Штрихи биографии Колчака. Изучение уроков русско-я

Сергей Дроздов
Изучение уроков  русско-японской  и подготовка к  Первой мировой.

(предыдущая глава:http://www.proza.ru/2015/11/13/595)

После выписки из госпиталя Колчак был уволен в 6-месячный отпуск, во время которого он вернулся к научной деятельности, занявшись обработкой материалов своих полярных экспедиций.
C 29 декабря 1905 года по 1 мая 1906 года Колчак был прикомандирован к Академии наук, где плодотворно трудился:
Главное гидрографическое управление Морского министерства издало три карты, которые подготовил Колчак. В 1907 году вышел в свет перевод Колчака на русский язык труда М. Кнудсена «Таблицы точек замерзания морской воды».
В 1909 году Колчак опубликовал  монографию, обобщавшую его гляциологические исследования в Арктике, — «Лёд Карского и Сибирского морей». Колчак открыл, что «арктический ледовый пак совершает движение по часовой стрелке, причём „голова“ этого гигантского эллипса упирается в Землю Франца-Иосифа, а „хвост“ находится у северного побережья Аляски».

Ох, уж эти наши морские офицеры, увлекавшиеся разными  научными изысканиями…
Один мечтал о постройке ледокола, чтобы на нем идти «К Северному полюсу напролом!», кто-то изучал жизнь аборигенов и папуасов, Колчак – много и плодотворно работал в Арктике,  и прекрасно знал ее льды, моря  и течения.
Если бы Российская империя планировала завоевать Гренландию, или, на худой конец, Норвегию, то этим изысканиям – цены бы не было.
Но вот для грядущей мировой войны на Балтике и Черном море знание гляциологии сибирских морей, или направления движения пакового арктического льда, никакого значения не имело…

Куда больше пользы для победоносного исхода войны принесло бы изучение нашими адмиралами зависимости экономики Германской империи от поставок шведской железной руды и разработки ими эффективных способов пресечения поставок этой руды из Швеции в Германию, в военное время.
Все «козыри» для этого в годы первой мировой войны Россия имела: огромное финское побережье Ботнического залива и архипелаг Аландских островов, запиравший выход из него, были тогда русской территорией.
Но ничего этого сделано так и не было, а несколько наскоро спланированных и плохо организованных попыток разгромить конвои со шведской рудой, предпринятые уже в ходе войны, провалились…
Однако, тут  я уже «забегаю» вперед.
Вернемся к предвоенным годам.

В 1906 году, после представления Академии официального отчета об экспедициях, Колчак возвращается на военную службу. Поражение в войне с Японией и страшный разгром нашего флота требовали критического осмысления причин этого позора и выработки мер по возрождению русского военно-морского флота.
 
Колчак к тому времени стал достаточно известной и «распиаренной» (говоря нынешним слэнгом) фигурой: молодой офицер, полярник, участник обороны Порт-Артура, осыпанный орденами, стал популярен и завел очень полезные знакомства среди «передовой общественности» того времени.
Колчак становится экспертом комиссии по обороне Государственной Думы, возглавляемой лидером партии октябристов, энтузиастом развития военной мощи России А.И. Гучковым, выступает с докладами в этой комиссии и в различных общественных собраниях.
А Дума ТОГДА была невероятно популярным учреждением у всей российской либеральной интеллигенции. Слухи и сплетни из «думских кулуаров» распечатывали и обсуждали все столичные газеты.
Фамилии Гучкова, Милюкова, Родзянко и прочих думских знаменитостей были у всех на слуху.
Стать экспертом комиссии по обороне у «самогО» легендарного бретера и дуэлянта А.И. Гучкова было огромной удачей и раскрывало перед молодым Колчаком невероятные возможности в расширении знакомств, связей и карьерного роста.

Надо сказать несколько слов о самом Александре Ивановиче  Гучкове,  и о возникновении в России движения «младотурок» среди «передовых офицеров» армии и флота.

В 1908 году в Османской  империи произошла так называемая «младотурецкая революция», которая вызвала живейший интерес и отклик в России.
Ее вождями  были в основном молодые турецкие офицеры и политики. 
Программные положения младотурок  на страницах оппозиционной газеты «Мешверет» (Обсуждение) прозвучали так: 
«Наш девиз — порядок, прогресс... Мы требуем реформ для всей империи, а не в интересах какой-то отдельной нации. Мы против прямого вмешательства иностранных государств в дела Османской империи».

Младотурки требовали введения в Турции конституционного правления, создания представительного правительства и равноправия для всех подданных Османской империи, независимо от религиозной принадлежности.  После изгнания султаном Абдул-Гамидом II из Османской империи, младотурки эмигрировали в разные страны Европы (главным образом – во Францию) и в Египет, где продолжали вести свою работу по подготовке революции.
В 1908 г. в рядах турецкой  армии созрел военный заговор. Перешедшие на сторону младотурок войска восстали, совершили марш на Стамбул и заставили  Абдул-Гамида ввести конституцию и парламент, положив начало конституционному правлению. Первое время султан Абдул-Гамид оставался на троне, в качестве конституционного монарха, но его попытки восстановить самодержавное правление и расправиться с младотурками окончились провалом, и он был вынужден отказаться от престола. Окончательное низложение  султана произошло в 1909 году.

Лозунг «реформ» для всей империи, да и сам сценарий событий в Османской империи, очень  понравились нашим тогдашним «молодым реформаторам», одним из лидеров которых был А.И. Гучков.
Русские кадеты и октябристы приветствовали младотурецкую революцию как «прогрессивное явление».
В европейской прессе постоянно проводились параллели между султаном Абдул-Гамидом II и Николаем II.
В левых кругах Государственной думы, среди русской либеральной интеллигенции, чрезвычайным успехом пользовался тезис, согласно которому «Российскую и Османскую империи объединяют варварские, азиатские формы правления».
 
Под влиянием  тяжелых поражений в русско-японской войне и пониманием необходимости оздоровления ситуации, в России усиливается внимание к положению дел в армии со стороны некоторых членов Государственной Думы – в частности, со стороны лидера «Союза 17 октября» (более известного как «партия октябристов») А.И. Гучкова.

В книге  «Путь русского офицера» генерал А.И. Деникин вспоминал: «По инициативе А.И. Гучкова и генерала В.И. Гурко, образовался военный кружок из ряда лиц, занимавших ответственные должности по военному ведомству, который вошел в контакт с умеренными представителями Комиссии  по Государственной обороне.
        Многие участники кружка, как ген. Гурко, полковники Лукомский, Данилов, Рузский и другие, играли впоследствии большую роль в I Мировой войне. Все эти лица не имели никаких политических целей, хотя за ними и утвердилась шутливая кличка «младотурок».

А.И.  Гучков, будучи председателем Комиссии по обороне Государственной Думы, предложил генералу Василию Гурко собрать группу офицеров для обсуждения вопросов военной реформы. В.И. Гурко получил на это  «вольнодумство» согласие тогдашнего военного министра генерала А.Ф. Редигера.
Среди тех, «младотурок», кто собирался   на частной  квартире  генерала Гурко, было 10 -12 офицеров, сыгравших, впоследствии, огромную роль в трагических судьбах страны,  отречении царя и революции  Февраля 1917 года.
Можно вспомнить  генерала М.В. Алексеева, занимавшего  тогда  должность 2-го генерал-квартирмейстера в Главном Управлении Генерального Штаба, а с 1915 года -  начальника Штаба Верховного Главнокомандующего во время Великой войны. Именно генерал Алексеев и являлся одним из организаторов отречения Николая Второго.
Сторонниками «младотурок» считали   А.А. Поливанова, А.З. Мышлаевского, Н.Н. Янушкевича, А.С. Лукомского, а из молодых офицеров выделялись  А.И. Деникин (учившийся тогда в Николаевской Академии Генерального Штаба) и лейтенант  А.В. Колчак.
После  создания «младотурецкого кружка» были установлены и стали укрепляться тесные отношения между А.И. Гучковым и группой наиболее активных и  перспективных генералов и офицеров армии и флота.
Немалая часть  офицеров - «младотурок» была   выпускниками  Николаевской Академии Генерального Штаба.

В своих воспоминаниях жандармский генерал Спиридович, хорошо знавший  настроения  военных кругов, писал: «...большей частью, чины Генерального штаба были настроены либерально. Они симпатизировали Государственной думе, считали необходимым введение конституции. В их глазах Государь был лишь полковником, не окончившим Академию Генерального штаба и потому непригодным быть Верховным главнокомандующим. Этот пост должен занимать кто-нибудь из генералов».

(В 1909 году назначенный начальником Генерального штаба, а затем и  новым военным министром генерал В.А. Сухомлинов не слишком-то жаловал участников гучковского кружка «младотурок» и довольно быстро «разогнал» их  из столицы по гарнизонам, что они не могли ему простить.
В 1915 году при их участии было организовано т.н. «дело полковника Мясоедова», в результате которого Сухомлинов лишился поста военного министра и даже был арестован).
 
В  своих «Воспоминаниях»,  В.А. Сухомлинов упомянул  о «младотурках»:
«Когда я принял министерство, мне и в голову не приходило, что вне этого ведомства находилась еще какая-то комиссия вне ведения военного министра, состоящая из военных чинов, под председательством Гучкова, при Государственной думе. Совершенно случайно я узнал об этом, список участников, 8 или 10 человек, был вскоре у меня в руках. В нем, между прочим, значился генерал Гурко, редактор истории японской кампании полковник барон Корф и другие чины военного ведомства».

По инициативе молодых флотских офицеров был организован Петербургский военно-морской кружок, председателем которого впоследствии и стал А. В. Колчак. 
С подачи  участников кружка,  и не без определенного лоббирования со стороны  «прогрессивной общественности»  в апреле — июне 1906 года было создано невиданное ранее в России учреждение:  Морской Генеральный штаб, который, как говорилось в указе, «имеет предметом своих занятий составление плана войны на море и мероприятий по организации боевой готовности морских вооружённых сил Империи».

Самое интересное, что наряду с новообразованным Моргенштабом, сохранился и Главный морской штаб, по-прежнему ведавший кадровым составом флота и административно-хозяйственными вопросами.
Таким образом в Российской империи появилось сразу ДВА руководящих морских «мозговых центров»: Главный морской штаб и Морской Генеральный штаб!!!

Колчак был одним из авторов записки об организации Морского генерального штаба. Как активный участник военно-морского кружка, лейтенант Колчак  с 1 мая 1906 года занял и пост в новом учреждении — стал заведовать отделением русской статистики.
Вскоре был отменён «морской ценз», введенный в 1885 году по инициативе императора Александра III. Из-за этого ценза Колчак прослужил в чине лейтенанта почти 10 лет. 11 июня 1907 года  Колчаку было присвоено, восстановленное во флоте, звание капитан - лейтенанта.
Колчак уже тогда неплохо понимал значение публичных выступлений  и  публикаций в печати.

Наряду с докладами в комиссии по обороне Государственной думы, он выступал и  в других общественных собраниях.
«21 декабря 1907 года в своём кружке, переведённом в Морской Генеральный штаб, Колчак выступал с докладом, сделанным на основе его теоретического труда «Какой нужен России флот».
Доклад был повторён впоследствии в Клубе общественных деятелей в столице, в Кронштадтском обществе офицеров флота и в Обществе ревнителей военных знаний. В 1908 году труд Колчака был опубликован в 6-м и 7-м номерах «Морского сборника».

«Наиболее сложной проблемой после поражения в войне с Японией было восстановление материально-технической базы флота с использованием новейших достижений науки и техники в области кораблестроения, вооружения и технических средств. Но прежде надо было определить, какой флот нужен России. Единой точки зрения по этому вопросу не было. В печати и публичных выступлениях офицеров различных рангов высказывались диаметрально противоположные взгляды. Одни настаивали на приоритетном развитии стратегических, линейных сил флота, другие отдавали первенство минно-торпедным силам, третьи – строительству подводных лодок, четвертые вообще считали, что России, как континентальной державе, не нужен большой флот.
В противоположность сторонникам содержания для России лишь «малого» флота, достаточного для обороны побережий, Колчак выступает убежденным поборником строительства мощного линейного флота для выполнения самых широких стратегических задач», - подчеркивает историк  В.Г. Хандорин  в книге  «Адмирал Колчак: правда и мифы».

«Еще в 1907 году, – вспоминал позднее Колчак, – мы пришли к совершенно определенному выводу о неизбежности большой европейской войны… начало которой мы определяли в 1915 году».
(А.В. Колчак. Последние дни жизни. – Барнаул, 1991. – С. 75–76.)
 
И далее Колчак заявлял: «Эту войну я не только предвидел, но и желал, как единственное средство решения германо-славянского вопроса».

Сложно сказать, что именно ТАК не устраивало Колчака (и его единомышленников) в «германо-славянском вопросе», что единственным способом его решения они считали мировую войну, о которой мечтали…

«В Морском генштабе, который моряки сокращенно называли «Генмор», Колчак возглавлял комиссию по изучению военных причин цусимского разгрома. В частности, он пришел к выводу, что серьезной ошибкой русского командования было непринятие мер к нарушению радиосвязи у японцев, сыгравшей колоссальную роль в ходе боя» - подчеркивают поклонники А.В. Колчака.
Это совершенно верное наблюдение, только фактор этот был далеко не единственным, да и «честь» его  «открытия» принадлежит отнюдь не Колчаку, а другому адмиралу.

В справочнике «Jane's Fighting Ships 1906/07» (Edited by Fred T.Jane) на английском языке вышла большая статья одного из главных действующих лиц Цусимы, адмирала Николая Ивановича Небогатова, сдавшегося в плен к японцам с остатками разгромленной эскадры.
В ней Небогатов подробно описывает причины цусимской катастрофы: необыкновенную дурь и спесь адмирала Рожественского, выбор им неверного маршрута прорыва (Цусимы, вместо пролива Лаперуза), перегруженность, сверх всякой меры, кораблей углем, непринятие мер по предупреждению  возгораний (наличие деревянной отделки кают и салонов на новейших русских броненосцах), о чем он предупреждал Рожественского:
 
«На кораблях моей эскадры пожаров или не было или были, но небольшие, немедленно потушенные водой, доставленной во все отсеки кораблей. Нечто другое творилось на остальных кораблях. Вскоре после начала сражения «Князь Суворов», «Сисой Великий», «Бородино» и «Александр III» были охвачены огнем. Пожар был особенно силен на «Князе Суворове». Я лично видел этот огонь. Он начался с носовой штурманской рубки, вспыхнувшей, подобно шалашу. Языки пламени выбивались из окон. Вскоре огонь начал распространяться на корму, деревянные шлюпки, кормовые каюты и деревянные изделия давали огню обильную пищу.
Прошло еще немного времени и корабль горел весь. Тяжело себе представить, какой ущерб причинил огонь линкору. Сколько людей погибло в пламени? Из-за огня вся артиллерия корабля вышла из строя».
 
Так вот, в качестве п.4 причин разгрома эскадры, Небогатов в этой статье указывал:
«Войдя в корейский пролив, адмирал Рожественский выслал вперед разведывательные суда, но не принял никаких мер на случай случайного столкновения с противником, так же как не было сделано попытки затруднить сообщение противника через телеграф».
Так что особых «открытий» тут  комиссия Колчака не сделала.

Гораздо бОльшей  проблемой была плохая стрельба русской артиллерии и низкое качество боеприпасов.
Первые «звоночки» о том, что русские снаряды не взрываются, а просто «дырявят» цель, как чугунные болванки, прозвучали еще до Цусимского сражения, во время походы эскадры адмирала Рожественского к Цусиме.
Во время т.н. «гулльского инцидента» несколько 75 мм русских снарядов по ошибке угодило  в «Аврору». Они  не взорвался. Пострадал только корабельный священник, которому одним из  снарядов  оторвало руку (он вскоре умер от гангрены).

Несколько месяцев спустя произошел еще один инцидент с «дружественной стрельбой», о котором рассказывает участник похода 2-й Тихоокеанской эскадры А.П. Чегодаев-Саконский. В своей книге «На «Алмазе» (от Либавы через Цусиму — во Владивосток):
«18 января 1905 года.  Дождь. В 7 ч снялись с якоря и, вступив в кильватер «Нахимову», пошли на стрельбу и эволюции. Разведочный отряд вышел несколько раньше. На небольшой зыби, под моросящим дождем, сбросили щиты, и началась стрельба.
На одном из галсов «Суворов» поторопился, не дал «Донскому» времени зайти и влепил в него 75-мм снаряд.
Опять приходится удивляться счастью, а быть может, безвредности наших снарядов (разрушительное действие наших снарядов заметно было уже при Гулльском инциденте, когда «Аврора» получила их несколько штук; они делают лишь ровные, изящные, по диаметру снаряда, дырочки). Попав в кормовой мостик, он выворотил несколько палубных досок, срезал две ножки у сигнального столика и погнул стойку; жертв не было».

К сожалению, никаких выводов из этих инцидентов сделано не было,  и во время цусимского сражения многие наши снаряды не взрывались при попадании в цель. Так, флагманский японский броненосец «Микаса» получил более 10 попаданий крупнокалиберными русскими снарядами, однако не имел от них серьезных повреждений и оставался в строю.

О том, что многие русские снаряды главного калибра  не взрывались,  даже  при попадании в каменные форты, выяснилось при подавлении Свеаборгского вооруженного восстания, в июле 1906 года,  когда по восставшим фортам вели огонь броненосцы «Слава» и «Цесаревич».

А вот о том, что таблицы стрельбы для нашей корабельной артиллерии были составлены с большими ошибками, выяснилось при следующих обстоятельствах:
 На Черноморском флоте был создан Отдельный практический отряд Черного моря (так с 1 октября 1907 г. стала называться Практическая эскадра), в составе группы новейших броненосцев, возглавляемом «Ростиславом» под флагом контр-адмирала Г.Ф. Цывинского.
Стрельбы в этом Отдельном практическом отряде
«проводились на немыслимых до войны дистанциях — до 100 кабельтовых и с огромным расходом снарядов (только 254-мм пушки «Ростислава» расстреляли их 330 штук — пожалуй, больше, чем все семь броненосцев Первой Тихоокеанской эскадры за два последних предвоенных года, а ведь на этот раз подобным образом стреляли с трех других кораблей отряда — «Пантелеймона», «Трех Святителей» и «Синопа»).
Столь обширные опыты позволили получить необходимые материалы для создания новых таблиц стрельбы. Кроме того, удалось всесторонне проверить техническую надежность и удобство использования новых оптических прицелов и дальномеров, а также отработать тактику пристрелки и маневрирования с массированием огня нескольких кораблей по одной цели…»

Подчеркнем огромный расход снарядов главного калибра при проведении этих экспериментальных стрельб: только «Ростислав» выпустил 330 своих 254 мм снарядов!
Вот как надо было учиться стрелять!!!

Для сравнения: ежегодный расход снарядов главного калибра в нашем флоте до  Цусимской катастрофой составлял ЧЕТЫРЕ снаряда на орудие в год!!! Экономили наши горе-стратеги  на ресурсе орудийных стволов, а в результате потеряли десятки кораблей, тысячи моряков и опозорились на весь мир…

«Экспериментальные стрельбы выполнял «Пантелеймон», (так  был переименован бывший «Князь Потемкин Таврический) так как его нерасстрелянные орудия обладали наибольшей меткостью.
«Стрельбы «Пантелеймона» подтвердили основные теоретические положения отечественных ученых-артиллеристов.
Одновременно они вскрыли, как отмечал в отчете Цывинский, и «громадную неточность наших таблиц стрельбы, которые, например, для 12-дюймовых орудий на 60 кабельтовых расходятся на 6 кабельтовых с действительностью».
Обратите внимание: стрельбы Отдельного практического отряда Черного моря показали, что наши таблицы стрельбы  были составлены  с вопиющей неточностью: при стрельбе на 60 кабельтовых ошибки составляли 6 кабельтовых (более 1 километра!!!).

Вообще, те сверхдальние стрельбы черноморцев стали немалой сенсацией.
Историк флота Р.М. Мельников пишет об этом:
«Прослышав о замечательных успехах отряда в стрельбе, Севастополь посетили военно-морские атташе — сначала американский, а затем — германский…
В походе с отрядом побывал лишь капитан 2-го ранга маркиз де Белиз, получивший специальное разрешение морского министра. Французский офицер не мог поверить, что можно так метко стрелять на расстояниях, при которых падение снарядов (за горизонтом) уже не видно наводчику: во французском флоте предельным считалось расстояние 45 кабельтовых.
Маркизу объяснили, что в отряде стрельбу корректируют не наводчики, а опытный офицер-наблюдатель, который вместе с двумя специально подобранными и уже не сменяющимися в течение кампании матросами-наблюдателями располагается на 30-метровой высоте марсовой площадки и имеет постоянную и надежную телефонную связь с боевой рубкой. Все это маркизу продемонстрировали на практике.
…Вскоре описания русских стрельб появились на страницах французского журнала «Ле яхт», вызвав уже настоящую сенсацию в Европе».
Таков был результат самого, наверное, глубоко и основательно усвоенного урока Цусимы, поднявшего артиллерийскую культуру и искусство стрельбы на российском флоте на мировой уровень.
Отметим лишь, что никакого отношения к усвоению этого урока ни Колчак, ни его комиссия не имела.


В противоположность сторонникам содержания для России лишь «малого» флота, достаточного для обороны побережий, Колчак выступал  убежденным поборником строительства мощного линейного флота для выполнения самых широких стратегических задач.   
Была только одна проблема: деньги.
В своей книге В.Г. Хандорин отмечает:
«Для осуществления судостроительной программы требовалась огромная сумма – более 300 миллионов рублей. В борьбе за ассигнование авторы программы во главе с Колчаком активно лоббировали ее в Государственной думе.
Дело затормозилось и едва не сорвалось, когда морским министром в 1909 году на смену престарелому адмиралу Дикову был назначен своенравный и недалекий адмирал Воеводский, который начал переделывать запущенную уже в действие программу.
«На меня, – вспоминал Колчак, – это подействовало самым печальным образом, и я решил, что при таких условиях ничего не удастся сделать, и потому решил дальше заниматься академической работой. Я перестал работать над этим делом и начал читать лекции в Морской академии...»

«Думская комиссия по государственной обороне отклонила проекты по закладке новых линейных кораблей. Колчак, считавший это строительство совершенно необходимым для того, чтобы новый возрождённый флот мог встать в один ряд с ведущими флотами Англии и Германии, тяжело переживал эту неудачу. По мнению современного биографа Колчака П. Н. Зырянова, это стало одной из причин того, что вскоре Колчак оставил службу в Морском Генеральном штабе».

Итак, сторонники  Колчака лоббировали в Думе выделение «более 300 миллионов рублей»  на постройку  нового океанского флота, взамен потерянного в Порт-Артуре и Цусиме.  А Дума и «своенравный и недалекий адмирал Воеводский» данный проект не поддержали, в результате чего Колчак так расстроился, что бросил это дело, а заодно и свою службу в новоиспеченном Моргенштабе  и «решил дальше заниматься академической работой».
Давайте посмотрим, так ли уж тупы и своенравны были те, кто отказал Колчаку в выделении этих 300 с лишним  миллионов рублей?!
 
Для того чтобы понять, насколько велика была эта сумма, можно сравнить ее со стоимостью золотого запаса Российской империи, захваченным белыми войсками в Казани в 1918 году:
7 августа 1918 года полковник Каппель докладывал в телеграмме полковнику С. Чечеку:  «Трофеи не поддаются подсчёту, захвачен золотой запас России в 650 миллионов».
 Стало быть,  стоимость предвоенного колчаковского проекта постройки нового флота составляла половину от остатков золотого запаса России, сохранившегося к 1918 году. Это – непомерно много.
(В начале Первой мировой войны золотой запас России был самым крупным в мире и составлял 1 миллиард 695 миллионов рублей.
Выходит, что  за 4 года мировой войны золотой запас России «похудел» на две трети (на 1 млрд. 45 млн. рублей) потраченных на нужды войны и оплату поставок вооружения союзниками).

Интересно, что Колчак (вовсе не имевший академического образования и опыта кораблевождения,  управлением отрядами кораблей и командования даже пехотным взводом) читал  тогда в Морской академии курс лекций по важнейшему стратегическому направлению: совместным действиям армии и флота!!!
Неужели в Морской академии и обеих (Главном и Генеральном) морских штабах в этом вопросе не нашлось более подготовленного стратега?!

Напомню, что  личный боевой опыт Колчака исчерпывался полугодичным командованием маленьким миноносцем, находившимся в осадном положении в гавани Порт-Артура, и практически не выходившем в открытое море, да двухмесячным участием в боях на суше, в роли артиллерийского офицера малокалиберной батареи.
 
Возможно, причиной этого странного назначения было то, что в это время, (1908—1909 г.г.) исполняющим  должность начальника Николаевской морской академии был контр-адмирал А.И. Русин, который тоже считался сторонником «младотурок» и смог оказать протекцию своему молодому единомышленнику.
 Власти у Русина для этого было достаточно, в 1907—1908годах он также  временно исполнял обязанности помощника начальника Главного морского штаба.
На удивление быстро,  13 апреля 1908 года Колчаку  было присвоено очередное звание капитана 2-го ранга.
Таким образом, в  чине капитан-лейтенанта Колчак проходил всего 10 месяцев!!!
Для мирного времени – просто поразительная скорость, не иначе, как кто-то из «младотурок» оказал ему эту услугу.


В 1906 году была создана комиссия во главе с адмиралом В. П. Верховским для изучения вопроса о Северном морском пути. Комиссия поручила Колчаку составить доклад для морского министра об условиях плавания вдоль арктического побережья России. Записка была подготовлена Колчаком в сентябре 1906 года.
Возглавлявший Главное гидрографическое управление морского министерства генерал-майор А. И. Вилькицкий заручился поддержкой правительства,  и решил организовать экспедицию, ставившую целью открытие  северного морского пути из Атлантического океана в Тихий. 
Он  предложил  Колчаку включиться в подготовку экспедиции и быть одним из её руководителей. Колчак дал свое согласие.
Планы экспедиции были грандиозными: предполагалось отправить три отряда по два судна в каждом, а на арктическом побережье и островах построить 16 геофизических станций.
По проекту Колчака и Маттисена на Невском судостроительном заводе в Петербурге были построены два ледокола нового типа – «Таймыр» и «Вайгач», водоизмещением по 1200 тонн каждый.
В 1909 году они были спущены на воду. Корабли были хорошо оснащены для проведения исследований и, поскольку считались военными, имели на вооружении пушки и пулеметы. Степень их надежности и непотопляемости была настолько высокой, что они еще много лет служили исследовательским и спасательным целям и позволили сделать крупнейшие открытия в Арктике.
Так, в 1913 году капитан 2-го ранга Борис Вилькицкий (младший) открыл на них архипелаг Северная Земля (первоначально – Земля императора Николая II), а в 1914–1915 гг. им же был проложен Северный морской путь.
Ледокол «Вайгач» затонул в 1918 г., наскочив на подводную скалу в Енисейском заливе, а «Таймыр» оставался в строю почти тридцать лет, в 1938 г. он участвовал в снятии с льдины полярной станции папанинцев.
Как в создании этих ледоколов, строившихся на Невском судостроительном заводе в Петербурге, так и вообще в развитии ледокольного флота России заслуги Колчака были несомненны.

29 мая 1908 года Колчак был назначен командиром ледокола «Вайгач». 30 сентября он был зачислен во 2-й Балтийский флотский экипаж и покинул Морской генштаб.
28 октября 1909 года «Вайгач» и «Таймыр» вышли в море, имея на борту по четыре морских офицера и 38—40 человек команды.
3 июня 1910 года экспедиция пришла во Владивосток. Здесь был произведен ремонт судов, на «Вайгач» прибыл начальник экспедиции, полковник корпуса флотских штурманов И. С. Сергеев, известный гидрограф.
Участие Колчака в третьей полярной экспедиции было не слишком продолжительным:
17 августа 1910 года корабли экспедиции  вышли из бухты Золотой Рог и подошли к Камчатке, после чего пересекли Авачинскую бухту и достигли Петропавловска-Камчатского. Пройдя мимо мыса Дежнёва, экспедиция вошла в Северный Ледовитый океан. Простояв неделю у посёлка Уэлен, экспедиция двинулась на запад. 20 сентября ледоколы отправились обратно во Владивосток.
15 ноября Колчак сдал «Вайгач» и выехал в Санкт-Петербург, где его ждала жена и родившийся 24 февраля 1910 года сын Ростислав.
(Это был единственный выживший ребенок Колчака. Две его дочери умерли: старшая в младенчестве, а младшая – в 2 года, простудившись во время эвакуации семьи из Либавы,  в 1915 году).

Колчак согласился на предложение продолжить работу в Морском Генеральном штабе.
В морском министерстве произошли благоприятные перемены:
9 февраля 1909 года  товарищем (заместителем) морского  министра С.А. Воеводского  был назначен  Иван Константинович Григорович, знавший Колчака по Порт-Артуру и благоволивший ему.
19 марта 1911 года, с одобрения Думы, Николай II назначает И.К. Григоровича Морским министром с присвоением звания адмирала (27 сентября 1911).

Вернувшись в Морской генеральный штаб на должность начальника 1-й оперативной части (планирование операций флота на Балтике), в 1911—1912 годах Колчак занимался доведением судостроительной программы и подготовкой флота к войне.
Одновременно Колчак занимался преподаванием в офицерских классах, а также на курсах военно-морского отдела Николаевской морской академии. Колчаком были написаны теоретические работы «О боевых порядках флота», «О бое».
В 1912 году вышла книга Колчака «Служба Генерального штаба» — обзор деятельности морских генеральных штабов ведущих мировых держав.
В работе по проведению в жизнь судостроительной программы Колчак сотрудничал с вице-адмиралом Н. О. Эссеном, который  предложил Колчаку перейти в действующий флот Балтийского моря, на что тот дал свое согласие.
15 апреля 1912 года Колчак был назначен командиром эскадренного миноносца «Уссуриец». Александр Васильевич отправился на базу минной дивизии в Либаву.
В мае 1913 года Колчак был назначен командовать миноносцем «Пограничник», который использовался в качестве посыльного судна адмирала Эссена.
25 июня  на борту  «Пограничника» собрались Николай II со свитой, министр И. К. Григорович, адмирал Эссен.
Колчаку и другим командирам кораблей было объявлено «имянное монаршее благоволение».
6 декабря 1913 года «за отличие по службе» Александр Васильевич был произведён в капитаны 1-го ранга и через 3 дня был назначен исполняющим должность начальника оперативного отдела штаба командующего морскими силами Балтийского флота.

С 14 июля 1914 года Колчак начал исполнять в штабе Эссена обязанности флаг-капитана по оперативной части. ( Это третья, по иерархии должность  в командовании Балтийского флота).
В этот же день Колчак была награждён французским орденом Почётного легиона — в Россию приезжал с визитом французский президент Р. Пуанкаре.

Колчак сосредоточился на подготовительных мерах к стремительно приближавшейся мировой войне.

Продолжение:http://www.proza.ru/2015/11/26/674