья частокола. Самка неспешно встала, лишь легонько лизнув свою рану, которая смочила бурую шерсть темной кровью, и встала к стене Ямы, чтобы защемленный сломанными кольями щенок оказался за ее спиной. Налетевший на острые стены вепрь переломал их как жерди, но ни единое не сумело проткнуть его толстую шкуру.
Не затыкая вопящую глотку, вепрь суетливо вскочил на ноги и попытался атаковать застывшую неподвижно волчицу. Он успел дважды оступиться раненой ногой, каждый раз протяжно вскрикивая, прежде чем споткнулся, зарывшись носом всего в нескольких шагах от самки варга. Но та даже не шелохнулась, предоставив противнику возможность самому увечить себя. Вепрь с неистовой силой бил копытами грязь и торопливо отступал в сторону после неудачной атаки, разбрызгивая кровь из взлохмаченной рваными мышцами раны.
На трибунах нарастал одобрительный гул, а вепрь продолжал дергаться и метаться у противоположной стены, ослепленный болью. В какой-то момент он развернулся навстречу врагу и, опустив угрожающе клыки к земле, замер. В этот момент самка прыгнула с места, не давая раненому вепрю передышки. Тот рванул с места, даже не заметив, что атака была ложной, и прыжок варга был в сторону. Вепрь спотыкался, падал, ступая на искалеченную ногу, но продолжал скакать, растрачивая силы.
Казалось, самка варга потеряла интерес к происходящему, но в какой-то момент вепрь упал совсем неудачно, и его перевернуло, выставив мягкое брюхо к верху всего на мгновение. Прыжок волчицы был стремительным и невероятным для гигантских размеров зверя: широко открытая пасть вонзилась в мягкое брюхо клыками и сомкнулась. Самка варга легко перебросила тело дальше и крутанула башкой, всей силой движения вырывая зажатую зубами плоть.
Ингварр почувствовал на теле мурашки, когда услышал треск рвущейся кожи, которую даже заостренные колья не смогли пробить. Кусок брызгающего кровью мяса взлетел в воздух, а чудовищная рана в брюхе раненого кабана залилась кровью, которая толчками вырывалась наружу. Стон вепря был неистовым и до ужаса похожим на человеческий крик – он вытянулся и замер, словно боялся шевельнуться – ни единой конвульсии, ни единой судороги.
Самка варга с рычанием сомкнула пасть на горле врага, мотая головой и терзая того, хотя вепрь, будучи еще жив, оставался неподвижным. Ингварр видел глубоко утопленный в мощном черепе глаз вепря, полный сознания и боли. Зверь умирал и знал это.
Люди встали с мест и стали хлопать в ладоши с притихшим гулом восхищения. Кузнец не мог отвести взгляда от умирающего кабана: ему, к месту вспомнилось, что голова варга украшал герб его семьи, пока у него был герб.
– А сейчас,– звучно возвестил Ойвинд, подняв руку над собой с требованием тишины.– Против этого могучего зверя выступит человек с оружием древних.
Горны застонали над головой, разнося звуком тревожные ноты по близлежащим холмам.
Самка отступила к своему щенку, оскалившись в рычании, и встала неподвижно. Глаза зверя, как и притихших зрителей, были обращены к подъемному мосту, край которого, гремя цепями, опускался к центру арены. Он не достиг дна Ямы, остановившись в метре над поверхностью.
Митька ухватил кузнеца за руку, когда по мосту навстречу варгу вышел пестро одетый оружейник с кривой тростью, а за ним в ярко голубой накидке семенила Анникин, с трудом удерживая в руках охапку ружей.
Рамза остановился на полпути и с силой ударил тростью в доски моста, оставив ее торчать штырем, а после сделал еще один шаг к краю с поднятой рукой. Девушка быстрыми движениями расставила принесенные ружья вокруг трости, превратив ее в оружейную пирамиду. Она ловко поднесла одно из ружей Рамзе, и тот, даже не обернувшись к ней, быстро его перехватил и вскинул к плечу. Толпа не успела зачарованно вздохнуть, а Анникин уже стояла за его спиной со вторым ружьем на изготовке.
– Мы увидим силу пороха и оружия древних людей,– прозвучал сверху в звенящей тишине незнакомый голос.– Силу, которая некогда погубила древних.
Оружейник умел держать театральные паузы, доведя ожиданием толпу до исступления. Лишь рычание варга смело нарушить тишину, нагнетая напряжение, от которого у кузнеца уже свело скулы. Как он не ожидал грохота выстрела, тот все равно стал оглушительным и заставил вздрогнуть.
Ингварр, как и все, был поражен, и не удержался от шумного вздоха. Но не звуком выстрела и не тем, что порох оружейника почти не оставил дыма, был обескуражен кузнец.
Рамза, долго выцеливавший зверя, стрелял в щенка, застрявшего в ловушке сломанных кольев. От выстрела его голова взорвала ярким фонтаном, и брызги высоко разлетелись, попав на первые ряды зевак у края Ямы.
Самка варга сперва лишь рыкнула в ответ на грохот выстрела и замерла в недоумении, обернувшись к растерзанному телу щенка. Она повела огромными ушами и шумно втянула воздух, задрожав краешком носа
Анникин быстро перехватила стреляное ружье из рук Рамзы и подала следующее. Оружейник вскинул его, направив на варга, и в этот момент Ингварр почувствовал, как замедляется время, распадаясь на мгновения. Он не успевал ничего понять, почувствовать, зачарованный трагичным моментом.
Рамза щелкнул ружьем и отбросил его в сторону. Не многие сообразили, что произошло, но кузнец, понял, что оружейника подвела осечка. Девушка подала следующее ружье, но прежде чем оно поднялось к плечу, самка варга вжалась в землю для прыжка, огласив притихшие холмы холодящим вены рыком.
Раздался оглушительный взрыв, переломивший ружье в руках оружейника пополам. Рамза получил ощутимый удар из-за разрыва ствола и отступил на шаг назад, едва не упав на Анникин. Девушка была восхитительна – она сумела поддержать оружейника, не дав ему упасть, и вложить следующее ружье в его руку.
Самка варга беззвучно сделала пару коротких прыжков для разгона и мощными лапами оттолкнулась от земли. Между ней и Рамзой было не менее тридцати метров, но Ингварр знал, что она достанет его этим прыжком.
После многие говорили, что оружейник не успел выстрелить третий раз. Однако кузнец ясно видел осечку ружья – Рамза даже успел опустить после нее ствол. С того места, где стоял Ингварр, он не мог видеть лица оружейника, который смотрел в лицо своей смерти, оскаленной пастью варга, но он видел глаза зверя, который вытянув могучее тело в прыжке летел на того.
Повернута в последний момент боком пасть сомкнулась на хрупком теле в пестрых одеждах, с хрустящим звуком перекусив его пополам. И прежде чем передние лапы варга ударились в край подъемного моста, ноги Рамзы отлетели на одну сторону Ямы, а торс с единственной рукой в другую.
Удар зверя о мост был такой силы, что одна из цепей, удерживавших его на весу, лопнула и высоко прыгнула в воздух, разбрасывая звенья, а сам мост с треском прогнулся и сбросил варга и девушку в грязь.
Тишина арены была невероятной – можно было отчетливо услышать, как хлюпает грязь Ямы, принимая на себя падение.
Ингварр сорвался с места и прыгнул.
Прежде чем он достиг дна ямы, и прежде, чем удивились зрители, он и сам успел удивиться, хотя обычно понимание приходило позже.
«А вот сейчас-то зачем!?– бежала в голове мысль со скоростью приближающегося дна Ямы.– Хоть бы палку какую взял…».
Ингварр сжал в кулаках воздух и без особой удачи приземлился в грязь, которая сперва выхватила из-под него ноги, а затем протащила по скользкой жиже прямо к морде Варга. Кузнец, как ему показалось, вскочил сразу, но зверь уже твердо стоял на ногах, когда он разогнулся перед ним и расправил плечи.
Их глаза были на одном уровне и только потому, что самка варга пригнула огромную голову – долговязый кузнец не доставал до ее холки. Сперва он увидел приоткрытую пасть, расточавшую сладковатый привкус крови, и успокоился из-за того, что не прихватил в этот прыжок никакой палки: она бы не понадобилась. А потом заглянул в глаза зверя, смотревшие на него, не моргая.
Ему показалось, что он видит потускневшее золото в немигающих глазах, за которыми прячутся демоны этого зверя. Но сомнения побороли его, и кузнец разглядел ярко голубые переливы радужной оболочки. Это был очень странный взгляд, осознанный, любопытный, всматривающийся куда-то глубоко в него самого.
– Что мне делать?– неожиданно услышал он шепот за спиной и почувствовал, как кто-то дергает его за рукав.
Ингварр с удивлением понял, что вовсе не переживает бесконечно долго это остановившееся мгновение в своей жизни, а просто стоит перед варгом, который его внимательно рассматривает. Анникин успела предусмотрительно встать за его спиной и теперь пыталась понять, как выбраться из ситуации.
Кузнец с возмущением выдохнул: он не представлял, зачем спрыгнул в Яму, а тем более не знал, как из нее выбираться. Неоднозначность положения оценили и зрители, которые смотрели на него, раскрыв глаза и рты.
Ингварр не решился отвести взгляд и протянул руку к зверю, легонько прикоснувшись к жесткой шерсти на шее под выдыхающей горячий воздух пастью. Варг громко захлопнул пасть и сел на задние лапы, выпрямившись и склонив голову немного на бок – теперь он был значительно выше кузнеца.
– Это Ингварр, сын Фолкора! На его гербе варг!– услышал он в полной тишине знакомый голос пройдохи Митьки, и зрители Ямы загудели так, что небеса едва не обрушились на них.
Он слышал, как они выкрикивали его имя и имя отца. А порой через гул к имени отца и его иные добавляли слово «курфюрст». Кузнец ни за что не сдвинулся бы с места, но в яме рядом с ним оказались несколько кочевников. Немой, покрытый развесистым капюшоном, вышел из-за его спины и, поглаживая варга у шеи, повел к мосту, как рядовую лошадь.
Зверь еще несколько раз оглянулся на него, сверкнув голубыми глазами, и покорно зашел в открытую клетку, которую кочевники втащили на подломанный навесной мост.
Кузнец растерянно оглянулся на увлекающую за собой Анникин, которая улыбалась ему, и светилась от счастья.
– Пойдем,– тихо сказала она, но даже через рев толпы он расслышал ее голос.– Я дам тебе бочонок пороха и капсюли, которые ты спрашивал.
– Я знаю, что ему сейчас надо,– уверенно произнес Митька, подхватив другую руку кузнеца. – И это точно не капсюли!
– Ингварр! Ингварр!– скандировали зрители Ямы.– Повелитель варгов! Ингварр!
*****
Вал легко увернулся от молнии и положил крыло под ветер. Поверхность позвала его к себе и ощетинила пляжи острыми камнями. Он развернул крылья, и воздух стал твердым, навалился вязкими прикосновениями и забрал скорость. Ударив ими последний раз, Вал остановил полет у подножья маяка и принял ногами землю.
Он давно боролся с этим непокорным островом, воплощая в нем самые сокровенные творения, и не мог избавиться от разочарования. Здесь плескал свои воды дерзкий океан, наполненный морскими тварями, и гудели ветра, закручиваясь в штормы. Купол неба мог обжечь голубым светом, а ночь ослепительно горела звездами. Здесь было множество деталей и мелочей, в которых был точен только этот остров, и которых всегда будет недоставать другим.
Но каждое прикосновение, приводило остров в бешенство: он открыто сопротивлялся его воле, выказывая необузданный нрав. Вал растратил три дня, усмиряя последствия прошлого своего вмешательства, и уходил с горечью неудачи.
Вал сбросил крылья и вернул себе изящество образа, к которому привыкли люди, называвшие его Крылатым. Он размеренно шагал по выщербленным ступеням к вершине скалы, где в воротах маяка располагался мост, а остров толкал его в спину шквалами ветра и стегал колючими каплями дождя. Где-то у горизонта тот проклинал его вслед ворчливыми раскатами грома.
В отличие от людей Валу не нужно было открывать мост, чтобы перемещаться между островами, но он трепетно относился к законам, которые создавал.
Протянутый к воротам маяка ключ, ударил сухой молнией в небосвод и раздвинул реальность острова, образовав в проеме ворот искрящуюся сферу. Она налилась светом и постепенно угасла, оставив на дрожащей поверхности зыбкое изображение Южных ворот города Света.
Вал вступил в сферу, которая подхватила его и с усилием толкнула вперед. Чтобы не упасть и правильно принять первый шаг следующего мира, требовался навык. Большинство людей путешествовали между мирами островов, сидя в повозках и доверившись приученным лошадям.
В городе Света занимался вечер, и это было хорошим поводом для чудесного восхождения по террасам Белой горы вдоль дворцов, фонтанов, скверов и прочих изящных сооружений. Вал не переставал восхищаться этим творением Глеба, брата, который построил город совершенным и прекрасным, не преступив ни единого закона мироздания, кропотливо вдохновляя тысячи людей. Судьба не благоволила Глебу, заставляя преодолевать многие препятствия и насылая разрушительные испытания.
Вал и сам был когда-то испытанием для города Света, едва не обратившим его в пепел, и в итоге, похитил из реальности Внешнего мира в пустоту Внутреннего. Он всегда будет виноват перед Глебом за это.
У городских ворот его встречала Аля.
С незапамятных времен, она была для него особенной из всех сестер и братьев, объединенных общим отцом. Давшая им жизнь Черная кровь была созданием, никогда ими невиданным и непостижимым в своих замыслах. И в отличие от остальных порождений загадочного отца, Альфа не имела человеческой природы, рожденная от обычной суки, хотя несла в себе много больше человеческого, чем потомки Адама и Евы.
Она вышла навстречу, легко переставляя когтистые лапы по набережной Гремучей, и пригнула к земле клыкастую морду с голубыми глазами. Вал улыбнулся, разгадав ее задумку.
Аля присела задними лапами и бросилась с места в галоп, каждым прыжком, прибавляя скорость. За десять шагов до него, она прыгнула, сверкнув глазами. Ее звериное обличье быстро менялось в полете, преображая все тело, и на его шее уже повисла миловидная девушка. Только тело ее было все еще покрыто коротким подшерстком, как меховым одеянием, а алые губы были приоткрыты клыками.
Это был любимый ей образ, сочетавший в себе звериные и человеческие черты. Она редко обращалась в чистого зверя, а еще реже человеком – промежуточное состояние отражало ее суть.
Вал легко выдержал напор и сдержанно покружил сестру. У него никогда не было ее безудержного задора, чтобы бесконечно бегать и прыгать. Но он всегда подыгрывал, зная, как это важно для нее – в своей искренности она не умела иначе.
– Ты была у Тересы?– Вал поставил ее на ноги рядом.
– Нет,– игриво ответила Аля, пританцовывая вокруг.– Она еще утром хотела поделиться догадками, но я ждала тебя.
Он схватил ее за руку и сжал ладонь, понуждая спокойно идти рядом:
– Перекинься до конца,– мягко, но настойчиво попросил он.– Мы в городе, среди людей.
– Мне придется идти голой,– весело сощурила голубые глаза девушка-оборотень.– Я из дворца так уходила.
Вал вытянул свободную руку в пустоту, за пределами острова, и заставил разделиться Ничто на творение и его тень. Он вытащил черную атласную накидку из пустоты и протянул сестре. А где-то за пределами острова, осталась зиять дыра – противоположность накидки, которая так и останется тенью, спрятанной за пределами островного купола.
Так Вал и заполнял пустоту Внутреннего мира: чтобы создать камень из ничего, достаточно было разделить пустоту на камень и его тень. Стоит их соединить вновь и, после яркой вспышки, останется нетронутая пустота. Сейчас, когда тысячи островов появились в его вселенной, скопилось и столько же их теней: у каждого дерева, камня и капли воды существовала своя бездонная тень, жаждущая вернуть равновесие и поглотить творение пустотой.
Караульный на городской стене с сонным лицом наблюдал за парочкой, неспешно шествовавшей к городским воротам. Он видел, как оборотень бросился на Крылатого, обратившись в прыжке в человека – так делала только его сестра, Альфа. Он видел, как Крылатый отставил руку и испустил десятки пляшущих в безмолвии молний, а потом в его руке возникла накидка, в которую закуталась девушка.
Парочка зашла в городские ворота и так же неспешно направилась вверх по улице в направлении Белой горы. Караульный переступил с ноги на ногу, облокотившись на парапет, и столкнул прислоненное копье, которое с грохотом упало.
– И от кого я здесь что караулю?– пробурчал он под нос, глядя, как копье перекатывается по каменным плитам пола.– Разве в этой скукотище может произойти хоть что-то неожиданное.
Караульный зевнул до треска в ушах и на мгновение встрепенулся. Ему померещилось, что в лучах заката на том месте, где недавно Крылатый вынимал из пучка молний накидку, шевельнулась тень. На пустынной набережной нечему было отбрасывать тень. Он перегнулся через парапет и устремил взор на едва различимую черную кляксу, которая трепетала и постоянно ускользала от взгляда, теряясь в обманчивых переливах красок, отражающих закат.
– Что за чертовщина!– разозлился караульный, сомневаясь, видит он тень, или его глаза врут, ослепленные закатом.
Он долго всматривался, до рези в глазах, и на мгновение зажмурился, мотнув для верности головой, чтобы избавиться от наваждения. Тень беззвучно метнулась к темным водам Гремучей, и когда караульный открыл глаза, взгляд уже не смог найти того место, где что-то привиделось.
– От такой службы в глазах темнеет,– покачал головой караульный.– Надо больше отдыхать.
Негасимый свет Башни, которая дарила день древнему городу, последний раз коснулся края купола и исчез за горизонтом, окунув остров в ночь. Наступила пора, когда Негасимый свет будет согревать щупальца Кромункула, древнего чудовища, спрятавшегося на противоположной стороне тверди.
– Я-то вас дождалась,– Тереса подперла бока своего тучного тела руками, и с укором покачала головой.– А ребенка уже уложила спать. Она много работает и устает.
– Тебе удалось что-то узнать?– Аля шумно потянула носом и, не дожидаясь ответа, пробежала мимо сестры в покои.– Нам здесь что-то вкусненькое приготовили…
Тереса с прищуром посмотрела на Вала:
– Ты постоянно пропадаешь на новом острове. Не помню, чтобы ты так долго возился. Может, уже покажешь, что ты там натворил?
– Лучше ты расскажи, что выяснила,– уклончиво махнул рукой Вал.
– Это не рассказывать, это показывать надо,– Тереса отвернулась к входу, и повела его к каминной зале, где традиционно, со времен царствования Глеба в городе Света, подавали к столу и принимали судьбоносные решения.
Альфа расположилась за столом у камина, который расточал аппетитные запахи яств, тонко разбавленные ароматом открытого огня и дымком. Пока она дегустировала из разнообразия предложенного, Вал с Тересой в другом конце залы склонились над широким столом, который был плотно покрыт рисунками.
– Так много?– удивился Вал.
– Больше ста за три дня,– кивнула Тереса.– Девочка очень необычная. Я не встречала такой техники рисования. Она не делает набросков, не строит композицию: справа налево, сверху вниз, как печатная машина, начинает заполнять лист линиями. Порой невозможно понять, что она рисует, пока не закончит. Мало того, иногда рисует вверх ногами.
– Впечатляет,– согласился Крылатый, взяв один рисунок в руки.– Больше похоже на снимок, чем на рисунок.
– Положи, у меня здесь все разложено,– Тереса вырвала листок из его рук.– Думаю, так есть. Не знаю, в чем ее дар, но она все воспринимает конкретными образами и может делать их точные проекции, как фотоаппарат. Но она плохо хранит эти образы. Если проходит много времени, в ее рисунках появляются белые пятна.
– Так что ты выяснила, кроме того, что и мы так знаем,– с набитым ртом спросила Аля, беззвучно подошедшая сзади.
Тереса вздрогнула от неожиданности и бросила на сестру укорительный взгляд. Она придвинула широкий подсвечник ближе к краю стола, где были разложены отобранные рисунки, и кивнула на них.
– Не хочу говорить вперед,– она внимательно посмотрела на брата.– Если по этим двум картинкам увидите то, что показалось мне, значит, это не просто догадка.
Аля склонилась над двумя изображениями, в которых ничего удивительного для нее не было. Как раз, наоборот, в отличие от рисунков, по которым можно было узнать Внешний мир, эти казались заурядными. На одном из них, широко расставив крылья, птица замерла в полете за мгновение до того, как вцепиться когтистыми лапами в ветку. А на другой гигантская оса поднимала от земли какого-то грызуна.
– Сдаюсь,– призналась Аля.– Мне это ни о чем не говорит. По птицам мы и определили, что она видит Внешний мир. Но здесь ничего полезного ннт.
Тереса даже не повернулась к сестре, давая понять, что на ее сообразительность и не рассчитывала, и продолжала всматриваться в Вала. Птиц во Внутреннем мире не существовало, и это было одной из печалей – они не выживали. Каждый остров был ограничен куполом – у каждого острова был свой край, за которым начиналась пустота. Не космос, в который люди Внешнего мира посылали свои корабли, а настоящая Пустота, с большой буквы, в которой не было существования, не было пространства и времени.
Птицы были неудержимы в полете и легко достигали купол любого острова. А коснувшись его, встречались с тенью, которая обращала их в пустоту. Если твердь земли на островах Вал окружал Бегущей водой, подобно Гремучей реке, которая опоясывала город Света, и та могла уберечь людей и зверье от губительного прикосновения к краю мироздания, то оградить небеса от птиц он не мог.
Потому на островах не существовало птиц – кроме него самого, лишь пчелы и мелкие насекомые могли себе позволить полеты.
– Ну-у, и еще скорость,– небрежно бросила Аля, возвращаясь за стол с едой.
Тереса вздрогнула и затаила дыхание. Вал нахмурился, заметив эту реакцию:
– Скорость?– переспросил он, всматриваясь в рисунок.– Подойди. О чем ты говоришь?
– У них разная скорость,– нехотя ответила девушка, вернувшись к рисункам. Она ткнула пальцем в изображение птицы.– Видишь, как точно прорисованы крылья, каждое перышко и каждый изгиб. Такое положение крылья могут занять, только когда птица ими часто машет. И посмотри на это насекомое. Там крылья размазаны и их очень плохо видно. Почти нельзя рассмотреть… Поэтому птица такая замедленная, а оса шустрая.
Тереса прикрыла рот, не отводя взгляд от Вала: теперь он должен был сказать то, что она от него ожидает.
– Время,– выдохнул Вал.– Они медленнее нас!
– Кто?– насторожилась Альфа, подозревая, что упускает что-то важное.
– Время во Внешнем мире течет медленнее, чем у нас!– Вал выхватил несколько рисунков со стола, а Тереса уже подкладывала отобранные заранее изображения, с восторгом наблюдая, как распаляется Вал.– Я так и закрыл от них Внутренний мир! Темп времени оличается!
Тереса хлопнула в ладоши и зажмурилась от удовольствия, а Вал отбросил рисунки и неуверенным шагом двинулся к камину. Аля еще раз глянула в рисунки, поморщилась и двинулась было за братом, но Тереса резко схватила ее за руку и покачала головой.
– А что?– возмущенно зашептала девушка.
– Те трогай его сейчас,– прошипела Тереса и сгребла сестру в охапку, прижав ее ухо к своим губам.– На всех рисунках изображения как будто замерли, как эта птица. Все выглядят остановившимися, замедленными. Обычно художники так и рисуют – мгновения. Так снимает и фотоаппарат. Но крылья осы нарисованы смазанными так, как будто движется. Девочка не художник – она делает снимки того, что ей открывает Внешний мир.
– Что с того?– попыталась отстраниться от объятий сестры Аля.
– Девочка видит, как птица висит, еле двигая крыльями,– не отпускала ее Тереса.– Поэтому они так точно нарисованы, как будто разложены по кадрам. Но крыльев осы она не видит, потому что оса машет ими намного быстрее, будто кадры смазываются. Девочка видит замедленный мир, в котором все еле движется…
– Это мы для них носимся с невообразимой скоростью,– отозвался Вал из глубины комнаты, где он стоял, потерявшись взглядом в пламени камина.
Тереса отпустила сестру, и Альфа подбежала к брату, с опаской заглянув ему в лицо.
– Когда я разорвал связь Внутреннего и Внешнего мира, я даже не понял, как это сделал,– тихо говорил Вал, не отводя взгляд от огня.– Я всегда существовал в обоих мирах одновременно, и никогда не обращал внимания на течение времени. Но всегда мог им управлять во Внутреннем мире.
Он посмотрел на Алю затуманенным взором:
– Знаешь, почему вспыхивает свет, когда мое творение и его тень поглощают друг друга, возвращая пустоту? Потому что я и есть Свет! Создавая творения я отдаю свой свет, чтобы разделить пустоту, и он возвращается мне, когда пустота забирает отнятое у нее. И я есть Время! Чтобы создать пространство и твердь, я запускаю его течение! У каждого из нас есть дар от отца, свой ключ. Время Внутреннего мира и есть мой ключ. Поэтому я обладаю властью созидания в этой вселенной…
Девушка растерянно посмотрела на угрюмую Тересу, которая кивала брату и выглядела такой же безумной:
– Теперь ты замедлишь время, и сможем навещать Внешний мир?– робко предположила она.
Вал покачал головой:
– Мне надо подумать. Не забывай, почему мы застряли здесь. Во Внешнем мире нас поджидает Жнец, чтобы завершить волю отца. Если верить рисункам девочки, в реальном мире прошло около трехсот лет с момента, когда мы его оставили, а у нас кануло больше тысячелетия. Некуда спешить.
Он сел за трапезный стол и придвинул себе бокал и кувшин с вином, не нарушая своей задумчивости.
– А почему время не мешает девочки видеть внешний мир?– она подсела к нему.
– Мешает,– Тереса села напротив.– Для сознания в границе между мирами меньше преград, чем для материи. И даже, если такая связь между существами двух миров есть, они ее не ощущают. Девочка не осознает того, что видит. Поэтому мы случайно наткнулись на нее.
– Таких много?– догадалась Аля.– А как понять, что такая связь есть? Вот я, к примеру, тоже видела сегодня сон о Внешнем мире. И в нем было то, чего я раньше не видела и никак не могла придумать сама. Ну-у, очень необычный сон! Значит, у меня тоже такая связь?
– Связь возможна между существами, как общее сознание, или способность заглядывать в сознание друг друга. Это тоже дар отца, который, он раздавал, похоже, всем подряд,– Тереса с улыбкой посмотрела на сестру.– А у тебя, небось, сон про охоту? Признавайся.
– Ну-у,– приподняла брови Аля.– Это была битва с гигантским кабаном. Ее хуже помню, но я победила. А потом какой-то карлик стрелял в меня из ружей, да ничего у него не вышло. Его я тоже наказала. И вот тогда передо мной встал красавчик и так на меня посмотрел…
– Да,– захихикала Тереса.– Такое сложно себе вообразить…
– Не в том дело,– махнула на нее Аля.– Все это происходило на какой-то арене, или в яме с кольями. Но зрителей вокруг была тьма! Я бы такого не придумала!
Вал залпом осушил бокал и отвернулся к огню.
– Спасибо, Тереса,– тихо произнес он.– Ты открыла то, что вскоре изменит оба мира. Аля, верни утром девочку родителям… Каждый должен оставаться в своем мире.
Следующая глава http://www.proza.ru/2017/07/18/1032