http://www.proza.ru/2017/06/22/1772
Ко времени поступления в школу я был уже грамотный и думал, что знаю арифметику. Арифметика, математика – всё это было для меня одно и то же. Мы, как мальчишки на картине «Устный счёт», наморщив лоб, учились считать в уме и кое в чём преуспели. Науку умножения в столбик и науку деления тоже осилили в своё время. Все мы были разные, и у нас ещё не было палочек в пучочках для счёта, как позже у моего соседа по коммуналке Игоря. И больших вертикальных счётов, похожих на те, дедушкины, только вставшие на дыбы, у нас в классе тоже не было - такие появились только после войны.
А потом наступило время не арифметики, а математики. Владимир Иосифович Лафер, учитель математики, познакомил нас с алгеброй, геометрией и тригонометрией, преподал науку возведения в степень и извлечения корня.
Среднего роста, грузный, сильно и живописно хромавший, неизменно в синем костюме с двумя рядами орденских планок, среди которых были ордена Отечественной войны I и П степеней, он говорил с ужасающим еврейским местечковым акцентом. Будучи человеком предельно искренним, он не считал нужным скрывать свои эмоции, своё отношение к любому ученику или коллегам, с которыми у него бывали конфликты.
С трудом выдернув из заношенной и пухлой офицерской полевой сумки очередную партию наших контрольных, он пренебрежительно сообщал:
- Адаскин – тры! Алшыц – два! - и тетрадка Альшица летела к адресату через весь класс. – Боброу – пьять!... Гордэев, Гордэев!… Когда начынали рэшать, думать начынали хорошо, а вот далше совсэм не думали. За вас, кто - лошадь думать будет? у неё голова большая?… Тры! Дрэйкэ – тры! Комъин – пьять!… Лубэнский! Смэшно: вам надоело быть лентяем, Лубэнский, надоело? – он выпучил глаза. - В пэрвый раз в жизни - чэтыре!… Мъячков – тры! Цвэтов!… Что вы делаэте, что? Алшыц, что вы смеётесь, что? Выйдите вон из класса, выйдите!…
Однажды он устроил настоящее представление, излагая понятие об иррациональных числах:
- Запышыте! Бъесконэчная дьесятичная непериодичэская дро-о-обь! называется! Ир-р-рациональным числом!!! Вы понимаетэ?! – Нуль-одын, нуль-одын, два нуля-одын, тры нуля-одын и так далэе! - Он широко раскрывал глаза, особенно сильно хромал и, размахивая руками, стучал мелом по классной доске. Крошки разлетались по всему полу, синий пиджак местами стал белым.
Затем он дал нам понятие о мнимых числах и о логарифмах. Логарифмы имели «основание» и «мантиссу», а для расчётов каждому пришлось купить «таблицу Брадиса». В конце сороковых в средней школе о логарифмах даже не упоминалось, а у Лафера в шкафу была куча разной степени сохранности логарифмических линеек. Этих стандартных четвертьметровых линеек нам хватило по две на каждую парту, и я снова увидел такую же, как у папы до войны - правда, стёклышко на этой было треснутым.
У самого Лафера была редкая тогда - да, видимо, и теперь - полуметровая линейка; её можно было раздвинуть на целый метр, и её в руки он никому не давал. Мы считали примеры и задания, он тоже считал вместе с нами и с явным удовольствием поправлял вслух наши расчёты: его линейка была точнее. Даже как брать на линейке тригонометрические функции Лафер показал, так что ещё до института я умел считать на линейке не хуже любого инженера.
Лафер искренне ненавидел Марка Альшица, считая, что тот ухаживает за его дочерью, не верил в его честные намерения. Все тихонько посмеивались в кулак: за дочерью Лафера ухаживал Лубенский, а Марк просто подставлялся, был громоотводом.
Ходили слухи, что во время войны лётчик Лафер служил где-то на Севере в полку торпедоносцев и даже был сбит…
http://www.proza.ru/2009/12/28/1550